Дневная сторона планеты Кварцит ничем не отличалась от большинства таких же планет, не имеющих открытых водных пространств: цепи гор, долины, обширные плеши пустынь, покрытых сероватым песком или пылью. Не видно было лишь растительности, хотя вода на планете явно имелась в достаточном количестве, об этом свидетельствовали плывущие над поверхностью облачные массы и разлапистые спирали циклонов. По другую сторону терминатора тучи то и дело подсвечивались вспышками молний. Грозы тут явно были повсеместным явлением и гораздо более интенсивным, чем на других виденных мной планетах. Там же, где поверхность не скрывали облака, ночная планета светилась россыпями огней. Наверное, кто-то с первого взгляда принял бы их за города, однако, мне сразу показался странным цвет этого «освещения» – призрачно-фиолетовый. Существу с нормальным зрением жить при таком было бы не слишком комфортно.

– Так светятся выходы на поверхность кристаллических жил, – объяснила Осока. – Городов наверху нет, все они в пещерах.

– Непригодные условия? – спросил я. – На поверхности, я смотрю, ничего не растёт.

– Здесь плотная атмосфера, слишком насыщенная электричеством, – сказала подруга. – Оно и загнало всё живое под землю. На планете всего несколько видов, способных выжить на поверхности. Мхи и какие-то членистоногие.

– Я смотрю, полёты над Кварцитом тоже невозможны, – заметила Падме. – В лоции указано, что входить в атмосферу глубже, чем на сорок тысяч от поверхности опасно для двигателей.

– Они пользуются орбитальными лифтами, построенными ещё Сеятелями, – Осока взялась за рукоятку ориентации и слегка повернула «Амидалу» вокруг продольной оси, так что планета оказалась как бы «над нами». – Когда-то их было два, сейчас остался один. Вон, видите, справа по носу.

Лифт выглядел тоненькой ниточкой, протянутой откуда-то снизу к цилиндру орбитальной станции, раскинувшей в стороны шесть длинных щупалец солнечных батарей.

– А что будет, если и этот выйдет из строя? – спросила Рийо.

– До планеты можно ещё добраться на баллистическом спускаемом аппарате, – пожала плечами Осока. – А обратно – на твердотопливной ракете, больше никак. Пусковые шахты есть возле каждого города, там даже дежурные ракеты стоят. Вернее, стояли во время войны, сейчас не знаю. Что диспетчер на спутнике, Падме?

– Просит подождать десять минут, пока ошвартуется туристический лайнер, – отозвалась та.

– Здесь есть, что показать туристам? – удивился я. – Впрочем, Асаж говорила, что на Кварците красивые пещеры.

– Совершенно верно, – сказала Осока. – Просто необыкновенно. Да и орбитальный лифт Сеятелей увидишь нечасто. Для непривычного человека такой аттракцион… Очень советую посмотреть. Рийо и Натуа, думаю, составят тебе компанию?

– Нам сперва надо подписать контракт со Службой перевозок, – напомнила панторанка. – Предлагаю поступить так: ты, Алекс, лети сейчас вместе с туристами. Заодно послушаешь их гида. А мы с Натуа спустимся потом, как закончим.

– Осока, а ты? – спросил я.

– Я бы с удовольствием, да у «петухов» я в розыске, – вздохнула Осока. – Словосочетание «наёмница Хонс» у местной безпеки до сих пор вызывает судороги.

– Понятно. Значит, лифтов, говоришь, раньше было два? – невинным тоном уточнил я.

– Ага… – машинально ответила Осока, потом её выделенные белыми линиями брови поползли к переносице. – Что?? Ты думаешь, это я???

– С тобой я уже ничему не удивлюсь.

– Его, если хочешь знать, разрушили ещё до войны! А я и исправным-то пользовалась всего один раз.

– Как один? – не понял я. – Два, наверное?

– Именно один, – проворчала Рийо. – Говори уж, раз проболталась.

– Ну, – моя подруга смущённо потупилась, – с поверхности я, как раз, на ракете и удирала.

Делать всё равно пока было нечего, и я с примкнувшей ко мне Падме принялись выяснять подробности того Осокиного визита на Кварцит. Оказалось, что здесь наша «наёмница Хонс» настигла одного из тех галактических дельцов, за голову которых рано или поздно назначается немаленькая награда. Жулик с Умбары облапошил Лантиллианское Братство, а эти ребята хоть и не настолько богаты, как Кореллианская Коммерческая Гильдия, на его поимку решили раскошелиться, надеясь вернуть украденное. Зная, что за ним охотятся, умбаранец задумал укрыться среди Пещерных Людей Кварцита, заказал себе светящиеся линзы, чтобы замаскировать глаза, а на планету проник по фальшивому дипломатическому паспорту. Как раз за нападение на липового «дипломата» мою Осоку и ловили белуганские гвардейцы. А когда поймали, получили от неё по морде, как те дружинники из Кулинарного техникума. Увлёкшись рассказом, Осока позабыла, что якобы стыдится своих похождений, и не без удовольствия описывала, как «петухи» сначала гоняли по пещерному лабиринту её, а потом уже она их.

Рийо, тем временем, созвонилась со Службой перевозок, и те охотно дали команду зарезервировать для меня место на туристическом челноке, отправляющемся с транзитного терминала на естественном спутнике Кварцита к орбитальному лифту. Хорошо, что лайнер был слишком велик и не мог причалить прямо к станции! Вблизи лифт оказался довольно толстой связкой перламутровых «макаронин» диаметром примерно по три метра каждая, перехваченных через равные промежутки муфтами, по ободу каждой ярко горели сигнальные огни, позволяющие видеть лифт с космических кораблей и в тени планеты. Разумно, ибо столкновение грозило катастрофой поистине всепланетного масштаба. Внутри по трубам-«макаронинам» двигались кабины, состоящие из реактивной площадки и купола силового поля. Каждая вмещала до семи существ размером с человека, о чём гласили неоновые таблички сверху, но, так как группа состояла всего из сорока душ, туристов распределили по пятеро. Шестыми в двух кабинах оказались пожилой гид-белуган и я.

Спуск для туристов – а они, судя по одежде, прибыли с какой-то из зажиточных планет – и в самом деле был чем-то вроде аттракциона, такие космические «американские горки». Задрав головы, взрослые дяди и тёти вопили от восторга и ужаса, глядя, как удаляется, исчезая в вышине, орбитальная станция. Затем на некоторое время гвалт поутих, потому что станция исчезла, а о том, что кабины движутся, говорили лишь мелькающие мимо соединительные муфты. Когда же начались плотные слои атмосферы, внезапно приблизились клубящиеся грозовые облака, все разом отшатнулись к центру кабины. Молнии одна за другой били в ствол лифта, не причиняя, впрочем, никакого вреда, трубы, наверняка, были надёжно заземлены пращурами при строительстве. Ещё немного – и под нами показалась быстро приближающаяся поверхность планеты. Туристы так же дружно прилипли к прозрачной стенке силового поля, жадно разглядывая несущиеся снизу горы и снова вопя, как малолетки. У меня, честно говоря, тоже захватывало дух, но, поглядев на белугана, стоящего в центре соседней кабины с невозмутимым видом бывалого морского волка во время шторма, я сделал каменное лицо. Как говорится, не первый год в космосе!

Нижняя площадка орбитального лифта очень напоминала верхнюю, с той лишь разницей, что в её центре располагались не агрегаты управления, а серый, высотой до потолка, монолит основания «струны», на которой, собственно говоря, и держалась вся конструкция. Гид собрал продолжающих галдеть от избытка чувств гостей и повёл их низким сводчатым коридором на… вокзал? Да, именно вокзал. В большой пещере-зале, свод которой подпирали грубо вытесанные из камня колонны, оканчивались тупиками с десяток магниторельсовых путей. На платформах дальних громоздились какие-то ящики и контейнеры, должно быть, то была грузовая часть станции. Там стояли несколько серо-бурых, то ли от отсутствия покрытия на металле, то ли от пещерной пыли, поездов. Ближний поезд разительно от них отличался. Передний и хвостовой вагоны были точно такими же, как у магнитопоездов на Бреге и Корусанте, возможно, они тут являлись локомотивами, этого я не знал. А между ними располагалась пара вагонов-лодок, один застеклённый, у другого вместо крыши лишь полупрозрачный продольный брус сверху. Подойдя ближе, я понял, что брус не цельный, это сложенные хитрым образом узкие транспаристиловые панели. В этот-то открытый вагон и пригласил нас гид. В отличие от прежних встреченных мной белуган, на базик он говорил абсолютно чисто, а хорошо поставленный баритон дал бы сто очков вперёд любому современному телевизионному диктору. Поезд тронулся, и гид, заложив руки за спину, начал свой рассказ. Он говорил о том, какой прекрасной была поверхность этой планеты десятки тысяч лет назад, пока одна из древних империй, чьё название стёрлось из памяти поколений, не начала здесь добычу полезных ископаемых. Со временем экосфера становилась всё суровее к живым существам, и к тому времени, как империя рассыпалась в прах, белуганы и кейджи, потомки когда-то привезённых сюда шахтёров, вынуждены были отступить в подземелье, где не было убийственных гроз, а воздух оставался пригодным для дыхания.

– Господин Паплиэдо, – сказал один из туристов постарше, – некоторые учёные считают, что всё было наоборот: Пещерные Люди жили здесь изначально, а белуган, как воинов и надсмотрщиков, привезла древняя империя. Что Вы думаете об этой гипотезе?

Гид рассмеялся:

– Искренне не советую озвучивать её в присутствии наших чиновников, могут перевозбудиться и выслать вон с планеты. Что думаю лично я? Биологи говорят, что нет связующих звеньев эволюции между неразумной жизнью Кварцита и каким-либо из двух разумных видов. Поэтому, скорее всего, обе расы прибыли сюда извне. Кто раньше, кто позже – науке пока точно неизвестно, известно лишь то, во что хотят верить политики.

Паплиэдо продолжал рассуждать и очень изящно увёл разговор на другую тему: как замечательно, что древняя империя рухнула раньше, чем успела вычерпать планету до дна, и мы до сих пор имеем возможность любоваться феерическим зрелищем кристаллических пещер Кварцита. Зрелище и впрямь потрясало. Сиреневые кристаллы, свечение которых мы видели из космоса, попадались в пещерах повсеместно, то реже, то чаще, на полу, стенах, потолке и временами образовывали целые «леса». Кристаллы имели одинаковую форму, но отличались размерами. Поодиночке они росли редко, в основном, объединялись в разнокалиберные друзы, не менее разнообразные, чем деревья или кустарники. Какие-то состояли только из крупных «веточек», другие, словно поросль, окружали сотни мелких кристалликов. Временами среди сиреневого кристаллического «леса», словно цветы, сверкали камни других тонов: золотистые, зелёные, синие. А если приглядеться, можно было заметить, что кристаллический лес медленно пульсирует, каждая часть его – в своём ритме. Вот только что «дерево» выделялось тёмным пятном в окружающем «подлеске», а через минуту оно сияет, как новогодняя ёлка, а соседнее, наоборот, потускнело. Поезд, тем временем, как-то незаметно сошёл с основной линии, и ветка из одиночных колец уводила его куда-то в сторону, по причудливым извивам поросшей кристаллами пещеры. Один из туристов не преминул спросить, отчего такая развилка. И получил ответ, совершенно естественный для меня, знакомого с железными и шоссейными дорогами. Мы двигались по старой трассе, проложенной вдоль пещеры, основной же ход спрямили, пробив в скале несколько тоннелей. Получилось быстро, удобно для перевозок… и совсем не зрелищно. Поэтому прежнюю ветку решили сохранить, сняв с опор кольца одного из направлений, и катали по ней экскурсантов.

– А теперь, дамы и господа, – гид поднял руки, призывая к вниманию, – прошу несколько минут тишины. Послушаем пещеру…

Поезд замедлял ход, будто катясь по инерции, хотя трения в магнитной подвеске, конечно же, не было, и, наконец, остановился. Тотчас смолкло жужжание линейных двигателей, тормозивших его. И вот тогда стали слышны слабые звуки кристаллического леса. Посвист ветра в дальних закоулках, плеск воды где-то справа, странное сухое потрескивание, а ещё… чириканье? Неужели здесь есть какая-то жизнь? Странно. Живым существам в этом кристаллическом лесу было бы нечем питаться. Новый треск, совсем близко, и я успел заметить, как одна из веточек сиреневого «куста» вдруг поблёкла, перестала светиться и отвалилась. До поверхности было совсем невысоко, тем не менее, кристалл, коснувшись каменного дна пещеры, вдруг рассыпался мелкой серой крошкой. Один из туристов тоже заметил это и, наводя портативную голокамеру, с возгласом указал рукой в том направлении.

– Тише-тише, – вновь попросил Паплиэдо.

Э, а звуки-то при первых человеческих голосах стихли! Значит, это точно местная жизнь. Пока туристы водили объективами камер, пытаясь заснять отмирание кристаллической ветви, пещерная фауна вновь успокоилась. И начала выползать на свет. Крохотные движущиеся светлячки при более внимательном рассмотрении оказались глазами небольших многоножек, снующих между кустов. Ах, вот оно что! В пещере была и настоящая, живая растительность, вот эти пятна на камнях, трудноразличимые в неверном свете кристаллов. Многоножки ловко выхватывали из растительного ковра что-то совсем мелкое, я сразу понял, что живность – травоядным незачем так спешить. А вот и травоед, он покрупнее, неторопливо ползёт по краю пятна, ощипывая мох. Хищники близко к нему подходить не отваживались, добыча была явно им не по зубам, как земным лисицам не по зубам лось. Крупное членистоногое заметили и другие туристы, показывали пальцами, шикали друг на друга, чтобы не спугнуть, нацеливались камерами. Гид стоял в сторонке, скрестив на груди руки, и наблюдал за их оживлением, для него реакция гостей была привычной. Заметив, что молодой человек лет четырнадцати с выстриженной полосой посреди головы в том месте, где у панков бывает «ирокез», хочет задать вопрос, прижал палец к своему кальмарьему рту и сделал жест другой рукой: позже. Когда остановка закончилась, и жители кристаллического леса попрятались, испуганные звуком тронувшегося поезда, белуган произнёс:

– Молодой человек, Вы хотели что-то спросить?

– Да, – сказал тот. – Я вот слышал, что в пещерах живут и более крупные создания, размером с этот вагон. И будто бы кейджи на них верхом разъезжают. Это правда?

– Диких многоножек в пещерах давно уже нет, – ответил Паплиэдо. – Их истребили ещё до Руусана. Остались только домашние животные Пещерных Людей. Лет двадцать назад вам бы даже предложили проехать на них к минеральным озёрам. К несчастью, в правление лорда Отуа отношения с кейджами испортились. Нынешний лорд Фаглао прилагает все усилия, чтобы уладить разногласия, но пока Пещерные Люди редко приезжают в города.

– Жаль.

– Увы.

– Но на озёра мы поедем?

– Безусловно. На поезде. Это есть в нашей программе.

Пещера вновь повернула, впереди показались огни основной магниторельсовой трассы и освещённый портал тоннеля. Через четверть часа мы были в городе. Гид объявил свободное время, один час, и сбор группы возле другого пути вокзала «магнитки». Туристы потихоньку стали рассасываться по разным выходам, а я нашёл общественный терминал и соединился с Голонетом. Доступ здесь был какой-то кривой, через одно место. Я подозревал, что называется оно «орбитальный лифт», поскольку другие пути коммуникации с внешним миром перекрывает наэлектризованная атмосфера. Терминальную связь разрешили только после оплаты, я ещё нигде такого не видел, обычно обмен сообщениями по сети, вроде земного «оскара», в пределах одной планетной системы бесплатный.

«Сестра?» – набрал я на нужный адрес. Вводить русские слова аурбешем было чуточку неудобно, раскладка другая, но терпимо. В галактическом алфавите, из-за особенностей языка, имелись отдельные символы для «ч» и «ш», были и примерные эквиваленты «э», «ё», «ю». Вместо трёх отсутствующих букв мы приноровились использовать «v», «x» и «q», точно, как на старом ДВК.

«Da, tut, u tebq wsö w porqdke?» – пришло ответное сообщение.

«Нормально, экскурсия, и в самом деле, неплохая. Что там Рийо и Натуа? Собираются вниз?»

«Пока нет. Их пригласили отобедать, это пара часов минимум. Что-то мне подсказывает, что ждать их особо не стоит».

«Ну, что ж. Тогда возвращаюсь».

Вокзальное табло меня огорчило: если я правильно прочёл, до регулярного поезда к орбитальному лифту оставалось больше получаса. На всякий случай уточнив этот момент у белугана-полицейского тут же в зале, я решил пока прогуляться по городу, раз уж всё равно есть время. От вокзала под острым углом отходили две улицы-пещеры, примерно одинаковые по ширине. Не определив, которая главнее, я пошёл по правой. Вначале она была почти прямой, затем начала слегка изгибаться то влево, то вправо, следуя естественному направлению пещеры – древнему руслу подземной реки или тока лавы. Домов как таковых в этом городе не было, помещения вырубались прямо в скале. Нижний этаж состоял из витрин магазинчиков, лавок, закусочных, между которыми оставались зазоры по полтора-два метра, в них располагались входы в какие-то частные помещения, должно быть, жилые, расположенные выше. Двери «общественных мест» были открыты настежь и поставлены перпендикулярно проёму, на них сверху вниз шли надписи, дублирующие вывеску наверху. В некоторых случаях дверей не наблюдалось вовсе: очевидно, заведения закрывались вертикальной шторой, подвешенной над проёмом. Что касается жилищ, то у них обязательно имелись небольшие тамбуры, закрытые либо портьерой, либо низенькими распашными дверцами, у меня вызвавшими ассоциации с салунами Дикого Запада. И лишь за ними, в глубине, виднелась собственно дверь. Вторые, а кое-где третьи этажи глядели на улицу прорубленными в камне окнами, а между ними светились друзы сохранившихся сиреневых кристаллов. Здесь, в сравнении с уличными фонарями, становилось понятным, что свечение довольно слабое, хотя в пещере-лесу оно казалось ярким. Всё потому, что человеческий глаз приспосабливается к изменению освещённости и в полумраке «вытягивает» цвета на нормальный уровень, пока может. Фонари в основном висели под сводом пещеры, и лишь там, где он превращался в узкую, уходящую ввысь расселину, спускались на стены, к окнам. Временами, в расширениях пещеры, магазинчики образовывали выступы, а сверху на них были устроены балконы. Я подумал, что торговцы вряд ли разрешили бы делать подобное верхним жильцам, если не они же владели квартирой наверху. Боковые улицы-переулки явно имели искусственную природу. Слишком гладкие стены, правильная яйцевидная форма свода и прямолинейность этих тоннелей не могли быть обусловлены естественными причинами. Я заглянул в один из них и обнаружил, что ни магазинов, ни ресторанов там нет, только одноэтажные жилые квартиры.

Разглядывая местную «архитектуру», я поначалу не очень-то приглядывался к местным жителям. Между тем, в городе жили не одни белуганы. Встречались и люди, и твилеки – куда же без них? Это не могли быть сплошь туристы, вот та женщина явно покупает продукты для дома, а на этом молодом человеке – фартук официанта. Интересно, а в справочнике сказано, что, кроме белуган и кейджей, на планете нет других рас. Ну, о степени достоверности энциклопедических данных я знал и раньше. Кейджей, как и говорил белуганский гид, на улицах почти не встречалось. Лишь изредка можно было увидеть быстро идущую фигуру в плаще с капюшоном, из тени которого сияли светящиеся глаза, в основном, розовые или оранжевые. Из того же справочника я знал, что эти цвета свойственны женщинам. Мужчину с жёлтыми глазами я увидел лишь однажды. Разумно, если разобраться. У патриархальных кейджей женщины не воевали, и они, таким образом, демонстрировали, что ведут в городе чисто хозяйственные дела. Что, впрочем, сбора разведданных не исключало.

Внезапно внимание моё привлёк какой-то шум на соседней улице. Я как раз решил заглянуть в очередной переулок, где ярко светилась вывеска некоего предприятия общественного питания, и пробитая в скале штольня послужила резонатором. Впереди, метрах в ста, где кончался переулок, промелькнули несколько подтянутых фигур в униформе с яркой голубой отделкой и в глухих шлемах, украшенных такими же полосами – горизонтальной в передней части и вертикальной на затылке. В руках у них было оружие. Кого-то ловят? Выяснять это никто не спешил. Трое или четверо местных жителей в переулке при шуме и топоте множества ног как-то незаметно рассосались по закоулкам. Когда же белугане в униформе пробежали мимо, и топот их стал стихать, по штольне от дальнего её конца бесшумно скользнула фигура в плаще. Я решил посторониться, дать дорогу, но фигура внезапно тоже метнулась к стене, где мы и столкнулись. Под капюшоном мелькнули розовые глаза. Отпихнув меня, женщина устремилась дальше.

– Вот дура пещерная! – выругался я.

Женщина в плаще вдруг остановилась, как будто её дёрнули за поводок. Выпрямилась, медленно обернулась. Светящиеся глаза уставились на меня.

– Саша?

Голос был знаком, очень знаком.

– Люда?? – ахнул я. – Ты что здесь…

– Тише! Не шуми! – Людмила, девушка Игоря Митрофанова, живая и, кажется, вполне здоровая, погрозила пальцем.

– Это за тобой, что ли, погоня? – дошло до меня.

– Да за мной, блин. Угораздило поссориться с одним из кланов, теперь меня ищут. Погляди, на той улице чисто?

Я выглянул из переулка. Белуганской полиции видно не было. Взмахом руки я позвал Людмилу за собой. Спросил:

– К вокзалу?

– Да, пока там не перекрыто. Погоди секунду, сюда, надо избавиться от маскировки.

Затащив меня в служебный проход, заставленный, как водится, пахучими мусорными баками, она сняла плащ, вынула линзы из глаз и какой-то жёлтой салфеткой принялась тереть лицо, удаляя мертвенно-бледный с сероватым оттенком грим. Увидев её костюм под плащом, я мысленно присвистнул: чисто пиратская капитанша, только шляпы с пером не хватает! Одета Людмила была в сюртук, кожаный корсет, шорты и высокие сапоги. Перчатки без пальцев, разумеется, прилагались, точно в соответствии с галактической модой. Натянув их на руки, она повернулась ко мне:

– Хватит любоваться, пошли!

Под ручку, словно парочка, мы двинулись в направлении вокзала.

– Что ты с ними не поделила? – спросил я.

– Да так, характерами не сошлись.

– Говоришь так, будто замужем за одним из них.

– Что я, очумела? – фыркнула Людмила. – Нет, тут деловые отношения.

– Бизнесом занимаешься?

– В какой-то мере.

– Гарик говорил, вас Диман продал в рабство…

– Дима-ан? – в глазах Людмилы блеснули нехорошие огоньки. – А они-то с Вовиком, получается, не при делах? Просто в сторонку отошли?

– Я, вообще-то, не видел, как ты должна понимать. Гарик просто сказал, что Диман пришёл и поставил их перед фактом. А Вовка стал возмущаться, наёмница его и застрелила.

– Понятное дело, – хмыкнула она, – Митрофанов, как всегда, в ослепительно белом костюме. В любом дерьме умеет остаться чистеньким.

Я пожал плечами:

– Его труп тоже ничего бы не изменил. Расскажи лучше, как тебе удалось выбраться? И где остальные?

– Насчёт остальных не знаю вообще, нас разным распродали. А выбраться… Скажем так, договорилась с владельцем.

– Просто договорилась? – изумился я.

– Да нет, очень даже не просто. Сначала всякое было. Не хочу рассказывать. Ну, а когда терпение лопнуло, пошла и поговорила… Ладно, лучше ты про себя расскажи. Мы ведь думали…

– … что я остался на Земле, – подхватил я. – А я – что вы. И, в отличие от вас, оказался на необитаемой планете. Если бы не случайный корабль, мне бы точно конец. Там, видишь ли, травы растут, а для большинства людей их фитонциды – сильный аллерген. Сначала, вроде, ничего, а к вечеру чуть не задохнулся, представляешь?

– Отёк лёгких – плохая смерть, – согласилась Людмила. – Ну, а сейчас? Здесь, что ли, живёшь?

– Нет, что ты! Сюда мы по делам прилетели. Пока большие шишки ведут переговоры, меня, так сказать, отпустили на берег, – скромно ответил я.

– То есть, ты так на корабле и служишь? Ай да тихоня, кто бы мог подумать!

– Это что, Гарик вообще известным менестрелем стал. Даёт концерты, сшибает деньгу.

– И провались он со своими деньгами. Я себе настоящего мужика найду… Стой!

Я и сам остановился, увидев впереди усиленный наряд полиции. Вот чёрт, а сон-то, получается, был в руку! И город подземный, и погоня… Вот только Падме не прорвётся через эту треклятую атмосферу, чтобы нас увезти.

– Хреново дело, – пробормотала Людмила. – К вокзалу перекрыто. Слушай, ты иди, пожалуй, тебя-то не остановят.

– А ты?

– Ну, я… Как-нибудь.

– Нет уж. Русские своих не бросают.

– И чем же ты сможешь помочь, «последний русский»? – насмешливо посмотрела она на меня. – У тебя есть другой способ убраться из города? Конечно, можно пешком по пещерам, но пока доберёмся до лифта, они поймут и перекроют там тоже…

– Не тарахти, – перебил её я. Идея в духе моей благоверной уже сформировалась в мозгу. И я сказал: – Ты в этом городе давно? Как к мэрии попасть, знаешь?

– К магистрату? Знаю. Переулками на Первооткрывателей, а там пять минут идти.

– Вперёд!

– Уж не хочешь ли ты попросить о помощи господина бургомистра?

– Нет. С бургомистрами, полицаями, штурмовиками и прочей оккупационной нечистью связываться мы не будем, – усмехнулся я. – Припрёт – лучше свяжемся с местными партизанами. Ну, теми, под одну из которых ты косила.

– Ты имел с ними дело?

– Нет. Но думаю, что смогу, – небрежно ответил я. На самом деле, я вовсе не был уверен, что в разговоре с воинами кейджей мне хватит информации, что я знал от Вентресс. И что участники той истории живы, как-никак, прошло двенадцать лет. Этот вариант оставим в качестве последней соломинки. Пока же попробуем сами.

На небольшую площадь перед парадными дверьми магистрата мы вышли за несколько секунд до того, как по пещерам прокатился гулкий, мягкий и очень красивый звук колокола. Так здесь отбивался каждый час.

– Что дальше? – спросила Людмила. Она явно нервничала.

– Погоди, посмотрим новости, – я кивнул на голографический экран на скальном фронтоне магистрата. – А там поищем кое-что.

– Да чего тут смотреть!

– Сказал, погоди, – осадил её я. И оказался прав. Через минуту на экране пошла такая информация, от которой настроение у меня резко упало. Полчаса назад убит Икиэме Грун, глава влиятельного белуганского клана.

– Вот как ты «поссорилась», значит, – нахмурился я.

– Я говорила, не стоит тебе в это ввязываться.

– Ладно, теперь поздно пить «Боржоми». Они базальт будут грызть, пока тебя не найдут. Давай-ка пошустрее. Здесь рядом должен быть служебный проход. Вон он! Туда!

– Что ты задумал? Уйти в пещеры? Тогда надо было сразу.

– Нет, Людочка. Пещеры не помогут нам удрать с планеты, а кое-что, расположенное за магистратом – поможет.

– Интересно.

– Мне тоже, честно говоря.

По проходам, расположенным в нескольких уровнях за монолитам магистрата, мы плутали с полчаса, два раза чуть не ушли в «дикие» пещеры, пока я не догадался, что нам, вообще-то, нужен самый верхний уровень.

– Ты это искал? – спросила Людмила, указывая на тяжёлую металлическую дверь с надписью на базик: «Пусковая шахта №8».

– Да! Только сюда мы не пойдём.

– Почему?

– Потому что, – ответил я. Электронный замок двери был мёртв, а причина этого виднелась между краем его панели и косяком – вертикальная полоса, проплавленная в камне световым мечом, уж от него-то следы трудно не узнать, если пару раз видел. Любопытно, здесь приложился зелёный или жёлтый, велморитовый?

– Не огрызайся, поняла уже, она не работает, – сказала Людмила. – Идём к следующей.

У двери шахты номер семь Людмила открыла висящую на поясе сумочку, стала копаться в ней. Вытащила на свет божий небольшую электронную панель:

– Сейчас подберём код…

– Долго, – отмахнулся я. Вынул из сумки на пояснице световой меч, включил. У Людмилы расширились глаза, но она промолчала, не задала никаких вопросов. Я же, не тратя времени на объяснения, прорезал базальт точно так, как было сделано на соседней двери. Навалился, утапливая тяжёлую дверь внутрь и в сторону. За ней виднелась секция кольцевого балкона с металлическими перильцами и хорошо знакомый бок спасательной капсулы.

Капсула оказалась установлена на цилиндре твердотопливной стартовой ступени, утопленном в глубину шахты. А метрах в пяти-шести над нами виднелся диафрагменный люк. Плотно закрыв дверь – я вовсе не хотел убивать никого из горожан прорвавшейся снаружи непригодной для дыхания атмосферой – я повернулся к капсуле. Там Людмила уже открывала входной люк.

– Надеюсь, это летает, – буркнула она.

– Несколько лет назад летало точно.

– Сможешь взлететь?

– Тут надо не взлетать, а запускать, – поправил я. – Вон щиток, я разберусь, а ты лезь внутрь и пристёгивайся.

На щитке всё оказалось несложно, даже паладин из квартирной ролёвки, с которым как-то сравнил меня Диман, смог бы разобраться. Питание. Вспыхнули индикаторы. Цепи зажигания. Отлично! А ты почему красный? Ах, это сенсор переключения на местное управление. Давим. Вот теперь можно и в капсулу. Пол в ней сейчас располагался вертикально, но конструкция предусматривала и это. Пазы между плитами, на первый взгляд абсолютно ненужные в нормальном положении, и ограничивающие дорожку пола трубки служили сейчас лестницей.

– Тут что-то красным мигает, – Людмила указала на пульт.

– Наверное, нужно включить «массу» самой капсулы, – объяснил я. – Видишь, пульт тёмный, а питание должно включаться по открытию люка. Наверное, отключили для пущей долговечности.

Повернувшись в кресле, я дотянулся до полосатого жёлто-зелёного переключателя массы, который заметил, ещё поднимаясь, повернул его. Ожили приборы, загорелось рабочее освещение. И одновременно запульсировала зелёным крупная клавиша «СТАРТ».

– Готова? – спросил я. – Осока говорила, на первом этапе будут перегрузки.

– Что говорило? – переспросила она, и я в первый момент не сообразил, что ей непонятно. Ах, ну, да, она же не привыкла воспринимать это как имя.

– Её так зовут, – пояснил я и положил палец на клавишу. – Ну, что?

– Он сказал «поехали», – нервно пошутила Людмила, – и запил водой…

Где-то внизу, под нами, раздалось рычание. Ракета стронулась с места, проткнула люк, и нас мягко придавило к креслам. Давление на всё тело росло, росло… Я держался за рукоятку ориентации, но пока сельсины её были заклинены. Впрочем, пока управлять ракетой и не требовалось. Несмотря на то, что разгонная ступень была, по всей видимости, «бревном», то есть, неуправляемой, на пульте капсулы то и дело помигивали индикаторы рулевых сопел, иллюстрируя, как автопилот удерживает её на вертикали. Ракета пробила облачный слой и поднималась всё выше, к темнеющему небу. На «приборной» высоте сорока километров произошло разделение. Короткая невесомость, слаженные хлопки пироболтов, и мир вокруг нас вдруг перевернулся, это заработало искусственное тяготение капсулы. Я торопливо двинул вперёд стебельки управления плазменными двигателями. Жужжание генератора перешло в слитный гул, индикатор скорости снова весело побежал в сторону увеличения.

– Вырвались, – облегчённо вздохнула Людмила.

– Да, если на спутнике нас не будут ждать с распростёртыми объятиями.

– Не бери в голову. На спутнике вотчина другого клана, с Грунами они не дружат, я заранее выяснила. Ты манёвр рассчитать сможешь?

– А ты не помнишь, как…? – удивился я, потом хлопнул себя по лбу: – Тьфу, совсем забыл, что девчонки на военную кафедру не ходили!

– Вот-вот, так что, рули уж, да смотри, чтобы бензин не кончился.

– Нет, топлива здесь много, хватает на посадку и на взлёт, а нам с тобой только взлететь, и то не с грунта, – успокоил я.

– Замечательно. Я пока подремлю, разбуди, как прилетим. Ночь не спала.

И она действительно задремала. Ну, и нервы у неё стали, не хуже, чем у Осоки! Я вышел в сеть – здесь, за пределами атмосферы, доступ был нормальный – и вкратце написал о произошедшем Падме.

«Два сапога пара, – констатировала она, несомненно, имея в виду меня и Осоку. – Но друзья у тебя, конечно, как на подбор! Один пират, вторая киллерша…»

«А третий – музыкант и просто порядочный человек, – напомнил я. – Да и четвёртый был тоже хороший парень, с Оррой Синг спорить не побоялся».

«Твоя правда», – согласилась Падме.

«Просто в обычной жизни редко проявляется вся сущность человека. А в экстремальной ситуации всё сразу и вылезает. Не зря один бард у нас пел, что только горы покажут, настоящий друг или так себе».

«А ещё дай человеку власть над другими – и тоже всё увидишь, – поплыла по экрану новая строчка, и я почти увидел, как Падме вздохнула. – Уж я-то много раз наблюдала».

«Полностью согласен, о, Выдержавшая Испытание Властью!»

«Я серьёзно, а ты всё юморишь».

«И я серьёзно. Тебя ведь власть не испортила. И Рийо».

«Да, счас! Знаешь, какая я была спокойная девочка, пока меня королевой не избрали? А буквально через год – комок нервов».

«Это разные вещи, – быстро отстучал я. – Вспомни имперских аудиторов. Вот их власть испортила. Всё, причаливать пора…»

– А? – встрепенулась Людмила. Последнюю фразу я, похоже, произнёс вслух.

– Причаливаем, говорю.

Сквозь силовую стенку был прекрасно виден силуэт «Амидалы», её заострённый нос, увенчанный окошком передних сенсоров, гранёный купол рубочного блистера, проёмы скуловых агрегатных портов, пара орудийных башенок по сторонам выдвинутого переднего шасси, наклонные крылья с вилками ионизаторных панелей, короба реверс-моторов над их основаниями. Нацелившись на корабль, как на ориентир, я осторожно завёл капсулу в ангар и сдвинул в сторону, к стене, чтобы не помешала взлетать. Выбрался из кресла, отдраил люк:

– Прошу!

– Благодарю.

– Тебя подбросить? – радушно предложил я, останавливаясь у борта «Амидалы».

– Нет-нет, – улыбнулась Людмила и положила руку мне на плечо. – Я сама. С тобой мы простимся здесь. Навеки.

– Это ещё что за фокусы?! – воскликнула словно бы с неба свалившаяся Осока, хватая Людмилу и разворачивая к себе.

– Не… – начал я и осёкся, увидев, как моя подруга ловко выкручивает из пальцев Людмилы чёрный предмет, сильно напоминающий… нож? Это что же, в благодарность за всё меня собирались банально посадить на перо??

Стволы задней турели корабля смотрели из-под крыла Людмиле в голову. И я знал: случись стрелять – Падме попадёт точно в цель, не зацепив ни меня, ни Осоку.

– Бета, взять её! – приказала Осока. Подоспевшая дройдесса блокировала Людмиле обе руки, и вырваться из этих металлических тисков смог бы, разве что, адепт Силы.

– Зачем ты встряла? – сказала Людмила. – Теперь вместо него умрёшь ты.

Глаза её смотрели на руку Осоки, на разрезанный край краги, под которым виднелась крохотная, длиной каких-то два ногтя, царапина.

– Ах ты, тварь! – не помня себя от бешенства, я схватил бывшую однокашницу за горло. – Нож отравлен? Чем?? Быстро!!!

– Уже поздно, – Людмиле было больно, и улыбка вышла больше похожей на гримасу. – Даже если отнять руку, она всё равно умрёт.

– Что случилось? – встревоженный Иан выскочил из корабля и подбежал к нам.

– Эта дрянь зацепила Осоку отравленным ножом, – ответил я. – Плоскогубцы есть? Бери ими аккуратно и неси в медотсек на анализ. И ты, героиня, тоже туда, быстро!

Людмиле поневоле пришлось подняться на борт вместе снами. Вернее, Бета и один из «мальчиков» внесли её, как мешок, взявшись за руки и за ноги.

– Что будем делать с тобой, решим по результатам обследования, – зло сказал я.

– Можете хоть сейчас убить, – Людмила попыталась пожать плечами, но это было проблематично, когда висишь, пристёгнутая за руки и за ноги к распоркам трюма у правого борта. – Она всё равно умрёт.

– Что ты заладила, «всё равно», «всё равно»?? – взорвался я. – Неужели в тебе не осталось ничего человеческого??

– А ты сначала потеряй мать, единственного близкого человека, потом попади в рабство, чтобы тебя насиловали каждую ночь, да не по одному разу, а потом поговорим!

Господи, подумал я, что она несёт? Людмилина мать умерла четыре года назад и вообще была здесь ни при чём. Насколько я помнил, похоронив «единственного близкого человека», Людмила уже через месяц, как ни в чём не бывало, таскала Гарика по клубам и вечеринкам. И ни тени траура.

– Бесполезно, – покачала головой Падме. – Оставь её пока.

Медицинский дройд Герхард провёл тщательное сканирование Осокиного организма и не обнаружил никаких тревожных признаков. Маленькая ранка на руке даже не кровоточила. На чёрном, словно вулканическое стекло, лезвии ножа, своими неровностями наводящей на мысль о ручной ковке, также не оказалось никаких следов яда.

– Вот видишь, – с улыбкой сказала мне подруга. – Она просто бредит, эта девица.

– Прошу прощения, – деликатно вмешался Герхард. – Мой комплекс один из лучших в классе мобильных, однако, я рекомендовал бы пройти полное обследование в условиях стационара. Мы здесь могли пропустить что-то редкое и малоизученное.

– Да что вы, в самом деле! – отмахнулась Осока.

– Одна странность, тем не менее, выявлена, – настаивал дройд. – Глубина пореза предполагает незначительное кровотечение из капиллярных сосудов. В данном случае крови нет совсем.

– Ну, нанеси бакту, раз так беспокоишься.

Герхард так и поступил. И тут всерьёз забеспокоились уже все. При контакте с раной прозрачная голубоватая с красными искорками жидкость вдруг стала белой, как молоко.

– Ох, – ужаснулась Рийо. – Что это за реакция?

– В моих базах данных подобный эффект не описан, – сказал дройд.

Панторанка резко выпрямилась:

– Алекс, экстренный старт, выходим в свободную область, откуда можно совершить прыжок. Натуа, подготовь запрос в Библиотеку с полным описанием ситуации и снимками ножа. Я вызываю на рандеву «Хелси», нам потребуется его госпиталь и живые врачи.

– Подтверждаю, – дройд даже изобразил кивок. – Доктор Ветте Лестин – один из лучших специалистов по ядам и токсинам, её консультация необходима.

– А я возьму ножичек к нам, – сказал Базили, доставая из кармана комбинезона универсальные клещи-манипулятор. – Посмотрим состав материала, вдруг он токсичен сам по себе.

– Исключено, – возразил Герхард. – Токсичные металлы анализатор определил бы.

– Поколдуйте, ребята, – махнула рукой Рийо. – Нам пригодится любая информация, самая незначительная.

Пока я выводил корабль из гравитационного поля планеты, Рийо и Падме рассчитали оптимальное место встречи, куда и «Амидала», и «Хелси» могут прибыть одновременно. Система Татуина, достаточно захолустная, чтобы наши манёвры не привлекли внимания. Гиперпривод понёс нас сквозь сияющую муть со скоростью, почти на треть превышающей самые быстрые из известных кораблей. Те имели эквивалентное время перелёта 0.5 условной «стандартной» единицы, «Амидала» – 0.38. Но мне сейчас и это казалось недостаточным.

– Что вы суетитесь так? – проворчала Осока. – Сорвались, помчались… Лишний час погоды бы не сделал.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил я.

– Да. Ты уже спрашивал пять минут назад.

Подруга прямо-таки излучала оптимизм, ей даже удалось ненадолго отвлечь меня болтовнёй от тревожных дум. Пока я не обратил внимание на то, что Осока обхватила себя руками.

– Болит что-то? – забеспокоился я.

– Ничего не болит, успокойся. Прохладно здесь, вот и всё.

Привстав, я потрогал её плечо, лоб…

– Да ты холодная, как лёд! А ну, быстро в медотсек, пусть Герхард ещё раз осмотрит.

– Хорошо, хорошо, – Осока поднялась с кресла… и пошатнулась. Я подхватил её, через мгновение рядом оказалась и Падме.

– Всё хорошо, я просто оступилась, – попыталась освободиться подруга. Но я, не слушая более возражений, подхватил её на руки и понёс к турболифту. Медицинские анализаторы снова принялись за дело. И снова не показали ничего угрожающего. Пониженная температура, 35.4°, пониженное давление и пульс, в остальном – норма. Я кинулся в трюмный зал. И был поражён: Людмила спала, как ни в чём не бывало! Спала, подвешенная за руки на стене! Двумя увесистыми пощёчинами я разбудил киллершу.

– Что, сдохла твоя подружка? Мочить меня пришёл? – ядовито спросила она. – Ну, ну, покажи своё истинное лицо! Цивилизованные люди, интеллигенты вонючие, фу ты, ну ты! А чуть что, весь лоск слетает, и становитесь тем, что вы есть на самом деле. Зверьми!

Безумная, немотивированная злоба пленницы слегка отрезвила меня. И я более спокойно задал вопрос:

– Чем ты её отравила? Что это за нож? Ритуальный? Чей? С какой планеты?

– Какая тебе разница? Если она ещё не сдохла, иди к ней, наслаждайся последними мгновениями. Она всё равно умрёт, и никакого спасения нет. Нет, понял ты?

Кулаки мои непроизвольно сжались, хотелось двинуть мерзавке уже всерьёз, но я сдержался, и даже не выругался, сказал только сквозь зубы:

– Это мы ещё посмотрим.

В коридорчике у медотсека я столкнулся с Ианом. И забросал его вопросами:

– Ну? Что там? Из чего сделан нож?

– Не можем определить, – развёл руками механик. – Пробу взять и то не смогли. Это лезвие не режет плазменный резак. А отражённым лучом ловим пустоту. Пустоту, сдвигающую поляризацию света на сорок пять градусов. Впервые такое вижу.

– Придётся продолжить допрос, – поморщился я. – Пойду, спрошу у Герхарда, нет ли у нас подходящей химии, чтобы развязать ей язык.

Нужной химии, к сожалению, в комплекте не оказалось. Армейские аптечки, позволяющие экстренно остановить кровотечение, поддержать силы раненого на время транспортировки… или выполнить задачу раньше, чем наступит смерть – имелись. А специфических препаратов для ведения допроса – не было. Всё это время мы полагались на таланты Осоки. Слишком полагались на неё, не задумываясь, что и с ней может что-то случиться. А «с пристрастием» ни я, ни Рийо, ни фоллинка не умели. Поэтому Людмила либо отмалчивалась, либо откровенно издевалась над нами, а ничего путного не сказала.

Осоке, меж тем, становилось хуже. Слабость нарастала, появилась обильная испарина, смуглая обычно кожа стала бледнеть, на ней проступили веточки вен.

– Герхард, почему сосуды кажутся чёрными? – обеспокоенно спросил я.

– Сгущение крови, – сухо ответил дройд. – Её организм интенсивно отдаёт воду. Будем восполнять, вводить физраствор.

– Пить ей можно?

– Нужно.

– Ой, не хочу, – слабо протестовала Осока, но мы с Рийо заставили её пить сначала воду, потом питательный бульон, потом снова воду.

– Всё, дайте отдохнуть немного, – пробормотала она и впала в забытьё.

– Осока! – так как подруга не реагировала, я в панике взглянул на дройда. – Герхард, её состояние?

– Исход пока не просчитываю. Организм борется с этим…

– С чем? Что с ней происходит? – спросила Рийо, на ней тоже лица не было.

– Мои базы данных содержат информацию, основанную на научных данных, – как-то неуверенно произнёс электронный эскулап. – Однако, анализируя параметры и проводя аналогии, заключаю, что у неё нечто вроде утечки энергии в системе. Видимо, мне нужна внеочередная диагностика.

– Термин «ци» тебе знаком? – быстро спросил я. – А «прана»?

– Наука отрицает существование праны, как и мирового эфира.

– Она отрицает и Силу, наша наука, – проворчала Рийо.

– Исходи из того, что Осока теряет энергию, – распорядился я. – Поддерживай её организм.

– Это я и делаю. В ближайший час станет ясно, достаточны ли меры.