Глава 21
– Он был стукачом, – сказал я Дрю. – Профессиональным доносчиком, работавшим на себя. Карьеру начал в Алтуне, когда продавал машины в салоне дядюшки Эла.
– Каким образом?
– Выяснил, что дядя с тетей занимались уклонением от уплаты налогов в особо крупных размерах. Двойная бухгалтерия, счета на подставных лиц в банках. Как я понял, работать на дядюшку было трудно, и тогда наш Глен решил взять инициативу в свои руки.
– Он навел на них налоговую инспекцию?
– Да. Так можно прилично заработать, – ответил я. – Мы с тобой знали об этом, но я даже не догадывался, насколько популярна такая отрасль экономики. Они обозначают стукачей номерами. Так вот число уже перевалило за 800. Я позвонил налоговикам и поговорил с дамой, объяснившей мне, как действует система. Я задал ей много вопросов, и у меня возникло ощущение, что ни на один из них ей не пришлось отвечать впервые. Должно быть, сидит там целыми днями, беседуя с желающими вступить в дело и с теми, кто считает это занятие достойным презрения.
– Таких тоже хватает.
– Само собой. Но желающих больше. В виде компенсации наводчик получает процент от денег, возвращенных в казну, и от стоимости конфискованной собственности. Сумма, конечно, зависит от того, насколько ценный материал ты им подкинул. Если ты приносишь копии готовых документов, чтобы быстро состряпать дело, это стоит намного дороже, чем простой намек, где именно налоговой службе стоит покопаться самой.
– Вполне справедливо.
– И при этом ты сохраняешь полную анонимность, как, уверен, сохранял ее Глен. Дядя мог догадаться, кто подставил его, а мог и пребывать в неведении. Но ему пришлось вертеться ужом, чтобы не оказаться в тюрьме. Распродал по дешевке все, чем владел, и с позором бежал из родного города. Не имею понятия, какие убытки он понес, но вознаграждения Глена хватило на оплату учебы в юридическом колледже.
– Ему пришлось уплатить налоги с призовых?
– Я и об этом спросил ту женщину, – ответил я. – Она сказала, что стукачи предпочитают получать свои тридцать сребреников чистыми, уже за вычетом налогов.
– Их можно понять.
Мы сидели в «Докете» на Джоралмон-стрит, где она смыкается с Бруклин Боро-Хилл. Там приятный зал с высокими потолками, отделанный дубом, медью, и с мебелью, обитой красной кожей. Как можно догадаться по названию, завсегдатаями заведения были по большей части юристы, хотя туда любили заглядывать и полицейские. В обеденное время там всегда не протолкнуться. На кухне едва успевают готовить огромные сандвичи, а бармен – разливать напитки.
– Отличный выдался денек, – заметил Дрю.
– Превосходный, – согласился я. – Когда я в последний раз обедал здесь, погода стояла такая же погожая. Была весна, и мы встречались с копом из бруклинского отдела убийств. С Джоном Келли. Я, кстати, заметил его у стойки бара, когда входил. День был такой солнечный, что, выйдя на улицу, я потом прошелся пешком до самого Бэй Риджа. Не думаю, что сегодня повторю тот поход. Хочешь знать правду? Если бы вчера стояла такая же погода, ласково пригревало солнце, и все такое, то я бы до сих пор только гадал, как добывал для себя деньги Глен Хольцман.
– Но дождь удержал тебя дома.
– Точно. И мне пришлось провисеть весь день на телефоне, что оказалось самым продуктивным методом продолжения расследования. Как только я выяснил, с чего он начал, мне не составило труда вычислить, кому еще позвонить и что конкретно узнать. Получив диплом юриста, он отправился работать в небольшую фирму в Уайт-Плейнз. Вскоре после того, как он их покинул, компания приказала долго жить. Один из бывших совладельцев в разговоре со мной использовал цветистый образ: мол, Хольцман сумел прочитать неведомую роковую надпись на стене, которую не разглядел больше никто.
– Держу пари, он сам ее и начертал.
– Но забыл поставить подпись. Я перезвонил Джеспессону – это фамилия бывшего партнера – и прямо спросил, что произошло с фирмой. Вопрос, должно быть, настолько обескуражил его, что он не стал вилять и даже не поинтересовался, зачем мне нужно это знать. Оказалось, один из прочих совладельцев был адвокатом крупных торговцев наркотиками.
– И конечно, тому юристу платили грязными наличными, которых он не мог задекларировать. А потом вместе с ним ко дну пошел весь кораблик. Ты себе не представляешь, Мэтт, сколько подобных историй у меня в памяти!
– Там все произошло не так просто. Фирма была совершенно чиста, не ввязываясь ни в какие криминальные сделки и уже давно представляя тех клиентов в разного рода делах. Им платили чеками, а если наличные и переходили из рук в руки, то никто не ведал об этом. Проблема возникла, когда именно тот единственный их партнер подсел на кокаин.
– Ничего себе!
– Чтобы оплачивать дурную и дорогую привычку, он принялся обделывать собственные делишки. Но вот беда – один из поставщиков оказался из агентства по борьбе с наркотиками, работавшим под прикрытием. Он был вынужден сделать выбор: остаться на свободе или сдать своих мафиозных клиентов. Но вот только он правильно рассудил, что камера в федеральной тюрьме предпочтительнее безымянной могилы. А тут еще выяснилось, что и у других клиентов он воровал тоже. Судя по рассказу Джеспессона, закрытие фирмы стало формальностью. Закрывать, по сути, было уже нечего.
– И, как нетрудно догадаться, Хольцман навел агентство по борьбе с наркотиками на того юриста.
– Этот вывод напрашивается сам собой, не так ли? – сказал я. – В то агентство запросто не позвонишь, чтобы навести справки, кто на кого стукнул. Но, полагаю, здесь и так все предельно ясно.
– Агентство, разумеется, щедро платит информаторам?
– Вот об этом я у них осмелился спросить по телефону. Они не пошли мне навстречу так же легко, как та леди из налоговой службы, но все же признали: да, они выплачивают вознаграждение за информацию и процент от стоимости конфискованного зелья. Но о работе этого механизма я гораздо больше узнал от приятеля, который владеет обширными познаниями сам и умеет вычислить рыночную стоимость тех или иных данных. – Я имел в виду, разумеется, Дэнни Боя, которого дурная погода тоже удержала накануне дома, позволив мне легко до него дозвониться. – Политика так называемой нулевой толерантности, быть может, никогда не приведет к победе над наркотиками, – продолжал я, – но битва начинает себя оправдывать экономически. Первое, что они делают, когда накрывают группу торговцев и покупателей дури, это конфискуют все, что только можно. Автомобили, яхты. Естественно, сами наркотики, как и наличные деньги, когда в сеть попадаются крупные покупатели. Если сделки проводились у кого-то на дому, или там хранился товар, недвижимость тоже подлежит конфискации. Наложив свои лапы на такое количество ценностей, ты вдруг понимаешь, что у тебя появился поистине неограниченный бюджет для поощрения стукачей.
– Квартира, – вставил лишь одно слово Дрю.
– Все сразу становится на свои места, верно? Некий европеец или латиноамериканец приобретает ее за наличные под прикрытием корпорации с Каймановых островов. Возможно, они промышляли не наркотой, а занимались любым другим преступным бизнесом, но наркотики я бы поставил во главе списка возможных вариантов. Власти конфисковали квартиру, что объясняет как потерю, понесенную «Мультисеркл продакшнз», так и отсутствие ипотеки. И здесь нам пора вспомнить о компании под названием «Ю-Эс ассетс редакшн». Я не сумел обнаружить следа деятельности, поскольку на самом деле ее скорее всего просто не существует. Или она имеется, но только в виде пухлой папки в одном из правительственных правоохранительных органов. Под этим названием группа чиновников занимается распродажей или распределением конфискованной собственности.
– А мне казалось, что они любят устраивать публичные шоу, когда производят изъятие у преступников крупных ценностей. Надо же продемонстрировать рядовому налогоплательщику, как успешно они справляются с торговцами отравой.
– Далеко не всегда, – сказал я. – Даже наоборот, они чаще орудуют по-тихому. Им не надо, чтобы кто-то в конгрессе заметил, какие огромные суммы проходят через их руки.
– Не исключено, что часть из них прилипает к ладоням самих борцов с преступностью.
– Видишь? Ты тоже сразу подумал об этом. Так что подобный вариант далеко не исключен.
– А что же Хольцман? Что он сделал, чтобы получить в награду такую квартиру? Кого ему пришлось сдать властям?
– Пока не знаю, – ответил я. – Сначала думал, что он помог подставить кого-то из руководства «Мультисеркл». Но за это его сразу закатали бы под асфальт. Представь, он стучит на парней из корпорации, где его знают, а потом преспокойно вселяется в принадлежавшую ей же квартиру…
– А как еще он мог заполучить это жилье? Лично мне оно представляется компенсацией за очень и очень ценную информацию, которую он предоставил властям.
– Представим себе, что он сдал правительству Джо Блоу со всеми потрохами. Ему причитается шестизначная сумма в виде награды. И тут к нему подкатывают и говорят: «Мы слышали, тебе нужно достойное жилье, а у нас есть целый список конфискованных квартир, которые пустуют. Выбирай себе любую, и мы оформим ее на тебя».
– Да вознаградится добродетель!
– А разве бывает иначе?
Дрю привлек внимание официанта и жестом указал ему на наши опустевшие кофейные чашки. Когда их снова наполнили, он спросил:
– Кто выступал в роли Джо Блоу в этом случае? Есть мысли по этому поводу?
– Нет.
– Давай взглянем еще раз на его послужной список. Он начал с торговли автомобилями в Алтуне, потом работал в адвокатской конторе из Уайт-Плейнз. А где потом обнаружился этот наш сегодняшний аналог Ионы?
– В юридическом отделе издательства. Но и этот корабль пошел ко дну в результате поглощения зарубежным конгломератом.
– Как ему удалось провернуть такую операцию?
– А я не думаю, что к этому он вообще приложил руку. Это произошло без его участия. Оттуда он перебрался в «Уоддел энд Йонт», где и продолжал числиться до самой смерти. Юрисконсульт при мелком издательстве – странный выбор для профессионального стукача.
– И что из этого следует?
– У меня есть версия, – признался я. – В нее вписываются все известные нам факты, и она совпадает с моим собственным восприятием Глена Хольцмана.
– Все время забываю, что ты с ним дружил.
– Дружбой это не назовешь. Я был с ним знаком и даже не очень близко. Встречался несколько раз. Вот и все.
– Выкладывай свою версию.
– Я думаю, он вляпался во все это совершенно случайно, – начал я. – Узнал про махинации своего дядюшки и почувствовал не только праведный гнев, но и зависть, пусть к ней примешивалось отвращение. Он сдал дядю Эла и уехал из Алтуны. Но на вознаграждение от налоговиков не поспешил купить себе роскошный «мерседес». Он бережливо сохранил денежки, чтобы потом оплатить учебу в юридическом колледже в Нью-Йорке. Глен всем рассказывал, что наследство помогло ему стать дипломированным юристом, и я не удивлюсь, если он всерьез считал те деньги чем-то вроде наследства. Возможно, даже убедил себя, что они принадлежали ему по праву. Что Эл Бенцигер разрабатывал золотую жилу, а шахтой должна была владеть мать Глена. Затем он отправляется работать в Уайт-Плейнз. Не самый лучший вариант, он предпочел бы фирму в Нью-Йорке, но ничего другого ему не оставалось. Поначалу произвел там хорошее впечатление, но обнаружилось, что его стремление сделать карьеру и рвение значительно слабее, чем думали его новые коллеги. То же самое, кстати, произошло позже в издательстве «Уоддел энд Йонт». Когда Элеонора Йонт брала его на работу, она воспринимала его как своего вероятного будущего преемника, но скоро поняла, что ему не хватает для этого ни хватки, ни энергии.
В Уайт-Плейнз он узнал, что один из старших партнеров основательно подсел на кокаин. Кроме того Глен, быть может, разочаровался в новой работе, понял, что ему она не сулит особых перспектив. И его расходы начали опережать размер доходов. А у него перед глазами пример преуспевающего наглеца, который превратил нос в пылесос для порошка, а сам, не особенно утруждаясь, совершал сомнительные сделки и ведет широкий образ жизни. Глен вспомнил историю с дядей Элом, и какое удовлетворение он получил, преподав тому заслуженный урок. Причем не только моральное удовлетворение.
– И он сдал его за десять центов, брошенных в телефон-автомат?
– Забавно, что мы все еще пользуемся этим выражением, хотя стоимость звонка давно подорожала. Но именно так он и поступил. Бросает монету в автомат и сообщает о грязном юристе куда следует. И снова он уже далеко от Уайт-Плейнз, когда, как говорится, дерьмо попало в струю вентилятора. Получил работу в издательстве, работал там, пока мог, а потом перешел в другое издательство. Он по-прежнему якобы был лишен амбиций, все так же не стремился жить с размахом. Обитал в крошечной студии на одной из Восточных Восьмидесятых улиц. И тут ему, по всей видимости, подвернулся еще один шанс основательно заработать. Сначала я подумал, что на него так повлияла встреча с Лайзой. Ему понадобилось новое, более просторное жилье, и он нашел жертву, которую можно сдать властям. Но время не совпадает. Лайза здесь еще ни при чем. Он случайно увидел шанс и ухватился за него.
– «Я умел видеть возможности и пользовался ими».
Когда я вскинул на Дрю непонимающий взгляд, он пояснил:
– Любимая поговорка Джорджа Планкетта, коррумпированного сенатора от демократической партии в конце девятнадцатого века. Он написал до странности откровенные мемуары, честные, но обеляющие его репутацию одновременно. И это цитата из книги. Он умел разглядеть шанс и извлечь из него выгоду. Интересно, какой шанс подвернулся в следующий раз нашему покойному другу?
– Не знаю, – ответил я. – Но, судя по всему, это не имело никакого отношения к его работе. Думаю, речь шла о ком-то, с кем он сошелся в Йорквилле.
– Потому что он оттуда переехал?
– Можно считать это его манерой вести дела, верно? Подставь кого-то и поскорее уноси ноги. Он нашел жертву, настучал на нее, и ему причитался крупный гонорар. «Ну, Глен, как собираешься распорядиться такой кучей денег?» – «Быть может, вы сможете расплатиться со мной недвижимостью? Есть какие-то доступные варианты?» – «Дай взглянуть в реестр. Да, есть отличная квартира на две спальни, высокий этаж, вид на реку, бывший владелец – один джентльмен с Корсики, который бывал там только по воскресеньям. Вот ключи. Может, захочешь осмотреть?»
– Значит, это так происходит? Они показывают различные варианты, а тебе остается только выбрать?
– Я понятия не имею о деталях, но, думаю, примерно так он заполучил свою квартиру. И это случилось приблизительно в то время, когда он встретил Лайзу. На горизонте возникла перспектива женитьбы, и он распорядился оформить документы, чтобы к моменту их возвращения с Бермудских островов все было готово для переезда.
– А деньги в металлической коробке?
– Вознаграждение еще за одну работу, надо полагать. Или дополнение к квартире. Моя версия и состоит в том, что после случайного начала в нем что-то изменилось после женитьбы. То, что он рассматривал как побочный заработок, выпадающий раз-другой в жизни, стало видеться ему подлинной профессией. И он всерьез взялся за поиски новых возможностей.
– Откуда такой вывод?
– Я изучил его график. Он отсиживал на работе положенные восемь часов, но Лайзе твердил, что жутко занят, просто завален работой и вынужден задерживаться допоздна, вкалывать даже в выходные. Вероятно, он использовал это время для поисков жертв. Поэтому и я заинтересовал его.
– Он хотел сдать тебя за неуплату налогов? Много бы они поимели! Две пары носков и поношенные ботинки?
– Нет, его заинтересовала моя работа, – сказал я. – Он заверил, что хочет опубликовать мои мемуары. Но это же чуть собачья! Его издательство не выпускает новых книг. Ему было интересно обучиться методам и приемам работы сыщика. Он хотел, чтобы я на конкретных эпизодах показал ему хитрости и уловки, к которым прибегает детектив. Кто знает, он, быть может, уже видел нас как партнеров, которые вдвоем копаются в чужом грязном белье, надеясь превратить его в золото. Я так и не выяснил, что было у него на уме, поскольку мне он сразу не понравился, и я сторонился его.
– И он рыскал в поисках добычи один?
– Очевидно.
– Так кто же убил его?
– Не знаю.
– И нет даже версий?
– Ни одной, – ответил я. – Но догадываюсь, что на этот раз он сунул нос уж совсем куда не следовало. И кто-то выяснил, чем он занимается.
– И его застрелили?
– К этому нужно быть готовым, если пытаешься сдавать властям крупных торговцев наркотиками. Гораздо проще стучать на собственных родственников, которые уклоняются от уплаты налогов. Но только рано или поздно таких родственников у тебя больше не остается, как и беспечных гуляк вроде того юриста из Уайт-Плейнз. И если твоими оппонентами становятся серьезные люди, легко схлопотать пулю.
– Профессиональный риск.
– Верное определение. Но, с другой стороны, мы пока не можем опровергнуть доводы полиции, что все произошло по их версии.
– С Джорджем Садецки?
– Да. Все еще не исключена возможность, что он совершил это преступление, а теперь всем без разницы, даже если он не виноват. Очистить репутацию покойника? Никому нет охоты заниматься такой ерундой. Лично я считаю его невиновным, но пока не могу этого доказать, не говоря уже о том, чтобы назвать истинного убийцу. Глен не оставил записей или сакраментального конверта с просьбой: «Вскрыть в случае моей внезапной кончины».
– Да, многие столь же недальновидны. Хочешь еще кофе?
Я помотал головой.
– Кому-то сойдет с рук убийство, но разве такое не происходит сплошь и рядом?
– И часто жертвами становятся гораздо более приличные люди, чем наш Глен.
– Не уверен, что знаю, насколько скверной личностью он был. С одной стороны, он крысятничал за вознаграждение, но ведь его можно изобразить и молодым, никому неизвестным героем, объявившим войну всем и всяческим негодяям. Но, как ни взгляни, я не могу вообразить себе его призрак, взывающий к отмщению за гибель поборника справедливости.
– А что наша общая клиентка? Она сможет спать спокойно, зная, что убийца ее мужа разгуливает на свободе?
– Не вижу, что ей может помешать. Ты адвокат. Скажи сам, что сейчас в ее интересах.
Он ненадолго задумался.
– Оставить все как есть, – вынес он суждение.
– Я придерживаюсь того же мнения.
– Можно потратить еще несколько дней на поиски припрятанных доходов. Но, боюсь, больше мы ничего не найдем.
– И с этим согласен.
– К тому же едва ли нам придется столкнуться с интересом к Лайзе со стороны налоговой службы. В результате она останется при хорошей квартире и круглой сумме наличными. Выглядит совсем недурно.
– Что верно, то верно.
– Тебе, как всегда, захочется докопаться до правды, – сказал он. – Установить, кто убил его, как и за что. И даже посадить убийцу за решетку. Понятное рвение. Но должен предупредить, что в интересах нашей клиентки закрыть это дело здесь и сейчас. Начни расследование, привлеки внимание прессы, и тут же какой-нибудь толстозадый чиновник-налоговик появится, чтобы задать миллион вопросов. А кому это надо?
– Никому.
– Осуждения тебе все равно не добиться. Уверен, алиби настоящего убийцы уже готовы подтвердить по всей стране отсюда до Сент-Луиса. Предъявит свидетелей, что в момент убийства Хольцмана он играл в пинокль с папой римским или с любавическим раввином.
– Интересная, должно быть, была игра.
– Ты же знаешь, что говорят о папе, – небрежно бросил Дрю. – Карту не чувствует, но играть обожает.
