Глава 10
Кот Нострадамуса
Предсказание будущего никогда не было сильной чертой Касиной натуры. Она вполне комфортно чувствовала себя, идя навстречу неизвестности. Но в данный момент ей казалось, что было бы неплохо уметь предвидеть хотя бы некоторые события. Она не претендовала на большее. Вспомнила любимый анекдот про кота Нострадамуса, которого известный провидец тычет мордой в ковер. Бедное животное орет и пытается вырваться. Но предсказатель не останавливается, приговаривая, что этот паразит нагадит в этом месте ровно через полчаса. К чему привело данное действие, история умалчивает. Но Кася сама себе иногда напоминала кота Нострадамуса. Дело в том, что она, как и кот, часто совершенно не понимала, в чем состоял тот или иной урок судьбы.
Тем временем шипящий голос в динамиках самолета объявил, что самолет скоро приземлится в Череповце, и предложил застегнуть ремни. Времени на размышления у нее почти не оставалось. О своем возвращении в Белозерск она предупредила только Шумилина, предпочитая ничего не говорить ни Игорю, ни Крису. В конце концов, следователь был единственным, которому она хоть немного, но доверяла. С момента происшедшего на озере в обществе Игоря она чувствовала себя более чем неуютно. Хотя никаких доказательств против Игоря у нее не было, но лишняя предосторожность не помешает. А про Криса Кася в последнее время стала задавать себе вопросы, ответа на которые не было. Тем более время экспедиции подходило к концу, и археологу было явно не до нее. Единственное, она попросила Кирилла найти всю возможную информацию о канадском археологе.
Пока оставалось время, она перечитала пришедший вчера мейл Жан-Клода Симона. Профессор оказался оперативным и откликнулся на ее просьбу достаточно быстро:
«Здравствуйте, Кассия.
Признаюсь сразу, вашему письму я несказанно удивился. Не ждал, что мое предположение вызовет такой непосредственный интерес в России. Нужно сказать, что я не располагал никакими особенными данными, когда высказал это. Просто в архивах Тулузы я наткнулся на записи результатов допроса последнего Совершенного катара Гийома Белибаста. Так вот, похоже на то, что он был абсолютно уверен в том, что главная катарская святыня не попадет в руки Инквизиции. Помню, что один из инквизиторов, местный епископ, который, впрочем, позднее стал Папой Бенедиктом XII, Жак Фурнье особенно интересовался судьбой некоего Клааса Эльке. Это был шпион, выследивший Гийома, но затем исчезнувший. Фурнье подозревал, что Гийом каким-то образом убедил шпиона стать хранителем святыни. В конце концов, Совершенные катары всегда обладали особой силой убеждения. И как знать, что Белибаст пробудил в душе этого Клааса? Поэтому я поставил себя на место Эльке и подумал, куда можно скрыться. Через Пиренеи в Испанию? Вряд ли, там у Инквизиции повсюду были свои люди. На мусульманский Восток? Сложно смешаться с толпой. В Византию? Так я перебирал все возможности. Кроме того, в документах Фурнье упоминался некий ганзейский купец, укрывавший Эльке. Тогда я стал рассматривать сферу влияния купеческого союза Ганзы. И тут я подумал о Новгороде и Пскове. Ганза там имела собственные дворы, а вот Инквизиции туда было не дотянуться. Но это всего лишь предположение, никакими серьезными фактами не подтвержденное. Это я и высказал моему московскому коллеге Сергею Волынскому. Я думаю, вы сможете найти его координаты или в Московском университете, или в академии.
С наилучшими пожеланиями,
Жан-Клод Симон».
Итак, Симон только подтвердил все то, что ей уже рассказала Светлана Волынская. Она шла по следам Сергея. Светлана сразу после их встречи отправила ей копию единственной научной статьи Волынского, в которой он попытался затронуть тему Грааля. Однако ничего особенного в ней не было. Почти те же самые предположения, про которые она уже слышала от Морено и прочитала в письме Симона. Только фактов было немного больше и подробнее объяснялись связи Новгорода и Пскова с Ганзой. О Белозерске в ней действительно никакой информации не было.
До Белозерска Кася добралась на такси. Кирилл перевел на ее счет изрядную сумму денег и попросил ни в чем себе не отказывать. Их отношения, похоже, перешли на новую ступеньку развития. Теперь он считал своим долгом заботиться о благосостоянии своей подруги. Кася попыталась, правда, отказаться, говоря, что у нее остались запасы. Но Кирилл был непреклонен. И она не могла не признаться себе, что такая забота ей нравилась все больше и больше. Во всяком случае, Екатерина Дмитриевна, проникнувшаяся уважением к другу своей дочери, наконец, вздохнула с облегчением. Обрадовалась, что пустившая собственную судьбу на самотек дочка, хотя бы нашла себе надежного спутника жизни.
Теперь предстояло решить, что делать дальше. В Белозерск она вернулась, но туман в ее голове не развеялся, а стал еще плотнее. Встреча с Шумилиным была назначена на завтра, на 15 часов дня. О своем приезде Кася решила пока никого не предупреждать, в том числе и Олесю с Татьяной. Владимир Юрьевич сообщил, что с девочкой все в порядке. В телефонном разговоре с ней следователь был загадочным, и ее сведения о прошлом Переверзева и их давнем знакомстве с Волынским его, похоже, нисколько не удивили. Как только Кася расположилась в гостиничном номере, она сразу достала ноутбук и стала просматривать все, что собрала за неделю. Больше всего ее интересовал разговор с профессором Морено. Уже после их беседы она проверила все сведения, зашла в парижскую муниципальную библиотеку, пользуясь мамиными связями, заглянула даже в архив. Все сходилось. Она открыла файл с Юлиными картинами и стала внимательно всматриваться.
Вопрос об их ценности она выяснила. Учитель Юли, Леонид Александрович Муромский, сказал ей без обиняков, что, несмотря на оригинальность и явный талант, картины пока не стоили огромных денег. В частности, его знакомый владелец лондонской галереи предлагал за триптих около 70–80 тысяч евро, не больше. Сумма для Белозерска, конечно, значительная, но никак не огромная. Она в принципе вполне могла заинтересовать кого-нибудь, но вряд ли подвигнуть на столь громкие убийства. Дело было явно в другом. «Картины-послания», – пришло в голову. Но что ими хотела сказать Юля? И самое главное, откуда у молодой художницы могла появиться эта информация? Кася вспомнила слова Вензалинова о проклятом семействе. С этим следовало разобраться поподробнее. Вот и дело на завтрашнее утро нашлось…
Работница районного архива Викторина Стаканчикова была полногрудой симпатичной блондинкой с губками сердечком и фарфоровой белизны лицом. Кася оторопела. Такое очаровательное создание совершенно не вписывалось в окрашенные в ядовито-зеленый цвет стены заведения. Однако, несмотря на свою незаурядную наружность, Викторина Петровна оказалась особой компетентной и педантичной. Когда она услышала просьбу Каси, то слегка удивилась, но препираться не стала и сразу же отправилась за необходимой информацией. Хорошо, что Кася запаслась рекомендациями. Иначе какой-либо помощи от куклоподобного создания ей добиться бы не удалось. А со временем у нее получилось расположить к себе Викторину, и та, наконец, разговорилась.
– Родовое проклятие?! Что за ерунда! – подняла она красиво изогнутые ровной дугой брови. – Что это Яков Александрович выдумывает! Вот посмотрите, я вам сейчас всю генеалогию Ельцовых до седьмого колена представила. Все умерли вполне благополучно в собственных постелях. Собственно говоря, это ваше проклятие начинается с несчастного случая, происшедшего с дедом Юли по материнской линии, Федором Ельцовым.
– Какого несчастного случая? – заинтересовалась Кася.
– Дайте подумать… Точно не помню, но, кажется, он упал с лестницы.
– С лестницы… – задумчиво повторила Кася.
– Только дочка его, мать Юли, Алевтина, никак с этим смириться не желала. Даже на расследовании настаивала, мол, обстоятельства странные и тому подобное.
– А где это произошло, вы, случайно, не знаете?
– Вроде бы в какой-то церкви. Потому и не мудрено, что упал. Лестница была старая, прогнившая, вот и сломалась, – пожала плечами Викторина.
– А Алевтина была не согласна с этой версией… Расследование провели или нет?
– Скорее всего так, для отвода глаз, да что вам объяснять, сами знаете. Подтвердили версию несчастного случая – и дело с концом.
– Понимаю, – задумчиво пробормотала Кася, – и мать Юли согласилась с выводами?
– А куда ей было деваться? Только после этого она к нам в архив зачастила. Говорила, что это ей помогает. Стала историей своего рода интересоваться. На самом деле Ельцовы – фамилия славная, в нашем краю известная, потомственные иконописцы, талант из поколения в поколение передавался.
– А Алевтина Вензалинова была художницей?
– Нет, она в детском саду директором работала. И, кстати, Алевтина так мужнину фамилию и не взяла. Так и оставалась Ельцовой, – уточнила Викторина. – Юля, кстати, до замужества, после того как из Питера вернулась, фамилию Вензалинова на Ельцову тоже поменяла. Ну, а потом Стрельцовой стала, сами знаете.
– Вам, случайно, неизвестно, почему Юля с отцом поссорилась?
– Нет, точно не знаю.
– А что люди говорят?
– Разное говорят, – протянула Викторина, – городок у нас маленький, такая семья, как Вензалиновы, у всех на виду. Одни Юлю с матерью обвиняют. Мол, дочка всегда избалованная была, а мать пошла на поводу у ее капризов. Другие – Вензалинов, мол, хотел из дочки мировую знаменитость сделать, а она не выдержала, сломалась, потому и вернулась из Питера несолоно хлебавши.
– Это я уже слышала, – медленно произнесла Кася, – ну а вы, что вы по этому поводу думаете?
– Сложно сказать, – задумалась Стаканчикова, – я Юлю немного знала, Алевтина меня пару раз приглашала чаю попить в отцовскую квартиру. Она после смерти отца продавать ее не стала, а, наоборот, можно сказать, совсем туда переселилась.
– Она ушла от мужа? – удивилась Кася.
– Да, ушла. Только официально никто не разводился, так, втихую разошлись.
– Странно, но Вензалинов во время нашей встречи пытался уверить меня в обратном, – удивилась Кася.
– Может быть, просто постарался забыть? Сами знаете, как бывает: самозащита срабатывает. Человеческая память – удивительная штука, некоторым удается плохие воспоминания из памяти выкинуть и искренне верить в обратное.
– Да, конечно, – пробормотала Кася, но пометку в памяти все-таки сделала, – а что с Алевтиной произошло?
– Рак, – проговорила Викторина и, отвернувшись, смахнула слезу. – Так что видите, если бы им только проклятые болели, проще было бы все объяснить.
– А не могли бы вы найти, в какой церкви произошел этот несчастный случай? Если нужно, я смогу заплатить, – торопливо добавила Кася.
– Не нужно, время у меня есть, да и Алевтину с Юлей я хорошо знала. Помогу вам, и церковь найду, и почему смерть Федора Алевтине странной показалась.
Кася от души поблагодарила Викторину и оставила номер своего мобильника. В гостиничный номер она вернулась растерянная. Пока ни одна гипотеза не привела ни к какому результату. И чем дольше, тем ее дальше уводило в такие дебри, из которых так просто не выберешься. Она набрала номер Вензалинова. Тот ответил не сразу:
– Да, слушаю.
– Здравствуйте, Яков Александрович, это Кассия Кузнецова, помните, я к вам приходила по поводу вашей внучки?
– Помню, – холодно ответил Вензалинов и замолчал.
– Я бы хотела встретиться с вами.
– Зачем?
– Я, наверное, не вовремя позвонила, я перезвоню, – начала теряться Кася.
– А что от этого изменится?
Вензалинов на общение с ней явно настроен не был.
– Я выяснила, что искал Волынский, – выложила Кася свой козырь, – и я думаю, вам будет интересно узнать, что этот предмет был каким-то образом связан с вашей дочерью.
– Юлей?! – Голос Вензалинова напрягся, и он продолжил, на этот раз более заинтересованным тоном: – Говорите, я вас слушаю.
– Я хотела бы встретиться с вами.
– Тогда приходите, – милостиво разрешил Вензалинов, – сегодня вечером, к шести, вас устроит?
– Да, конечно, – подтвердила Кася.
* * *
27 июня 1352 года,
Белозерск, Северная Русь.
Прошло уже больше двух недель с тех пор, как город Белозерск покинул последний купеческий караван. Клаас остался один. Почему он так решил, он не знал. Но что-то внутри приказало ему остаться. Он был стар. Далеко уйти вряд ли смог. Главное было позаботиться о «Памяти Неба». Но доверить ее товарищам по ганзейскому двору? Немыслимо. Клаас слишком хорошо знал купеческую натуру. Нет, он любил и уважал своих товарищей, это были смелые, сильные и закаленные люди, для которых слово чести не было пустым звуком, но они были крепко-накрепко привязаны к этому миру. И драгоценный кристалл для них мог обозначать только одно: материальное сокровище, ценность которого измерялась огромным количеством сверкающих и звенящих гульденов.
На улице раздались шум и крики. Клаас прислушался.
– Это казнь вам лютая от Бога, за грехи ваши несметные! – выл блаженный, но никто уже его не слушал. Его было уже некому слушать. Никто уже ничего не боялся.
В это лето 1352 года добралась до Белого озера черная смерть. Мор был страшным, лютым и не щадил ни старого, ни малого, ни жену, ни мужа, ни богатого, ни бедного, ни молодого, ни зрелого, ни болезного, ни здорового. Не было от смерти той спасения, ни укрыться, ни отмолиться, спрятавшихся находила, убегавших нагоняла, в бой с ней вступавших косила безжалостно. Вокруг были слышны только хрипы и стоны. В воздухе черным маревом поднимался смрад. Сначала погибших собирали и хоронили, в гроб клали по нескольку трупов. А потом собирать умерших стало некому. Так и разлагались оскалившиеся с вздутыми или раззявившимися животами трупы несчастных там, где их настигла черная смерть. Дворы опустели. Оставшиеся в живых ушли в лес, покинув зараженный город.
– Клаас, – послышался слабый голос.
На топчане в углу комнаты кто-то зашевелился. Клаас подошел к лежавшему и улыбнулся. Это был подросток лет четырнадцати, и он был жив. Для Клааса это было чудом. Он подобрал мальчика на улице рядом с умершей матерью. Принес к себе и выхаживал уже десятый день. Он слышал о случаях выздоровления от чумы. Сам видел одного паломника в Святую землю, который показывал глубоко въевшиеся в тело рубцы. Чума изуродовала его кожу, но оставила в живых. Клаас надеялся именно на это. Мальчик оказался удивительно выносливым и упорно хватался за жизнь. Эльке он напомнил его самого в детстве. То же упорство и стремление выжить вопреки всему. Три дня мальчик метался в горячке. Клаас терпеливо обтирал бредившего больного розовой водой и заливал в иссохший рот несколько ложек сильно разбавленного вина. Больше ничем помочь он не мог. Оставалось ждать и надеяться. Он уже дал себе слово: если мальчик выживет – поведать ему тайну. Само небо послало ему нового хранителя.
Наконец, мальчик окончательно пришел в себя и стал уже подниматься на слабые ноги. Звали его Фома, и он был сыном скобяных дел мастера Пафнутия Ельцова. Мальчик рассказал свою горькую историю. Отец умер одним из первых, за ним последовали трое детей. Мать попыталась спасти последнего и уйти из города, но ей было не суждено. Если бы не Клаас, то и он отправился бы вслед за своими. Так в разговорах они провели дня три. И на четвертый день Эльке заметил у себя под мышками два стремительно синеющих бугра. Что они означали, он знал. Только сколько ему осталось… Оказалось, совсем немного.
Клаас смотрел на свое содрогающееся в конвульсиях тело и удивлялся тому, насколько он раньше был к нему привязан. «А ведь мне совершенно не страшно!» – промелькнула в голове мысль. Его учитель мог бы гордиться им. Клаас ничего не боялся, а терпеливо ждал. Он выполнил завет и скоро, совсем скоро перед ним откроются двери небесного чертога. И, наконец, он вернется домой. Он закрыл глаза, пытаясь представить, что увидит. Чудесные картины проплывали перед глазами, и он улыбался. Слабый, но уже поднимающийся на ноги Фома с удивлением наблюдал за своим спасителем. Тот, казалось, совершенно не отдавал себе отчета в том, что смерть близка. С трудом вырвавшись из мира видений, он попросил мальчика:
– Принеси мне шкатулку с тем странным цветком на крышке, помнишь, которую я тебе показывал?
Мальчик бросился выполнять просьбу своего спасителя.
– Теперь открой ее, – приказал Клаас.
Мальчик повиновался и с удивлением воззрился на темный, неправильной формы камень внутри, который медленно светлел:
– Он меняет цвет! – воскликнул он.
– Возьми его, – еле ворочая распухшим языком, произнес Клаас. – Это «Память Неба», и ты должен сохранить его. – С этими словами он положил совершенно прозрачный к этому моменту кристалл на раскрытую ладонь Ельцова.
Клаас внимательно наблюдал за Фомой, как когда-то Гийом наблюдал за ним самим. Юноша так и продолжал стоять с раскрытой ладонью. Но на этот раз камень не помутнел, а засветился мягким золотистым светом. Душа Фомы была чиста. Клаас вздохнул с облегчением. Он сделал правильный выбор, и теперь ему осталось только подготовиться к неизбежному переходу.
– Но что я должен с ним делать? – оторвал Клааса от раздумий встревоженный голос Ельцова.
– Хранить, – повторил Клаас, почувствовав, что дышать становится все труднее, – за ним придут.
– Кто? Как я их узнаю?
– Не беспокойся, ты их узнаешь, – прохрипел Клаас, силы покидали его.
– А если за ним никто не придет?
– Они придут, доверься своему сердцу и ничего не бойся, но главное – помни: что бы ни случилось, тайна должна остаться на земле. Ты должен передать ее или оставить послание… «Память Неба» не должна исчезнуть… – из последних сил произнес Клаас и, откинувшись, крепко закрыл глаза…
* * *
После разговора с Вензалиновым Кася отправилась прямо к Шумилину. Времени ни на что другое у нее уже не оставалось. Владимир Юрьевич ждал ее чуть ли не на пороге.
– Здравствуйте, Кассия, итак, что нового вам удалось узнать?
– У меня есть идея, какое великое открытие надеялся сделать Волынский.
– И что это за великое открытие?
– Грааль катаров.
– Грааль в Белозерске! Может, мне «Скорую помощь» вызвать, или вам уже ничто не поможет?
– Почему бы и нет?! – парировала Кася, – он с таким же успехом может находиться в Белозерске, как и в египетских пирамидах или еще где-то. Потом я говорю о святыне, которую называли Граалем катаров, которая никакого отношения к чаше, в которую была собрана кровь Иисуса Христа, не имеет.
– Тогда что это?
– Нечто вроде магического кристалла, который способен изменять сознание человека.
– Хорошо, но каким образом он мог оказаться в Белозерске?
– Некий профессор Симон несколько лет назад высказал идею, что после гибели последних катаров кристалл, скорее всего, был перенесен на земли, свободные от влияния Римской Инквизиции, охотившейся за сокровищем катаров.
– И эти земли…
– Опираясь на некоторые документы, он сделал три предположения: Ближний Восток, Византия или… Новгородская и Псковская республики. Но методом исключения Симон сначала отказался от Византии, в которой с момента разграбления крестоносцами инквизиторы чувствовали себя как дома. Ближний Восток представлялся менее вероятным, потому что раствориться в мусульманской среде было бы сложнее. Оставались абсолютно свободные от Инквизиции северные русские земли.
– Новгород и Псков, – задумчиво произнес Шумилин, – эпидемия чумы в 1352 году, загадочный чужеземец, принесший проклятое сокровище и эпидемию, никогда бы не подумал! Куда вы меня завели?
– Не я, Владимир Юрьевич, а расследование, – поправила его Кася, – для меня вся эта история тоже смахивает на бред сумасшедшего, и я не очень-то во все это верю. Но ведь достаточно, чтобы хоть кто-то во все это верил.
– Вы правы, этого вполне достаточно.
– Потом еще одно, на этот раз сведения из архивов Ватикана…
– Архивов Ватикана!.. – почти спокойным голосом произнес следователь, он уже, видимо, был готов ко всему.
– Так вот, вся эта история вполне может быть связана с Ганзейским союзом, вернее, одним из его членов. Я не буду все объяснять, но один купец помог скрыться бывшему шпиону Ватикана, каким-то образом причастному к этой тайне. Купец утверждал, что шпион погиб на корабле, идущем в Ирландию. Но он с тем же успехом мог укрыть шпиона в ганзейских дворах того же Новгорода и Пскова. Тем более это было бы логичнее – ни в Новгородской, ни в Псковской республиках, ни у Папы, ни у Инквизиции никакой власти не было.
– Согласно вашим выкладкам получается, что, даже если этого Грааля не существует, в Белозерске вполне могут найтись люди, верящие, что катарское сокровище скрыто именно здесь.
– Вы меня правильно поняли.
– И в первую очередь – вся эта археологическая банда.
– И первой жертвой был вовсе не Волынский…
– А Юлия Стрельцова, только почему?
– Из-за ее картин, она явно была посвящена в тайну.
– Тогда почему ее отец ничего не говорит об этом – боится?
– Вполне может быть, у меня, кстати, сегодня с ним назначена встреча.
– Во сколько он вас ждет? – неожиданно спросил Шумилин.
– В шесть, а почему вас это интересует?
– Просто так, – уклонился от прямого ответа следователь.
– Да, кстати, совсем забыла вам сказать. Волынский и Степан Переверзев были когда-то однокурсниками, и именно Степан привел Волынского в Белозерск, – вспомнила Кася.
– Это мне известно. Переверзев сначала учился на историческом факультете МГУ, потом, впрочем, перевелся на заочное отделение Историко-архивного института. Он был способным, но неорганизованным и ленивым студентом, поэтому дальше третьего курса не пошел. Потом увлекался родноверием, оттуда и волхв Святогор. Надеялся даже, что его выберут в руководители, но ни в одной родноверческой языческой общине не задержался. К нему все относились с подозрением. Разочарованный, он нашел укромное место и стал всерьез заниматься магией, надеясь доказать своим бывшим собратьям, насколько они в нем ошиблись.
– Но как он вышел на всю эту историю с Граалем?
– Этого мы не знаем, но как бы то ни было, судя по всем сведениям, Волынского на эту экспедицию вдохновил именно Степан. Значит, был кто-то третий. А вот кто он? В этом-то весь и вопрос.
– С кем он близко общался?
– С очень значительным количеством людей. Переверзев, несмотря на свою жизнь в глубинке, продолжал поддерживать связь с родноверами, со многими краеведами, историками, активно участвовал во всевозможных съездах. Кстати, вы просили копию плана, найденного у Переверзева, я думаю, что могу сбросить ее на ваш мейл…
Кася слегка удивилась, почему именно сейчас, но вопросов задавать не стала. Этот план мог ей пригодиться. Потом она вздохнула: оставалось узнать, кем был этот третий. В голове у нее вертелась какая-то навязчивая идея, но оформляться никак не желала. Попрощавшись с Шумилиным и пообещав быть осторожной, она отправилась в гостиницу.
Вернувшись в свой номер, Кася снова открыла файлы с Юлиными картинами. Она уже могла сказать, что знает их наизусть. Картины – послания. Хуже не придумаешь. Она как-то больше привыкла к нормальным шифрам, кодам, которые можно было попросить разгадать Кирилла. Благо он был специалистом. Да и она сама благодаря бабушке Анастасии Юрьевне с детства привыкла разгадывать шарады, ребусы и загадки. Маленькая, сухонькая с проницательными голубыми глазами, остреньким носиком и таким же заостренным, словно всегда готовым к очередному сражению, подбородком, бабушка объясняла Касе-подростку, какой должна быть настоящая женщина. И одним из искусств, которым она должна была обладать, было искусство засекречивать свои послания и рассекречивать послания других. Когда взбунтовавшаяся Кася спрашивала, не готовит ли ее бабушка к шпионской карьере, та только таинственно улыбалась. И постепенно Кася увлеклась. Кто-то, конечно, мог не согласиться с подобными методами воспитания, но с бабушкой никогда не было скучно, и даже самое занудное домашнее задание превращалось в увлекательный поиск истины. Бабушка добилась своего: сам процесс добывания неведомого знания доставлял Касе больше удовольствия, чем сладости, парк аттракционов и игрушки, вместе взятые. На самом деле бабушка словно в воду глядела, а Кася снова играла роль кота Нострадамуса. Касина карьера оказалась связанной с таким количеством таинственного и непонятного, что детские навыки были совершенно не лишними.
«Странные картины», – вновь вернулась Кася к предмету исследования. Она еще раз посмотрела на одухотворенные лица мучеников центральной части триптиха. Огонь для них явно был не страданием, а избавлением. Но что хотела этим передать Юля? Нет, если и были знаки, их следовало искать на периферии картины. Потом эти противоречия, как сказал Кирилл, – соединение несоединимого, когда на периферии картина была написана в современном стиле, а в центральной части все пропорции нарушены, как в средневековой живописи… Те же самые противоречия в двух других частях триптиха. Центральные фигуры изображены в той же технике, что и фигуры святых: тело тонкое, вытянутое, плечи узкие, пальцы рук и ног несоразмерно длинные, овал лица удлиненный, лоб – высокий, глаза – огромные, а рот и нос – маленькие. Может, поэтому вначале она и не заметила сходства лица девушки с единорогом с Олесей? На правой части изображены сидящий за столом мужчина с кубком в руках на фоне странного двухэтажного строения, напоминающего храм. Единственно, в этом строении не было окон, только четыре двери. Еще раз поразмыслив и потаращившись на Юлины произведения, как коза на афишу, Кася вздохнула. Светлые мысли сегодня явно обходили ее голову стороной, и с ассоциативным мышлением был явный напряг. Она набрала номер Кирилла. Ей сейчас нужна была его помощь.
– Кирилл, если у тебя есть время, давай устроим «мозговой штурм»?
– Ладно, с чего начнем? – усмехнулся в трубку Кирилл.
– С цифры шесть.
– Почему?
– У меня такое ощущение, что эта цифра постоянно повторяется в левой части триптиха: рука девушки образует шесть, завиток на лбу единорога, потом замок в виде гексаграммы на шкатулке, кайма, состоящая из гексаграмм, на платье, еще перечислять?
– Нет, хватит, я уже открыл файл и увидел еще несколько: локон девушки, облако-гексаграмма и так далее. Тогда начинаю: Творец создал все сущее за шесть дней. Поэтому шесть – цифра макрокосмоса, стремящегося к совершенству.
– Хорошо, тогда получается, что если пентаграмма – символ микрокосмоса, гексаграмма – макрокосмоса.
– Ну и конечно, гексаграмма – это еще и шестиконечная звезда, печать Соломона, пересечение двух треугольников. Один острием направлен вверх, другой – вниз, один – восхождение, другой – нисхождение. И по большому счету, оба символизируют два пути: один – к свету, другой – во тьму, один – в мир Духа, другой – в мир материи.
– Два полюса, – пробормотала почти про себя Кася.
– Вот именно, полюса, – обрадовался Кирилл. – Можно сказать, что цифра шесть – это эмблема всех противоречий. Шесть колеблется между Добром и Злом. С одной стороны – шесть дней творения и стремление к Богу, с другой – Антихрист в Апокалипсисе не случайно тоже обозначен тремя шестерками.
– Верх и низ, хорошо, я подумаю, с чем все это может быть связано. Теперь ассоциации, которые у тебя вызывает здание с четырьмя дверями.
– А, понимаю, старик на картине справа, и наверху эта церковь с четырьмя дверями.
– Почему церковь?
– Сам не знаю, – Кирилл задумался, – вырвалось.
– Дверей четыре? Какие у тебя ассоциации вызывает четыре?
– Четыре – четыре стороны света, четыре реки, вытекающие из Рая, символ креста и, наконец, имя Бога YHVH – тоже четыре буквы.
– В Апокалипсисе изумруд – четвертая опора крепостных стен Иерусалима небесного, – вспомнила хоть что-то Кася.
– В суфийской мистической традиции неофит должен пройти через четыре двери: первая – воздух и пустота души, вторая – огонь, в котором сгорает старый человек и, словно птица-феникс, появляется новый, третья – вода, символизирующая погружение в священное знание, и, наконец, пройдя через четвертую дверь, теперь уже настоящий посвященный возвращается на землю в обновленном виде.
– Тайна четвертой двери – превращение человека в новое существо? – пробормотала Кася.
– Можно и так, но и изумруд, как одна из опор стен небесного Иерусалима, тоже интересен. Вспомни: именно об изумруде говорил Морено.
– Хорошо, на сегодня, я думаю, хватит. И это мне сразу не переварить, этой ночью кошмары в виде помещений с четырьмя дверями и намалеванными гексаграммами повсюду мне гарантированы, – сокрушенно проговорила она.
– Хорошо, – рассмеялся Кирилл, – ну а теперь, моя дорогая, мне нужно торопиться. Я должен был выйти еще пятнадцать минут назад, целую и до вечера, вернее, до утра – для тебя.
Кася еще посидела перед компьютером, торопливо зафиксировала результаты их «мозгового штурма». Конечно, не густо, но и не так уже мало. В конце концов, завтра она поедет к Олесе, еще раз поговорит с Татьяной и выработает, наконец, план действий. А сегодня, сегодня оставался Вензалинов…
Мобильник прошелестел, извещая о появлении очередного мейла. Она кликнула на закрытое письмо. Шумилин выполнил обещание, в приложении был тот самый план, найденный в тайнике Переверзева. Но на этот раз, только посмотрев на него, она подскочила на месте. Как же она была слепа! Все сходилось. Теперь она знала, что и где искать.
