Их осталось шестеро. Волуптас, Вискера, Игнис, ханей Сманад, Ирис и еще не пришедший в себя после последнего боя взъерошенный мальчишка Арденс. Даже дождь, который к вечеру ливанул снова, не пригладил его вихры. Уходить в Тимор с остальными детьми он отказался. Шатаясь от усталости, вместе с Игнисом и Сманадом закапывал могилу погибших мальчишек, аккадца и данайца, потом забрался на лошадь и двинулся за остальными. Волуптас не произнес ни слова. Только отъехав на пять лиг, остановил уменьшившийся отряд у сторожевой аббутской башни, половина которой сползла от ветхости в затянутый ряской пруд, и дал команду разводить внутри нее костер. Дождь и не думал прекращаться, вместе с дождем накатывал вечер, но стена башни прикрывала от ветра, а огонь согревал.

Волуптас разделся до пояса, скинул сапоги и, прижав к себе небрежно зашитой культей куртку и рубаху, потянул из ножен меч.

– Дождь кончится через час, – сказал он. – Мой обрубок никогда еще меня не обманывал. По одному к воде, чтобы ополоснуться. Кто слишком устал, может обождать до утра, но у костра окровавленная одежда спечется в кору, хрустеть будет на ходу.

– Меч зачем взял?! – крикнула ему Вискера.

– Он всегда со мной, – откликнулся Волуптас. – Так спокойнее. Одной руки нет, зато другая с оружием.

Через час все шестеро сидели у костра, исходя паром и слегка подрагивая от холода, который старался уцепиться за их плечи. Кто-то жевал солонину, Сманад медленно потягивал из фляжки, судя по стекленеющим глазам, крепкое пойло, Ирис притащила жердь, повесила на нее котелок с водой, уперла деревяшку в стену башни над костром.

– Горячего хочу, – неизвестно кому сказала она и высыпала в воду горсть сушеных яблок. – Погреться изнутри.

– Не тем ты собралась греться, девочка, – пьяно пробормотал Сманад.

– Кончится война, – протянула Вискера, поглаживая через распущенный ворот котто грудь, – возьмешь свою долю добычи, найдешь тихое место, купишь дом, познакомишься с хорошим парнем, который возьмет тебя в жены, он-то и согреет тебя и снаружи, и внутри. А до тех пор – увы. Ничего не получится.

Игнис посмотрел на воительницу. Она словно ждала его взгляда, улыбнулась, потом повернулась к ханею, но тот продолжал ласкать в ладонях фляжку, посмеиваясь своим мыслям.

– Война уже почти закончилась, – начал говорить Волуптас. – Как я понял, все решится в ближайшие дни. У Аббуту. Слагсмал там, Джофал будет там завтра или послезавтра. Эти бравые конники, скорее всего, попробуют пощипать их с тыла, но вряд ли у них это получится. Там будет двести тысяч, большая сила. Большая и бессмысленная.

– Почему? – спросил Игнис.

– Ты же сам знаешь, – усмехнулся Волуптас. – На той стороне у Ардууса сил столько же, а то и больше. С такой силой можно только обороняться, а нападать надо или с большей силой, или с большим умом. Не заметил за северянами ни того ни другого.

– Будь у них ум, они и по сей день бы пиратствовали и пьянствовали между разбоями, – подала голос Вискера.

– Если ума мало, он легко уносится ветром, – пожал плечами Волуптас. – Но сейчас разговор о другом.

Однорукий подтянул к себе мешок, вытянул оттуда кожаный нагрудник, бросил его на камень, а потом один за другим достал и высыпал на кожу семь кисетов с монетами, называя каждого из погибших.

– Данаец, чтобы я так владел копьем, жаль, что с одной рукой это несподручно. Аккадец – глупая смерть не делает человека глупее, но слезы за него льются горше. Два братца хапирру. Я думал, что они умеют только метать ножи, а они умели сражаться. Лигурр. Не знаю, гордилась бы бывшая империя своим сыном, но он ею гордился и не опозорил ее. Тирсен, который вовсе не умел сражаться, но принес пользы столько, что, потеряв его, я словно второй раз потерял свою руку. И лив, – Волуптас бросил быстрый взгляд на Ирис. – Бывают люди, которые спускаются в пропасть. Бывают те, что идут по равнине. А бывают те, что поднимаются вверх. Жизнь сталкивала этого лива в пропасть, но он поднимался из пропасти. А кто где и кем умер, тот так и тем и останется. Все.

Волуптас пригладил ладонью кучу монет, после чего быстро разделил ее на шесть частей. Подозвал Ирис, с ее помощью наполнил шесть кисетов и бросил каждому. Седьмой кисет, пустой, отправил в огонь. Обхватил на мгновение плечи, пробормотал что-то неслышное для Энки.

– Все, – повторил Волуптас. – Я вас отпускаю. Завтра можете отправляться домой, если он у кого есть.

– Почему же? – удивился Арденс. – Я только-только…

– Все, – повысил голос Волуптас. – Вольных охотников больше нет. Нет войны, нет вольных охотников. Когда я собирал воинов и охотился на работорговцев на юго-восточном берегу моря Тамту, я никогда не терял больше трех человек. Сейчас я уже потерял семерых, хотя никогда у меня не было таких воинов. Война закончена, прощайте.

– Война еще не закончена, – подал голос Игнис. – Завтра или послезавтра будет битва. Уж не знаю, насколько глупы свеи, анты и венты, но не может такое войско просто развернуться и пойти по разоренной земле восвояси. Что они будут есть по дороге? Грабить уже некого. Если же северяне отправятся на Махру, война не закончена.

– Не отправятся, – подал голос ханей. – Дух вышел.

– Дух? – удивился Арденс.

– Дух, – кивнул ханей, который до этого вряд ли сказал три или четыре слова. – Не тот дух, что покидает тело через неделю с небольшим. Другой. Тот, что заставляет сражаться. Это сразу видно, есть дух или нет. Кстати, и из тебя, Волуптас, дух вышел. Или выходит. Как раз теперь. Поэтому ты и прощаешься.

– Нет, Сманад, – покачал головой Волуптас. – У тебя змеиный взгляд, может быть, ты видишь глубже других или смотришь, как змеи, снизу, но ты не прав. Дух из меня не вышел. Просто, – однорукий подбросил серебряный кружок с изображением Донасдогама, – у меня к этим торговцам свой личный счет. И я никого не хочу и не могу просить платить по моему счету.

– Не иначе эти торговцы мертвечиной пытались купить тебя по частям, – захрипел в тихом смехе ханей.

– Ты пьян, – спокойно ответил Волуптас. – Я все сказал.

– Я останусь с тобой, – вдруг проронила Ирис. – Хотя бы до тех пор, пока ты не скажешь, что надо остановиться.

– Почему? – нахмурился однорукий.

– Каждый должен заниматься тем, что он умеет лучше всего, – ответила Ирис. – Я точно знаю, что лучше всего умею убивать.

– Ты детей должна рожать, – тихо засмеялась Вискера.

– Научусь и этому, – прошептала Ирис. – А пока – только убивать. С Волуптасом мое умение принесет пользу. Пользу этой земле.

– Чужой земле, – протянула Вискера. – Хотя если своей земли не осталось, то какая разница… Я тоже никуда не пойду. Разве можно оставить такого бравого рубаку?

– И я, – заторопился Арденс. – Мне некуда идти. Не хочу глупой смерти и глупой жизни. С тобой, мастер, я хотя бы могу не беспокоиться о глупой смерти.

– Волуптас не прикроет тебя щитом от врага, – забулькал пьяным смехом Сманад.

– Нет, – улыбнулся и вытер рукавом вспотевший лоб Арденс. – Я не об этом. Если я погибну, это не будет глупостью. Рядом с Волуптасом. Я никогда еще не чувствовал себя нужным. Как теперь.

Однорукий, Вискера и даже Ирис посмотрели на Игниса.

– Что молчишь, Асаш, – спросил Волуптас Игниса. – Я думал, вы уйдете все, а одного тебя даже неловко отпускать.

– Почему же одного? – удивился Игнис. – Разве ханей остается?

– Не знаю, – буркнул Сманад, закрыл глаза и поправил воротник куртки. – Я пьян. Разве можно принимать такие решения на пьяную голову? Решу утром.

– А я теперь, – проговорил Игнис.

– Что тебе сказал Йор? – спросил Волуптас. – Конечно, если это не секрет. Не то чтобы я хотел знать, хотя знакомство с этим дакитом сделает любому честь, но ты окаменел, когда услышал его слова.

– Я отвечу, – пожал плечами Игнис. – Этого дакита я раньше не знал. Но меня, как выяснилось, знал он. Я считал, что вся моя семья погибла. Он сказал мне, что жива моя сестра. Или была жива. И сказал, куда она отправилась. Тебе приходилось, старшина, узнавать, что жив близкий человек, которого ты считал мертвым?

– Нет, – протянул Волуптас. – У меня все больше случалось наоборот. И, кстати, подобные переживания мне уже не грозят. Мой единственный близкий человек – это я сам. Так что, с тех пор как я простился с собственной рукой, смею надеяться, что я даже в смерти обойдусь без расставаний. Ну и что ты собираешься делать? Искать свою сестру?

– Скорее всего, – кивнул Игнис. – Но если ты пойдешь на юг, на Ардуус, или на край Светлой Пустоши, то нам с тобой будет по пути. Пока я с тобой.

– Тогда спать, – приказал Волуптас. – Дождь стихает, а завтра может случиться тяжелый день.

– А как же дозор? – вскочил с места Арденс.

– Спи, – подала голос Вискера. – Я бросила насторожь. Никто не приблизится незамеченным, а маги в такую погоду сидят в своих башнях.

– Почему я не стал магом? – горестно вздохнул Волуптас.

– Почему ты, красавица, раньше не бросала насторожь, – пьяным голосом пробурчал Сманад. – Сколько бессонных ночей я потратил впустую…

Утро неожиданно встретило шестерку солнцем и чистым небом. После недолгих сборов Волуптас достал поганую дудку и выдул из нее долгий звук.

– Куда теперь? – спросил Игнис, когда Волуптас забрался в седло.

– Пока на юг, чуть забирая к западу, – ответил однорукий. – По тележной колее. До Азу здесь два дня пути, но до Светлой Пустоши чуть меньше. Она выплескивается на этот берег полосой в сотню лиг и глубиной десятка в полтора. Точно между Аббуту и Уманни. Так что блуждать можно долго. Но мы идем по следам. Вряд ли кого догоним, но можем встретить. Для торговцев тленом эта бойня у нас за спиной – завидный удел. Просто так они от нее не откажутся.

Волуптас оказался прав. Когда солнце уже готовилось опуститься за выжженный горизонт аббутских и касадских земель, навстречу отряду показался обоз из десяти подвод. Телеги были пусты, но на каждой лежал мешок, и Волуптас, чуть наклонившись, чиркнул клинком по первому же из них, заставив хмурого бородача выхватить самострел. Нажать на спуск тот не успел, Ирис была быстрее. У прочих возниц такого оружия не оказалось, а с обычными мечами они были не противники спутникам однорукого. Десять трупов были сброшены с повозок тут же, лошади выпряжены и отправлены на свободу, которой им, может быть, не очень-то и хотелось.

– Вот так, – встряхнул кисет, набитый эрсетским серебром, Волуптас. – Считай, что уже не зря задержались на этой войне. Еще день, два, ну пусть неделя, и мы очистим берег от мерзости.

– Зачем им трупы? – с дрожью спросил Арденс.

– Не знаю, – ответил Волуптас, но потом добавил: – За горами Балтуту, за Сухотой и горами Митуту лежит земля Эрсет. Я не буду повторять разные истории или выдумки о ней, но кое-что тебе скажу. То, в чем я сам уверен. То, что я видел своими глазами. Там есть воины, которых кормят человечиной. Только не думай, что ее как-то готовят, запекают на костре или варят в котле. Нет. Ее поставляют свежей. Совсем свежей. То есть живой. И воин, который хочет есть, потому что его не кормят, получает кого-то вроде тебя. Или кого-то вроде Ирис. Или какого-нибудь старика. Или женщину, может быть, похожую на твою соседку, которую, наверное, убили северяне. Вот и вся его пища. Нет. Никто его не заставляет ее душить или пить ее кровь. Есть люди, которых трудно заставить делать такое. Очень трудно. Они скорее готовы умереть сами, чем сделать нечто подобное. Но за высокой оградой этот воин – не один. Там их сотни. И все голодные. И вот, когда все они бросаются на жертву и начинают рвать ее на куски и есть, вдруг оказывается, что то, чего ты никогда бы не сделал один, в толпе как бы делается само собой. Сначала ты морщишься. Потом, когда у тебя от голода кружится голова, ты уговариваешь себя, стыдишь себя. А потом ты вдруг приходишь в себя сытым и пьяным, потому что убийство и великая мерзость пьянят покрепче вина, и понимаешь, что ты переступил через себя и никогда уже не вернешься к себе прежнему.

– Зачем это? – спросил, дрожа, Арденс.

– Чтобы истребить в воине жалость, – глухо бросил Волуптас. – Чтобы ничто не останавливало его. Ни старик, ни женщина, ни ребенок. Чтобы он мог убить любого. Чтобы стал зверем!

– Это хорошо или плохо для войска? – подала голос Ирис.

– Плохо, – ответил Волуптас.

– А мне кажется, что хорошо, – рассмеялся ханей, который с утра без долгих рассуждения занял место в строю. – Армия зверей – это ужас, который надвигается на врага! Это смерть! Божья кара!

– Может быть, – хмыкнул Волуптас. – Но не стоит сажать на стол поющую птицу, она не только поет, но и гадит. Тем более если птица не поет, а каркает. Ничто не остановит зверя – ни старик, ни женщина, ни ребенок. Но иногда именно они должны останавливать даже зверя. Хотя бы если они у него за спиной и он защищает их. Если старик – его отец, женщина – его жена, а ребенок – его сын. Но зверю на это наплевать. В этом его слабость. К тому же даже зверь знает, что такое страх.

– А ты сам-то многих загрыз, когда обучался воинскому мастерству в Иалпиргахе? – спросил со смехом Сманад. – Ты так рассказывал, я будто сам там побывал! Многих загрыз, старшина?

– Не слишком, – холодно улыбнулся Волуптас. – Я как-то обходился собственной рукой.

На следующий день отряд подошел к границе Светлой Пустоши. Ни тропой, ни линией, ни межевым столбом, ничем не была отмечена та граница, но когда Волуптас придержал коня, все поняли; вот это серое поле, и заросли ольхи у болотца, и роща на взгорке, и узкая речка, это уже не аббутская земля, а чужая. И даже колея от подвод, которая вела дальше, здесь была вдавлена в землю, как будто возницы всякий раз собирались с духом, чтобы перейти с разоренной земли на землю, наполненную ужасом.

Волуптас снова дунул в дудку, но никакого отряда не дождался, что немало обрадовало Арденса, но как будто оставило равнодушными всех остальных. Волуптас подал лошадь вперед, отряд пересек границу, лошади вели себя нервно, но Арденс уже через пять минут начал беспокоиться и задавать вопросы, пытаясь выяснить, отчего он не чувствует разницу между простой землей и землей Светлой Пустоши?

– Увидишь еще разницу, не сомневайся, – успокоил его Волуптас. – С этого берега она и в самом деле неразличима почти. Вся мерзость по Светлой Пустоши из середины расползается, а тут река. Считай, что граница. Но только здесь можно пересечь ее на обычной лошади, в любом другом месте скотина взбесится, но не пойдет. Если, конечно, она сама не той же породы. Все прочее, видения там разные, страхи, все это есть, но по-разному схватывает. А вот чем схватывает всех, сейчас ты не почуешь, потому как смерть вокруг. Сейчас в чем-то вся Аббуту, как Светлая Пустошь. Но в лучшие годы – перешагнул границу – и словно отрезало; всякая тварь – другая. Обычная муха кусает, боль будто от укуса осы. Оса кусает – опухоль с два кулака – словно от укуса змеи. Змея укусит – и вздохнуть не успеешь. Так что… всякая гадость – в радость, а всякая радость – в гадость.

…К вечеру отряд вышел на берег реки. По ней плыли вздувшиеся трупы.

– Битва при Аббуту? – напрягся Игнис.

– Нет, – отмахнулся Волуптас. – Эти давно уже плывут. От самого Тимора. Выходит, не обманул меня ардуусский воевода. И вправду разбили там северян.

– Лодок нет, – заметил Сманад. – Судя по следам, телеги разворачивались здесь, сгружали трупы здесь, но лодок нет.

– Подождем, – ответил Волуптас. – Под утро будет туман, подудим. Если выплывут, возьмем. Посмотрим на этих торговцев. Кто первый в дозоре?

– Я, – сказал Игнис.

– Смотри, – предупредил Волуптас. – Мы тут за холмом, в распадке. Кажется, получится горячее приготовить, принесем тебе.

Игнис передал лошадь Арденсу и остался на берегу. Азу несла трупы, которые то и дело покачивались в воде, спокойно и неторопливо. Река раскидывалась на три сотни локтей, противоположный берег рядом – хороший стрелок возьмет, но ни лодок на нем, ни души. Да и что разглядишь, он высокий, только и видно – гребень да какие-то кусты на нем. Желтые, потому что осень. И ночью уже прохладно.

Вискера пришла в сумерках. Бросила в траву пару тонких войлочных одеял, подала котелок похлебки, черствую лепешку. Пир для походной жизни. Дождалась, когда Игнис съест, сходила к воде, сполоснула, засмеялась сама себе.

– Надо же, мою посуду. Да еще в воде, в которой плывут трупы.

– Перстень не обронила? – спросил Игнис.

– Какой перстень? – обернулась Вискера.

– Вот такой, – поднял он руку и дал воли нутру, на секунду выпустил пламя. Перстень на его пальце загорелся огнем и на ее – тоже.

– Неужели не боишься? Даже здесь не боишься? – улыбнулась она, потом развернулась и бросила котелок в траву. – Вот ведь, перемывать придется. Держи!

Перстень полетел к нему. Игнис поймал его, осмотрел. Ни заусеницы, ни иголки. Надел на палец рядом с первым. Вода казалась серой, на ее фоне стояла Вискера. Наверное, бывают женщины красивее, но он их не встречал.

– Не боюсь, – ответил он. – Ты ведь мне клеймо Слуг Святого Пепла нарочно показала? Захотела, давно бы убила.

– Конечно, – кивнула она. – Еще думала, спугну или нет? Только не зарекайся, а вдруг я вела тебя поближе к Ардуусу или к Светлой Пустоши? Вдруг привела уже?

– Ты другая, – заметил он. – Не такая, как все.

Она замерла, прикусила губу, наклонила голову.

– На тебя ведь покушались двое?

– Двое, – согласился Игнис. – И оба раза неудачно. Один раз меня спасла мать. Другой раз – девушка, моя спутница.

– Так и будешь всю жизнь за юбки прятаться? – спросила Вискера.

– Как получится, – ответил Игнис. – Но если юбку скинешь, я спрячусь за нее.

– Я в портах, – рассмеялась Вискера. – Или, думаешь, раздеться не решусь?

– Ты не такая, как все, – повторил Игнис.

– Я другая, – согласилась она, снимая и отбрасывая пояс с оружием. – Но это не потому, что я лучше их. Я хуже. Много хуже.

– Но моложе, – сказал Игнис.

– Я старше их всех, вместе взятых, – сказала она и распустила завязи. На холодную траву упали порты, котто. Полетело нехитрое белье. Обнаженная женщина, которая была, по ее словам, старше их всех, а телом – прекраснее любой из них, кто пытался убить его, и из тех, с кем был Игнис за всю свою жизнь, засмеялась, обернулась, словно хотела показать себя, сделала шаг, другой и вдруг погрузилась в воду. Проплыла с пару десятков локтей по воде, в которой плыли трупы, вернулась к берегу, вышла из воды горячая и живая и пошла к Игнису…

За полночь, когда уже звезды пытались освещать темный берег, Игнис вспомнил про смену.

– Успокойся, – она прижималась к нему, словно пыталась прирасти. – Я твоя смена.

– Расскажи, – попросил он.

– Рассказать? – она задумалась, приподнялась на локте, нависла над ним в темноте. – Как же ты еще молод… Не могу поверить…

– Ну, и ты ненамного меня старше, – засмеялся он.

– На будущее, – прошептала она ему на ухо, – не верь никому. Даже тогда, когда можно верить. Вот, Волуптасу можно верить, Ирис можно верить. Они оба хлебнули такого, что теперь словно в панцире пребывают. В панцире из собственных потрохов… Арденсу верить нельзя. Не по лжи его, а по молодости. Он еще сам не знает, цветок из него вырастет или чертоплох. Сманаду нельзя верить. Он не тот, кем кажется. Совсем не тот… Но не верь никому. И Волуптасу и Ирис – тоже. Не для того, чтобы уберечься. Чтобы не привыкать. Привыкнешь к одному, не убережешься от другого.

– А тебе можно верить? – спросил Игнис.

– Мне можно, – ответила она. – Но только сегодня и завтра. Потом уже нельзя.

– Почему? – не понял Игнис.

– Потому что потом меня не будет.

– Для меня? – напрягся Игнис.

– Вообще не будет, – вздохнула Вискера. – Для тебя в том числе. Нет, я буду, но … но не так. Да и что там, считай что и не буду вовсе. Разве это дело – отголосок аромата… Это почти ничто…

– О чем ты? – не понял Игнис.

– Нас было пятеро, – стала она говорить. – Я последняя. Первая пыталась убить тебя. Вторая убила подобного и мне, и тебе одновременно. Третья пыталась убить подобную тебе на севере. Не смогла. Четвертую убила твоя спутница. Я последняя. Эта твоя спутница… Я знала, что она не даст тебя в обиду, когда посылала четвертую. Поэтому не пошла сама. Не буду говорить много, но тебе повезло. Такой спутницы не было ни у кого много тысячелетий. И ты молодец, что не отпускаешь ее подарок, и сейчас лежишь на нем? – Она засмеялась весело, но с легкой обидой. – Как будто спишь сразу с двумя. И каково это?

Он промолчал.

– Нас было пятеро, – продолжила она. – До этого я была одна. Очень долго. Ты не представляешь, как долго. Орден Слуг Святого Пепла растратил себя много лет назад. И я жила сама по себе, пока не пришел он. Тот, кто имел власть.

– Тот, кто имел власть? – не понял Игнис.

– Их несколько таких, – прошептала Вискера. – Не все они способны накидывать удавку, не все из тех, что способны, делают это, но у них есть власть. И он накинул. На меня. И опять заставил делать то, что я делала очень давно.

– Орден Слуг Святого Пепла, – напомнил Игнис.

– Я об этом и рассказываю, – засмеялась она. – Когда-то, очень давно, он был инквизитором. Я и другие были его орудием. Грязным, но безотказным. Потом многое изменилось, он исчез. Умер, уехал, пропал. Он это может. Я была свободной много лет. Последней из них. Но несколько лет назад он снова появился. И заставил меня. Сделал должницей. Он умеет. Он очень опасен. У меня был маленький домик в Самсуме. Он привел ко мне четырех женщин, велел меня учить их. Поставил всем четверым клеймо. У меня оно уже было. И я научила их многому. Магия помогала мне. Да женщин легче учить, они порой, как глина, подчиняются всякому прикосновению… Пока их не закалишь. А потом пришло время трудиться. Но он был очень недоволен нами. Очень. И теперь он рвет и мечет! И это страшно! Но не мне. Я свободна. Знаешь почему?

– Почему? – спросил Игнис.

– Деревяшка за твоей спиной, – прошептала Вискера. – Он смотрел за мной и повелевал мною на расстоянии, но я стала свободной с того мгновения, как ты скрестил ее с моей палкой в Ультиматусе. Может быть, я свободна лишь до тех пор, пока рядом с тобой. Но это не важно. Теперь не важно. Свобода – это сладость. Как любовь…

Она помолчала, затем продолжила:

– Еще страшнее, что таких, как он, несколько. И они рвут эту землю на части. Хотя и не все…

– Вас было пять, а их…

– Шесть, – ответила она. – Пять Слуг Святого Пепла. Последних слуг. Таких, как я, – не пять. А больше. Хотя и не столько, сколько было на поле под Бараггалом. А ведь я тоже была там…

Он замер. Потом пересилил себя и спросил:

– А эти шестеро…

– Я могу назвать имя одного, – прошептала она. – Того, кто правил мной. Когда я покину это… – она так и произнесла «это» и погладила себя по груди, провела руками по лицу, бедрам, коснулась лона, – он потеряет меня совсем. А потом… потом как повезет. Ты этого уже не узнаешь.

– Кто он? – спросил Игнис.

– Подожди, – она снова прижалась к нему. – Еще раз. Послушай. Ты должен понять. Я должна была убить тебя. Потому что в тебе камень.

– Перстень помогал найти меня? – спросил Игнис.

– Перстень не для этого, – рассмеялась она. – Он для другого. Хотя и помогает немного. Властитель говорит, где искать таких, как ты. Он не всегда может сказать точно, но указывает направление. А потом… Разве ты еще не понял? Да, ничего не получилось. Благодаря твоему мечу, твоей покровительнице… Этого он предусмотреть не мог… Хотя он мудр. Он пустил слух, что камни Митуту надо омывать кровью… А на самом деле он хотел их заполучить для себя.

– Зачем? – нахмурился Игнис.

– Чтобы иметь больший вес, – пожала плечами Вискера. – Когда вернется Лучезарный, каждый из его бывших подручных хочет иметь больший вес. Хотя я не копалась в их мыслях.

– Лучезарный вернется? – спросил Игнис.

– Он никуда не уходил, – прошептала Вискера. – Да, большая его часть сгинула, но его тень… Она и по сей день бродит по Земле, ждет своего часа. И даже я его тень. В малое степени. И ты его тень – в еще более малой степени.

– Для чего перстень? – спросил Игнис.

– Приманка, – вздохнула Вискера. – Приманка для камня. Камней было шесть. Точнее, семь, но седьмой сгинул или затаился полторы тысячи лет назад. Осталось шесть. Колдун, имени которого никто не знает, собрал их, но не сладил с ними. Но он был готов к тому, что не сладит. И отправил их на тысячу лет вперед. А потом еще и сумел подправить их ход. Не знаю, что он планировал и кто он такой, но не только он готовился. Готовились и те, кто жаждал силы камня. Из шести камней четыре попали на тех, кто хотел, чтобы они попали на них. Или на тех, кто был подготовлен для этого.

– И кто же они? – спросил Игнис.

– Мне не докладывали, – пожала она плечами. – Но случайных обладателей – двое. Ты и, думаю, твоя сестра.

– Почему? – не понял Игнис.

– Я видела, как сражалась она на арене в Ардуусе, – ответила Вискера. – Так не сражаются люди. Она больше чем человек.

– Но почему тогда убийца не был послан и к ней? – спросил Игнис.

– Она женщина, – ответила Вискера. – Сумела спрятаться, скрыться. Или ты думаешь, что я сразу побежала докладывать властителю, когда увидела ее на арене? Мой перстень подсказывал мне, что камень близко, но и ты был близко. А потом она скрылась. К тому же, я не знаю, кто мой властитель сегодня. Я видела его только тогда, когда он этого хотел. И только в том облике, в котором он прислуживал Лучезарному. Но если бы я убила тебя, то камень должен был бы перейти ко мне. Именно поэтому я отдала тебе перстень. У тебя два перстня. Теперь, даже если ты будешь убит, никто с перстнем не выманит у тебя камень. Он будет искать носителя по собственной воле. Впрочем, я не знаю, есть ли еще такие перстни у властителя. Думаю, что и эти дались ему немалым трудом. В них великая магия.

– Я буду убит? – удивился Игнис.

– Надеюсь, что нет, – прошептала Вискера. – Но он попытается. Меня он убьет точно, а тебя попытается. Имей в виду, что вся твоя надежда уцелеть, это твой деревянный меч.

– Кто он? – поднялся на руке Игнис. – Твой властитель?

– Нет, – засмеялась Вискера. – Ты все-таки слепец. Ничего, это проходит. Но не спрашивай больше, почему тебя можно найти, а твою сестру нет. Ты мужчина. Властитель не убивает своими руками. Или делает это редко. Он всегда найдет, кого послать с таким поручением. Или не он…

Вискера задумалась.

– Не только он делит в отсутствие Лучезарного власть над миром…

– Кто послан убить тебя? – спросил Игнис.

– Сманад, – ответила Вискера. – Точнее, тот, кто скрыт в его теле. И мне кажется, ты его знаешь. Я тоже его знаю, но не знаю его имени. Он очень силен, очень. И думаю, что его властитель значительно сильнее моего. Он тоже один из шести. Кстати, я думаю, что у него есть камень. Может быть, моим властителем движет зависть?

– Что движет ими обоими? – спросил Игнис. – Только зависть?

– Нет, – ответила она. – Думаю, что великий страх. И им есть чего бояться, поверь мне.

– Значит, так, – Игнис сел. – Каждая из вас должна была стать шкатулкой. На каждую из вас твой властитель надеялся. Каждую он был готов убить, чтобы достать из нее камень.

– Но только я это понимала, – улыбнулась Вискера.

– А этот… Сманад? – спросил Игнис.

– Не волнуйся, – ответила она, – Волуптас пока присматривает за ним. Остановить его он не сможет, но знак даст.

– Почему ты не попробуешь сразиться с ним? – спросил Игнис. – Неужели он так хорош?

– Ты не понимаешь, – она улыбалась, но даже в полумраке Игнису казалось, что в ее глазах блестит боль. – Я не человек. Я сильнее человека, но и слабее его. И у него есть то, от чего меня не защитит даже твой деревянный меч. К тому же все должно свершиться так, как должно. Поверь мне. Нельзя остановить песню, убив певца. Она все равно прозвучит. Так зачем мешать? Хотя у него есть один недостаток. Я не скажу пока. Ты сам увидишь. И еще. Я обещала назвать тебе имя моего властелина. Его зовут Рор. Он не торгует мертвецами, но у него есть воины, которые сильнее мертвых. И он сам очень силен. Он акс. Один из шести.

…Утром, когда туман пополз над рекой, Волуптас приказал отпустить коней, вывел отряд на берег и дунул в ту же дудку. Лодка появилась так, словно не отплыла от другого берега, а вынырнула из тумана посередине реки. В ней сидел один лодочник. Когда киль лодки ткнулся в песок, глухой голос произнес из-под темного капюшона:

– Один мертвый или один живой – одна монета. Разницы нет. Кого привел?

– Твою смерть! – ответил Волуптас, и тут же стрела Ирис пронзила грудь лодочника.

– Один мертвый или один живой – одна монета. Разницы нет. Кого привел? – повторил лодочник.

– Сгинь, нечисть, – шагнул вперед Волуптас и снес мечом голову торговцу. Кровь из раны не хлынула. Вместо этого труп покачнулся и стал осыпаться пеплом.

– Быстро, – бросился к лодке Волуптас. – Вытряхнуть эту мерзость и на тот берег. Я должен разобраться с этой дрянью!

– Да ты прямо император Лигурры! – засмеялся Сманад.

– А лошади? – забеспокоился побелевший от ужаса Арденс.

– Далеко не уйдут, – отрезал Волуптас.

– Куда же теперь стрелять? – задумалась Ирис, подбирая поплывшую по течению стрелу.

– В собственную грудь, – съязвил Сманад, садясь в лодку. – На том берегу это может оказаться лучшим выходом.

Они причалили к противоположному берегу через пять минут. Поднялись по косогору наверх и остановились. Солнце над Светлой Пустошью светило так же, как над обожженными равнинами Аббуту. Но здесь почему-то хотелось спрятаться от его лучей. Вокруг, насколько хватало глаз, не было ничего. Пожухлая трава, кочки, запах тлена, забивающий ноздри.

– Магия, чтоб ее! – выругался, рубанул клинком траву Волуптас. – Где торговцы?

– Кто товар, тот и торговец, – рассмеялся Сманад и посмотрел на Вискеру: – Ты будешь делать свою работу? Спрашиваю в последний раз, хотя и не настаиваю.

– Нет, – твердо сказала она и потянулась к мечу.

– Жаль, – покачал головой Сманад и воткнул в землю свой кривой меч. Тонкий и изогнутый. Черный с красной полосой. И сразу же земля потемнела. И пожухлая трава стала черной. И вокруг стеной встали черные тени, такие же, как лодочник.

– Ну вот, – развел руками Сманад. – Сейчас я все покажу. Как собирается войско для моего правителя. Не для твоего, – он посмотрел на Вискеру, – для моего. Хотя в итоге ведь нами всеми правит губитель! Разве не так?

Игнис окаменел. Он все видел, слышал, чувствовал, но не мог шевельнуться. И Волуптас окаменел, изогнувшись с мечом в руке. И Вискера. И Арденс. И Ирис. Хотя нет. Хрупкая девчонка Ирис сопротивлялась. Рукой, которая дрожала, словно удерживала над пропастью что-то важное, она медленно, очень медленно тянула с плеча лук.

– Вы только посмотрите, – восхищенно пробормотал Сманад, подошел к ливке, которая уже почти сняла с плеча лук, вырвал его и сломал. Затем выдернул из налучника за ее спиной второй лук и тоже сломал. С удивлением развел руками и тут же получил удар кулаком в нос. Удивленно вытаращил глаза и ударил Ирис в подбородок. Та рухнула на землю.

– Она сломала мне нос! – в восхищении воскликнул Сманад. – И ведь никакой магии, только воля и ненависть. Лимлал! Присмотрись к этому телу. Ты могла бы неплохо поработать над ним. Хотя не скоро ты вновь сможешь зариться на чужие тела. Не скоро.

Он обращался к Вискере. Лимлал? Вискера продолжала смотреть на Игниса. Принц медленно, очень медленно, медленнее, чем Ирис, стал тянуться к рукояти меча на поясе. В глазах Вискеры или Лимлал появилась боль. Что он делает не так?

– Да, – вытер рукавом кровь на лице Сманад. – Эти тела такие непрочные… Но ничего. Да, я хотел показать.

Он выхватил из-за пояса нож и вонзил его в сердце Арденса.

– Мерзавец, – прохрипел Волуптас.

– О! – рассмеялся Сманад. – А ты и в самом деле крепок, старик. Кажется, прежние воины Ордена Света были не чета нынешним? Ты хотел увидеть? Смотри!

Сманад присмотрелся к лицу Арденса, дождался, когда тот перестанет хрипеть, и выдернул нож. И Арденс почернел. Стала черной его одежда. Посерела кожа. Взъерошенные волосы обратились черным капюшоном. Из правой руки свесился к земле черный клинок.

– Ерунда! – процедил сквозь сомкнутые зубы Волуптас. – Мертвецы твоего хозяина могут быть полезны только в Светлой Пустоши!

– Скоро вся земля станет Светлой Пустошью! – прошептал Сманад и кивнул черному. – Укороти его обрубок на ладонь, но не убивай пока. Я хочу, чтобы он полюбовался.

Черный шагнул вперед и коротким взмахом клинка отсек половину обрубка Волуптаса. Тот заревел от боли и ненависти и вдруг выпрямился, снес голову черному и пронзил мечом грудь Сманаду. На траву упала голова Арденса, рядом рухнуло тело, и все это стало обращаться в прах. Волуптас стиснул зубы, но из угла его рта уже хлестала кровь. Сманад выдернул нож, который он успел вонзить в грудь Волуптаса, медленно, очень медленно снялся с меча однорукого и прохрипел:

– Нет, я и в самом деле недооценил тебя, воин. Что же, прими мое почтение.

Прижимая рану на груди левой рукой, Сманад взял другой рукой меч однорукого, дождался, когда тот обратится в черного, и снес ему голову, затем обернулся к Игнису.

– О! Старый знакомый! Ты уже ухватился за рукоять меча? Что ж, тогда потанцуем. В прошлый раз мне досталось плохонькое тельце, а в этот лучшее из возможных, кому как не тебе это знать? А знаешь, что это? – Сманад поднял руку, показал тонкий золотой волос на запястье. – Да, бесценное сокровище! Волокно из того самого шнура, на котором Лучезарный носил те самые камни, один из которых сейчас дрожит в твоем тельце. И пожалуйста, знаменитая убийца, прекраснейшая Лимлал – в моей власти. Готовься, щенок.

Он сделал шаг вперед, и вдруг тело Сманада упало, как шелуха, как сгнившая скорлупа, а перед Игнисом оказался тот, кого он видел лишь мельком. Тот, кто скорее показался ему в видении, чем наяву. Но он не мог ошибиться – это был его соперник в Тире, в том бою, в котором он сражался вместе с Аквуилусом, Сином и Пуссилусом. Высокий, стройный воин с тонкими чертами лица, черными глазами, черными волосами, юноша, который не стесняется своей юности, поскольку ей – тысячелетия. Если не больше. Дух призванный и уже не спящий. Диафанус.

– Это моя война, – прохрипел Игнис, пытаясь вытянуть из ножен меч. – Я, Игнис Тотум, принц Лаписа!

– Оставь, – поморщился Диафанус и растворился в мутном воздухе Светлой Пустоши, чтобы через секунду наделить собственными глазами тело Вискеры. – Как тебе это?

Он подошел к торчащему в земле кривому мечу, выдернул его, и в тот же миг Игнис обрел способность дышать и двигаться.

– Давай, – шагнул к давнему врагу Диафанус. – Повторим.

– Повторим, – прошептал Игнис и взмахнул мечом. Раздался скрежет, и обломки его меча упали в траву.

– Вот ведь незадача! – сложил брови углом Диафанус и взмахнул черным клинком.

Рукоять меча над плечом Игниса словно сама оказалась в его руке. И меч вылетел из ножен легко, будто мог огибаться вокруг тела. И медленно, слишком медленно, но так же медленно, как меч Диафануса, пошел навстречу ему, чтобы разлететься в щепу, но прошел сквозь. Игнис еще успел заметить, что черная изогнутая молния осыпается грязным пеплом, а его деревянный меч врезается в плоть Вискеры и разрубает ей плечо до ребер.

– Все, – она закашлялась кровью. – Это уже я. Прощай, парень. Я говорила тебе о главном недостатке Диафануса? Так вот, он слишком болтлив.

Сказала и умерла. Или уплыла куда-то едва различимой дымкой.

– У меня нет лука, – услышал голос Ирис Игнис. – Тебя ведь зовут не Асаш, а Игнис? Это правда, что ты принц? Я думала, они другие… А ты ничего.

Он повернулся. Девчонка ползла по земле, волоча за собой обломки луков.

– Лука нет. Я могу склеить из двух один, но потребуется время. Да и помогут ли стрелы?

Игнис оглянулся. Черные воины медленно сходились со всех сторон.

– Не стоит клеить, – ответил Игнис. – Просто положи лук и стрелы в траву.

– В какую траву? – не поняла Ирис.

– Сейчас.

Он воткнул в землю меч и, уже не глядя на опадающие в тлен силуэты вокруг, поднял на руки девчонку.

– Посидим немного под деревом. Надо отдохнуть перед дорогой.