Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Вадим пришёл, наконец, домой к родителям, точнее, к отцу, так как мама уехала неделю назад к родственникам, и отец был дома один. Первым делом Вадим выпустил на волю Лаки, который с интересом принялся обнюхивать жизненное пространство вокруг, особенно приглянулся ему запах ботинок отца Вадима.
– Пап, это я.
Вадим неторопливо зашёл в гостиную. Отец с наушниками на голове сидел напротив недавно купленного Вадимом нового телевизора и смотрел футбол.
– Пётр Георгиевич! Это я! Привет!
Вадим почему-то часто называл отца по имени-отчеству, это настолько вошло у него в привычку, что слов «папа» или «отец» он почти не произносил.
– А, это ты? – удивленно посмотрел Пётр Георгиевич на вошедшего Вадима Петровича.
– Я тебе звонил, ты не ответил, футбол свой смотрел, наверное.
– Да, я решил посмотреть. Английская лига. Манчестер против Ливерпуля. А ты что это приехал вдруг?
– Как телевизор показывает? Нормально всё?
– Нормально.
Вадим второй раз за день присел на край дивана и задумался, глядя на то, как Лаки продолжает усваивать все имеющиеся в комнате запахи.
– Это кот. Его зовут Лаки. Он пока у нас поживёт, – прокомментировал Вадим появление кота.
– А, понятно, – ответил отец и взял кота на руки. Кот благодарно замурлыкал.
«Вот предатель», – подумал Вадим.
– Пётр Георгиевич, слушай, а откуда мы родом?
– Кто мы?
– Ну, ты, я, дедушка с бабушкой, царство им небесное.
– А тебе зачем? Ты вообще чего приехал-то?
– Я кота привёз. Ты можешь ответить?
– Дедушка и бабушка твои родом с Украины. С Полтавщины. А ты зачем кота привёз?
– А они… православные были или как?
– Конечно, православные. И меня в детстве крестили, ну, правда, отец-то коммунистом был, а мама… нормальным человеком. А тебе зачем всё это? Ты что с Мэри поругался?
Вадим задумчиво разглядывал кота, который, выгибая спину от удовольствия, урчал, поглаживаемый Петром Георгиевичем.
– А почему они оттуда уехали?
– Отец уехал, потому что в институт хотел поступить в Юрятине, а мать не уехала, а, скорее, уползла. У неё вся семья умерла во время голода, она и выползла на дорогу умирать, но тут ехала телега из райцентра. Они тех, кто ещё шевелился, собирали. В общем, она мало что рассказывала про это, сам понимаешь, история грустная, да и помнила, наверное, не всё. Ясно только, что ползла она за этой телегой, её заметили, закинули внутрь, довезли до больницы.
Пётр Георгиевич замолчал. Сколько раз он представлял себе эту картину, сколь часто он словно наяву видел весь ужас описанного матерью. Палящее солнце, хата, полная мёртвых родителей, братьев и сестер. Десятилетняя девочка с трудом отпирает дверь и решается выйти, поскольку это её единственный шанс выжить. Сил идти у неё нет, и поэтому она ползёт, ползёт туда, к дороге, где слышится топот копыт и скрип тележного колеса. «Я тут. Дядьку. Заберить мене. Я тут» Маленькие худые ручонки тянутся по направлению к звуку…
Вадим помнил бабушку. Она умерла совсем недавно, прожив долгую трудовую жизнь. К великому его сожалению, Вадим разговаривал с ней лишь несколько раз, да и то будучи «маленьким». Дед же умер незадолго до его рождения, и о нём Вадим не знал вообще почти ничего.
– А дед?
– Что «дед»?
– Ну, коммунист который?
– Ты чего приехал вообще? С Мэри этой своей разойтись решил? Вернулся, значит, в отчий дом, блудный сын мой.
– Пап, да это неважно. Долго объяснять, да я и сам не понимаю до конца…
– Миллионами своими ворочаешь, а идти некуда. Хотя куда ж ещё идти, если разобраться. Коту корм купил? Кошачий туалет с наполнителем?
– Нет.
– Молодец, чего скажешь. Подкинул отцу подарочек. Как его зовут, ты говоришь?
– Лаки.
– Лаки… Тоже нашёл как назвать. Ты чего стоишь-то в проходе? У меня супчик есть.
– Да нет, спасибо… Я… спросить тебя хотел…
– Чего? Слушай, ты видел, сколько мыло стало стоить?
– Какое?
– С триклозаном! Это что ж такое?! Куда власть смотрит?
– Так доллар дорожает, а власть сейчас цены не регулирует.
– А кто регулирует? Какой ещё доллар! Какая мне разница, какой там доллар!
– Пап, сейчас всё рынок регулирует, а повышение курса доллара вызывает инфляцию, то есть рост цен, в том числе и потому, что многие товары или комплектующие для их производства мы покупаем за границей.
– У-ммм. Ясно. А ты что хотел спросить-то?
– Ладно, пап, поеду я. У меня встреча…
– Какая ещё встреча? Ночь уже. Ложись. Мы твою комнату не трогали, всё как было.
– Спасибо, пап, не надо. Да, слушай, у меня же теперь телефон есть!
– Какой ещё телефон?
– Сотовый. Вот я тебе номер тут напишу. Сначала набираешь «8», потом вот эти цифры. Так что если что – звони.
– Ладно. Да и ты не забывай нас. А ты чего заходил-то? Кота только отдать, что ли?
– Пойду я, Пётр Георгиевич! Надо мне, извини. Если приду поздно, я тихонько к себе проскочу, ты спи, не переживай.
Вадим, пятясь, вернулся в прихожую, вышел на лестничную клетку и направился наружу с неясными намерениями.
Сегодня в семье Григория Аркадьевича Спасского собирались праздновать Рош Ха-Шана. Провести этот вечер вместе с Григорием Аркадьевичем, его супругой Татьяной Юльевной и сыном Марком собирались приглашённые четой Спасских: Нинель Семёновна Гельфанд – преподаватель русского языка из частной еврейской школы города Юрятина имени Бен-Гуриона; старые знакомые Григория Аркадьевича и Татьяны Юльевны – супруги Ольга Борисовна и Александр Маркович Хейфицы; закоренелый холостяк Натан Самуилович Грузман, адвокат, уже несколько лет работающий с Григорием Аркадьевичем; ну и, конечно, Роман Исакович Мельник.
Компания подобралась небольшая, но дружная, как раз подходящая для встречи Нового года. Омрачало ситуацию то, что глава семейства Григорий Аркадьевич, к сожалению, задерживался на «одной очень важной встрече с невероятно интересными людьми», как он пояснил по телефону жене. Тем не менее вечером он перезвонил уже откуда-то с полдороги и обещал обязательно успеть. Татьяна Юльевна попросила любимого мужа купить по дороге яблок, если он приедет не слишком поздно, на что Григорий Аркадьевич твердо пообещал не оставить праздник без яблок.
В отсутствие Григория Аркадьевича инициативу по развлечению гостей взял в свои руки Спасский-младший, рассказывавший им о последних событиях, произошедших в школе. Друзья семьи Спасских с интересом и не без умиления слушали маленького Марка.
– У нас сегодня ужасная история произошла, просто ужасная! Я даже не могу вам передать всего того кошмара, который я ощутил. То есть ощущаю. Вот вроде Рош Ха-Шана, а радости даже нет никакой. Да, не смейтесь, вы же не знаете, что случилось! А случилось то, что уволили дядю Ивана из нашей школы. Вот так вот взяли и уволили! Испортили человеку Новый год! Вместо того, чтобы идти к себе домой, кушать там рыбку или гранатик, он, наверное, идёт куда-нибудь, бедный, сейчас и плачет. Или напивается каким-нибудь пивом или водкой. Да, он так и сказал мне, что напьётся сегодня! Вот придёт папа, я ему скажу, чтобы дядю Ивана снова взяли на работу, потому что он хороший. Он мне про «ШихСил» рассказывал, про кричалки всякие. КТО В ФУТБОЛ У НАС ИГРАЕТ! ЭТО ШИХ! ЭТО СИЛ! УА-УА-УА-УА-УА ЭЭЭЭЭ УА-УА-УА-УА-УА КАРАМОНОВ ЛУЧШИЙ! ЗА ЮРЯТИНСКИЙ ШИХСИЛ МЫ БОЛЕЕМ СО ВСЕХ СИЛ! ОДИН ЧЕТЫРЕ ВОСЕМЬ ВОСЕМЬ! МЫ РАДОСТЬ В КАЖДЫЙ ДОМ ПРИНОСИМ! УА-УА-УА! КТО ФУТБОЛОМ ЗНАМЕНИТ ТО ШИХТА И СИЛЬВИНИТ! В общем, нормальный такой, весёлый, хороший был человек. И вот уволили его. Ну что вот мне делать?
Наконец раздался звук брякающих ключей, и в квартиру вошёл хозяин, Григорий Аркадьевич, который, как и обещал, принёс яблок.
– А мы уж думали, ты не придёшь! – деланно вскинула руками Татьяна Юльевна.
– Ну что ты? Я же обещал. Вот яблоки.
– А что так долго-то? – не отставала жена, хотя и совершенно беззлобно.
Григорий Аркадьевич разделся и прошёл в комнату к гостям.
– Здравствуйте, дорогие мои! Лешана това тикатеву! Ну, что, как думаете, запишут нам что-то хорошее в книгу судеб на следующий год?
– Ээээ…
– Маркуся, привет!
– Привет, папа!
– Ромка, дорогой, не поверишь: только о тебе сегодня и думал!
– Да ладно врать-то!
– Александр Маркович, жму руку.
– Что ты, как ты, Григорий Аркадьевич?
– Ничего-ничего, поживаем помаленьку. Ольга Борисовна, Вы – как всегда!
– Как всегда ужасно, Григорий Аркадьевич?
– Да что Вы? Как можно?! Вы великолепны!
– Спасибо, Гришенька!
– Нинель Семёновна! Натан Самуилович! Как рад, спасибо, что пришли! Поскольку Вы сегодня оба без пары, то прошу ухаживать друг за другом, глядишь, скоро и поженим!
– Ой, Григорий Аркадьевич, как можно?! Я уже женщина немолодая.
– По-моему, так в самом соку, Нинель Семёновна!
Пока Григорий Аркадьевич перешучивался с гостями, Татьяна Юльевна, как и положено доброй хозяйке, с удовольствием рассадила гостей за столом.
– Ну что, по маленькой!? – предложил, не мешкая, Александр Маркович.
– Саша, ну ты даёшь, только сели, – слегка засомневался Григорий Аркадьевич, впрочем, сомневался недолго, так как Александр Маркович немедленно начал разливать водку по рюмкам.
– Ого, «Кеглевич!» – заинтересовался Натан Самуилович, – вы знаете, детки, мне можно вас так называть, вы же хоть и большие все люди, но по мне так вы всё равно ещё маленькие, так вот, помнится, как-то собрались мы праздновать Новый год, не еврейский, а такой – обычный, да, может, в 58 году, может, в 59, точно не воспроизведу, я ещё только-только пошёл по комсомольской линии…
– Натан Самуилович! Как мы Вас любим, дай Вам Бог здоровья, светлый Вы человек, замечательный, давайте первым тостом мы за Вас выпьем, – перехватил инициативу у старшего поколения Александр Маркович.
– Сашенька, вот ты знаешь, мне сразу другое вспомнилось: когда я ещё маленьким был, и отец мой с друзьями собирались, они тогда первый тост, знаешь, за кого поднимали? Правильно, за товарища Сталина! А всё остальное – это уже потом.
– Ну тогда, следуя обычаям, давайте поднимем тост за товарища Ельцина, или как его там называют, – за Эльцинда! А, товарищи? – усмехаясь, оглядел присутствующих Александр Маркович.
Собравшиеся опрокинули по рюмке и принялись за салаты.
– А нас ребе Мейзер учил, что водку пить – это нехорошо, и вообще есть древние традиции празднования Рош Ха-Шана, я вам сейчас расскажу, – начал было Марк, но был быстро прерван Александром Марковичем.
– Маркушка, погодь. Тут у нас ребе Мейзера, слава Богу, нет, красных раковин тоже, мы уж давай без древних традиций, по-простому, а? – взгляд Александра Марковича упал на Григория Аркадьевича, который принял «алаверды» и заговорил.
– Ну, я бы вообще начал с того, что подходит к концу старый год, он был полон трудностей, надежд и тревог, все мы окунулись в пучину кризиса, который…
– Сразу видно: человек ушёл во власть, – тихонько прокомментировал речь Спасского-старшего Александр Маркович.
– …конечно, слегка опустошил наши кошельки, кое-кого вообще разорил вконец, но знаете! – Григорий Аркадьевич на секунду замолчал. – Это, как говорит один мой хороший знакомый, можно сказать, друг, не повод, чтобы не работать, это, наоборот, новые возможности. Так что, ну его, этот старый год, пусть уходит, дальше впереди пусть будет у нас всё хорошо и радостно! И не такое переживали, да ведь, Натан Самуилович, и это всё переживём!
– В общем, с новым еврейским годом! – резюмировал Александр Маркович, чокаясь со всеми сидящими за столом.
Через час в руках Александра Марковича была гитара, и своим грудным баритоном он выводил про Мишку Фишмана, который «башковит, у него предвиденье».
Марк возился где-то с игрушками, периодически появляясь среди взрослых и напоминая им о том, как «правильно» надо справлять Рош Ха-Шана. Взрослые и ранее не очень отзывались на его призывы, а уж теперь находились в таком состоянии, что просто на них не реагировали.
– Ромка, – негромко обратился к другу Григорий Аркадьевич, находясь в тени голоса Александра Марковича.
– Чего?
– Что там с банком-то? Какие последние известия?
– Ну, какие-какие?! Печальные. Ты, надо сказать, весьма вовремя от нас слинял…
– Да никуда я не слинял! Я…
– А то, знаешь ли, с обездоленными бабушками как-то тяжело общаться.
– Я ещё никуда не назначен, во-первых, а во-вторых – я своим переходом на эту должность, между прочим, и тебе помогу, и банку. А бабушки? Ну что, бабушки! Жалко их, конечно, но сами должны были головой думать, куда деньги нести.
– Щаз же кризис! – согласно закивал головой Роман Исакович. – Точно! Верно всё говоришь, только вот деньги они несли, ещё когда кризиса не было.
– У нас кризис, по-моему, всё время кругом, всегда и везде. Он не прекращался ни на минуту.
– Да, я примерно так им и объясняю. Но знаешь, какая интересная штука: меня почему-то не слушают, а всё больше матерят и обвиняют в воровстве. А я ведь, Гришка, даже и не акционер, как некоторые.
– Ой, Ромка, ну перестань!
– Нет, я не против, чтобы ты находил новые интересные работы, ты человек большой, умный, тебе, конечно, надо идти вперёд, искать новые горизонты, а я что? Мне и с бабушками можно пообщаться.
– Я сегодня знаешь, куда ездил?
– Ты вроде на молочный завод какой-то собирался?
– На хрен мне нужен этот молочный завод! Я ради тебя только в Акду эту долбаную ездил к Михалычу.
– Это к какому Михалычу? К Сотникову что ли? Слышал-слышал, говорят, очень интересный человек!
– Я тебя этому интересному человеку почти сосватал на работу, Ромка.
– Гришка! Ты просто… Ты лучший, самый золотой человечище на свете! Спасибо тебе большое!
– Ой, ну перестань, ну что ты, правда, взрослые мужики, чего нам целоваться.
Александр Маркович к этому моменту допел и, видя, что застолье расползается на группы по интересам, предложил немедленно выпить и обсудить положение в стране, мотивируя это известным четверостишием от Губермана:
– Вечно и нисколько не старея,
Всюду и в любое время года
Длится, где сойдутся два еврея,
Спор о судьбах русского народа.
– Кстати, о судьбах русского народа, – вставил Григорий Аркадьевич, – вы знаете, где я сегодня был? Я сегодня посетил по приглашению моего доброго знакомого Михал Михалыча Сотникова прекрасный посёлок на юге нашей области. Посмотрел, как работают люди, чем живут.
– Ну и чем же они живут, Гриша? – заинтересовался Натан Самуилович.
– Подождите, Натан Самуилович, – прервал Грузмана Александр Маркович, – это тот самый Михал Михалыч, который «Древняя Хазария»?
– Да, он самый. И, кстати, знаете, кто у него сейчас финансовым директором работает? Вадим Чехолто, который у нас в банке замглавбуха был. Представляете? Ты же его знаешь, Александр Маркович?
– Он с Лёвушкой дружил нашим, – за мужа ответила Ольга Борисовна.
– Так вот, мы с ним сегодня сначала на базе у Михал Михалыча виделись, а потом уже здесь на мини-рынке, вот прямо перед тем, как я к вам зашёл. Знаете, у нас там инцидент один произошёл, ну, продавец что-то там нахамил Вадиму, ну, чурка, знаете, что с них взять, и тут подходит парень, спокойный такой, очень, знаете, интеллигентный, Пастернака, в частности, упомянул, и объясняет продавцу, что он не прав. Как сейчас модно говорить, разрулил инцидент. А я смотрю на этого парня и понимаю, что видел его где-то, да не пойму только где, а потом вспомнил – это же из Маркушкиной школы охранник!
– Которого уволили? Который футбольный фанат? – пробасил Александр Маркович.
– Кого уволили? Какой ещё фанат?
– Ну, который МЫ ШИХТА И СИЛЬВИНИТ УА-УА-УА!
– Не знаю, какая там ещё шихта. Это нормальный был такой парень, он у нас на вахте в школе сидит, я же говорю, интеллигентный такой, про культурную столицу сказал. В общем, я что хочу сказать: просто удивительно, как порой судьбы людей переплетаются в этом мире, как неожиданно мы встречаемся…
– За это не грех и выпить, пока Марк нас не видит и не учит жизни по еврейским канонам, – завершил за Григория Аркадьевича Александр Маркович.
– Кстати, Михал Михалыч – молодец, – продолжил Григорий Аркадьевич, закусив. – Хорошую команду подобрал, ребята дельные. Мне у Михалыча нравится, что он сам всегда держит руку на пульсе, во всё, как он говорит, «втыкается».
– Это правильно. Хотите, кстати, анекдот в тему, – вмешался «тамада» Александр Маркович и, не дожидаясь разрешения, продолжил. – Был один еврей – Абрам. Работал с утра до вечера, всё вроде бы делал правильно, а бизнес хромал. Что делать? Решил обратиться за советом к раввину, к местному Соломону Мейзеру. Приходит и спрашивает: «Ребе, что мне делать?». Ребе его переспрашивает: «А ты часто на фабрике бываешь?». Абрам: «Нет, я в конторе в основном сижу». Ребе: «Возьми за правило: каждый день три раза – в 8 утра, в обед и в 5 вечера – бери свиток Торы под мышку и обходи с ним помещение фабрики, читая молитву, которую я тебе скажу». Абрам так и сделал. Через месяц приходит к раввину довольный. «Спасибо тебе, ребе, помог! Всё отлично! Фабрика работает, прибыль приносит. В чём же секрет, ребе?». Ребе: «Секрет прост: хозяин должен быть на производстве!». Абрам: «А как же свиток Торы, а молитва?». – «Это так, понты».
– Знаешь, Гриша, – тихонько обратился к другу Роман Исакович посреди всеобщего хохота, – письма что-то совсем прекратились.
– Опять ты про эту галиматью! Говорю же тебе, какой-то дурак придумал и стал тебя разводить!
– Если бы дурак! Ты знаешь, какие мне люди писали? Там такое было в этих письмах! Целая программа действий. А сейчас вот перестали писать, совсем перестали… Слушай, ты ведь сейчас человек большой будешь, может, закинешь удочку, узнаешь, как там у них?
– У кого?
– У Членов Совета Мудрейших.
– Рома, ты больной, тебе лечиться надо!
– Они мне, кстати, в последнем письме анекдот прислали, хочешь расскажу? А то Саша рассказывает, а мне не даёт. Вот, значит, слушай: приходит один еврей к раввину и спрашивает: «Ребе, а можно ли пИсать в субботу или это считается работой? Всё-таки надо достать, держать». Ребе подумал и говорит: «ПИсай спокойно. Если бы это была работа, то гои у нас бы и доставали, и держали». Классно, да? Знаешь, я решил, что вот напишу им последнее письмо, и если на него ответа не будет, то всё, завязываю с этим. Что думаешь?
– Рома…
Григорий Аркадьевич набрал в грудь воздуха, хотел было что-то ещё сказать, но передумал. Александр Маркович затянул «Ой, мороз-мороз». Натан Самуилович рассказывал Нинель Семёновне о своих похождениях в стройотрядах.
«Как-то не так мы справляем Рош Ха-Шана, – подумал Григорий Аркадьевич, глядя на задумчивого Романа Исаковича, – надо будет послушать, чему там учат сына в этой его школе».
– Слушайте, уважаемые, – внезапно обратился к присутствующим Роман Исакович, – дамы и господа. Я же совсем забыл вам сказать. Мне же кассету дали посмотреть, вот буквально сегодня записали, говорят. Кучу денег за неё отдал! Какой-то товарищ, представьте себе, организовал наш еврейский футбольный клуб, и его фанаты напендоляли, значит, местным, юрятинским. Только Марка убери, там может быть всякое такое нехорошее, что ему не нужно смотреть. Вот эта кассета! Григорий Аркадьевич, врубай.
Войти с помощью соц. сетей: