Книга: Скверна
Назад: Глава 22 Вискера
Дальше: Глава 24 Эрсетлатари

Глава 23
Тимор

Когда предки Валоров пришли в Тимор, который тогда даже названия такого не имел, а звался, как весь правый берег Азу землей Эдин, у них и мысли не возникло о том, как определять границу небольшого королевства. Границу обозначила сама природа. Беспокойная горная речка, скатывающаяся с ледников Хурсану, прорезала известняковое взгорье на сотни локтей, и теперь гремела на дне глубокого ущелья, омывая гранитные валуны. Вместе с тем земли Тимору выпало немало; от западного изгиба пропасти до крепости Тимор плоскогорье раскинулось на добрых две сотни лиг, почти столько же пришлось бы пройти путнику от северной границы королевства до исхода из гор Хурсану реки Азу, а уж если вспомнить об уютных горных долинах, которые прикрывала собой крепость, да о горных берегах самой Азу, да присовокупить к этому знаменитый на всю Анкиду тиморский квач, который всюду называли огненным пойлом, то следовало признать, что лучшего края нет и быть не может. Правда, зимой этот край нещадно вымораживал поселившихся в нем счастливчиков, обрушивал на них снегопады и снежные лавины, летом напускал на них диких зверей, гнус и дожди, но ведь были и более суровые края. По сравнению с той же землей Этуту землю Эдин можно было счесть обителью божьего благодарения. И плодородная земля Тимора была порезана на крохотные лоскутки между известковыми и, повыше в горах, гранитными скалами и щедро усыпана камнями и галькой, спроси любого из тиморских подданных, готовы ли они отправиться жить в более благоприятную страну, да хоть в тот же морской и солнечный Самсум, и с большой долей вероятности получишь ответ, да никогда и ни за что, конечно, если столь доброжелательный вопрошатель не отсыплет в кошель сотню золотых монет, вот тогда и духу не останется в Тиморе от очередного счастливчика.
Король Тимора Вигил Валор был убит разбойниками в первый месяц весны, но траур должен был длиться год. Останься Анкида такой, какая она была в последние сто лет, ее маленький кусочек Тимор короновал бы старшего сына Вигила Валора – Адамаса Валора, а празднества по этому поводу устроил бы по окончании траура и прошествии еще одного месяца. Но Адамас Валор был рукоположен королем Пурусом в герцоги Тимора, и теперь, памятуя о своем недолгом наместничестве в Аббуту, Адамас там и готовился ко встрече с врагом. А обороной Тимора занималась его мать – королева Армилла вместе с двумя сыновьями – младшими братьями Адамаса – близнецами Лупусом и Валпесом. Старшая дочь королевы Ламелла, вышедшая замуж за второго сына князя Араманы – красавчика Каутуса и родившая ему дочь, в Арамане и пребывала, а младшая дочь королевы – неугомонная Бакка была отправлена под присмотром нянек вместе с младшим братом покойного короля в Ардуус. Милитум Валор, которого король Ардууса сделал воеводой стражи столицы, так же как брат короля Обстинара Соллерс, добрый гуляка и бравый покоритель вельможных дам, перевалив за сорок лет, так и не обзавелся семьей и все свои нерастраченные отцовские чувства обратил на шуструю племянницу. Но в эти дни и он, и Ламелла, и сестра покойного короля Валора – королева Фиденты Арома, и все их многочисленные родственники думали только об одном, – что происходит на севере, тем более что соседний, более северный Обстинар был разорен и уничтожен.
Тиморское плоскогорье – от пропасти и до крепости – опустело. Деревеньки не отзывались ни лаем собак, ни мычанием коров. Все, что можно было убрать на полях, было убрано, а что убирать было рано, оставлено на попечение счастливого случая. Крохотные городишки и одинокие дозорные башни были брошены с открытыми дверями и окнами в надежде, что убийцы не будут раздражены крепкими запорами и поленятся обронить искру на деревянный пол или крышу. Все человеческое и животное, все сбереженное для долгой зимы и долгой жизни, все копилось в горных долинах, где в каждом доме вмещалась не одна семья, а три, а рядом рылись землянки и ставились шатры для еще десятка, если не сотни таких же обездоленных и несчастных. Но все или почти все мужчины, способные держать в руках если не мечи, то хотя бы лопаты и кирки, копились в устье горных долин, у крепости Тимор. Небольшой, но хорошо укрепленный замок стоял на низких утесах, возвышаясь над прилегающим плато на сотню локтей. У его подножия раскинулся сам Тимор, не слишком большой город с узкими улицами и каменными домами, отгороженный от оставленного на разграбление королевства широкой стеной высотой в два десятка локтей. Данную стену можно было бы счесть не слишком серьезным препятствием для врага, но она и выстроена была на камне, и сама была из камня, и плато, уходящее от нее на запад, делало это не сразу, а сначала обрывалось крутым склоном на сотню локтей, с которого зимой катались на бересте тиморские мальчишки. Зимой бы Тимор вообще никого не боялся, залей склон льдом, и бейся против любого врага, но сейчас была не зима. И, кроме этой стены, ничто не прикрывало горные долины. Именно поэтому в ущелье между Медвежьей горой, к которой лепилась большая часть города, и замковыми скалами кипела работа. Старики и подростки под управлением седовласых каменщиков поднимали стену, которая должна была защитить долины в случае прорыва врага в город. Длина стены выходила в четверть лиги, а высота должна была оказаться такой, какой она успеет вырасти, и ежедневные гонцы, говорящие о том, что пятьдесят тысяч свеев прорвались через восточный мост и приближаются к Тимору, только усиливали рвение строителей. Стучали кувалды, укладывались камни, месился лучший раствор, летел гравий в проемы для засыпки, блестели стягивающие стержни и балки, звенели кузнечные молоты. Стена росла на глазах, и только взгляды стариков на крыши родных домов под замковыми скалами и Медвежьей горой порой блестели от слез.
У первой городской стены стояли двадцать тысяч тиморского войска, в котором из пяти человек четверо были не слишком умелыми ополченцами и пятнадцать тысяч воинов, пришедших из Обстинара. Вместе с тремя тысячами стариков и подростков на новой стене оборона Тимора выглядела не так уж плохо – больше тридцати пяти тысяч воинов. Незадолго до самых плохих вестей к ним присоединились четыре тысячи воинов Ардууса под рукой Соллерса Кертуса, что вызвало крики ликования в крепости, и, узнав о том, что пятьдесят тысяч северян вошли в пределы королевства, Армилла, дав по тысяче воинов каждому, отправила своих сыновей вдоль русла Азу в тыл врагу. Один из них должен был взять под охрану исход пропасти, чтобы там не прошел враг. Другому следовало вернуть мост и при необходимости сжечь его. Через крепость в долину продолжали заходить беженцы, и до города уже донеслись вести, что Аэс Кертус с пятнадцатью тысячами войска тоже движется к Тимору, а значит, никто из врагов не должен был уйти из-под крепостных стен. Всех следовало оставить на тиморской земле, и оставить мертвыми. И только после этого пришли дозорные и сообщили, что войско, которое преследовало Аэса и не смогло перебраться через уничтоженный северный мост, все-таки проникло в Тимор.
– Как? – только и смогла произнести Армилла.
– Как кошки, – развели руками дозорные. – Они так и перебрались, ползают по стенам, как мы ходим по земле. И у них катапульты. У Холодных скал нашли место. Там пропасть широка, почти четыреста локтей, но та сторона выше. Они поставили катапульты на скалы, перекинули на нашу сторону канаты, по которым и перебрались. А уж там… Под уклон, да на блоках, кого хочешь перетянуть могли. Лошадей у них, правда, мало. Говорят, проредил им лошадок какой-то конный ардуусский отряд… Но все остальное – в достатке.
– Сколько их? – процедила сквозь зубы Армилла. – От Аэса доносили, что их преследовали тысяч тридцать? Да и тех потрепали?
– Тридцать пять, – был ответ. – К ним присоединились тысячи помощников самого Слагсмала-Вермиса. Того, кто брал замок Обстинар.
– Что же получается? – прошептала побелевшими губами Армилла. – Восемьдесят пять тысяч умелых воинов против наших тридцати пяти? Или же пятидесяти, если считать подходящих к нам воинов Аэса? Четверть всей северной орды? Половина разбойников Слагсмала? Не свеи, а венты и анты, более жестокие, более голодные, более злые?
– Ну, так и свеи не добряки, – буркнул за спиной Армиллы один из дружинных ее покойного мужа.
– Посылай нарочного к Адамасу, – обернулась к нему королева. – Распиши все, как есть. И если Ардуус не поможет нам, так пусть хотя бы знает, где находится четверть его врагов.

 

Конница Лауруса потратила целый день на то, чтобы узкими тропами выйти к тайному, веревочному мосту через пропасть выше в горах, еще день ушел на то, чтобы перевести на южную сторону одну за другой лошадей, которые боялись просветов между дубовыми плашками и раскачивающейся опоры. И еще один день, чтобы вернуться обратно к той же сожженной переправе. Отряд оказался у нее утром четвертого дня. Вылетел из-за скал и порубил около двухсот северян, которые как раз сколачивали из бревен и надвигали на пропасть новый мост.
– Те же самые, – пнул ногой торчавший в земле шест со стягом Йор. – Все-таки перебрались на эту сторону, и ведь где-то недалеко!
– Соллерс говорил, что умельцы всегда найдут, где спуститься вниз к водному потоку, где преодолеть его и где подняться на другую сторону, – напомнил Лаурус.
– Не многовато ли этих умельцев? – окинул взглядом разбросанные тела Йор. – Поверь мне, если они здесь и готовят мост, но на другой стороне нет войска, значит, войско уже здесь.
– Сколько отсюда до Тимора? – посмотрел на уходящую в редкий ельник дорогу Лаурус.
– Близко, – покачал головой Йор. – День неспешного пути. Оттого и мост делали. Взять город, разорить его и гнать пленных и везти добычу на север. Боюсь, что штурм уже начался. Надо оставлять здесь дозорных на быстрых лошадях. Человек пять. И делать то, ради чего ты собрал эту конницу. Не забывая о чем?
– О том, что война – это тяжелая работа, – вспомнил Лаурус слова Йора.

 

Войско северян появилось на плоскогорье перед Тимором за десять дней до конца лета. Королева Армилла уже знала, что оба больших отряда встретились в пяти лигах от города, но, как все горожане, ждала. Утро еще тянуло через равнину клочки тумана, когда вдалеке заблестели наконечники копий и щиты. Всходящее на востоке солнце било в глаза воинам врага, но вряд ли их это волновало. Они появились на западной дороге, заполнив все плоскогорье, загремели доспехами на южной и на северной. Если северяне хотели добиться того, чтобы их противник задрожал от ужаса, они этого добились. Но дрожь от ужаса совпадала с дрожью от гнева и ненависти. И ужас, который жил в сердцах тиморцев, не был ужасом страха, а был изумлением перед бесчинствами, учиненными врагом на земле Обстинара. Каждый второй воин в Тиморе был выходцем из Обстинара. Каждый второй беженец в горных долинах Тимора был выходцем из Обстинара. И если враг думал, что он напугает своей мощью небольшой атерский город, то он ошибался. Вместо испуга его встретила ненависть.
Штурм начался с ходу. Не останавливаясь, ряды воинов стали перемешиваться. Сначала вперед выдвинулись воины с большими, обтянутыми бычьими шкурами, щитами. За их спинами на расстоянии трехсот шагов от городской стены начали возводиться бревенчатые башни. На лошадиный холм – известковую скалу в виде лошадиной головы, что стояла посередине плоскогорья, поднялись три десятка воинов с мешками на груди. Вряд ли они были готовы стрелять чем-то или бросать что-то, потому что от них до стены были уже не триста, а пятьсот шагов.
– Волынщики, – пробормотал стоявший рядом с Армиллой Аэс Кертус. – Будут мешать, собьем. Катапульта добьет. Ваше Величество, вам бы следовало идти в замок.
– Почему? – резко обернулась к воеводе Обстинара королева.
– Там безопаснее, – твердо сказал Аэс. – Нас много, а королева у нас одна. К тому же со стен замка дальше видно. И уж во всяком случае я просил бы Вас разрешить присутствовать там паре моих самых глазастых дозорных.
– Сообщать мне любые новости, – приказала Армилла и, к облегчению воинов на стене, отправилась вместе с небольшой свитой в замок. Внизу, в городе, появление королевы встретили криками радости.
Тем временем воины с щитами медленно продвигались вперед. За ними, в живой шевелящейся массе, накрытой такими же щитами сверху, проглядывали осадные лестницы. В отдалении, в двух сотнях шагов, за волынщиками поднялась вышка, на которую забрался воевода северян. Аэс Кертус уже знал, что это убийца его родителей, Вермис. Еще чуть дальше погонщики хлестали лошадей и разворачивали диковинное устройство на восьми колесах, внутри которого покачивался подвешенный на канатах массивный таран, собранный из нескольких бревен и стянутый стальными лентами.
– Успели собрать, – мрачно заметил Аэс, оглянулся и подозвал своего дядю – Соллерса. – Известий от Лауруса пока нет?
– Пока нет, – ответил Соллерс. – Но что он сможет сделать с этими силами? Даже если он не потерял ни всадника – у него тысяча. Здесь их восемьдесят с лишним.
– Да уж, – согласился Аэс. – Горная луговина забита народом. Ни один камень не улетит зря.
Соллерс оглянулся. За стеной, на высоких платформах, были готовы к пускам метательные машины. Рядом с каждой лежали горы камней, но сейчас они были заряжены наполненными горячей смолой и перевязанными кожей горшками. Факельщики стояли тут же. У зубцов стены присели лучники. Седобородые ветераны, натянувшие на руки толстые рукавицы, готовились лить со стены смолу. Дымились чаны.
– Не пора? – спросил Соллерс.
Первые ряды воинов были уже в полутора сотнях шагов.
– Нет, – ответил Аэс. – Первая атака самая важная. И для нас. И для них. Начнем, когда они поднимут лестницы. В этот момент нетерпение должно нарушить их ряды. И мы этому поможем. Сначала сделаем залп катапульт, потом пойдут лучники. Не забывай, за тобой ворота. Как там баллиста?
Соллерс оглянулся. На надвратной башне поблескивали шлемы мастеров дальнего боя.
– Нормально, – ответил Соллерс. – Нитенс занимается ею. Поле пристрелено на пятьсот шагов. С чего начнем?
– Вместе с лучниками, – твердо сказал Аэс. – Первая цель – волынщики. Вторая и все последующие – метатели северян. Хотя по метателям будут трудиться и наши машины. Достанешь до Вермиса?
Соллерс прищурился. Воевода северян стоял на вышке в окружении тяжелых щитов. Да и дальше он был, чем можно было обещать попадание.
– Хорошо, – понял Аэс. – И присматривай за тараном.
– Подъем крут, – поморщился Соллерс, – не поможет им таран.
– Присматривай, – повторил Аэс. – Видишь, за устройством тянут бревна? На плечах у северян кирки. Если подпереть таран сзади, то может сработать. Давай, дядя Соллерс, не подведи!
Соллерс, пригибаясь, побежал к воротам. Аэс продолжал осматривать поле, которое с минуты на минуту должно было стать полем боя. И справа, и слева каменное лоно, в котором укрылся город, окружали непреодолимые скалы, на которых, тем не менее тоже были выставлены дозоры. И такие же дозоры в ущерб оставшимся в городе были отправлены на все перевалы, по которым мог пробраться в долину Тимора хоть один человек. Но, кажется, северяне уже привыкли, что враг ложится под них без особых возражений. Вот уже первые ряды нападающих были в ста шагах. В пятидесяти. Вот уже зашевелились лестницы над головами. На расстоянии двухсот шагов, под защитой все тех же щитов, северяне начали собирать катапульты.
– Час пробил, – прошептал Аэс, оглянулся на башни замка, королева до которых еще не успела добраться, но на которых стоял настоятель тиморского храма Энки, который в городе называли просто храмом. Седой старик поклонился воеводе и обхватил плечи. И Аэс согнулся, обхватил плечи и поочередно сложил пальцы в щепоти, сжал в кулаки, спрятал большие пальцы под остальными, растопырил их, сжимая кольчужницу. Да, старик-наставник отпрысков королевских домов Обстинара и Тимора не раз повторял им те слова, за которые в былые годы можно было угодить на дыбу инквизиции. Нет никаких особых жестов, достаточно просто стиснуть плечи и помолиться про себя Энки любыми словами. А то, что восприняли знаками четырех храмов – щепоти, кулаки, ладони, пальцы, – это не божественное откровение, а судороги боли, которые охватывали горящего человека.
– Человека ли? – всякий раз спрашивал Аэс старика, чей прах уже лет пять как упокоился в каменной могиле под стенами Обстинара.
– Человека, – кивал старик, – потому что для того, чтобы спасти людей, Энки стал человеком, ибо только человек способен испытывать боль.
– А что испытывал Лучезарный, когда проваливался сквозь землю? – не унимался Аэс. – Разве не боль?
– Жажду, – шептал старик. – И голод. И досаду. И великую злобу. Ненависть!
– Пусть так, – прошептал сейчас на стене, против вражеского войска Аэс, герцог уже разоренного герцогства, вставший на защиту соседнего, – пусть так.
И продолжал повторять заученные жесты. И все – лучники, мечники, метатели, мастера машин, копейщики, подносчики дров под смоляные котлы – все они одновременно повторяли те же самые жесты. А потом, когда лестницы пошли вверх, заскрежетали по серой стене, когда снизу раздался торжествующий вой, а с известковой скалы полетела заунывная, но пронзительная песня волынок, Аэс махнул рукой:
– Давай!
Фыркнули катапульты. И одновременно открылись задвижки, и из торчащих на половине высоты стен Тимора известковых желобов хлынула жидкая, кипящая смола. Захрустели вражеские кости и машины. Вой победы сменился воем боли и ярости. А смола все еще лилась, покрывая основание стены, скатываясь тягучей пленкой по каменистому откосу вплоть до самых метательных машин северян, что собирались у его начала. Все котлы Тимора пошли в дело. Все мастера лучшего тиморского квача прикатили свои емкости, согласились вымазать их в смоле. И очень много лучшего квача принесли в горшках. Как раз вдобавок к горшкам с земляным маслом, что были доставлены из самой Самарры.
– Ну, – обернулся Аэс к лучникам, нашел взглядом вытаращившего глаза воеводу стрелков – кивнул, и в тот самый миг, когда со стен полетели косым стальным дождем стрелы, посмотрел на седого, чумазого старика, ссутулившегося на табурете за его спиной.
– Давай, мастер шутих. Пора!
Сначала со стены посыпались искры. Затем с нее полетели горшки. А потом, когда несколько человек обратились внизу в факелы и побежали через толпу, вдруг оказалось, что пламенем занимается сама земля под их ногами. Запылали, словно праздничные вертелы, лестницы с успевшими подняться до середины стены штурмующими. Запылали метательные машины. Запылали все, кто не успевал выскочить из стены сплошного пламени. Захлебнулись, прореженные тремя или четырьмя тяжелыми стрелами волынщики на холме. И Аэсу пришлось остановить подручных мастера шутих, что готовы были сбросить со стены все горшки с квачем и земляным маслом.
– Все, хватит пока.
Воинство северян откатилось прочь, оставив за собой сотни умирающих и уже умерших.
– Сколько? – спросил Аэс у подбегающего к нему Соллерса.
– Не менее трех тысяч, – ответил тот. – В Вермиса попасть не удалось, далековато, но вышку его разрушили. Скатился, будто ком снега с горы. Что будет дальше, знаешь?
– Знаю, – кивнул Аэс. – Дальше они будут ломать стену.

 

Стену попытались ломать уже на следующий день. Укрываясь щитами, северяне принялись суетиться у баллист. Камни, которые они запускали, не могли причинить вреда стене, но, перелетая через нее, калечили защитников, разрушали помосты с котлами. Баллисты Тимора делали то же самое, но их противники не давали пристреляться, то и дело перетаскивали собственные машины с места на место. Зато в состязании лучников, которые с обеих сторон выцеливали друг друга, некоторое преимущество оставалось за Тимором.
– Долгой осады не будет, – покачал головой Соллерс. – Мы не в осажденной крепости, за нами деревни, запасы еды, предостаточно воды, одних горных речек в долине пять штук, все впадают в Азу. Штурм продолжится.
– Как северяне взяли Иевус? – спросил Аэс.
– Говорят, что им помогла магия, – пожал плечами Соллерс. – Никто и никогда не мог взять Иевус. Мурус говорил мне, что ходил справляться к Софусу. Ардуусский маг ответил ему так, колдуны бывают вовсе не колдуны, никчемные, плохие, средние, хорошие, очень хорошие и великие мастера. Последним подвластно многое. Прочие в чем-то сильны, в чем-то нет. Но иногда случается, что не очень сильный колдун вдруг обнаруживает особый талант в чем-то одном. Или в паре умений. Великий мастер может обратить в пыль камень. Даже обрушить башню, если она стоит на одном камне и качается от ветра. Есть такие заклинания, например заклинание каменной дрожи. Но для того, чтобы рушить крепости, нужен именно особый талант. И у северян он есть. Иевус был вскрыт именно так. И Обстинар тоже.
– А Шуманза? – не понял Аэс. – Отчего под Шуманзой северяне проторчали так долго? И зачем им были нужны эти хитрости с запрудой?
– Не знаю, – пожал плечами Соллерс. – Но колдуны говорят, что большое колдовство – как поднятие тяжести. Можно и надорваться. А если не надорваться, то утрудиться так, что приходить в себя с месяц.
– Только на это и надежда, – пробормотал Аэс. – Иначе зачем бы они строили большие машины?
Северяне и в самом деле поднимали за Лошадиной Головой большие машины. Ни Соллерсу, ни Аэсу не приходилось их видеть раньше, но и тот, и другой листали пергаменты в замковых хранилищах. Еще аккадцы рушили такими машинами стены Хатусса. Камень весом со взрослого воина они забрасывали на триста шагов. А стены Тимора были куда как слабее не только древнего Хатусса, но и нынешнего слабого Аббуту.
– Мастеров ко мне! – приказал Аэс. – Мастера машин и мастера шутих!
Посыльный бросился исполнять, а Соллерс мрачно заметил:
– Или венты и анты умнеют, или их кто-то учит. Насколько мне известно, под Шуманзой таких машин не было. Боюсь, что если они будут так страшны, как о них написано в летописях, то нам придется делать вылазки, чтобы уничтожить их.
– Я бы понадеялся на Лауруса, но вряд ли он настолько безумен, чтобы нападать на такого врага, – заметил Аэс. – Меня тоже сейчас беспокоит, кто научил дикарей этому искусству?
– Узнаем, когда на нас нападет их учитель, – предположил Соллерс. – А пока тебе, дорогой Аэс, остается радоваться, что враг стоит в долине ниже Тимора и не имеет речки, чтобы запрудить ее и затопить нас.
– И затопить нас, – пробормотал Аэс и обернулся. Стена, которая перегораживала долину выше города, уже поднялась на три десятка локтей. – А ведь ты молодец, дядя Соллерс. Какой же ты молодец!
– Я? – удивился Соллерс, обернулся, мгновение смотрел на стену, на город, снова на стену, обернулся на долину и прошептал:
– Но ведь для этого нужно будет впустить их в город!
– Чтобы утопить, – процедил сквозь зубы Аэс и закричал: – Через час ко мне мастера каменщиков и мастера кузнечного цеха! А я пока к королеве. Придется ее немного огорчить.
Аэс вышел из замка через два часа. От его мрачности не осталось и следа. Он осмотрел пришедших к нему четырех мастеров, предупредил, чтобы никто из них не болтал ни о чем, что услышит, и начал с плотника:
– Ты видел, что строят северяне?
– Видел, – приосанился седоусый старик. – Сам не строил такое, но устройство известное. Рычаг да противовес. Отношение сторон – одна к шести. С короткой стороны – груз. Очень тяжелый. Длинную – подтягивают канатами. Если большая штука – то человек до сотни надо. Или лошадей. На конце праща с поводом, чтобы раскрылась, когда надо. Если вытянуть большой рычаг локтей на тридцать… То шагов на триста, а с горки и на все четыреста снаряд пойдет. Даже и меня забросит.
– Сколько надо времени? – спросил Аэс. – Хотя бы на две таких штуки?
– Неделю, – выдохнул старик.
– Она у тебя есть, – кивнул Аэс. – Только очень большую не затевай. Поднимайся в замок, на верхней площадке прикинь, как там их поставить, хватит ли места для зарядки. Действуй.
Плотник, почесывая затылок, ушел.
– Теперь ты, – Аэс повернулся к мастеру шутих. – Помнится, мне очень нравились трубочки из бересты, которые ты запускал на празднике равноденствия. Можешь повторить?
– Могу, – растерялся старик. – А зачем? Мы уже победили?
– Пока нет, – ответил Аэс. – Но победим, если запустишь такую же, но побольше. Чтоб долетела до северян и там разлетелась искрами. Может быть, и огнем. А может быть, и не одну штуку. Как думаешь, если взять жестяную трубу, полетит она?
– Трубу? – вытянулось лицо у старика. – Это ж сколько начинки надо? Полетит, чего ж не полететь… Если со стены, так шагов на пятьсот запустить можно…
– Что тебе надо для этого? – спросил Аэс.
– Начинки у меня нет, – пожаловался старик.
– А что надо для начинки? – нахмурился Аэс.
– Да разное, – замялся старик.
– Говори, – потребовал Аэс. – Тут твои секреты никому не нужны. А не скажешь, и передать их будет некому потом.
– Дом мне нужен, чтобы в стороне стоял, – пробурчал старик. – Опасное ведь дело. И три вещества. Во-первых, томленый кузнечный уголь. Лучший. Ведер двадцать.
– Это легко, – прогудел мастер кузнечного цеха. – Ко мне присылай своих подручных, отсыплю.
– Во-вторых, – старик поморщился, – желтый мел. Лекари о нем знают. Ткачи. Храмовники. Кузнецы.
– Это да, – почесал затылок кузнец. – Но что там у нас того мела? Он для чернения применяется, но расход у него небольшой… Ведра два наскребу. А вот ткачи… Лен вроде отбеливают им…
– Собрать весь, что есть, – нашел взглядом посыльного Аэс. – А третье?
– Игольчатая соль, – вздохнул старик. – Я брал у стекольщика, он прикупал у крестьян, да и в разных местах.
– То же самое! – кивнул посыльному Аэс. – А уж жестяными трубами тебя кузнец обеспечит. Занимайся. Не больше недели!
– Только трубы не клепаные! Сварные! – проворчал, уходя, старик.
– Ко мне все? – поднялся кузнец.
– Нет, – вздохнул Аэс. – Теперь самое главное. Ты был в Самсуме, мастер?
– Пришлось, – приосанился кузнец. – Там же главный торг по кузнечному делу. Давно, правда, но был.
– Ты видел водяные ворота в порту? – прищурился Аэс.
– А как же! – улыбнулся кузнец. – У них там на случай осады такая штука. Большой ворот, воротина уходит не в стороны, а вниз. Перегораживают, река начинает наполнять затон, а при надобности стоит поднять эту штуку и волной, значит…
– Ты сделал ворота на верхнюю стену? – оборвал кузнеца Аэс.
– Почти, – насторожился кузнец.
– Сделай их, как в Самсуме, – попросил Аэс. – За неделю. И чтобы их не заклинило, если вдруг появится большая вода. Понял?
Кузнец застыл с вытаращенными глазами.
– Иди, мастер, – сказал ему Аэс и повернулся к каменщику. – Ты уже понял? Стена выдержит?
– Выдержит, – тихо ответил каменщик. – Делали на совесть, на века. Чего б я тогда башни у ворот выкладывал? Каменщики всего Тимора и доброй части Обстинара трудились! Лучшие мастера! Неделя, значит. Ну, фундамент надо бы укрепить. Швы промазать. Кое-где усилить. В двух местах опоры сложить. Вода ведь не волной пойдет, медленно будет набираться?
– Медленно, – сказал Аэс. – Но уже через неделю. Ближняя речка ведь падает в ущелье шириной в два локтя?
– Точно так, – кивнул каменщик.
– Надо начинать засыпать, – приказал Аэс.
– Город смоет, – прошептал каменщик. – Кладка старая, слабая. Много деревянных строений. Перекрытия. Смоет без остатка.
– Послушай, мастер, – так же тихо ответил Аэс. – Главное – люди. Да, город смоет, но люди останутся живы. Или не останутся вовсе. А город придется строить выше второй стены. Это не последняя война, поверь мне.
– Не нужно делать как в Самсуме, – вдруг сказал мастер. – Вода должна хлынуть стеной. Поднимать – медленно. Нужно сделать, чтобы ворота просто упали. Я сделаю. Не сомневайся, воевода.
– А если придется потом оборонять и верхнюю стену? – нахмурился Аэс.
– Буду думать, – вздохнул мастер.
Метательные машины северян заработали через два дня. Но еще до этого дозорные замечали суету в рядах врага. Каждую ночь то тут, то там возникали пожары, слышались звуки схваток. Схватки продолжались и днем, но разглядеть, отчего вдруг тысячи северян снимаются и бегут прочь от крепости, было невозможно. И все-таки едва ощутимо, но их и в самом деле как будто становилось чуть меньше. Впрочем, что восемьдесят тысяч, что семьдесят, для защитников Тимора было едино.
Но через два дня одна из машин врага взметнула к небу кедровое жало, и тяжелый камень, пролетев над стеной, упал на стоящий за ней дом, проломил крышу и, кажется, пронзил его до самого фундамента. Почти сразу же взлетел камень от следующей машины, но не долетел до стены, разбился о склон. Зато следующие три устройства взметнули рычаги почти одновременно, и все их снаряды попали в стену. Аэсу пришлось схватиться за камень, казалось, что вся стена задрожала от ударов. А один из камней снес сразу два зубца за воротами.
– Усилить ворота! – закричал Аэс. – Дозорных на стену! Предупреждать о камнях! Без толку не бродить у стены! И катапульты! Катапульты не упускайте!
Малые машины, что стояли под щитами ближе к стене, тоже продолжили обстрел Тимора. Их наряды радостными воплями отмечали каждое попадание в стену.
– Дней пять, и они разнесут стену в щебень! – забежал на стену Соллерс.
– Нужно продержаться две недели, – отрезал Аэс и прищурился, глядя на дядю. – Послушай, твоя катапульта с трудом добивает до этих устройств, стрела летит на излете, никому не причиняет вреда. Да и меткости так не добьешься. Но большая стрела слишком тяжела! Слишком! Пусть Нитенс попробует метать дротики. Пусть поколдуют твои умельцы, прилепят оперение, что ли, но мне нужно, чтобы смельчаки, которые заряжают эти штуки, нос боялись бы из-за них показать!
К тому времени когда на верхней площадке замка заработали две чуть уменьшенные копии метательных машин северян, прошла неделя. Стену Тимора уже покрывали трещины. Большой помощи от новых машин защитники Тимора не получили. Камням из замка приходилось лететь лишнюю четверть лиги. Они не угрожали собственным стрелкам, но за стеной смогли проредить только малые катапульты врага. Зато враг уже не только крушил городскую стену. Камни, а то и сосуды со смолой летели и в город. На третий день обстрела начался пожар, и Аэс, чтобы сберечь людей, приказал не тушить пожары. Большая часть войска была отведена в долину. Над городом стоял дым. Враг даже забыл о приготовленном таране. Теперь он был не нужен. До прорыва оставалось несколько дней. Сначала катапульта Нитенса и в самом деле проредила наряды больших машин, но вскоре один из камней размолотил ее вместе с мастерами в щепу. Принца Обстинара спасли, но ноги его были переломаны, и для него эта война закончилась. И совсем скоро она могла закончиться для всех прочих. Две сотни каменщиков день и ночь латали стену, порой гибли от стрел врага. Сотня кузнецов пыталась удержать ворота, но что они могли сделать, если едва держались привратные башни?
– Иначе надо строить стены, иначе, – пошатываясь от бессонных ночей, бормотал Аэс, когда на стену выбрался ссохшийся и измученный мастер шутих. – Ну что там у тебя? Я уж думал, не дождусь.
– Три шутихи удалось слепить, – хрипло сказал мастер. – И еще полсотни горшков с сухим пламенем. Если твои мастера катапульт будут аккуратны, можно поджигать паклю и метать их. Но больше сухого пламени нет. Выгреб все. Давайте!
Три десятка таких же старых и скрученных тиморцев, как сам мастер шутих, вытащили на стену длинную жестяную трубу и деревянные козлы. Вслед за ней на стене оказались и еще три трубы – чуть у€же, размером с полтора локтя.
– Это все? – удивился Аэс и поднял глаза на замок. День и ночь на его стенах стояла королева Армилла. Смотрела на горящий город, на трупы защитников, которых оттаскивали за вторую стену, поднимая на веревках. Смотрела на грязную лужу, что копилась за второй стеной. Наверное, она плакала. Но кто это мог видеть снизу?
– Пока все, – закашлялся мастер. – Но сразу хочу сказать, эта большая труба не полетит. Она вроде прицела. И я сорвал голос, прежде чем объяснил кузнецам, что она должна быть гладкой! И все равно пришлось смазать ее маслом. Но первый снаряд пойдет на пристрелку. Если я не попаду, куда лучше не промазать, за машины или до них?
– Лучше дальше, – предложил Аэс и посмотрел на Соллерса. – Тебе не кажется, что среди северян есть кто-то, кто не упустит ничего из того, что придумаем мы?
– Главное, что среди них нет магов, – заметил Соллерс, который и сам был ранен, и потерял на стене уже четверть из своей тысячи, хотя не отбил еще ни одной атаки врукопашную. – А что касается умников… Надо перебить всех, и нечего будет беспокоиться.
– Вот и посмотрим, – кивнул Аэс.
Старик тем временем поставил козлы, заставил помощников водрузить на них трубу, долго смотрел через нее на врага, заставляя то двигать козлы, то поднимать их, подкладывая чурбаки, потом осторожно взял один из снарядов, подозвал помощников и вставил его в основание трубы.
– Отойдите, Ваше Высочество, – обратился он к Аэсу. – Хотя бы шагов на пятьдесят. Я собрал своих друзей стариков, чтобы никто не жалел о них, но вы еще нужны этому городу. Эта очень опасное устройство, хотя магии в нем нет ни на грош. Лучше смотреть издалека.
И он поднял над головой факел на длинной рукояти.

 

После того как огонь был поднесен к концу трубы, раздалось шипение, затем оттуда ударил сноп огня, а через секунду с противоположного конца трубы вылетел снаряд, напоминающий каменную ступу с бьющим из нее пламенем, и полетел к северянам. Он упал за сто шагов за линией машин и с ужасным треском лопнул, окатив пламенем и превратив в факелы не менее сотни врагов. Еще столько же попадали от страха.
– Сейчас-сейчас! – бодро закричал старик и снова припал к трубе. – А ну-ка, мальчики! Но не подходите пока, не подходите, Ваше Высочество! Эти кузнецы ничего мне не обещали!
Второй снаряд снес одну из пяти машин и обдал пламенем две соседних. Под стенами Тимора воцарилась гнетущая тишина. Только вопли умирающих прорезали ее.
– Сейчас-сейчас! – продолжал кричать старик, но это было последнее, что он сказал. Третий снаряд разорвался в трубе. Разорвался с таким грохотом, что и Аэс, и Соллерс решили, будто лишились слуха. Вся артель стариков обратилась в пылающие факелы, разлетевшиеся в разные стороны, а на стене образовалась выбоина глубиной в два локтя. Не сговариваясь, жмурясь от вспышки и ощупывая обожженные лица, Аэс и Соллерс обернулись на верхнюю стену. Она пока стояла.
– Сражаться, – прохрипел Аэс. – Больше нам ничего не остается.
И они продолжали сражаться, но помощи им ждать было неоткуда. Несмотря на то что странные бои то и дело вспыхивали в тылу северян, а однажды с утра тиморцы обнаружили, что из четырех оставшихся машин, одна была сожжена ночью, стена рушилась, город догорал, воины гибли. В конце концов Тимор лишился всех своих катапульт и половины лучников. Стена уже напомнила изгрызенный ломоть хлеба и грозила упасть целиком. Но еще до того рухнули ворота. Они упали вместе с одной из привратных башен в конце первой недели осени. И вся масса северян, которых все еще было не менее семидесяти тысяч, бросилась на штурм против трех тысяч отборных воинов, которых Аэс и Соллерс оставили в городе. Две тысячи мечников сражались на улицах обреченного города, расходясь к замку и к Медвежьей горе, заманивая северян в ловушку, поднимаясь к подъемному мосту и верхней, укрепленной улице под стеной, превращенной за две недели в крохотную крепость. Еще тысяча воинов-лучников скрывалась в крепостных ходах полурухнувшей стены. Сражение длилось почти час. И когда рядом с Аэсом из той тысячи, что уходила к замку, осталось две сотни воинов, когда их ноги уже скользили по мокрому от крови подъемному мосту, с башен прозвучал сигнал тиморского рога. Это значило, что почти все войско северян вошло в город. И в тот же миг мост медленно пошел вверх, а ворота верхней стены упали, и стремительный поток воды начал наполнять город, обрушивая здания и смешивая с грязью, камнем и деревом тысячи и тысячи только что упивавшихся победой воинов. Вышедшие на стену лучники расстреливали тех, кто пытался спастись. Такие же лучники появились и на верхней стене, и на башнях замка, а потом, когда вода стала уходить, обнажая тысячи и тысячи трупов, к воротам, уничтожая пытавшихся вырваться из ловушки врагов, подошел полуторатысячный отряд испытанных воинов, среди которых утомленные, едва стоявшие на ногах Аэс и Соллерс увидели Лауруса, Йора и двоих сыновей Армиллы – Валпеса и Лупуса.
– Надеюсь, ты не скажешь нашей матери, что мы оставили на восточной и речной переправе по сотне воинов, а сами сражались вместе с Лаурусом? – спросил Валпес у Аэса.
– Мы потеряли по пятьсот воинов каждый, – сказал Лупус. – И от тысячи Лауруса осталось всего четыреста всадников. Но поверь, Аэс, мы живы не потому, что прятались в задних рядах.
– Это точно? – посмотрел на утомленного, израненного Лауруса и стоявшего рядом с ним Йора Аэс.
Йор развел руками, а Лаурус понизил голос и сказал:
– Ваше Высочество, я, конечно, понимаю, что Тимор – не ваше герцогство, но я бы их выпорол.
Назад: Глава 22 Вискера
Дальше: Глава 24 Эрсетлатари