41

– В пятницу вечером мы сможем взглянуть на фреску, – сообщил Брэдли в среду отцу и сестре, когда они поехали в галерею. Выставка была назначена на субботу. – Сегодня и завтра художник делает последние штрихи.

Гарет с Эрин непрестанно беспокоились, будет ли готова работа в срок, и с облегчением выслушали эту новость. Художник с огромной решимостью оберегал свою приватность. Когда он писал фреску, окна были завешены. Но при этом он настаивал на присутствии Брэдли в галерее. Сама фреска была закрыта от посторонних глаз огромным куском парусины, и это вызывало толки у посетителей галереи.

– Спасибо вам за ваше терпение, за то, что вы не требуете показать картину и готовы ждать до ее завершения, – сказал Брэдли и взглянул на сестру. – Я знаю, тебе это далось особенно трудно, ведь ты всегда отличалась любопытством.

– Это ты на вежливый манер намекаешь, что я люблю всюду совать свой нос, братец?

– Ну, я не имел в виду это, – усмехнулся Брэдли.

– Что ж, признаюсь, я напрягала всю свою волю, чтобы не заглянуть за парусину, – призналась Эрин. – Но ведь я обещала, что не стану этого делать, и сдержала слово.

– Но все-таки я хочу познакомиться с художником, – сказал Гарет сыну. – Ты можешь это устроить перед открытием выставки?

– Знаешь, па, велика вероятность, что он явится на выставку, – ответил Брэдли.

– Превосходно! – воскликнул Гарет.

– Между прочим, когда мы объявили о предстоящей выставке, я получила уже массу отзывов, – сказала Эрин. – Реакция впечатляющая. По-моему, успех будет феноменальный.

– Боюсь, наша галерея недостаточно велика, чтобы вместить всех людей, которые придут на выставку, – вздохнул Гарет. – Мероприятие такого масштаба мы еще никогда не проводили.

– Я боялась, что художника отпугнет такая публичность. Но раз ты обещаешь, что он придет на открытие… Это действительно замечательно.

– Как я уже говорил, он не уверен в себе, в своем таланте. Поэтому и скрывается от публичности. Возможно, благодаря выставке что-то изменится.

– В этом я не сомневаюсь.

Брэдли договорился с Альбертом, что они встретятся в галерее в пятницу вечером, в шесть часов. Эрин и Гарет ждали их с бутылкой шампанского.

Гарет надеялся, что Брэдли приведет с собой художника, и был разочарован, когда сын явился один.

– Ну, вот и наша фреска, – сказал Брэдли и сдернул огромную ткань, закрывавшую стену.

Гарет, Эрин и Альберт молча смотрели на картину. Никто не произнес ни слова.

Какое-то время Брэдли пристально вглядывался в их лица.

– Ну, что? – спросил он, наконец. – Скажите хоть что-нибудь! Я умираю от любопытства.

– У меня… у меня просто нет слов. Это… это просто невероятно, – проговорил Гарет, склонив голову набок.

– Просто непостижимо, – поддержала отца Эрин. – Художник ухитрился передать атмосферу опаловых полей в Кубер-Педи так, словно был там сам. Удивительно!

– Правда? – взволнованно спросил Брэдли. За эти дни он еще раз встречался с Джонатаном, жадно слушал его рассказ про опаловые поля и задавал множество вопросов. Так что в итоге составил живое представление о месте, где был найден уникальный опал.

– У меня ощущение, что я снова оказалась там, – прошептала Эрин. Ей вспомнилось, как они с дядей ходили от лагеря к лагерю и как дядя разговаривал со старателями. – Я прямо-таки чувствую запах горячей пыли и жарящегося на кострах мяса.

Закат солнца был написан в теплых красных и золотых тонах. По всему полю возле шахт виднелись груды камней и маленькие палатки старателей. У костра сидел мужчина в рубашке с коротким рукавом, молескиновых штанах и стоптанных, грязных сапогах. Над красными язычками пламени висела большая жестяная банка, в ней уже кипела вода. В одной руке старатель держал кружку с чаем, в другой только что найденный опал и устало рассматривал свою находку. Его загорелое, бородатое лицо было покрыто пылью. Но в его глазах горела искорка надежды.

– Жаль, что мы не можем продать стену, – вздохнул Альберт. – Она принесла бы нам целое состояние.

Гарет выстрелил пробкой в потолок и наполнил шампанским четыре бокала.

– Мне хотелось бы, чтобы художник был здесь и чокнулся с нами. Давайте выпьем за лучшую выставку в истории нашей галереи. – Все подняли бокалы и хором сказали: – За наш успех!

Утром в субботу Джонатан и Марли пришли в галерею. Эрин не могла скрыть радость. Гарет, Брэдли и Альберт удивленно вытаращили глаза, когда Джонатан достал из сумки «Австралийскую Олимпиаду» и показал всем. Два могучих полицейских стояли по обе стороны тумбы, на которой будет лежать уникальный опал.

– Ни на секунду не спускайте глаз с этой драгоценности, – сказал им Гарет, положив опал на предназначенное для него место. – Если он пропадет, я не дам и ломаного гроша за вашу жизнь, – добавил он в шутку.

– Я запихнул в медвежонка обычный известняк, чтобы Марли не удивлялась, почему ее Гула внезапно стал легким, – шепнул Джонатан на ухо Эрин.

Выставка открылась в два часа. Вскоре в галерее уже теснились двести пятьдесят человек. Другие стояли на улице и ждали своей очереди. Всем хотелось взглянуть на самый крупный опал в истории и сфотографировать его. Подест был отгорожен от зала канатом, чтобы никто не мог дотронуться до камня. Многие спрашивали, что за художник написал такую интересную фреску.

Гарет произнес краткую речь и сообщил собравшимся, что создатель фрески тот самый художник, чьи картины украшают стены галереи. Дальше произошло неожиданное: буквально за считаные минуты были распроданы все картины, причем по гораздо более высокой цене. Эрин еле успевала записывать заказы на новые картины.

– Брэдли, твой художник уже здесь? – взволнованно спросил у сына Гарет. – Я буду рад, если он сам увидит свой успех.

Брэдли повел отца к хранилищу картин.

– Он что, прячется в хранилище? – спросил Гарет.

– Нет, он здесь, папа, – ответил Брэдли.

– Где же? – удивился Гарет и обвел взглядом зал. – Только не говори, что он решил и дальше оставаться анонимом. Мне действительно хочется взглянуть на него.

– Сейчас ты это сделаешь, – ответил Брэдли, потом набрал полную грудь воздуха и подал отцу руку.

Гарет озадаченно посмотрел на протянутую руку, потом взглянул в лицо сыну.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он.

– Па, я и есть художник, – заявил Брэдли.

– Сын! Сейчас не время для шуток, честное слово.

– Я не шучу, па, – обиженно возразил Брэдли. – Я написал фреску и остальные картины.

Гарет наморщил лоб, пытаясь постичь смысл слов, сказанных сыном.

– Но ведь ты не умеешь рисовать! – Он знал, что Брэдли мальчишкой любил смотреть, как работала его мать, но это было давно.

– Умею, па! Я написал фреску и все, что ты тут выставил.

Гарет даже онемел от неожиданности.

– Почему же… почему ты никогда нам не рассказывал об этом?

– Потому что думал, что у меня нет таланта. Во всяком случае, такого, как у мамы.

Его отец все еще никак не мог опомниться от потрясения.

– Ты думал… – До его сознания постепенно доходил смысл слов Брэдли. – Где же ты работал? – Теперь он не понимал, как это он до сих пор не знал и даже не подозревал, что его сын хороший художник. Это было просто непостижимо.

– В маминой мастерской, в мансарде. – Брэдли знал, что ему там никто не помешает – после смерти жены Гарет больше не заходил туда; по его словам, ему было слишком больно. – Я рано вставал и работал. Иногда писал картины ночью, когда вы спали. Вы ничего не замечали, так как акриловые краски почти не пахнут. Такие краски давно пользуются популярностью в Америке, я заказывал их там. Да и днем я находил время для работы в перерывах между поставками, которые я делал для Фила. А ты в последние месяцы был слишком увлечен…

– …Лорен, – с виноватым видом договорил Гарет. Теперь он все понял. – Значит, ты снова мне лгал. Кажется, это уже вошло у тебя в привычку.

– Да, я знаю. Даю тебе честное слово, что это было в последний раз. Если бы мои картины не понравились Альберту, я никому и не рассказал бы о них. Вот только мне всегда хотелось, чтобы ты гордился мной, а работа по доставке картин, которую я делал для галереи, не слишком располагает к гордости.

– Мне все равно, где ты работаешь, Брэдли. Я всегда гордился тобой. Мне больно думать, что ты воспринимал это по-другому.

– Прости, па. Мне просто не хватало уверенности в себе. Мама была такая талантливая. Возможно, я просто боялся, что сравнение с ней будет не в мою пользу.

– Пойдем, сын, – серьезным тоном сказал Гарет.

Брэдли не слишком понял, что задумал отец, но без слов пошел за ним.

Гарет остановился возле драгоценного камня.

– Прошу минуточку внимания! – громко объявил он.

В галерее воцарилась тишина.

– Я знаю, что вас всех интересует, кто создал эти замечательные картины. Так вот, теперь я могу вам сказать, что художник очень талантлив. Но вы и сами это видите. Гораздо важнее, что это человек, которым я очень горжусь. Наконец-то я с огромной радостью могу представить вам художника, который написал выставленные сегодня картины и вот эту роскошную фреску.

Эрин оживилась.

– Неужели он здесь? И папа знает его. Кто же он? – спросила она у Альберта, сидевшего рядом с ней. Она даже привстала, чтобы посмотреть, кто встанет возле отца. Прямо рядом с ним стоял крупный мужчина в дорогом костюме. Уж он-то никак не был похож на художника…

– Я не знаю, – ответил Альберт, удивленный не меньше, чем Эрин.

– Художник – не кто иной, как мой сын, Брэдли Форсайт, – воскликнул Гарет.

– Что? – прошептала Эрин.

Она ничего не понимала. Неужели Брэдли зачем-то изображал из себя художника, чтобы не сердить любопытную публику? Нет, едва ли. У отца такой гордый вид, что она поняла – это не шутка и не розыгрыш. Брэдли действительно тот самый загадочный художник! Никто и не догадывался о его таланте.

Брэдли встал рядом с отцом, а все кругом аплодировали и кричали «браво». Мысли Эрин лихорадочно метались. Так вот почему ее брат так рано уходил к себе по вечерам? Вот почему утром у него был такой усталый вид? Теперь все эти детали обрели смысл. Не зря ей иногда казалось, что в доме пахло скипидаром, как в те времена, когда мама работала в своей мастерской. Тогда Эрин говорила себе, что ей все это чудилось, потому что она ужасно скучала по маме.

Гарет попросил тишины.

– Многие из вас знают, что моя покойная жена была одной из самых талантливых художниц Англии, если не самой лучшей художницей своего времени. Теперь я с гордостью могу заявить, что мой сын унаследовал ее замечательный талант и, возможно, даже еще что-то особенное, что присуще лишь ему одному. – Он с любовью взглянул на сына, и его глаза увлажнились. Потом обнял его за плечи. – Успех сегодняшнего вечера обеспечила и моя дочь Эрин Форсайт, организовавшая эту выставку. Ее преданность искусству и упорный труд снова привели к успеху галерею «Форсайт». Прошу вас, аплодируйте моей дочери. – Он попросил Эрин встать рядом с ним.

– Ты должен мне кое-что объяснить, – шепнула она брату, как только подошла к ним. Такими счастливыми она еще не видела ни Брэдли, ни их отца.

И снова Гарет попросил гостей выставки о тишине.

– Огромную благодарность мы выражаем и Джонатану Максвеллу, бывшему старателю из Кубер-Педи, который позволил нам показать всем «Австралийскую Олимпиаду». Думаю, вы все согласитесь со мной, что этот опал можно назвать одним из самых поразительных и драгоценных, какие только находили люди. И я надеюсь, что никто из вас не собирается сунуть его в карман, покидая нашу галерею. – Публика засмеялась, а Гарет позвал к себе Джонатана, державшего за руку Марли. – Большое спасибо, Джонатан, – сказал Гарет и потряс ему руку. – Пожалуйста, аплодисменты Джонатану.

Все снова зааплодировали. Представители прессы стали брать интервью. Вскоре Брэдли и Джонатан оказались в плотном кольце журналистов.

– Мне до сих пор не верится, что Брэдли художник, – сказала Эрин отцу.

– Мне тоже. Хотя я, в общем-то, не слишком удивился. Он часто сидел возле матери и смотрел, как она работала. А мать всегда отмечала, что он охотно рисовал, и даже хранила его работы в специальной папке. Правда, я никогда не воспринимал всерьез те попытки. И это была моя большая ошибка.

Марли подошла к Эрин и прижалась к ней. Все это время Эрин было некогда заниматься с малышкой, и теперь, когда стало спокойнее, она увидела, что Марли очень устала. Но ей нравилось в галерее. С ней заговаривали взрослые, ведь она была единственным ребенком на выставке. Да еще ребенок-абориген.

– Для Марли это большое событие, – заметила Эрин Джонатану.

– Да, верно. Ее робость быстро прошла, как только у нее появились увлеченные слушатели. Она рассказывала им истории про Австралию и опаловые поля в Кубер-Педи. Она многих очаровала, – с гордостью сообщил Джонатан.

– Она очень скучает по Австралии, правда? – сочувственно поинтересовалась Эрин.

– Поэтому я повезу ее туда, – сообщил Джонатан.

– Повезете ее в Австралию? – Эрин побледнела.

– Примерно через месяц мы уедем в Австралию. Англия не та страна, где ей нужно расти.

– Но что вы там будете делать, Джонатан? – В ее голове снова появилась масса вопросов.

– Вероятно, я найду себе работу где-нибудь в Алис-Спрингс. Кроме того, мне придется заключить мир с семьей Марли. Ее родные должны понять, что Марли будет охотно бывать у них в гостях, но жить в городе. Я долго думал. Пожалуй, так будет лучше всего.

Эрин хотелось спросить, что думает о жизни в Австралии Лайза, не боится ли Джонатан встречи с Бояном Ратко, но в этот момент Гарет закрыл галерею и подошел к ним с «Австралийской Олимпиадой».

– Не знаю, как вас благодарить за то, что вы предоставили нам эту драгоценность, – сказал он, возвращая опал Джонатану. – Нанятые мной охранники отвезут вас домой.

– Не нужно, – ответил Джонатан. – Ведь сюда мы приехали автобусом.

– Не можете же вы такой дорогой камень везти домой в автобусе, – возразил Гарет.

Джонатан и Эрин посмотрели друг на друга и рассмеялись. Гарет не понял, что тут комичного.

– Никаких возражений. Моя страховая компания не поймет, если вы повезете такую драгоценность в общественном транспорте, – заявил он.

– Хорошо, я согласен, – сказал Джонатан и взял усталую девочку на руки. Конечно, для нее будет лучше, если они быстро приедут домой.

К ним подошли полицейские.

– Пойдемте, мистер Максвелл, – сказал один из них.

Джонатан взглянул на Эрин.

– Я напишу вам и сообщу, как мы устроились, – пообещал он и пожалел, что у них так мало времени на прощание.

– Да, пожалуйста, напишите, – сказала Эрин. Она поцеловала Марли, устало положившую голову на плечо Джонатана. – Дядя Корнелиус наверняка снова поедет в Алис-Спрингс, как только вернется. Навестите его обязательно. И берегите себя и Марли. – Она заглянула Джонатану в глаза. – Еще раз спасибо за то, что вы сегодня для нас сделали.

– Все это мелочи по сравнению с тем, что вы сделали для меня и Марли, – возразил Джонатан. – Мы никогда вас не забудем.

При этих словах Эрин почувствовала комок в горле. Она проводила взглядом Джонатана, когда он шел к двери, держа на руках Марли. На другой стороне улицы он сел на заднее сиденье темного лимузина. Полицейские сели впереди, и машина рванула с места. Неожиданно из глаз Эрин брызнули слезы.

Брэдли обнял сестру за плечи.

– Не плачь. В один прекрасный день ты их увидишь, – утешил он ее.