Глава 11
Проклятие сентября
Проводить экзорцизм Майкла мы планировали в течение трех дней с тем, чтобы завершение ритуала прошло четырнадцатого сентября — на Воздвижение. В этот день чтят память увенчавшихся успехом семивековых поисков, когда христианский император получил обратно крест, на котором умер Иисус, от правителя Персии, куда крест вывезли в качестве трофея. Очистив тела и души обычным черным постом, в день экзорцизма мы посетили храмы — я свой, Джо свой, — исповедовались в грехах и получили отпущение.
Обряд начался утром в пятницу. Фил, Антонио и Скотт вызвались помогать, а Роуз, сидя в глубине часовни Пресвятой Девы Марии святого Розария, поддерживала нас молитвами. За первые 15 минут ритуала я чуть не выблевал все внутренности: неосторожно наклонившись над Майклом проверить, надежно ли привязаны его ноги, я ощутил непередаваемо отвратительное зловоние — согласно уложению, один из признаков одержимости. Без преувеличения скажу: смердело хуже, чем разлагающаяся плоть (а этот запах я слишком много раз вдыхал во время работы полицейским), и очень мощно. Трудно описать, чем пахло, но точно не огнем и серой, если вы об этом, — примерно как гниющие отбросы. Проблевавшись в ведро, которое мы поставили для одержимого, я вышел, чтобы не мешать ритуалу. В желудке после поста мало что было, поэтому я стоял на паркинге, то и дело судорожно наклоняясь и терпя сильные позывы, пока, по ощущениям, не вышел весь желудок.
Наконец я вернулся в часовню, всячески стараясь не попадаться старику на глаза. Епископ еще читал литанию, призывая на помощь всех святых. Я попытался незаметно присесть на скамью, но Майкл немедленно обернулся и сказал с ехидной ухмылкой:
– Похоже, тебе тоже нужен экзорцист!
Я промолчал. Во время обряда с одержимым нельзя разговаривать никому, кроме священника. Я веду расследования как полицейские операции и требую от ассистентов неукоснительного соблюдения определенных правил: разговор с демоном может спровоцировать нападение нечистого и даже одержимость.
Хотя экзорцизм всякий раз проходит по-разному и ритуал позволяет священнику что-то добавлять, если он сочтет нужным, есть обязательные вопросы, например: «Как твое имя, злой дух?» Будучи католиком традиционного толка, Маккенна всегда сначала задает вопросы на латыни и, если нет ответа, повторяет по-английски. Помню изумление епископа, когда однажды одержимой — старшекласснице, бросившей школу, — не понадобился перевод: она правильно отвечала по-английски на каждый вопрос епископа. Еще интереснее было, когда полуграмотный фермер свободно отвечал ему на латыни.
Иногда имя, которым называется демон, соответствует его манере нападения или слабости, которой он воспользовался, чтобы войти в одержимого. Отец Мартин пишет об одержимой женщине, чье лицо исказила отвратительная ухмылка. Во время экзорцизма сатанинский дух назвался Улыбчивым. По контрасту с этим безобидным прозвищем экзорциста вдруг охватило глубочайшее отчаяние, будто Бог, Рай, земля, добро и зло оказались «шуткой вселенной над мелкими людишками, которые, в свою очередь, тоже всего лишь ничтожная шутка». Отвлеченный усмешкой демона, экзорцист попал в ловушку, на секунду задумавшись, уж не является ли бытие бессмысленным фарсом, но тут же собрался и приказал Улыбчивому уйти.
Некоторые верят, что едва злой дух откроет свое имя, он ослабеет и будет изгнан. Если так, ответы Майкла на вопросы епископа Маккенны не обнадеживали, ибо демон не говорил ничего. Не отреагировал он и на следующий вопрос: «Как ты вошел в этого человека?» Экзорцизм вступил в стадию притворства. Как опытный полицейский, ведущий допрос, епископ не ослаблял давления.
– Дьявол, именем Иисуса Христа приказываю тебе открыть, как ты вошел!
Демоны часто проникают в одержимых через одну из чакр — точек на теле, где сосредоточена духовная энергия, они идут по вертикали от основания позвоночника до темени. Из этих точек исходит аура, духовная защита, окружающая каждого человека.
Если вы свободны от греха, ваша аура сильна и нетронута, но если позволили вере ослабеть, в ауре появляются бреши и трещины, через которые может проникнуть демон. Слабая аура привлекает злых духов, сильная их отталкивает. Узнав, через какую чакру вошел нечистый, экзорцист может приложить туда святые реликвии и причинить демону нестерпимые муки, способные заставить его выйти.
Этот вопрос иногда позволяет узнать, есть ли на человеке проклятие. Если да, надо узнать, как оно было наложено. Если через контактный объект, то нужно его вычислить и ограничить зло, прочитав молитвы для снятия проклятия, а проклятый предмет бросить в глубокую воду или закопать в освященной земле, чтобы больше он никому не навредил.
Если злые чары были насланы вербально, у нас есть другие молитвы, отсылающие проклятие тому, кто его произнес. Джо мыслит тоньше, чем я: он придумал идеально христианский способ решения проблемы. Чем бороться со злом с помощью зла и самим практиковать черную магию, проклиная в ответ колдуна, он предложил читать специальную молитву. Мы просим окружить колдуна «люмен Кристи», светом Христовым, представляя его в коконе ярко-белого света, который не позволяет злу проникнуть ни внутрь, ни наружу.
В тот день демон ничего не сказал о своем способе проникновения в Майкла, но его хотя бы удалось вызвать на разговор. Наступал перелом. Низким утробным голосом он заявил епископу Маккенне:
– Я собираюсь распороть тебе брюхо и выпустить кишки!
Не дрогнув, экзорцист продолжал читать молитвы ровно, монотонно, не выдавая страха. Я заметил: когда епископ сосредоточен на молитве, его голос понижается до тихого, гипнотического бормотания и латинские слова сливаются в один долгий, повторяющийся звук святости, который, кажется, длится вечно.
– Прекрати молиться, — зарычал дьявол. — Я вырву тебе сердце и выпью твою кровь! Ты покойник, священник! Ты уже мертв, мертв, мертв!
Игнорируя зловещие угрозы, епископ Маккенна спокойно спросил:
– Что держит тебя здесь, дьявол?
Ответ на этот вопрос дал бы нам понять, есть ли в доме или на теле одержимого прóклятый предмет и не удерживает ли демона сам одержимый. Много раз, даже когда сатанинские духи причиняли людям страшные страдания, одержимые не хотели их отпускать. Чаще всего так бывает, когда дьявол проникает через интеллект: жертвам трудно отличить собственные мысли и побуждения от искусно подсказанных дьяволом. Иногда такое промывание мозгов происходит много лет, прежде чем человек сломается и поддастся наконец чужим идеям, звучащим так знакомо и даже резонно.
Если проникновение происходит под видом религиозного переживания, человеку еще труднее почувствовать границу между верой и искаженными представлениями, внушенными дьяволом, но пока осознание не наступит, экзорцизм не удастся.
Когда цветистые угрозы вспороть живот, ослепить, изувечить и убить епископа Маккенну не дали результата, демон Майкла выбрал иную, более извращенную тактику. Покричав немного на языке, которого мы не знали, маляр задержал взгляд на сестре-доминиканке, кротко сидящей у алтаря и молча молящейся.
Когда экзорцист снова поднял крест и велел злому духу выйти, тот предложил абсурдную альтернативу:
– Выйду, выйду, только дайте ее мне! Хочу монахиню!
Интонация, с которой демон произнес эту фразу, придавала словам настолько грязный смысл, что меня повело. Кто дал нечистому право говорить о монахине с такой гнусной похотью? Это непристойно! Интуиция не подвела Джо, но хотя он разгадал замысел демона перебраться в другую жертву, никак не предполагал, что это может быть монахиня. Даже обычно невозмутимый епископ на секунду утратил хладнокровие.
– Что она тебе сделала, дьявол?
– Она знает. Она будет моей!
Ужасный сатанинский хохот наполнил церковь. Я невольно взглянул на монахиню. Выражение ее лица было чистым и благочестивым, как всегда. Она не подала вида, что слышала отвратительные инсинуации демона. Я восхитился ее верой и стойкостью в нелегком испытании.
К моему удивлению, епископ Маккенна, всегда избегавший пустых разговоров, начал задавать вопросы, явно заинтересовавшись, почему демон выбрал эту сестру мишенью для издевок. Демон обрадовался возможности опорочить монахиню своей клеветой.
– Я заберу ее, потому что я ее хочу! И ты меня не остановишь, священник!
Экзорцист не выдержал.
– Молчи, дьявол! — загремел он и разразился потоком слов на латыни. В переводе ритуал занимает около двадцати минут, но его можно повторять столько, сколько священник сочтет необходимым, включая слова, обращенные к демону.
– Я изгоняю тебя, нечистый! Вторгшегося врага! Всех злых духов! Каждого из вас! Во имя Господа нашего Иисуса Христа будьте вырваны и изгнаны из этого создания Божьего! Тот, кто повелевает вам, низверг вас из горнего рая в адскую бездну. Тот, кто повелевает вам, владычествует над морями, ветрами и бурями. Поэтому слушай и устрашись, Сатана, враг веры, враг рода человеческого, источник смерти, похититель жизни, извратитель справедливости! Корень зла! Основа пороков! Соблазнитель человеков! Предатель народов! Насаждающий зависть! Источник алчности! Причина раздора! Создатель боли! Почему ты остаешься и упорствуешь, когда знаешь, что Христос, наш Спаситель, разоблачил твои планы? Устрашись его!
Через несколько часов епископ объявил перерыв. В кино экзорцизм идет без остановки день и ночь, пока дьявол не отступит. На деле все иначе. Иногда мы прерываемся, едим скромный ленч, отдыхаем и вновь приступаем к ритуалу — это решать экзорцисту. Если ему кажется, что останавливаться нельзя, мы работаем столько, сколько нужно.
Как и во время семи предыдущих экзорцизмов Майкла, поведение маляра немедленно становилось нормальным, едва обряд останавливали. Я с таким уже сталкивался. Обычно одержимые реагируют двумя способами: некоторые ничего не помнят о церемонии и довольно долго приходят в себя после экзорцизма, другие, как Майкл, замечают все, что происходит. Теперь, когда демона не мучили слова епископа, он отступил, и Майкл снова стал самим собой.
Во время перерыва Джо повел Майкла в пиццерию, где произошло нечто странное. После еды старик решил закурить, мой напарник подал ему зажигалку. Хотя он не пользовался ею весь день и она не могла быть теплой, Майкл уронил ее с криком боли, будто ему сунули добела раскаленное железо.
– Пошел ты! — завопил он.
Бранные слова привлекли внимание семьи за соседним столиком.
Джо сообразил, что произошло. Во время ритуала он держал бутылку со святой водой и намочил руки. Обычно Майкл спокойно прикасался к освященным объектам без вреда для себя, несмотря на свою одержимость, но после экзорцизма сидящий в нем демон ослабел и не вынес даже слабого следа святой воды на руке Джо.
Несмотря на этот обнадеживающий знак, в тот день прогресса добиться не удалось — мы слышали только вопли и новые угрозы. На второй день все прошло примерно так же, только у меня начались ужасные видения. Сцены жутких преступлений, о которых я не вспоминал годами, сменяли друг друга, мучая меня непрекращающимся насилием. Тараканы и скорпионы шли по рекам крови, обгорелые тела поднимались из земли, как мумии в фильмах ужасов. В голову лезла всякая чертовщина, происходящая с женой и детьми, настолько чудовищная, что я отказываюсь переживать ее заново, излагая здесь. Самые дорогие воспоминания были испакощены ядом, который источал этот демон, а худшие осаждали меня.
– Не слушай, — твердил я себе, — это не по-настоящему. Дьявол смешивает правду с ложью и выворачивает наизнанку. Это фальсификация, безумие, приоткрывшийся ад! Видит Бог, на самом деле я не думаю ни о чем подобном!
Сосредоточиться на Боге — лучший способ защититься от ментального нападения. Постоянно сталкиваясь с психологическими атаками, я прогоняю из головы посторонние мысли, едва они появляются, не давая им проникнуть в воображение. Я вполне от мира сего и не склонен к полету фантазии, но демон может ухватиться за любую ниточку чувств и воспоминаний и вплести ее в нечто ужасное. Это случается со мной и во время очищения жилищ: я сотни раз читал молитву папы Льва XIII наизусть, но когда вдруг забываю следующую строчку и начинаю запинаться, Джо, который давно со мной работает, сразу все понимает и успевает брызнуть на меня святой водой, прежде чем я окончательно потеряю над собой контроль.
Если блокирование чужих мыслей не помогает, я рисую в воображении большое серебряное распятие и сосредоточиваюсь лишь на нем. Это похоже на свет Христов, о котором я уже писал. Кстати, к нему тоже можно прибегать в тех же целях. Вообразите вокруг себя ярко-белый световой кокон, вбирающий вас от макушки до подошв. Такую защиту не могут пробить злые мысли.
Но даже под защитой Христа к концу второго дня экзорцизма Майкла я настолько вымотался внутренне, что некоторое время не мог похвастаться высокой духовностью. После экзорцизма можно никогда не захотеть больше этим заниматься. Не говорю, что я терял веру, но подвергался сильнейшему психологическому давлению, как всякий выступающий против абсолютного зла. Даже на мгновение ощутив в своих мыслях дьявольское присутствие, прежним не станешь никогда.
На другой день, в воскресенье, мы решили устроить себе выходной. Джо с женой Аллой шли на вечернюю службу, когда с высокого дерева рухнул огромный ветвистый сук, чудом их не задев. Джо рассказал мне об этом, когда после вечерней службы мы встретились у церкви.
Вечер был тихий, безветренный. Мы сходили поглядеть: там отломалось едва не полдерева. Упади оно на две секунды позже, Джо с супругой погибли бы на месте. И никакой гнили или сухости — напротив, громадную ветку словно с силой оторвали от ствола. Демон вторично покусился на жизнь Джо. Говорить было не о чем — предсказание экстрасенса продолжало сбываться.
В понедельник было Воздвижение. Мы с епископом Маккенной и Джо принесли реликвии святого животворящего креста. Я сел справа от Майкла, чуть позади, и приложил крест ему над ухом, Джо держал свой у затылка одержимого. Епископ Маккенна вышел вперед с распятием в руках и приступил к ритуалу, который начинается словами: «Узри крест Христов! Изыди, Сатана!»
При одновременном прикосновении трех реликвий — числа, которое символизирует и Святую Троицу, и сатанинскую антитроицу, глаза Майкла сделались дикими, взгляд заметался. Он не поворачивал головы и не глядел на наши кресты, но не мог найти такое направление, чтобы они не попадали в поле его зрения. То, что я видел в этих глазах, не забуду до конца жизни. Это был взгляд чудовища, попавшего в ловушку, напуганного, но порочного и злобного.
Будучи полицейским, я повидал людей в ярости, гневе, ненависти, муках и смерти, но реакция Майкла не укладывалась в эти понятия. Принято считать, что глаза — зеркало души, но в глазах одержимого не осталось ничего человеческого, из них выглянуло нечто нелюдское, и этого мне не забыть никогда.
Эта опаляющая душу минута не стала переломной — к концу третьего дня мы оказались с тем, с чего начали. Майклу помочь не удалось. По какой-то причине сильный демон, завладевший им, не уходил. Маляр, похоже, смирился со своей одержимостью, несмотря на причиняемые ею мучения.
– Как вы себя чувствуете? — мягко спросил епископ.
– Я знаю, вы сделали все, что могли, но он по-прежнему здесь, — устало ответил Майкл. — Видимо, так уж мне уготовано.
Епископ предложил назначить новый экзорцизм, но маляр отказался.
– Я всегда буду молиться за вас, — сказал епископ Маккенна.
– И я, — добавил Джо, положив руку Майклу на плечо. — Звони, если что.
Я тоже молился, чтобы наши попытки принесли Майклу облегчение или ослабили демона. Джо, не желая мириться с поражением, сказал, что наши усилия, возможно, избавили маляра от самого гнусного демонического порабощения — полной одержимости. В обычных случаях, даже когда воля человека сломлена и он уже не сопротивляется вторгшемуся демону, его душа, что бы ни думали люди, все равно принадлежит Богу, а не дьяволу. Только если человек добровольно подчинится инфернальной сущности, фактически заключая пакт с дьяволом, он может стать жертвой полной одержимости, потерять свою бессмертную душу и предать себя вечному проклятию.
Отец Мартин однажды сказал:
– Ральф, если ты когда-нибудь встретишь человека с полной одержимостью, беги от него со всех ног!
Восьмой экзорцизм Майкла не поставил точку в этой эпопее ни для кого из нас. С тех пор каждый сентябрь дьявол мстит мне за мгновения неподдельного ужаса, которые он испытал в часовне.
Он не нагоняет страху всякими чудищами по углам или бесформенными черными тенями. Нет, он действует подспудно, выбрав тактику психологической войны. Каждый сентябрь моя жизнь превращается в зону боевых действий.
Те, кто хорошо меня знает, подтвердят: я не сахар и не подарок, со мной трудно ладить. Можно сказать, во мне есть немного от Майкла: я бываю злобным, неприятным и вскидываюсь по любому поводу. Однако даже при моем взрывном характере сентябрьские проблемы не всегда моя вина. Ровно через год после экзорцизма мы с Джо поцапались. Бросив меня на парковке по пути на расследование, он умчался в неизвестном направлении. Наша ссора привела к фактическому прекращению работы Нью-Йоркского отделения паранормальных расследований, которым мы руководили вместе, и ряд расследований мне пришлось проводить одному.
С Джо мы не общались полгода. Когда я наконец позвонил и мы поговорили о том, что произошло, Джо спросил:
– Ральф, а ты помнишь, в каком месяце мы поссорились?
– В сентябре, — ответил я.
– Соображаешь, откуда ветер дует? Майкл!
Меня будто кувалдой огрело — ну конечно же, экзорцизм! Стороннему наблюдателю давно все ясно, но я, закончив работу над делом, забываю о нем. Ни к чему держать такое в голове. Я вспоминаю о демонах только на лекциях в моем подвале. Я думаю о Джен, о дочках Кристине и Даниэлле, о текущих расследованиях, вот и не увидел прямую связь.
У Джо аналитический ум, он замечает то, что я проглядел, изобретательно адаптирует существующие и составляет новые молитвы для сложных случаев Работы. Он считает, что во время экзорцизма я мог ненароком позлорадствовать или недооценить опасность, истязая мощного демона моей реликвией. По мнению Джо, в своем стремлении помочь Майклу я зашел слишком далеко, перейдя, так сказать, с нечистым духом на личности, чем обрушил его неутолимую ярость на мою жизнь и отношения.
Я вынужден был признать, что в словах Джо есть доля истины. Это сейчас я стал спокойнее, а раньше рвался вперед с криком «В атаку!» вместо того, чтобы остановиться и подумать.
Я и полицейский такой же: просто чудо, что меня подстрелили всего однажды. Джо со своим ясным, здравым умом держит меня в узде. И когда он понял, что нашему партнерству навредил не кто иной, как дьявол, метко названный в католическом ритуале «сеющим рознь», мы помирились и возобновили совместную работу.
Через год, в 1995-м, из-за неприятностей на службе я не получил повышения до сержанта. Мне поручили патрулировать район, известный наркотой и перестрелками, причем одному и пешком. Проверяя крышу дома — пристанище наркоманов, я заметил, что какой-то человек спустился по лестнице на крышу соседнего здания, вытащил пистолет и принялся палить по окнам дома напротив. В одной из квартир я видел детей, увлеченных видеоигрой. Они находились прямо на линии огня.
Я закричал ему прекратить, но он меня не слышал, и я принял решение открыть огонь, чтобы защитить детей и других жителей от ранений и гибели. Задел ли я стреляющего, не знаю, но он сбежал, не оставив следов крови. Началось расследование в отношении применения мной оружия. В конце концов мои действия признали правомерными, но сержантские нашивки я получил только через пять лет.
Несмотря на проблемы на работе, 1995 год оказался счастливым для нашей семьи. Двадцать девятого сентября, в День святого Михаила Архангела, мы с женой были благословлены второй дочкой, Даниэллой. Во время родов я весь извелся: Джен еще с Кристиной намучилась — пуповина обмоталась вокруг щиколотки малышки, и пришлось делать экстренное кесарево сечение, а во время второй беременности случались кровотечения. На всякий случай я окропил святой водой углы больничной палаты.
Чтобы наша новорожденная с самого начала встала на правильную дорогу, я пригласил в крестные отца Мартина. В своей книге преподобный описывает наступление одержимости у неправильно крещенного: осталась лазейка, через которую дьявол смог в него проникнуть. Я не хотел ничего упустить с моей дочкой, поэтому организовал лучшее крещение на свете: прямо в роддоме ее окрестил сам отец Мартин, когда Даниэлле было всего несколько часов от роду.
Поразительно, что отец Мартин был крещен даже скорее — он получил крещение буквально в материнской утробе от своего отца, ревностного католика. Роды проходили с осложнениями, и врач, Мартин-старший, понял: его ребенку нужна максимальная духовная защита, чтобы прийти в этот мир. Казалось, дьявол знал, кем вырастет отец Мартин, и пытался этому помешать. Маленький Малахия шел ножками, поэтому доктору Мартину пришлось ввести руку в матку и повернуть дитя. Заодно он его и крестил, как позволяется сделать каждому христианину в случае крайней необходимости.
Я радовался, что этот на редкость благочестивый экзорцист крестил моего ребенка так же, как сделал его собственный отец. Я почувствовал, что Бог улыбнулся мне и отцу Мартину.
На следующий год демон снова получил возможность разделять и властвовать. На этот раз я поссорился с матерью. Пришлось долго извиняться, прежде чем она снова начала со мной разговаривать. Как и в первый раз, я не уловил связи, пока Джо не напомнил мне о сентябре. Я рассердился на себя: надо было подготовиться духовно и пореже открывать рот.
Самый тяжелый год наступил, когда сатанинские силы принялись за Джен и меня. Надеюсь, не рассержу супругу, сказав, что темперамент у нее почище моего. Наш брак с самого начала напоминал американские горки. В том году в сентябре наш «поезд» разогнался до предела и штопором ввинтился в землю. Я ушел в себя, со мной стало невозможно общаться. Наконец мой напарник в полиции не выдержал и позвонил Джен, прямо спросив, что со мной происходит. При этом я сам ничего не замечал и не понимал, к чему все клонится, пока не стало слишком поздно.
Целый месяц мы с Джен то и дело ссорились по самым ничтожным пустякам. Однажды меня вывело из себя сообщение на автоответчике, которое оставила одна наша знакомая. Работая в ночную смену, я отсыпался днем. Обычно телефон мне не мешает, но когда включился автоответчик, на подружку жены напало желание поболтать. Она трепалась и трепалась, и меня охватило бешенство — так бы и вырвал телефон из стены и вышвырнул в окно.
Вскоре Джен пришла с работы, и не успела она снять пальто, как я набросился на нее с бранью, изругав за болтливую подругу. Чем злее я становился, тем больше горячилась Джен. Ссора длилась несколько часов, и в конце концов жена выставила меня за дверь.
Идти мне было некуда, и я поехал к матери. Хотя мама у меня чудесная женщина, мне вдруг стало противно снова оказаться «маленьким Ральфом», поселившись у нее. Мне тридцать пять лет, я сам уже папаша. Вместо того чтобы поступить разумно — позвонить Джен и извиниться, я позволил демону гнева коверкать мою жизнь дальше. Несколько месяцев я прожил у матери, а когда нервы начали сдавать, снял себе отдельное жилье.
В тот период я позволил своей вере ослабнуть и перестал регулярно ходить в церковь. Упиваясь жалостью к себе, я прекратил общение со всеми, в том числе с Джо. Хотя мы вели два срочных дела, я не выезжал с остальными на место, понимая, что в своем возбужденном, агрессивном состоянии я недостаточно эмоционально стабилен, чтобы помочь жертвам демонического нападения. Выступать против дьявола в таком состоянии рискованно — можно наделать серьезные ошибки и подвергнуть опасности себя и остальных. Не мог я надеяться и поправить что-то настолько тонкое, как отношения с женой, если начну подставлять себя сатанинскому влиянию, когда в голове и без того сумбур.
При этом я отказывался признавать, что практически без борьбы отдаю победу злому духу, атаковавшему меня через мои слабости. Я с дьявольским упрямством добивался развода, Джен не отставала. Я был слишком расстроен, чтобы думать о демоне и его роли в развале моей личной жизни. Позже Джо ткнул меня носом в прямую связь.
Дьявол ненавидит любовь, особенно священные узы брака, ибо этот союз совершается перед Богом. Прочный брак — важная поддержка для всех связанных с Работой, поэтому Сатана пойдет на все, лишь бы разрушить наши семьи, зная, что злой, удрученный и эмоционально неустойчивый демонолог ему не страшен. Практически все до единого специалисты, которых я знаю, побывали на грани развода. Некоторые смогли помириться, другие расстались. Я позволил своему браку пойти ко дну — значит, у дьявола теперь на одного врага меньше.
Но Бог меня не оставил. В воскресенье мне вдруг захотелось пойти на мессу — первый раз после расставания с Джен. Не знаю, почему в тот день меня потянуло в церковь, но я поступил правильно: для чтения проповедник выбрал место из Евангелия словно нарочно для меня: «Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф., 19:4–6).
В тот момент я сделал все, чтобы не допустить развода. Без жены и дочерей я одинок и живу без цели. Взяться за ум оказалось непросто. Потребовалось множество усилий от меня и от Джен. Но в конце концов мы утолкли разногласия. После семи мучительных месяцев наша размолвка закончилась. Чтобы заново отпраздновать совместную жизнь, мы переехали в новую квартиру, и Джен украсила ее по своему вкусу: теперь у нас повсюду ангелы — в каждой комнате, даже в ванной. Придя домой, я словно попадаю в рай, и не только из-за ангелов.
