Глава 6

– Твой брат прав, – сказал Ричард. – Ты должна уехать домой.

– Ну вот, теперь еще ты! Не начинай все это снова! – резко бросила Берил через плечо.

– Я подброшу тебя в отель, чтобы собрать вещи. А потом отвезу в аэропорт.

– Вы что все, сговорились?

– Может быть, ты хоть раз прислушаешься к моему совету?! – закричал он.

Берил остановилась как вкопанная посреди людной улицы и обернулась, оказавшись лицом к лицу с Ричардом:

– К совету – да. К приказу – нет.

– Хорошо, тогда задержись на минутку и послушай меня. Ваша с Джорданом поездка в Париж с самого начала была безумной затеей. Безусловно, я понимаю, почему вы пошли на это. Знаю, что вы хотели узнать правду о гибели родителей. Но все изменилось, Берил. Погибла женщина. Теперь дело приняло новый оборот.

– И как же, по-твоему, я должна поступить с Джорданом? Просто бросить его в тюрьме?

– Я позабочусь об этом. Поговорю с Реджи. Мы найдем для Джордана лучшего адвоката, который…

– А я трусливо побегу домой? Умою руки, бросив все, как есть?

Берил посмотрела на часы, которые теперь носила на руке. Часы Джордана. И тихо сказала:

– Брат – вся моя семья. Ты видел, каким несчастным он выглядел? Если он останется в том жутком месте… это его просто убьет! Я бы никогда не простила себе, если бы бросила его там.

– Но если что-то случится с тобой, Джордан никогда не простит себе. И я тоже.

– Я тебе не подчиняюсь.

– Но тебе придется подчиниться.

– И кто это решил?

Ричард подлетел к Берил и сжал ее лицо в своих ладонях.

– Я, – прошептал он, прижавшись губами к ее губам.

Берил была так ошеломлена пылкостью, даже дикостью его поцелуя, что в первый момент просто растерялась – слишком много восхитительных ощущений обрушилось на нее одновременно. Она слышала, как Ричард бормочет что-то в пылу страсти, чувствовала, как ее захлестывает горячая волна любовной лихорадки. Ее тело невольно ответило на этот внезапный порыв, и каждый нерв зазвенел от чувственного желания.

Берил не обращала внимания на шумное движение, прохожих на тротуаре. Здесь и сейчас были только они двое – и то, как буквально изнемогали от обжигающей страсти их тела, их губы. Берил думала о том, что они весь день боролись с этим искушением. И весь день она понимала, что это бесполезно. Она знала, что все придет именно к этому – поцелую на парижской улице, – и теперь была совершенно потеряна. Ричард мягко оторвался от ее губ и взглянул ей в глаза.

– Вот почему ты должна уехать из Парижа, – с нежностью произнес он.

– Потому что ты всем командуешь?

– Нет. Потому что в этом есть смысл.

Берил отстранилась, отчаянно пытаясь отойти от Ричарда на почтительное расстояние, чтобы наконец-то обрести способность контролировать – хоть как-нибудь – свои эмоции.

– Возможно, для тебя это и имеет смысл, – тихо сказала она, – но не для меня.

И, повернувшись, она села в его машину.

Ричард скользнул следом и захлопнул за собой дверцу. Теперь они вместе сидели в тишине, и Берил физически чувствовала, как разочарование столь желанного для нее мужчины наполнило весь салон.

– Что я должен сказать, чтобы заставить тебя передумать? – спросил Ричард.

– Передумать? – Берил взглянула на него и с трудом изобразила улыбку, которая вышла напряженной, упрямой. – Нет ничего, что могло бы заставить меня изменить свое решение.

– Ситуация довольно скользкая, – сказал Реджи Вэйн. – Если бы обвинения не были столь серьезными – кража, например, или даже изнасилование, – посольство могло бы чем-нибудь помочь. Но убийство? Подобные дела находятся вне дипломатического вмешательства.

Они беседовали в личном кабинете Реджи – это была типично мужская, обшитая темными панелями комната, живо напомнившая Берил кабинет дяди Хью в Четвинде. Книжные полки были заставлены творениями английских классиков, на стенах висели картины с охотничьими сюжетами – лисы, гончие, джентльмены верхом на лошадях. Камин из камня, как упомянул Реджи, был точной копией очага в доме его детства, что в Корнуолле. Даже запах табака для трубки, которую курил Реджи, напоминал Берил о доме. Как успокаивало осознание того, что здесь, в предместьях Парижа, существовал знакомый мир, будто перенесенный сюда прямо из Англии!

– Но посол, несомненно, может что-нибудь предпринять? – спросила Берил. – Мы ведь говорим о Джордане, а не о каком-нибудь футбольном хулигане. Кроме того, он невиновен.

– Разумеется, он невиновен, – поспешил согласиться Реджи. – Поверь мне, если бы я хоть что-нибудь мог сделать, наш Джордан больше ни секунды не оставался бы в этой камере.

Вэйн опустился на диван рядом с Берил и сжал ее руки, внимательно глядя на нее своими голубыми глазами, в которых отчетливо читалось сострадание.

– Берил, дорогая, ты должна понять. Даже сам посол не может творить чудеса. Я разговаривал с ним, и он настроен отнюдь не оптимистично.

– Выходит, ни вы, ни он ничего не можете поделать? – упавшим голосом спросила Берил.

– Я договорюсь насчет адвоката – приглашу того, которого рекомендует наше посольство. Он превосходный специалист, обычно ему звонят в подобных случаях. Специализируется на помощи английским клиентам.

– И это все, на что мы можем надеяться? На помощь хорошего адвоката?

Вместо ответа Реджи лишь с сожалением кивнул.

Разочарованная, Берил и не услышала, как Ричард подошел и встал прямо за ней, зато почувствовала, как его руки опустились ей на плечи, словно пытаясь защитить. «И как я дошла до того, что начала полагаться на него? – невольно подумала она. – На человека, которому мне не следует доверять? И все же я доверяю».

Реджи взглянул на Ричарда и спросил:

– А удалось ли что-нибудь выяснить по линии разведки? Возможно, обнаружены какие-то доказательства?

– Французская разведка сотрудничает с полицией. Они проведут баллистическую экспертизу, проверят оружие. Никаких отпечатков пальцев на пистолете обнаружено не было. Тот факт, что подозреваемый – племянник лорда Ловата, заслуживает особого внимания. Расследование будет вестись тщательно, и все же он обвиняется в убийстве. А жертва – француженка. Как только эта история попадет в местные газеты, все представят так, будто испорченный англичанин, представитель золотой молодежи, пытается ускользнуть от ответственности за совершенное преступление.

– И это вызовет к нам, британцам, еще больше неприязни, – заметил Реджи. – Я провел в этой стране тридцать лет и знаю, о чем говорю. Уверяю вас, как только истечет этот год моей работы в банке, я отправлюсь домой.

Взгляд Реджи уже тоскливо блуждал по картине, висевшей над каминной полкой. Она изображала загородный дом, стены которого были увиты лиловыми цветами глицинии.

– Хелена ненавидела это местечко в Корнуолле – считала, что дом слишком простой, старомодный. Но он подходил моим родителям. И устраивает меня. – Вэйн взглянул на Берил. – Как же это страшно – попасть в беду так далеко от дома! Мы все прекрасно знаем, насколько уязвим каждый из нас. И ни положение, ни деньги не помогут уладить дело.

– Я сказал Берил, что она должна лететь домой, – заметил Ричард.

Реджи кивнул:

– И я так думаю.

– Но я не могу! – стояла на своем Берил. – Я бы чувствовала себя как крыса, бегущая с корабля.

– По крайней мере, ты была бы живой крысой, – сказал Ричард.

Берил гневно тряхнула плечами, пытаясь сбросить его руки.

– Но все равно я осталась бы крысой! Реджи с нежностью взял ее ладонь.

– Берил, – тихо сказал он, – послушай меня. Я был давним другом твоей матери – мы росли вместе. Именно поэтому я чувствую свою особенную ответственность. И ты даже понятия не имеешь, как больно мне видеть одного из детей Мэдлин в столь бедственном положении! Просто ужасно, что Джордан попал в беду, но я волнуюсь и о тебе тоже…

Он сжал руку Берил:

– Здесь, в Париже, ты должна слушаться мистера Вулфа. Он здравомыслящий парень. Тот, кому ты можешь доверять.

«Тот, кому я могу доверять», – про себя повторила Берил. Она чувствовала на своей спине пристальный взгляд Ричарда, чувствовала так остро, словно это было прикосновение. От его жгучего взора напряглось все тело. Берил внимательно посмотрела на Реджи – милого Реджи, который был связан одним прошлым с Мэдлин, что делало его частью семьи Тэвисток.

– Я знаю, что вы желаете мне только добра, Реджи, – сказала она, – но я не могу уехать из Парижа.

Вэйн и Вулф с пониманием посмотрели друг на друга, обменявшись разочарованными, но отнюдь не удивленными взглядами. В конце концов, они оба знали Мэдлин и понимали: от ее дочери нельзя было ожидать ничего, кроме упрямства.

В это время в дверь кабинета постучали, и в нее просунулась голова Хелены.

– Вы не возражаете, если я войду?

– Конечно, – отозвалась Берил.

Хелена вплыла в кабинет, неся поднос с чаем и бисквитами, угощение она разместила на маленьком столике, стоявшем возле дивана.

– Я привыкла проявлять осмотрительность и всегда стучу, – с улыбкой объяснила она, налив четыре чашки чаю, – прежде, чем нарушить границы личной территории Реджи.

Хелена вручила Берил чашку и спросила:

– Вы ведь продвинулись в решении проблемы, не так ли?

По молчанию, которое последовало за вопросом, Хелена безошибочно угадала ответ. В ее голосе зазвучали нотки извинения:

– О, Берил, мне так жаль! Неужели ты совсем ничего не можешь поделать, Реджи?

– Я уже делаю все, что в моих силах, – бросил Реджи, и в его тоне послышался намек на раздраженность. Повернувшись спиной к жене, он взял трубку с каминной полки и зажег ее. В кабинете ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь звоном чашек о блюдца и мягким «пух-пух-пух», который производили губы Реджи, прильнувшие к чубуку трубки.

– Реджи? – снова осмелилась обратиться к супругу Хелена. – Мне кажется, этот звонок адвокату – лишь пассивная реакция на происходящее. Может быть, ты можешь сделать что-нибудь… ну… более активное?

– Например? – отозвался Ричард.

– Допустим, заняться расследованием преступления. Мы все знаем, что Джордан не мог совершить убийство. Тогда кто же это сделал?

– Ты вряд ли подойдешь на роль детектива! – презрительно хмыкнул Реджи.

– И все же это вопрос, на который просто необходимо ответить. Та молодая женщина была убита во время наблюдения за Джорданом. Возможно, это происшествие связано с причиной, по которой Джордан прибыл в Париж. Хотя у меня в голове не укладывается, как убийство двадцатилетней давности может быть для кого-то столь опасным!

– Это было больше, чем убийство, – заметила Берил. – Дело было связано со шпионажем.

– Ну, та история с «кротом» в НАТО, – объяснил Реджи супруге. – Ты наверняка помнишь! Хью рассказывал нам об этом.

– Ах да, Делфи! – Хелена взглянула на Ричарда. – МИ-6 так и не удалось установить личность предателя, не так ли?

– У них были подозрения, – ответил Ричард.

– Лично меня всегда мучили сомнения, – сказала Хелена, протягивая руку за бисквитом, – по поводу посла Сазерленда. И того, почему он свел счеты с жизнью вскоре после гибели Мэдлин и Бернарда.

Ричард кивнул:

– Наши мысли сходятся, леди Хелена.

– Впрочем, не могу сказать, что у него не было других причин для прыжка с того моста. Если бы я была мужчиной, который женился на Нине, давно бы совершила самоубийство! – Хелена впилась зубами в бисквит, будто напоминая о том, что даже у безобидных с виду тихих серых мышек есть зубы.

Реджи выбил трубку и бросил:

– Нам не следует обсуждать все эти домыслы.

– А вдруг это поможет – не одно, так другое?

К тому моменту, как Реджи вышел проводить гостей к двери дома, уже сгустились сумерки, а ночь принесла сырую, не по сезону, прохладу. Даже высокие стены, окружавшие внутренний двор владений Вэйнов, не могли, казалось, защитить от ощущения опасности, висевшего в воздухе той ночью.

– Обещаю вам, – сказал Реджи на прощание, – я сделаю все, что в моих силах.

– Не знаю, как вас благодарить, – пробормотала Берил.

– Просто улыбнись мне, дорогая. И еще вот что. – Реджи обнял ее за плечи и чмокнул в лоб. – С каждым днем ты становишься все больше и больше похожей на свою мать. И из моих уст ты не услышишь более лестного комплимента. – Вэйн обернулся к Ричарду: – Вы ведь присмотрите за девочкой?

– Обещаю, – сказал тот.

– Хорошо. Потому что она – все, что у нас осталось. – Он грустно коснулся щеки Берил. – Все, что у нас осталось от Мэдлин.

– Они всегда общались подобным образом, – спросила Берил, – Реджи и Хелена?

Ричард вел машину, сосредоточенно глядя на дорогу.

– Что ты имеешь в виду?

– Эти язвительные замечания в адрес друг друга. Оскорбительные выпады.

Ричард усмехнулся:

– Я так привык слышать все эти обмены колкостями, что уже почти не замечаю этого. Да, помнится, именно так они и общались, когда я познакомился с ними двадцать лет назад. Убежден, все это идет от чувства досады, которое испытывает Реджи из-за денег. Какому мужчине понравится быть… на содержании у женщины?

– Конечно, – тихо поддакнула Берил, старательно избегая смотреть в глаза Ричарду. – Полагаю, ни одному мужчине не захочется с этим мириться.

«Неужели нас разделяет то же самое? – лихорадочно думала она. – И он мог бы использовать мои деньги в качестве аргумента против меня? Его уязвленное самолюбие пестовало бы обиды в течение многих лет, и в итоге мы бы закончили как Реджи и Хелена, чья семейная жизнь превратилась в ад…»

– Их отношения испортились еще и потому, – добавил Ричард, – что Реджи никогда по-настоящему не нравилось это пребывание в Париже, да и быть банкиром ему никогда не хотелось. Именно Хелена уговорила его занять этот пост.

– Похоже, ей и самой не слишком здесь нравится.

– Точно. Вот и получается, что они постоянно язвят, пытаются поддеть друг друга. Я наблюдал за ними на приемах, где присутствовали и твои родители, и всякий раз поражался контрасту. Бернард и Мэдлин казались такими влюбленными… Впрочем, я уже говорил, что каждый мужчина, который был знаком с твоей матерью, просто не мог в нее не влюбиться – хотя бы немножко.

– Что же в ней было особенного? – спросила Берил. – Ты как-то упомянул, что она была… очаровательной.

– Когда я познакомился с Мэдлин, ей было около сорока. О, у нее, конечно, на висках уже появились седые волосы. И несколько морщинок от смеха. Но она была более обворожительна, чем любая двадцатилетняя девушка из всех, кого я когда-либо встречал. Я сильно удивился, когда узнал, что она не урожденная аристократка.

– Она родом из Корнуолла. Испанских кровей. Они с папой познакомились летом, во время каникул. – Берил улыбнулась. – Он рассказывал, как мама победила его в соревновании по спортивной ходьбе. Причем она шла босиком! И именно тогда папа понял, что она – та самая, единственная.

– Они прекрасно подходили друг другу, дополняли буквально во всем. Думаю, именно это и восхищало меня – их счастье. Мои родители в свое время развелись. Их расставание было довольно неприятным, даже скандальным, и это решительно настроило меня против самой идеи брачного союза. Но отношения твоих родителей казались такими легкими и гармоничными. – Ричард покачал головой. – Их гибель потрясла меня больше чем кого бы то ни было. Я просто не мог поверить, что Бернард…

– Он этого не делал. Я знаю, что он этого не делал.

Немного помолчав, Ричард сказал:

– Я тоже.

Какое-то время они ехали в полном молчании, щурясь от ярких огней пролетающих мимо встречных машин, которые отражались в лобовом стекле.

– Именно поэтому ты так никогда и не женился? – наконец решилась спросить Берил. – Из-за развода родителей?

– Это лишь одна из причин. Другая – то, что мне так и не удалось найти подходящую женщину. – Ричард взглянул на Берил. – А почему ты еще не вышла замуж?

Она пожала плечами:

– Потому что так и не нашла подходящего мужчину.

– Но в твоей жизни ведь наверняка кто-то был.

– Был. Некоторое время. – Берил крепко обняла себя за плечи и уставилась в темноту, царившую за окном.

– Что-то не получилось?

Она выдавила из себя смешок:

– Мне очень повезло, что не получилось.

– В твоем тоне слышится оттенок горечи.

– Разочарования – так точнее. Когда мы познакомились, он показался мне исключительным, весьма неординарным человеком. Он был хирургом, собиравшимся отправиться с миссией милосердия в Нигерию. В наши дни так редко можно встретить человека, который заботится о человечестве. Я два раза навещала его в Африке. Он чувствовал себя там как рыба в воде.

– И что же произошло?

– Какое-то время мы были любовниками. А потом я неожиданно осознала, кем он себя мнит – великим белым спасителем. Он бы несся в самую простую, примитивную больницу, спасал несколько жизней, а потом летел бы обратно в Англию за бодрящей дозой лести, которой, как оказалось, ему всегда было недостаточно. Одной восторженной, преклоняющейся перед ним женщины ему явно было мало. Ему требовалась дюжина. – Помолчав, Берил тихо добавила: – А я хотела быть единственной.

Она откинулась на автомобильном сиденье и вновь принялась вглядываться в сверкавшие огни Парижа. «Это просто город света! – подумалось ей. – И все же он полон теней, темных переулков и еще более темных тайн».

Добравшись до Вандомской площади, они ненадолго остались в припаркованной машине, – не заводя разговора, просто сидели рядом, окутанные мраком. «Мы оба измучены, – думала Берил, – и все же этот день еще не закончился. Я должна собрать вещи Джордана – зубную щетку, смену белья. И привезти все это в тюрьму…»

– Выходит, мне так и не удалось убедить тебя вернуться домой, – констатировал Ричард.

Берил задумчиво посмотрела на площадь: в темноте угадывались два силуэта влюбленных, которые прогуливались, держась за руки.

– Нет, я не вернусь. По крайней мере, до тех пор, пока Джордан не выйдет на свободу. Пока мы не доведем это дело до конца, пока мы во всем не разберемся.

– Я боялся, что ты именно так и скажешь. Но я не удивлен. Ты ведь на днях упоминала, что у тебя твердая голова.

Берил взглянула на него, даже сквозь темноту различая сияние его улыбки.

– Это не твердолобость, Ричард. Это преданность. По отношению к Джордану. К моим родителям. Понимаешь, мы – Тэвистоки, и мы горой стоим друг за друга.

– Ты должна поддерживать Джордана, это я могу понять. Но твои родители умерли.

– Это дело чести.

Он покачал головой:

– Бернарду и Мэдлин уже не помогут твои заботы о чести. Да и вообще, честь – безнадежно устаревшее понятие, оно того же рода, что и отстаивание чего-то абстрактного, вроде достоинства фамилии.

Берил выбралась из машины.

– Фамилия Вулф, очевидно, ничего для тебя не значит, – холодно ответствовала она.

Заперев машину, Ричард нагнал Берил, когда та уже прошла через вестибюль отеля и зашла в лифт.

– Может быть, это странная для тебя американская точка зрения, но я считаю, что достоинство моего имени – то, что создаю я сам. И на моем лбу не вытатуирован фамильный герб!

– Похоже, ты не так меня понял.

– О да, ну конечно! – резко бросил он. – Я ведь всего лишь тупоголовый янки!

– Я никогда не говорила в твой адрес ничего подобного!

Ричард зашел за ней в номер и с громким стуком захлопнул дверь.

– И все-таки совершенно понятно, что я не дорос до стандартов вашей светлости!

Берил обернулась и гневно посмотрела на него:

– Ты готов использовать это против меня, не так ли? Мое имя. Мое состояние.

– То, что меня беспокоит, не имеет к этому ни малейшего отношения. К тому, что ты из семьи Тэвисток.

– Что же тогда тебя беспокоит?

– То, что ты не слушаешь доводы разума.

– Ах, эта моя твердая голова!

– Да, твоя твердая, упрямая голова. И твое дурацкое чувство чести. И твои… твои…

Берил подошла к Ричарду совсем близко. Подняв голову, она заглянула ему прямо в глаза.

– Мои – что?

Ричард нежно взял лицо Берил в ладони и прижался к ее губам. Поцелуй был таким длинным, таким пылким, что она чуть не задохнулась от нахлынувших эмоций. Когда Ричард наконец-то оторвался от ее уст, ноги Берил дрожали, а пульс громким эхом отдавался в ушах.

– Именно это меня и беспокоит, – сказал он. – Когда ты рядом, я теряю способность четко и быстро мыслить. Не могу сосредоточиться – даже на том, чтобы завязать шнурки своих собственных ботинок. Стоит тебе пройти мимо или просто бросить в мою сторону случайный взгляд, и я буквально теряю разум, мысли разбегаются в разные стороны, я начинаю вести себя странно. Подобные ситуации приводят к ошибкам. А я не люблю ошибаться.

– Значит, ты тот, кто не может сосредоточиться. А я та, кто должна лететь домой?

Берил повернулась и прошла через весь номер к межкомнатной двери, ведущей в сьют Джордана.

– Мне очень жаль, Ричард, – бросила она, проходя мимо окна, – но тебе придется держать свои мощные мужские гормоны под…

Ее слова оборвал звон разбивающегося вдребезги окна.

Хорошие рефлексы помогли Берил увернуться от острых осколков вылетающего стекла. Ричард бросился к ней, в мгновение ока оказавшись рядом и заставив ее пригнуться к усыпанному осколками полу. Еще одна пуля просвистела через окно и с глухим стуком впечаталась в противоположную стену.

– Свет! – закричал Ричард. – Нужно выключить свет!

Он стал осторожно подползать к прикроватной лампе и почти добрался до нее, когда и второе окно внезапно разлетелось на мелкие кусочки. Осколки стекла посыпались сверху прямо на него.

– Ричард! – в ужасе вскрикнула Берил.

– Только не поднимайся!

Он перевел дыхание и перекатился по полу. Наконец, сумев ухватить шнур лампы, Ричард выдернул вилку из розетки. Комната тут же погрузилась во мрак. Теперь единственным источником света было тусклое сияние огней Вандомской площади, проникавшее через оконный проем. Комнату наполнила зловещая тишина, нарушаемая лишь стуком сердца Берил, гулко отдававшимся в ее ушах.

Берил начала подниматься на колени.

– Не двигайся! – предостерег Ричард.

– Он не сможет нас увидеть.

– У него может быть инфракрасный прицел. Оставайся внизу.

Берил опустилась на пол, почувствовав через ткань рукава осколок стекла.

– Откуда могут стрелять?

– Скорее всего, из какого-нибудь здания по другую сторону площади. Из снайперской винтовки.

– И что нам теперь делать?

– Вызывать подкрепление.

Берил услышала, как он ползет в темноте, потом раздался стук опущенного на пол телефона. Спустя мгновение Ричард забормотал проклятия:

– Линия не работает! Кто-то перерезал провод.

Приступ панического страха сотряс душу Берил.

– Ты хочешь сказать, что они были в номере?

– Это означает… – Он неожиданно затих.

– Ричард?

– Тсс… Слушай.

Сквозь громкое биение собственного сердца Берил удалось уловить слабый гул гостиничного лифта, остановившегося на их этаже.

– Думаю, мы попали в серьезную переделку, – произнес Ричард.