Книга: Князь Гостомысл – славянский дед Рюрика
Назад: III
Дальше: V

IV

Гостомысл и Хвалибудий объезжали новгородские стены, прикидывая расстановку своих войск. Наверху черными воронами торчали закованные в броню норманнские воины. Тысяцкий Ратибор, указывая на западную часть укреплений, произнес деловито:
– Здесь, насколько я помню, бревна были подгнившие. Мы с покойным Буривым собирались их заменить, положить дубовые, даже подвезли и уложили, но норманны помешали. Думаю, надо здесь наносить основной удар, а в других местах – вспомогательные.
Так и решили. Подвезли три тарана, укрытых мокрыми шкурками зверей, чтобы враг не сумел их поджечь факелами и огненными стрелами, и стали бить в деревянные укрепления. Глухие удары поплыли по округе. Одновременно подкатили метательные снаряды, стали кидать зажженные бочки со смолой, стараясь попасть в помосты, на которых стояли норманны; туда же летели и длинные жерди с зажженными смолянистыми паклями. В небо потянулся черный дым, густо запахло смолой и горелым. Войска сколотили лестницы и готовились по первому слову своих военачальников броситься на приступ.
Целый день били тараны. А утром следующего дня в том месте, на которое указывал Ратибор, произошел обвал стены. Дело в том, что крепостные стены на Руси возводились из деревянных срубов вроде тех, из которых строятся деревянные дома. Эти срубы ставили плотно друг к другу и заполняли землей. И вот когда таран переломал подгнившие бревна, наружу вместе с норманнами вывалилась земля. Смешно было видеть, как в земляном потоке беспомощно кувыркались окованные броней викинги. Это вызвало панику среди оборонявшихся, чем и воспользовались славянские войска. Не теряя времени, они с шумом и криком бросились в пролом. Ошеломленные норманны на первых порах не оказали никакого сопротивления; они только торопливо карабкались по земляной насыпи, стремясь вновь оказаться наверху. В спину им ударили славяне, смяли и, разгоряченные схваткой, ворвались в город. Гостомысл и Хвалибудий, наблюдавшие за приступом со специально построенного помоста, тотчас послали в прорыв новые силы. Но и Вилибальд кинул в сражение запасные подразделения. Завязался жестокий бой, в котором не было единой линии обороны и не выстраивались ряды; бились группами и в одиночку; где-то норманны языком вклинивались в гущу славян, а где-то, наоборот, славяне рассекали их на части. Этот водоворот разъяренных людей колыхался, сдвигался в ту или иную сторону, и было не ясно, на чьей стороне перевес. Но постепенно становилось очевидно, что успех склоняется на сторону нападавших. Их было больше, они горели страстным желанием освободить родной город от ненавистного врага и упорно наседали. Сражение переместилось на улицы города. Каждый дом, каждый терем брался с боем. Наконец остатки норманнов укрепились в княжеском дворце. Он был окружен плотным кольцом войск. Видя бесполезность сопротивления, норманны выбросили белый флаг.
Гостомыслу хотелось взглянуть на Вилибальда, виновника гибели отца. Как с ним поступить, он еще не решил, но миловать не собирался.
Подойдя к сбившимся в большую кучу вражеским воинам, он громко крикнул по-скандинавски:
– Кто из вас Вилибальд? Выходи!
Однако на его зов никто не откликнулся.
Тогда Гостомысл повторил свой приказ. Но и на сей раз ему ответило молчание.
– Он что, боится, что ли? – насмешливо спросил Гостомысл рядом стоявших норманнов, рассчитывая задеть самолюбие ярла.
По толпе скандинавов прошло волнение, наконец кто-то выкрикнул:
– Вилибальда нет среди нас!
– Наверно, его следует искать среди убитых, – сделал предположение Хвалибудий.
Но и среди убитых его не оказалось.
Только потом, через несколько дней, стало известно, что ярл вместе с ближайшими военачальниками тайным ходом успел выйти из города и скрыться в лесах. Его видели жители окрестных селений. Но сумел ли он добраться до своей родины, осталось загадкой. Некоторые делали предположение, что ему удалось достигнуть побережья, на прихваченные ценности купить судно и уплыть в Скандинавию. Другие высказывали сомнение, что небольшая группа норманнов сумела пройти через непроходимые леса и болота, да еще в окружении враждебного населения. Тогда по княжеству бродили шайки норманнов и просто разбойников, их вылавливали и уничтожали; возможно, среди них попался и Вилибальд со своими сподвижниками. Так или иначе, но на Руси о нем больше никто никогда не слышал.
Дав два дня отдыха, Гостомысл двинул войска на Ладогу. Перед отправлением заглянул к Раннви, которая жила вместе с ним в шатре. Поцеловал, глянул на округлившийся живот:
– Дождешься или родишь без меня?
Она слабо улыбнулась припухшими губами:
– А как долго будешь в походе?
– Постараюсь побыстрее обернуться.
– Тогда успеешь...
– Кого бабки-повитухи обещают, сына или дочь?
– Видишь, живот лезет на нос? Мальчик родится.
– Как решила назвать?
– Вместе будем думать. Твой выбор. Ты отец, тебе и решать.
– Нет, имя вместе выберем. Какое тебе понравилось в нашей стране больше всех?
– Все красиво звучат. Не знаю, какое выбрать.
– Тогда давай вместе. А вот! Вместе выбираем, пусть и имя ему будет – Выбор!
Наскоро поцеловав Раннви еще раз, он вышел из шатра и вскочил на коня. Надо было торопиться, пока норманны не изготовились к сражению. Через пять переходов он был у стен города. При появлении новгородцев ворота крепости открылись, и оттуда высыпал народ. Люди кидались к воинам, обнимали, целовали, изливали свою радость. Оказывается, как только весть о падении Новгорода пришла в Ладогу, норманны не стали испытывать судьбу, быстро погрузились на суда и отплыли восвояси.
В Ладоге ликование было неописуемое. Воинов растащили по домам, их поили и кормили, водили в баню и укладывали спать. Гостомысл смотрел на все это, и голова его легонько кружилась, точно он выпил хмельного. Еще бы, о таком признании народном, любви народной может только мечтать правитель страны!
Его кто-то легонько тронул за локоть. Гостомысл обернулся и увидел рядом с собой Млаву.
– Спасибо, князь, за счастливое избавление, – проговорила она воркующим голосом. – Мы так ждали твоих воинов и так им рады!
Рядом с ней стоял высокий, здоровенный парень с каменным выражением лица.
– Боярин Радогост, – представила она, тая под ресницами растекающийся взгляд. – Мой муж. Мы с ним прошлым летом сыграли свадьбу.
«С таким мужем ты, милая, с другими мужчинами не заиграешься», – подумал Гостомысл и улыбнулся боярину. Тот ответил едва заметной улыбкой на тонких жестких губах.
– А ты, князь, еще не встретил свою половинку? – спросила она лукаво.
– Я тоже женат, – как можно строже ответил он. – И в скором времени жду пополнение семьи.
– А нам богиня Лада что-то не дает такого счастья, – притворно вздохнув, произнесла Млава и взяла мужа под руку. – Ну, прощай, князь. Дай бог тебе счастья и благополучия.
– И тебе, боярыня.
«Млава, первая любовь... Кажется, как давно это было! А ведь прошел с тех пор всего один год...»
Норманны разграбили и увезли все, что можно. Для восстановления города нужны были топоры, пилы, рубанки, стамески и другой плотницкий инструмент. В большом количестве и сразу. С такой работой местные кузнецы не могли справиться. И тогда Гостомысл отправился за помощью к Хвалибудию.
Князь и на этот раз встретил его очень радушно. Чтобы подчеркнуть уважение к гостю, обслуживала их за столом не свора слуг, а сама княгиня Живана, маленькая, пухленькая, с приветливой улыбкой на кругленьком личике.
– Такая заботливая! Вокруг меня так и вьется. А твоя как?
– Рожать собирается. Жду известий со дня на день.
– Дай-то, богиня Лада, удачи ей!
Когда выпили и закусили, Гостомысл приступил к самому главному, из-за чего приехал.
– Выручай, князь, мое княжество еще раз. Начисто выгребли норманны, столько судов нагрузили, почитай, голым оставили народ. Но сейчас нам позарез нужны плотницкие приспособления. Без них не отстроиться, крепостей не восстановить.
У Хвалибудия забегали хитроватые глазки. «Соображает, сколько с меня содрать», – подумал Гостомысл и не ошибся.
– Да ведь и моим мужикам по плотницкой части нелегко, – издалека начал тот. – Весна была засушливой, пожары замучили. Столько поселков и селений выгорело! И даже городов пожары не обошли стороной. Прямо-таки беда какая-то, словно кару небесную Перун-громовержец наслал!
Гостомысл молчал, с усмешкой наблюдая за уловками Хвалибудия.
– Но ладно, выручу я тебя, хоть и самому нелегко. Отгружу несколько подвод и с плотницкими орудиями, и с металлом. Только на следующий год, как положено, в полтора раза больше воротишь. Тут уж такой обычай, не взыщи!
– Спасибо тебе, добрый человек, – язвительно сказал Гостомысл. – Щедрый ты, однако!
– Чем могу, – скромно ответил Хвалибудий, будто не заметив издевки князя.
В Новгороде на крыльце дворца Гостомысла встретила мать, раньше его прибывшая из Смоленска. По ее щекам текли слезы, а глаза радостно лучились.
– С наследником тебя, – говорила она, обнимая его. – Внучок мне родился, такой славненький, такой расчудесный! Я просто без ума от него! Говорили мне, что внуков любят больше, чем своих детей. Я не верила, а теперь вот и сама убедилась в этом. Да! – остановила она его. – Везешь ли ты Раннви какой-нибудь подарок по случаю рождения сына?
Гостомысл растерянно молчал. Ему как-то в голову даже не пришло, что жене надо что-то дарить.
– Все вы мужики одинаковые. Нужен любой, пусть пустяшный подарок. Он так важен для нее, она так будет рада!
Она постояла немного, приложив палец к губам, потом сказала решительно:
– Пойдем. У меня что-то для нее есть!
Она провела его в свои покои, раскрыла сундук и стала выкладывать из него различные вещи. Наконец нашла ларец, богато инкрустированный драгоценными камнями. Взяла его в руки, открыла, вынула из него ожерелье тонкой работы.
– Покойница свекровь мне дарила к рождению первенца, то есть тебя. А теперь вот и я обрадую свою невестку. Бери, и поспешим в светлицу, где отдыхает твоя половина.
Первое, что бросилось в глаза, когда он вошел в светлицу, было лицо Раннви, бледное, усталое, и радостные, светящиеся счастьем глаза, устремленные на него.
– Гостомысл, сын у нас! – не утерпев, слабым голосом произнесла она.
Тогда он стремительно шагнул к кровати и упал на колени перед ней, поцеловал безвольную худенькую руку. А потом стал смотреть на нее, в волнении не зная что сказать.
– Подарок, подарок, – шепотом подсказала ему мать.
Он встрепенулся, вынул из кармана ожерелье и, приподняв с пухлых подушек голову Раннви, надел ей на шею.
– Вот, от нас с мамой! – выдохнул он.
Мать за спиной недовольно зашевелилась, и он понял, что сделал что-то не так, но не стал вникать, а сел на подставленный стул и стал расспрашивать Раннви о ее самочувствии.
– Все хорошо, – отвечала она, не сводя с него влюбленного взгляда. – Я ведь выросла на море, закалилась среди бурь и ураганов – что мне будет? Скоро поправлюсь и встану.
– И не вздумай! – из-за спины Гостомысла строго сказала княгиня. – Мало у нас слуг?
– Да, да, слушай, что мама говорит, – заторопился Гостомысл. – Она зря не посоветует.
– Пусть будет так, как вы скажете, – покорно ответила Раннви, но в ее глазах он разглядел бесенят и понял, что она поступит по-своему.
Выбор рос здоровым и крепким пареньком, вокруг которого суетились много тетушек и няней, не говоря о матери и бабушке. А через год родилась девочка, которую назвали Нежаной. Раннви была снова на седьмом месяце беременности, когда с берегов Невы сообщили о новом нападении норманнов. Гостомысл, наскоро поцеловав жену и детей, с дружиной помчался на спасение селений от разграбления. На сей раз на помощь ему со значительным войском вышел брат Сюкоры, Куяр. Был Куяр довольно безликим, даже бесхарактерным, недаром Сюкора оставил его вместо себя на временное княжение. Но, как говорят, нет ничего постояннее, чем что-то временное. Куяра признали в княжестве эстов и даже полюбили за спокойный, незлобливый характер. Зажиточных он устраивал тем, что совсем не притеснял и не вымогал богатства, а простой народ избавился при нем от многочисленных поборов и повинностей в пользу государства. Гостомысл быстро нашел с ним общий язык, Куяр без каких-либо условий или хитросплетений участвовал в совместном истреблении морских разбойников, охотно помогал, чем мог. И на этот раз отряды чудского ополчения очищали свое побережье от норманнов, а с востока им помогали дружинники Гостомысла.
Борьба с норманнами была изнурительной и тяжелой, Гостомысл измотался, гоняясь за мелкими отрядами из одной местности в другую. Наконец все было кончено, последние трупы морских разбойников были брошены в ямы и закопаны. Он отдал приказ возвращаться в Новгород. И вдруг почувствовал, что силы оставляют его. Он еле сполз с коня и упал в ближайшую телегу, прямо на наваленные мешки с каким-то скарбом. И тотчас уснул, будто поглотила его черная бездна. Сколько спал, не ведал. Но перед самым пробуждением приснился ему сон, будто родилась у него прекрасная станом и лицом дочь, сразу взрослая, зрелая, хоть сейчас замуж выдавай. И, как это бывает во сне, он этому нисколько не удивился. Дочь пошла легкой, неслышной походкой и вдруг воспарила в воздухе, а из ее чрева произросло у всех на глазах дерево великое и плодовитое и покрыло весь Новгород. И люди возрадовались этому и стали срывать с него плоды и насыщаться ими...
Проснулся Гостомысл и долго не мог понять, к чему мог присниться вещий сон. И решил по приезде в столицу обратиться за разъяснением к кудеснику.
Едва подъехал к своему дворцу, как навстречу выбежала бабка-повитуха, принимавшая роды еще у матери Гостомысла и пользовавшаяся уважением в округе. Широко раскинув руки, она прокричала в восторге:
– Дочка, князь, родилась! Такая пригожая, такая умильная!
– Как Раннви себя чувствует?
– Благополучно все обошлось, слава матери-заступнице Ладе!
– Как дочь назвали?
– Пока никак. Тебя, князь, ждем. Как скажешь, так и назовем. Но такая миловидная, такая умильная!
– Умильная, говоришь? Вот Умилой и назовем! К матери можно пройти?
– Конечно, конечно! Проходи, князь, погляди на свое прекрасное дитя!
Раннви лежала в постели, усталая, но счастливая. Рядом приткнулось маленькое тельце, завернутое в белое льняное полотно, виднелось сморщенное красное личико. Ребенок спал. Раннви слабо улыбнулась Гостомыслу, вопросительно взглянула ему в глаза, видно, спрашивая, понравилась ли ему дочь. Он поцеловал ее во влажный лоб, еще раз взглянул на красное сморщенное личико новорожденной и, хотя не увидел в нем ничего красивого, сказал с наигранным восхищением:
– Просто красавица!
Раннви расцвела лицом.
Затем Гостомысл отправился в боковые покои дворца. Там в отдельной горнице жил старый кудесник, славившийся своими предсказаниями. Никто не помнил, сколько ему лет, да и сам он затруднялся ответить на этот вопрос. Седые волосы его спадали ниже пояса, длинная борода закрывала грудь, но из-под мохнатых бровей глядели на мир полные ума и задора глазки. Старик сидел в кресле, в его руках был посох с замысловатой резьбой, изображавшей загадочных животных.
– Доброго здоровья тебе и долголетия, уважаемый Огнеслав, – произнес Гостомысл, входя в горницу и низко кланяясь у порога. – Все ли хорошо у тебя, нет ли каких жалоб на слуг, приставленных к тебе?
– Спасибо, князь, что почтил меня своим посещением. Спасибо за твои заботы. Живу хорошо, как сыр в масле катаюсь. Всем доволен, всем рад. А у тебя дочь родилась, и ты пришел узнать о ее судьбе.
– Разве тебе уже сказали о разрешении от бремени моей жены? – удивленно спросил Гостомысл.
– Мне не надо сообщать, я сам все знаю. На то я и кудесник. Так что тебя тревожит?
И Гостомысл поведал о вещем сне.
Старец на некоторое время ушел в себя. Гостомысл сидел, боясь пошевельнуться и нечаянным движением помешать течению его мыслей. Наконец кудесник открыл глаза, глянул на него ясным взглядом и произнес:
– Радуйся, князь, ибо родит твоя дочь наследника престола твоего, и земле Новгородской будет угодно его княжение, а народ возрадуется правлением его, и будет его правление долгим и счастливым.
Гостомысл невольно отшатнулся, будто его ударили.
– Чудное говоришь, старче! У меня есть сын, боги дадут, родятся новые. Им быть наследниками моими!
– Не знаю, князь. Я говорю так, как велят силы небесные. А они вещают, что наследником твоим на Новгородском престоле будет внук твой.
В недоумении и расстройстве ушел Гостомысл от кудесника, несколько дней ходил сам не свой. Но потом слова его стали забываться, а когда через год Раннви родила второго сына, он и вовсе забыл и успокоился.
Назад: III
Дальше: V