Часть вторая
Недруги
Глава 11
Сухота
Кама добежала до границ Араманы за неделю. С того времени, как принцесса вышла на берег Аббуту у руин Алу, Кама свыклась и с бормотанием Орса, и с холодом, который донимал ее только ночью, и с запахом – потому что пот пропитал одежду. Не свыклась она только с одним – с ужасом, который, словно незримое зарево, поднимался у нее за спиной. Тропа становилась все шире, заснеженные пространства по правую руку, отделяемые от предгорий только быстрым течением реки Искарану, все ближе. На второй день бега после ночи у Кахака закончился странный, похожий на скопище выползших из земли змей гахский лес, затем два дня тянулась уже привычная, безжизненная Сухота, и лишь к концу недели начали появляться кривые и больные деревья, которые за день пути до дозорных башен Араманы образовали глухой лес до горизонта.
– А ты как думала? – бормотал Орс. – Если бы тут Сухота до самой Араманы лежала, как бы Арамана жила? Чем дышала бы? С другой стороны, может, и легче бы ей приходилось? Самая пакость как раз в этом лесу. Свой лес гахи подчистили, калбов приручили. Даже, как я слышал, в некоторых деревнях и более страшную пакость на службу поставили. А южнее, что им искать? Велика охота через Сухоту переться! Хотя забегают иногда, забегают. Но тут и без них мерзости хватает. Араманские дозорные без работы не сидят.
– Где будет можно уйти к реке? – спросила Кама.
– А чем тебе тропа не угодила? – не понял Орс.
– Остановиться хочу хотя бы на половину дня, – отрезала Кама. – Помыться, постирать одежду. Или ты хочешь, чтобы от меня воняло в Арамане, словно от бродяжки?
– Иногда самый лучший способ, чтобы на тебя не смотрели – плохо пахнуть, – заметил Орс. – Так ты ледяной водой собираешься мыться?
– А ты можешь предложить что-нибудь получше? – поинтересовалась Кама.
– Банька тут недалеко есть, – задумался Орс. – За десяток лиг до первых дозорных башен. Если будешь бежать так, как бежишь теперь, к полудню завтрашнему будешь на месте. Но две закавыки случатся, не без этого.
– Хозяин у бани строгий? – нахмурилась Кама.
– Нет у нее хозяина, – ответил Орс. – Да и баня не для придир и неженок. Закавыки в другом. Она на другом берегу. Придется через реку перебираться, а вода все-таки ледяная.
– Все равно стираться, – мотнула головой Кама. – Идти недалеко от переправы?
– Рядом, – успокоил путницу Орс. – Вторая закавыка будет похуже. Костер придется разводить большой.
– Это еще зачем? – не поняла Кама.
– Солончак там на берегу, – объяснил Орс. – Всякая тварь камни приходит лизать. Днем, правда, не особо, да и нечего там днем тебе делать, оттуда уже можно дорожку хоженую в Араману найти. Там и охотники изредка из тех, что посмелее, гуляют. Но бывают твари пострашнее тех, которые соли ищут. Те, которые ими как раз питаются.
– Костер будет, – отрезала Кама. – Главное, чтобы баня была.
…Через день, застывая от холода, в мокрой одежде, Кама стояла на берегу Искарану у выдолбленного или промытого падающим с берега ручьем желоба в известняковой глыбе и зло щурилась.
– Это и есть баня?
– А ты чего хотела? – удивился Орс. – Вода в корыте есть, если считать ведрами – так пару десятков, не меньше. Ты можешь в рост растянуться. Гранитные оковалки – вот они. Бросай в костер, раскалятся – скатывай в воду. Ложись, а хочешь – мойся, грейся, стирайся. Вон, даже валежник в расщелине еще остался. А уж сколько лет прошло, как мы с Сином тут отдыхали… Так что это, верно, и не наш валежник. А тебе-то что за дело? Воды будет мало – до реки только наклониться. Ведро кожаное, если что, у меня в мешке имеется. Пользуйся, пока я сам пользы из него извлечь не могу.
– Где солончак, о котором ты говорил? – спросила Кама.
– Да тут же, поднимись на склон, – посоветовал Орс. – Я тебе, кстати, советую камни вот на этих валунах греть. Да, на десяток шагов дальше от корыта, зато валуны нагреются, быстрее одежду высушишь.
– Сейчас ты мне снова кажешься Портенумом, – скривила губы Кама.
– Тысяча лет накладывает отпечаток, знаешь ли, – согласился Орс. – Ничего, вот вселюсь в юного красавца со жгучим взором, глядишь, начну вирши складывать!
– Где ж ты возьмешь такого? – усомнилась Кама.
– Да уж, – согласился Орс. – Такие в дорожной пыли не копошатся. Хотя кто мне мешает сотворить красавца из какого-нибудь толстячка?
– Вроде этого? – спросила Кама.
За гребнем низкого, каменистого берега и в самом деле лежало солончаковое плоскогорье. Размер его был невелик, вряд ли больше сотни шагов поперек и сотни три в длину, как раз по следам весенних ручьев, что, верно, скатывались с расположенных в лиге лысых увалов. Не считая их, сам солончак напоминал проплешину в густом еловом лесу, хотя елки росли и прямо на солончаке, только выглядели не здоровыми деревьями, а скрученными непогодой или невзгодами уродцами. Зато хватало и нанесенного водой или ветром валежника. И как раз среди него паслось стадо сухотных свиней.
– Повезло тебе, – понизил голос Орс.
– Это почему же? – спросила Кама, разглядывая животных, которые почти ничем не отличались от обычных кабанов, разве только вместо шерсти их загривки покрывали тонкие иглы да длинные, в две ладони, клыки торчали из пастей и вверх, и вниз.
– То, что теперь не весна, – объяснил Орс. – Нет ничего хуже, чем наткнуться на вот такую мамашу с поросятами. Но и с таким зверьем я бы не спешил обниматься. И уж точно с тем, который на них охотится. Таких кабанов и калбы берут только стаей. А тут никакой стаи не хватит. Их же здесь десятка два!
– Я не калб, поросят у кабанов нет, так что нечего и беспокоиться, – прошептала, пятясь, Кама. – Валежника в расщелине достаточно, не понравится запах костра – уйдут, понравится – пусть нюхают. Даже если свалятся со склона, корыто твое все выше воды на три локтя, отобьюсь как-нибудь. Главное, чтобы гахи не успели сюда добраться.
– Гахи силой и выносливостью подобны диким зверям, но так, как бежала ты… – пробормотал Орс. – Думаю, несколько дней у нас еще есть. Хотя вряд ли они останутся там надолго. Такую прорву деревни не прокормят, тем более зимой. Война начнется со дня на день. В любом случае мыться и стираться лучше с мечом под мышкой.
– Еще немного, я и сама окоченею до крепости стали, – пообещала Кама.
…Орс не обманул. Сухотская дикая баня и в самом деле одарила Каму минутами блаженства. Сначала, правда, ей пришлось разжечь костер, достать из ледяного корыта и перетащить в огонь камни, затем стянуть с себя заледенелую одежду и уже под обжигающим ветром катить раскаленные камни в воду, сдвигать их, шипящие, к одному краю, зато уж потом никто не мешал распластаться в теплой воде и впервые за несколько дней перевести дыхание.
– Ты меня видишь? – проговорила Кама, раздумывая о том, что еще минута-две, и надо будет заниматься стиркой. Хотя разве это стирка?
– Ты хочешь, чтобы я на тебя посмотрел? – заинтересовался Орс.
– Только не говори, что ты зажмуриваешь свои придуманные глаза и ничего не видишь, – усмехнулась Кама.
– Ну, не могу похвастаться зоркостью придуманных глаз, но некоторое представление о том, что вокруг тебя, я имею, – признался Орс. – Хотя меня всегда интересовал интерес женщин, особенно обнаженных, к тому, видят ли их или нет.
– У тебя был некоторый опыт по этой части? – спросила Кама.
– Всякое случалось, – признался Орс. – Во-первых, я в любом обличье способен отличать прелести от уродства, во-вторых, принимая чужое тело, мы принимаем и его слабости. А слабости у Портенума были хоть куда. Но сразу же развею твои подозрения, с гахками не грешил.
– Ты все-таки читаешь мои мысли? – скривилась Кама.
– А чего их не читать, если они написаны у тебя на лице? – удивился Орс. – Хотя и в гахах есть свое очарование. Но зато в гахках столько ревности… Не жмурься, я был всего лишь наблюдателем и немного угодником…
– Рассказывал им сказки об Энки? – ухмыльнулась Кама. – Значит, ты меня все-таки видишь. Знаешь, проведя шесть лет в коридорах Ордена Виз Вини, а затем пробежав эти две недели вдоль гор Митуту, мне хотелось понять только одно: сохранилось ли во мне хоть что-то от женщины?
– Поверь мне, – почти по-настоящему вздохнул Орс. – То, что от женщины осталось в тебе, служит для сотен тысяч из них недостижимой мечтой.
– А для меня мечтой служит желание, чтобы ты выбрался из моего тела и постирал мою одежду, – вздохнула в ответ Кама.
– Не думаю, что ты позволила бы мне это, если бы даже я шел за тобой во плоти, – заметил Орс. – Хотя я никогда не общался до тебя с принцессами.
– Не думай, что принцессы нежатся на постели с утра до вечера, – принялась разминать в воде белье Кама. – У принцесс бывают такие наставники, что порой принцессы завидуют простолюдинкам.
– Порой! – отметил Орс.
– Как раз как теперь, – усмехнулась Кама.
Она отжала белье, распластала его на камнях, сунула в угли под валунами еще несколько сухих ветвей и вернулась к корыту. К счастью, ее гарнаш в стирке не нуждался. Холодный ветер обжигал обнаженное тело, но теперь этот холод казался свежестью. К тому же мороз не был сильным. Уж во всяком случае, льда почти не намерзло даже на прибрежных камнях, да и небо темнело, явно собираясь разразиться снегом. Здесь, у реки, где ему не за что было зацепиться, камни до сих пор лежали голыми.
– Надеюсь, ты не простудишься, – подал голос Орс.
– Не должна, – согласилась Кама. – Силы пока что есть, а болезнь – это гостья слабости. Но надевать на себя придется мокрое. А значит, опять бежать. Сколько там до первых башен? Десять лиг? Что посоветуешь, переправляться через реку на тропу или идти через лес?
– Через лес, – сказал Орс. – Тропа безопаснее, но она уходит в горы, там ты потеряешь пару дней, не меньше. А тут… Всегда остается надежда встретить араманский дозор. У тебя есть знакомцы в Арамане?
– Я не рассчитываю на знакомцев, – покачала головой Кама, натягивая белье. – Интересно, как там кабаны? Нализались соли и ушли? Мне их отпугнуть? Или ждать, когда они уберутся? Дым от костра, как я поняла, их не испугал и не привлек. Чего они боятся?
– Когда их столько, почти ничего, – успокоил Каму Орс. – Считай, что ты в безопасности. Пока в безопасности. А вот когда они уйдут…
…Истошный визг донесся до Камы, когда она уже прихватывала завязи рубахи. Сразу вслед за этим едва ли не весь берег задрожал от кабаньего топота и тревожного хрюканья.
– Этого не может быть, – пробормотал Орс.
– Чего не может быть? – спросила Кама, затягивая пояс.
– Чтобы согнать с места два десятка кабанов да еще прихватить одного из них, калбов должно быть не менее десятка. Да и то…
В мгновение Кама забыла о холоде, который вернулся вместе со влажной одеждой. Оставила кожух на валуне, из-под которого поднимались бледные языки дыма, выдернула меч из ножен, медленно двинулась вверх по склону. Она увидела морду калба за пять шагов до гребня. Зверь шевелил ноздрями, втягивая запах дыма, и, увидев девчонку в пяти шагах от себя, прыгнул мгновенно. Кама упала за долю секунды до прыжка, изогнулась в падении, взметнула над собой меч и тут же оказалась вымазанной хлынувшей из рассеченного брюха вонью.
– Помылась и постиралась, – донесся сквозь вой свалившейся в воду твари голос Орса.
– Зато тепло. Тебя не зацепило? – спросила она, оглядываясь на хрипящую в воде тушу.
– Я пригнулся, – попытался пошутить Орс. – Однако это был щенок.
– Теленок, ты хотел сказать? – запрыгнула на гребень берега Кама.
Калбов возле туши зарезанного кабана было десятка полтора. Двое, самых крупных, каждый из которых мог бы сравниться размерами с небольшой лошадью, судя по мордам, только что оторвались от кровавой трапезы. Еще с полдюжины размером поменьше ждали очереди к пиршеству. Прочие, похожие на того, которого Кама рассекла черным клинком, держались в отдалении. Сейчас все они смотрели на появившуюся из-за обрыва фигуру. Длинные и узкие уши торчали вертикально вверх. Вытянутые, но не заостренные, а словно обрубленные на линии клыков морды повторяли каждое движение Камы. Вот уши начали разворачиваться, губы приподнялись, обнажая клыки. Один из вожаков негромко рыкнул, и калбская поросль начала разбегаться по флангам.
– Не отходи далеко от обрыва, – посоветовал Орс. – Калбы нападают одновременно с трех сторон. Пока стоишь у обрыва, имеешь двух соперников. Я, правда, не рассчитывал бы на твоем месте на легкую победу даже над одним из них. Но если как-то сумеешь отогнать, имей в виду, разбираться с тобой будет вожак. Он тот, что с сединой на загривке. А рычала самка. Она опаснее прочих.
– Не мог бы ты помолчать? – согнула ноги, вытянула меч в правую сторону Кама. – Или хотя бы переселиться на время в одного из калбов? В того, что с сединой, например?
– Это не подвластно и аксам, – успокоил Каму Орс. – Так что не волнуйся, перед тобой всего лишь бродячие, хоть и очень злые и дикие псы.
– И очень большие, – напомнила Кама.
– Очень большие, – согласился Орс. – Надеюсь, ты не ведьмины кольца сплетаешь? Толку от них не будет, уверяю тебя!
– Смотря куда я ими попаду, – прошелестела Кама.
Она не была уверена в том, что делает. Всякий раз, когда Виз Вини присутствовала при ее упражнениях, хозяйка ордена говорила одно и то же: почувствуй себя диким зверем, сражайся, как дикий зверь. За добычу, за территорию, за самку, за свое стадо, против охотника, который загнал тебя в ловушку, – неважно. Почувствуй себя диким зверем. Танцуй, как дикий зверь. Правда, не забывай, что ты человек.
– Как это? – не понимала Кама.
– Будь более безжалостной, чем зверь, – ответила Виз Вини.
Сейчас против Камы были и в самом деле дикие звери. Молодые, но обученные, злые и голодные. Разделившиеся на пары и приближающиеся к ней с двух сторон. Видящие в ней не столько врага, сколько добычу.
– Тебе не кажется, что они хотят меня сожрать? – стала медленно пританцовывать на месте Кама.
– Похоже, они не прочь полюбоваться тобой для начала, – не слишком бодрым тоном отозвался Орс.
Молодые калбы и в самом деле замерли на мгновение, словно танец Камы обескуражил их, рассчитывающих на оцепенение жертвы. Звери начали скалить зубы, шипеть и демонстрировать собственное недовольство ударами тяжелых хвостов по черным бокам, пока поднявшаяся у растерзанной туши на ноги самка грозным рыком не развеяла сомнения младшего зверья.
– Сделай так, чтобы я не краснел за тебя, – прошептал Орс.
– Главное, чтобы я сама не покраснела, – ответила Кама. – Ни полностью, ни частями.
…Вот и пригодилась наука Виз Вини. Кто бы мог подумать, что затверженные движения будут годны и для схватки со сворою диких псов, каждый из которых мог сожрать Каму вместе с костями и одеждой? Но именно теперь она кружилась, двигалась, переступала с ноги на ногу, вовсе не задумываясь о том, что будет делать ее правая рука с черным клинком. Зато левая безошибочно лепила самое привычное заклинание из возможных, то самое, которым она пользовалась, чтобы разжечь костер. Правда, в свое время его пришлось слегка изменить. Сам Окулус – учитель вельможных отпрысков Лаписа в магии и прочих естественных науках – копался в древних свитках, пытаясь помочь Каме. Еще бы, ведь ее тогдашний наставник Сор Сойга, как шутил тот же Окулус, учитель противоестественных наук, требовал, чтобы магия была незаметной, а попробуй слепить заклинание, чтобы и в десяти шагах никто не почувствовал магического дуновения? А уж выполнить просьбу любимой ученицы, чтобы с одного щелчка загорался костер, даже собранный из сырых дров, – это, наверное, и самому Софусу, ардуусскому магу, было бы не под силу. Но с учетом буйного нрава и вечного излишка силы Камаены Тотум задача перед Окулусом стояла не неразрешимая, и Кама это тут же подтвердила, вызубрив содержание полученного лоскута пергамента наизусть. Правда, когда в орденской башне Виз Вини увидела, как принцесса разжигает огонь в камине, наставница не преминула заметить, что всякая магия – это зачастую не только конец схватки, но и начало нити, ухватив за которую мага можно выудить из любого панциря, но об этом ли следовало рассуждать, когда мерзкая тварь с оскаленной пастью летела точно на тебя?
Первый же калб с визгом покатился вниз с обрыва со вспыхнувшей пламенем мордой, второй пролетел мимо, пытаясь развернуться на ходу, но черный клинок уже расчерчивал лоснящийся бок алой расщелиной. Следующая пара почти повторила судьбу предыдущей, разве только обожженный зверь закрутился тут же, у ног Камы, да и второй хрипел рядом, прыгая на трех лапах и волоча четвертую. Кама добила последнего и тут только поняла, что схватка изменилась. Четверка молодых зверей ретировалась, и в ее сторону медленно шел вожак. Самка стояла над тушей, издавая негромкий, но протяжный рык. Над солончаком стоял тяжелый запах свежей крови.
– Я бы на твоем месте убежал, – прошелестел Орс. – Он же почти с лошадь. И, кажется, не намерен прыгать.
– А я бы на твоем – улетела, – прошептала Кама. – И ты, в отличие от меня, способен улететь.
– Улечу, – ответил Орс. – Но, надеюсь, не из брюха калба.
– Надейся, – метнула спасительную магию Кама.
Огонь вспыхнул и погас почти сразу, стоило огромному языку слизнуть пламя, лишь опалившее кожу. И второй комок огня постигла та же участь.
– Ты забавляешь, что ли? – простонал Орс. – Четыре десятка шагов осталось! Да что ему эти искры? Только нос обожгла!
– Не нос, а нюх, – отрезала Кама. – Не обожгла, а выжгла. Уши не успею подпалить, а вот глаза…
Она подпалила зверю глаза, когда до него осталось несколько шагов, и бросилась вперед, потому что и калб, верно, истратив остатки стойкости, сорвался в бешенство и рванулся к ней, будто хотел не только разорвать дерзкую противницу, но и испепелить ее ею же насланным пламенем. Каме потребовалось не меньше нескольких секунд, чтобы свалить обезумевшего зверя, который хоть и не сумел добраться до обидчицы, но, даже касаясь ее собственной тушей, разодрал одежду в клочья.
– Ну, хоть так, – прошептала Кама, когда калб рухнул и она обнаружила, что все прочее стадо, вместе с самкой, скрывается в лесу, бросив даже кабана. – Как насчет тушеной свинины?
– Глаза подними? – странным, мертвенным голосом посоветовал Орс.
– Птицы? – спросила Кама, стирая с лица забрызгавшую его кровь. – Нет. Сэнмурвы. И не меньше полсотни. Но они высоко. Боятся.
– Они не тебя боятся, – прошептал Орс. – Они просто ждут своего часа. И калбы не от тебя убежали. Быстро, быстро мажься кровью! Вовсе заползай в брюхо к калбу. Заползай, я тебе говорю!
Кама не стала мазаться кровью. И так была вымазана с ног до головы. Хотела было даже поспорить с Орсом, но глухое урчание и грохот переворачиваемых под берегом глыб были доходчивее увещеваний. Она вскрыла брюхо калба и полезла в синеватую путаницу вонючих кишок.
– Вот и помылась, – только и смогла выдохнуть, давя в горле приступ тошноты.
– Теперь слушай, – начал шептать Орс, когда она зажмурилась, замерла в потрохах, оставив у разреза, кажется, только нос. – В Сухоте много разной дряни. Было и побольше, но и теперь хватает. Но есть одна тварь, на которую не действует магия. Ее даже гахские шаманы не в силах отогнать. Думаешь, просто так гахи не подходят к горам? Я, правда, не думаю, что этой мерзости осталось больше десятка, но одна из них как раз теперь выбирается на берег. Слишком много вонючей крови здесь пролилось. Это сухотный падальщик, девочка. Ты не дергайся, лежи и молись богам, чтобы он на тебя не наступил. Он сначала примется за кабана, но потом уж все подожрет, не сомневайся. Но пока будет жрать кабана, постарайся отползти. И знай, что он хоть и не быстрый, но убежать не получится. На лигу и у него прыткости хватит, да и вся эта мерзость, что в небе кружится, тучей на тебя ринется! Они же с него кормятся, тут сейчас весь солончак плотью будет заляпан, никакая хозяйка так мясо не порубит…
Между тем грохот усилился. Заскрежетал камень, словно кто-то выбирался из пропасти, царапая гранит сталью. Раздалось тяжелое уханье, и камни под тушей калба задрожали. Секунду или дольше Кама лежала, стиснув зубы и подавляя в себе желание кинуться прочь. Затем камни задрожали снова. Что-то тяжелое и огромное двигалось рядом. Вот оно запыхтело почти над головой Камы, затем продвинулось чуть дальше, в сторону кабана и, уже удаляясь, все-таки придавило калба, в котором лежала Кама. Кости зверя затрещали, и Каму выдавило из вонючего брюха вместе с грудою кишок, как выдавливается обмылок из мокрой руки.
– Жива? – спросил Орс.
– Не уверена, – все-таки вывернуло наизнанку Каму. Она мотнула головой, смахнула с глаз залепившую их слизь, приподнялась на четвереньках и оцепенела. Впереди, в полусотне шагов, там, где была оставлена калбами туша кабана, шевелилось чудовище. Наверное, более всего оно напоминало черепаху. Но напоминало только лишь неровными пластинами панциря, покрывающими все ее тело. Силуэт же скорее напоминал огромного медведя. Калбы рядом с этим медведем казались бы дворовыми шавками рядом с быком.
– Араманы зовут его зверь-камень, – проговорил Орс. – Он выбирается из гор два-три раза в год. Сэнмурвы иногда гнезда строят возле его лежки. Ждут, когда тот проснется. А он ждет падали. Приходит время пожрать– лежит и тянет в себя ветер. И вот уже где-то рядом льется много крови… Тебе просто не повезло. Когда он нажирается, он уходит обратно, сворачивается камнем и спит, пока не придет время испражнить переваренное и снова отправиться за лакомством. Кстати, его испражнения сэнмурвы считают лакомством!
– Ты сейчас хочешь, чтобы я начала облизываться? – прошипела Кама, оборачиваясь. Тишина и пустота над головой нашла свое объяснение. Сэнмурвы, минуты назад тучей заполонившие небо, сейчас, подобно стервятникам, сидели по краю солончака со стороны реки, ожидая своей части трапезы. И как раз теперь их пасти и их взгляды были обращены на Каму. Она привстала на колени, двинулась в сторону крылатых тварей, и с их стороны тут же раздалось шипение, готовое перерасти в лай.
– Пока они сидят, ты прорвешься, – прошептал Орс. – Но они тут же взлетят. Я слышал, что у вас с Эсоксой было какое-то средство от сэнмурвов?
– Виз Вини унесла его, – прошептала Кама и медленно, очень медленно обернулась, потому что ледяной холод охватывал спину. Чудовище, и в самом деле напоминающее каменного медведя, смотрело на нее через каменное плечо с явным интересом.
– Значит, говоришь, нажравшись, оно сворачивается в каменный валун? – прошептала Кама, глядя, как под довольное урчание сэнмурвов чудовище начинает разворачиваться. – Как еж?
– Как степной броненосец, – застонал Орс. – Но броненосец разворачивается, если его бросить в воду! Куда ты собираешься бросать это чудовище?
– Никуда, – взмахнула мечом Кама. – Как на него охотятся?
– Никак, – отрезал Орс. – Он охотится! И для него лакомство – как раз сожрать что-то еще живое! Ты – лакомство!
– Он будет прыгать? – поинтересовалась Кама.
– Я удивляюсь, что такая тяжесть может еще бегать, – заныл Орс. – Может быть, он и пользуется пастью, но Син говорил, что пастью он только жрет. Он топчет! Посмотри на его ноги. Он нашего калба превратил в лепешку! Да таких, как ты, он может раздавить сразу двух!
– Пусть попробует, – процедила сквозь зубы Кама.
Она прильнула к камню в тот же миг, когда зверь медленно двинулся в ее сторону. Ткнула ладони в лужу крови, вытекшую из брюха калба, и повторила часть того заклинания, которое разрушило Змеиную башню. А потом до самой последней секунды выгребала из сотворенной ложбины пыль и песок, чтобы нырнуть в нее и вжаться в расщелину подобно мокрице.
– Молодец, – сказал Орс, когда ревущий от раздражения зверь перестал топтаться над затаившейся Камой и придавил ее убежище собственной тушей, тут же принявшись за продолжение трапезы с потрохами калба. – Хороший способ охоты. Только в ловушке не зверь, а охотник.
– Знаешь, – проговорила, морщась от невыносимой вони, Кама, – во-первых, я верю, что он и в самом деле испражняется нечасто, во-вторых, после брюха калба мне уже ничего не страшно, в-третьих, в детстве мы с братьями иногда ловили ос и сажали их в глиняные чашки. Но никогда не прикрывали их ладонью!
Она взметнула клинок в тот самый миг, когда зверь проглотил очередную порцию падали и начал прижиматься к камням, видимо, рассчитывая, если не раздавить добычу, так задушить ее. Меч с трудом пробил не каменную, но толстую кожу, а затем пошел вдоль расщелины, рассекая потроха и сосуды, в который уж раз заливая принцессу вонью и лишая ее возможности дышать и одновременно извлекая такой вой, что даже последующий рывок зверя в сторону показался Каме бесшумным.
Она с трудом выбралась из расщелины, замотала головой, морщась теперь уже от визга умирающего зверя, который бился в луже собственной крови в паре десятков шагов, согнулась в приступе бессмысленной рвоты и сквозь звон в ушах с трудом услышала почти крик Орса.
– Бегом к зверю! Сэнмурвы пьянеют от крови! Там они не будут нападать на тебя всем скопом! Теперь у них пир!
Забравшись на горб каменной спины чудовища, Кама продержалась не менее получаса. Во всяком случае, часть сэнмурвов, которая предпочла свежую добычу обилию падали, кружила у нее над головой и падала на ее плечи поодиночке или парами каждую минуту. И результаты этих атак сваливались вокруг туши затихшего зверя, где копошились их менее привередливые сородичи. И все-таки силы начинали оставлять Каму, поэтому, когда ей почудились голоса, а потом вокруг засвистели стрелы и оставшиеся сэнмурвы, из тех, что еще могли лететь, понеслись с хриплым лаем в сторону гор, у Камы даже не было сил, чтобы смахнуть кровь с лица. Она села там, где стояла, и положила меч на колени. Из леса выехал араманский дозор. Всадников было с половину сотни. И двоих из них Кама узнала. Широкоплечий бородач был одним из двоих братьев араманского князя Прунумом, а рядом с ним держался его племянник, третий княжич Араманы, победитель уже теперь давнего турнира лучников, некогда поклонник Лавы Арундо – Вервекс Скутум. Всадники с обескураженными лицами выстроили испуганных лошадей вокруг мертвого чудовища. Прунум Скутум стянул с головы араманский треух и отдал Каме честь, прижав шапку к груди. Вервекс подал лошадь вперед, прищурился и спросил:
– Я тебя знаю, почтенная охотница?
– Не думаю, – проговорила она, стирая с глаз кровь. – Но мы можем познакомиться.