***

- …им вроде бы ничего и не надо было. Во всяком случае, вопросов никаких не задавали и денег не требовали. Меня самого там не было, но Мелт рассказывал. Они ведь всех соседей разбудили и на улицу выгнали… Ну, чтобы видели, значит. Вывели Юла и подпалили все.

— А Марта?

— А Марта там осталась. Они Юла держали, пока все не догорело, а потом горло ему перерезали… И, естественно, ни полиции, ни стражи. А наши дружинники испугались. Понимаешь, ведь одно дело грабителей погонять или вора к столбу привязать, а тут уже вроде как война. Они ведь и не таились-то.

— Люди Большого?

— Да. Хотя все новые какие-то. Никого из тех, кто в нашем районе ошивался, не было. Все незнакомые. Потом уже Пескарь — парень, которому я плачу, рассказывал, что Большой новую команду где-то набрал. Непонятно, чем они занимаются. Наши… ну… местные, вначале переживали, что их спишут, но сейчас успокоились. Те — сами по себе, наши — сами по себе. Слушай, Макс, я тут в "Поросенке" вроде как снова начал хозяйничать… Ну, Юла ведь убили, а тебя не было. Но все деньги, что Юл мне заплатил, они здесь. Если у Юла есть родные…

— Нет у него никого. Не было…

— Тогда они, наверное, твои?

— Наверное. Я их заберу попозже. Может быть заберу.

По пути в гостиницу мне больше ни о чем не думалось. Даже сил себя клясть не было. Можно было сколько угодно переводить стрелки на Виктора и обвинять его во всех мыслимых и немыслимых грехах и ошибках, но я-то знал — в том, что произошло с Юлом, моя и только моя вина. Большого нужно было убить сразу после Креста. Нельзя оставлять живого врага у себя за спиной. Ни при каких обстоятельствах нельзя. Я же знал, что Большой захочет отомстить за своего генерала. Даже не то, что захочет — для него это единственный вариант. У него просто выбора нет, И у меня не было, а я подумал, что есть. Поэтому Марту и Юла убили.

Все наши торчали в номере. Ни слова ни говоря, я начал закидывать вещи в мешок.

— Питер, вы куда-то собрались?

— Да.

— Мы отправляемся завтра утром.

— Счастливого пути.

— Не понял?

— Я уволился.

— Как? Вы не можете!

— Я это только что сделал.

— Питер!? Вы не можете!

Я промолчал.

— Вы не можете! Мы почти достигли цели!

Я опустил мешок. И на кой ляд мне столько барахла? Вывалив все на кровать, я собрал арбалет и замотал его в плащ, чтобы не привлекать ненужного внимания на улице. Потом сложил самое необходимое. Размер мешка уменьшился раза в три.

— Ты уходишь, Питер?

— Да, Альф, я ухожу.

— Как?

— Ногами. Ногами ухожу.

— И это все, что ты можешь сказать? — Алиса уперла кулачки в бока и стала походить на букву "ф".

— Да. Это все. Прощайте.

— Питер, вы не можете уйти сейчас, — голос Карелла звучал почти умоляюще.

— Попробуйте меня остановить.

Виктор посмотрел в угол, где Эрлик, сидя в кресле, чистил ножом яблоко. Я тоже посмотрел на нагуаля. Честно говоря, я не знал, что буду делать, если он станет на сторону Виктора. Драться с ним у меня никакого желания не было, да и результат такой схватки был предрешен заранее. Однако Эрлик продолжал невозмутимо срезать тонкую яблочную кожуру. Он даже головы не поднял. Виктор поник.

- - Вы не можете… Как? Мы же почти у цели… У нас такая команда…

- - Какая команда, Карелла? Эту шайку клоунов–неудачников вы называете командой? Откройте глаза! Покойный миллионер, свихнувшийся разведчик, чародейка без способностей, полуэльф–пацифист и юная социопатка… Это не команда, а бродячий цирк! Не смешите меня. У нас один Фрай может считаться относительно нормальным, да и то только потому, что не проявил своей ненормальности. Пока не проявил. По отдельности, конечно, эксцентрики еще те, но все вместе мы составляем одно громадное недоразумение.

- - А что я скажу Блоку?

- - Ваша забота.

И вышел на улицу.

Когда прошел первый запал, я обдумал сложившееся положение более трезво. Сколько посетителей было в "Поросенке и соловье"? Сколько пар глаз наблюдало за мной из-за занавесок на улице Двух желудей? Тот наркоман — был ли он настолько под дозой или просто притворялся? Откуда у Большого появились новые парни? Хотя, на последний вопрос я мог ответить и сам — из земель Вельсунгов. Больше неоткуда.

По всему выходило, что меня убьют еще до того, как я подойду к дому, где обитал Бобо. Просто пристрелят из какого-нибудь окна или с крыши. Я, конечно, любил Юла, но не настолько, чтобы помереть так глупо, тем более, что и смысла в этом не будет абсолютно никакого Лучше всего сейчас было бы затаиться и ждать. Они не смогут долго находиться в состоянии боевой готовности, а у меня достаточно денег, чтобы выжидать целую вечность. Придя к такому выводу, я свернул к кварталу цвергов. Там городская стена примыкает прямо к скале и легче всего перебраться на ту сторону. Из города нужно было на время уйти.

- - Пс–с-ст… эй… пс–с-ст… — из щели между двумя домами кто-то подавал мне непонятные знаки.

Я подошел ближе.

- - Да не торчи же ты на виду! Давай скорее!

Между двумя глухими стенами, куда я едва втиснулся, находился… находилась… в общем находилось какое-то существо. И еще — его запах, который был настолько густым, что по праву мог бы считаться атмосферным явлением.

— Пойдем, тут нельзя долго находиться, — существо схватило меня за руку и потащило за собой через полуподземные ходы в завалах мусора и грязи.

Когда мы, наконец, остановились, то я вспомнил подвал, в котором беседовал с Виктором, и подумал, что то место было просто королевскими апартаментами по сравнению с этим. Существо выпрямилось и стало понятно, что это человек. Мужчина, если быть конкретнее.

— Не узнаешь?

— Простите, не признал, ваше величество…

— Хе–хе–хе… Я — Гвоздь. Помнишь Креста?

Естественно, я помнил Креста. И Гвоздя я помнил. Но то, что находилось перед моими глазами, не было Гвоздем. Оно и на человека походило только условно.

— Плохие времена?

— Ты знаешь, что Большой тебя ищет с тех пор, как ты Креста шлепнул?

— Догадываюсь.

— Ты собираешься что-нибудь делать?

— Допустим.

Мне активно не нравился этот Гвоздь. Тот Гвоздь был трусливой шестеркой, боявшейся своей тени, а этот… Этот был значительно смелее.

— Ты и до его дома не дойдешь. Тебя уже ждут.

— Откуда ты знаешь?

— Хе–хе… я теперь многое знаю. Мне это надо знать, потому что я жить хочу. Я покажу тебе, как пробраться в дом, если, конечно, ты этого хочешь.

— Тебе-то это зачем?

— А какой у меня выбор? Сдохнуть среди этих отбросов? Щелкунчика сразу убили, а я живой только потому, что у девки задержался. А если я из этой норы вылезу, то меня тут же и грохнут. Большой ничего не забывает и ничего не прощает, ты знаешь. И из города не сбегу — куда бежать? А если тебе повезет и власть сменится, то и у меня шанс будет.

Объяснение было подходящим. Не хуже и не лучше какого-нибудь другого. Вот если бы он сказал, что хочет избавить мир от такого негодяя, как Большой, то я бы задумался. В альтруизм и самопожертвование мне как-то слабо верится.

— Валяй, излагай.

— Дай сигарету.

Я выдал ему пачку "Голуаза". Гвоздь прикурил, закрывая огонек ладонями, жадно затянулся и сказал:

— В дом Большого есть подземный ход. Я знаю, где он находится.

— Откуда знаешь? И вообще, зачем Большому подземный ход?

— Он же параноик. Он только этой троице и доверял — Кресту, Лисенку и Болтуну. Ход копали лет семь назад. У меня корешок был — на одной улице росли, так он за рабочими присматривал. Как-то пили вместе, он и рассказал. А потом пропал. И рабочие пропали.

— Ты сам-то этот ход видел?

— Не–а…

— Так может его и нет вовсе?

— Может уже и нет, но тогда был.

— Ладно, где это?

Гвоздь сделал вид, что колеблется.

— А деньжат не подбросишь?

— Ты со мной не торгуйся. Мне дешевле и спокойней тебе глотку перерезать. Но деньжат подброшу — не жалко.

Я выудил из кармана горстку монет и выдал ему.

— Ну?

— Вход за городской стеной. Если проведешь прямую линию от дома Большого до того места, где стена примыкает к скале, то на этой линии найдешь дом. Он почти у стены находится, так что не ошибешься. Там на кухне, в углу, есть люк в подвал, а уже из подвала ведет ход в резиденцию к Большому. Вроде бы выходит он тоже в подвал на кухне прямо напротив кабинета Бобо. Все. Больше ничего не знаю. И я с тобой не пойду, — он покрепче зажал монеты в кулаке, готовый дать деру.

— Расслабься. Сколько человек обычно находится в доме?

— Когда как. Трудно сказать. Может, сто человек, а может, и нет никого.

— Ладно.

Прощаться и желать ему удачи я не стал. Не такой уж он мне и приятель.

Дом удалось найти почти сразу же. Выглядел он разрушенным и заброшенным. Сюда никто не наведывался по крайней мере с зимы, тем не менее я осмотрел всю округу на предмет ловушек. Их или не было, или они были слишком уж хорошо спрятаны. А вот сам вход спрятан не был. Некоторое время я подождал, безо всяких оснований надеясь, что Большой избавит меня от лишних хлопот и вылезет из этой норы сам, но чуда не произошло. Пришлось собираться в гости.

Я ожидал увидеть что-то вроде узкого лаза, по которому мы с Максом Лэном выбирались из гарнизонной тюрьмы, но был приятно удивлен — широкий тоннель с высокими потолками и деревянной крепью. Правда, доски кое–где прогнили, но, если верить Гвоздю, семь лет прошло. Навряд ли Большой заботился о поддержании путей отхода в достойном состоянии.

В кухонном подвале царила тишина. Мне это сразу не понравилось. Не должно было здесь быть так тихо. Какие-то звуки все равно проникали бы. Наверное, с полчаса я сидел на корточках, напряженно слушая темноту. Ничего. Подняв крышку люка, тоже ничего не услышал и не увидел. На кухне не было ни единой живой души. Самым разумным было бы убраться отсюда подальше, но я вообще редко поступал разумно. Да и забрался уже слишком далеко.

В коридоре тоже никого не было. Дверь напротив кухни была закрыта. Если верить Гвоздю, именно там обитал Большой. Конечно, с его габаритами на второй этаж лишний раз не поднимешься. В последний момент я еще раз подумал, что этот гаденыш с мусорника мог запросто навешать мне лапши на уши, просто чтобы выманить немного денег. Я тут же отогнал эту мысль. Все-таки насчет хода он не соврал. И я тихой тенью скользнул за дверь кабинета.

К моему превеликому удивлению, это оказался действительно кабинет, причем выдержанный в довольно строгом стиле. Даже книги были. А их читатель сидел в огромном кресле посреди комнаты и тупо пялился на меня заплывшими жиром глазками. В фильмах, которые я видел, герой перед тем, как убить кого-нибудь по–настоящему плохого, начинал долго, нудно и многословно объяснять жертве, почему он вынужден совершить такой нехороший поступок. При других обстоятельствах я бы охотно поболтал с этой жирной скотиной, но сейчас на это не было времени, так что он и понять не успел, что произошло. Я вытер меч об обивку кресла и тут сзади меня открылась дверь и чуть обиженный голос произнес:

— Где ж вас носило столько времени?

Я уже чувствовал между лопатками холодную сталь арбалетного болта и поэтому повернулся очень медленно. Болта не было. И арбалета не было. На пороге стоял коренастый человек такого маленького роста, что если бы он отрастил себе бороду, то вполне мог бы сойти за высокого гнома или цверга. Он с любопытством оглядел меня с ног до головы, затем подошел к телу Большого, распростертому на полу, и со всего размаха пнул его ногой. Затем плюнул на него и пнул еще раз, но уже не с такой силой.

— Наконец-то. Заходи теперь, — и махнул рукой.

В проеме двери показался Болтун. Коротышка был без меча, но на поясе у Болтуна висела сабля, хотя никаких попыток извлечь ее из ножен он не предпринимал. Наоборот — показал мне пустые ладони и медленно опустил руки.

— Да вы присаживайтесь, Питер. В ногах правды нет, — коротышка уже расположился в кресле Большого. Его ноги не доставали до пола.

— Спасибо, я постою. Вы кто такой?

— Ну, как у всякого порядочного бандита, у меня масса имен. Тут меня называют Шкипером. Это имя мне не нравится, но оно все равно лучше того, которым меня родители наградили.

— А можно узнать, каким именно?

— Франтишек.

— Да, пожалуй, Шкипер будет получше.

— Вот и я о том же. Только что вы мне сделали подарок, которого я ждал четыре года, — он попытался еще раз пнуть тело своего бывшего шефа, но не дотянулся и снова плюнул с замечательной меткостью. — К сожалению, я не могу отплатить вам отпущением грехов. Нельзя, понимаете ли, убивать глав семей… иначе я давно бы его сам пришил. Нельзя, потому что тогда вообще начнется путаница, неразбериха и черти-что, как в нашем правительстве. Но я ведь могу и не сразу обнаружить тело? Скажем, через сутки? Вам хватит суток, чтобы убраться из Фаро? Тропа Норди хоть формально и под нашей юрисдикцией, но мы ведь вначале будем вас здесь искать, потом, наверное, в Тако–Но, Тако–Ито… Долгое дело. Кроме того, мне надо тут прибраться немного. У покойника было мало сторонников, но все-таки они были. Как вам мое предложение?

— Вы меня, значит, использовали?

— Ну да, — он пожал плечами. — Грех было такую возможность не использовать. Я четыре года дерьмо хлебал уполовником и ждал, пока он от передоза сдохнет. И неизвестно, сколько бы еще ждал. Мозгов у него не было, но здоровья на семерых хватило бы. Как вы сюда пробрались, кстати? Там везде на крышах мои люди, так они должны были вас пропустить, но мне доложить.

— Я пропустил вопрос мимо ушей.

— А чего ж вы его сами не успокоили?

— Да меня бы просто убили после этого. Это ж получится, что каждый член любой Семьи может своего начальника убить и его место занять… Вы хоть представляет, что тогда начнется?

— А я — расходный материал?

— Ну, во–первых, вы его все равно хотели убить, а во–вторых, вы же не член Семьи. И друга вашего он убил, хотя ему заплатили, чтобы он его не трогал. И так по городу уже слухи нехорошие ходят… Да и не любил его никто в Совете. Давно убрать хотели, но все никак повода не было. Он формальных поводов не давал, хотя всю работу на участке развалил к чертовой матери. Так что сейчас многие с облегчением вздохнут. Так хорошо все устроилось. А Совет и пальцем не пошевелит, чтобы вас найти. Это теперь моя обязанность, как преемника. Поэтому я вас попрошу по возможности не посещать города нашей Семьи. У вас могут быть неприятности, да и меня в неудобное положение поставите.

Пока он говорил, у меня возникла одна очень нехорошая догадка. Как можно более безразличным тоном я спросил:

— Так это ты Бобо посоветовал, как меня в Фаро заманить?

Болтун мгновенно выхватил свое оружие, но я опередил его, приставив меч к горлу недомерка в кресле. У того не дрогнул ни единый мускул.

— Убери ножик, Болтун. Я бы попросил и вас, Питер, тоже убрать холодное оружие от моего горла. Я немного нервничаю. Мне очень жаль, что с Юлом произошло то, что произошло. Я не знал о планах своего бывшего шефа. И, конечно, я не желал беды старику. Видите ли, мы с Юлом некоторое время работали в одном секторе рынка…

Сказано было несколько замысловато, но суть я уловил.

— Этот сектор находился в море Рифф?

— Да. Теперешнее прозвище из тех времен, хотя я дослужился всего до боцманмата. Когда я только завербовался на свой первый корабль, о Хромом Юле и его "Леди Жанне" уже легенды рассказывали. Большая часть, конечно, были враками, но, согласитесь — о ком попало даже врак рассказывать не будут. Везучий был, чертяка. Редко когда без куша возвращался. А потом вдруг все бросил и уехал неизвестно куда.

— Он говорил, что ногу потерял при абордаже…

— Врал. Ногу ему еще в детстве кракен отхватил. Я очень удивился, когда его здесь увидел. Жаль старика. Очень жаль. Если бы я знал, что так получится, то помог бы ему уехать из города.

— Если бы я знал, что так получится, то вообще из города не уезжал бы. У меня не было причин доверять этому Шкиперу, но доверять очень хотелось. Он мне чем-то нравился, хотя нравиться вроде бы не должен был. Так что я опустил меч, кляня себя за мягкосердечие.

Шкипер удовлетворенно кивнул головой. Не оборачиваясь, он сказал:

— Болтун, ты знаешь, что должен делать. Иди распорядись. Я хочу, чтобы людей, принимавших участие в поджоге "Овцы и мельницы", доставили ко мне живыми. Скажи, что заплачу по десять монет за каждого целого.

Болтун вышел и новый глава Семьи обратился уже ко мне:

— Хотите задержаться? Предупреждаю — потом вам придется сильно поторопиться. Я должен буду предпринять какие-нибудь действия для вашей поимки, иначе меня просто не поймут наверху.

— Пожалуй, нет. Я отправлюсь сразу. А как вам Болтуна удалось завербовать?

— Безо всяких усилий. Он доброволец. Дело в том, что когда господин Ярек Шлимманн был молодым солдатом Семьи, он неудачно пошутил. Такое случается. Но господин Нагзон, бывший в то время лейтенантом, посчитал себя оскорбленным и лично отрезал язык господину Шлимманну. Взамен языка Шлимманн получил свою теперешнюю кличку, и он до сих пор считает, что это был неравноценный обмен. Тем не менее, когда Нагзон стал Большим, Болтун служил ему верой и правдой, не помышляя о мести. Однако Большой и тут исхитрился все изгадить. Он убил девчонку, в которую Болтун был влюблен. Удивлены? Зря. Такое тоже случается и влюбляются даже такие, как Болтун. Девочку вы, кстати, знали. Вы у нее останавливались на ночь после того, как убили Креста. Кира Риг. У нее было заведение в Центре.

Мне стало совсем паршиво и я опустился на стул.

— Ее убили из-за меня?

— Ну–у… Да. Я думаю — да. Но если вас волнует, что Болтун винит вас в ее смерти… — он умолк и внимательно поглядел на меня. — Нет. Я вижу, что вас волнует вовсе не это. Простите, но тут я помочь не могу. Могу только сказать, что самому Бобо такая идея в голову прийти не могла. У меня есть кое–какие мысли…

— Покороче.

— Последние несколько недель Большой крепко снюхался с нашим бургомистром. У них и до этого были общие дела, так что я особого внимания на это не обратил, а зря. Все эти новые люди, убийство Юла и этой девочки — подача с той стороны поля. Уверен. Кстати, что вы собираетесь делать с этим Снейком?

— А с ним что не так?

— Да все, вроде, так… Но "Поросенок и соловей"…

— Оставьте его. Пусть работает. Все. Прощайте. Меня не убьют, если я выйду через парадный вход?

— Мои люди — нет, а людьми Большого Болтун уже занялся. Думаю вам нечего опасаться. Прощайте, и надеюсь, что мы больше не увидимся.