Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Как японцы относились к людям из Советского Союза
Зачем я купил «Шевроле» как у Элвиса Пресли и за сколько его продал
Что делали мошенники рядом с магазинами «Березка» и «Альбатрос»
Ну что тебе сказать про Сахалин?
На острове нормальная погода.
Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода.
А почта с пересадками летит с материка
До самой дальней гавани Союза,
Где я бросаю камушки с крутого бережка
Далекого пролива Лаперуза.
Над Сахалином низко облака,
И я живу над сопкой спозаранку,
Показываю солнце рыбакам
И шлю его тебе на Якиманку.
В краю, где спорят волны и ветра,
Живут немногословные мужчины,
И острова, как будто сейнера,
В Россию возвращаются с путины.
Ну что тебе сказать про Сахалин?
На острове нормальная погода.
Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода.
Ну что тебе сказать про Сахалин?
На острове нормальная погода.
Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода.
Михаил Танич
Как я в начале 70-х попал на Сахалин? Идея пришла в армии. В алма-атинском лазарете медсестра, некогда работавшая буфетчицей в Сахалинском морском пароходстве, показывала мне фотографии, сделанные в заграничных плаваниях. Романтичные карточки запали в душу: в то время побывать за границей мечтали многие. Вернувшись в Москву и оказавшись без квартиры и конкретных перспектив, я решил стать моряком.
Пока я девять месяцев ждал визу для отъезда в пароходство, устроился работать врачом в поликлинику около стадиона «Динамо». Фактически считался врачом сборной Москвы по вольной и классической борьбе.
Дождался визы и получил распределение на судно «Антон Буюклы», которое в основном занималось тем, что возило лес в Японию. На нем и прослужил десять лет своей жизни — интересный период.
Корабль назвали в честь Антона Ефимовича Буюклы, повторившего подвиг Александра Матросова на японском фронте. По национальности Буюклы гагауз, поэтому фамилия такая необычная, родился в украинском селе Александровка в крестьянской семье.
Антона Буюклы призвали на службу в Красную армию в 1941 году в возрасте двадцати шести лет, и всю войну он отслужил на Дальнем Востоке. Погиб в самом конце войны, в ходе освобождения Сахалина от японских войск. 14 августа 1945 года у железнодорожной станции Котон советские войска натолкнулись на пулеметный огонь из японского дзота. Буюклы вызвался уничтожить дзот и пополз к нему с гранатой. Получив тяжелое ранение, он смог встать и закрыть собой амбразуру. В 1965 году старшему сержанту присвоили звание Героя Советского Союза.
Именем Антона Буюклы назвали поселок в Сахалинской области, лесопромышленный комбинат, совхоз, железнодорожную станцию и наш корабль.
Судно сошло со стапелей Галацкой судоверфи дружественной Румынии в 1969 году. Всего в 1967–1970 годах там построили 22 аналогичных судна типа «Крымск», разработанных Ленинградским центральным проектно-конструкторским бюро. Теплоходы предназначались для перевозки леса и работали в составе Сахалинского, Дальневосточного и Азовского морских пароходств.
Длина судна составляла 104,4 метра, ширина — 14,37 метра, высота борта — 7,12 метра. Грузоподъемность по лесную марку составляла 3470 тонн, а водоизмещение — 6370 тонн. Скорость судна составляла 13,5 узла, то есть 25 километров в час. Дальность плавания — 6000 миль.
Наш капитан Олег Николаевич Бычков, добрый человек, решил найти современных родственников героя Антона Буюклы. В Донецке отыскали сына Анатолия, работавшего грузчиком в магазине.
Его привезли на Сахалин, приодели, сшили форму, он даже выступал на телевидении. В местечке, где он родился, на встречу с ним охотно собрались пионеры и пенсионеры. А Толя не приехал. Через три дня выяснилось, что запил где-то с товарищами детства.
Стало понятно, что он за человек. Взяли его за шкирку, встряхнули, открыли визу и отправили на судно. Спросили: кем хочет быть? Он ответил, что любит электромоторы, правда, не смог рассказать, как они работают. Хотел стать механиком, но образования соответствующего не имел, и его назначили мотористом. Через день старший механик взмолился: «Заберите этого горе-моториста, с таким и до беды недалеко».
Толика отдали электромеханику. Тот вскоре тоже отказался: «Ребята, у меня не шутки — электричество, не дай бог, вашего пацана убьет». Тогда записали непутевого молодого человека в палубные матросы. Там ему сразу понравилось: можно незаметно к бутылочке прикладываться… Все работают, а он рюмку выпьет и лежит отдыхает. Ругать сына героя неудобно, и долго бы все тянулось, если бы не один случай.
Как-то раз Анатолия отпустили на берег, а он взял и загулял. Судно должно отходить, нельзя опаздывать, а матроса нет и нет. И вдруг из диспетчерской звонят: мол, тут ваш капитан Буюклы. Он, оказывается, назвался капитаном, да еще прихватил с собой девчонку, пообещав прокатить до Японии. И без нее ни в какую не хочет на судно возвращаться.
Тогда настоящий капитан велел привести обоих. Как только самозванец появился, его приказали поднять. Он стал по трапу подниматься, а девчонка подняться не успела, так внизу и осталась. Ухажер с тоской помахал на прощание, обидевшись на нас, конечно. Вроде все постепенно улеглось, но вскоре произошел другой случай, ставший последней каплей.
Мы, сердобольные, хотели дать нашему подопечному немножко подработать. А тут как раз встали на ремонт в корабельный док, а что делать в гавани? Вахту отстоял — и в ресторан. И вот Толик пошел в ресторан, там опять всем рассказывал, что он мало того, что капитан, так и еще и сам Антон Буюклы, потом познакомился с девчонкой и пригласил в гости. А для девушек тех мест капитан — все равно что Бог, к тому же и на судне написано его имя…
В это время к нашему истинному капитану Бычкову приехала жена Алла с двумя детьми. Кто-то из детей заболел ангиной, меня позвали в каюту осмотреть ребенка, и вдруг раздался звонок вахтового матроса. Трубку подняла супруга Бычкова. Матрос спросил: «Капитана можно? Тут к нему жена приехала». Я стал невольным свидетелем немой сцены: Алла сначала побелела, а потом покраснела. Какая еще жена?
Олег Николаевич клялся, что не к нему. Потом разобрались, что к лжекапитану Буюклы. Тут уж Олег Николаевич не вытерпел: «Все, Толя, хватит, уезжай». Собрали его в путь-дорогу, отправили и долго потом вспоминали сына героя.
Про Сахалин можно долго рассказывать. Остров омывается Охотским и Японским морями, имеет протяженность более девятисот километров. Густота населения — всего один человек на гектар. В советские времена на Сахалине происходило много странностей.
Так, помню, на весь Сахалин насчитывалось восемь коров, которых держали учитель физкультуры и его жена, уборщица. Их третировали со страшной силой, хотя у них единственных мамы могли купить живое молоко для детей. В этом состоит весь наш парадокс: у страны гигантские богатства, но ничего не дают делать. И до сих пор так.
Люди бегут с Сахалина, в том числе оттуда бежали все мои товарищи. Торговый и рыболовецкий флот распродали, денег не платят. Оставшиеся вынуждены зарабатывать так: ловят рыбу, выходят в нейтральные воды и за валюту отдают улов японцам. Какие-то деньжата наваривают, жить-то надо.
Показательный случай тогдашнего русского головотяпства. Бульдозерист поехал из одной деревни в другую, расстояние между ними где-то 30 километров. Проехал полпути, и неожиданно кончилась солярка. Он прямо в поле бросил бульдозер и пешком пошел за соляркой в следующую деревню. Там встретил друга, который только вернулся с путины, ловли рыбы, и загудели они на полтора месяца. За это время трава вымахала и полностью спрятала бульдозер. Ведь Сахалин — остров гигантских растений: трава выше человеческого роста, а лист лопуха — размером со стол.
***
Со всеми моряками, ходившими в загранку, беседовали сотрудники Комитета государственной безопасности, предупреждали о возможных опасностях и провокациях. Надо быть начеку и, если заметишь что-то подозрительное, обязательно сообщать. А какие от доктора, кроме триппера, можно секреты узнать? Конечно, приходилось соглашаться, ты же не можешь кагэбэшнику сказать «нет», тогда за границу просто не пустят.
Но исходя из своего опыта утверждаю, что ни разу за десять лет моей работы ни один японец не проявил агрессии. Никакой видимой вражды между Японией и Россией в те времена не было, абсолютно точно.
После того как наши освободили Китай от Японии, многие японцы угодили в тюрьму. Они выучили русский язык, вышли из заключения, женились на местных девушках.
И вот однажды произошла такая история. Мы обычно выходили с судна в японский город группами, но у меня, как у доктора, в группе всегда была женщина: буфетчица, дневальная или уборщица. Ну а женщины, приходя в магазин, забывают обо всем. Особенно в отделах нижнего белья, а тем более на распродажах: пока тысячу трусов не перелопатят, не успокоятся.
Для меня же это — петля! Повезло, что на каждом этаже магазинов для удобства стояли стульчики, и я сидел, пока женщины рылись в трусах и лифчиках. Полагалось не выпускать их из виду, чтобы, не дай бог, ничего с советскими людьми не произошло.
Сижу как-то, и вдруг рядом проходит японец, смотрит на меня и улыбается. Черт его знает, что у него на уме, я на всякий случай тоже улыбнулся. Японец возвращается назад и опять улыбается, а я — ему. Он в третий раз дефилирует, встает передо мной и громко так произносит: «**тваюмать».
Вот тебе раз! Когда мы разговорились, я понял, в чем дело. Оказывается, он сидел у нас в плену в 1945–1950 годах и выучил какие-то слова по-русски, но через три десятка лет единственное, что сумел вспомнить, — «**тваюмать», и, чтобы порадовать меня, он это и сказал.
Поскольку я говорил по-японски, удалось пообщаться. В плаваниях я выучил больше тысячи японских слов — вполне достаточно, чтобы объясняться. И сейчас помню, что Хоккайдо, Хонсю, Сикоку, Кюсю — основные японские острова, а «Ваташи ва ися дес» означает «Я доктор».
Со стороны местных мы встречали только доброжелательное отношение (кроме одного случая, о котором я рассказал в главе «Дела японские»). Однажды мы пришли в японский город, где русских судов вообще никогда не видели. У японцев, безусловно, есть какие-то стереотипы о русских (а у нас, например, об украинцах — что постоянно едят сало — или о французах — что все время пьют красное вино).
О русских часто можно услышать, что они поголовно пьют водку. Так и японцы подумали, увидев наш корабль в порту, что пришли русские — с медведями, в валенках, тулупах, ушанках и обязательно с водкой. Весь этот небольшой город вереницей потянулся к нашему судну, на экскурсию.
Тогда руководству полагались специальные представительские расходы. Капитан на каждый порт мог потратить какие-то деньги, и наш Олег Николаевич решил накрыть стол, так сказать, для самых почетных гостей. Пришли в числе прочих две девчушки-японки, тоненькие, кривоногие, с симпатичными фарфоровыми личиками.
А в нашей команде числился Витя Белинский, шустрый парень из Одессы. Он заметил, что женщины к нему клеятся. Витя попросил меня: мол, пока я в каюту японку заведу, ты постой «на атасе». Витя дело свое сделал, а я все это время был на шухере.
А самому интересно — как оно. Потом Витя рассказал: пришла, сняла ленточки, привязала их к кровати, а сама лежит бревном и головой странно мотает. Они для нас терра инкогнита, и мы для них — тоже.
Еще раз подчеркну, ни разу не видел какого-то агрессивного отношения со стороны обычных японцев, ни разу. Такова жизнь: народ — с одной стороны, правительства и политика — с другой.
С японцами мы в основном встречались в ресторанах. В делегацию обычно входили капитан, помощник по политической части, старший механик и я, доктор-переводчик. Иногда Олег Николаевич брал кого-то из своих знакомых. Такой компанией и ходили по ресторанам.
В Японии есть правило, что фирма может тратить на представительские расходы пять процентов от дохода. И если она деньги не потратила, на следующий год сумму урезают, поэтому в конце года японцы частенько гуляют по полной. Приглашают всех, кого только можно, чтобы освоить выделенные средства. В ресторанах мы гуляли часто, с гейшами, со всеми делами.
А вот в жилом доме я только однажды побывал. В порту потребовалось какую-то медицинскую помощь оказать, и я познакомился с медсестрой-японкой. Она призналась, что ее мужу очень интересно посмотреть на русских, и пригласила в гости.
В японском доме стенка буквально в одну досточку. Грелись они так: в центре комнаты стоял очаг типа кастрюли, в нем горящие угли, а вокруг — одеяло, все кладут ноги под кастрюлю и греют их. Такое незамысловатое отопление.
Наши хозяева жили в доме из трех маленьких комнаток. Комнаты друг от друга были отгорожены ширмочками, такими передвижными конструкциями. Мы сидели на корточках, для нас накрыли стол. Муж разговаривал с нами, а жена отодвигала ширмочку, на коленях ползла с едой, подавала нам и уходила.
Могу сказать, что их жилье не произвело на меня большого впечатления. Особой разницы по комфорту городской жизни между нашими странами не заметил.
***
Мы получали боны (чеки Внешэкономбанка) и на них могли сходить в специальный магазин и что-то приобрести. Для дипломатов и специалистов, трудившихся за границей, работали магазины «Березка», а для моряков — «Альбатрос».
Чековые магазины «Альбатрос» относились к Министерству морского флота СССР. Они базировались в портовых городах и обслуживали людей, ходивших в загранплавания. Как это работало? Во время рейса моряки получали валюту, а все, что не потратили, по правилам обменивали на боны, чтобы потом отоварить в «Альбатросе».
Государство ввело систему привилегий, чтобы люди шли в моряки и годами служили вдалеке от дома. Получение особых льгот стимулировало, к тому же моряки зарабатывали значительно больше, чем люди на берегу.
Я редко захаживал в «Альбатросы», так как мы покупали товары в основном за границей, там дешевле. Зайдешь ради интереса, посмотришь, что там продается, купишь жевательную резинку, да и выходишь. Но однажды образовалось дело поважнее.
У моей мамы намечался день рождения, а она всю жизнь мечтала купить себе норковую шубу. Поскольку я приехал с бонами, то решил сделать маме подарок. Подъехал к магазину на папиной «Копейке» («Жигули» первой модели; выпускались в Тольятти с 1970 по 1988 год). Зашел внутрь, осмотрелся. Понял, что денег на шубу не хватает.
При выходе натолкнулся на менял. Официальная цена за морской бон — рубль, а мне предложили три рубля. Прикинул: даже если шубу не куплю, то хоть деньги заработаю.
Мы зашли с менялой в подъезд, дальше схема такая: я ему отдаю боны, он их пересчитывает, в обмен отдает соответствующую сумму в деньгах. Я считаю: не хватает одной купюры. Он удивленно: «Не может быть!» Берет деньги, сам пересчитывает — да, действительно не хватает. Начинает искать, шарит по карманам, находит недостающую купюру, при этом ломает пачку пополам, присоединяет к ней пустые листы и отдает мне. Я беру, второй раз уже не пересчитываю. Тут жулик якобы замечает ментов, и мы, конечно, разбегаемся.
Стали с женой пересчитывать деньги, смотрим: вместо 900 обещанных там всего 400 рублей. Мне обидно, выскочил — но куда там, никого нет, таких дураков, как я, немало. Но я же упертый, просто так дело не оставлю.
Подобные мошенники назывались «ломщиками». Они работали не только у «Альбатроса», но и у «Березок», которых насчитывалось всего четыре или пять в Москве, все адреса я узнал.
Поскольку я имел отношение к «Динамо», то рассказал знакомым спортсменам, как меня облапошили. Они успокоили: мол, какие проблемы, мошенники обязательно возвращаются на прежние места. Мы собираем команду — два боксера-тяжеловеса, два борца — и едем в машине впятером. Подъезжаем к одной «Березке», ко второй, к третьей — в общем, ездили таким образом дня два. Пришлось ребят кормить-поить.
Наконец на третий день повезло — вижу, стоит мой обидчик. А у них по понятиям полагается так: если говоришь человеку, что тот обманул, он должен все отдать. Я подхожу, а двое моих «защитников» встали сзади, если куда рванется. Говорю: парень, ты меня не помнишь? Он дернулся — а куда бежать, ведь зажат кругом? К нему на защиту подтянулись двое своих, но мои тяжеловесы двинули им, а первого орла запихнули в машину.
Вывезли мы его на Битцу, привязали к дереву, забрали тысячи полторы рублей и перстень. Вот таким образом пришлось мне столкнуться в жизни с мошенниками.
Потом многих я видел в Бутырке и на зоне. Какие только они не разрабатывают комбинации, чтобы обмануть доверчивых граждан, то есть лохов. Очень хитрые жулики приезжали на гастроли из Харькова, чего только они не делали. Вот один пример.
Дефицитные ковры иногда продавались в ГУМе, который с одной стороны выходит на Красную площадь, с другой — в Ветошный переулок. Мошенники приехали в обеденный перерыв, поставили кассу, стол и табличку «Запись на продажу ковров».
Людям сообщили, что ковры поступят в продажу после обеда. Но во избежание очереди и ажиотажа предложили выбить чеки заранее, чтобы с ними потом подойти для получения товара. Обдурили таким образом человек двадцать, а ковер стоил — только представьте! — тысячу рублей.
Далее мошенники закрыли кассу, забрали стол и спокойно уехали. После окончания обеденного перерыва открывается дверь, люди ломятся в ковровый отдел, предъявляют чеки, а там продавцы в недоумении: какие ковры?
Подобных историй в тюрьме рассказывали массу, ведь там и ломщики сидели, и картежники — в общем, интересная компания. Я с тех пор усвоил одно: они всех нас за людей не считают, обмануть лохов — дело чести. Чем больше народа обманешь, тем больше гордости.
***
В период отпуска я старался потратить время с пользой и пройти специализацию. Поскольку работа врача на судне требует разных навыков, однажды я приехал на шесть месяцев и поступил в ординатуру по дерматовенерологическим болезням.
Со времен той ординатуры помню забавный случай. Учеба проходила в клинике Второго Московского медицинского института на Ленинском проспекте, 17. Сейчас там Московский научно-практический центр дерматовенерологии и косметологии.
У клиники любопытная история. До революции у одного богатого купца дочка заболела сифилисом. Сифилис тогда плохо лечили, и для того чтобы девушку не позорить и вылечить, а заодно помочь другим людям, ее отец построил в 1912–1913 годах двухэтажную больницу на 80 коек. Архитектором выступил Александр Мейснер. Лечебница долгое время носила имя главы купеческой семьи Михаила Ивановича Любимова. За клиникой находились небольшой сад и церковь. Церковь потом, конечно, отделили, а сад остался — для прогулок пациентов.
В Советском Союзе с сифилисом боролись строго: не начинали лечить до тех пор, пока больной не сообщал, от кого заразился.
Как-то к нам поступила очень красивая девушка, смесь татарочки с русским. Совершенно точно у нее был сифилис (так называемые «четыре креста» по результатам анализов), а источник она не называла. Я заметил, что ее навещает какой-то мужик на черной «Волге» — видимо, высокопоставленный чиновник. Он подъезжал на машине, она выходила к нему за угол. Но не сдавала его, так как это означало конец его карьере.
Больные всегда могли отпроситься и погулять с родственниками в саду. Однажды она так отпросилась и пропала. Посещение родственников заканчивалось в шесть вечера, а ее нет ни в семь, ни в восемь.
А порядок жесткий: если сифилитик пропадает, дежурный врач обязан сообщить в милицию, чтобы беглеца начали разыскивать. Я, естественно, заявил.
И вдруг в 12 часов ночи приходит эта девушка, немножко поддатая. Я ей сообщил:
— Ну все! Раз вы не захотели лечиться в нормальном диспансере, значит, завтра вас переведут в закрытый диспансер. Там людей закрывают на ключ и не выпускают.
— Доктор, ну пожалуйста, не сообщайте!
— Поздно. Я уже позвонил, и теперь ничего не сделать. Идите спать.
Она уходит. Поскольку у нас дежурство с правом сна, я ложусь на койку в маленьком кабинете. Где-то в два часа ночи раздается стук в дверь. Я говорю:
— Кто там?
— Это я.
— Что случилось?
— Ой, мне плохо. Голова сильно болит.
— Ладно, подождите.
Я встал, оделся. Она зашла в кабинет и говорит:
— Доктор, ну простите меня, пожалуйста, я не буду больше!
— Уже бесполезно. Я в милицию сообщил.
— Делайте со мной что хотите, — снимает халат и стоит абсолютно голая.
Я на нее смотрю и говорю:
— Вы вообще понимаете, что делаете? Я — доктор. Вы — больная сифилисом с четырьмя крестами, и вы мне предлагаете вашу любовь? Вы хоть немножко соображаете?
Короче говоря, отправили бедняжку в закрытый диспансер, и больше я о ней ничего не слышал.
В другой свой отпуск я поступил на курсы зубных врачей в Одессе. Курсы успешно окончил, научился лечить зубы, что в море не раз пригодилось.
В целом старался все-таки каждый приезд использовать и для дела тоже. Сначала, конечно, погуляешь, деньги спустишь, а потом приходилось халтурить. Благо у отца имелась машина, занимался частным извозом, кстати, не очень-то законным в те времена.
Однажды прокутил все до копейки, даже не на что было купить билет на самолет, да и занять среди друзей не у кого. Пришлось обратиться к товарищу папы, дяде Жене, зубному врачу. Попросил в долг сто рублей, он дал, но отцу меня все-таки заложил.
***
В один из отпусков я точно не испытывал недостатка в деньгах. В конце 70-х годов наше родное правительство «для поддержания штанов» разрешило морякам покупать машины за границей. Началось, если правильно помню, с Ленинграда, потом эту тему «пробили» одесские моряки, и наконец дошло до Сахалина.
И вот мы, три товарища — электромеханик Олежка, начальник рации Вовка и я, — решили вместе копить деньги на машину.
Я заметил, что у японцев время от времени происходят распродажи автомобилей, так как места распродаж всегда огораживались цветными флажочками, и мы иногда заходили посмотреть. Как-то видим — в углу отдельно ото всех стоят несколько машин, их явно куда-то готовят. Я по-японски спросил, в чем дело. Оказалось, схема такая: если машина не продается полгода, то ее плющат и сдают в утиль по стоимости металлолома. Мы заинтересовались, можно ли купить. Сказали — можно, но надо подождать, пока автомобиль спишут.
Мы стали срочно копить деньги. Начальник рации, электромеханик и доктор зарабатывали примерно одинаково, за пару месяцев скопили по 24 золотых рубля и пошли покупать машины. Понимали, что за такую цену не возьмем, поэтому на всякий случай я положил за пазуху своего плаща из кожзаменителя три бутылки водки.
Пока шли, начался дождь, я споткнулся и стал падать лицом вниз. Инстинкт сработал: я в воздухе перевернулся и упал на спину, чтобы бутылки не разбились.
Пришли к японцу, присмотрели три машины. Я выбрал длинный «Шевроле» — примерно на таком ездил Элвис Пресли. Спрашиваю, сколько стоит. Оказалось, больше, чем я накопил. Японец мнется: зачем ему хлопоты — и так в металлолом сдаст.
Мы достали водку, выпили по рюмке, поговорили. Я стал рассказывать японские анекдоты, он посмеялся и говорит: ладно, в следующий раз возьмете. Мы — упрашивать: продай нам, пожалуйста. Ведь проблема в том, что мы к порту приходим не каждый раз.
Японец попросил открыть еще бутылку, мы выпили, и он сдался: ну забирайте. Взял с нас деньги, и мы, довольные, каждый на своем автомобиле, поехали на судно. Приезжаем — е-мое, машины! Тогда вообще автомобили считались страшным дефицитом, а тут еще японские!
Помню, как лихо выехал в поселок и поставил «Шевроле» у магазина. Улица шла вниз, и я встал перед фонарем. Проезжавший таксист так загляделся на мою тачку, что врезался в столб.
Мы поездили-поездили, а хранить-то машины негде. Ванино — город бывших зеков, воровство там процветало. У меня быстро пару зеркал отвернули. Я смекнул, что надо увозить машины, и вот мы их погрузили в контейнеры, забили досками и отправили: Олежка — в Одессу, я — в Москву, а Вовка — в Ярославль. Наши с Вовкой дошли, а у Олега машину вскрыли. Он, дурак, сложил туда все свое добро, включая магнитофон. Воры вскрыли контейнер, а машину-то им не открыть. Так они выбили переднее стекло и оттоптали все сапожищами. Олег тогда крепко расстроился.
К счастью, он электромеханик, руки на месте, отреставрировал, покрасил автомобиль заново, поставил пластмассовое стекло. Но ездить на машине оказалось невозможно, так как скапливалась вода и ничего не было видно. В конце концов он ее продал одному чудаковатому грузину, жившему в деревне.
У грузина во дворе уже имелись «Волга», «Москвич», «Жигули», а теперь еще поставил рядом иностранную тачку. А там у него куры ходят… На вопрос «Зачем?» отвечал: «Пусть все видят». Вот такой оказалась незавидная судьба японской машины Олега.
У Вовки уже не помню, как дальше пошло. А я, когда приехал в Москву в отпуск, некоторое время на своей щеголял. Яркая серебристая машина привлекала внимание. Ее ударили в процессе перевозки, но я нашел художника и он на месте вмятины нарисовал дракона серебристого цвета.
Как-то отправились на дачу, я за рулем, а рядом — слегка поддатый папа. Нас останавливает милиционер, подходит к отцу и говорит: «Да вы же пьете за рулем». А руля-то нет! Гаишник посмеялся, когда понял, в чем дело. Только-только начали появляться японские праворульные машины в Москве.
Вскоре перегорели лампочки, а резьба на них оказалась нестандартная. Стал думать, где можно лампочки взять. В японском посольстве, в гараже! Звоню:
— Здравствуйте, это посольство?
— Да, посольство.
— Скажите, пожалуйста, нельзя у вас в гараже лампочки купить? Я моряк, привез из Японии машину.
— Вообще-то ты не моряк, а дурак, и, пожалуйста, больше сюда не звони.
Кагэбэшник сидел, видимо, на телефоне… Мы все-таки лампочки поменяли. Потом полетел аккумулятор, а где возьмешь такой? Я достал танковый аккумулятор, поставил его на переднее сиденье, от него через окно шли провода, так и ездил. Когда настала пора уезжать на Сахалин, остро встал вопрос, где хранить машину. Оказалось, негде.
Поехали с папой ее продавать. С первого взгляда она людям нравилась, броская такая иномарка, а как только подходили и видели, что руль с другой стороны, сразу шугались.
Но все-таки нам повезло. Пришел один парень, водитель, занимавшийся развозом хлеба. Уж не знаю, откуда у него накопилось столько денег, но он купил у меня автомобиль за 15 тысяч рублей, тогда как «Жигули» стоили пять тысяч, а «Волга» — 10 тысяч. Так я впервые разжился гигантскими деньгами.
Мы с папой, правда, за несколько месяцев все прогуляли. В те времена потратить 15 тысяч — это было сильно. Ну что делать, таковы моряки, живут широко.
Отдельная серия историй связана с уборщицей Верой Гавриловной. До такой степени она была длинная и худая, что, когда сидела, ноги ее будто три раза перекручивались. Любила читать стихи и всегда изображала интеллигентку.
Как-то раз у нее заболела спина (видимо, застудила), и она купила разогревающую мазь «Финалгон». Пришла ко мне:
— Доктор, как пользоваться?
— Давайте я вам натру.
— Нет-нет, я стесняюсь.
— Ну возьмите где-то полсантиметра мази и вотрите в больное место.
Она не пожалела, выдавила аж половину тюбика и намазала себе спину. Ясное дело, припекать начало страшно. И Вера Гавриловна не придумала ничего лучше, как пойти в душ и смыть мазь. Представьте картину: она моется, вода течет вниз, и у нее начинается нестерпимое жжение в промежности.
Судно уже находилось в открытом море, ночью было довольно прохладно, и эта дура додумалась высунуть голый зад из окна каюты, чтобы охладиться! Старший помощник капитана Саша возвращался с вечернего обхода. Он решил, что над ним вздумали поиздеваться, и как дал кулаком по заднице! Вера Гавриловна, стоявшая в каюте на стуле, полетела так, что чуть не вышибла дверь головой.
С ее участием произошел еще один курьезный случай. В кают-компании, где питаются офицеры — штурманы, механики, доктор, начальники рации, — находился маленький буфет, там же стоял холодильник. Вся команда питалась в другом месте, в столовой. Буфетчица Варя на ночь всегда нам оставляла попить-поесть. Мы же молодые ребята, бывает, ночью проголодаешься.
И вот ночью мне стало жарко и захотелось пить. Спросонья встал, пошел в буфет за компотом. Захожу и вижу: Вера Гавриловна открыла холодильник и что-то уплетает. Сделал вид, что не обращаю внимания, попил и ушел. Но фокус в том, что уборщице нельзя есть в кают-компании, я ее застукал фактически на месте преступления.
Минут через двадцать она стучится ко мне и оправдывается: «Борис Юрьевич, я там не ела, просто хотела лед взять, потому что у меня болит зуб, дайте мне что-нибудь обезболивающее». Я дал ей таблеточку анальгина, сказал, что через полчаса начнет действовать. Через час снова стук: «Борис Юрьевич, не прошло». Дал еще таблетку.
Через час опять заявилась — все равно не прошло. Решил посмотреть, в чем дело. Зубы все нормальные абсолютно, есть одна коронка, под ней вполне приличный зуб, воспаления нет. Но она стоит на своем: «Болит, не могу спать, выдирайте!» Пришлось скрепя сердце выдрать здоровый зуб.
На самом деле ничего у нее не болело, она просто имитировала воспаление. Даже зуба не пожалела, лишь бы не обвинили в воровстве.
У нас работал один молдаванин Сева, а поваром числилась украинка Лорочка с великолепными формами. Она любила все острое. А молдаванин чудаковатый был, всегда жадничал, перца ей не давал. И вот один раз, пока Сева рубил мясо, Лора у него украла несколько пакетиков черного перца и спрятала себе в лифчик.
Приходит вечером ко мне: «Доктор, что-то сердце у меня болит». Я послушал, вроде все в порядке: «Ну раздевайся, посмотрим, что там у тебя».
Она открывает свою большую грудь, а та с одной стороны вся черная! Оказалось, не все пакетики вынула, перец растворился от жары и жег кожу. Вот тебе и сердце.
Случилось нам прийти во Францию, в город Брест, где расположена база военно-морских сил Франции.
Наш помполит увидел, что прямо из порта выходит французский флот, несколько десятков кораблей. Он обрадовался, лег в спасательную лодку, накрылся брезентом и стал фотографировать. Ему уже мерещилось, как генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев прикалывает ему орден за добычу выдающихся разведданных…
А когда мы вышли на берег в Бресте, увидели все эти корабли изображенными на открытках. Как он, бедный, расстроился!
Вторая история связана с корейцами. Япония в 1910 году аннексировала Корею, и корейцев в качестве рабочей силы завозили на Южный Сахалин, также принадлежавший Японии после войны с Россией в 1904–1905 годах.
Корейцы жили немного поодаль. Учились в наших школах, но проходили как иностранцы. Если владели машиной, то с белым номером. Для того чтобы поехать навестить родственников из города в город, им требовалось получить особое разрешение в милиции. Как бывших жителей враждебной Японской империи, чиновники СССР считали их неблагонадежными.
В Южно-Сахалинске в маленькой комнатке жил корейский старик, работавший дворником. Однажды к нему явились четыре молодых корейских парня, лет шестнадцати, и потребовали деньги. Он недоуменно: «Какие деньги?» Тогда они ему положили утюг на живот, и дед сдался: «За печкой возьмите». Добыча по тем временам оказалась громадная — аж 10 тысяч рублей.
Что сделали корейские подростки? Пошли утром в кинотеатр, купили себе четыреста билетов, чтобы никого в зале не видеть, взяли в буфете два ящика лимонада и два ящика печенья и стали смотреть кино.
Ясное дело, директор кинотеатра тут же сообщила в компетентные органы, парней повязали и нашли у них девять с чем-то тысяч рублей. На вопрос «Где деньги взяли?» они честно сказали, что у того деда. Привели их к нему, чтобы деньги вернуть, а он в отказ: откуда у меня, дворника, такие деньжищи?
В ходе расследования оказалось, что пожилой кореец являлся местным наркодилером.
Войти с помощью соц. сетей: