Это все уже было. Игнис был уверен, что это все уже было. Поэтому вполне возможно, что его жизнь не продолжалась, а завернулась, скомкалась и пошла по второму кругу. Хотя нет. В этот раз он не был прибит к стене. Он был привязан к стальным костылям, забитым в бревна. И страдал не от боли, а от холода. Хотя и от боли тоже. Сколько это длилось? Неделя? Две недели? Месяц? Точно. Почти месяц. Неделю его везли от маленькой крепости до Ардууса. И почти три недели он здесь. Где здесь? В какой-то темнице Ардууса. Но вряд ли в цитадели Пуруса. Камни и все вокруг было древним. Значит, это мог быть только старый ардуусский замок. И в каземате, в котором был заточен Игнис, имелась даже бойница, но она выходила во двор. На каком он ярусе? Где-то ближе к крыше. За стенами зима. В бойнице нет стекла, через нее иногда залетает снег. Холодно. Порой возле него ставят жаровню, но тепла от нее мало. Она обжигает кожу, но не может уберечь от стыни, которая идет от стен. И бревна, к которым он прихвачен за запястья, за плечи, за пояс, кажутся ледяными. Неделю он провисел обнаженным, но потом услышал как будто знакомый голос. Неясный знакомец вещал, что если узника не одеть и не накормить, то он не доживет до таинства.

– Никакого таинства, – раздался в ответ тоже знакомый, но раздраженный голос. – Обряд будет публичным!

– Тем более узник должен быть жив и хотя бы относительно здоров, – заметил обладатель первого голоса.

– Будет, – согласился раздраженный. – Ждать осталось недолго. Меньше месяца. Светлая Пустошь почти у стен Ардууса. Ладно. Кормить, лечить, если надо, одеть. Но не отвязывать. Делайте что хотите, но не отвязывайте. Руки, пояс. Он гордый, пусть доживает отпущенный ему срок стоя.

После этого появился слуга. Игнис не сразу рассмотрел его. Худой, скрученный временем в узлы сухожилий и сложенный в складки морщин старик принес теплую воду, смыл с принца нечистоты, освободил от веревок ноги, натянул на него порты, накинул на плечи ветхое одеяло, проворчал глухо:

– Больше пока ничего не могу. Тебе осталось немного. Сам приводи себя в порядок. Я буду тебя кормить и подмывать, если захочешь облегчиться. Это все. Остальное сам.

И старик кормил Игниса. Сначала, с учетом двухнедельного голода, понемногу, потом, на второй и третий день, обильнее. Пить давал столько, сколько Игнис хотел. Еда была простой, но сытной. Каша, похлебки, тушеные овощи, печеная птица. Старик подавал еду Игнису прямо в рот и только бормотал вполголоса:

– Ешь, не стесняйся. Это из общего котла. Войска в Ардуус нагнано столько, что варят им день и ночь. Если я здесь, скажешь, порты с тебя стяну. Но нужду лучше справляй ночью. Утром я все уберу, чтобы не воняло. Днем тут будут приходить… всякие… По всему городу звон идет, что поймали принца Лаписа. Всю дрянь на тебя повесили. Ты, оказывается, парень, всю свою семью зарубил, и дядю Малума, и тетку Куру недавно, и Кастора Арундо, и Милитума Валора, и Пустулу, его жену, и королеву Армиллу. Нож показывают, который нашли у тебя. Ну, мне не интересно, у тебя ли его нашли, но нож хороший. Неужели ты и вправду так страшен?

Стоял и смотрел мутными глазами в глаза Игнису.

– Кто ты? – спросил его в один из первых осмысленных дней Игнис.

– Старик, – ответил тот. – Нет, когда я начал служить тут, я еще не был стариком. Но время – это такая пакость… Оно распоряжается нашими телами без нашего на то согласия! Ужас что такое…

– Как тебя зовут? – спросил Игнис.

– Падалью, – ответил старик. – Звали падалью и зовут падалью. И будут звать, потому что падаль я и есть.

Он говорил так, что Игнис понял: не врет. Вроде бы не врет. Или врет?

– А как тебя звала мать? – спросил Игнис.

– Мать, – замер, оцепенел старик. Долго так стоял, если бы поднял одну ногу, наверное, напомнил бы собой серую болотную птицу. Но ногу старик не поднял, захихикал тихо и мерзко и вдруг прошептал: – Мать звала меня Намтар. Но я уже почти забыл это имя. И мать забыл. Только ты называй меня как все – стариком или падалью. Если будешь называть меня Намтаром, я умру. Это имя как острый нож.

– Что мне делать, старик? – спросил Игнис.

– Жить хочешь? – участливо спросил тот.

– Все хотят, – попробовал пожать плечами Игнис. Не получилось.

– Это точно, – задумался старик. – Тогда живи пока. Ешь. Пей. Сдерживай себя, если кто-то будет тебя злить или мучить. Жди своего часа. Своего мига. Он каждому дается. Каждому.

– А если мне он уже давался? – спросил Игнис.

– Нет, – покачал головой старик. – Ты бы почувствовал. Долги чувствуешь за собой?

– Долги? – задумался Игнис. Вспомнил сразу Ирис. Бетулу. Виксеру. Катту. Регину Нимис. Снова Ирис. Всю свою семью. Алиуса Алитера. Уву. Процеллу. Биберу. Литуса Тацита. Сина. Пусиллуса. Аквуилуса. Моллиса. И еще многих, многих и многих…

– Чувствую, – ответил старику.

– Значит, еще не давался, жди, – кивнул тот. – Но и в порядок себя приводи. Посмотри, ноги отекли. Отвяжи тебя сейчас, и шагу не сделаешь. Как будешь убегать?

– А доведется убегать? – спросил Игнис.

– Не убегать, так на казнь идти, все ноги понадобятся, – пробурчал старик. – Или хочешь, чтобы тебя, как дерьмо, в ведре принесли? Смотри… Эти могут… Я не буду привязывать тебя ниже пояса. Ты ведь не дурачок? Да?

Дурачок, сказал сам себе Игнис. И повторил много раз – дурачок, дурачок, дурачок. А потом начал приводить себя в порядок. Напрягал руки и живот. Так что покрывался потом. Потом поднимал ноги. По одной, вместе. По одной, вместе. Сначала до высоты пояса, потом – выше. Через неделю мог поднять и коснуться ногами стены над головой. Веревки резали руки, поэтому Игнис их выворачивал и держался за костыли.

– Не трать время, – советовал ему старик, стирая с тела рогожей пот. – Веревки не перетрешь. Со стальной ниткой они. А узлы так сделаны, что всякий умник, который захочет их развязать, пальцев лишится. Магия! Сам Великий Мастер Ордена Солнца – Сол Нубилум их вязал! Развязать нельзя, потому что больно. А будешь рубить – звоночек зазвенит. Тут сразу же вся тайная служба Ардууса соберется. Вместе с этим мерзавцем Алкусом, что приглядывает за тобой. Давай, парень, лучше работай над телом. И дух укрепляй. Я на тебя смотрю и радуюсь. Молодость. Вот она какая, молодость…

…К сожалению, приходил не только старик. Каждый день заявлялся Алкус Рудус, всегда пьяный, всегда готовый похвастаться, что пока у него только два десятка воинов, но скоро он будет мастером тайной службы всего Ардууса или даже воеводой, и тогда он покажет, что такое Алкус! Всем покажет! Несколько раз вместе с Алкусом появлялся старый знакомый Игниса – Зелус. Судя по зеленоватому балахону, на котором постоянно были видны потеки крови, Зелус нашел себя в инквизиции. Всякий раз, заходя в каземат, Зелус начинал хохотать, затем подходил и, вытащив нож, резал Игнису живот. Не глубоко, а так, чтобы набухла красная полоса. Царапал лезвием. Выводил какие-то знаки. И шептал, что скоро, скоро придет час. И он, Зелус, за свое старание уже назначен инквизитором, который вскроет принцу Лаписа живот и вывалит его потроха на ледяные камни Ардууса. И что это будет самым счастливым днем в жизни Зелуса. А потом он отходил от Игниса на шаг, убирал нож и начинал с остервенением молотить принца кулаками и ногами в живот, в ноги, в пах, в колени, в грудь. И Алкус, который таращился рядом и пускал слюну, подскакивал и тоже принимался бить узника, а Игнис стискивал зубы и только изгибался, пытаясь уберечь чресла, и шептал про себя неслышно:

– Только не отвечать, только не отвечать!

После четвертой выходки Зелуса, когда тот смог допрыгнуть до лица и разбил Игнису нос, губы и подбил оба глаза, старик принес какие-то мази, обработал раны принца и хмуро проскрипел:

– Ты бесчувственный, что ли? Зачем терпел? А если бы тебя покалечили? Ладно. Не волнуйся. Алкус к тебе больше не войдет. Схлопотал сотню плетей, неделю будет отлеживаться. А Зелус получил внушение от самого Пуруса. Трясется теперь от страха. Ты ж лакомый кусочек. Получилось так, что он вроде пытался с блюда самого императора утащить кусочек!

– Это правда, что он будет меня резать? – спросил Игнис.

– Правда, – ответил после долгой паузы старик. – Если дойдет до того, конечно. Он недавно в Ардуусе, но уже прижился. Стал любимчиком Энимала. У того много заплечных дел мастеров, но только один нашелся, что делает это с удовольствием. С радостью. Не удивлюсь, если он не только режет несчастных. Не только вешает их. И жжет. Может быть, даже кровь их пьет. Слухи разные ходят.

– А можно, чтобы не дошло до того? – спросил Игнис.

– А кто его знает? – удивился старик. – Нашел у кого спросить. Вот ты бы у Зелуса спросил. Хотя что у него спрашивать…

– Послушай, – прошептал Игнис, морщась от боли в разбитых губах. – Послушай, старик. Ты давно в Ардуусе?

– Давно, – кивнул тот. – Не всю жизнь, но последние лет тридцать, даже больше.

– Что происходит? – спросил Игнис. – Этот Зелус всегда был мерзавцем. Но теперь он безумен. И Алкус слыл остолопом и пьяницей, но не более того. Что с ними?

– Заметил? – выпятил губы старик. – Есть такое. А ты слышал, что доносится сюда по вечерам?

– Слышал, – кивнул Игнис. – «Слава Императору Пурусу!»

– Точно так, – прошептал старик и, подойдя поближе, добавил: – Там, на площади, у входа в цитадель, теперь каждый вечер казнят кого-нибудь. Раньше вешали у ворот, а теперь казнят уже в городе. И не просто казнят, а с выдумкой. Режут, калечат, ломают руки или ноги. Ногти выдирают. До полусмерти доводят. А потом все равно сжигают. Заживо. Это у них называется святое очистительное пламя Энки. Слышал про такое?

– Нет, – прошептал Игнис.

– Ну, так услышишь еще, – вздохнул старик. – Может быть, и увидишь. А может быть, и почувствуешь. Как все сложится, кто знает?

– Пока складывается не очень хорошо, – заметил Игнис.

– Это точно, – буркнул старик. – Задумал человек дом строить, разметил фундамент, притащил камни, принес глину, наточил лопату, насадил на рукоять кайло. Сел на пенек, смотрит на чертеж своего будущего дома и думает – пока не очень хорошо складывается. Дома еще нет, а попотеть придется. Ты понял меня?

– Понял, – буркнул Игнис. – А если бы он видел костер для него же? Или виселицу? Петлю на шее ощущал? Что бы он сказал?

– Ничего, скорее всего, – хихикнул старик. – Обделался бы.

– Ну так и я, – пожал плечами Игнис, – чуть ли не каждую ночь обделываюсь.

– Ты одно с другим не путай, – погрозил ему пальцем старик. – Нужда – это нужда. А страх – это страх. Город сошел с ума, парень. Не только этот твой Алкус или этот живодер Зелус. Весь город сошел с ума. И когда людей живьем жечь стали, это просто наружу вылезло. Все еще раньше началось. Ты посмотри вокруг. Ну, не посмотри, так поверь мне! Колдунов и лекарей всех пожгли? Пожгли. Принялись за лавочников. За торговцев. За инородцев. Потом до соседей добрались. Каждый доносы пишет, каждый от страха в штаны мочится, и каждый на площади орет во всю глотку: «Слава императору!» Очередь на казни – на десять лет вперед. А уж если счесть, что четверть добра тому, кто донес… Нет, конечно, не всех в расход пускают, но всякую падаль… вроде меня точно.

– Ну так ты еще жив? – поинтересовался Игнис.

– Потому что и ночую здесь, в башне старого замка, – проворчал старик. – И носа наружу не показываю. Но вот что я еще добавлю, парень. Ты сам-то чувствуешь что-то?

– Магия, – прошептал Игнис. – Словно дым висит в воздухе. За глотку душит.

– Вот! – поднял старик кривой палец. – Меня хоть и не цепляет, видно, стар я уже, а все одно в затылок бьет. Это оттуда, от Светлой Пустоши. Словно угар. Но есть один секрет. – Старик вовсе начал шептать: – Кто и вдохнуть не может, выворачивает его. Кто бы и дышал, да боится, амулетами обвешивается. А кто-то, у кого ни амулетов, ничего, да и в голове пусто, тот дышит. И вот что выходит. Один раз вдохнул, выворотило. Второй – закашлялся. Третий – облизнулся. А в четвертый, пятый – так и вовсе, глазки заблестели, лапками замахал и, словно сэнмурв, – к небу, падаль под ногами высматривать. А уж падали-то… Каждый день, каждый вечер…

…Кого он видел еще? Был у него король Пурус. Приходил вместе с Солом Нубилумом и каким-то бледным полумертвецом. Но не Фабоаном. Тот сам и представился. Когда король Пурус, хмуро вглядевшись в лицо Игниса, кивнул Солу Нубилуму и удалился, бледный остался. Подошел к Игнису, ощупал тонкими пальцами его живот, плечи, колени, удовлетворенно прошептал:

– Хорош. Взял бы себе. Но не дадут. Жаль. Ничего. Хоть косточки погрызу. Если вдруг не знаешь, кого бояться, бойся меня. Я – мастер Ордена Луны, Табгес. Молись своему богу, чтобы раньше времени мастер Ордена Тьмы не заявился. Манин. Я на его фоне душка и добрячок.

Был Бенефециум. Вошел не один, а с Морбусом и Кларусом. Смотрел на Игниса долго, словно выглядеть что-то пытался, потом кивнул и ушел. Морбус двинулся за ним. Кларус промедлил секунду, и Игнис успел разглядеть в глазах парня ужас.

Был Болус с Ашей. Тоненькая Аша помыкала Болусом как хотела. Пнула его сапогом в голень, когда тот начал шипеть в сторону Игниса, и, пока Болус корчился от боли на полу, подошла, вытянулась на носках, погладила по щеке, скользнула рукой по животу, запустила ее в порты.

– Жаль, – произнесла с сожалением. – Я бы позабавилась.

– Аша! – заскулил Болус.

– Пошли, – пнула его ногой Аша.

Были Фелис Адорири и Фалко Верти. Герцог Утиса и герцог Фиденты вошли на мгновение. Посмотрели в глаза Игнису, поклонились и ушли.

Был Энимал. О нем заранее сообщил старик, нашептал на ухо Игнису титулы бывшего инквизитора, ушаркал в ужасе. Энимал вошел в каземат, подошел к Игнису, прищурился, приложил ухо к животу, долго слушал что-то, потом протянул руку, стиснул пальцами плоть на боку, сжал и стал выкручивать, сжимая ногтями. Улыбнулся, когда гримаса боли исказила лицо Игниса. Прошептал чуть слышно:

– Скоро уже.

И ушел.

Был и еще кто-то, кого Игнис мог не запомнить, потому что первое время был в беспамятстве, многие приходили в балахонах, скрывая лица платками или надвинутыми капюшонами. Ежедневно показывался Алкус Рудус, но близко не подходил. Близко он подобрался в последний день. Днем старик привел Игниса в порядок, похлопал его по плечу и прошептал явно с огорчением:

– Светлая Пустошь добралась до Цитадели. Завтра. Завтра тебя…

Сплюнул и ушел. А когда каземат наполнился тьмой, в двери заскрежетал ключ. Дверь распахнулась, и в камере появился Алкус Рудус, который явно был вдрызг пьян. Котто Алкуса было вымазано в крови. Он повесил лампу на торчащий из стены крюк, хихикнул, распустил мешок и, засунув туда руку, спросил:

– А что у меня тут? А ну-ка? Догадайся? А я подскажу! Это твой приятель, да. Суетился… Пытался подкупить меня, чтобы я открыл двери и помог тебя выпустить. Спаситель! Был спаситель! А теперь нет его. Сегодня его казнили. По моему доносу. И я сам вот этими руками, – Алкус вытаращил глаза и затряс свободной рукой, – вот этой и вот этой, – он на мгновение достал из мешка вторую руку, – отрезал ему руки. Еще живому. Зелус разрешил мне. Да. А несчастный кричал. Во всем признался, во всем. И его покровитель ему не помог. Смотрел, как его мальчика убивают, а не помог! Вот не помог! И тебе никто не поможет! Ну? Что скажешь?

Алкус выдернул из мешка что-то темное и поднес это к лампе. Игнис сглотнул. На зажатых в кулаке Алкуса прядях болталась голова Кларуса.

– Видел? – хихикнул Алкус. – Зелус отрезал ее. Голову только сам. Завтра он тебя будет потрошить. Я сегодня упал на колени, просил Энимала разрешить помогать Зелусу, а он сказал, отрежешь руки живому мальчишке – разрешу. Вот они! Вот они! Вот они!

Алкус выхватил из мешка две тонких руки и начал с визгом бить ими по лицу, по животу, по груди Игниса. Бил до тех пор, пока Игнис не рванулся и не засадил коленом в подбородок Алкуса. Тот рухнул на пол. Наступила тишина. Где-то слышалось шарканье караульных. Лаяла далекая собака. Над Ардуусом опустилась ночь.

Игнис пошевелился, прищурился. Собственные руки таяли во мгле, но кроме кровавых мозолей, набитых стальными повязками, он чувствовал и тяжелую магию, схватывающую его кисти. Возможности освободиться не было. Но Игнис выдохнул и начал напрягать мышцы, пытаясь сделать невозможное, растянуть стальные повязки или хотя бы выдернуть из дерева костыли.

– Бесполезно, – услышал он шелестящий шепот. – Я видела такие же на пыточных помостах. Эти костыли расклепаны с другой стороны бревна.

– Бибера, – выдохнул Игнис.

– Тссс, – прижала она палец к губам. – Я не одна.

Вслед за ней в каземат скользнула еще одна тень. «Было, – почувствовал что-то знакомое Игнис. – В той крепостенке, в дымоходе. Она».

– Я Брита, – прошептала темноволосая молодая женщина. – Долги надо отдавать.

– Кларус, – заплакала Бибера. – Я же говорила ему, не надо… И он никого не выдал. Зелус и вот этот… – она пнула лежащего без чувств Алкуса, – замучили его. И Бенефециум стоял на стене вместе с другими вельможами и тянул улыбку на лицо. И Морбус… И Аша…

– Родная кровь? – спросила Брита, убирая голову и руки обратно в мешок.

– Нет, – всхлипнула Бибера. – Пришлый. Его Син нашел где-то. Бенефециум взял его в ученики…

– Что же, – прошептала Брита, – лучше такая смерть, чем такая…

Она наклонилась с ножом к горлу Алкуса.

– Не советую, – раздалось чуть слышное от двери.

Брита выпрямилась мгновенно, с шорохом выхватила из ножен тонкий клинок.

– Ловко ты, – прошептал старик. – Никогда не видел, чтобы человек, да так ловко… Хотя была одна девчонка, из Тотумов. Так же… Не советую. Вы что решили-то? Да не пяльтесь так на меня. Я прислуживаю за вашим… воином. Так что смерти ему не желаю.

– Это Намтар, – прошептал Игнис.

– Да, – кивнул старик. – Был когда-то Намтаром. А теперь – падаль. Старик. Не советую. Как выходить будете?

– Как вошли, – прошипела Брита. – Через крышу. С нее в ратушу. Из ратуши через арену. С арены на площадь. Дальше на стену. Со стены…

– Ага, – пробормотал старик. – С полки на полку, с порожка под лавку. И нигде не споткнуться, нигде не застрять. Не пойдет. На стену не залезете. Там теперь дозоры через пять шагов. Порубите, далеко не уйдете. Да и прочие отходы… не очень. Уходить надо через ворота. Да так, чтобы все вышло тихо и незаметно. Белым днем.

– Куда выходить белым днем? – прошипела Брита. – Светлая Пустошь под стенами!

– Не самая большая беда, – хмыкнул старик. – Как снимать думаете парня? Или ему до утра так висеть? Магию распустить сможете? Наложена аксом. Знаете, что такое акс? Только акс и может снять ее. Я смотрю, девка, меч у тебя редкий. Ну точно, дакский. Дай-ка припомню, у кого из нас мамка дакитка да из даку… Млу. Ну точно. Бывала здесь. Приходила с твоим папенькой, приводила девок обученных, показывала крепость. Думает, что все у нее схвачено… Ошибается…

– Какое тебе дело?! – зарычала Брита.

– Успокойся, – кивнул старик. – Давай, Бибера. Только ты сладишь с этими узлами. Да дед твой мог сладить. Да дядя твой. Прочим пальцы сразу скрючит.

– Откуда ты знаешь? – надула губы Бибера.

– Потом, – мотнул головой старик.

Пододвинула табурет, встала, прижалась к лицу Игниса грудью, заставила замереть, едва не лишила сознания, стала растаскивать узлы. В кровь ободрала пальцы, но распустила. То же самое на плечах и на груди.

– Что же это за веревки такие, – захныкала, но тут же поймала Игниса, который вдруг стал падать.

– Вот, – кинул ему рубаху старик. – Надень. И помоги Алкуса на твое место пристроить.

– Зачем? – не поняла Брита.

– Делай, что тебе говорят, – раздраженно буркнул старик.

– Нет такой магии, чтобы его мною представить, – прошептал Игнис. – Нет! Сол Нубилум акс! Тут где-то рядом Фабоан. Он тоже акс! Они увидят! К тому же камень…

– Бенефециум акс, – продолжил старик. – Три уже? Правда, Фабоан пока не показывался на людях, но еще покажется. Трое здесь. Еще троих нет. Или двоих?

– Двоих, – прошептал Игнис, растирая руки и подхватывая Алкуса. – Зна развоплощен.

– Ну, тогда все, – развел руками старик. – Последняя битва, не иначе. Надо спешить. Ты что, – он повернулся к Бибере. – Пальчики обсосала? Ну, тогда не хнычь. Опять на табурет и затягивать узелки. Если уж редкость такой дар во всей Ки, но ты оказалась в нужном месте, трудись.

– И что теперь? – спросил Игнис, когда Алкус повис на веревках. – Он не похож на меня. Он меньше меня. И он будет орать, когда очнется. И…

– Не будет, – покачал головой старик. – И камень ему не нужен. Почувствуют они камень. Почти камень. Смотри, парень.

Распустил ворот, сунул туда руку, на мгновение показал страшную, изуродованную ужасными шрамами грудь, выдернул оттуда тонкий сверкающий волос, намотал его на палец, как раз хватило обернуть пару десятков раз, свернуть в сияющий клубок, такой, что глаза слепить стал.

– Что это? – спросил Игнис.

– А то не знаешь? – усмехнулся старик. – Плюнь. Плюнь, я тебе говорю. Прямо сюда. Вот так. Да. Магия простая, но лучшая. С таким средством и акс не разберется. Потому как это магия не от полудемона, а от демона.

А ну-ка, девонька, – повернулся он к Бибере. – Пальчики у тебя бесценные, никакого следа не оставят, сунь-ка этот клубочек молодцу в рот. А? Вот так. А теперь отойди.

Старик сдернул с пояса фляжку, приставил ко рту Алкуса, хлопнул того по щеке и кувырнул фляжку, когда младший Рудус открыл глаза. Алкус захрипел, захлебнулся, но проглотил, продолжил пить, а когда снова обмяк, Игнис похолодел. На путах висел он сам.

– Вот демон, – выругался старик. – Главное-то забыли. Давай-ка, принц, стягивай порты да меняйся ими с Алкусом. А куртку с него вовсе срезать надо. Да. Лишь бы родинок каких не случилось, но ничего. Можно срезать и сослаться на ссадину. Да и кто будет его спрашивать? А спросят, все одно – ответить не может.

– И что теперь? – с подозрением спросила Брита.

– А теперь мы все идем ко мне в каморку и ждем начала церемонии, – прошептал старик. – Останки бедного мальчишки вместе с тряпьем я сброшу в сливной канал, Энки меня простит, думаю. А если не простит, то на мне уже столько непрощенного, что я и не почувствую. А когда церемония начнется, когда магия на пыточном помосте закрутится, я нацеплю на всех нас личины стражи, мы выйдем на храмовую площадь, возьмем лошадей у стражников и помчимся в Кирум.

– Почему в Кирум? – не поняла Брита.

– Вот у него и спроси, – кивнул на Игниса старик. – Или у подруги своей. Он пока бредил в первую неделю, много чего сказал. Кирум – единственное близкое светлое место. Можно было бы пойти и на север, но скоро конец той дорожке. Враг подступает к Бэдгалдингиру.

– А стражники дадут нам лошадей? – усомнилась Бибера.

– Ты бы не дала, а они дадут, – уверил девчонку старик. – Скажут спасибо, запрут за нами ворота, выбросят в сточную канаву ключи и забудут о нас.

– Подожди, – скривила губы Брита. – Но почему я должна тебе верить?

– Ты читала списки врагов Ардууса на воротах? – спросил старик. – Мое имя там есть.

– Там нет Намтара! – прошипела Брита.

– А ты думаешь, что у меня одно имя? – удивился старик и снова сунул руку в ворот к страшным шрамам. Пошевелил там рукой и выдернул уже не волос, а сияющий шнур. И сам изменился. Остался старым, но выпрямился, оглядел троицу усталым взглядом.

– Софус, – выдохнул Игнис.

– Можно и так назвать, – кивнул маг.