Глава 7

Комитет риска «Хоффман инвестмент текнолоджиз» собрался на короткое совещание без трех минут двенадцать, как позднее зафиксировал Ганапати Раджамани, старший офицер комитета. Присутствовали все старшие менеджеры: доктор Александр Хоффман, президент компании; Хьюго Квери, генеральный директор; Питер ван дер Зил, главный операционный директор; и сам Раджамани.

Совещание получилось совсем не формальным, несмотря на точность, с какой было указано его начало; более того, никто даже не стал садиться. Они собрались в кабинете Квери, напротив Хьюго, который присел на край своего письменного стола, чтобы иметь возможность поглядывать на терминал. Хоффман вновь встал возле окна, изредка раздвигая жалюзи, чтобы бросать быстрые взгляды на улицу внизу. Это запомнили все — Хоффман казался рассеянным.

— Ладно, — сказал Квери, — давайте будем краткими. В зале заседаний болтается сто миллиардов свободных долларов, и мне необходимо вернуться, чтобы за ними приглядывать. Эл-Джи, закрой, пожалуйста, дверь. — Он подождал, когда они окажутся в полной изоляции от внешнего мира. — Насколько я понимаю, все видели, что произошло. Вопрос номер один: будет ли расследование из-за того, что мы совершили такую крупную сделку с «Виста эруэйз» за несколько часов до катастрофы. Гана?

— Короткий ответ — да, и тут не может быть никаких сомнений.

Раджамани был аккуратным молодым человеком, который имел очень высокое мнение о собственной персоне. Его работа состояла в том, чтобы отслеживать уровни рисков и оставаться в рамках законов. Квери переманил его из Управления по финансовому регулированию и надзору в Лондоне шесть месяцев назад, чтобы представить компанию в лучшем свете.

— Да? — повторил Квери. — Несмотря на то, что мы не могли знать о катастрофе?

— Все происходит автоматически. Все крупные сделки перед катастрофой фиксируются. И это сразу приведет власти к нам.

— Но мы не совершили никаких противозаконных действий.

— Верно. Если только не мы устроили катастрофу самолета.

— Но мы ведь здесь ни при чем? — Хьюго оглядел присутствующих. — Конечно, я не против, чтобы люди проявляли инициативу…

— Однако они захотят узнать, почему мы продали двенадцать с половиной миллионов акций именно сейчас. Я понимаю, Алекс, что вопрос звучит абсурдно, но способен ли ВИКСАЛ узнать о предстоящей катастрофе раньше, чем остальные участники торгов?

Хоффман неохотно отпустил жалюзи и повернулся к коллегам.

— ВИКСАЛ получает новости от агентства «Рейтер» в цифровом виде — это дает преимущество в одну или две секунды по сравнению с трейдером-человеком, — но другие алгоритмические системы обладают таким же преимуществом.

— Кроме того, за такое время ничего нельзя успеть сделать, — сказал ван дер Зил. — Мы осуществили нашу сделку за несколько часов до катастрофы.

— Когда мы начали продажи? — спросил Квери.

— Как только открылся Европейский рынок, — ответил Джулон. — В девять часов.

— А мы можем остановить это прямо сейчас? — раздраженно спросил Хоффман. — Нам потребуется менее пяти минут, чтобы показать даже самому упрямому представителю закона, что мы совершили сделку, чтобы ослабить игру на понижение. У нас не было никаких других намерений. Совпадение, и ничего больше. Забудем об этом.

— Ну, я могу выступить как бывший упрямый представитель закона, — вмешался Раджамани. — И должен отметить, что я согласен с вами, Алекс. Здесь важна тенденция; именно по этой причине я и хотел поговорить с вами утром, если вы помните.

— Да, конечно, но я опаздывал на презентацию.

«Квери не следовало нанимать этого парня, — подумал Хоффман. — Представитель закона остается им навсегда: это как иностранный акцент — тебе никогда не удастся скрыть, откуда ты родом».

— Сейчас нам следует сосредоточиться на уровнях наших рисков, если рынок оживится — «Проктор энд Гэмбл», «Аксенчер», «Экселон» и дюжины других компаний: десять миллионов прав на покупку ценных бумаг с вечера вторника. Мы сделали крупные ставки, которые носят односторонний характер.

— И мы рассказали о ВИКС, — добавил ван дер Зил. — Меня это тревожило уже несколько дней. Я ведь уже говорил вам на прошлой неделе, Хьюго, помните? — В прошлом он преподавал инженерные науки в Дельфтском техническом университете и сохранил манеры педагога.

— Ну и какова ситуация с ВИКС? — спросил Квери. — Я был так занят подготовкой к презентации, что давно ничего не проверял.

— Когда я в последний раз смотрел, количество контрактов увеличилось на двадцать тысяч.

— Двадцать тысяч? — Квери посмотрел на Хоффмана.

— Мы начали собирать фьючерсы для ВИКС еще в апреле, когда индекс стоял на восемнадцати. Если бы мы начали продавать на прошлой неделе, то получили бы солидную прибыль, и я предположил, что так и будет. Однако вместо того, чтобы сделать логические выводы и начать продажи, мы продолжали покупать. Вчера вечером приобретено еще четыре тысячи контрактов. А это очень высокий уровень подразумеваемой волатильности.

— Откровенно говоря, я серьезно встревожен, — признался Раджамани. — Если честно, сильно обеспокоен. Наш портфель полностью перекошен. У нас длинные позиции по золоту, длинные позиции по доллару, но мы в коротких позициях по всем индексным фьючерсам.

Хоффман перевел взгляд с Раджамани на Джулона и ван дер Зила — и вдруг понял, что они обо всем договорились заранее. Это была засада, организованная финансовыми бюрократами. Ни один из них не мог работать аналитиком рынка. Хоффман почувствовал, что в нем нарастает гнев.

— И что ты предлагаешь делать, Гана?

— Я считаю, что нам следует избавиться от части позиций.

— Это глупейшее предложение из всех, что я когда-либо слышал, — сказал Хоффман, раздраженно стукнул рукой по жалюзи, и они застучали по стеклу окна. — Господи, Гана, на прошлой неделе мы заработали около восьмидесяти миллионов долларов. Сегодня утром наша прибыль увеличилась еще на сорок миллионов. А ты хочешь, чтобы мы игнорировали анализ ВИКСАЛа и вернулись к дискреционной торговле?

— Я не предлагал игнорировать ВИКСАЛ.

— Оставь его в покое, Алекс, — спокойно сказал Квери. — Он всего лишь внес предложение. Его работа состоит в том, чтобы избегать рисков.

— Нет, и не подумаю. Он хочет, чтобы мы отказались от стратегии, которая приносит большой доход, демонстрируя алогичную реакцию, безумную реакцию на успех, основанную на страхе, который использует ВИКСАЛ. И если Гана не верит в алгоритмы, которые превосходят возможности людей при игре на рынке, то он работает не в той компании.

Однако тирада президента компании не произвела на Раджамани ни малейшего впечатления. У него была репутация терьера: когда Раджамани работал в УФР, он пытался достать Голдмана.

— Я должен вам напомнить, Алекс, — спокойно продолжал Ганапати, — что в проспекте компании клиентам гарантируется: риску подвергается не более двадцати процентов их вложений. Если я вижу, что риск превышает данный предел, я должен вмешаться.

— И что дальше?

— Если этот уровень будет превышен — обязан поставить инвесторов в известность. Иными словами, я должен обратиться к их советам директоров.

— Но это моя компания.

— А деньги, или большая их часть, принадлежат инвесторам.

В наступившей тишине Хоффман начал энергично массировать костяшками пальцев виски. У него снова мучительно разболелась голова, и он понял, что ему необходимо болеутоляющее.

— В советы директоров? — пробормотал он. — Я понятия не имею, кто находится в их проклятых советах.

Александр знал только, что это ничего не значащая организация, зарегистрированная на Каймановых островах, чтобы избежать налогов, которая контролировала деньги клиентов и выплачивала гонорары и поощрения хедж-фонду.

— Ладно, — вмешался Квери, — не думаю, что мы близки к подобной ситуации. Как принято говорить на войне, давайте сохранять спокойствие и продолжать. — И он продемонстрировал свою победную улыбку.

— Я бы хотел, чтобы мои опасения были зафиксированы с точным указанием времени.

— Отлично. Составьте протокол нашей встречи, и я его подпишу. Однако не следует забывать, что вы здесь недавно, а компания принадлежит Алексу. Алексу и мне, хотя мы оба тут только благодарю ему. И если он доверяет ВИКСАЛу, то нам всем следует поступать так же — видит бог, у нас нет оснований сомневаться в успешности его алгоритмов. Однако я согласен, что мы не должны забывать об уровнях рисков, и мне совсем не хочется, чтобы мы врезались в скалу, слишком увлекшись изучением монитора. Алекс, ты согласен? Тогда, с учетом того, что эти акции продаются и на рынках США, я предлагаю всем собраться в этом офисе в три тридцать, когда откроются американские рынки, и снова оценить ситуацию.

— В таком случае, я считаю разумным пригласить адвоката, — со зловещим видом заявил Раджамани.

— Отлично. Я попрошу Макса Галлана задержаться после ленча. Ты не против, Алекс?

Хоффман устало кивнул.

В восемь минут первого встреча завершилась.

— Кстати, Алекс, — сказал Джулон, когда все двинулись в сторону двери, — я чуть не забыл, вы спрашивали о номере счета? Оказалось, что он из нашей системы.

— Какой счет? — спросил Квери.

— Не имеет значения. Я просто спросил. Сейчас я тебя догоню, Эл-Джи.

Троица отправилась по своим кабинетам, первым вышагивал Раджамани. Квери смотрел им вслед, и умиротворяющее выражение на его лице сменилось на презрительную усмешку.

— Какой напыщенный кусок дерьма, — сказал Хьюго и передразнил безупречный английский Раджамани: — «Я должен буду обратиться в их советы директоров. В таком случае, я считаю разумным пригласить адвоката». — Он сделал вид, что целится из винтовки и нажимает на спусковой крючок.

— Ты сам его нанял, — поворчал Хоффман.

— Да, все в порядке, намек понял; я его нанял, я и уволю, не беспокойся. — Он второй раз нажал на воображаемый спуск за секунду до того, как троица свернула за угол. — И если он думает, что я плачу Максу Галлану две тысячи франков в час за то, чтобы тот пришел и прикрыл ему задницу, его ждут большие разочарования. — Неожиданно Квери понизил голос. — У нас все в порядке, Алекс? Мне ни о чем не следует тревожиться? Просто на секунду у меня возникло знакомое ощущение, похожее на то, что я испытал в «АмКор», когда продавал заложенные активы.

— Какое ощущение?

— Что я каждый день богатею, но не понимаю, почему это происходит.

Александр посмотрел на него с удивлением. За восемь лет Квери ни разу не выказывал тревоги. И это выбивало Хоффмана из колеи не меньше, чем другие вещи, случившиеся сегодня утром.

— Послушай, Хьюго, — сказал он. — Мы можем ограничить свободу ВИКСАЛа на сегодня. Отступить по большинству позиций и вернуть деньги инвесторам. Я вошел в эту игру только из-за тебя; надеюсь, ты еще не забыл?

— А ты, Алекс? — нетерпеливо спросил Квери. — Ты хочешь остановиться? Ты же знаешь, мы можем — у нас достаточно денег, чтобы до конца дней жить в роскоши. Нет необходимости продолжать работать ради наших клиентов.

— Нет, я не хочу останавливаться. Сейчас у нас появились ресурсы, позволяющие делать то, чего еще никто не пытался совершить. Но если ты захочешь выйти из игры, я готов выкупить твою долю.

Теперь пришел черед удивляться Квери. Затем он улыбнулся.

— Ничего у тебя не выйдет! Ты не сможешь избавиться от меня так легко! — К нему удивительно быстро вернулись самообладание и уверенность. — Нет и нет. Я в этом надолго. Просто после того, как увидел самолет — слегка испугался. Но если ты в порядке, то и я спокоен. Что теперь? — Он жестом предложил Хоффману идти первым. — Следует ли нам вернуться к этой банде психопатов и преступников, которых мы с гордостью называем своими клиентами?

— Вот ты к ним и иди. Мне им больше нечего сказать. Если они хотят вложить еще денег — хорошо. Если нет — пусть проваливают к дьяволу.

— Но они пришли посмотреть на тебя…

— Ну, они меня уже видели.

Уголки рта Квери опустились.

— Ты хотя бы на ленч придешь?

— Хьюго, я правда не могу больше переносить этих людей… — Но выражение лица партнера стало таким несчастным, что Хоффман тут же капитулировал. — О господи, если это так важно, я приду на твой проклятый ленч.

— «Бо Риваж», в час. — Квери хотел сказать что-то еще, но тут его взгляд упал на часы, и он выругался. — Дерьмо, они уже четверть часа без присмотра. — Хьюго решительно направился в сторону зала заседаний. — В час, — повторил он, поворачиваясь на ходу и подняв указательный палец. — Будь хорошим мальчиком.

Другой рукой Квери уже доставал сотовый телефон и одним пальцем набирал номер.

Хоффман развернулся на каблуках и зашагал в противоположном направлении. В коридоре никого не было. Он заглянул за угол и проверил, нет ли кого-нибудь на общей кухне с кофейным автоматом, микроволновой печью и холодильником, — пусто. Дверь кабинета Джулона, находящегося в нескольких шагах, была закрыта, его секретарша куда-то ушла. Хоффман постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

Казалось, он застал подростков, которые смотрели порнографию на родительском компьютере. Джулон, ван дер Зил и Раджамани отпрянули от монитора, а Джулон сразу щелкнул мышкой, чтобы сменить изображение.

— Мы проверяем текущее состояние валютного рынка, Алекс, — сказал ван дер Зил. У голландца были своеобразные черты лица — он походил на умную, но печальную горгулью.

— И?

— Евро падает относительно доллара.

— Именно такое развитие событий мы и предвидели. — Хоффман распахнул дверь пошире. — Не стану вас задерживать.

— Алекс… — начал Раджамани.

— Я хочу поговорить с Эл-Джи — наедине, — перебил его Александр. Пока они уходили, он смотрел перед собой. Когда дверь за Раджамани и голландцем закрылась, Хоффман сказал: — Так ты сказал, что номер счета из нашей системы?

— Он появлялся у нас дважды.

— Значит, он наш, и мы им пользовались в нашем бизнесе?

— Нет. — На гладком лбу Джулона появились глубокие морщины. — На самом деле я решил, что этот счет зарезервирован для вашего личного использования.

— Почему?

— Потому что вы попросили отдел обработки документации перевести на него сорок два миллиона долларов.

Хоффман пристально посмотрел на Джулона, чтобы понять, не шутит ли он. Квери всегда высоко ценил этого человека, но добавлял, что он начисто лишен чувства юмора.

— И когда я потребовал сделать такой перевод?

— Одиннадцать месяцев назад. Я только что послал вам оригинал электронного письма, чтобы напомнить.

— Ладно, спасибо. Проверю. Вы сказали, что переводов было два?

— Именно так. В прошлом месяце деньги вернулись, с процентами.

— И ты мне ничего не сказал?

— Нет, Алекс, — спокойно ответил китаец. — Зачем? Как вы сами сказали, это ваша компания.

— Да, конечно. Спасибо, Эл-Джи.

— Никаких проблем.

Хоффман повернулся к двери.

— А ты ничего не говорил об этом Гане и Питеру?

— Нет. — Джулон посмотрел на шефа широко раскрытыми невинными глазами.

Александр поспешно возвратился в свой кабинет. Сорок два миллиона долларов? Он был совершенно уверен, что никогда не требовал перевести такую сумму. Он не мог забыть! Должно быть, это мошенничество. Хоффман прошел мимо Мари-Клод, которая что-то печатала за своим письменным столом перед входом в его кабинет, и сразу направился к компьютеру. Открыв почту, он увидел собственную инструкцию по переводу 42032127,88 долларов в «Ройял Кайман бэнк лимитед», датированную семнадцатым июня прошлого года. А сразу же под ней имелось уведомление от банка хедж-фонда о возврате на тот же счет 43188037,09, датированное третьим апреля текущего года.

Хоффман устно сделал подсчеты. Какой мошенник будет возвращать обратно деньги, добавив ровно две целых семьдесят пять сотых процента?

Он вернулся и принялся изучать свое первое электронное письмо. Без приветствия и подписи, стандартная инструкция по переводу суммы X на счет Y. Эл-Джи исполнил ее без малейших колебаний, полагая, что внутренняя электронная сеть полностью защищена от посторонних и что у них лучший брандмауэр, какой можно купить за деньги, а счета будут в любом случае согласованы, когда придет время. Если бы деньги передавались в золотых слитках или в чемоданах с наличными, то все вели бы себя более осмотрительно. Но в физическом смысле это не настоящие деньги, а лишь последовательность сияющих зеленых символов, не более вещественных, чем протоплазма. Вот почему у них хватило смелости провернуть это дело.

Он проверил время отправления своего послания — ровно в полночь.

Хоффман склонил голову к плечу и посмотрел на детектор дыма на потолке над своим письменным столом. Он часто работал в своем офисе допоздна, но только не до полуночи. Значит, он отправил сообщение из дома? Сумеет ли он выяснить это наверняка, если проверит свой домашний компьютер, отыщет ли заказ в голландском книжном магазине? Быть может, у него нечто вроде синдрома Джекилла и Хайда — и одна половина разума не ведает, что творит другая?

Повинуясь импульсу, Хоффман открыл ящик письменного стола, вытащил компакт-диск и вставил его в свой компьютер. Через несколько мгновений монитор заполнился ссылками на двести монохромных образов его мозга. Он принялся быстро переключаться с одного на другой, пытаясь найти тот, который показывала ему рентгенолог, но у него ничего не вышло. Когда он смотрел один снимок за другим, ему казалось, что его мозг возникает из пустоты, серое вещество раздувается, а потом снова сжимается и исчезает.

Александр связался по интеркому с секретаршей.

— Мари-Клод, если вы заглянете в мою личную директорию, то найдете там запись о докторе Жанне Полидори. Вы можете договориться с ней о визите на завтра? Скажите, что это срочно.

— Да, доктор Хоффман. В какое время?

— В любое. Кроме того, я хочу съездить в галерею, где моя жена устраивает выставку. Вам известен адрес?

— Да, доктор Хоффман. Когда вы хотите туда поехать?

— Прямо сейчас. Вы можете организовать мне машину?

— Водитель постоянно находится в вашем распоряжении, его заказал господин Жену.

— О, конечно, я забыл. Хорошо, скажите ему, что я спускаюсь.

Он вытащил компакт-диск и положил в ящик письменного стола вместе с томиком Дарвина. Прихватив плащ, прошел через операционный зал, бросив на ходу взгляд в сторону зала заседаний. Жалюзи слегка отошли в сторону, и он увидел Эльмиру Гюльжан и ее любовника-адвоката, склонившихся над компьютером. Рядом стоял Квери, который, скрестив руки на груди, с самодовольным видом наблюдал за ними. Этьен Мюсар, повернувшись согбенной черепашьей спиной к остальным, со стариковской медлительностью вводил цифры в большой карманный калькулятор.

На противоположной стене «Блумберг» и «Си-эн-би-эс» показывали красные стрелы, направленные вниз. Европейские рынки потеряли все завоеванные позиции и стремительно падали. Это, вне всякого сомнения, приведет к падению рынка в США, что, в свою очередь, к середине дня существенно уменьшит возможные угрозы хедж-фонду. Хоффман почувствовал облегчение. Более того, он испытывал гордость. ВИКСАЛ вновь показал, что он умнее людей, умнее даже, чем его создатель.

Хорошее настроение не покидало Александра, пока он ехал на лифте вниз, где у выхода ему навстречу поднялась массивная фигура в дешевом темном костюме. Его всегда удивляли телохранители, дожидающиеся богатых людей возле ресторанов или после деловых встреч; интересно, кто может на них напасть, спрашивал у себя Хоффман — если не иметь в виду держателей их акций или членов семей. Но в этот день он обрадовался, когда к нему подошел вежливый сильный человек, показал свои документы и представился, как Оливье Паккар, телохранитель.

— Пожалуйста, доктор Хоффман, подождите немного, — сказал он, поднял руку, вежливо попросив тишины, и стал смотреть куда-то в сторону. Александр заметил, что из его уха торчит проводок. — Хорошо, — наконец сказал телохранитель. — Мы можем идти.

Он быстро зашагал к выходу и нажал кнопку, открывающую дверь ладонью, как раз в тот момент, когда к тротуару подъехал темный «Мерседес». За рулем сидел тот же водитель, который забирал Хоффмана из больницы. Паккар вышел первым, открыл заднюю дверь для пассажира и быстро посадил Александра внутрь. Его ладонь на мгновение коснулась шеи физика. Хоффман еще не успел устроиться на сиденье, а телохранитель уже скользнул на свое место впереди, двери машины закрылись, и они выехали на улицу. Вся процедура заняла менее десяти секунд.

Они резко, под визг покрышек, свернули налево и помчались по теневой стороне улицы, которая выходила к озеру. Вскоре им открылся вид на горы. Солнце все еще скрывалось за тучами, и высокая белая колонна Женевского фонтана поднималась на его сорок метров на фоне серого неба, а потом обрушивалась вниз холодным дождем на темную поверхность озера. Туристы щелкали вспышками фотоаппаратов, снимая друг друга на его фоне.

«Мерседес» увеличил скорость, чтобы успеть проскочить на зеленый свет, затем снова резко повернул налево на двустороннюю улицу, но резко затормозил перед Садом Англе, очевидно, дальше находилось какое-то препятствие. Паккар наклонил голову, стараясь разглядеть, что происходит.

Именно сюда иногда ходил бегать Хоффман, когда у него появлялась необходимость решить какую-то проблему — до Парк-дез-О’Вив и обратно. Прежде он никогда не обращал внимания на то, что его окружало, поэтому сейчас смотрел по сторонам с некоторым удивлением: дети на площадке с пластиковой горкой, маленькие открытые ресторанчики под деревьями, пешеходы, переходящие улицы на перекрестках, где ему иногда приходилось ждать, пока загорится зеленый. Во второй раз за этот день Хоффман вдруг почувствовал себя гостем в собственной жизни, и ему вдруг захотелось попросить водителя остановить машину и выпустить его наружу. Однако «Мерседес» уже двинулся вперед; они выехали на оживленную магистраль в конце моста Монблан и быстро его миновали, обгоняя грузовики и автобусы. Они направлялись к галереям и антикварным магазинам Плен-де-Пленпале.