За что советские офицеры неожиданно получали повышение по службе
Сколько зарабатывала официантка в гостинице «Россия»
Почему теща — самая большая опасность при похождениях
Я уже подробно рассказал о Тане Кокоте, той самой, которая сначала спасла меня от КГБ, а затем дала показания о том, что я нелегально разливал водку. Но это была уже моя третья супруга. Самое время рассказать о первых двух.
Во время учебы в институте после расставания с Надей Бутамо я познакомился с Нелли Митюшкиной — единственной дочкой начальника физической подготовки полка Алексея Георгиевича Митюшкина. Должность невысокая, ей соответствует звание капитана. Чтобы стать полковником, надо чуть ли не во всей армии возглавлять физическую подготовку.
Папа Нелли — спортсмен-перворазрядник, мускулистый симпатичный мужик, но пьяница. Выпив изрядно, брал в руки баян и становился массовиком-затейником. Выше капитана Алексей Георгиевич так и не поднялся, но продолжал мечтать о звании майора. Что угодно мог сделать для того, кто называл его «товарищем майором».
Мама Нелли, Марья Терентьевна Митюшкина, сильная женщина, родилась не в то время. Живи она при капитализме, достигла бы огромных успехов в бизнесе. Для примера: обычный офицерский контракт за границей составлял три года, а семья благодаря хватке Марьи Терентьевны умудрилась прожить в Польше три срока по три года.
Марья Терентьевна работала сначала поваром, а потом заведующей офицерской столовой — по сути, ресторана, куда приезжали все местные генералы. Ресторан находился в бывшем замке немецкого барона, где во время войны располагался немецкий штаб.
Марья Терентьевна изумительно готовила, при этом она подобрала в команду расчетливых женщин, готовых подсуетиться, когда генералы гуляют. Их мужей потом неожиданно назначали на вышестоящие должности. Все оказывались довольны: и генералы, и ревизоры, и бабы, и наивные мужья, которые не догадывались об истинной причине карьерного роста.
Пребывание в странах соцлагеря всегда означало возможность подработать. Марья Терентьевна в Польше покупала качественные ткани — шелк, крепдешин — и отправляла с мужем в СССР, где он оптом сбывал их спекулянтам.
Назад он вез то, что не купить в Польше, например швейные машинки. Однажды случился форс-мажор. Разрешалось провозить одну машинку, а он купил две и попросил молоденького лейтенанта, с которым ехал, сказать, что она принадлежит ему. По дороге они так напились, что, когда дело дошло до таможни, лейтенант забыл про все. Вероятно, он не смог бы вспомнить, как зовут его мать. В итоге получилось, что Алексей Георгиевич провозил две машинки. Офицера, нарушавшего таможенные правила, требовалось выслать из страны в 24 часа.
Но Марья Терентьевна считалась незаменимой, и вопиющий случай замяли. Говорят, без прямого контакта с Героем войны маршалом Константином Константиновичем Рокоссовским, служившим министром обороны Польской Народной Республики, такой вопрос решаться не мог.
С Нелли мы стали встречаться, когда я учился в институте. Настоящая русская красавица, голубоглазая и златокудрая девочка с тонкими чертами лица. Родители одевали ее по тем временам роскошно. Вещи как из Дома моделей: бархатные платья, красивые туфли…
Нелли была до того миниатюрная, что однажды я успешно спрятал ее в шкафу, когда она осталась ночевать у меня в общежитии, но кто-то рассказал о нас коменданту.
Размеренную и веселую жизнь в 1969 году омрачил международный конфликт. Китайцы решили захватить маленький островок Даманский на реке Уссури, исторически принадлежавший России, но находившийся ближе к китайскому берегу. Международные правила все чаще делили пограничные реки по середине русла, но с китайцами не договорились. И вот 2 марта 1969 года китайцы высадились на остров. В ходе боев погибло несколько десятков человек с той и другой стороны. Затем было затишье, а 14–15 марта — снова бои, в результате которых советская сторона применила секретные в то время установки «Град», вытеснив китайцев с острова.
Ситуация могла привести к масштабной войне. Мы все, студенты медицинского института, сразу написали заявления о готовности идти воевать против агрессора. Уже летом советские власти создали новый военный округ на границе с Китаем — Среднеазиатский. Весь наш курс призвали туда врачами.
Расписались мы с Нелли безо всякой свадьбы и перед самым отъездом поехали прощаться с ее родителями. А у меня в руках был чемоданчик, как у сантехника, где лежали трусы, носки и рубашка. Замок сломался, пришлось перевязать чемодан резиновым шлангом от душа.
Теща спросила: «А где твои вещи?» Я показал на чемодан и сказал: «Да вот здесь же они!» Понятное дело, сердце матери обливалось кровью — дочь уезжала на край земли с каким-то оборванцем.
Меня назначили врачом в Алма-Атинский полк противовоздушной обороны. В штатном расписании числились две врачебные должности: старший врач полка и начальник лазарета. Я стал начальником лазарета в звании лейтенанта.
Но тут произошел случай, изменивший мой статус. В зону ответственности полка входил полигон Байконур, где проводились учения. Во время исполнения одной из фигур высшего пилотажа летчик ошибся, неправильно сбросил бомбу, и она попала в наблюдательный пункт, тяжело ранив одиннадцать из девятнадцати командиров.
Люди вокруг оказались опытные, прошедшие войну. Они наложили жгуты, повязки — и отправили раненых в госпиталь. А тот — в четырехстах километрах. В степной дороге из-за травматического шока скончались девять человек. И тогда решили ввести должность личного врача главнокомандующего. Желающих не нашлось, так как требовалось много ездить по вновь сформированному огромному округу. Я же согласился и стал врачом главнокомандующего, генерала армии Николая Григорьевича Лященко. Генерал Лященко был огромный мужик ростом 205 сантиметров и весом 140 килограммов, с героическим прошлым. В возрасте 19 лет Лященко добровольно вступил в Красную армию во время конфликта на Китайско-Восточной железной дороге, в 1937–1938 годах участвовал в гражданской войне в Испании. В августе-сентябре 1941 года защищал от фашистов Днепропетровск. С марта 1942 года — командир 106-й стрелковой дивизии. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда. С мая 1943 года командовал 90-й стрелковой дивизией. В январе 1944 года дивизия Лященко отличилась в Ленинградско-Новгородской операции, в ходе которой ударом с Ораниенбаумского плацдарма она прорвала строившуюся два с половиной года немецкую оборону, замкнула кольцо окружения вокруг группировки врага и освободила Ропшу и Гатчину. В июне 1944 года Лященко отличился при штурме Выборга, и его назначили первым советским военным комендантом этого города. Затем 90-я стрелковая дивизия освобождала Пярну, Остероде, Гнев, Староград, Гданьск, Свинемюнде. С такими достижениями Лященко дважды представлялся к званию Героя Советского Союза, но, видимо, негативную роль сыграло то, что в мае 1942 года дивизия Лященко попала в окружение и смогла прорваться с малым числом бойцов. После проверки НКВД случилось понижение до заместителя командира 18-й стрелковой дивизии на Волховском фронте.
Генерал Лященко любил играть в волейбол. Три раза в неделю все высшее командование округа добровольно-принудительно составляло ему компанию. В команде с Лященко играл майор Крылов, умевший подыграть так, чтобы генерал со своей огромной высоты только вколачивал мяч в площадку соперника.
Там же, в Алма-Ате, находился спорткомплекс, где медсестра лет тридцати делала генералу уколы от заболевания глаз. И я ему один раз предложил:
— Товарищ генерал, я же врач, давайте я вам лучше укол сделаю!
— Дурак ты, а не врач. Посмотри на себя и посмотри на нее!
Свечку я не держал, но супруг медсестры стал командиром полка в 35 лет.
В Алма-Ате квартиру офицерам не давали сразу, предлагали самим найти, где можно снять. И я нашел комнату метров в семь в доме с двумя бабками.
Войска ПВО состояли из отдельных маленьких радиолокационных станций, стоящих на расстоянии нескольких сотен или десятков километров друг от друга. Я ездил по станциям, осматривал солдат, делал прививки и проводил другие манипуляции.
Представьте себе станцию в степи или полупустыне, роту из двадцати восьми человек: семь офицеров, остальные — солдаты. Вокруг одни саксаулы. Ну что там офицерам делать? Пить, тем более детали для радиолокации смазывались спиртом.
Жены там долго не выдерживали. Для них работы не было, они смотрели на пьянство и часто уезжали. У мужиков — тоска. Когда они приезжали в Алма-Ату, с кем-то хотелось выпить, а в полку они знали только начальство и доктора. Поэтому меня как нейтральную фигуру всегда приглашали в ресторан.
А как уйти из дома? Мы придумали такой ход. Мой фельдшер, узбек Раим, прибегал и кричал: «Борис Юрьевич, тревога!» Я надевал полевую форму, ругался: «Твою мать, опять тревога!» — и шел в ресторан. Пообщаешься, покушаешь, выпьешь, потом возвращаешься и говоришь: «Твою мать, не дадут отдохнуть со своими тревогами!» 18 апреля 1971 года у нас с Нелли родился сын Костя. Через некоторое время внука навестили Марья Терентьевна и Алексей Георгиевич. А в это время приехал командир одного из батальонов. Ему из-за неприятной ситуации с женой хотелось выговориться.
— Боря! Пойдем в ресторан!
— Не могу, у меня сын родился, теща с тестем приехали.
— Ну хоть на пару часиков, пойдем сходим.
— Ну ладно, пойдем.
В соответствии с обычным сценарием прибегает Раим домой и говорит: «Борис Юрьевич, тревога». Я начинаю ругаться, говорю, что не дают отдохнуть, гады, советскому офицеру. Пока мы сидим в ресторане, опытная Марья Терентьевна вспоминает: «А почему солдат прибегал объявлять тревогу без винтовки, как полагается? Что-то здесь не то». Они Алексею Георгиевичу налили стакан (тот, как обычно, стал дурак дураком) и отправили на разведку.
Тесть подошел к дежурному по нашему гарнизону, представился: «Капитан Митюшкин! Скажите, пожалуйста, здесь мой зять служит, Борис Юрьевич Александров? Он сказал, что тревога объявлена». Дежурный удивился: «Какая тревога? Нет тревоги».
Дед идет домой и бабке все рассказывает. Я прихожу через три часа, морда скорбная, весь уставший, но чувствую недоверие к своим словам. Попытался узнать, в чем дело. Марья Терентьевна говорит вкрадчиво:
— Муж ходил в часть, и никакой тревоги там нет.
— В какой части?
— В части ПВО.
— Когда тревога, я обслуживаю перелеты. Происходили вылеты, и я дежурил на аэродроме.
Вывернулся, но, ясное дело, образовалась трещина. Жена перестала со мной разговаривать, и мать уговорила ее уехать с ними. Она поехала в Хосту, и мы развелись. Теща не учла одной маленькой детали: поженились-то мы по любви. И через некоторое время Нелли предложила снова сойтись. Я, конечно, согласился. Мы стали жить в Алма-Ате, а потом вместе уехали на Сахалин.
О сахалинской жизни подробно расскажу в следующих главах, здесь же опишу то, что касается непосредственно Нелли.
Врачам квартиру давали лет через 20–25 ожидания. Мы жили в общежитии, стоявшем на холме. Условия ужасные. Воду туда подавали только на один час в день. Поэтому действовал закон джунглей: кто успеет, тот и наберет воды. Оставшуюся часть суток мы пользовались водой из банок: чистили зубы, умывались, готовили.
Жену с ребенком девать некуда. Пока находился в плавании, она жила в Хабаровске у своего дяди, работавшего главным бухгалтером в исполкоме. В двухкомнатной квартире обитали дядя с женой и своими двумя детьми, да еще Неля с Костей. Весело!
Когда мы приехали на Сахалин, стали думать о решении жилищного вопроса. Единственный выход — копить деньги на кооперативную квартиру. Система позволяла избежать огромной и бесперспективной очереди на государственное жилье.
Мать Нелли попросилась на работу на наше судно загранплавания: как-никак прибавка в семейный бюджет. Я уговорил нашего капитана Олега Николаевича Бычкова взять ее. Теща пришла на корабль, попробовала приготовить еду — им понравилось. Капитан ходатайствовал, чтобы ей дали визу, и мы стали работать на одном судне, несмотря на то что Марье Терентьевне уже исполнилось 55 лет.
Я не подумал об одном: теща рядом — гулянкам конец. Однажды у нее заболел отец, она улетела к нему, а вместо нее пришла сменщица — очень красивая голубоглазая черненькая татарка. Когда я разъяснял ей правила поведения на кухне, мы с ней немножко согрешили.
Марья Терентьевна вернулась на корабль. А татарочка — то ли влюбилась, то ли ей взгрустнулось — взяла и пришла ко мне на корабль. Я ее попытался развернуть, а она пошла к моей теще и начала вещать о своей любви ко мне. А та ничего умнее не придумала, как рассказать Нелли.
Дело закончилось разводом. Теперь уже навсегда.
Нелли быстро вышла замуж за военного. Летчик в звании майора вскоре стал командиром летного полка. Когда у них родился ребенок, мужа направили в Академию генерального штаба, после чего назначили на генеральскую должность начальника авиации Киевского военного округа. Марья Терентьевна радовалась: дочь почти стала генеральшей. Мечта о том, что собственный муж станет генералом или хотя бы полковником, не воплотилась, поэтому она уповала на то, чтобы повезло дочери.
Перед глазами бывшей тещи стоял пример жены командира полка, в котором они когда-то служили. Та в молодости была симпатичной новороссийской проституткой. Когда пришел возраст, она поняла, что нужно выходить замуж, и соблазнила парня, заместителя командира полка. Сказала, что забеременела. А раньше по партийной линии вмиг лишались карьеры. Припугнула тем, что пойдет в партком, и он нехотя женился. Ей не разрешали рожать из-за гормональных проблем, но она все-таки родила (иначе муж бы ее бросил) и сильно располнела. Дама любила поесть, попеть песни, собрать у себя целый стол народу и чувствовать себя богиней. Поест, споет, устанет — и спать на часок. А люди за столом продолжают сидеть и ждут хозяйку. Для Марьи Терентьевны такое положение казалось высшим счастьем.
Но одно дело — быть офицером в СССР, другое — в лихие 90-е. В 1991 году Украина отсоединилась, и мужу Нелли предложили: «Оставайтесь служить, но надо принять присягу Украины». А он, как человек порядочный, отказался: «Присягу не меняю». Его перевели в российский генштаб, и там карьера закончилась. В 90-е годы платили мало, он потерял работу, пытался заниматься бизнесом. Кончилось тем, что мне позвонила Нелли и сказала: «Слушай, Боря, я нашла объявление. Твоя фирма ищет водителя. Не возьмешь моего мужа на работу?» Муж бывшей жены в роли водителя — мне это надо? Я сказал, что лучше деньгами буду помогать.
Костя же рос в той семье, и в силу жизненных обстоятельств (Сахалин, потом тюрьма) я его не видел лет до четырнадцати. Воспитан он без моего участия, что, конечно, доставило много переживаний, о которых я уже рассказал в главе «Мои огорчения».
***
Со второй женой Ольгой Руденко я познакомился в Магадане в конце 70-х годов. После захода в бухту Веселую мы с компанией пришли в ресторан, где отмечался день рождения метрдотеля. Там я заприметил очень красивую женщину — кареглазую украинку со светлыми волосами и правильными чертами лица. Я ее раз пригласил на танец — не идет, два — нет, три — ни в какую. Короче, раз семь приглашал. Потом наконец подруга ее подтолкнула: иди, мол, неудобно. Так и познакомились.
Ее папа — украинец Михаил Руденко. Сначала в Магадане он коптил рыбу, потом стал начальником цеха, а затем — директором всего рыбного завода. Продукцию завод делал замечательную, поэтому его портрет все время красовался на доске почета в Магадане.
Ольга стала официанткой, параллельно училась в книжном техникуме на библиотекаря, но так и осталась в ресторанной сфере. При этом жутко стеснялась своей работы. Тогда считалось, что все официантки отличаются легким поведением. Однажды, когда в ресторан зашел ее бывший учитель, она залезла под стол, чтобы избежать встречи.
Когда мы приехали в Москву, Ольга поступила работать официанткой в гостиницу «Россия», потом стала метрдотелем и доросла даже до директора ресторана. Будучи способным человеком, прошла весь карьерный путь.
Кто такой старший метрдотель в ресторане «Россия» в советское время? Высота! А я-то — мелкий докторишка. Величины несравнимые. Я старался зарабатывать, на машине таксовал: копейки по сравнению с тем, что зарабатывала она.
Гостиница «Россия» в то время — это 3182 номера, в которые со всей страны стекались номенклатурные работники, приезжали гости из дружественных стран. Там расселялись и питались гости съездов, пленумов, конференций, симпозиумов.
В «России» всегда требовали одеваться по форме, а Ольге это не нравилось. Как эффектная женщина, разбирающаяся в психологии, она надевала хорошие туфли и бриллианты, привезенные из Магадана, где с ними было попроще.
Ее ругали за несоответствие внешнего вида стандартам. Директор говорил:
— Нельзя показывать, что официанты у нас богатые. Подумают, что мы тут воруем.
— Товарищ директор, без бриллиантов мне могут дать десять копеек чаевых, а так меньше пятерки не получаю.
Директор смеялся и закрывал глаза на вольности.
На первом этаже в русском зале пели цыгане. Когда люди гудели, то отдавали им деньги, кольца, брошки — лишь бы пели. Наутро цыгане возвращали все назад, так как работали официально.
В советские времена, только чтобы зайти в ресторан гостиницы «Россия», надо было швейцару на карман дать пять рублей.
Но после перестройки открылись ресторанчики, с хорошей кухней и менее дорогие. Гостиница «Россия» как центр притяжения стала умирать. Клиентура уходила. Официанты перестали зарабатывать, началось мелкое воровство. Например, заказывал клиент икру или красную рыбу, а официант ему приносил не с кухни, а свое, купленное в магазине. Ресторан хирел.
Однажды мы с товарищем прогуливались по «местам боевой славы» и зашли в ресторан, где работала моя жена. Гигантский зал на 800 человек стоял абсолютно пустой. Эпоха ушла. В 2006 году гостиницу «Россия» снесли — она перестала быть востребованной.
Когда ресторан гостиницы «Россия» закрылся, жена осталась без работы. И что делать? Держать активную женщину дома — это петля.
А Ольга мне когда-то рассказала, что один богатый человек открыл жене кафе, чтобы она его не доставала. И я решил провернуть такую же штуку. Мне посоветовали посмотреть на одно кафе при гостинице, где работали жены бандюков. Денег оно никому не приносило. Я по-хорошему договорился забрать это кафе.
Ольга стала им заниматься, а место действительно оказалось не очень, хоть и в гостинице. Кафе все время уходило в минус, который я покрывал из своих денег. Жена не смогла перестроиться, чтобы зазывать людей.
И тогда я предложил Ольге открыть свой цех. В то время освободились кондитеры высочайшего класса из гостиницы «Россия». Вместе с Ольгой они стали делать просто прекрасную кондитерку. Но опять в минус.
Зато Ольга поняла, что одно дело — работать без конкуренции, как это было в гостинице «Россия», а другое — в рыночной среде, когда очередь не стоит и ты должен всеми силами привлекать людей. Даже если качество отменное, надо уметь донести этот факт до покупателя, обеспечить доступность товара. Все не так просто.
***
Мы часто ссорились с Ольгой, но я бесконечно благодарен ей за то, что 26 июля 1980 года, ровно в середине московской Олимпиады, она родила мне дочку Екатерину. Девочка получилась больше похожая на мать, чем на меня, только светлоглазая.
Как и старшего сына Костю, ее я впоследствии отправил учиться в Америку, где Катя окончила три класса старшей школы, а потом и университет. Затем она в числе десяти лучших студентов окончила университет в Монако.
Она вышла замуж за гражданина Франции, родила мне внука Сашу (надеюсь, не последнего) и руководит отделом премиум-продукции, то есть маркой «Б. Ю. Александров», под которой мы выпускаем сырки, сметану, йогурты, творожную массу, кефир, простоквашу. Катя подобрала сильную команду, стараниями которой марка прочно удерживает премиум-класс.
Чтобы человек развился и проявил себя, нужно несколько условий. Во-первых, у него должны быть способности. Во-вторых, воля. В-третьих, необходим опытный учитель. И тогда ему не надо каждый раз изобретать велосипед, а можно спокойно идти дальше. У Кати есть все три компонента успеха. У нас с ней получился отличный симбиоз, мы работаем вместе лет восемь, и я только хорошее могу сказать. Приятно видеть, что с помощью твоих советов человек меняет отношение к миру. Учу ее общению с людьми и вижу успехи. Раньше по причине гордости она не любила идти на компромиссы, а сейчас понимает: бывают задачи, для решения которых не зазорно и прогнуться.
Она поддерживает, продвигает то, что мы завоевали за двадцать лет, и вносит в марку новое. Например, у меня нет тонкого понимания красоты одежды или привлекательности упаковки, ведь нас в СССР немножко по-другому воспитывали, а у Кати потрясающий вкус. Под ее руководством доработали дизайн марки «Б. Ю. Александров», и продукция выглядит красиво, так и хочется взять ее в руки. Для премиального товара это критически важно.
В 70-х я встречался с привлекательной девочкой. Мама у нее якутка, папа — русский. Смесь получилась на славу: волосы — густые и упругие, как проволока, глаза голубые, тело сбитое — «пальцем не проткнешь». Пользовалась у мужчин популярностью. Работала гинекологом.
Когда дело пошло к жениханию, она решила познакомить меня с семьей в своей якутской деревне.
Папа по каким-то причинам в тот день отсутствовал. Мы приехали, женщины накрыли стол. Выставили много красной икры, хотя в советское время она считалась дефицитом. Оказалось, якутам, как северной народности, в год разрешалось вылавливать до тридцати килограммов рыбы на человека, поскольку их организм якобы не может без морепродуктов. Они, конечно, ловили сколько надо. А в качестве выпивки был спирт, так как сестра девушки заведовала сельской аптекой.
Мы сели, выпили по рюмочке, потом с девочкой вышли ненадолго. Приходим через 15 минут, а все мои будущие родственницы уже пьяные лежат на полу. У них организм такой: полстакана выпивают — и все, туши свет.
Я тогда и задумался: может, не стоит жениться? Так и не срослось.