Глава 18
Кирум
Его словно окунули в масло. Оно забило глаза, уши, нос, проникло в рот, окутало каждую полость внутри тела, наполнило его и начало литься наружу – из тех же глаз, ушей, носа, рта, и при всем при этом он продолжал видеть и дышать, хотя не забиться в удушье стоило скрипа в стиснутых зубах. Вокруг двигалось, шевелилось, колыхалось что-то живое и ужасное. Настолько ужасное, что оно манило в себя, звало, сулило облегчение и блаженство. Бибера? Где ты, Бибера, на которую не действует магия? Процелла? Смешная девчонка, которая всегда смотрела на старшего двоюродного брата с открытым ртом и восхищенными, вытаращенными глазами! Где ты? Почему он видит только Ирис? Впереди его правит лошадью Ирис. Рядом с ним правит лошадью тоже Ирис. Почему? Она ведь осталась в Тиморе? И почему она… почему они обе смотрят на него? И куда он правит коня? Что он собирается делать? Что он один собирается сделать с тем, что затопило, переплело, опустило в смрад всю его землю?
– Тихо.
Это Процелла. Не Ирис, а Процелла. Она приблизилась, ее лошадь идет бок о бок с лошадью Игниса. Ее нога трется о ногу Игниса. И она сама – смешная, с закинутым за спину деревянным мечом, наклонилась и держит Игниса за руку. И выражение ужаса на ее лице сменяется облегчением и слезами.
– Ну ты что? – рассмеялся Игнис. – Чего испугалась?
– Тебя, – призналась Процелла. – Ты… изменился. Сейчас уже нет, а стоило нам въехать в эту мерзость, как ты перестал быть самим собой. Стал похож на мертвеца. И мне показалось… Мне показалось, будто у тебя нет глаз, только чернота вместо них, и дым изо рта, и дым за спиной… Будто крылья…
– Будь у него крылья, он бы взлетел и посмотрел, куда нам держать путь, – донесся голос Биберы.
– На юг, – нашел взглядом спутницу Игнис. – Вдоль края Светлой Пустоши – на юг. Ты видишь край?
– Вижу, – махнула рукой Бибера, и Игнис и сам увидел край поганого места. Увидел ясно. Так, словно стоял на выжженной степи, и рядом, в десяти – двадцати шагах, выделялся край пожарища, пепелища, прибитого дождем. Но там, на самом краю, томилось спящее пламя, тлело, вздымало к небу струйки дыма и продолжало медленно, но неумолимо пожирать землю Шеннаара и ползти к востоку. К востоку и во все стороны.
– Огонь? – спросил Игнис.
– Ты видишь огонь? – испуганно прошептала Процелла. – А мне кажется, будто плесень расползается по земле. Вон – ее край. За ним, словно за кривым стеклом, – снег, холмы. А здесь тоже снег. Только он перемешан с плесенью.
– Нет ни плесени, ни огня, – обернулась Бибера. – Уж поверьте мне. Но магии здесь столько, что она звенит в воздухе. Она и в самом деле на меня не действует, но я ее вижу. Я ее слышу. Я ее чувствую. Пока Процелла не приблизилась к тебе, принц, я даже тебя с трудом могла разглядеть. Ты словно обратился в кокон. Словно какие-то зимние пауки запеленали тебя в грязный сверток. Но не теперь. Уж не знаю, что ты там дал Процелле, но сейчас вокруг вас никакой магии нет шагов на десять. И мне кажется, что это лишь крохотная толика той силы, что висит у нее за спиной. Говоришь, что ты уже проходил через Светлую Пустошь? Если эта драгоценность была с тобой, то я не удивлена!
– Я удивлен, – покачал головой Игнис. – Да, то, что сейчас за спиной Процеллы, спасало меня. Не только меня, но спасало. Но все происходило иначе. Светлая Пустошь была наполнена тенями, которые старались удалиться от нас, но вот этой вязкости – не было. Мы даже приблизились к краю Пира – этой грязной ямы, что осталась после Лучезарного, но и там ничего, кроме отвращения, не испытали. Хотя, минуя холм Бэдгалдингира, почувствовали разницу. Словно переоделись в чистое. Но это… Здесь столько силы, пусть поганой, грязной, но силы, что она может снести все что угодно. Обратить в пыль стены Ардууса!
– Но не меня, – засмеялась Бибера. – И все же тебе нужно научиться противостоять этому. Что ты будешь делать, если потеряешь свою великую ценность? Не теперь, так в будущем?
– Не потеряю, – твердо пообещал Игнис.
– А если придется отдать это, чтобы спасти кого-то? – поинтересовалась Бибера. – Ту же Процеллу, твою Ирис, имя которой ты повторял, пока Процелла не приблизилась к тебе? Твоего ребенка, если такового пошлет тебе Энки? Твоего друга? Что ты будешь делать?
Игнис молчал. Смотрел на Биберу, которая держалась впереди, в пяти шагах, и молчал. Вокруг лежала все та же, как будто выжженная, а затем припорошенная снегом степь. Но слева, на востоке, в полусотне шагов, поднимался кривым стеклом край Светлой Пустоши, а справа, в полулиге или дальше, клубился туман или что-то, что минуты назад скручивало Игниса в кокон ужаса и безысходности.
– Ты должен быть сильнее этого, – повысила голос Бибера и стерла улыбку с лица. – Поверь мне. Я чувствую. На меня не действует магия не потому, что я сопротивляюсь ей. Не потому, что я сильнее ее. Нет. Я в ней как выдра. Я плыву в ней, но она не смачивает мою шкуру. Я пропускаю ее мимо. Я не борюсь с ней. Не закрываюсь. Я просто всегда чуть в стороне. Ты можешь научиться этому. В тебе великая сила, я чувствую ее. Нужно всего лишь не применять ее. Отступить. Не сдаться, но сделать шаг назад. Или в сторону. Попробуй. Не спеша. Медленно. Постепенно. Не подставляй себя под клинок!
– Отпусти мою руку, – попросил сестру Игнис и, увидев испуг на ее лице, улыбнулся. – Бибера права. Надо пробовать. Не забывай, Светлая Пустошь полна не только этой магией, в ней достаточно мерзких тварей, с которыми, возможно, придется сражаться. На что я буду годен в твоих объятиях?
Процелла отпустила руку Игниса. Масло тут же поползло в его глотку.
– Не отъезжай от меня быстро, – попросил он, скорчив гримасу. – Отдаляйся постепенно.
…Игнис справился с магией Светлой Пустоши только на пятый день пути. Именно тогда он услышал сетование Биберы, что кончается овес, и скоро нечем будет кормить лошадей, и что она не предполагала, будто их отряду придется миновать и деревни, и рынки, и даже дозорные башни. Именно на пятый день пути Игнис различил не мутные тени, не Ирис, не Телу Нимис, не Вискеру, не Каму, не собственную мать, а Процеллу и Биберу. Последняя сидела у крохотного костерка, собранного из промороженных коряг, а первая стояла в пяти шагах от Игниса и смотрела на него с ужасом.
– Все, – прошептал он и сполз с лошади. – Кажется, я уже здесь. Сколько прошло часов?
– Пять дней, – отозвалась Бибера. – И все эти пять дней ты ничего не ел, не пил и даже не сползал с лошади по нужде. Я даже начала опасаться, что ты или лопнешь, или высохнешь.
– Ни то ни другое, – покачал головой Игнис.
Пошатываясь, разгоняя туман в глазах, он двинулся к краю Пустоши, который все еще был рядом. Прорвал руками, головой, плечами мутную пленку. Вдохнул чистый, звенящий, морозный воздух. Поразился красоте сверкающих белыми пиками гор Балтуту. Где-то там, на востоке, лежало самое прекрасное место в Анкиде – королевство Лапис. Горная долина, окаймленная с юга ледяным потоком реки Малиту. Снег, лежавший на ближних холмах, на кронах недалекой рощицы, на крышах заброшенной деревеньки и дозорной башни, искрился, отражая солнечные лучи. Игнис скинул плащ, упал в снег лицом и замер.
Он вернулся минут через десять. Прошел через пленку Светлой Пустоши, поморщился от ее погани, присел у костра, взял из рук Биберы плошку каши, фляжку вина. Начал жадно есть. Светлая Пустошь больше не имела над ним власти. Хотя то, что таилось в ее середине, теперь он даже боялся себе представить.
– Судя по местности, – повернулся он к Процелле, – мы на окраине Кирума. Деревенька и дозорная башня в паре лиг мне показались знакомыми. Правда, когда-то они были в полусотне лиг от края Светлой Пустоши.
– Все меняется, – подала голос Бибера. – Как ты справился? Я ведь не верила.
– Я перетерпел, – после долгой паузы проговорил Игнис. – Мне приходилось терпеть боль. Много дней. Ужасную боль. Конечно, я не могу похвастаться, что на меня боль не действует. Да и тем, что магия на меня не действует, я тоже похвастаться не могу. Но когда долго терпишь боль, конечно, если она не калечит тебя, то вдруг понимаешь, что она уменьшается. Или ты сам становишься больше, чем она. Или привыкаешь, не знаю. Я перестал бороться с этой магией и стал ее терпеть. Но вот эти, как ты говоришь, пять дней я словно провисел прибитый гвоздями к стене! Энки, благословенный!
Игнис потрогал собственные предплечья, ощупал ноги и сбросил куртку. Рубаха его была окровавлена. Процелла испуганно вскрикнула. Он засучил рукава. Там, где шесть лет назад его тело пробивал насквозь подручный Никс Праины по имени Донум, снова зияли раны. Кровь хлюпала и в сапогах. Игнис принялся разуваться.
– Процелла, – попросил он. – Найди у меня в мешке кисет со снадобьями. Это, конечно, магия. Но она вернула то, с чем я уже давно распрощался.
– Ты перенес и такое? – прошептала Бибера.
– И такое, – кивнул Игнис. – И подобное. И много раз. Но когда я оборачиваюсь, чтобы вспомнить, что было самым страшным, то вспоминаю не пытки, не истязания, ничто из этого. А только три мига в своей жизни. Тот, в который я узнал, что моя семья уничтожена. Это случилось в маленьком галатском городке в предгорьях Абанаскуппату. Тот, недавний, в котором увидел, как из тела моей жены, под ее сердцем, выходит острие пущенной в меня стрелы. И тот, уже давний, в котором я видел, что убивают спасшего меня друга. Я был уверен, что его убили, но, к счастью, кажется, он остался жив.
– Его ведь зовут Син? – спросила Бибера.
– Откуда ты знаешь? – поразился Игнис, да так, что едва не отдернул руку от перевязывающей его Процеллы.
– Он тот, кто научил меня тому, что я знаю, – пожала плечами Бибера. – Он редко, очень редко бывал у Бенефециума, наверное, тот ему сказал, что есть в семействе Ренисус наполовину безродная девчонка, на которую не действует никакая магия. Ни Тутус, ни Церритус, ни Зелус, ни даже Аша – никто не мог надо мной подшутить. И Син захотел со мной поговорить. Поговорить, ничего больше. Он говорил со мной раз десять или двенадцать. Не помню. Сколько раз появлялся в Бэдгалдингире, столько раз и говорил. И ничего больше. Всякий раз находил для меня время. Я даже не могу рассказать точно, о чем были наши разговоры. О всяких глупостях. Почему приходит зима? Отчего светят звезды? Как растут деревья. Что мне делать, когда я вырасту? Почему не падает башня угодника в Бэдгалдингире, если ей и в самом деле столько лет? Почему так долго живет Бенефециум? Откуда взялась Сухота? Что мне делать, когда вернется Лучезарный?
– Ну что же он посоветовал тебе насчет возвращения Лучезарного? – спросил Игнис.
– Он сказал, что не верит в его возвращение, – пожала плечами Бибера. – Даже если кто-то пытается отрыть могилу, чтобы вытащить оттуда мертвеца. Но добавил, что его вера – это одно, а то, что может случиться, – совсем другое. И сказал, что не знает, что мне надо будет делать в таком ужасном случае. Сказал, что я сама догадаюсь. Но добавил в последнюю нашу встречу, а это было где-то с полгода назад, что если в Бэдгалдингире появится Игнис Тотум, Камаена Тотум, Литус Тацит или Алиус Алитер, я должна сделать все, что могу, чтобы никто из вас не сгинул в башне Бенефециума.
– Выходит, – поднял брови Игнис, – что Бенефециум не угодник?
– А ты думаешь, что всякий назвавшийся угодником тут же становится венцом благочестия? – удивилась в ответ Бибера.
– Но… – развел руками Игнис.
– Я не знаю, кто такой Бенефециум, хотя слышала, что он живет долгие годы, – призналась Бибера. – И Син мне не ответил, кто он такой. Сказал лишь, что каждому отпущено столько прожить, сколько отпущено. И о том, что не каждый вопрос находит свой ответ. Но в одном я уверена – Бенефециум не угождает. Иногда снисходит. Но никогда не угождает.
– Ну, это не самый большой недостаток, – усмехнулся Игнис. – Снисхождение лучше жестокости. Мне другое непонятно, почему ты поверила Сину?
– Мать сказала, что он тот самый, кто спас ее отца, – объяснила Бибера. – И тот самый, что после смерти его и его жены приглядывал за ней и за ее братом, пока не нашлась сердобольная старушка и не взяла их в дом.
– Удивительно, – прошептал Игнис. – Знаешь, иногда мне кажется, что Син – это не просто какой-то добрый дедушка, который появляется всякий раз, когда нужна его помощь, а это сам Энки вернулся на землю.
– Я его спросила об этом же! – подмигнула окаменевшей Процелле Бибера.
– И что же он ответил? – напрягся Игнис.
– Он долго хохотал, – ответила Бибера. – А потом сказал, что это не так. И хорошо, что это не так. Потому что, если бы это было так, это значило бы, что земля уже способна держать на своей спине богов, и тогда возвращение Лучезарного стало бы неминуемым!
Они выбрались из границ Светлой Пустоши на самой окраине Кирума. До кварталов каменных домов еще оставалась пара лиг, но часть ремесленных слободок, брошенных жителями, успела сожрать Светлая Пустошь. С наскоро возведенных сторожевых башен на выбравшуюся из-за пелены троицу стражники смотрели как на демонов, выползших из Пира.
– Заплутали! – крикнул Игнис. – Заехали в эту гадость, еле живы остались! Это Кирум?
– Кирум! – крякнул толстый старшина стражи, спускаясь с вышки. – Как вас туда занесло?
– Да ночью, – пожал плечами Игнис. – Мы идем с севера. Из Аббуту. У нас дела в Фиденте. Думали, уж пропали.
– Да и странно, что не пропали, – протянул старшина, придирчиво рассматривая ярлык Игниса. – Хотя в последнюю неделю пакость стала лезть из Светлой Пустоши послабее. Маги говорят, что силы она копит. Нынче, по всем приметам, должна поджарить нас. А если копит… Я думаю, что если она их накопит, то снесет наш город вместе с его улицами. Сдвинет в самую Му!
– Подожди! – не понял Игнис. – Как это сдвинет? Весь Кирум? А Фиденту? Она ж тут рядом! Или Светлая Пустошь все должна сожрать?
– Должна не должна, а сожрет, – сплюнул стражник. – Мы пока еще держимся. Смотри, видишь край?
Игнис оглянулся. Покинутый ими край Светлой Пустоши словно огибал город, охватывая его на четверть с севера и запада.
– Маги помогают нашему герцогу, – объяснил стражник. – Сами великие мастера магических орденов. Мы обвешаны их амулетами, да и на наших башнях – этих амулетов пропасть. Но, кажется мне, все это зря. Вроде медовой тянучки в рот смертельно раненному.
– Что за маги? – спросил Игнис.
– Так четверо, – нахмурился стражник. – Ордена Воды, Земли, Огня и Воздуха. Еще два – Ордена Солнца и Луны – в Эбаббаре. Вроде бы в Эбаббаре, а там кто их знает? Говорят, там почти так же, как здесь. Но там в городе шесть башен, они хоть как-то сдерживают Пустошь. Здесь самое горячее место. Тут сейчас от всего Ардууса держит оборону герцог Эбаббара – Флавус Белуа. Оставил в Эбаббаре племянника, а сам сюда. Но он все больше в Утисе, за рекой. А маги все в Фиденте. Один здесь. По очереди. В Кирумском замке. Сейчас как раз Амплус. Дылдина такая, в два раза почти выше меня. Хоть одна радость, этлу перед смертью увидеть. Подожди немного, перед сумерками он должен объявиться, как раз всякая дрянь начинает на город лезть, видишь – земляные валы? Это магия земли, приятель, да. Ужас что такое. К тому же холод! Снег! Лед кругом! А до зимы-то еще два дня! Приходи, магу будет интересно узнать, что кто-то по Светлой Пустоши бродит!
– Кто из орденских магов был у Бенефециума? – обернулся к Бибере Игнис.
– Амплус и был, – пожала она плечами. – Еще слышала, что дакитка была необыкновенной красоты. Кажется, Лакрима ее имя?
– Ну, хоть не Никс Праина, хотя и она, и Лакрима женщины, а Рор… – задумался Игнис и, повернувшись к стражнику, сказал: – Приду обязательно. Надо хоть посмотреть, в чьи лапы или что там у этой пакости, мы чуть не угодили.
– Там все, – хрипло пообещал стражник, – и лапы, и пасти, и ужас что такое.
…Судя по улицам Кирума, особенно по его площади, на которой, примыкая к замку, высилась знаменитая кирумская часовая башня с трещиной, появившейся чуть больше двадцати лет назад, жители город покинули почти все. Даже хозяин трактира, в который заглянули путники, немало удивился, увидев незнакомцев. Однако быстро приготовил еду, отправил служку позаботиться о лошадях, да еще с учетом щедрости внезапных гостей собрал им дорожной еды в долгий путь.
– Сам почему не уходишь? – спросил его Игнис.
– А куда уходить? – смахнул со лба пот трактирщик. – Здесь я кто-то, а перейду через реку, в том же Утисе или Фиденте – я никто. Нищий калам. Да и что искать спасения от одной беды, убегая навстречу другой? Правда, многие из Кирума подались в Ардуус, кое-кто в Лапис. Но в Ардуус не хочется, говорят, там инквизиция лютует, казни каждый день. Не так чихнешь, глянь, уже и чихать нечем. А в Лаписе, говорят, больно много собакоголовых и клыкастых.
– И ничего они не собакоголовые, – обозлилась Процелла. – Такие же люди, как мы.
– Может быть, – пожал плечами трактирщик. – Я ж войной против них не иду. Но уж позволь мне жить там, где я буду радоваться человеческим лицам, а не «таким же, как мы».
– Вот так, – ударила кулаками по столу Процелла, когда трактирщик отошел. – Шесть лет я билась с такими разговорами. А потом вдруг оказалось, что самый страшный даку куда как добрее и приятнее самого красивого атера.
– А красивые атеры бывают? – прищурилась Бибера.
– Случаются, – отрезала Процелла.
– Значит, так, – сказал Игнис, – послушай, Бибера. Скажи, мог ли меня обмануть Бенефециум?
– Нет, – усмехнулась она. – Он мог что-то не сказать. Но обмануть – не должен. Если он что-то сказал, так оно и есть. Если бы он обманул тебя, он бы унизил себя. В этом можешь быть уверен. А унизить себя он мог только в одном случае, если бы боялся кого. Разве ты страшен?
– А почему он должен бояться именно меня? – спросил Игнис.
– А кого? – удивилась Бибера. – Он с Тигнумом на короткой ноге. Думаешь, просто так Церритуса и Зелуса погонял? Не знаю… Скажи, а сильные… или вот короли обманывают своих подданных?
– Всякое случается, – нахмурился Игнис.
– Тогда это не короли, – улыбнулась Бибера. – Ты что задумал?
– Хочу встретиться с Амплусом, – ответил Игнис. – Думаю отправиться на окраину Кирума. Удобный случай. Под личиной одного из орденских магов или королей Анкиды скрывается акс. Его имя Рор. Его слуги с огненными глазами разыскивают таких, как я. Чтобы убить. Бенефециум сказал, что среди тех, с кем он встречался, Рора не было. Он встречался с Амплусом. Значит, и я могу с ним встретиться.
– Ради чего? – не поняла Бибера.
– Ради других слов Бенефециума, – прошептал Игнис. – Без тех, кто владеет силой, с нынешней бедой не справиться. К тому же Бенефециум сказал – ищи мудрости. Да и капля крови этлу во мне тоже есть. Надо этим воспользоваться. Вы будете ждать меня здесь.
– Ну уж нет, – отрезала Бибера. – Хочешь, чтобы я пропустила самое интересное? А ты знаешь, что за то, что я увязалась за тобой, мать может меня выпороть? Надо хоть знать, за что страдать придется. Да и так… Не ждет меня там ничего хорошего. Знал бы, кто ко мне сватается… Думаешь, я только из-за любопытства и Сина за вами увязалась? А уж если увязалась, то изволь мое любопытство полнить!
– Ты? – повернулся к сестре Игнис.
– Ни за что, – надула губы Процелла.
– Лапис близко, – напомнил Игнис. – Найду оказию, отправлю тебя туда. Не делай глупостей.
– Скажи, – поджала губы Процелла, – Бибера красивая?
– Бибера? – удивился Игнис и покосился на недавнюю проводницу, которая и сама смотрела на него выжидающе, пряча улыбку в уголках губ. – Как тебе сказать? Если бы она заткнула уши, я бы сказал, что очень красивая. Как, впрочем, и ты. Но она уши как раз, наоборот, растопырила. Поэтому я лучше промолчу.
– И молчи, – хлопнула ладонями по столу Процелла. – Откуда ты знаешь, о чем я шептала твоей жене на ухо?
– Она спала, когда мы уходили, – напомнил сестре Игнис.
– Может быть, – кивнула Процелла, – спала и слышала. А я ведь обещала, что буду присматривать за тобой. Что я ей скажу? Что оставила тебя наедине с такой красавицей?
– Вот именно! – согласилась Бибера.
– Ладно, – задумался Игнис, затем расстегнул ворот, вытащил что-то закутанное в сукно. – Вот. Повесь это себе на шею, никому не показывай. Штучка эта предназначена одному угоднику, которого зовут Син. Бибера его знает. Это от Алиуса Алитера. Процелла, ты слышала эту историю.
– Ты чего? – не поняла Процелла. – Прощаешься, что ли?
– Нет, завещание составляю, – буркнул Игнис. – Вот два перстня. Один тебе, другой Бибере. Если вдруг засветятся, прячьте их в ладонях. Но знайте, что или со мной что-то не так, или рядом кто-то вроде меня.
– Такой же хороший? – расплылась в тревожной улыбке Бибера.
– Необязательно, – задумался на мгновение Игнис и добавил, взглянув на Процеллу: – У меня есть еще три ценности. Одну я прячу в себе и оставить не могу. Вторая – вот.
Он снял с шеи второй шнур, на котором висел небольшой, покрытый узорами кисет.
– Не открывайте. Кисет защищен самыми сильными наговорами, которые мне удалось сыскать в Анкиде. Внутри то, что мне неподвластно. Хотя я и не пытался им овладеть.
– Но там же ничего нет? – удивилась Процелла, ощупывая кисет.
– Там волос, – понизил голос Игнис. – Может быть, волос Лучезарного.
– Энки благословенный! – побледнела Бибера.
– Не бойся, не кусается, – усмехнулся Игнис. – Процелла, если спросит Син, откуда это, расскажешь ту историю, что я тебе поведал. О схватке с мурсом в Светлой Пустоши шесть лет назад.
– Что третье? – мрачно пробормотала Процелла, отправляя кисет в разрез ворота вслед за подарком для Сина.
– Третье? – задумался Игнис. – Все, что я вам отдаю, даже подарок Сину, если встретить его не удастся, все нужно будет отдать Ирис. И вы пообещаете мне это.
– Обещаем, – твердо сказала Процелла. – Что третье?
– Обещаю, – усмехнулась Бибера. – Помоги Энки устоять всей Анкиде, а уж мы не подведем… Что третье? Подожди! Никак деревяшка за твоей спиной?
– Да, – кивнул Игнис. – И этот меч – самое важное из всего. Процелла. Ты несла его на спине, я чувствую, сможешь сладить с ним. Если что – главное, взять за рукоять и открыть сердце.
– Как это? – не поняла Процелла.
– Ты сумеешь, – улыбнулся Игнис. – Но пока он побудет со мной. Просто не забывай о нем.
…Амплус появился перед самыми сумерками. Как раз тогда, когда заклубился черными дымами, осветился огнями край Светлой Пустоши и оттуда поползло, полезло, потянулось к городу, к стражникам, к сторожевым башням что-то зубастое, зловонное и навевающее ужас. Игнису, который держался чуть в отдалении, уже казалось, что страшный вал захлестнет башни, во всяком случае, стражники, которые пускали с башен стрелы в катящуюся на них нечисть, начали вдруг орать от ужаса, когда земля перед башнями, едва не подкосив их, вздыбилась и пошла волной навстречу мутному валу, дробя и перемалывая его.
Несколько фигур появились у башен. Шестеро факельщиков, один великан в коричневом балахоне выше прочих на три головы и еще двое людей обычного роста, рассмотреть которых Игнис издали не мог. Стражники, которые сопровождали процессию, то ли подчиняясь приказу, то ли робея, остановились в сотне шагов. Мгновение или несколько долгих мгновений, пока еще тьма не опустилась на истерзанную окраину города, под ругань стражников на башнях, которые теперь больше всего напоминали обреченных к смерти, великан стоял неподвижно, но вновь мутная волна покатилась в сторону города, и великан, как видно, во второй раз поднял посох и ударил им о землю, направляя против выпада Светлой Пустоши вал искореженной земли. Хотя и вал был слабее прежнего, и отгоняемый им вал Светлой Пустоши едва не пересилил его.
Стражники, что остались в стороне, принялись орать что-то, когда Игнис появился из укрытия, но, видно, распоряжение стоять на месте или ужас были сильней их тревоги. На вышках засверкали наконечники стрел, наложенных на тетивы луков. Великан поднял перед собой посох, его спутники выдернули из ножен мечи.
– Великий Маг Ордена Земли Амплус! – крикнул, приближаясь, Игнис. – Не гневайся. Где я еще мог переговорить с тобой? Не откажи тому, кто ищет мудрости!
– Это Игнис, принц Лаписа. – Игнис узнал голос Эксилиса Хоспеса, герцога Кирума. Рядом с ним стояла смуглая молодая девушка. И он, и она убрали мечи в ножны.
– Я приветствую тебя, Эксилис! – поклонился Игнис. – И твою даму.
– Это моя жена, герцогиня Монс из рода Албенс, – представил спутницу Эксилис.
– Мое почтение, герцогиня, – поклонился второй раз Игнис. – Я восхищен твоей смелостью. И смелостью твоего мужа. И твоей силой, Великий Маг, – повернулся принц к Амплусу, – так теребить мороженую землю…
– Ты не лучшее время выбрал для разговоров, Игнис Тотум, – ответил ему этлу, и Игнис заметил, что маг едва стоит на ногах. – И если ты думаешь, что теребить мороженую землю легко, приди сюда через неделю. Я больше чем уверен, что половина города будет потеряна к тому времени. Смотри! Светлая Пустошь снова гонит свой вал. Их каждый вечер случается не меньше десяти. Этот только третий, а у меня уже почти нет сил! Эксилис! Кажется, мы потеряем и эти вышки. Убирай стражников с них вместе с амулетами!
– Может быть, ради короткого разговора все же продлим жизнь этому городу? – спросил Игнис, сбросил с плеча перевязь, выдернул из ножен деревянный меч и воткнул его в землю у собственных ног.