Большой работает в еврейской школе. Юрятин. В течение двух месяцев до Того Самого Дня

Поначалу немного скованный, Большой постепенно освоился, расслабился и начал если и не получать удовольствие от работы, то, по крайней мере, воспринимать её так, как воспринимает большинство людей, – как необходимое и терпимое зло, отнимающее у нас треть жизни, но позволяющее прожить оставшиеся две трети.

«Работа как работа, – думал Большой, – ну, евреи, конечно, кругом, ну и что? Платят ведь и не знают, дурики, кому платят».

Гордый тем, что смог так ловко обмануть тех, кого вроде бы и обмануть нельзя, Иван начинал даже как-то немного наглеть, возможно, прежде всего по неопытности. Круг общения у него на работе был неширокий, чаще всего Большой разговаривал со своим непосредственным начальником Олегом, мужчиной крепкого телосложения, лет тридцати пяти, бывшим ВДВшником, владельцем частного охранного предприятия, которое оказывало услуги школе. Олег, в принципе, довольный новым сотрудником, как-то предложил Большому немного рассказать о своих впечатлениях от работы. Большой со свойственной ему прямотой сказал, что все отлично, только его, как человека совершенно русского и православного, немного смущает, что… кругом одни евреи, то есть, поспешил добавить Иван, «он против них ничего такого не имеет, они не чурки, там, или негры какие, и он им благодарен за все, но как-то вот немного, чуть-чуть что ли напрягается». Олег улыбнулся в ответ и сказал, что как русский человек его прекрасно понимает, но что сам он с этими самыми евреями работает уже три года, и хоть они достали его самого по самое «не хочу», но деньги платят исправно, и совсем уж плохого он о них тоже ничего сказать не может.

– В общем, подожди, привыкнешь, может, так понравится, что еще обрезание захочешь сделать, – пошутил Олег и, почувствовав, что Большой немного насторожился после последней фразы, решил чуть-чуть расслабить собеседника, переведя ее в юмористическое русло, – хочешь, анекдот расскажу? Старый такой, советский еще. Значит так, советский институт научный, приходят к ним с проверкой из обкома, говорят: «Что-то вы, товарищи, план не выполняете». Им отвечают: «Да, но ведь от нас многие толковые ученые уехали, некому план-то выполнять». «Что ж, значит, ряды пожидели?». «Да нет, жиды поредели».

Олег засмеялся, радуясь тому, как ловко он и обстановку разрядил, и затронул волновавшую Большого тему, надеясь снять с него таким образом излишнее напряжение. Большой улыбнулся, но анекдот до конца не понял, все-таки они с Олегом были из разных поколений.

– Может, ты какой-нибудь анекдот знаешь про это самое, про евреев-то, а? – обратился к Большому Олег.

– Знаю, почему нет. Вот, например, такой. Едет по Германии туристический автобус из Израиля, значит, набитый евреями. Водитель останавливается у какой-то дорожной забегаловки, подходит к владельцу, старому такому уже дяденьке, который воевал когда-то, и говорит: «Слушай, старик, у меня тут полный автобус евреев, чем-то можешь помочь?». А тот руками разводит: «Ну чем я могу помочь? У меня даже ма-а-аленькой печки нет, только микроволновка».

Большой искренне засмеялся, но, глядя на лицо Олега, постепенно затих. Некоторое время Олег внимательно смотрел на Ивана, после чего сказал:

– Ты вот что, Иван, больше никому ТУТ таких анекдотов не рассказывай. Всё, давай, иди на пост.

Большой подумал, что, наверное, его горестный список «двухмесячных работ», возможно, будет скоро обновлен, и поплелся на рабочее место. Олег тем временем достал из сейфа заявление, написанное Большим, перечитал его и задумался, почесывая обритый затылок.

Около поста охранника во время перемены часто собиралась группка мальчишек-младшеклассников, одетых в белые рубашки и черные жилетки. Мальчишки весело щебетали, бегали друг за другом, несмотря на строгие указания ребе Соломона Мейзера. Среди мальчишек выделялся черноволосый кудрявый мальчик, которого звали Марк Григорьевич Спасский.

Именно со Спасским-младшим (а мальчик, как ты, мой читатель, уже догадался, был сыном Григория Аркадьевича) у Большого сложились некие отношения. Дружбой их назвать было нельзя в силу слишком большой разницы в возрасте. Если же считать, что все это глупости и предрассудки, а маленький мальчик-еврей и взрослый дяденька-националист могут стать лучшими друзьями, то в силу определенного предвзятого отношения Ивана к Марку дружбы у них всё равно не получилось бы. Тем не менее определенную симпатию друг к другу они испытывали. Со стороны Марка это было безоглядное детское чувство, вытекающее из запрограммированного в нас природой желания быть рядом с сильным и мужественным человеком, воспринимая от него все лучшее. Марк был на той границе возраста, когда еще можно быть наивным и искренним без особого усилия, самим по себе, когда мир воспринимаешь как часть придуманной сказки, в которой ты один из действующих лиц, в которой реальность – это не самое главное. Увы, но где-то после 10 лет наши дети начинают стремительно расти, теряя наивность, и в конце концов становятся нами.

Эти их странные отношения начались, когда Марк как-то подошел к новому охраннику и без обиняков спросил:

– Здравствуйте. Как Вас зовут?

– Иван. Здравствуй. А тебя? – немного помедлив, ответил Большой.

– Меня Марк. А Вы тут недавно работаете?

– Да, неделю всего.

– Просто у нас раньше другой был охранник, Андрей Геннадьевич.

– Он уволился, теперь я вместо него.

– А Вы тоже военный бывший?

– Почему ты так решил?

– Ну, Вы такой большой…

– Большой, – усмехнулся Большой.

Так, слово за слово, Марк и Большой стали периодически обмениваться фразами, которые постепенно складывались в разговоры о том, что обычно интересует мальчиков любого возраста: машины, оружие, спорт, футбол, прежде всего – успехи и поражения любимой обоими юрятинской команды «ШихСил».

Разговоры Большого и Марка были, видимо, призваны дополнить какие-то пробелы в познании друг друга.

– А Вы Цдаку с зарплаты отдаёте?

– А это что такое?

– Ну, это часть денег, которую надо всегда отдавать, вот у Вас ведь висит ящичек.

– Я думал, что это и значит «ящичек».

– Нет! Это деньги такие, которые туда надо положить.

– А у Вас кто в «ШихСиле» любимый игрок?

– Карамонов.

– А мне Димитров нравится. Помните, как он «Спартаку» забил?

– Мясу.

– Какому мясу?

– «Спартак» – это мясо. А забил он ножницами. Это когда прыгаешь и через себя бьешь.

– А у Вас какой любимый праздник?

– Новый год.

– О! А он как раз скоро будет!

– Почему скоро? Еще несколько месяцев…

– Нет, правильный Новый год – это Рош Ха-Шана! Это очень хороший праздник, веселый, конечно, не такой веселый, как вынос свитка Торы…

– А что там надо делать?

– О! Там очень весело, все бегают, радуются, выходят на улицу, передают друг другу свиток. Все так бегают-бегают! Поют-поют! У нас в прошлый раз на вынос свитка Торы так было здорово…

– Нет, я про Новый год.

– Это уже скоро. Мы дома вечером соберемся с папой, мамой, друзьями, будем есть что-нибудь вкусненькое.

– Прям как у нас.