Глава 9
Агентурная информация
Кто знает — молчит.
Кто говорит — не знает.
Восточная пословица
За последние десять лет Тиходонск преобразился: на месте многолетних трущоб поднялись жилые высотки, бизнесцентры, громады торговых комплексов, кишащие людьми, как муравейники. Вместо нищей Лысой горы развернулась к Дону шикарными коттеджами преуспевающая «Шамбала». И только в самом центре набережной стоят огороженные уродливым забором развалины из старого, дореволюционного, кирпича. Это остатки складов знаменитого купца, спонсора и мецената Елпидифора Парамонова. Когда-то огромные крепкие хранилища были заполнены мешками с белой рассыпчатой мукой, бочками с ароматным подсолнечным маслом, серебристыми, пахнущими солью связками вяленой тарани, чехони, шемайки и рыбца, тугими полосатыми арбузами, желтыми медовыми дынями и другими дарами щедрой донской земли, которые прямо отсюда загружались на баржи и пароходы, отправляясь в разные концы безграничной России.
Возможно, Парамоновские склады простояли бы в целости и сохранности не один век, поскольку о крепости парамоновского кирпича рассказывают легенды, а сложены они были столь же старательно и основательно, как египетские пирамиды. Но и в гражданскую, и в Отечественную войны за толстыми стенами укрывали огневые точки те, кто оборонял город на южном направлении: то красные от белых, то белые от красных, то советские от немцев, то немцы от наших. Противоположная сторона, естественно, гвоздила из всех калибров по спрятанным пушкам и пулеметам, что не могло способствовать сохранности старинного сооружения. Если бы так обходились с египетскими пирамидами, то, возможно, от них тоже остались бы одни руины. К тому же, в отличие от пирамид, содержимое которых, вследствие сомнительной свежести, вряд ли могло заинтересовать даже африканских каннибалов, в парамоновских складах хранились тысячи тонн продовольствия, и немецкая авиация неоднократно бомбила их, чтобы обескровить город. Впоследствии они неоднократно горели: то ли по недосмотру, то ли по злому умыслу материально ответственных интендантов.
В результате парамоновские склады пришли в полную негодность: толстые деревянные стропила и междуэтажные перекрытия сгорели, остались одни толстенные стены с пробоинами и дверными проемами, в которых плескалась невесть откуда взявшаяся прозрачная холодная вода из богатяновских родников. Место здесь суперкозырное: центр города, набережная, сто метров до Дона: многие строительные фирмы готовы были возвести вместо развалин элитные дома, гостиницы, досугово-культурные центры, да все, что угодно! А местные меценаты брались восстановить их в первоначальном виде, чтобы потом эксплуатировать по прямому складскому назначению.
Но толстостенные руины еще в незапамятные советские времена были признаны памятником культуры федерального значения, поэтому трогать их строго воспрещалось, и даже реставрировать не разрешалось без специального дозволения Центра. А Центр такого дозволения не давал. Вот и стояли жутковатые развалины за уродливым забором почти семьдесят лет, напоминая о суровой военной године, уродуя самое посещаемое место Тиходонска и озадачивая здравомыслящих горожан вопросом: что такого ценного и высококультурного имеется в обычных купеческих лабазах, к проектированию и возведению которых не приложили руку ни Растрелли, ни Корбюзье, ни Микеланджело и никто другой из великих? А главное — может ли охранная грамота Центра оправдать столь длительное сохранение развалин, которые без таковой давно бы приобрели приличный, украшающий город вид? Разве может выдаваться охранная грамота на вечное сохранение уродства?
По поводу такой глупости местная интеллигенция много возмущалась, писала письма «в инстанции», публиковала умные и логичные статьи в газетах, даже вялые пикеты устраивала, которые никто не считал нужным разгонять. Но положение не менялось.
Коренной житель Тиходонска Филипп Михайлович Коренев тоже считал такое положение невиданным головотяпством. А начальник УР подполковник Коренев неоднократно писал представления по конкретным делам — мол, неохраняемые безлюдные развалины способствуют совершению грабежей, разбоев, изнасилований и даже нескольких убийств!
Но когда оперу Лису надо было встретиться с агентом, он это головотяпство оправдывал, ибо в многоквартирных домах, отелях или культурных центрах нужной уединенности не найдешь, а в пустынной «парамошке», со множеством входов и выходов, — пожалуйста!
Сейчас он шел как раз на такую встречу. Точнее, брел. По дальней кромке набережной, в длинном и широком брезентовом плаще, который теперь больше подходил к погоде, в большой мятой кепке, резиновых сапогах, с палкой в руке. Он знал, что молодые опера из «поколения пепси» смеются над такой маскировкой. Они подъезжают к месту встречи на своих тюнингованных тачках, сажают «дятла», проезжают несколько кварталов, высаживают и едут на свидание к очередной «телке». Но все дело в том, что их «баяны» не имеют отношения к серьезным криминальным структурам, они никому не нужны, так же, как и полученная от них информация. По ней невозможно раскрыть ни одно преступление, это только видимость работы, камуфляж. Поэтому никто не будет выслеживать этих пустобрехов, никто не посадит их на «перо», не бросит в мусоросжигательную печь! Даже самих офицеров — «пепсиколиков» — блатные не боятся, не ненавидят, не обижаются на них и подстерегать в темных местах не будут, потому что у них нет счетов, которые надо свести. Они воюют только понарошке, для вида, а на самом деле «дружат»: подкармливают молодежь с рук, оказывают знаки внимания и уважения, «вешают лапшу на уши». Надо будет — обыденно перехватят опасной бритвой горло от уха до уха, но пепсикольное поколение об этом не думает и надеется, что «углы» всегда будут почтительными и уважительными, как сегодня.
Лис сделан из другого теста, хотя удостоверение у него в кармане такое же. Но мыслит он по-другому и войну с блатными ведет настоящую: если собрать всех, кого он отправил за решетку, то можно заселить рабочий поселок… А может, и поселок городского типа. Плюс те, кого он застрелил или подставил «под молотки»… Хотя этих уже никуда не заселишь! Поэтому к Лису у блатных есть серьезные счеты. Очень серьезные. И к тем, кто ему помогает, — тоже. Если его агент «засветится» на контакте, то, скорей всего, ему не жить. Поэтому он конспирируется, маскируется, проверяется, когда идет на контакт с… Кстати, своих информаторов он не называет ни «барабанами», ни «дятлами», ни «баянами», ни «стукачами», ни другими обидными прозвищами. Официальное «агент» или нейтральное «информатор» более уместно. Или на профессиональном сленге: «ноль» (связанная с ними документация секретна и обозначается несколькими нолями), «человек» (информатор действительно человек, но в данном случае в слово вкладывается особый смысл: «Мой человек сообщил…»). Кстати, Лис и девушек своих никогда не называет телками…
Не только Лис такой особенный — в милиции много сотрудников, которые носят одинаковые погоны, но сделаны из разного теста. И вряд ли предстоящая аттестация отделит овец от козлищ и пропустит в светлые полицейские ряды только непримиримых борцов с преступностью. Хотя бы потому, что их меньшинство, они знают себе цену, самостоятельны, грамотны, а потому строптивы и неудобны начальству, которое и будет определять: кто настоящий, а кто — нет. К тому же если чудо произойдет и останутся только настоящие, бескомпромиссные менты, то райотделы опустеют на две трети, а может, и на три четверти, а резерва на освободившиеся места никто не подготовил. Да и где его взять, резерв этот? Разве что американских копов пригласить или с Марса завезти… Но американские даже на повышенную российскую зарплату не пойдут, а как на Марсе обстоит дело с качественным составом полиции — очень большой вопрос…
Лис снова одернул себя. Мысли в очередной раз свернули не туда, куда надо. Впрочем, он уже пришел, куда надо.
Незаметно осмотревшись, он скользнул в щель облезлого забора. Это было вполне мотивированно, и не могло никого насторожить: зашел какой-то полубомжик справить нужду — дело естественное… Леший придет с другой стороны: спустится по косогору сверху, с улицы Седова, от мореходного училища…
Он подошел к толстой кирпичной стене, ужом скользнул в сводчатый дверной проем. Под ногами захлюпала стылая вода. В огромном пустом помещении каждый хлюпающий шаг отдавался громко и гулко, и он постарался шуметь меньше, но это плохо получалось. Он прошел в полутемный угол, где каменные глыбы образовали что-то типа острова. Лис выбрался на сухое место, сел на кирпичи и стал ждать.
Через несколько минут раздались хлюпающие шаги, которые тоже гулким эхом отдавались от стен, и показалась согнутая фигура, как будто выбирающая места посуше перед каждым шагом.
— Здорово, Петруччо! — радостно приветствовал агента Лис.
— Захватил меня один змей в «Загоне», еле вырвался! — не здороваясь, с ходу сообщил Леший. — Капитан такой толстый…
Лис сдержал усмешку. Про случай с Теслюком уже все знали.
— Это ты сказал, что у тебя СПИД?
Агент махнул рукой.
— Пошутил немного…
— Хороши шутки! Он всполошился, бегает анализы сдает.
— Не выгнали его?
— Нет, конечно. Даже выговор не объявили.
— Вот суки!
— А что в «Загоне»? — направил Лис агента в нужное русло.
Леший шмыгнул носом. Один сапог пропускал воду, и ему было холодно. Но он терпел.
— Там все по-новому. Какие-то мордовороты охраняют, «дурь» детишки малые выносят, и «бабки» они забирают… А насчет Омара, так это налет на дом Карпета был, там его и убили…
— Вот как? — вроде без особого интереса спросил Лис, хотя сердце его радостно забилось: первоначальная информация Горгули подтверждалась другим источником. Значит, она верна. Ну, конечно, не на сто процентов, однако, на восемьдесят-девяносто — точно!
— А подробности?
— Вот тебе и все подробности! Какие еще нужны? — раздраженно ответил Леший. Ему надоело терпеть, он снял сапог и вытрусил из него воду. Ее оказалось не так и много.
— Там меня один хрен видел. Из наших. Горгуля есть такой. Кармаш. Возле речпортовских трется. Харя такая противная…
Лис никак не отреагировал. С Горгулей он виделся час назад, и тот рассказал ему об этой встрече, назвав Клопа «гнилой рыбой».
«Подозревала его братва, что ссучился, да все на уровне пустого базара», — говорил он, зло щерясь, будто собирался разорвать подлого предателя на куски. И возмущение его было столь искренним, словно сам он никакого отношения к предательству не имел и иметь не мог. Недаром говорят: в своем глазу бревна не видно!
— Одно я тебе скажу: в «Загоне» большие изменения! — продолжал Леший, и Лис внимательно слушал. Про исчезновение старожилов, про незнакомую охрану, про новые методы торговли… А Горгуля выяснил главное: деньги за наркоту снимает теперь не Карпет, а совсем другие люди, которые под москварями ходят! Вот и сложился пазл, вот и выстроились в понятную линейку все былые неясности!
— Еще что нового накопал? — поинтересовался он, когда Леший замолчал.
Тот снова шмыгнул носом.
— Да в гробу я видал такие новости! То дерутся, то стреляются… Не клуб, а «малина» на Нахаловке… Недавно какие-то отморозки драку затеяли на парковке, а когда охрана подбежала, один борзой пушку выдернул, чуть не положил всех! А я крайний оказался, уволить хотели! Почему, мол, сразу не пресек? А это разве мое дело, под пули лазить?!
— А что за пушка? — встрепенулся Лис.
— «Тэха»! Если бы мочить начал — мало бы не показалось!
— Ну, и чем закончилось?
— Чем, чем… Уехали. Не будут же наши стрельбу устраивать. И в ментовку не пойдут… Сказали Антону, он ведь нас крышует. А тот только посмеялся. Всегда скорый на расправу, когда такие беспорядки, а тут «га-га да гы-гы…» Вот, блин, смешно! Засадили бы кому-нибудь в живот, особенно, если мне…
— Слышь, Петруччо, а ведь из «тэхи» киллеры работали по Изосимову! — еще больше насторожился Лис. — Ты «пробей» этих отморозков, присмотрись к ним!
Леший скривился.
— По Каскету? Да не-е-е, их на это дело не примеришь… Фофаны позорные, куда им! Кишка тонка!
— Все равно загляни в эту кодлу. И насчет наезда на Каскета специально поводи жалом, может, что и выплывет…
Леший выдержал паузу, высморкался.
— Попробую… Что могу, сделаю… Хотя знаешь, как в такие темы влазить!
— Ничего, ты в них всю жизнь барахтаешься. Кстати, Боцман к вам ходит?
— Ходит, да теперь по работе… Босого охраняет, когда он в нашей сауне с девками парится… Девки у него небось для форсу. А Боцман все равно сидит, караулит…
— Ну, и ладушки! — Лис похлопал его по плечу. — Вопросы, просьбы, пожелания есть?
— Есть. Не води меня в это болото, и так ревматизм мучает. Лучше за рыбзаводом вонь нюхать…
— Принято! — подчеркнуто уважительно кивнул Лис. И для видимости внимания спросил: — Еще ходатайства есть?
Леший поднялся, потоптался на месте, вроде колеблясь: говорить или нет. Но все же решился.
— Слышь, Михалыч, короче, дело к ночи. Ты мне пенсию выхлопочешь, или как?
Начальник УР на минуту задумался, но решил ответить честно.
— Не знаю, Петруччо. Раньше за работу на нас пенсию давали, словно за вредное производство — сто рублей! Как средняя зарплата у квалифицированного рабочего. Да что рабочий — инженер столько получал. И наш сержант из «ППС»…
— Когда это было… Витька Крюк на сто рублей свадьбу сыграл в «Южном», на тридцать рыл накрыл стол…
— Во! — поднял палец Лис. — Сейчас времена другие, не знаю, что получится. Да тебе же пока рано. А до возраста, может, стаж и наработаешь!
— Ясно! — тяжело вздохнул Леший. — Ну, бывай!
Заранее ежась, он ступил в воду.
— Подожди, деньги возьми! Не зря ведь старался…
Леший сунул в карман смятые купюры.
— Я, Михалыч, не за «бабки» стараюсь, — с горечью ответил он и, шлепая по воде, направился к своему выходу.
* * *
Ровно в восемь утра два опрятных молодых человека зашли в незнающий солнца двор речпортовских пятиэтажек. Один — симпатичный, круглоголовый, коротко стриженный, с родинкой на правой щеке, в дорогой кожаной куртке, джинсах и тяжелых, начищенных ботинках. Второй — высокий, худой, лицо — как у мертвеца: череп, туго обтянутый серой кожей, бездонные провалы запавших глаз, но одежда тоже добротная и дорогая. Встретив незнакомцев по одежке, замордованная жизнью и изможденная зеленым змием дворничиха Тоня не обматерила их, как положено, а довольно любезно рассказала, где им найти старого другана Вовку Контрабаса.
Правда, когда Димон и Скелет зашли в подъезд и чары их обаяния развеялись, Тоня пришла в себя, сплюнула и скрипучим голосом сказала:
— Такая же пьянь, только одеты прилично. Видно, воруют много…
По случаю раннего времени дверь двадцать третьей квартиры была заперта, и, поскольку звонок не работал, Димон постучал кулаком, чуть не высадив колоду.
— Ну, сколько можно! С раннего утра ходют и до поздней ночи! — Нина Семеновна недовольно щелкнула замком, выставив в щель острое морщинистое лицо. — Чё надо-то?
— Контрабаса позови, мамаша, — улыбчиво попросил Димон. — Мы из его части.
Через несколько минут на пороге появился Контрабас — в тельняшке и черных сатиновых трусах до колен. Настороженные глаза обежали незваных гостей — сверху вниз и снизу вверх.
— Чего надо?
Вместо ответа Димон показал черный иракский «ТТ».
— Твой?
— Мой! — Контрабас протянул руку, но Скелет отвел ее в сторону.
— Выдь, потрещим…
Как был, в трусах и босой, Вовка шагнул на площадку, притворил за собой дверь.
— Где эти мудаки? Я им головы поотшибаю!
— Тебя кто нанял? — спросил Димон. Он перестал улыбаться, и теперь выражение симпатичного лица не предвещало ничего хорошего. Да и вряд ли оно сейчас казалось симпатичным.
— Кто Каскета заказал?
— Че-е-его?! Ствол давай!
Контрабас снова протянул руку, но Димон, вместо того, чтобы вернуть горячему контрактнику его оружие, навел «ТТ» в голый, заметно отвисающий живот. И тут же получил сокрушительный удар в скулу, от которого отлетел на несколько метров и с силой ударился в противоположную дверь. Тут же оглушительно грохнул выстрел, в белом животе появилось красное отверстие, пуля вышла из спины и пробила дверь двадцать третьей квартиры. Внутри раздался душераздирающий крик.
— Уходим! — Димон, с трудом удерживая равновесие, пальнул Контрабасу в голову, после чего они со Скелетом побежали вниз по лестнице. Сзади раздавались истошные вопли раненой Нины Семеновны.
Прыгая через три ступеньки, бойцы слетели на первый этаж, выскочили из подъезда и… наткнулись на двух милиционеров из группы задержания ОВО. Оба в тяжелых, не затянутых на бедрах бронежилетах, один — с автоматом наперевес, второй держался за расстегнутую кобуру. И вид у них был не растерянно-валуховатый, как обычно, а настороженно-подтянутый и вполне боевой. Но Димон на свою беду не обратил на это внимание, не отбросил пистолет в сторону и не поднял руки, а наоборот — выстрелил в того, что с автоматом. Но даже мощная тэтэшная пуля срикошетировала от титановой пластины и с визгом улетела в серое облачное небо. Милиционера шатнуло, но он тут же восстановил равновесие и ответил короткой очередью, аккуратно уложив все три пули Димону в самую середину груди. Тот ничком повалился на землю, злополучный пистолет заскрежетал по разбитому асфальту. Скелет все понял, вскинул руки и, будто подкошенный, упал на колени.
— Все, все, не стреляй…
Дворничиха Тоня бросила метлу и всплеснула руками:
— Милиция, милиция, убивают! — привычно заголосила она, хотя милиция была уже на месте.
* * *
Он приехал под утро, но так и не заснул. Во-первых, «кокс» возбуждает нервную систему, во-вторых, разболелась нога, простреленная восемь лет назад во время одного из трех покушений. Кость всегда ноет ранней зимой и по весне… Еще повезло, что уцелел. Сколько корешей уже давно лежат под гранитными памятниками, а некоторые и вовсе неизвестно где.
За окном светало. Силуэт машины во дворе, старые липы вдоль дороги, каменное крыльцо флигеля — всюду проступили новые детали, неразличимые еще полчаса назад. И мысли проступали, которые он пытался отогнать, но они становились все отчетливей, и было ясно: от них не избавиться…
Да, рассчитывать на Шкета с его кодлой было большой ошибкой. Это обычная борзота, бакланы, которым нельзя доверять серьезное дело. Кто такой Шкет? Да никто! Вместо хозяина пострелял охрану, даже «Старый Арбат» спалить не сумел… Только показал свою несусветную глупость и слабость, да раздразнил московского медведя… Тот вон как на дыбы поднялся, «ответку» на полный ход включил, весь город перетряхнул… Правда, тоже облажался, не тех людей побил… Но он о своей ошибке рано или поздно узнает, снова начнет трясти Тиходонск и вытрясет этого придурка. Шкет сразу же «лопнет», и Каскет узнает, что это глупость и слабость не волчьего выродка, а его, Антона!
Ладно. Всяко в жизни бывало, но паниковать не следовало. Попытка не пытка. Не вышло — что ж, бывает. Пусть живет Каскет, раз повезло, пусть все идет, как шло. Надо только следы замести хорошенько… Шкет, придурок, даже из города не сдернул, не залег на дно, все так же шляется по злачным местам второго и третьего сорта. Только ему не отзвонился по специально приготовленному телефону, не попытался даже оправдаться да фишку просечь: чего ему теперь ожидать-то?
А ожидать незадачливому исполнителю оставалось только одного…
* * *
«Эсэмэска» была короткой. Даже слишком короткой: один восклицательный знак. Это Леший: вызов получил, готов прибыть на встречу. Лис быстро свернул дела, выехал к рыбозаводу, в машине неловко натянул маскировочный наряд: жуткого вида плащ и кепку. Случайный прохожий удивится, что из сверкающего лаком «БМВ» выходит натуральный бомж… Но он всегда следил, чтобы посторонних глаз вокруг не было.
Леший ждал на обычном месте, у строительной кучи, только сейчас не сидел, а стоял — сыро. Мусора с их последней встречи заметно прибавилось, и запах тухлой рыбы, кстати, тоже усилился. Жизнь не стояла на месте.
— Ну, как, Петруччо, дела? Трешься маленько среди отбросов общества?
— Они сами об меня трутся, — сказал Леший и отбросил ногой прилипшую к ботинку грязную газету. — Чего хотел-то?
Он был явно не в духе. Выглядел помятым, на левой скуле подживал желтый, с прозеленью, синяк. И на долгую задушевную беседу явно не был настроен.
— Да все то же! — подчеркнуто бодро сказал Лис, надеясь передать собеседнику свое настроение. — О чем в обществе говорят, какие новости появились…
Леший насупился.
— Я не Кобзон, чтобы песней тебе разливаться. Всех базаров за неделю не перепоешь! Говори конкретней.
— Какой ты строгий стал! — Лис усмехнулся. — В первую очередь покушение на Изосимова интересует, Каскета. Кто, что, чего…
— Так, вроде, вы уже взяли каких-то алкашей? То ли завалили, то ли приняли… Я краем уха слыхал, а так, не так, не в курсах…
С затянутого тучами неба брызнул мелкий противный дождик. Лис набросил поверх кепки капюшон. Все-таки маскировочная одежда очень практична.
— Вневедомственная охрана приехала по вызову в высотку на горе, услышала выстрелы в доме речников, встретили двух выбегающих клоунов, из каскетовских, один стрелять начал, наши его и завалили… — рассказал он. Леший внимательно слушал.
— В подъезде убитый — прапорщик Огрызкин, кличка Контрабас, в отпуск приехал. Мамаша его раненая. Оставшийся клоун сказал, что Огрызкин и заказал Каскета, а исполняли его младшие братья. Вроде, он им и пушку дал… Братья пропали, наверное, уже в Дону, рыб кормят. Пушка на экспертизе… Вот, такой расклад…
— Ну, примерно так я и слыхал, — кивнул Леший. Он поднял воротник пальто и глубже нахлобучил кепку.
— Только, по ходу, все это фуфло.
— Почему?
— Круглый сразу так сказал. Он сам на горе жил когда-то, как раз в речниковских домах, знает там всех. И Огрызкиных знает. У них, у придурков, пятое поколение с опохмелу зачато. Они не то что машину, велосипед отродясь не водили. И подписывать на серьезное дело их никто бы не стал, тем более против Каскета!
Эта информация подтверждала сомнения самого Лиса, но он все же попытался «прокачать» агента.
— Э-э-э, — опер махнул рукой. — Ты что, сам не знаешь, как бывает? Неужели всегда «чистодела» вызывают? Или все знают, как серьезный заказ сделать? Всяко бывает! Может, Контрабаса наняли, он за руль сел, а брательник шмалял… Бывает так?
Леший неспешно достал папироску.
— Бывает, что и параша летает… Тогда твой Контрабас тоже летать умеет. Только отстрелялся — тут же перелетел и точку каскетову поджег! Прям Фантомас какой-то!
Он крестообразно смял мундштук, закурил, выпустил облако дыма и ядовито добавил:
— А чего, вам такой расклад выгоден! И покушение раскрыли, и поджог, а виноватые все убиты, можно смело на них вешать и медальки получать…
— Я много липовых медалей получил? — зло прищурился Лис. Шуток таких он не любил, тем более от посторонних, особенно от людей из противоположного лагеря. Но тут же взял себя в руки и сбавил тон. Не хотелось, чтобы едва начавшийся разговор затух. Леший и так держится непривычно холодно, говорит неохотно… Значит, есть какая-то причина, и с ней надо разобраться.
— У меня, кстати, вообще медали только за выслугу лет и юбилейные. Других, наверное, не заслужил…
Леший отстраненно молчал. Внезапно в потертом пальто заиграла затейливая мелодия, он вытащил из внутреннего кармана iPhone, посмотрел на экран и сбросил вызов.
— Ништяк у тебя мобила! — удивился Лис. — На две мои зарплаты! Где взял?
— Нашел, — скупо ответил агент и сунул аппарат на место.
Такой ответ был хорошо известен начальнику УР. Чего только не находят на улицах его подопечные! Наркоту, оружие, патроны, драгоценности… А ему ни разу в жизни не повезло найти что-то путное… Ну, ладно, «нашел» и нашел. Только…
— Ты знаешь, что аппарат можно «пробить», даже если ты «симку» выкинул?
Леший усмехнулся, глянул исподлобья, в глазах недобрые искорки.
— Знаю. Я по телефонной теме в «Зеленом доме» парился…
Это он намекнул, что пострадал из-за Лиса, а тот все забыл.
— Я просто напомнил. А что в обществе насчет заказчика говорят?
Недобрые искорки погасли.
— Болтают много. Но все друг на дружку кивают, как болваны китайские. Азеры — на речпортовских, нахичеванцы — на ленгородцев, воры — на бандитов… Никто на самом деле не в курсах…
Леший оскалил рот, показав тусклую стальную фиксу.
— У нас не так ведь, как у вас. Когда все знают, кто сделал, но предъявить боятся, вещдоков не хватает… Если бы узнали, никакие вещдоки не нужны, порвали бы киллеров этих на клочки, и дело с концом…
Лис отвернулся от едкого серого дыма «беломорины», посмотрел на черные дымы, поднимавшиеся над портом.
— Ну, а ты сам, Петруччо?
— Что — я?
— Сам ты что про все это думаешь? — Лис снова обернулся к агенту, принял озабоченный вид.
— Хотел вот просто посоветоваться с тобой, не как с опытным блатным, а как с умным человеком. Как с экспертом… С гроссмейстером, в своем роде. Понять, что в городе творится, какая партия разыгрывается…
Леший и в самом деле не дурак, здесь преувеличения никакого нет. Гроссмейстером никаким он, конечно, не был, даже шахматной фигуры никогда в руках не держал, скорее всего. Хотя если бы научился в свое время, то как знать… И все равно удивительно было видеть, как матерого уголовного волка «пробивает» незамысловатая, в общем-то, лесть.
— Да в том-то и дело, что никакой партии здесь нет, Михалыч, — сказал Леший, от смущения напрягая лоб. Тон его потеплел.
— Это мое личное мнение такое. Вот. Обычная тусня и тёрки, жизнь животных и все такое. Кто мог заказать Каскета, я не знаю. Не вижу я такой фигуры. И все пацаны в непонятках.
— А что, он так всех устраивает?
— Не в том дело. Каскет в силе. «Законник», его центровые авторитеты на Тиходонск поставили. Да он и подмял всех под себя. Это тебе не Мишка Валет, не Питон какой-нибудь. У него все в кулаке!
— В уважухе, короче, пацан?
— Боятся его. Это как у охотников: валишь того, кого можно сожрать, или хотя бы трофей на стенку повесить. А Каскет сам… Он даже мертвый любого сожрет.
— Ого! — на этот раз Лис рассмеялся вполне искренно, без игры. — Смотрю, он вас здорово построил! Скоро сказания про него складывать станут, как про Змея Горыныча!
— Базарю, как есть, — нахмурился Леший. — Не нравится, не слушай.
— Все нравится, Петруччо! — Лис похлопал его по плечу. — Только сам посуди: раз этот Каскет всех в кулак взял, кто в него стрелял-то? Кто «Арбат» поджигал?
— Может, личные счеты… На Карпета вначале думали, но оказалось, не он. Промежь нами-то шила не утаишь. Может, шмальнули по ошибке. Борик этот, охранник его, он мог кому-то дорогу перейти… Бабы, карты, что-то такое. Говорят, он раньше Машку Кутепову трахал, телку Батонову…
— Батона давно нет, — заметил Лис.
— Да это я для примеру! — отмахнулся Леший. — Когда-то в Антона стреляли, а он Карпетову жену, вроде, трахнул. Сразу на Карпета подумали, проверили: нет, чистый он.
— И сейчас на Карпета подумали, а он опять чистый! — в тон ему сказал Лис. — Странно как-то!
— Да я тебе не про Карпета и не про Батона тру, — досадливо сказал Леший. — А про то, что типа всякое может быть. Не обязательно какая-нибудь херня, что на нашей помойке творится, заканчивается выстрелами!
Откуда-то из-под ног Лиса вылезла большая серая крыса, неспешно пробежала несколько метров и нахально уселась, не обращая на людей никакого внимания.
— Пошла вон, сука! — Леший швырнул половинку кирпича и чуть не попал. Крыса метнулась в сторону и исчезла между обломками бетонных плит.
Леший весело рассмеялся.
— Вот завтра начнут мусор вывозить и эту тварь задавят, — пояснил он на недоумевающий взгляд Лиса. — А ее банда скажет: это Клоп заказал, чтоб ее добили!
Он потер рукой скулу, снова достал из кармана мятую пачку «БК». Пока он закуривал, Лис молча смотрел на него. Потом спросил:
— Это ты из-за него такой нервный?
Он показал на синяк.
— А чего? — Леший убрал с губы табак, сплюнул. Не изменяя старой привычке, он курил самые крепкие папиросы. К тому же в них легко забивать шмаль.
— Ничего. Я вот тоже подумал: кто тебе, авторитетному пацану, может в морду заехать? Вроде некому! А заехали! Значит — что? Следуя твоей логике, метили в кого-то другого, а попали в тебя. Промахнулись просто. Я верно рассуждаю, Петруччо?
Леший осклабился. Ловкий все-таки ментяра, вон как базар перевернуть умеет!
— На работе получилось. Молодые отморозки, бухие в умат, прыщи на лбу, мослы из жопы… В шлагбаум — хрясь! И буром на меня, типа я им не открыл вовремя… Стекло в сторожке разбили, и в рожу!
Он снова потрогал скулу.
— Может, укуренные, не знаю. Такое впечатление, как озверину приняли… Не в себе они были, одним словом. Морды перекошенные, глаза стеклянные… И еще выли по-волчьи — представляешь? Хором так: у-у-у!..
Леший вытянул губы трубочкой, изобразил.
— Так, может, это и были те самые «Волки»? — заинтересовался Лис.
Леший швырнул окурок в сторону.
— Да мне по хрен, кто они… Я бы поубивал их, как щенят, Михалыч, хорошо под рукой ничего не оказалось… А главный у них тот засранец, который в прошлый раз пушкой размахивал…
— Тэхой?
— Ну…
Лис посмотрел на него.
— Помнишь, я тебе говорил про «Волков»? Пацаны зеленые, да злые — помнишь?
До Лешего постепенно дошло. Кажется, он даже зарумянился слегка.
— Это те пионеры, про которых ты мне тогда тер?..
Он хлопнул себя по коленям.
— Бл…дь! Те самые? Это и есть та самая банда?.. Забыл… Начисто забыл… Да о них ведь и не базарят вообще, кому они интересны?
Он покрутил головой, несколько раз выругался и полез за новой сигаретой.
— И чего они еще сделали? — поинтересовался Лис.
— Что они могут делать? Быкуют. Драки затевают, девчат тискают…
— А чего ж вы их пускаете?
— Да я ж тебе рассказывал: Антон их крышует! Вот и пускаем…
— Антон? Странно… Он же бандюган солидный, что у него общего с этой шпаной?
Леший мрачно развел руками.
У Лиса прозвонил телефон. На конспиративных встречах он старался не отвечать. Но на связь выходил Волошин, поэтому он нажал кнопку приема.
— Эксперт отзвонился, — сообщил коллега. — «ТТ» из дома речников к Каскету не привязался.
— Точно?!
— Да. Там другой ствол работал.
— Я понял… Что еще сказал эксперт?
— Да так, ерунда… Там дефект спуска был. Возможны самопроизвольные выстрелы.
Лис спрятал телефон, задумался.
— Слушай, Петруччо, сейчас меня эти пионеры край как заинтересовали! Их старшего как звали?
— Волчарой, вроде…
— Вот он мне и нужен со своей «тэхой»! Камеры наблюдения у вас стоят?
— Ну, дык, а как же…
— Мне надо взглянуть на записи, посмотреть на его личность. Сможешь организовать? Или официально, к начальнику охраны пойти?
Леший подумал.
— Да и я могу, что тут хитрого? В шесть утра все расходятся, подгребай ко мне в сторожку к семи. Как раз полюбуешься, как они на меня наезжали…
— Договорились, — сказал Лис.
* * *
Движения ее ускорились, дыхание участилось, и короткие судороги, как искры, пробегали где-то там, глубоко внутри прекрасного, раскинутого на белой простыне тела.
— Давай, Фил, давай! Еще, еще!
Она вцепилась ему в лопатки, царапнула ногтями по спине сверху вниз, впилась в ягодицы.
— Сильней! Еще сильней!
И в этот момент зазвонил мобильник.
Он никогда бы не обратил на него внимания. Он не обратил бы внимания, если бы рухнул шкаф в их спальне. Или в окно влетел Карлсон. Но звонил не обычный телефон, а «оперативный», для связи с Лешим. Причем в открытую они обычно друг другу не звонили, ограничивались короткими смс-сообщениями. Исключения делались только для экстренных случаев… Значит, что-то случилось.
Ребенок выгнулась под ним, хрипло выдавила сквозь стиснутые зубы:
— Не останавливайся… Еще, давай еще!
Звонок лез в уши, не оставляя пути к отступлению. Это не телефон, это сам Леший орал ему что-то, орал и требовал. Может, уходя от погони. Или запершись в тесной подсобке от разъяренных братьев-воров…
Но он все равно не обратил бы на это внимания. Зато его организм обратил. И выключил ту функцию, которая отвлекала от важного звонка.
Лис еще подергался, но уже понял, что потерпел фиаско.
— Извини, малыш.
Он быстро слез с кровати, прошлепал в темную прихожую, нащупал свою куртку и взял аппарат.
— Слушаю.
— Подъезжай ко мне, срочно, — сказал Леший.
Где-то фоном играла громкая музыка.
— Что случилось?
— Он пришел. Со своей кодлой. Подъезжай, сам увидишь, тот он или не тот.
Лис вполголоса выругался.
— Мы же договорились, что утром, елки-палки…
— Сам говорил: времени нет ждать, — проговорил Леший недовольно. — Смотри, короче. Они могут свалить в любой момент.
— Ладно, понял, — буркнул Лис. — Буду смотреть. Все, отбой.
Он вернулся в спальню. Ребенок перевернулась на живот, уткнулась лицом в подушку. Ее тело снова сотрясали судороги, но уже другие — нервные и злые.
— Ты плачешь? — спросил он. Прозвучало совершенно по-дурацки.
— Нет, смеюсь! — сдавленно ответила она. — Знаешь, что такое фрустрация?
— Гм… Нет…
— Спроси у невропатолога. Или у психиатра. Правда, мои подруги знают это чисто теоретически… А мне вот везет…
— Но ты же понимаешь, у меня такая работа… На некоторые звонки я не могу не отвечать…
Детский лепет. Вранье к тому же. Эта работа сделает из него импотента. И расшатает нервную систему Ребенку. Он понял, что жена имела в виду. От таких обломов девушки начинают пить, садятся на «кокс» или на член соседа…
— Это уже не работа! Вот — ты и я, вдвоем в темной спальне. А на самом деле они всюду. Как в дешевой порнухе. Стоят рядом, слюни пускают. Лежат в нашей постели в грязных своих башмаках… сапогах, не знаю в чем.
— Это ты про кого?
— Про них, Фил. Начальников твоих, сотрудников… всяких майоров, капитанов, генералов… Каких-то сомнительных личностей с которыми тебя иногда видят…
— Кто видит?! — насторожился Лис. Неужели кто-то засек его с агентурой?!
— Неважно.
Она глубоко вздохнула, приподняла подушку, приперла к изголовью, села, бесстыдно сложив ноги крест-накрест — между ними темнела ровная сомкнутая щель, как аккуратный косметический шов высококлассного пластического хирурга.
Красные соски еще напряжены, твердые и горячие на ощупь. Они очень отзывчивы на прикосновение, эти два маленькие шарика, которые всегда проступают через рубашки и джемпера, когда Ребенок не надевает ненужный лифчик. И внутри у нее тоже все маленькое, аккуратное, отзывчивое до жадности…
«Почему же так глупо все получается?» — подумал Лис. Ему было стыдно.
— Знаешь, что говорит Оксана? — криво усмехнулась Ребенок.
— Что?
— Если один человек чего-то не делает, это за него делает кто-то другой.
— Что ты имеешь в виду?
Ответом было молчание.
Он взял в столе завернутый в ремни подплечной кобуры пистолет, привычно надел на себя, словно сбрую на лошадь, обулся, набросил куртку. Вышел, хлопнув дверью сильнее, чем рассчитывал. В конце-то концов… Ладно. Лис вызвал лифт, спустился вниз, а через три минуты уже выезжал с дворовой парковки. Посмотрел наверх. Свет в спальне все еще горел.
* * *
Шлагбаум на въезде в «Мелехов-клуб» был погнут и выправлен, а поверху замотан скотчем. Но поднялся он исправно. Лис проехал вперед и остановился, опустил стекло. Из сторожки выглянул Леший, но к машине не подошел. Махнул рукой в сторону основного здания: мол, клиенты на месте, езжай. Ну, спасибо, брателла…
Лис поставил «БМВ» на свободное место, окинул взглядом стоянку. Рыжего «жигуля» с отпечатками пальцев и «засвеченным» тэтэшником в кабине, конечно, не оказалось. Но машин было много. «Мерсы», «бэхи», «лексусы»… А ведь оттягиваются здесь совсем молодые люди, которые в его время не могли и мечтать о собственном автомобиле. Мажоры, папенькины детки… Жить стали лучше? Или воровать больше и безнаказанней? Он вздохнул. Снова дурацкие мысли.
Стилизованное под исполинскую мазанку здание клуба освещалось прожекторами, из фальшивой трубы пер в небо окрашенный фиолетовой и красной подсветкой дымок (наверное, тоже фальшивый), ритмично подмигивали окна, доносился грохот музыки. На входе его придирчиво осмотрели охранники: дресс-код не соблюден, к тому же он явно выбивался из возраста обычных посетителей. Но пропустили. Скорей всего — кто-то узнал. Или просто учуяли мента.
Свободных столиков не было, адски гремела музыка, на танцполе прыгали три-четыре молодых пары, девушки босиком, парни в расстегнутых до пояса, насквозь мокрых рубахах. Гибкая брюнетка с длинными черными волосами тоже стянула кофточку и размахивала ею над головой, узкий черный бюстгалтер контрастно выделялся на белом, блестящем от пота теле. Ясно, что ребятишки наглотались экстази или амфитамина.
У барной стойки царило столпотворение. Здесь пили коктейли по восемьсот рублей, в основном виски с колой или с яблочным соком. Несколько официантов в псевдоказачьей форме метались по залу, сверкая флуоресцентными звездами на шапках-«кубанках».
Лис внимательно осмотрелся, поймал несколько колючих взглядов. Торговцам наркотой и сутенерам незнакомый возрастной дядя явно не нравился. Самое смешное, что они его, похоже, вообще не знают! Молодая поросль, поколение пепси… «Пепсиколик» Гнедин, «футболист» Глушаков или опер Комаров им наверняка хорошо известны… Эх, устроить бы здесь оперативно-профилактическое мероприятие, которое в народе по старой памяти называют облавой: две группы СОБРа, участковые, оперативники, кинологи с натасканными на наркоту песиками… Тут ведь не только клубную наркоту двигают, тут и разбойники с грабителями после «дел» расслабляются… Не любит такая публика облав, ох, не любит! К сожалению, их и начальники не любят: недемократично, нарушение прав человека, задерживайте конкретных виновных, нечего маски-шоу устраивать! Вроде и правильные доводы, плохо только то, что уголовная шелупень их полностью разделяет! Или начальники разделяют взгляды уголовной шелупени. А это не дело. Все-таки взгляды у столь разных социальных групп должны быть диаметрально противоположными…
Он еще раз обвел взглядом зал. Кажется, есть. За столиком в глубине собрались четверо… Нет, пятеро. Регот и выкрики пробиваются даже сквозь стену музыки и общего галдежа. И невидимые волны опасности расходятся кругами. А вот и их главный! Это старый знакомый, Шкет, как бы он себя ни называл! Лис подозревал нечто подобное…
Сейчас «Волки» веселились на свой манер. Крыса обнимал модно «прикинутого» парня, хотя это было не пьяное выражение дружбы, как казалось на первый взгляд, а удушающий захват шеи в «замок». Второго зажали между собой Бомба и Мильонщик. Шкет и Хан нагло лапали девушек. У девушек пухлые, красно-коричневые губы, белые напуганные лица, глаза широко раскрыты. У одной на предплечье красовалось тату — цветок розы на шипастом стебле.
— Поедете с нами, мочалки! — пьяно растягивая слова, говорил Шкет.
— Конечно, поедут! — лыбился Хан. — Куда они, на хрен, денутся?
У рыжеволосого парня, который сидел между Бомбой и Мильонщиком, вспухла губа, под носом размазана кровь.
— Пацаны, ну харэ… Ну все, не надо, пацаны… — промямлил он.
Бомба, не меняя положения, ударил его локтем в солнечное сплетение. Парень закрыл рот.
Официант пролетел мимо, на секунду задержал взгляд и отвернулся. В зале практически не было трезвых. Охраны тоже не видно. Полуголая брюнетка на танцполе споткнулась и громко выругалась матом. Похоже, в «Мелехов» приходили исключительно нажраться и забыться. Если бы Шкет с компанией насиловали этих двух девчонок прямо на столике, никто бы не обратил внимания.
— Тебя как зовут, дура? — продолжал ухаживания Шкет.
— С-света… — пролепетала девушка, едва не плача.
— А его зовут Хан! Вот и чудесно! Теперь будешь его девушкой! — распорядился Шкет, поглаживая татуированную розу на предплечье девушки.
— Раз ты татуированная, значит, «углов» любишь. А теперь «Волков» любить будешь!
Шкет скривился.
— А вообще, только дура может сделать себе такую блядскую наколку. Никто не заставлял, наверное, и нож к горлу не приставлял… Небось еще и деньги заплатила, а?.. Говори, дура, платила?!
Он шлепнул девушку по щеке.
Она расплакалась, но беспомощность только разжигает жестокость. Выпятив нижнюю челюсть, Волчара размахнулся, чтобы ударить еще раз, посильнее, но тут его задел плечом проходящий мимо человек. Шкета развернуло на ножке стула, он чуть не упал.
— О, пардон, молодые люди!..
Главарь «Волков» побелел от бешенства, вскочил.
— Щас!! Щас я этот пардон тебе в…
И осекся. На глазах у стаи страшный «Волчара» превратился в испуганного подростка. Сдулся и съежился, как проткнутый иглой воздушный шарик.
Крыса, Мильонщик, Хан и Бомба непонимающе переводили взгляд с одного на другого. Какой-то мужик с бритой головой и немигающими глазами, не обладающий, кстати, богатырским телосложением, дерзко рассматривал вожака, а Шкет молча хлопал глазами, словно обнаружил перед собой Франкенштейна или сразу обоих братьев Кличко в боевой стойке.
— Ну-ну, не стоит нервничать, — мужчина одарил Шкета холодной улыбкой, подмигнул, едва заметно качнул головой в сторону выхода и пошел себе дальше.
«Волки» проводили его недоуменными взглядами.
— Кто это? — спросил Мильонщик.
— Ты его знаешь? — в тон приятелю поинтересовался Бомба.
— А ведь он сейчас свалит, слышь? — подал голос Крыса.
— Да, давайте догонять, — Хан привстал с места.
— Кого догонять, мудак! — взвизгнул Шкет и замахнулся. Хан отпрянул.
— Да он нас сейчас всех положит! Это… Это… Это мафия! Настоящая мафия, поняли? Всем сидеть тихо! И кончить базар!
Шкет махнул рукой и медленно, словно нехотя, отправился вслед за незнакомцем. Но еще оглянулся и добавил:
— Не ходите за мной! Убью!
* * *
Ребенок долго осматривала зеркальные недра встроенного бара. Внутри дрожала каждая жилка, хотелось выть и кусаться. Выбрала шотландский виски, который терпеть не могла. До половины набила льдом широкий увесистый стакан, сверху плеснула какой-то газировки, которую нашла в холодильнике. Выпила залпом, вкуса не почувствовала — виски получился ледяной. Нырнула под горячий душ. Жилки перестали дрожать, внутри все расслабилось. Вот и хорошо.
Хмель накатил мягкой и неожиданно мощной волной. Она вспомнила, сколько было в стакане — граммов 150 как минимум. А то и все 200. Нормально. Горечь обернулась легкостью, и теперь она знала, что делать. Выйдя из ванной, Ребенок налила еще стакан, голая встала перед большим зеркалом в гостиной. Долго смотрела. Маленькая грудь, узкая талия, выбритый лобок, стройные ноги… Все классно! Почему же она должна переживать такие встряски? Чокнулась с зеркалом, выпила и пошла одеваться. А может, Оксана, Илона, Ритка, — может, все они правы? Если муж бросает молодую, неудовлетворенную жену и ночью уходит из дома, то что должна делать жена? Мастурбировать?
Она надела черные колготы и черное белье. Юбка и кардиган от Гуччи. Самое то. Блузка кроваво-розового цвета, в безумном стиле Скьяпарелли. Кажется, она ни разу не надевала ее, не было повода. Теперь повод есть.
Позвонила Оксане.
— Ты где, подруга?
Судя по громкой музыке и смеху, та явно не скучала дома.
— В «Испанском дворике». А что?
— Я сейчас приеду.
— Ого-го! — расхохоталась Оксана. — Давно пора так!
Набрала вызов такси.
— Алло, мне машину на сейчас!
Она назвала адрес, допила то, что оставалось в стакане (какой по счету? Не помню), слегка подкрасилась, набросила короткую шубку, спустилась во двор. Там уже тлели фонари подъехавшего только что «рено» с желтым гребешком. Таксист обернулся, задержал взгляд.
— Куда едем?
— Поехали в «Испанский дворик». На Магистральном, знаете?..
* * *
Лис поджидал за парковкой, под фонарем. Его ночной кошмар. Человек, которого он боялся до дрожи в коленях. Может, оттого, что он когда-то избил его, как собаку, может, потому, что сломал его внутренний стержень. Может, еще проще: он в любой момент мог упрятать его в тюрьму или огласить бумаги, за которые «углы» порвут его на куски. Да и не только «углы»…
— Где пушка? — без предисловий сказал Лис и привычно ощупал его с головы до ног. — Где «ТТ»?
— Какая пушка?
— Из которой ты в Каскета стрелял.
— В какого Каскета?
— В того, который уже троих замочил. У них тоже «ТТ» был, он на них подумал…
Лис взмахнул ладонью. Напряженный, как струна, Шкет неловко отпрянул назад — поздно. Но Лис и не думал его бить. Он взял его за ухо и притянул к себе.
— Ты что, плохо слышишь? Я ведь тебе ухо не совсем отбил тогда. Чего переспрашиваешь?
— Отвали! — он рванулся. Но ничего не вышло. Стоящие на парковке машины перевернулись, будто кульбит сделали.
Шкет лежал на асфальте, распластанный, как лягушка под автомобильным скатом. Лежал, как тогда, три года назад, в допросном кабинете СИЗО… Как месяц назад во дворе за «Кружкой». Он, главарь волчьей стаи! Снова и снова его вбивают в говно, как нарочно, как в насмешку, раз за разом…
Бешенство переполняло его, не давало вздохнуть. Или что-то другое не давало. Нога Лиса на груди, например.
— Помнишь, что я тебе тогда сказал? Живи как хочешь, но при этом помни, что в твоей жизни главное. Так?
Шкет не мог дышать. Тем более не мог говорить. И все-таки услышал собственный голос, жалкий и задушенный:
— Так!..
— Что в твоей жизни главное, Шкет?
Главное — выковырять твои глаза еще до того, как ты сдохнешь, проклятый мент. Чтобы скормить их тебе. Главное — ржать погромче, когда ты будешь отдавать концы, извиваясь, как ящерица, под моим башмаком…
Но вместо этого Шкет прохрипел:
— Главное — это ты… Вы…
— Правильно. А почему?
— Потому что…
Шкет знал почему. Отлично знал. Но назвать, произнести вслух страшно.
— За яйца держите потому что… — пробормотал он еле слышно.
— О! Верно! — одобрил Лис. — И оторву, если надо. Значит, все ты слышишь, Шкет, все понимаешь… Тогда почему, объясни, опять косяки порешь?!
— Ну, а чего? — заныл Шкет. — Сидим, развлекаемся, как можем… Эти овцы сами виноваты, я их…
Удар ногой в бок.
— Меня овцы не интересуют! — Горячее дыхание Лиса обжигало его лицо.
— Говори, гаденыш, где пушка? И кто тебя нанял?! Хотя я и так скажу: Антон! Так?! Колись, дерьмо собачье!
* * *
— …мотылек.
Она уловила только конец фразы. Исключительно затасканной фразы, явно позаимствованной из любовного сериала. Или из инструкции в интернете — «10 способов снять девушку». Повернувшись к собеседнику, она уточнила на всякий случай:
— Мотылек?
— Именно мотылек, — с готовностью подтвердил молодой человек. — Впервые вижу мотылька, который пьет виски вместо нектара.
— Терпеть не могу виски, — призналась она. — Пью из чистого упрямства. Дома обыскала весь мужнин бар — ничего, только виски и водка…
— Муж, наверное, серьезный бизнесмен, при деньгах, правда, постарше, но зато любит и балует, — предположил молодой человек.
— Только не бизнесмен. Но очень серьезный и постарше. А что любит… Любит, наверное. Но сейчас взял и ушел из дому…
Ребенок почувствовала, что сейчас расплачется. И тут же теплая ладонь легла на ее талию, скользнула вверх и вниз, словно проверяла, все ли на месте, все ли такое же молодое и упругое на ощупь, как оно выглядит снаружи. Все было на месте, молодое и упругое.
Оксана с двумя незнакомыми девушками и какими-то парнями плавали в тумане, хохотали, наблюдали за ней и показывали большие пальцы: дескать, классный мэн, цепляй его на кукан!
— Неужели ушел от такой девушки? — произнес он над самым ее ухом, так что она почувствовала запах табака и пряной влаги, которой пахнут все выпившие мужчины. — К другой?
— Хуже. На работу!
Она вздохнула и посмотрела на стакан. Пить почему-то больше не хотелось, последний глоток дался ей с трудом. Это ее расстраивало.
— Значит, в ночную смену, — сказал он. — Бывает.
Он замолчал, сосредоточенно поглаживая ее поясницу, потом рука задумчиво скользнула по ягодицам и замерла.
Здесь были еще какие-то люди, правда, немного. Звучала музыка, сверкало стекло, бармен разговаривал по телефону, тряся в свободной руке шейкер. Только все это было фоном, ничего не значащим фоном. Вот в зал вошел новый посетитель, огляделся по сторонам, повернувшись на каблуках. Седеющая шевелюра, зачесанная со лба назад, классический стареющий бабник в допотопном костюме…
До Ребенка вдруг дошло, что она не знает, куда поехал Фил. Вызвали — помчался. А куда помчался? Вдруг появится здесь? Сейчас? Увидит ее в дешевом ночном кабаке, в этой компании? На какое-то мгновение бесшабашность и мнимая свобода уступили место страху. Она не знала, как поведет себя муж. Он может взбеситься, и тогда никому мало не покажется… Во всяком случае, если увидит чужую руку на ее заднице — точно взбесится. Так уже один раз было…
На какое-то мгновение ощущение бесшабашности и полной свободы уступило место страху. Она посмотрела на своего собеседника, на которого до этого вообще как-то не обратила внимания — так, сидит какой-то тип, впаривает что-то потихоньку…
Плотный, круглолицый, кучерявый. Приятный в общем-то. С аккуратной бородкой, оттеняющей мясистые красные губы. Хорошо одет: курточка, сорочка свежая. Он был молод, гораздо моложе Фила. Наверное, ее ровесник. Или чуть старше. Опыт с ровесниками у нее уже был — абитура, Венька Закревский… тихий ужас. Тоже, кстати, с бородкой — жиденькой такой, козлиной. Венька страшно любил почесаться ею о всякие нежные места, считая, видимо, что доставляет этим партнерше особенное удовольствие…
— Меня зовут Ромуальд, я писатель и люблю бабочек…
Нет, конечно, Фил не явится сюда. Тем не менее какое-то беспокойство все равно осталось. И голова сильно кружится.
— …Набоков — знаете такого писателя? Он тоже любил бабочек, даже открыл какой-то неизвестный вид.
— Что? — Ребенок встрепенулась, ощутив, как горячая рука забралась под ее кардиган и прожигает насквозь тонкую ткань блузки.
— А студенток клеил и называл мотыльками, — молодой человек улыбнулся и придвинулся поближе, рискуя опрокинуться с табуретом и Ребенком вместе. — Послушайте… Послушай. Я впервые вижу такую девушку, как ты. Вот не вру. Я не знаю, как ты оказалась здесь, да и знать не хочу. Но я думаю, это не случайно… Мозги сейчас взорвутся, честное слово!
Он рассмеялся, одновременно запуская руку глубже под кардиган и подбираясь к ее груди.
— Поехали со мной на Мальдивы. Вот увидишь, все будет хорошо. Даже лучше, чем можешь себе представить. Как леденец, как шоколадка растаешь в моих руках… Никого больше знать не захочешь, и мужа своего тоже… Да и нет у тебя никакого мужа, можешь не говорить мне ничего… Ладно, ладно. Я тебе честно скажу: у баб от меня крышу срывает… Всё, всё. Вставай, поехали.
Он торопливо выталкивал слова прямо ей в ухо, прерывисто и часто дыша, комкая в ладони ее грудь. С каждым словом дыхание его становилось все влажнее, горячее и отвратительнее. Но, странное дело, на какое-то мгновение это даже понравилось Ребенку. Она даже сопротивляться перестала. Вот, приличный молодой человек ради нее, ради призрачной возможности обладания ею добровольно превращается в похотливое животное… Это как бы он встал на четвереньки и заблеял по-козлиному на весь бар. Фил, например, так не смог бы.
— Ничего не пожалею, все у тебя будет… — продолжал твердить он. — Я не жадный, «бабок» у меня море, а с «бабками» нам весело будет… Вот увидишь. За такую красивую девчонку даже руку отпилить не пожалею.
«Чью руку?» — подумалось вдруг ей. Она попробовала слегка отстраниться, но молодой человек не хотел отпускать, сжал грудь сильнее, до боли. Ребенок вскрикнула.
— Тише, тише, — прошептал он, оглядываясь, но не ослабляя хватку. — Давай, поехали на Мальдивы…
Он буквально стащил ее с табурета, Ребенок едва не упала: ноги не держали.
— Я не могу на Мальдивы… У меня и паспорта с собой нет.
— Ничего, ничего, это не важно…
Опираясь на руку нового знакомого, Ребенок шла почему-то в глубину помещения, и было непонятно, как таким путем они попадут на Мальдивы.
— Мне плохо, — пожаловалась она. — Тошнит…
— Да, да, сейчас умоемся и станет легче…
Действительно, они оказались в туалете, но не подошли к раковине с освежающей водой, а зашли в кабинку. Тут же юбка взлетела под мышки, а Ромуальд, присев, стал спускать с нее колготки.
— Вот так, так, сейчас все будет очень хорошо…
В этот момент у Ребенка закружилась голова и ее вырвало. Прямо на курчавую голову, модную курточку и свежую сорочку.
— Ты что?! Сука!
Ромуальд вскочил и отвесил ей пощечину — увесистую, обидную, громкую. Она инстинктивно вцепилась ногтями в жирную физиономию, рванула вниз, оставив красные полосы…
— Ну, все! — заверещал Ромуальд, но тут в кабинку заглянула Оксана.
— Что тут такое?! — гаркнула она, и Ромуальд мгновенно исчез.
— Что, не поладили? Ты ему всю рожу расцарапала… Пойдем, я тебя умою…
Ребенка опять вырвало, на этот раз в унитаз. Потом она долго умывалась, полоскала рот, извела почти все бумажные полотенца.
— Эх, хотела тебя с нами позвать, да ничего не выйдет! — пожалела Оксана. — Тебе домой надо!
Когда вернулись в зал, Ромуальда там уже не было, зато на них стали оглядываться. Бармен криво улыбался, нагло рассматривая Ребенка и продолжая встряхивать шейкер.
— Может, вызвать милицию? — с улыбочкой спросил он.
Милиция. Точно. Приедет милиция, там все знают Фила, они весь этот поганый бар по кирпичику разнесут… И тут же в голове нарисовалась дикая, кошмарная картина: какой-нибудь капитан Дроздов, рядом Фил, напряженный, ссутуленный. Коллеги, конечно, его успокаивают как могут, как позволяют душевная чуткость и воспитание:
«Да не расстраивайтесь вы так, Филипп Михайлович! Ну, с кем не бывает… Выпила немного, поцапалась в баре с мужиком этим… Сейчас беспредельщиков всяких, сам знаешь, развелось… Ну сам посуди: за грудь ее лапал, за задницу, по щекам бил, все такое. Чуть не изнасиловал прямо там, в туалете. Что ей было делать?»
— Нет! — завопила она так, что самой стало страшно. — Не надо никакой милиции!
Фил ее убьет, если узнает.
«Зачем же я пила так много?» — с тупым недоумением подумала она, пробираясь к выходу через лес тянущихся к ней рук. Откуда эти руки? Что вообще происходит? Нет, это Оксана и ее компания, помогают, набрасывают на плечи шубку. Что она говорит? Подождать пару минут? Нет, ни секунды!
Она очутилась на крыльце, тяжело дыша, видя перед собой суматошные клубы белого пара, вырывающегося из ее рта.
«Ужас. Дышу, как лошадь, — подумала она. — Надо скорее протрезветь».
— Могу чем-нибудь помочь, юная леди?
Рядом с ней на крыльце стоял стареющий донжуан, тот самый, что недавно вошел в бар. Седые волосы аккуратно зачесаны назад, даже как-то слишком аккуратно. Может, он тоже маньяк? Донжуан курил короткую трубочку и смотрел на Ребенка с сочувствующим видом. Очень, очень подозрительный тип.
— Может, такси вам вызвать?
Она отшатнулась от него, сбежала с крыльца, побежала к улице. Увидев огни приближающейся машины, отчаянно замахала рукой. Машина остановилась. О, счастье!
Она рванула на себя дверцу, вскочила в расцвеченную красно-зелеными лампочками приборов темноту, сбивающимся голосом назвала адрес.
— И поскорее, пожалуйста!
Машина тронулась. Сейчас Ребенок боялась, что Фил приедет раньше ее. Всего какой-то час назад она собиралась пуститься во все тяжкие, может, даже навсегда вычеркнуть его из своей жизни, а сейчас больше всего хотела, чтобы он ничего не узнал, не догадался даже, чтобы жизнь текла дальше по привычному руслу.
— С вами все в порядке, эй? — повернулся к ней водитель.
— Все нормально.
— А то я как-то подбирал здесь одну девчонку, в ноябре еще, так у нее глаз был разбит, в «скорую» пришлось отвозить… Помнишь, Вить, ту малолетку?
— В желтых сапогах, ну да… — раздался сзади низкий хрипловатый голос.
Она даже подскочила. На заднем сиденье сидел огромный мужик в тулупе или какой-то непонятной мохнатой шубе. Как она его могла не заметить? Он что, под сиденьем прятался? Ребенок хотела крикнуть, но почему-то не смогла. Горло схватил спазм.
— Остановите машину, пожалуйста! — выдавила она, чуть не плача, не надеясь уже, что ее послушают, что вообще услышат.
— Осторожней там, эй? — раздался голос водителя. — Ты чего, на ходу собралась выпрыгивать?
Голос вдруг показался ей знакомым. Не он ли вез ее сюда, в «Испанский дворик»? Может, это целая банда — он, мужик этот и красногубый слизняк в баре? Может, они специально следили за их квартирой…
Это враги Фила! — дошло вдруг до нее. Уголовники! Вот в чем дело! У них все было спланировано!
— Остановите, прошу вас…
Она сама себя с трудом услышала. Быть избитой и изнасилованной — это еще далеко не самое страшное, что ей предстоит сегодняшней ночью. Они будут потрошить ее, как мальчишки потрошат найденного на мусорке плюшевого мишку. Она уже все равно что неживая для них, просто красивая оболочка, через которую им надо добраться до Фила. И они доберутся.
— Здесь останавливаться нельзя, — буркнул водитель.
Но надо что-то делать, ведь верно?
Повернувшись, она разглядела зловещий силуэт водителя на фоне освещенной улицы. Если бы был газовый баллончик… Ну почему, почему Фила сейчас нет рядом?!
— Я сейчас вырву…
Машина резко остановилась, взвизгнув тормозами.
— Ну, тогда выходи, быстро!
— А то один тут нам всю машину заблевал, за химчистку сотню «зеленых» отдать пришлось, — добавил мужик в тулупе.
Не помня себя, Ребенок выскочила на тротуар, с грохотом захлопнула дверь. Водитель еще что-то прокричал ей вслед (кажется, «пить меньше надо, дамочка!»), машина взревела и умчалась по проспекту. Ребенок побежала в обратную сторону. Потом остановилась, жадно глотая холодный воздух.
Неужели пронесло? Или это все-таки были не бандиты?
«Пить меньше надо, дамочка», — сказала она себе.
Еще подышала.
Осмотрелась.
Оказалось, она совсем недалеко от дома. Осталось пройти какой-то квартал. Только на этот раз без приключений, осторожно, по стеночке…
А Фил наверняка уже вернулся. Что она ему скажет? Что соврет?
Над этой проблемой Ребенок размышляла всю дорогу домой. Перед дверями своего подъезда она совсем успокоилась, даже вернулось раздражение на мужа — из-за него (а из-за кого еще?) едва не влипла в историю, а теперь еще должна как-то выкручиваться, выдумывать что-то. Больно много чести! Он-то сам небось даже не беспокоился о ней за это время, может, и не вспомнил ни разу даже!
* * *
Шкет стоял, прислонившись спиной к мусорному контейнеру, вжав голову в плечи, похожий на тощую озябшую птицу. Он курил быстрыми глубокими затяжками, стремительно отрывая сигарету ото рта, чтобы Лис не заметил, как дрожат руки.
— Откуда вы знаете про Антона? Он, вроде, солидняк, в уважухе, болтать не должен… Мои пацаны с речпортовскими столкнулись, так он обещал меня перед Гариком отмазать…
— Выгодный ты билет купил! — покрутил головой Лис. — За рубь войти, за червонец выйти! Гарик бы тебе зубы выбил, а Каскет шкуру спустит! Давай, дальше рассказывай!
Теперь дрожь била все его тело. Может, от холода, а может, от страха.
— …Крыса за баранку сел, Хан на подхвате, я за основного, ствол у меня был… Крыса дурак, он хоть и учился на каких-то курсах, все равно водить не умеет. Я тоже дурак, надо было Хана за баранку, тот в машинах соображает… Я ору ему: «Газуй, там место в соседнем ряду освободилось! Как раз рядом, окно в окно!» Он давай топить — и заглох… Ну тупой он, Крыса, что возьмешь!
Шкет посмотрел на Лиса, как будто желая убедиться, что тот понимает, насколько тупые у него друзья и что в этом все и дело, в этом вся проблема. А сам он тут как бы ни при делах.
— Вжикал-вжикал, подорвался потом на это место встать, а там уже другая машина пристроилась. Ну, он в нее и вмазался… Пока там разборки, то да сё, я вижу: сейчас зеленый загорится, Каскет уедет… Ну, выскочил, шмальнул по окнам. Водила сразу мордой в панель, и охранник рядом… Я думал, и третьего положил…
На крыльце клуба показались две фигуры, встали, покрутили головами. Шкет, тихо ругнувшись, вжался в мусорный бак.
— Твои, что ли? — спросил Лис.
— Тише, услышат, — прошипел Шкет. — Не хочу…
— Это ясно, что не хочешь.
До них донесся пьяный окрик: «Шке-е-ет!!». Лис посмотрел на своего собеседника — лицо злое и испуганное, зубы оскалены.
— Пойди, скажи, что все в порядке. Я здесь постою.
Шкет помялся, пошипел, но делать нечего — оторвался от бака, вышел на свет и заорал:
— Пошли нах отсюда, придурки!! Я ж сказал не ходить за мной! Бошки проломлю, б…дь!!!
Фигуры тут же послушно скрылись за дубовыми дверями.
— А кафе кто поджигал? — спросил Лис, когда Шкет вернулся на свое место.
— Бомба и Мильонщик… Я ему сказал, раз ты Бомба, будешь метать… Он и метнул… Ни в звезду, ни в Красную армию… Как нарочно!
Он замолчал, уткнувшись взглядом в грязное месиво под ногами.
— А дальше? — сказал Лис. В рукаве у него прятался чуткий микрофон, и маленький «цифровик» в кармане должен был записать каждое слово исповеди незадачливого киллера.
— А что дальше?
— Как ты перед заказчиком отчитался?
— На фиг мне перед ним отчитываться?! Я что ему, обязан?! Я с него пять тысяч баксов получил? Или десять? Да плевать я на него хотел! Мы и его грохнем, если надо будет! Мы всех за глотку схватим!
Шкет разошелся: орал во весь голос, глаза выкатил, изо рта летела слюна. Пальцы судорожно сжимались, в самом деле похожие на покрасневшие птичьи лапы.
Лис повернулся к нему спиной. Разговор был окончен. Картина предельно ясна.
Шкет сразу затих.
— Эй… Так мне что, теперь в тюрьму садиться?
Лис пожал плечами.
— Пушку выкинул, ума хватило? — не оборачиваясь, спросил он.
— Да, в Дон, меня этот тип сразу предупредил. Значит, не докажут?
— Смотря кто, — честно ответил Лис и направился к своей машине.
А через полчаса серая «бэха» «Волков» на подъезде к мосту была расстреляна из двух автоматов. Шкет, Крыса, Бомба, Хан и Мильонщик погибли на месте. Причем каждый получил контрольный выстрел в башку. Общество это удивило: кому могли так круто перейти дорогу зеленые сопляки? И лишь те, кто знал про столкновение с джипом Гарика, не удивлялись. Только сделали вывод: у речпортовского бригадира совсем съехала крыша!
Это происшествие имело неожиданное последствие. «Волки» разбежались, попрятались по углам, «Кружка» опустела. Больше о них никто и никогда не слышал. Потенциально опасная банда перестала существовать.