***

По дороге к Юлу я все хорошо обдумал. Ну его к черту, этого Карелла с его порталами! Он нанимал меня, чтобы я отыскал человека? Хорошо! Человека я отыскал. Все. Пусть ищет нового мальчика себе на побегушки. Пусть сам разбирается в своих отношениях с Полиной. (Она, по–моему, до сих пор ничего ему не сказала.) Чародейка тоже хороша — кроме утраченных способностей ее вообще ничего не волнует. А мне казалось, что у них с Алисой весьма задушевные отношения. А Алиса? Тоже мне подвиг — раненого до шлюпки дотащила! Что мне теперь — присягу на верность ей принимать? Бла–бла бла… покуда не разлучит нас смерть. Ага! Деньжищ у нее с братцем куры не клюют, так что не пропадут, думаю. Может, навещу как-нибудь Альфа на его ферме. На лошади покатаюсь.

Отдам Юлу половину денег, а со второй половиной переберусь на ту сторону гор. Там Большой меня не достанет. Осяду в Лиа Фаль. Или уеду вообще на край географии — в Фортенсберг или Ванборо. Куплю небольшой бар и буду сам себе хозяин. Как Юл. А может и Юла с собой сманю. Какая ему разница, где продавать пиво. Юл согласится — он же понимает, что здесь мне оставаться нельзя. Марта, наверное, против будет, но Юл с ней управится. А я ей пообещаю жениться. И женюсь. И детей заведу, чтоб Марта их нянчила. А если мой папаша захочет внуков увидать, то пусть сам меня ищет. А не захочет — пусть валит на свою Землю. Тоже мне — цаца какая выискалась. Всю жизнь без него прожил и дальше как-нибудь управлюсь. Я мысленно усмехнулся — впервые за двадцать восемь лет я начал строить планы дальше, чем на сегодняшний вечер

Все эти планы рухнули буквально в какую-то долю секунды.

До "Овцы и мельницы" я добирался не главной улицей, а закоулками, и поэтому сразу и не понял, что я уже на месте. "Овцы и мельницы" не было. Вместо нее на булыжной мостовой было черное горелое пятно, посреди которого торчали две обгоревшие стены с куском перекрытия. В первый момент я не поверил своим глазам, подумал, что свернул куда-то не туда, попал не в то место, не на ту улицу. Но улица была та — об этом свидетельствовала табличка с двумя кривобокими желудями, висевшая на стене соседнего дома. Леви Мелт отказался платить полтора дайма художнику, которого прислал муниципалитет, и, чтобы не быть оштрафованным, сам нарисовал табличку. Он был прекрасным портным, но таланта художника у Леви не было. Сюда недели две ходили комиссии, чтобы решить, похожи ли желуди Мелта на желуди вообще, но все жители улицы в один голос утверждали, что никогда не видели такого искусного изображения. С Леви никто не хотел ссориться — он обшивал весь квартал. В конце концов его оставили в покое.

Улица опустела практически мгновенно. Я успел заметить, как Твин Лесс закрыл свою булочную через два дома напротив. Меня были не рады видеть. На всей улице Двух желудей остался только один человек. Он сидел, привалившись к стене дома, недалеко от меня. Я подошел. Грязный парень лет пятнадцати уставился на меня расширенными зрачками. От него исходил сильный запах гниющего тела и мочи.

— Когда сгорел бар?

— А?

— Бар. "Овца и мельница". Он был здесь, а теперь его нет. Когда он сгорел?

Парень выпустил длинную нитку слюны, ухмыльнулся и вяло взмахнул руками:

— Пы–ых… пы–ых… сгорел… пы–ых… его нет… — он как-то по–птичьи повернул голову, посмотрел на меня правым глазом и забормотал:

— Это эльфы… они идут… мы забрали их женщин… мы забрали их пиво… они спалят все бары… мы все сгорим в пламени их гнева…

Парень явно только что сожрал дозу грибов–паутинок и внятно мог рассказывать только свои видения и бредни. Толку от него не было. Я развернулся и пошел к дому Леви Мелта. Первое потрясение прошло, и теперь я почти физически чувствовал, как все у меня внутри покрывается коркой льда. Я знал, что мне скажет Леви.

Но Леви мне ничего не сказал. Он и дверь не открыл. Я не успел даже постучать, как сдавленный голос с той стороны произнес:

— Уходи, Макс. Я тебя прошу — уходи. Пожалей если не меня, то хоть моих детей.

Я опустил руку и зашагал вперед по улице, не зная точно, куда мне теперь идти. Ноги сами понесли меня в бар "Поросенок и соловей". Юл собирался его покупать. Может…

Бар был открыт. У меня затеплилась крохотная надежда, которая погасла, как только я зашел вовнутрь. За стойкой хозяйничал Снейк — бывший (или настоящий?) владелец. Я подошел и с грохотом положил меч на стойку.

— Здравствуй, Снейк. Я зашел узнать, что произошло с "Овцой и мельницей" и я думаю, что тебе лучше об этом мне сказать.

Снейк поднял на меня глаза и на его лице промелькнула целая гамма чувств: страх, отчаяние и наконец какая-то безысходность. Он обмяк и тяжело опустился локтями на стойку.

— Здравствуй, Макс, — он тяжело вздохнул. — Зачем ты сюда пришел, да еще и утром? Ты смерти моей хочешь? Я верну все деньги — я ни монетки не потратил. Надо было ночью приходить… Теперь я покойник.

— Я пришел не за деньгами. Я пришел узнать, что произошло. Я вернулся в город только вчера. Итак, я задам тот же вопрос еще раз — что произошло с "Овцой и мельницей"? Что произошло с Юлом и Мартой?

Снейк вздохнул еще тяжелее, хотя это вряд ли было возможно.

— Пойдем на кухню, не нужно торчать в зале.