В полдень в глазах что-то вспыхнуло. Кама едва не слетела с лошади, остановилась, сжав виски ладонями, ожидая, когда зрение вернется. Прошла одна минута, другая, третья, или первая затянулась на долгие секунды, и вслед за вспышкой накатила боль в затылке и в сердце. Мимо пролетели лошади кирумцев, прошли мерным шагом воины Даккиты. Дружины Спиранта и Канема поспешили вдоль Малиту к разрушенному мосту еще с утра, чтобы, преодолев ров, двигаться вдоль него к югу, отрезая гахам возможность отступления, а оставшиеся двадцать пять тысяч лаписцев и воинов Даккиты как раз теперь двигались мимо остановившейся Камы напрямую туда, откуда еле слышно доносились визги гахских дудок, бой барабанов и даже как будто крики. Близким оказался прорыв. Как и предполагал Касасам, случился он у крепостенки Фортима Верти. А ведь мог быть и в дне пути, и в двух. Длина рва – без малого сто лиг. Или прорывов было несколько? Но как же близко подобралась беда к Лапису!

– Что с тобой? – раздался голос Ремордета. – Что случилось?

– Сейчас, – скрипнула зубами Кама. – Иди с отрядом, воевода. Ты знаешь, что надо делать. Я догоню.

Рядом захрапели лошади, подошли, притерлись вплотную, и чьи-то горячие руки коснулись ладоней Камы с одной стороны, холодные – с другой. Имбера и Ви. У одной всегда горячие сухие ладони. У другой всегда прохладные и тоже сухие. Что это значит? Ничего. Только то, что они такие, какие есть. И то, что именно от их прикосновений начинает возвращаться зрение и таять головная боль. Энки благословенный, да у нее только что едва не разлетелась на части голова. А дышать-то она еще может? Что же так рвется в груди?

– Как вы это делаете? – спросила Кама.

– Ви научила, – прошептала Имбера.

– Наука немудрящая, – заметила Ви. – Всякая магия об одном – наслать, заморочить, заставить, обмануть. Ухищрений не счесть. А есть простая магия, которая не в ходу. Принять, прояснить, согласиться, открыться. Я не великий знаток, но снять боль у воина, который рядом, смогу. Взять на себя. Фелис Адорири научил.

– Что это было? – спросила Имбера. – Яркий свет и головная боль? Я представляю, что ты испытала, принцесса. Мне было нелегко даже от части того, что выпало тебе. Тем более что мы чуть запоздали…

– Там, – махнула рукой на запад Кама. – Там что-то стряслось. Что-то очень важное. То, что цепляет таких, как я.

– Всех принцесс? – с усмешкой спросила Ви, но тут же вновь стала серьезной. – Или тех, кто хранит в себе тайну?

– Орс рассказал? – разомкнула веки Кама.

Горизонт сливался в месиво из белого снега, сверкающего искрами разломанного наста, черных штрихов рощ и перелесков и как будто крыш отдаленных деревень.

– Орс добряк, но не дурак, – ответила Ви. – Мудрец и добряк, что тем более удивительно, ведь он…

Ви оборвала фразу и начала снова:

– Он ничего не говорил мне о тебе, Кама. Разве только повторял, что не стоит обижаться на судьбу, если главные зерна она доверяет не тебе. Ты рядом с теми, кому они доверены? Значит, и ты в числе счастливчиков. Быть лепестком розы ничуть не менее почетно, чем быть нектаром в ее сердце. Не было бы лепестка, не было бы и нектара. Орс ничего мне не говорил о тебе, Кама. Я сама почувствовала. Ты непроглядна. Вон Имбера – как на ладони. Хлебнула лиха побольше меня. Или уж точно не меньше. А ты – сундучок на замочке. Разве запирают на замок пустые сундучки?

– Да, – просто сказала Имбера. – Я тоже что-то почувствовала. Не так ясно… Но… Словно дальняя гроза громыхнула.

– Не могу похвастаться таким хорошим слухом, – Ви прищурилась. – Если ты, принцесса, не ошиблась, в той стороне сначала Фидента, потом Утис, потом равнина Бэдтибира со средним течением реки Утукагава на полпути между Хонором и Туршей, краешек равнины Шуруппак и Самсум. Разве орда еще не взяла Самсум? Было бы интересно справиться о ее победах. Сегодня двадцатый день второго зимнего месяца. Но я бы не расслышала ничего так далеко. Что там случилось?

– Не знаю, – Кама спрыгнула с лошади, сбила ногой в сторону наст, подняла горсть мокрого снега и приложила к глазам. – Но если погадать… Один сундучок был взломан, и сокровище спряталось в другом сундучке. А потом, через минуту или две, был убит кто-то очень сильный. Такой сильный, что если бы он вспыхивал, умирая, как пламя, мы бы все тут ослепли.

– Есть еще такие люди в Анкиде? – удивилась Ви.

– Разве я сказала о людях? – запрыгнула на лошадь Кама. – Поспешим.

Они догнали дружину Ремортеда быстро, но уже через три часа впереди показались гахи. Отряд был довольно большим, тысяч в двадцать. За спинами гахов пылала деревенька из шести домов, следующую только что миновали воины Камы, и схватка между ними должна была случиться именно на заросшем тростником болоте между двумя деревнями.

– Щиты! – зарычал Ремортед, и даккитцы тут же начали составлять из принесенных вязанок заграждение. – Лапис! На лошадях в ста шагах за рядами! Ждать команды!

– Быстро! – крикнула Кама. – Рубите тростник, чтобы ни метелки не было под ногами. Сваливайте в вал за пятьдесят шагов до щитов.

– Наставления Фалко, переданные от Лауруса, получившего их от Субулы Белуа, – кивнула Ви. – Все так. Но зачем тростник? Огонь? Нет ни масла, ничего!

– Подожди, – поморщилась Кама. – Они встали?

– Да, – пригляделась Имбера. – Не дошли до нас меньше лиги. И даже… Кажется, начинают перестраиваться. А справа от них поле и за ним еще одна деревня. Домов на двадцать.

– Не пойдет, – мотнула головой Ви, вскочила на седло ногами, выпрямилась, приложила ладони ко рту и вдруг во всю глотку защелкала, зарычала на чужом языке. И снова. И снова. До тех пор, пока развернувшиеся было к югу ряды не двинулись против выстроившегося на болотце врага.

– Что ты им сказала? – спросила Кама. – Я не поняла и четверти гахских слов.

– Не знаю, – призналась Ви. – Орс не стал переводить. Сказал, что если хочешь, чтобы тебя в гахской деревне стали убивать не медленно и по частям, а сразу и целиком – проговори то-то и то-то. Заставил заучить. Уж не знаю, можно ли это говорить при детях, но меня всякий раз отчего-то тянет покраснеть. А чтобы я покраснела… Не случалось пока. Кстати, тот гах, которого мы возили к Фалко, очень не любил эти слова. Зубами пытался меня грызть. Что ты делаешь, принцесса?

Кама держала перед собой клинок, в который исправно сливала время от времени переполнявшую ее силу. Вряд ли она сумела его наполнить до краев, но зачерпнуть из него силу ей, кажется, удавалось. Вот до гахов осталось половина лиги, затем треть. Стали различимы оскаленные пасти, завизжали кривые дудки, вот-вот взлетят короткие стрелы.

– Энки благословенный, – охнул кто-то среди даккитцев.

– Колья держать наготове! – заорал Ремортед. – И чтобы платок был заткнут под ремень у каждого! Мокрый платок! Кому лень снег топить, может помочиться на него, все одно – лучше уж так, чем без головы. Колья!

Одно смешивалось с другим. Наряженная в белые балахоны масса вошла в болотце и стала сминать на ходу тростник, срезая серые метелки сухой поросли рядом оскаленных острых зубов. Вот зафыркали короткие луки и полетели стрелы. Не самая хорошая защита связки хвороста. Есть потери, есть. С первой минуты. А у Ремортеда лучников маловато. Или он всех оставил всадникам? А смогут ли они выпускать стрелы на ходу? Ведь не ордынцы, совсем не ордынцы. Три секунды, две, одна. Есть! Схлестнулось одно с другим! Насадилась на колья и полезла по головам насаженных зубастая и когтистая масса. Ругань и ор тут же сменились пыхтением, ударами и вскриками. Заскрежетала сталь. Заскрипела кость. И тогда Кама вырвала меч из ножен, отпуская накопившееся и отправляя его вперед. Весь тростник должен был вспыхнуть! Весь! И тот, что успели порубить перед собой ее воины, и притоптанный гахами. Весь!

– Энки благословенный?! – закричала Ви. – Как ты сумела? На них горят балахоны! Живыми сгорают!

– Лапис! – истошно заорал Ремортед, и всадники рванулись с места, потекли двумя клиньями вперед, огибая болотце справа и слева и осыпая белых и становящихся в пламени черными гахов стрелами.

– Вот и ладно, – кивнула Ви и вдруг, не ожидая команды, выдернула меч из ножен и послала коня в самую схватку.

– Пошли, Имбера, – чувствуя какой-то мерзкий привкус во рту, сказала Кама. – Их поганые луки стали негодны в пламени. Теперь это обычная битва. Но не бойня. Они все еще дорого отдают жизни. Ни одного живого нельзя оставлять, ни одного…

Через час с юга к черно-красному пятну пожарища и множеству мертвых тел прилетел дозор с юга. Ви заматывала Имбере тряпицей рану на левом плече, Кама сидела у костра и соскабливала ножом с гарнаша запекшуюся на нем кровь. С лошади спрыгнула Кулпа Адорири, жена дяди Фалко – Асперума. И у нее, и у сопровождающих ее десяти стражников лица были утомленными.

– Сколько здесь было? – спросила она, показывая на усыпанное телами поле.

– Двадцать пять тысяч с небольшим, – поднялась Кама. – Уже посчитали. Но рубить закончили четверть часа назад. Считать и добивать раненых – только что. Еще час, и будем готовы идти дальше.

– Сколько потеряли? – посмотрела на взгорок, где лежал ряд убитых, Кулпа.

– Четыреста с лишним воинов, – помрачнела Кама. – Теперь нас двадцать четыре тысячи.

– Мы потеряли уже треть, – покачала головой Кулпа. – Но все случилось так, как мы и представляли. Почти все. Они пошли волной от замка Фуртима. Захватили участок шириной в две лиги. Порубили охрану. И стали расползаться вот такими отрядами. Этот пятый, и надеюсь, последний. Останки еще четырех – добивают. Думаю, что в итоге потеряем каждого второго.

– Подожди, – нахмурилась Кама, оглянулась на Ви и Имберу. – Пять отрядов. Даже если в каждом по двадцать пять тысяч гахов – всего сто двадцать пять тысяч. Их должно быть больше двухсот! Где еще сотня? Пошла на Лапис? Прорвалась в другом месте?

– Нет никакого другого места, – махнула рукой Купра. – Все перешли ров напротив замка. Сто тысяч завязли в селе в десяти лигах от рва. Цепкими там оказались подставные крестьяне. Рубятся с гахами до сих пор. Отсюда пятнадцать лиг. Нужна помощь.

– Ремортед! – побледнела и вскочила на ноги Кама. – Поднимай конных! Идем на восток! Остальные – по нашим следам! Кто еще там? – спросила она у Купры.

– Лаурус с ардусцами, – ответила та. – Еще дины под началом какого-то мальчишки. Все араманы с нами, добивают такие же отряды. Дружина Раппу с Субулой идет сюда же, но она дальше. Она держала весь берег Му от Утиса. За рвом предгорья чистят с юга воины Бабу, с севера – ваши, лаписские. Но там мало гахов, несколько тысяч. Только дозоры, кухни и стойбища.

– Это что? – показала Кама на черную ленту на запястье Купры.

– Треть нашего войска уже погибла, – прикусила губу Купра. – И мы еще не считали тех, кто выманивал гахов из леса на себя.

– Там было полторы тысячи и моих воинов, – покачала головой Кама. – Кто погиб?

– Мой муж, – запрыгнула на лошадь Купра. – Асперум. Фалко серьезно ранен. Но жив. Мертвы Фортис, брат Фалко, и его жена Эссентия. Они занимались рвом и никуда не ушли, когда гахи поперли со склона. И это только малая часть потерь, принцесса Камаена Тотум.

– Вперед! – тронула коня Кама.

Пять тысяч всадников, которых привела с собой Кама, влились в сечу, продолжающуюся у раскинувшегося на холме села, словно капля расплавленного свинца в сырые потухшие угли. И прорубаясь через ряды рычащих подобий человеческих тел, встреченная радостными возгласами измученных фидентцев Кама не сводила глаз с четырех изб в центре села, вокруг которых мертвых тел было столько, что сами избы тонули в них чуть ли не до высоты человеческого роста. Прочие избы уже пылали, а эти стояли словно четыре храма Энки, и их белые стены сияли так, как будто лучи клонящегося к закату солнца красили их в белый цвет. Снег, поняла Кама, когда часть склона холма была отбита от гахов в очередной раз, лошадь под ней пала, а крики за спиной подсказали, что и пешая часть ее воинства добралась до поля битвы. Затем между пылающими домами мелькнуло красное полотнище с силуэтом калба, и Кама поняла, что обратная сторона холма очищена воинами Лауруса. А потом сеча вдруг закончилась, потому что последних гахов рубили уже воины у обложенных ледяными кирпичами домов. Рядом задудела ардуусская труба. Кама оглянулась. Из пришедших с нею пяти тысяч уцелело не больше половины, и почти ни у кого не осталось лошадей. Но и Ви, и Имбера были живы. Хотя теперь Имбера заматывала рану на голове Ви тряпицей.

– Пленный гах говорил, что стрелы и копья их отравлены, – вдруг вспомнила Кама. – Почему яд не действует?

– Кончился, – поморщилась Ви. – Стрел у гахов уже не было, когда мы подошли. А копья… Сколько можно вонзать их в людские тела? Весь яд смылся кровью. Мне интересно другое, как вышло, что сотня тысяч гахов застряла у этого села? Еще мне интересно, где ты научилась так сражаться? Я и Имбера пытались охранять тебя со спины, но мы шли за тобой, словно по просеке.

– Мне показалось, что она то и дело смыкалась, – пробормотала Кама, что-то не давало ей покоя. – Да и медленно я шла, очень медленно. Вот ведь…

Она выдернула засевший в наручах крестообразный метательный нож.

– Да, приходилось просеку постоянно расширять и присматривать за гахорубом, но этот ножичек я упустила, – пробормотала Ви, а Имбера вдруг закричала, протянув руку к вершине холма:

– Я могу ошибиться в сумерках, но это… Касасам!

Это был действительно он. Заляпанный кровью, но улыбающийся и даже как будто не раненый.

– Касасам! – забыв об усталости, взбежала на холм и обняла даку Кама. – Как ты здесь очутился?

– Нюх, – расширил ноздри Касасам. – Я же собакоголовый? Принюхался к ветру, отстал от отряда Спиранта и со своими ребятками пошел к югу. А тут вот такая история. Пришлось прорубиться, прежде чем добрался до наших героев.

– Наших героев? – не поняла Кама и только тут разглядела, что это не трупы гахов вздымаются у белой стены до самой черепичной кровли, а сидят прямо на трупах бурые от крови и черные от гари воины.

– Их осталось чуть больше сорока, – прошептал Касасам. – Чуть больше сорока от полутора тысяч. Ты это понимаешь, принцесса? Чуть больше сорока из полутора тысяч. Остался один из тридцати. Даже меньше. Если тебе нужно будет кому-нибудь довериться, так, чтобы никогда не оборачиваться в сомнении, возьми любого из этих сорока. Не прогадаешь.

– Подожди, – дрожь пробивала Каму от губ, которые тряслись, мешая говорить, до пяток. – Но как? Почему здесь? И как же они выдержали? А яд от стрел, от копий? Как?

– Яд – ерунда, – махнул рукой Касасам. – У тех гахов, что изрубила на лаписском склоне Ви, были и стрелы, и копья. Иктус выпросил у меня образцы и проверял их действие. Сначала на себе, потом на тех, кто пошел с ним. Сутки лихорадки, после чего яд не действует.

– Но почему они здесь? – не поняла Кама.

– Они взяли на себя пять лиг, где прорыв был вероятнее всего, – ответил Касасам. – А когда гахи пошли, поступили, как самые обычные крестьяне. Побросали лопаты, кирки и побежали. Отсюда до рва десять лиг. Добежали все. А потом… Потом осталось сорок человек из полутора тысяч.

Кама судорожно вздохнула и пошла к избе, с трудом удерживая равновесие на мертвых телах, что покрывали сплошь всю землю.

– Кама? – окликнули ее со спины, она обернулась и с трудом узнала в широкоплечем воине старшину стражи Ардууса, который однажды пропустил ее через восточные ворота города.

– Лаурус Арундо, – поклонилась она ему. – Спасибо. Твои дети и жена в порядке.

– Лаурус Арундо, – согласился он и добавил: – Или Вадум. Неважно. Спасибо тебе и твоим воинам. И за детей тоже. Но вы подоспели вовремя. Араманы и фидентцы освободились только что. Да и потеряли они многих. Мы бы еще рубились и потеряли бы еще больше. Хотя и вы тоже не обошлись без потерь. Но с этой напастью мы, кажется, разобрались. И я хотел бы увидеть героев, которые завязали узелок на шее гахов.

– Вот, – протянула руку Кама в сторону вымазанных с ног до головы в крови воинов. – Вот все, что остались.

– Ребятки! – поклонился им Лаурус. – Я восхищен вами. Если эта война окончится так, что я по воле счастливого случая останусь жив и не перестану быть воеводой, любой из вас может быть уверен – место сотника, а то и тысячника в моем войске ему обещано.

Никто из воинов не пошевелился. Казалось, что они от усталости не могли даже кивнуть.

– Не спеши, – пробормотала, с трудом сдерживая слезы, Кама. – Маленькому королевству тоже нужны такие воины. – Ты не видел тут мурсов?

– Мурсов? – не понял Лаурус.

– Гахов вели мурсы, – повысила голос Кама. – Два мурса. Один в теле великого гаха. Второй под личиной его помощника. Я знаю обоих. Они должны быть здесь! Их нельзя не заметить!

– Нет, мурсов не было, – покачал головой Лаурус. – Может быть, Субула или еще кто разыщет их логовище? Что ты делаешь?

Кама стояла и смотрела на свою ладонь, по которой расплывалось красное пятно.

– Лаурус, в крепости Ос… Беда! Мне срочно нужны лошади. Срочно! Мне, Имбере, Ви, Касасаму. Я возьму всех лаписцев, кто не лишился лошадей, но мне срочно нужны еще четыре лошади.

– Пять лошадей, – раздался глухой усталый голос, и один из сидевших у ледяной стены начал подниматься. – Я тоже поеду.

Это был Иктус.

Они прибыли в Ос уже далеко за полночь. На бастионах крепости горели факелы, но сторожевой башни больше не было. Большая ее часть обрушилась во двор крепости, но и внутренние помещения были завалены камнем. На руинах копались стражники из лаписского замка. Первыми, кого увидела Кама, были Дивинус и Фанга. Когда Фанга говорила, верхняя губа над ее клыками дрожала от злости.

– Они прятались под разрушенным мостом! – шипела она. – Не меньше сотни гахов! Мы уже вытащили из-под завалов их почти сотню! Все защитники крепости убиты! Все! Сто пятьдесят воинов! Вон их тела! Но еще не меньше пяти десятков под камнями!

– Как я мог, – побледневший и сгорбившийся стоял на груде камней Касасам. – Надо было проверить опоры моста…

– Перестань, Касасам, – подошла к даку Ви. – Кто мог подумать? Ты метался, как посыльный, последние дни.

– Я должен был подумать, – мотал головой Касасам.

– Мы бросились сюда, едва услышали грохот, – вытер рукавом пыль с лица Дивинус. – В живых не было никого. Башня обрушилась до среднего яруса. Сейчас его разбирают. На нижнем только кровь. Там были убиты трое стражников и один гах, но постель нетронута. Кто там жил?

– Мальчишка, – с трудом вымолвила Кама. – Мальчишка-трубочист. Эм. Где Орс? Где Орс и Процелла?

– Пошли, – повернулся Дивинус. – Орса уже нашли. Процеллу еще нет. Но нашли не только Орса. Ты должна увидеть.

В тесном проходе у основания башни лежали трупы. Много трупов. Еще не меньше четырех десятков гахов к тем, что были собраны на стенах. Десяток стражников Орса. И незнакомцы. Впрочем, не все.

– Стант, – показал Иктус на труп крепкого рыжеволосого воина. – Что он здесь делал? Он ведь должен быть в отряде Ремортеда?

– Я его видела на переправе, – сказала Кама. – Так же, как второго, о котором ты предупреждал. Винума. Винум был без лошади и должен был идти пешим ходом.

– Он тоже здесь, – проговорил Дивинус. – За стеной. Сейчас вы увидите.

– За ними следили четыре моих воина, – развел руками Касасам. – Хороших воина.

– Боюсь, что этих воинов уже нет в живых, – произнесла Фанга, наклонилась и подняла руку Станта. Рассеченный рукав сполз с нее, обнажая тавро на сгибе руки. Два кольца. Одно внутри другого.

– Орден Света… – прошептала Кама. – Он пришел из Эрсет…

– Идем, – проговорил Дивинус, поднимая над головой факел. – Вы должны это увидеть. Осторожно, проход завален камнями. Но большая часть башни обрушилась наружу.

Над факелом кружился и шипел снег. У входа в ту комнату, в которой должна была прятаться Процелла, лежало несколько тел. С этой стороны высота руины башни немного превышала рост Камы, но дальняя стена вздымалась десятка на три локтей. Под ней возились, растаскивая камни, с десяток стражников. Кама посмотрела на торчащий из-под завала угол постели, на которой еще недавно сидела рядом с Процеллой, наконец заставила себя приглядеться к телам.

Орс лежал в пяти шагах от входа. Его меч был сломан и залит кровью. В спине зияла свежая рана. На шее были видны синие отпечатки, как будто кто-то душил великана. Душил так, что почти сломал ему шею.

– Мы нашли его именно здесь, – проговорил Дивинус. – Тут не обошлось без странностей. Под ним и рядом с ним обнаружились четыре сэнмурва. Дохлых и как будто полуистлевших. Вон они валяются. Здоровенные. Признаюсь, я не знал, что они могут быть так велики. Пожалуй, эта четверка весила немногим меньше, чем Орс.

– Что же ты так, – на дрожащих ногах Кама подошла к великану и положила ему руку на плечо, после чего прошептала чуть слышно. – Его уже нет здесь. Совсем.

– Здесь всех совсем нет, – сглотнул слезы Дивинус. – Осталось найти Процеллу. Надеюсь, ее не украли. Посмотрите! Тут мы нашли, кроме Орса и четырех летучих тварей, – еще десять трупов. Из них – шесть женщин, одетых как мужчины, двое гахов и тот самый Винум. Бывший пьяница.

– Ты назвал девятерых, герцог, – мрачно заметил Иктум.

– Десятый мальчишка, – вздохнул Дивинус. – Вон он лежит. У стены.

У стены, там, где камень был разобран, лежал Эм.

– Сломана шея и сплющена голова, – сказал Фанга. – И это было сделано до обрушения.

– Шесть женщин – само по себе удивительно, – пробормотал Дивинус и поморщился, когда капля смолы с факела упала ему на плечо, однако продолжил говорить: – Но самое удивительное – другое. Пять трупов здесь и изрядное количество их в коридоре порублены Орсом. Видно по ударам, да и не мог никто из стражников разить противника так, как Орс. Но четверо убиты иначе. Магией. Вот. Фанга?

Даку подошла к лежащим отдельно трупам – Винума, двух рослых, богато одетых гахов и светловолосой женщины, и поочередно распахнула на каждом одежду. И покрытый татуировками Винум, и гахи, и даже молодая и красивая женщина – все были изуродованы глубокими ожогами. Казалось, будто кто-то прикладывал к их телам раскаленные трубы и вдавливал их, пережигая даже кости почти до спины.

– Ведьмины кольцы, – прошептала Кама. – С полным развоплощением. А ведь ты, мой друг, был очень силен, очень. И ни единого раза не дал мне угадать свою силу. Кто же сумел тебя перемочь?

– Что ты делаешь, принцесса? – спросила Ви, когда Кама вдруг легла щекой на камень.

– Я тоже слышу, – прошептала Имбера, припадая ухом к полу рядом с принцессой. – Дыхание!

– Быстро, – проговорила Кама. – Быстро разбирать камень вон в том углу. Осторожно, но быстро.

Процелла лежала, свернувшись клубком, под помостом. В руках у нее был деревянный меч и свиток пергамента. Едва ее вытащили, Дивинус бросился к сестре, но заговорить Процелла смогла только тогда, когда Кама прижала ее к своей груди и сняла напряжение. Точно так, как это делала с нею же Ви в прошлый полдень. Процелла зарыдала, а потом, выплакав большую часть слез, стала говорить. Для Камы, Касасама, Дивинуса и тем, кому Кама разрешила остаться – Иктусу, Ви, Имбере и Фанге.

– Днем ко мне пришел Эм, – сказала Процелла. – Принес пергамент, сказал, что закончил с тем заклинанием, о котором просила Кама, но хочет, чтобы я посмотрела. Он горазд в заклинаниях, но слаб в письме. И еще сказал, что писать о том секрете, о котором ты знаешь, Кама, не станет. Он сделает то, что может, но не будет выдавать секрет. Слишком опасно.

– Уже не сделает, – прошептала Кама.

– Мы только начали смотреть пергамент, – продолжила Процелла, – когда Орс насторожился. Он сказал, чтобы мы сидели не шевелясь. И вышел в коридор. Велел, чтобы мы закрылись. И даже спрятались под лежаком. Сказал, что наше умение фехтовать тут не пригодится. Надо спасаться. Он закрыл нас снаружи. Потом мы услышали звуки схватки за дверью. Прошло несколько минут. Тут я сломала мел. Почувствовала, что ужас накатывает, и сломала мел.

Кама слушала Процеллу, бледная как полотно.

– А потом дверь вылетела, – продолжила Процелла. – Я выглянула и увидела, что Орс сражается с женщинами и с этим весельчаком-стражником замка – Винумом. Они так рубились, что… Я не знаю, кто мог бы против них устоять. Но Орс устоял. Он уже был в крови, но он срубил пятерых девушек, а потом стал колдовать. Он почему-то не убивал последнюю из них и Винума. Хотя они сражались лучше прочих. Я все видела. Мы смотрели вместе с Эмом, но не могли выбраться из-под топчана. От страха, – призналась Процелла. – И вот когда Орс оказался между ними, он вдруг замер. Выставил в их стороны руки, даже меч бросил, и замер. Я подумала, что сейчас его убьют, но и они замерли. А потом он стал называть их имена. Он поворачивал только голову и называл их имена. Они тоже кричали ему что-то, но они называли его Орсом, а он знал их имена, женщину называл Тиантой, а Винума – Эофаном. А потом они стали выть и дергаться, запахло паленым, и они упали замертво.

– Невозможно, – прошептала Кама. – Не хватит никакой силы. Да, он держал их на одной линии, сокращал потери, но я не смогла бы развоплотить и одного мурса. Если только изгнать его из тела. Я изгоняла дважды. Диафануса и Сальда. Но я не знала их имен… И не развоплотила…

– Так это были мурсы? – спросил Касасам. – Что же это за охота, если в ней участвуют четыре мурса?

– Вот они, – всхлипнув, кивнула на трупы гахов, Процелла. – Когда Тианта и Винум упали, Орс тоже упал. Мне показалось, что у него нет больше сил. Он даже не мог взять в руки меч. Стоял на четвереньках головой к двери и повторял одно: «Это еще не все, это еще не все». И тогда вошли двое гахов. Один повыше, другой чуть ниже. Но они не были похожи на гахов. Они двигались и говорили, как люди. И тот, что повыше, как будто смеялся. Он сказал, что действительно, еще не все, но скоро все закончится. Они встали с двух сторон от Орса, обернулись посмотреть на тела женщины и Винума, высокий еще что-то проговорил об очень долгом прощании, а низкий сказал, что несколько тысяч лет отдыха… Он не договорил. Орс вдруг заревел, закричал, скрестил руки на груди, потом развел их в стороны и начал подниматься. И вот тогда он и назвал эти имена – Диафанус и Сальд. А потом захлопали крылья.

– Сэнмурвы? – спросила Ви.

– Я не видела, – прошептала Процелла. – Я только слышала крылья. Потом ужас наполнил этот зал. У меня в руках был пергамент, но было так страшно, что я задрожала и полезла за мечом. Мне всегда становилось легче, когда я держалась за него. И я в самом деле смогла дышать, но Эм уже вылез из-под лежака. Он был как пьяный. А потом в дверях появился страшный человек. Он был высокий, почти ростом с Орса, но как будто весь в трупных пятнах. И он сказал что-то о том, что все равно заберет то, что должен забрать. И убьет того, кого должен убить. А Орс стоял напротив него и шатался. Мне казалось, что он сейчас упадет. Но когда этот человек шагнул вперед, Орс вдруг схватил его за горло и закричал, что мы должны убегать. Но я не могла двинуться с места…

– Что было дальше? – тихо спросил Дивинус.

– Дальше… – Процелла поежилась. – Дальше все было долго, но очень быстро. Человек сам взял Орса за горло и стал давить. И сказал, что никто никуда не убежит. А Эм стоял между Орсом и лежаком. И Орс уже хрипел, потому что человек давил очень сильно. Так сильно, что у Эма вдруг сплющилась голова. И он упал. Замертво. А потом Орс прохрипел, чтобы я била через него насквозь. Прохрипел, чтобы я била через него насквозь. Иначе все зря. И я выдернула меч из ножен, как-то оказалась рядом и пронзила Орса насквозь. Так легко, как будто он был клочком тумана. Насквозь. И когда меч входил уже в тело этого человека, Орс крикнул его имя, – Табгес. И прохрипел мне только два слова. Меч. Прячься. Я выдернула меч и нырнула под помост. И все рухнуло.

– Табгес, – поднялся Дивинус, обхватил плечи. – Главный магистр ордена Луны. Женщины – скорее всего, охранницы Пуруса, доставшиеся этому новому императору. Все мурсы служат Эрсет. Воины ордена Света – ордена убийц – тоже служат Эрсет. И гахи тоже служат Эрсет. Получается, что и император служит Эрсет? Он нам не простит этого.

– Разве мы собираемся просить у него прощения? – удивился Иктус.

– Дивинус, – поежилась, взглянув на брата, Процелла. – Этот помост. Прошу тебя. Прикажи отправить его в мою комнату. Я буду спать теперь только на нем.

Когда окончится война, – добавила она, посмотрев на Каму.