– Вот здесь их и нашли, – проговорил Соллерс, стоя на краю пропасти. Далеко внизу шумел, пенился на порогах, рычал водный поток.

– Всех? – спросил Лаурус.

Он был моложе Соллерса на четырнадцать лет. Лаурус Арундо, по безродному отцу Вадум, не достигший еще и тридцати лет, назначенный воеводой пяти тысяч атерских воинов, четыре тысячи из которых самовольно перепоручил Соллерсу Кертусу, брату последнего короля Обстинара. Или, как посмеивались теперь в Ардуусе по поводу каждого из подобных королей, почетного правителя и регента при молодом герцоге. И вот брат как будто уже и не короля, но все еще потомок древнего рода пошел в подчинение к юнцу, который не так давно был мастером самой неприметной проездной башни Ардууса. Но не потому, что Лаурус сделал Соллерсу выгодное предложение или имел наглость иметь собственное представление о том, как следует донимать вошедшие в пределы Аббуту и Обстинара северные полчища. Добрый совет относительно Соллерса Лаурусу дал Кастор Арундо, его дядя. Сразу по возвращении из Лаписа он вызвал племянника к себе, потребовал рассказать о странных замыслах, еще бы, стольких лошадей затребовал себе вновь испеченный воевода, недовольно кряхтел в течение всего рассказа, а потом посоветовал взять помощником и мастером основной части войска Соллерса Кертуса. И воин изрядный, и воевода не из последних. Мурус, у которого Соллерс был помощником до последнего дня, отправился на юг, но выходца из Обстинара пожалел, оставил в Ардуусе на посылках у Кастора, потому как в беде оказался родной для Соллерса край, а Кастору было больно смотреть, как младший брат короля Обстинара, будь тот почетный или еще какой правитель собственной земли, рвет кольчужницу у себя на груди. И вот теперь невысокий, поджарый, чернявый, коротко остриженный Соллерс Кертус, так и не успевший обзавестись к сорока одному году семьей, стоял на краю пропасти и показывал Лаурусу Арундо место, где был найден истерзанный король Тимора Вигил Валор и большая часть его спутников.

– Всех, кто остался с ним на этом краю пропасти, когда свеи обрушили мост, – сказал Соллерс. – Река тащила их тела полтора десятка лиг.

– Ты же понял, о ком я спросил? – понизил голос Лаурус.

За их спинами расположился на короткий привал весь пятитысячный отряд. Четыре тысячи Соллерса подошли от Аббуту, которому пока северяне не угрожали. Конники Лауруса только вчера переправились через Азу между Аббуту и дорогой на Бэдгалдингир. Там, где их не могли видеть лазутчики свеев. Но через пару часов тысяча всадников Лауруса должна была уйти к северу, а воины Соллерса шли в Тимор, так решили новые воеводы вместе со вторым помощником Лауруса, молчаливым дакитом Йором.

– Тебе-то что за дело? – после паузы спросил Соллерс и покосился на Йора, который обходил ряды конников в сотне шагов в стороне. – Она ведь тебе была никем?

– Это ты точно заметил, – с усмешкой согласился Лаурус. – Если Фламма не была дочерью Пуруса, как шушукались при дворе, тогда она мне была никем. Как, впрочем, и каждый из этой тысячи, с которыми мне придется сражаться рядом. Хотя я и сам при дворе всегда был никем. Вором, укравшим имя великого рода. Так что мы оба были с ней изгоями. Разница только в том, что она, как я понял, сбежала на север, а я пришел сюда с войском.

– Разница велика, – не согласился Соллерс, внимательно посмотрел на Лауруса и добавил: – Она была мне племянницей уже потому, что ее мать – моя родная сестра. Так что никто из Обстинара не мог забыть о судьбе одной из нас. Но если она… – он заколебался, – если она дочь короля Тимора, в чем я почти уверен, то наше родство еще ближе. Вторая моя сестра – жена покойного короля Тимора. Да, Фламма могла бы быть весомой причиной для ее обиды, вероятно, она и была ею, но она не только дочь мужа, не только плод измены, она еще дочь нашей сестры. Которой уже нет. В атерских родах не бывает сирот. После смерти Причиллы Арундо матерью Фламмы должна была стать жена настоящего отца Фламмы. Его вдова. Выходит, что и в Тиморе никто не может быть равнодушен к судьбе девчонки.

– Я и не спорю, – согласился Лаурус. – Я спрашиваю о другом, ее нашли?

– Нет, – признался Соллерс. – Все тела застряли на этих порогах, кроме ее тела. Но она была легче воинов, облаченных в латы. Течение могло унести ее в Азу. Однако надежда, что она жива, остается.

– А сведения с той стороны? – посмотрел на север Лаурус.

– У нас были лазутчики, – кивнул Соллерс. – Первое время свеи, венты и анты нанимали или, точнее сказать, принуждали служить им тех, кого встречали на своем пути. Несколько раз мы воспользовались этим, мой брат, да и королева Тимора требовали найти хоть какие-то сведения о Фламме. И об убийцах короля Вигила Валора – тоже. Но все, что удалось узнать, так это то, что отряд свеев, который убил короля Тимора, больше не существует.

– Что же с ним случилось? – не понял Лаурус.

– Они все убиты, – пожал плечами Соллерс. – Потери северян под Иевусом и под Шуманзой были не слишком велики, но вот такая странность приключилась. Уничтожен целый отряд. Причем в бою только двое или трое, и не так давно, где-то в конце первого месяца лета. И все в спину. А остальные… Умерли от ран, от болезней, вовсе от неизвестных причин. Как правило, на становище. Не в бою. Я даже думал, что их кто-то проклял…

– У Фламмы имелись магические умения, – пробормотал Лаурус. – Но накладывать проклятия такой мощи… Это не под силу и мастерам магических орденов. Но с мечом она должна была управляться неплохо. У нас с нею был один учитель.

– Да-а, – протянул Соллерс с кривой усмешкой, – если она сражается так же, как ты, то, судя по нашим последним разминкам, враги Фламмы не могли счесть ее легкой добычей. Кто же этот наставник? Я бы не отказался от нескольких его уроков. Я его знаю?

– Вон он, – показал Лаурус на Йора. – Не знаю, помогут ли тебе несколько уроков, мне удалось мальчишкой еженедельно посещать его пять лет. Но уверяю тебя, я не сумел и на одну ступень подняться к уровню его мастерства. А их там, таких ступеней, за сотню. Как называется эта река?

– Никак, – ответил Соллерс. – Она отделяет Тимор от Обстинара и Аббуту. И везде течет в пропасти. Ее так и называли – граничная пропасть. А саму реку никак. Разве можно называть реку, к которой невозможно спуститься? Ну, или мало где можно спуститься. Ее даже пересечь без больших ухищрений можно только в трех местах – у впадения ее в Азу, у сторожевой башни, где погиб король Тимора, и на тракте на Обстинар. Есть еще веревочные мосты, но они высоко в горах.

– Ведь мост у сторожевой башни восстановлен? – спросил Лаурус.

– Ты увидишь его еще сегодня, – ответил Соллерс.

– Но восстановить быстро его непросто? – сдвинул брови Лаурус. – Если он будет разрушен вновь?

– С ходу – невозможно. Даже старого кедра едва хватает, чтобы перекинуть его с края пропасти на край, а уж те ели, что растут поблизости… Нет, – мотнул головой Соллерс. – Легко эту пропасть не преодолеть. И это значит…

– Это значит, что ловушка захлопнется, – ответил Лаурус. – Мы уходим! Но я не прощаюсь, Соллерс!

Йор уже ждал Лауруса под утесом. Он подал коня своему воеводе, и вскоре тысяча всадников, тысяча молодых ополченцев, не нюхавших, чем пахнет настоящая война, живой змеей двинулись вдоль пропасти, а значит, по краю королевства Аббуту на север. Лаурус вел своих воинов в Обстинар. Соллерс должен был со своими переправляться через тот самый мост и уходить в Тимор. К Соллерсу, которой дал сигнал трубачам трубить сбор, подошел его племянник и помощник, младший сын короля Обстинара – Нитенс Кертус.

– Что все-таки он затеял, этот сумасшедший Арундо? – спросил молодой принц.

– Он собрался дать бой половине северного войска, – ответил Соллерс.

– У него получится? – спросил Нитенс. – Ведь у Слагсмала почти сто пятьдесят тысяч клинков!

– Дать бой – получится, – вздохнул Соллерс. – А будет ли из этого толк, мы еще увидим. Ведь мы тоже участвуем в этой войне. Но насчет сумасшествия я почти согласен.

Лаурус никогда не считал себя ни баловнем судьбы, ни ее пасынком. Отца он своего почти не помнил, по словам матери, тот и появлялся-то после его рождения всего лишь пару раз, но не потому, что та кручинилась о своем проступке и не хотела с ним знаться. Пурус Арундо закатил жуткий скандал после того, как обнаружил, что его младшая сестра на сносях, а после рождения русоволосого мальчишки приставил к Монедуле Арундо стражу и соглядатаев, и в итоге допустил к ней крепкого стражника атера с примесью каламской крови – Клавуса Вадума – только затем, чтобы увериться, что именно этот удалец посмел очаровать вельможную сестрицу. После второй из таких встреч, когда Лаурусу уже было три года, и он смутно запомнил терпкий запах лепестков роз, крепкие руки и низкий голос отца, Клавус Вадум, а также вся его простонародная родня исчезли. Мать металась по Ардуусу с месяц, Пурус разводил руками, пока однажды она не приперла брата к стене. Что там между ними было, Лаурус так и не узнал, но вроде бы клятву о том, что Пурус не причинит вреда своему безродному племяннику и позволит ему остаться под именем Арундо, она из него выбила. Однако это не мешало Лаурусу ощущать каждую секунду нахождения в королевском замке собственную неприкаянность и ненужность, а в минуты случайного или неслучайного совпадения с венценосным родственником – ничем не прикрытую ненависть. «Будь тем, кто ты есть, – наставляла его мать, – и тогда ни чужая любовь, ни чужая ненависть не помешают тебе, не собьют тебя с пути. Первая только добавит тебе силы и радости, как нежданный подарок, а вторая станет привычной, как ненастье, которое не страшно под прочной крышей».

К сожалению, Лаурусу так и не довелось увериться в прочности крыши над головой, хотя его мать и пыталась возвести над ним ее. Когда ему было еще лет десять, мать отвела его к хмурому дакиту, который жил на окраинной ардуусской улице, к Йору. Пять лет почти без перерывов тот еженедельно лепил из неуклюжего, пусть и бойкого, мальчишки будущего воина. А в этом году словно вспомнил о своем ученике, появился у восточной башни, где Лаурус уже третий год служил мастером, и предупредил, что его молодой жене, с которой он шесть лет назад познакомился у этой самой башни, и двум его малышам – мальчишке и девчонке грозит опасность. Соглядатаи еще прошлого тайного слуги Пуруса, Кракса, стали следить за ними. Лаурус побежал к матери, и по ее помутившимся глазам понял, что его семье угрожает та самая опасность, которая стерла в пыль его отца. Идти Лаурусу было больше не к кому, только к Йору. И тот словно ждал прихода бывшего ученика. Предложил завтра же отправить жену в ее родное село под Ардуусом, в котором не так давно умерли ее родители – мать-атерка и отец, выходец из Тирены. Лаурус, который еще год назад был ошарашен внезапной смертью близких родственников, попытался сказать, что дом стоит заброшенным и что никто из села не приближается к нему, ходят слухи, что не своей смертью умерли родители его жены, она до сих пор слез не выплакала, но Йор был неумолим. Правда, как передала ему жена, сам поймал ее на рынке, когда она заходила в лавку коренщика, где именно дакит оказался за прилавком, и пока она набивала в тесном закутке суму, разъяснил ей – что и как делать, да показал через мутное стекло соглядатая, который не спускал с нее глаз и, возможно, лишил жизни ее родителей. Еще и платок дал, слезы утереть. И вовсе оказался не таким уж страшным, хотя, когда клыки его блеснули, она едва не завизжала, хорошо, что голос от страха пропал.

После этого Лаурус делал все, как велел Йор. Отправил жену в село, через неделю узнал, что в селе случилась беда, сгорел тот самый заброшенный дом, а вместе с ним и двое крепких, судя по росту и странным ножам на поясах, воинов. Еще через неделю, в ответ на расспросы матери, Лаурус рассказал, что на самом деле его жена замучилась от постоянной слежки неизвестных соглядатаев и поехала на родину отца, в Туршу, чтобы успокоиться, благо еще и купчая на его домик сохранилась, и надо было уладить дела и с ним, и поискать дальних родственников, раз уж не осталось ближних. Мать поняла, побледнела, кивнула и удалилась. А еще через месяц через Йора пришла весть от жены, что она устроилась в Самсуме, все хорошо, и она, и дети скучают по Лаурусу и надеются на скорую встречу.

Она бы и случилась, эта скорая встреча, Лаурус уже собирал вещи, мать дала ему денег, как вдруг все переменилось не по его воле. Фламма Арундо, рыжеволосая разбойница, которая казалась Лаурусу самой достойной среди его вельможных родственников и которую он пару раз заметил во дворе Йора, исчезла. Королева Причилла почти сразу после этого умерла, и ненависть короля Пуруса стала обжигающей. Затем внезапно Ардуус сделался великим царством, Пурус Арундо – почти императором, над страной нависла угроза войны, а Монедулу, его мать, хватил удар. И вот ее не стало.

Встреча с семьей, о которой Лаурус думал днем и ночью, разом отодвинулась на многие месяцы. Все, что Лаурус мог, это передать жене деньги, которые успела оставить ему мать. Подданный своего короля и сын своего королевства Лаурус Арундо, или Лаурус Вадум, не мог бежать из страны в те дни, когда ей угрожала опасность. Он собирался идти в северный поход простым воином, но старина Мурус принес неожиданную весть о назначении Лауруса мастером пятитысячного войска. Ночь сын Монедулы ломал голову над тем, зачем это было нужно Пурусу Арундо, еще день над тем, что он должен сделать на этом повороте судьбы, вспоминал прочитанные трактаты о прошлых войнах, которые в избытке приносила ему мать, и на второй день явился к Мурусу, который и сам уже собирался отправляться на юг, с тем, что пришло в его не заполненную привычными установлениями голову. Мурус слушал Лауруса долго, затем кивнул, достал из ларца несколько листов самсумской бумаги, написал на них письма королям Утиса и Хонора, и письмо Кастору Арундо, припечатал послания сургучом, наложил наговоры секрета и вызвал гонцов, одному из которых поручил перехватить Кастора на пути из Лаписа в Ардуус и передать ему депешу из рук в руки, а прочим повелел спешить к адресатам, как на пожар. И вот не прошло и трех недель, и Лаурус во главе конной тысячи молодых воинов движется по землям Аббуту.

Суровый и ставший вновь молчаливым Йор следовал за Лаурусом неотступно, и все чаще последнему казалось, что дакит приставлен к нему самим божьим провидением. Именно Йор наставлял тех из его воинов, кто не слишком уверенно чувствовал себя в седле. Именно Йор успевал проверить и оружие, отдельно наставляя сотников и десятников, и умудрялся ежедневно повторять уроки по стрельбе из седла, и даже сумел устроить так, что у каждого конника имелась притороченная к седлу жердина-пика с заостренным, обожженным концом, с хорошим упором под руку и длиной не менее шести локтей. Конечно, расчет Лауруса был в целом верным, свеи, да и венты и анты не слишком дружили с лошадьми. Не то что они с ними не знались, но, во-первых, начинали все свои войны на ладьях, по слухам, и теперь на северном берегу особая орда в тысячу клинков охраняла тысячи оставленных в сбережение кораблей, а во-вторых, северяне любили отведать печеной конины и с трудом отказывали себе в этом удовольствии. Однако рассчитывать на то, что у северян вовсе не будет никакой конницы, не приходилось, а против топоров, с которыми враг управлялся с особым мастерством, да в конном бою, только пики и могли способствовать сбережению Лаурусовой тысячи. Все прочее, что относилось к его планам, проверить можно было только во время настоящей схватки. Одно сразу сказал Йор: не следует в одну отливку лить каждый последующий слиток. То, что может пройти на севере, вряд ли пройдет на юге. Да и как может оно пройти, если именно в коннице сила южан? Никто не говорит, что нельзя превзойти противника в том, в чем он особенно силен, но не стоит радоваться победе, в которой враг будет придушен трупами твоих соплеменников.

Теперь, когда отряд Лауруса двигался вдоль пропасти, на дне которой шумел водный поток, именно эти мысли приходили к нему в голову. Еще вечером в первый день отряд достиг той самой переправы, у которой погиб король Тимора Вигил Валор. На той стороне пропасти у древней башни несли службу два десятка тиморцев. У подновленного моста была возведена стена с башенками для стрелков и стальными воротами. Вряд ли она остановила бы врага, но задержать его могла. Лаурус приказал тысяче располагаться на постой, а сам вместе с дакитом отправился к стражникам.

Известия, что вслед за отрядом всадников, который направляется в Обстинар, идут четыре тысячи мечников под управлением Соллерса и Нитенса Кертусов, а к Аббуту движется основная сила Ардууса, вызвали у тиморцев дружный вопль восторга. Однако те известия, что узнал у тиморцев Лаурус, не обрадовали его. В сто пятьдесят ли тысяч или вполовину от них, но большое войско Слагсмала уже вступило в Обстинар. Неизвестно, чем оно сейчас занято, но, скорее всего, грабежом деревень и сел. Уж во всяком случае, именно этим оно занималось и в южных районах Валы, и в северных районах Аббуту, которые, к своему счастью, успели покинуть жители. Наверное, по сей день забита переправа на левый берег Азу у Аббуту? О том же можно сказать и по поводу Обстинара. Жителей на равнине нет, они ушли в горы, куда добраться непросто даже летом, но большею частью в горные долины Тимора. И теперь у северного моста через пропасть – давка. Зима будет трудной, неизвестно, как еще закончится война, но возвращаться будет некуда. Деревни горят, враг озлоблен скудостью добычи. И в Тиморе будет то же самое.

– А что с войском Обстинара? – спросил Лаурус. – Ведь он может собрать до тридцати тысяч ополчения? И из них крепких воинов не менее двух тысяч? Одна дружина в пятьсот лучших клинков!

Два тиморских десятника, с которыми говорил Лаурус, переглянулись и закряхтели.

– Да, в Обстинаре поболее будет ополченцев, чем у нас. Мы и двадцать тысяч с трудом наскребаем. Ну так у Обстинара равнина, а у нас горные долины. Деревень меньше, народу меньше. Но тут ведь вот какое дело, там больше половины деревень валские, а из валов понятно, какие воины.

– Не хуже, чем из атеров, – подал голос Йор.

Десятники снова переглянулись и дружно развели руками:

– Однако Вала легла под северян полностью! Где их войско? И чуть ли не треть Аббуту под ними уже! И в Аббуту треть народа валы, а треть нахориты! Где их войско? Слухи доходят, что половина северян во главе с Джофалом жжет и грабит Касаду! Где их нахоритское войско?

– Чуть позже будем считать и сверяться, – нехорошо улыбнулся Йор. – Всем будет отсчитано по доблести его. Но сражаться придется плечом к плечу – атерам, нахоритам, валам и даже дакитам.

– Может быть, – усомнились десятники. – Только вот дакита мы видим в атерском войске первый раз. Еще есть?

– Будут, – твердо сказал Йор. – Война-то не последняя.

– Мы идем в Обстинар, – продолжил разговор Лаурус. – Есть вести оттуда?

– Вестей особых нет пока, – вздохнул один из собеседников. – Все, что знаем, так это то, что король Обстинара заперся с королевой и дружиной в замке.

– Не от страха! – добавил второй собеседник. – А чтобы оттянуть на себя войско Слагсмала, чтоб он подавился во время первой же трапезы! Все же пусть Обстинар и малый замок, но уж во всяком случае и стены его, и башни куда уж прочнее и неприступнее, чем стены Шуманзы, а она долго держалась!

– Да и не прикрывает этот замок ничего, кроме самого себя, – чмокнул губами первый десятник. – Деревни Обстинара пусты, народ перебрался в горы или в Тимор, а войско Обстинара теперь под герцогом новым, под сыном короля – Аэсом Кертусом. Двадцать лет всего парню, а слухи ходят, что очень он разумен, очень. В прямую схватку с северянами не вступает, но треплет их понемногу. Но у него только пятнадцать тысяч вроде? Половина его войска уже в Тиморе. Там великая драка намечается. Тимор ведь прикрывает собой горные долины, где весь народ сберегается. Понятно, что у Слагсмала войска побольше, но так мы в Тиморе дома, да и со всеми силами – все одно половину от его силы соберем!

– Кто властвует в Тиморе? – спросил Лаурус.

– А кому там властвовать? – переглянулись десятники. – Королева, конечно. Армилла. На нее вся надежда. При ней два сына – Валпес и Лупус. Молодцы ребятки, но ведь по восемнадцать лет всего!

– В войну взрослеют рано, – подал голос Йор.

– А где герцог Адамас? – спросил Лаурус.

– Известно где, – пожали плечами десятники. – В Аббуту. В любом случае там будет главная битва. И вроде бы второй сын короля Обстинара – Тенакс Кертус с ним! У них там трудов выше головы. Беженцы ведь через Аббуту идут на юг. Надо же воинов-то подгребать под себя, дух в них воинский возвращать, оружие. Кузни там, вроде бы, день и ночь молотами звенят! Эх, жаль, что стены у Аббуту невысоки!

– Дело не в стенах, – покачал головой Йор. – Хотя ваша стена у моста пользу принести может.

– Может, – согласились воины. – Но если умельцы с топорами измудрятся по стенам пропасти к нам забраться, то и стена не спасет.

– Не стены спасают, – завершил уже ночной разговор Лаурус. – Ждите. Завтра придет к вам помощь.

Утром, не дожидаясь войска Соллерса, конный отряд продолжил путь на север. Через два дня пропасть с бурлящим потоком пошла на восток в сторону вершин Хурсану, гор, в долинах которых пытались укрыться от нашествия жители Обстинара. Их деревни, попадавшиеся на пути конного отряда, были сожжены. На четвертый день отряд повстречал дружину свеев в сотню топоров. Разбойники как раз выбирались с одного из пепелищ, увязывая в тюки добычу. Выехавшие из перелеска первые ряды ардуусской конницы они восприняли как легкую добычу, попрыгали в седла и понеслись вперед с гиканьем и воем. Йор дал команду прихватить пики и бить северян с ходу.

Отказать им в смелости было нельзя. Даже поняв, что против их сотни более многочисленный отряд, венты, а это были они, не развернулись. Правда, и удивиться им не пришлось, так быстро с ними покончили. Разбойников смели в секунды.

– Недоумки, – пробурчал Йор, когда трофеи были собраны, лошади пойманы и потери подсчитаны – двоих всадников потерял и отряд Лауруса. – Смелые недоумки. Никого не послали с известием. А ведь войско северян где-то поблизости! Теперь, кстати, начинается самое сложное, – улыбнулся дакит Лаурусу, который и сам сиял от первой победы. – Стереть улыбку с лица, потому как подобная радость пьянит. Пустить дозоры на десяток лиг в стороны да наказать обходиться ночью без костров. Война ведь не только в битвах длится, но и между ними!

Войско северян было обнаружено тем же вечером. Оно стояло лагерем на высоком холме в пятнадцати лигах к северо-востоку от места короткой схватки. Дозорные Лауруса сообщили, что северяне жгут костры, но охранников выставили во все стороны, видно, не налегке прогуливаются по чужой земле. Но уж меньше их на холме, чем сто тысяч воинов. Хорошо, если половина. И по шатрам видно, и по кострам, и по стягам, каждый из которых отмечает тысячу.

Йор удовлетворенно кивал, а Лаурус ломал голову, где же остальная часть войска Слагсмала, ведь полторы сотни тысяч должно быть у северян? Или же сотню тысяч он все же оставил у Обстинара? Или верны подозрения и часть войска Слагсмал сразу направил на Аббуту? Хорошо еще, что конников при северянах не больше тысячи. Одно осталось выяснить, сработает ли кочевая тактика против северян или нет.

Конники Лауруса снялись с места затемно и с первыми лучами солнца оказались в пяти лигах от противника. Здесь, в предгорьях Хурсану, всякая равнина была ограничена скалами и узкими речками, но от холма, на котором держало ночевку вражеское войско, вдоль дороги на юг лежали хлебные поля, убрать урожай с которых, наверное, было уже не суждено. Лаурус вместе с Йором обследовал часть дороги, по которой, судя по снимающемуся с лагеря врагу, тот собирался двигаться, и определил, что первый удар будет нанесен из светлого соснового бора, расположенного на взгорке в лиге от тракта. Йор с сомнением качал головой, бурчал, что этакая тактика хороша для степи, в крайнем случае для лугов Аббуту и Касаду, но выбор одобрил и тут же принялся втолковывать задачи каждому из сотников, что не отставали от Лауруса.

Войско северян показалось на тракте к полудню. Дозоры ими выпущены не были. Первыми двигались всадники, не более сотни. За ними тянулась колонна, в которой вперемешку шли воины с топорами, пиками и мечами и скрипели телеги обоза.

– Недолго так будет, – прищурился Йор, наблюдая вместе с Лаурусом из бора за врагом. – Поумнеют быстро. И дозоры будут пускать, и сберегаться. Но пока нужно пользоваться и глупостью. Пора.

Лаурус взмахнул рукой, и половина его отряда рванулась навстречу врагу. Появление пятисот всадников явно обескуражило северян. Раздались тревожные вопли, колонна встала, заблестели мечи. Теперь все зависело от того, смогут ли молодые воины, некоторые из которых и лук-то держали в руках не более двух недель, выполнить все, что вдалбливал в них сначала Лаурус, а потом и Йор.

– Эх, – клацнул клыками дакит. – Не совсем мы повторяем степняков, не совсем. Они ведь проделывали этот трюк на просторе. Мчались вдоль строя врага и осыпали его стрелами. А у нас вся разбежка – пол-лиги.

– Зато уж и не обойдут нас, – заметил Лаурус.

– Пока не научены, не обойдут, – согласился дакит.

– А пока научатся, так иссякнут, – предположил с волнением Лаурус, – а не иссякнут, еще что-нибудь придумаем.

Всадники придержали лошадей за сотню шагов от вражеского строя. Северяне, которые уже были готовы встретить конных на пики и топоры, огласили свои порядки воем и криками и даже двинулись вперед, но тут-то в их сторону и полетели стрелы. Пять залпов успели совершить конники Лауруса, пока венты не догадались укрыться за щитами и двинуться вперед под их прикрытием. Тут-то, повинуясь команде, отряд развернулся и бросился прочь. Всадники северян припустили за ними, чтобы рассчитаться с наглецами за внезапный урон. Но пять сотен стрелков разошлись в стороны и сквозь них, навстречу сотне или большему отряду северян вылетела вторая половина отряда Лауруса – теперь уже с пиками наизготовку. В несколько минут враг лишился своей конницы.

– Отлично, – кивнул Йор. – Дуй в рожок, уходим. Потери врага не менее пятисот воинов. Так больше не получится, но начало хорошее. Теперь будем нападать сзади и с флангов. Но уже не сегодня.

Негодующий враг остался за спиной, а отряд Лауруса, не потеряв ни одного человека во второй схватке, отловив большую часть лошадей противника, ушел на юг, где через десяток лиг и встретился с войском Аэса Кертуса, немало порадовав и его, и себя.

В тот же день к тысяче Вермиса, осадившей неприступный Обстинар, подошла личная дружина Слагсмала в тысячу клинков. Охранники с необычными, большими щитами вывели к главным воротам крепости Ути. Сестрица Слагсмала, который, прихрамывая, шел за ее спиной, была бледна, но решительна. Стрелы, которыми противник пытался остановить странную процессию, стучали по щитам без толку, а камни не могли долететь до них. Ни катапульт, ни других метательных машин в Обстинаре не оказалось. Слишком уж неприступным считался замок. К тому же котлы со смолой в изобилии парили на его башнях и стенах, но Ути остановилась за сотню шагов до глубокого рва и поднятого к плоскости мощных ворот стального моста.

– Осторожнее, – попросил сестрицу Слагсмал. – Не рвись. Нам эта крепость ни к чему. Да и воинов в ней не более полутысячи.

– Нет, – прошептала, соединяя ладони перед грудью, Ути. – Нельзя оставлять ее за спиной. Не из-за ее силы. Из-за ее доблести. Все должно быть смешано с пылью. Иначе прорастет не единожды.

Стрелы все еще продолжали стучать по щитам, но к этому стуку примешался и другой звук. Сначала он напоминал потрескивание, затем шорох и щелканье камня, какое случается в горах перед камнепадом. Слагсмал сделал шаг вперед, с тревогой всматриваясь в лицо Ути, в уголках губ, глаз и у основания носа которой повисли капли крови. Наконец она разняла ладони, и в это мгновение привратные башни Обстинара рухнули, засыпая ров и обнажая нутро только что бывшей неприступной крепости. Загремел падающий мост и ворота, покатились камни. Двое воинов подхватили покачнувшуюся Ути, еще двое понесли вслед за ней еще не набравшего полную силу Слагсмала. С криком в образовавшийся пролом ринулась тысяча Вермиса.

Когда Ути открыла глаза, рядом, стирая с ее лица кровь, стоял Слагсмал.

– Убить всех, – прошептала она, глядя на сражение в крепости. – За каждую каплю моей крови. Убить всех.

– Как скажешь, мое сердце, – прошептал суровый воин Слагсмал.