Глава 12
Отель 86
Ни один тук-тук, ни одно такси не рисковало заезжать в тот тупик, где жил Кальвино, поэтому они с Кико пошли пешком, быстро шагая по темному узкому переулку к Сукхумвит-роуд. Винсент показывал Кико дорогу. Немногие фаранги ходили пешком по этим улочкам и днем, и ночью. Жара в дневное время и воры в ночное заставляли их искать безопасного убежища на заднем сиденье автомобилей с кондиционером. Таких, как «Тойота» Кико. Кальвино чувствовал себя виноватым в том, что пригласил ее: это была ошибка. Рядом с дорогой кто-то пробежал, с громким шуршанием, в высокой траве и бамбуковых листьях. Кико подскочила, инстинктивно подняла руку к горлу.
– Что это было?
Винсент сжал ее руку, потом отпустил. Его мысли были далеко.
– Все в порядке, – сказал он, словно успокаивал ребенка.
Кальвино думал о Тик. Как она сидела на табурете в баре «Принц Йоркский», обвив одной ногой другую, как школьница, и курила сигарету. Она тогда сказала: «Бен – очень хороший человек». И произнесла это с убеждением, словно он ей нравился. Но девушки, работающие в барах Бангкока, быстро осваивали умение вкладывать в подобные утверждения точно отмеренное количество эмоций, чтобы те не перехлестывали через край и не разрушали задуманного хорошего впечатления. Тик была профессионалкой, у нее были постоянные клиенты, и это уменьшало риск пострадать в опасном бизнесе.
Там, в «Африканской Королеве», не потеряла ли она мужество в последний момент? Или открыла в себе ту границу морали, которую не смогла перейти? Кальвино хотелось верить, что ее действия продиктованы мужеством, а не его отсутствием. Но это не имело большого значения. Она спасла ему жизнь. И кто бы ни убил ее, он хотел дать понять всем остальным: «Никогда не забывайте, на кого вы работаете и от кого получаете приказы. Не думайте, думать опасно. Не совершайте поступков, это тоже опасно». Эти уроки будут переданы по бамбуковому телеграфу, линии которого тянутся от Патпонга, «Сой Ковбой», Нана и Вашингтон-сквер и доходят до Клонг Той.
Когда они вышли из темноты на Сукхумвит-роуд, Кальвино сделал попытку убедить Кико передумать.
– Я поймаю тебе такси, – сказал он.
– Мы решили работать над этим делом вместе. Помнишь?
Ее голос звучал твердо, она смотрел прямо ему в лицо. Она была в той хижине, где положили Бунму, мертвого катои. Ее окружал запах смерти.
– Пратт сказал, что это тяжело видеть.
– Я хочу пойти.
– Ладно, просто…
– Что просто?
– Это тебя шокирует. – Слово «шокирует» первым пришло ему в голову.
Убитые люди никогда не бывают в лучшей форме для приема незваных гостей: руки, ноги, голова вывернуты, как у куклы, в большинстве случаев полно беспорядочных, грязных луж крови, а комната наполнена ужасными запахами бойни. Кальвино понял по тому, как Пратт подчеркнул слово «тяжело», что та Тик, которую он видел прошлой ночью, после смерти стала похожей на кусок мяса, который невозможно узнать.
* * *Они протиснулись между полицейскими машинами с открытыми дверцами, вместе с трудом прошли в длинный, узкий, темный переулок. Синие огни полицейских машин вспыхивали, как огни стробоскопа, отражаясь от высоких стен зданий без окон. Небольшая толпа собралась в конце переулка, полицейские сдерживали ее. Когда разнесся слух об убийстве, клиенты и инь с Вашингтон-сквер сбежались к месту происшествия. Зеваки пили пиво и курили сигареты, смеялись и шутили. Никто не знал, что находится по ту сторону от полицейского заграждения. Некоторые инь пытались переводить то, что услышали сквозь треск из полицейских раций. Но в радиоголосах было полно статических разрядов и полицейских кодов, поэтому они не понимали смысла сказанного.
Кальвино пробрался сквозь толпу, и его остановили двое полицейских, которые, похоже, не улыбались лет десять. Один похлопывал по открытой ладони толстым концом своей дубинки. Им не нужно было много говорить; было ясно, что копы получили приказ и шутить не собирались. Кальвино широко им улыбнулся. Эта сцена напомнила ему о Бруклине в жаркую июльскую ночь после стрельбы или удара ножом.
– Вы хорошо знаете свое дело, – сказал он на тайском языке, взял Кико за руку и быстро обогнул полицейского справа.
– Отель закрыт. Вам туда нельзя, – произнес полицейский, преграждая путь Кальвино.
– Он думает, что я проститутка, – прошептала Кико.
Винсент продолжал улыбаться.
– У меня официальное дело к полковнику Прачаю. Если не верите мне, позвоните ему. Спросите, можно ли пропустить кхана Вини и кхан Кико.
Полицейский нахмурился и поднес ко рту портативную рацию.
– Здесь один фаранг говорит, что его зовут кхан Вини, и у него дело к полковнику.
Из рации донесся голос Пратта:
– Пропустите его.
Коп опустил рацию и окинул взглядом Кальвино, глаза его говорили: «Кто ты такой, говнюк?» Потом он жестом показал Кальвино, что тот может пройти.
– Ваша приятельница останется здесь, – произнес полицейский тоном, не оставляющим сомнений в том, что он принял Кико за проститутку. Он нацелился на нее дубинкой, словно питал личную обиду, будто хотел одержать маленькую победу и продемонстрировать свою власть.
Кико шагнула вперед, заговорила по-тайски, потом перешла на японский. Потом на английский и снова на тайский. Полицейский нажал не на те кнопки и напал не на ту леди, подумал Кальвино. Основной смысл ее словесного залпа заключался в том, чтобы назвать имена жены и детей Пратта, и упомянуть, где Пратт учился и жил в Нью-Йорке. Коп сделал именно, чего ожидал от него Кальвино.
– Я не о вас говорю. А о ней. – Он указал на инь в мини-юбке, стоящую в нескольких шагах с сигаретой и жующую резинку.
– Никаких проблем, – сказал Винсент.
Коп благодарно улыбнулся и пропустил их. На Кальвино произвело впечатление то, как Кико справилась с ситуацией.
– Ты молодец, – похвалил ее он, когда они оказались за полицейскими машинами.
В конце переулка вспыхивал кроваво-красный неоновый свет вывески «Отель 86». Кальвино заморгал, протер глаза. Изображение стояло перед его мысленным взором. Он видел его раньше, подумал он. Но где? Потом в его памяти всплыл сон: бар «Доставлен мертвым в Бангкок», мертвый Джефф Логан на стойке бара, и летучие лисицы рвут его плоть когтями и зубами. И угорь между ног проститутки.
– Ты не очень хорошо выглядишь, – сказала Кико.
– Это из-за жары. Вот и всё.
Он понимал, что она ему не поверила, и был ей благодарен, что она не стала продолжать.
Они миновали узкое окно, которое выглядело копией окна в ломбарде, где клиенты получали ключи от номера, пару полотенец и крохотный кусочек мыла. Полицейский изучал журнал регистрации. С одной стороны проход вел в маленькую кофейню. Через окно были видны женщины, сидящие на коленях в кабинках или на складных стульях за столиками. Их перепуганные лица поворачивались вслед Кальвино, когда он шел мимо. Они были здесь на тот случай, если клиент не нашел собственную проститутку или привел одну с собой, но захотел получить подкрепление. В эту ночь, похоже, никто из них не стремился выйти из отеля.
Номер стоил около двух долларов на короткое время. «Короткое время» было гибким термином: в пределах от пяти минут для клиента с проблемой преждевременной эякуляции до трех-четырех часов (тогда служитель колотил в дверь) для тех, которые проглотили достаточно виагры, гарантирующей активную, мощную эрекцию на пару дней.
Тик нашли в номере восемь на земляном полу в конце короткого бетонного коридора. Дверь номера подпирал кирпич, приставленный к раме. Полицейские, входящие и выходящие из номера, сердито смотрели на Кальвино и Кико.
Вышел Пратт, губы его были крепко стиснуты; кулаки рук, прижатых к бокам, сжимались и разжимались.
– Винсент, тебе не следовало приводить сюда Кико, – произнес полковник официальным тоном. Он смотрел на нее так, будто она была незнакомкой, которую он не узнавал.
– Это была моя идея, Пратт, – сказала она.
Он посмотрел на нее и вздохнул, длинно и тяжело.
– Может, это не очень удачная идея, Кико. – Затем поднял брови и переглянулся с Кальвино. Это был сигнал, означающий: хорошо бы тебе увести ее подальше от места убийства.
– Позволь мне взглянуть первым. Ты подожди здесь. Хорошо? Я ненадолго. Но я должен взглянуть.
Он не оставил ей выбора. Кико посмотрела на Кальвино, потом на Пратта, который стоял в тусклом свете, и внутренний голос подсказал ей, что спорить не надо. Сейчас не надо, не тот момент, она это чувствовала. Кико кивнула головой, и Кальвино ушел.
В номере Винсент понял, что имел в виду Пратт, когда произнес по телефону слово «тяжело». Не бывает двух одинаковых убийств, но некоторые производят определенное впечатление, нечто вроде личной подписи или закодированного послания: «Вот что может случиться, если ты идешь против нас». Это послание читалось в кровавой расправе, устроенной в восьмом номере.
Стены с двух сторон были покрыты зеркалами от пола до потолка. Тик – с открытыми глазами, приоткрытым ртом и высунутым языком между зубами, – распростерлась на кровати, приподнятая на двух положенных друг на друга подушках. Волосы ее были покрыты запекшейся кровью. На лице удивленное выражение. Или это боль? Кальвино не мог сказать точно, он недостаточно хорошо знал ее. Но это не был страх. Он помнил выражение страха на ее лице на Вашингтон-сквер и потом наверху в «Африканской Королеве». Ее безжизненные глаза смотрели в потолок. Кальвино обошел вокруг двуспальной кровати. Потрогал постельное белье. Простыни были еще мокрыми от крови.
– Посмотри на ее руки, – сказал Пратт.
– Они над ней поработали.
Ее запястья были привязаны колючей проволокой к изголовью, и на них остались раны от колючек. Она сопротивлялась. От основания горла до пупка ее разрезали острым инструментом; нижнюю часть кишечника вырвали и швырнули в зеркало справа; кишки напоминали какое-то расплющенное морское животное. Часть кишок еще соединялась с полостью в теле и тянулась, подобно резиновым шлангам, по полу, свернувшись похожими на змей петлями прямо под огромным зеркалом. На подошвах обеих ног виднелись ожоги от сигарет.
– Может быть, это неудачный аборт, – сказал Пратт, указывая на сгустки крови на полу, где рядом с зеркалом лежал синеватого цвета эмбрион, окутанный слизью, похожий на котенка с содранной кожей.
– Ты в это не веришь.
Пратт вздохнул и отвернулся от эмбриона.
– Кто-то очень потрудился, чтобы сделать ей больно, – сказал он.
– Максимум боли перед тем, как разрезать ее вдоль, – прибавил Кальвино, перешагивая через еще свежую лужу крови. На ее краю виднелись черные точки, и Кальвино пригляделся: насекомые жадно лакомились кровью Тик.
– Винсент.
Кальвино поднялся и посмотрел на Пратта.
– Мы поехали в Клонг Той после твоего звонка.
Кальвино понял по тону Пратта, что сейчас услышит плохую новость. Он потер ладони, зная, что последует дальше.
– Вы опоздали.
– На час. Когда мы приехали в ват, Бунму уже кремировали. Остались только кости и пепел.
Пратт закончил и подождал, пока полицейский передаст ему рацию. Он отдал какие-то распоряжения и вернул аппарат. Голос Кальвино опустился до еле слышного шепота: он сознавал, что некоторые другие полицейские могут понимать по-английски.
– Они работают быстро, – сказал Винсент. – Здесь замешаны бирманцы. И еще, Пратт, в этом должен быть замешан кто-то из полиции. Я это понимаю, и ты это понимаешь. Похоже на сеть распространения наркотиков. Возможно, Бен Хоудли на нее наткнулся, и они его убили. Они пытаются прикрыть свою задницу.
Пратт сначала ничего не сказал, потому что не было ничего, что он мог и хотел сказать. Все люди в Клонг Той рассказывали одно и то же: Бунму нашли мертвым в трущобах. Монахи сказали, что его следует кремировать немедленно. Это было странно, но все равно эти истории подтверждались.
– Они сказали, что Бунма погиб от несчастного случая – произнес наконец Пратт, нарушив молчание.
– Профессиональный риск киллера – это больше похоже на правду.
Полковник откашлялся и посмотрел на Кальвино в зеркало.
– Пару часов назад еще одного фаранга нашли мертвым в частной гостинице «Ди Джейз». Это за отелем «Малайзия».
– Передозировка наркотиков? – спросил Винсент, поймав взгляд Пратта в зеркале.
– Из его номера все исчезло. Камера, паспорт, деньги, одежда. Его регистрационная карточка гостиницы исчезла. Никто ничего не говорит. Никто о нем ничего не знает. Мы отправили его в полицейский морг под именем Джона Доу.
Кальвино чуть не вышел из себя – один из смертных грехов в Таиланде – и попытался обрести глубинное самообладание и вытащить себя из пустоты гнева. Вокруг него царило насилие; одна насильственная смерть за другой обрушивались на него. Он посмотрел в зеркало на свое побитое лицо и начал смеяться. Это была самая неподходящая из эмоций.
– А с мистером Джоном Доу произошел несчастный случай. Или сердечный приступ, – произнес он и смеялся, пока по его лицу не потекли слезы.
Кико вошла в комнату за спиной у Кальвино. Он увидел в зеркало ее искаженное лицо. У нее вырвалось сдавленное рыдание; это был ужасный дребезжащий звук, словно что-то застряло у нее в горле. «Возьми себя в руки, – сказала она себе. – Не смотри сейчас, не чувствуй, не думай». Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание.
– Смерть Бунмы не была случайной. Старуха видела, как двое мужчин вынесли его тело из машины с дипломатическими номерами около трех часов утра. Он был уже мертв. На машине стоял номер восемьдесят шесть – кто-то подделывает номера американского посольства. Можно парковаться везде, где захочешь. Разрешения не нужно. Избавляться от трупов – и валить все на американцев. Эти парни умны.
– Ты знаешь имя этой старухи?
Момент истины, подумал Кальвино.
Кико вопросительно взглянула на него.
– Помни – Пратт на стороне хороших парней, – произнес Винсент.
– Я уже не знаю, кто хороший. – Она расплакалась и закрыла лицо руками.
Полицейский делал снимки, стоя на коленях на полу, целясь камерой в эмбрион. Сверкнула вспышка. Кальвино повернулся, осторожно обошел вокруг кишок, вытянутых, как бельевая веревка, и быстро вытащил Кико наружу. Она плакала у него на груди, задыхаясь и всхлипывая, как ребенок.
– То, как они убили эту девушку… это… – Она содрогнулась и не закончила.
– Бесчеловечно, – договорил Винсент, гладя ее по голове. Кико с трудом сглотнула и собиралась что-то сказать. Он прижал палец к ее губам. – Оставайся здесь.
– Вини, не возвращайся туда. Пожалуйста.
– Это моя работа, Кико. – Он стер слезы с ее щеки.
– Мне не надо было говорить Пратту о старухе. Они ее тоже убьют. Правда, Вини? Скажи мне, черт возьми. Ее убьют, да? – крикнула она, вырываясь из его объятий, лицо ее горело от гнева.
– Дело не в одной старой женщине из Клонг Той. И не просто в Леке и Бене Хоудли. Если ты не поможешь, будут другие Тик, которых найдут мертвыми.
Он повернулся и пошел обратно в номер. Оттуда вышел полицейский с фотоаппаратом.
– Вини, – окликнула Кико, и он замер.
– Да. – Винсент оглянулся и посмотрел на ее распухшее от слез лицо.
– Ты прав. Это ужасное чувство. Та старая женщина доверилась мне, рассказав об этом. Община мне доверяет. Так это работает. Проходит много времени, прежде чем они впускают тебя в свою жизнь.
Кальвино кивнул и понял, что она чувствует. Тик в конце концов на каком-то уровне поверила ему. Только никак не выразила своих чувств, кроме того, что отбросила ногой револьвер. И ее убили.
– Я поговорю с Праттом, – сказал он.
– Спасибо, – ответила Кико.
В дверном проеме появился полковник и постучал пальцем по наручным часам.
– Поговоришь с Праттом о чем? – спросил он, поглядел сначала на Кико, а потом перевел взгляд на Кальвино.
– О росте числа трупов, – ответил тот.
Кико вытерла слезы.
– Я буду ждать тебя в кофейне, – сказала она Винсенту.
– Это может занять много времени, – заметил он.
Она кивнула и пошла прочь.
* * *Пратт, с видом полицейского, руководящего расследованием, держался возле кровати. В данном случае причина смерти не вызывала вопросов.
– Как давно она уже мертва? – спросил Кальвино, восстановив равновесие. Его смутило собственное недавнее поведение.
– Два-три часа, – ответил Пратт.
Тело было еще теплым. Кровь остывала; через пару часов оно застынет.
– Парень за стойкой администратора видел того, с кем она пришла? – спросил Кальвино, снова глядя на выражение лица Тик. Что она видела в этом комнате за два-три часа до этого?
– Таец, двадцати – двадцати одного года. Белая футболка, синие джинсы, кроссовки. Мотоцикл с двухтактным движком. Говорил на тайском с исанским акцентом.
– И работает на Чанчая, – прибавил Кальвино.
Пратт закрыл блокнот и смотрел, как двое служителей завернули труп Тик и положили на носилки.
– Ты не можешь этого доказать, – сказал он.
Тело вынесли за дверь. Кровавые очертания тела Тик остались на кровати.
– Он видел Тик со мной в «Африканской Королеве» вчера вечером. Они использовали ее, чтобы устроить на меня покушение. – Кальвино сунул руки в карманы и зашагал по комнате, размышляя вслух. – А я воткнул ручку через глаз Бунмы в его мозг. Она убежала. Это было грязное дело. Она понимала, что они придут за ней, выследят ее. Чанчай приказал найти ее и… не просто убил. Ее изуродовали.
Пратт подождал, пока Винсент прекратил шагать, и поднял глаза.
– Или это было что-то личное. Ее парень приревновал. Слетел с катушек. Возможно, он токсикоман, или кокаинист, или еще что-то в этом роде… и он обезумел, – произнес полковник.
В Бангкоке было много молодых парней из провинции, с большими мечтами, но без работы, семьи и связей. Убийца Тик мог быть мотоциклистом. Мог даже быть ее дружком. Если это правда, подумал Кальвино, у него должна быть веская причина убить такую гусыню, несущую золотые яйца. Он вернулся к тому, с чего начал. Самым вероятным объяснением было следующее: мотоциклист получил приказ от своего джао по. Чанчай хотел обрубить концы и еще раз предупредить Кальвино.
– У кого-нибудь есть регистрационный номер мотоцикла? – спросил Винсент.
Пратт покачал головой и бросил острый взгляд на полицейского, который бросил окурок сигареты на пол. Тот нагнулся и поднял его, словно уронил случайно.
– Исходя из его описания, у тебя половина Бангкока в подозреваемых.
– У нас есть признание. – Голос Пратта звучал смущенно, он не смотрел Кальвино в глаза.
– Что?
У Винсента отвисла челюсть. Он был совершенно не готов к этому. Пратт выждал время, подождал, пока Кальвино попадет в свою собственную ловушку. Садясь на край кровати, сыщик спросил:
– Кто сделал признание?
– Тот же парень, который убил Бена Хоудли.
Кальвино расхохотался.
– Правильно. Лек отпросился из тюрьмы, нашел Тик, которая скрывалась, зарегистрировался в «Отеле восемьдесят шесть», прикончил ее и вернулся в тюрьму как раз вовремя, чтобы сделать признание.
– Нет, – ответил Пратт. – Он нанял для этого друга.
– Ты разговаривал с этим другом?
– Мы его ищем. Он покинул Бангкок.
– Пратт, Пратт, – произнес Винсент, поднимая голову. Потом поднял ладони. – А зачем этому парню ее убивать?
– Он хотел, чтобы она сделала аборт. Она хотела оставить ребенка. И она собиралась дать показания против Лека в деле об убийстве Хоудли.
Несколько других полицейских слушали объяснения полковника и кивали в знак согласия.
Кальвино отвел его в сторону.
– Пратт, это я, Вини. Что здесь происходит? Ты говоришь об этом мальчике в тюрьме или о ком-то другом? Кто-нибудь давит на тебя? Это все неправдоподобно. И я не думаю, что ты в это веришь.
– Не учи меня, как работать, Вини, – ответил тот. Кальвино загнал его в тот угол, который ему не нравился, заставил выбирать между версией событий полицейского управления и той, которая могла быть реальной ситуацией.
Один из «мальчиков» обработал Лека в тюрьме, подумал Кальвино.
– Он подписал признание, – сказал Пратт.
– Этот мальчишка признался бы даже в убийстве Джона Кеннеди.
– Он тогда еще не родился.
– Он бы сказал, что сделал это в прошлой жизни. Твои парни надавили на него, и он сказал им все, чего они от него потребовали. Трупы, кремированные в течение менее чем двадцати четырех часов. Признание в убийстве через два часа после его совершения от мальчишки, сидящего в тюремной камере. Джоны Доу в частных гостиницах. Что это? Таиланд стал эффективным?
– Лек знал эту девушку. Он познакомил ее с Беном. И он, вероятно, похвалился ей, что убил Бена.
– Может быть, это и правда, отчасти. Она думала, что, отведя меня в «Африканскую Королеву», помогает Леку. Кто-нибудь мог сказать, что Лек был еще где-то и еще с кем-то. Например, с Вичаем. Только ее обманули.
Кальвино двинулся к двери.
– Куда ты идешь? – спросил Пратт.
– Домой. Мне необходимо подумать, – ответил Винсент, бросив взгляд на часы.
– Ты говорил с торговкой антиквариатом? – Полковник пытался загнать его в угол.
Кальвино кивнул, спрашивая себя, как много Пратт узнал у торговки антиквариатом на Сой Миа Ной.
– Она тебе сказала, что Бен провернул аферу с акциями? – спросил сыщик.
Полицейский покачал головой, он казался удивленным.
– Она сказала, что он срубил около миллиона на инвестиционном клубе. Журналисты и бизнесмены фаранги.
– Один из них мог убить Хоудли, – сказал Пратт не слишком уверенно.
– Что уж точно не объясняет весь этот кошмар, – возразил Кальвино. Он следил за Праттом, ходившим по гостиничному номеру.
– Ты полагаешь, что есть связь между этим убийством и тем, что произошло в Патпонге?
Винсент улыбнулся и уперся локтем в дверь.
– Я это нутром чую.
– Ты был пьян вчера вечером? – спросил Пратт. Он попытался превратить этот вопрос в интимную дружескую шутку, но у него это не получилось, и он это понял, и Кальвино тоже.
Сыщик ожидал, что рано или поздно он заговорит о такой возможности. Необъяснимое нападение катои в «Африканской Королеве» – и он ничего не нашел, ни единой улики, доказывающей, что эта история не является пьяным бредом.
– «На кого похож пьяный человек?» Шут отвечает: «На утопленника, на дурака и на сумасшедшего: один глоток сверх меры делает его дураком, второй – сводит с ума, а третий – топит», – ответил Пратт цитатой из «Двенадцатой ночи». Он произнес это так просто и незамысловато, словно они принадлежали ему самому.
– Сцена пятая, «Двенадцатая ночь», – произнес полковник, улыбаясь.
Кальвино чувствовал, что на каком-то уровне Пратт хочет поверить, и ему надо подумать; слишком давние у них отношения, чтобы поверить, будто алкоголь мог завести Винсента так далеко. В то же время Кальвино боялся за Пратта. Тут возникал конфликт интересов. Он медленно, но уверенно тащил друга в те области, где любой таец инстинктивно предвидел осложнения. Он просил его при расследовании убийства направить прожектор на охотничьи угодья, принадлежащие влиятельным и обладающим властью людям. Вход туда был запрещен.
Они оба долго молчали. Каждый пытался найти способ понять другого, не зная, как отделить дружбу от долга, честь от печали и правду от иллюзии. Существовали определенные культурные различия во взглядах на весомость улик, разумные сомнения и природу признания.
Молчание нарушил Кальвино.
– Могу я поговорить с Леком?
– Это пустая трата времени.
– Боишься проиграть пари? – спросил Винсент, улыбаясь.
– Позвони мне завтра.
Через мгновение после ухода Кальвино Пратт пошел вслед за ним. Он окликнул сыщика; тот обернулся, сунув руки глубоко в карманы.
– Я не считаю тебя глупцом или безумцем, – сказал полковник.
Кальвино кивнул, глядя вверх, на вывеску «Отель 86», потом снова посмотрел на Пратта.
– Спасибо.
Кико вышла из кофейни. Они пошли вместе сквозь кордон полиции и толпу. Кальвино остановился возле прилавка с лапшой на Сой 22 и подозвал такси.
– Ты садись. Пятьдесят батов, – сказал он, открывая заднюю дверцу.
Она жестом пригласила Кальвино садиться первым.
– Нет, отсюда я могу дойти домой пешком.
Кико повернулась к Винсенту.
– Я не хочу ехать домой одна.
Он вспомнил, как поцеловал ее до того, как ему позвонил Пратт. Вспомнил, как в последний раз они занимались любовью и как ее волосы рассыпались по подушке после того, как она уснула.
Она ему нравится. Он решил, что она ему очень нравится.
– Значит ли это, что у тебя до сих пор сохранилась моя красная зубная щетка?
В первый раз после ужина она рассмеялась.
