Книга: Оперативный псевдоним
Назад: Глава первая ОСНОВНОЙ УРОВЕНЬ. УЧЕБА
Дальше: Глава третья ПОДУРОВЕНЬ ДЕТСТВА

Глава вторая
ОХОТНИКИ И ДИЧЬ

Тиходонск, 11 февраля, 12 часов 40 минут, минус три, солнце.
– Ты просто не понимаешь, о чем идет речь! Не о Лапине, не о наших к нему претензиях. – К, разговаривал с Юмашевым как строгий, но доброжелательный учитель интерната для умственно отсталых с двенадцатилетним дебилом.
Они гуляли по Левому берегу, там же, где два дня назад Юмашев обсуждал с Тимохиным судьбу Тахира. Если это можно было назвать прогулкой.
Встречу назначил К., но вывез его сюда Юмашев. За прошедшие сорок два часа здесь ничего не изменилось. Тот же чистый, с речным запахом, воздух, те же проволочные остовы зонтиков, тот же плотный, укатанный ветром снег, на котором еще можно разобрать две цепочки полустертых следов. А в городе, раскинувшемся на противоположном берегу, изменилось многое. Недаром километровый отрезок пляжа с трех сторон блокирован черными джипами. Кроме штатной охраны, Тимохин задействовал и боевиков. Хотя после событий прошлой ночи, когда застрелили Кондратьева и убили или захватили почти всех авторитетов тахировской группировки, вероятность мести существенно снизилась. Точнее, отодвинулась на неопределенное время.
– Меня интересует другое. Как вы пробили блокаду? Что он сказал? Дословно. Кто при этом присутствовал? Как процедура фиксировалась?
К, остановился и впился высасывающим взглядом в зрачки банкира. Он знал, что умеет вселять в сердца людей страх, даже когда звериные уши прикрыты шапкой. Потому что биоволны прямой и вполне реальной угрозы исходили от него постоянно. Сейчас поток отличался особенной силой.
Но банкир стоял на своей земле, в окружении своих людей. Бывают моменты, когда авторитет и могущество чужака не стоят ничего, если он не может немедленно и эффективно защититься от грубого физического насилия: выстрела, удара ножом, наброшенной на шею удавки... Сейчас как раз выдался такой случай.
– Ты ведь один здесь? – спросил Юмашев.
Только очень далекому от мира спецслужб и криминала человеку этот невинный вопрос мог показаться и в самом деле безобидным. К, посмотрел на банкира по-новому, с интересом, и усмехнулся одним уголком рта. Юмашеву померещилось, что если губа отодвинется дальше, то выглянет длинный и острый волчий клык. Эта усмешка показала, что с К, не следовало так говорить. Он никогда не оставался беззащитным. Никогда и нигде.
– Хочешь спустить меня в прорубь? – казалось, у него даже улучшилось настроение. – И списать под какую-нибудь легенду?
Улыбка стала шире, но клыки не показались. Пока. Руки он держал в карманах. При посадке в машину его незаметно проверили детектором, и металла массой больше пятидесяти граммов не обнаружили. Но дело не в металле. «Если сердце из железа, и деревянный кинжал хорош», – говорят грузины. Стилеты из особо прочного дерева не раз использовались наемными убийцами, да и взрывчатку детектор не заметит. Правда, уровень К, не таков, чтобы подрываться с недругом. Да и повода особого пока нет... И все же Юмашев испытывал сильное беспокойство.
– Знаешь, что такое «Консорциум»?
Юмашев кивнул:
– Ты забыл, кто его создавал.
– Создавался скелет. Потом он оброс плотью, нарастил мускулы, вооружился... Не думаю, что ты представляешь наши возможности...
Банкир пожал плечами.
– Кое-какие слухи доходили... Про размах международного бизнеса, про учредителей. Болтали даже, что «Консорциумом» и государством управляют одни и те же люди...
– Во всяком случае, нам отдают долги исправней, чем Центробанку. Например, задолженность Заира России составляет тридцать пять миллионов долларов и считается невозместимой в этом веке. Между тем тот же Заир исправно возвратил «Консорциуму» двадцатимиллионный кредит. А знаешь почему?
– Почему?
Юмашев полностью упустил инициативу и попал под гипнотизирующее влияние собеседника. Тот улыбнулся еще шире.
– Потому что нам отдать приказ о ядерном ударе гораздо проще, чем официальным властным структурам! И гарантия исполнения будет стопроцентной! Причем никакие накладки не смогут его замедлить!
Банкир подавленно молчал, К, улыбался с торжеством победителя. Он явно не врал.
– Но в данный момент это не имеет значения, правда? Кругом твои люди, и то, что далеко и потом, не играет никакой роли, важно только то, что здесь и сейчас. Да?
Тяжелая твердая ладонь похлопала по ватному плечу.
– А что это у тебя?
Рука в тонкой черной перчатке ткнула Юмашева в грудь. Он опустил голову и увидел на серо-черной буклированной ткани щегольского пальто яркую красную точку. И хотя Юмашев никогда не был оперативником и видел подобные штуки только в кино, он почувствовал, что его бросило в жар.
Красная точка являлась маркером лазерного целеуказателя. Она показывала прильнувшему к оптике невидимому снайперу место, куда попадет пуля.
Откуда у Куракина взялся снайпер, как он узнал, где будет происходить разговор, каким образом сумел замаскироваться?.. Вопросы промелькнули один за другим, но ответ нашелся лишь на последний: стрелок лежит на заснеженном льду в белом маскхалате. И попадет в левую часть груди, ближе к сердцу.
– Вижу, я убедил тебя не делать глупостей. – К. еще раз хлопнул бывшего коллегу по плечу, и точка исчезла. – Теперь давай отвечай!
Улыбка соскользнула с лица, как сдернутая маска, тон стал резким и требовательным. К, обозначил свои возможности, расставив все по полочкам. Юмашев подумал, что если он захочет, то боевое звено штурмовых вертолетов вынырнет из-за черной рощи и разнесет шесть джипов вместе с охранниками.
– Я пошутил. Мы не пробили блокаду. Просто при испытании на полиграфе выявились блокированные участки, и я хотел выяснить у тебя подробности.
– И выяснил?
Гипнотизирующие глаза были почти лишены ресниц, зрачки сужены до размеров булавочной головки.
– Разве ты забыл непременное правило Комитета: меньше знаешь – дольше живешь?
Юмашев покаянно вздохнул, как двенадцатилетний дебил, нассавший в постель.
– Я допустил ошибку... Ты же знаешь, мне можно доверять! К тому же я уже ничего не помню! – В его голосе чувствовались убеждающе-просительные нотки.
– Это хорошо, – похвалил К. И как о сущей безделице спросил:
– А как получилось, что он завалил моих людей?
– Не знаю. Какая-то случайность...
– Ты веришь в случайности?
– Его привел наш сотрудник для трудоустройства... Звучит наивно, но дело действительно в простом совпадении! Во всяком случае, мне ничего больше не известно...
– Как фамилия сотрудника? Я хочу с ним поговорить!
– Терещенко. Но он умер...
– Тоже случайность?
Внезапно Юмашев понял: это не беседа. С него учиняют спрос. Вникать в тонкости никто не будет: виноват – отвечай! И особенно дотошно выяснять наличие и степень вины тоже не будут. Есть факт, этого достаточно.
– А кто еще его знал? Кроме умершего?
– Терещенко говорил про какого-то дельца с завода. Он ему звонил насчет Лапина, потом тот перезванивал...
– Номера телефонов в вашей фирме фиксируются?
– Да, все аппараты с определителями. А Терещенко сразу угодил в больницу и наверняка не успел сбросить.
– Отлично! – вроде бы обрадовался К. – Тогда прокатимся к тебе и проверим. А потом надо пообедать. Я проголодался на свежем воздухе. Ты знаешь приличный ресторанчик? Только давай не в «Маленький Париж»!
Он оглушительно захохотал, хотел обнять банкира за плечи, но вовремя отдернул руку и просто плечом к плечу пошел со старым товарищем к машине.

 

Москва, 12 февраля, 18 часов, минус двенадцать, ветер, снег.
На новой территории, будь это лес, город или страна, следует оборудовать для себя «точку». Вырыть землянку, подобрать просторное дупло, выбрать безопасный район, снять номер или квартиру, арендовать или купить дом. Только после этого можно приступать к выполнению задания.
Макс договорился с таксистом за сто баксов в час и уже проездил около трехсот. Отыскав очередной круглый вестибюль метро, тот медленно объезжал вокруг, останавливался и ждал, пока пассажир в очередной раз скажет «нет». Ждать приходилось недолго. Водителю было за пятьдесят, он много повидал на своем веку и ничему не удивлялся.
– Нет, значит, погнали дальше! – бодро приговаривал он, включая передачу. – Будем ездить, пока не найдем. Или пока деньги не кончатся. Как в гарантии на машину: два года или двадцать тысяч пробега – что раньше наступит... Если бы вы еще какой-то ориентир запомнили, глядишь, дело быстрей пошло!
– Там есть цирк! – вдруг сказал Макс. – Я смотрел из окна на метро, а справа в квартале был цирк! Только что он этого не помнил и вдруг словно отдернулась какая-то шторка. – И внизу в лотке продавали апельсины! А слева магазин «Океан», и туда стояла очередь!
Водитель хмыкнул.
– Знаешь, сколько в Москве лотков? И «Океанов»? А вот цирков всего два. А рядом с круглым метро – один. На Вернадке.
«Волга» резво рванулась к цели, и на этот раз пассажир не сказал «нет». Когда машина сворачивала с проспекта Вернадского на Ломоносовский, Макс узнал место. Слева здание цирка, справа круглый выход метро. В створе с ним в нескольких сотнях метров большой Г-образный жилой дом.
Если смотреть из окна, метро будет впереди, а цирк справа. А слева должен располагаться «Океан»...
– Давайте туда, – Карданов показал рукой. Он ощутимо волновался. Магазин должен был стать окончательным подтверждением реальности примет недавнего сна. Иначе все идет прахом... Мало ли что может человеку присниться!
Но зеленая неоновая вывеска оказалась именно там, где он ее и видел.
Выстрел наугад попал точно в цель.
– Ну что? – с неподдельным интересом спросил водитель. Его, видно, тоже охватил азарт поисков. Каждому нормальному человеку должно быть небезразлично дело, которое он выполняет.
– Приехали, – скрывая эмоции, ответил Макс. – Давайте во двор...
Когда «Волга» развернулась и уехала. Лапин опечалился. Таксист был единственным человеком, которого он здесь знал, продолжением ниточки Тиходонск – Степнянск – «Синяя ночь» – Казанский вокзал – искомый дом. Иллюзией связи с привычными местами. Теперь ниточка оборвалась и он остался с гигантским городом один на один. Мороз забирался под брюки, влажноватый снег норовил облепить лицо. Было сиротливо и бесприютно. Длинное серое здание под прямым углом стыковалось со смежным домом. Большинство квартир светилось, но многие оставались темными, ожидая хозяев. Его никто и нигде не ждал. Сергею не верилось, что он тоже сумеет зажечь свет в одном из окон.
Тем временем Карданов деловито осматривал запертые двери пяти подъездов. Решетки домофонов, россыпи кнопок под ними, еще ниже – круглые ручки с прорезями замочных скважин. Подойдя к первому подъезду, он вытряхнул из замшевого футлярчика ключи и приготовил самый маленький. Предметы из прошлого наконец обретали смысл. Но ключ вошел только наполовину, и Макс двинулся к следующей двери. Здесь тоже ждала неудача. В третью скважину ключ вошел, но не повернулся. К четвертой не подошел вообще.
Зато пятая дверь открылась сразу. Прошлое соединилось с настоящим.
Просторный и довольно чистый вестибюль показался знакомым. Три ряда почтовых ящиков вдоль длинной стены тоже навевали какие-то ассоциации.
Над ними висел указатель жильцов: на синем фоне белые фамилии и номера квартир. Ни одной знакомой фамилии Макс не увидел.
Наверх он пошел пешком, надеясь, что интуиция подскажет, к какой из квартир на четвертом-пятом этаже надо попробовать остальные ключи. Но интуиция молчала. Одинаковые двери – деревянная планка или декоративный пластик поверх броневого листа – слепо смотрели закрытыми стальными веками глазами замочных скважин. Подбирать ключи наугад было рискованно – вполне могли принять за квартирного вора.
Макс поднялся на шестой этаж, когда к мусоропроводу вышла неопределенных лет женщина в халате и с ведром в руках. Она пристально уставилась на него, и он решил, что уже заподозрен в тайном умысле на кражу.
Прижимаясь к стене, Карданов осторожно обошел неожиданного свидетеля и двинулся дальше.
– Валерий Сергеевич, – раздалось за спиной, и он решил, что женщина зовет соседа, чтобы поделиться подозрениями. Инстинктивно он ускорил шаг. – Валерий Сергеевич! Подождите, вы куда?
Макс обернулся. Женщина обращалась к нему. Он застыл на месте.
– Что с вами, Валерий Сергеевич? Зачем вы идете на седьмой этаж? И почему не здороваетесь?
– Извините. – Карданов слабо улыбнулся. – Я попал в аварию и почти потерял память. Я вас не помню.
– Мы же рядом живем! Я – в сто двадцать третьей, а вы – в сто двадцать четвертой!
– Извините. Это болезнь.
Макс медленно спустился на площадку и сразу увидел свою квартиру. Она отличалась от остальных обычной дубовой дверью – шесть лет назад еще не было моды на стальные облицовки.
– Вас спрашивали несколько раз какие-то люди... Сказали – сослуживцы... Но те небось знают, куда вы уехали! Я уж подумала – шпионы...
Женщина смотрела очень серьезно.
– Почему вдруг шпионы?
– А квартира-то чья? Минатомэнерго! Меня много раз предупреждали, особенно когда только дом заселили...
– Когда они приходили? – с безразличным видом спросил Макс.
– Первый раз с полгода назад... И совсем недавно... Оставили телефон, просили позвонить, если вы появитесь. Прям я им так и разбежалась звонить! Что я, порядков не знаю?
– Как вас зовут?
Женщина удивилась.
– Валентина Андреевна. Неужто и вправду позабыли? А я всех хорошо помню. Дольше всех первые жили, Петя с Таней. А потом началась чехарда: поживут два-три года и уезжают. Правда, все серьезные, культурные, ничего не могу сказать! Но все парами – муж с женой, муж с женой. Только вот вы одинокий. И тоже дольше всех прожили... Да еще вернулись! А ведь никто не возвращался...
– Валентина Андреевна, мы еще поговорим, но чуть позже. Я устал с дороги. А вы пока никуда не звоните. Успеется...
Она кивнула.
– Заходите, я вас покормлю. У вас же нет ничего! Почитай, пять лет проездили... Даже шесть!
– Спасибо, не сегодня.
Сейфовый ключ легко вошел в прорезь и мягко провернулся один и второй раз. Крестообразный отщелкнул засов и втянул защелку. Дверь открылась.
Лапин-Карданов с замиранием сердца зашел в незнакомую квартиру. Свою квартиру, в которой не был шесть лет.

 

Тиходонск, 11 февраля, 14 часов 15 минут, минус два, легкая облачность.
Установить контакт Лапина на ПО «Электроника» Юмашев поручил начальнику своей информационной службы, и тот блестяще справился с заданием, уже через час доложив результат. Проверка телефонного аппарата покойного Терещенко выявила два связанных между собой звонка. Восьмого февраля он позвонил в ПО «Электроника», девятого ему звонили из фирмы кабельного телевидения. Объединяло оба звонка то, что на другом конце провода находился Григорий Михайлович Мелешин. Митяев успел даже навести о нем некоторые справки.
– Жучара еще тот! – сообщил он – Организовал свое дело, «кинул» соучредителей, тянет детали с «Электроники», не платит своим работягам...
«Крышей» у него какие-то блатные. Адрес фирмы...
Юмашев слушал начальника разведки внимательно, а его гость – человек с холодным немигающим взглядом и нечеловеческими ушами – рассеянно рисовал электронной ручкой на экране наладонного компьютера. Но безразличие было притворным: и фамилию, и адрес он записал совершенно точно.
– Так ты угостишь меня сегодня обедом? – спросил К., поднимаясь. – Только зайду кое-куда...
Через комнату отдыха он прошел в туалет. Почти сразу служба технической безопасности зафиксировала радиовсплеск из здания банка, но расшифровать его не смогла. По внутренней связи Тимохин встревоженно доложил начальнику.
– Не надо искать источник, я знаю, в чем дело, – успокоил его Юмашев.
На миг к нему вернулась уверенность в себе. Руководитель крупного банка, за ним большие деньги, серьезные связи, охрана, он узнает о том, что делал в сортире К., еще до того, как тот вышел из него! Почему он теряется, когда тот рядом? Неужели все дело в каком-то животном магнетизме, подавляющем волю и вызывающем страх? Ну и что, если тот привез с собой нескольких головорезов и сумел их умело расставить? У него есть не менее опасные люди, и их гораздо больше!
Юмашев вздохнул полной грудью. Сейчас он спросит: всегда ли мочеиспускание К, вызывает импульс радиоволн? Пусть знает, что они здесь тоже не пальцем деланные... Но, когда человек со звериными ушами вернулся, прилив уверенности прошел. И проявлять излишнюю осведомленность ему расхотелось.
– Поехали, что ли? – спросил К. Юмашев поспешно поднялся. Святой долг хозяина – накормить гостя.
– Поехали! – ответил он и вышел из кабинета вслед за приезжим.
* * *
Мелешин тоже собирался обедать. Настроение у него было скверным, причем скверность эта напрямую связывалась с бывшим подчиненным Сережкой Лапиным. Жалкий, никчемный человечишка, которого он кормил и в прямом и в переносном смысле, оказался не только неблагодарным и крайне опасным психопатом, но и предвестником несчастий.
Мало того, что чуть не задушил и отобрал деньги, как матерый урка!
Из-за него испортились отношения с Терещенко, и непонятно было, чего тот хочет: то глотку рвет за этого засранца, то на хер посылает! А с деятелями из банка лучше не ссориться, себе дороже обойдется... Послал ребят разобраться с ним, а те не вернулись. Сушняк позвонил, орал в трубку, чуть ухо не лопнуло, что он их под «мокруху» подставил, грозился под молотки пустить. И очень просто: уколется, подстережет и проломит башку!
Да и с работой начались проблемы: выполнение оплаченных заказов застопорилось, сегодня приходили клиенты с Алексеевской, 40, скандалили, грозили заявить в милицию, даже про налоговую полицию чего-то вякали...
Кто бы мог подумать, что с этим получокнутым доходягой окажется связанным такое множество неприятностей! А вчера его идиотскую рожу показали по телевизору и объявили, что он подозревается в тяжком преступлении!
Весь город говорит об этом – в кабаке застрелили самого Тахира, а с ним еще чуть не десяток человек! Как жалкий засранец оказался замешанным в такой истории и каким боком она обернется для самого Мелешина, оставалось только гадать. Если бы можно было каким-то образом изменить прошлое и никогда не иметь никаких дел с Чокнутым, оказавшимся довольно зловещим типом, даже близко не подходить к нему...
Голова шла кругом, хотелось хорошенько встряхнуться, отдохнуть и придумать что-то путевое для поправки дел. Мелешин решил сегодня уже в фирму не возвращаться: собрать корешков, пообедать и махнуть в сауну с девочками, а там, расслабившись, посоветоваться и обрешать все вопросы. И по новой «крыше», и по монтажникам... Да и по Лапину обозначиться, мол, никаких общих дел у них нет, мало ли что позвонил из-за него Терещенко, за этим совершенно ничего не стоит. Информация расходится быстро, все, кому надо, узнают... План был настолько хорош, что у Григория Михайловича улучшилось настроение. Но реализовать свою чудесную задумку ему не удалось.
Когда, одевшись, он направился к выходу из кабинета, дверь резко распахнулась, пропуская двух человек. Их внешний вид говорил о силе, а движения и манеры – о жесткой, не признающей преград решительности. Они были похожи как братья или сотрудники системы, подбирающей людей по определенным признакам. Глубоко надвинутые шапки, явно сросшиеся у одного и почти сросшиеся у другого брови, глаза, как бездонные зрачки пистолетных стволов, прямые короткие, с деформированными переносицами носы, маленькие рты с недобро сжатыми губами, квадратные подбородки, мощные шеи, уходящие в воротники одинаковых кожаных курток, широкие штаны и одинаковые черные ботинки. Ни одной броской детали, ни одной особой приметы. По таким лицам очень трудно составлять фотороботы или словесные портреты.
– Вы из милиции? – спросил перетрусивший Мелешин.
– Хуже! – коротко ответил первый и крюком снизу опрокинул его на пол.
Второй неторопливо, по-хозяйски запер дверь, как делал это сам Мелешин, собираясь отодрать Динку из приемной. Сегодня секретарша отпросилась, у конструкторов не было работы и они ушли с двенадцати, лишь на входе должен был сидеть дядя Ваня, но Мелешин с пронзительной ясностью понял, что ни дядя Ваня, ни кто другой ему не поможет, он находится в полной власти незнакомцев, и они могли беспрепятственно сделать с ним то, для чего пришли.
– Где твой дружок Лапин?
Тот, который нанес удар, наклонился и впился в мутные жидкие глаза развратника и проходимца твердым гипнотизирующим взглядом. Мелешин застонал. Лапин преследовал его, разрастаясь в размерах значимости и приобретая черты мистически-неотвратимого рока.
– Никакой он мне не дружок, работал у меня, три дня назад мы поссорились, и он уволился, где он, я не знаю и вообще ничего не знаю...
Тяжелая оплеуха прервала поток его красноречия.
– Что он тебе рассказывал?
Сам по себе Лапин и то, что он рассказывал, заведомо не могли никого интересовать, столь выраженный интерес говорил только о том, что этот шизофреник действительно встал поперек дороги серьезным людям... Но не мог же он стрелять в Тахира! Хотя почему... Смог же его душить! И очень ловко получилось!
Путаясь и коверкая слова, Мелешин попытался передать содержание последнего разговора, но уже после второй фразы последовала новая оплеуха.
– Что он тебе рассказывал?
Цикл повторялся несколько раз, наконец допросчик повернулся к напарнику:
– Толку не будет. Давай...
Зловеще блестящая игла вошла в синюю вену, и поршень вытолкнул полтора кубических сантиметра тягучей желтоватой жидкости. В голове у полупарализованного страхом Мелешина все помутилось, и он перестал соображать.
Его мозг разросся до огромных размеров и плавал в гигантском аквариуме с теплой приятной жидкостью, откуда приходили вопросы, на которые следовало дать как можно более полный и правдивый ответ. Но ответы не отличались от тех, которые давались ранее.
– Ясно! – Допросчик махнул рукой, и шприц впрыснул в набухшую вену два кубика морфина. Для «нарка» – новичка это была смертельная доза.
* * *
Юмашев повел К, в «Деловой двор». Когда-то так в народе прозывался кабак, расположенный на первом этаже гостиницы «Южная» и официально носивший одноименное название. Но запрещенные в то время предприниматели, артельщики, деловики всех мастей называли его по-своему. Вырвавшись из подполья в перестроечную вольницу, предприимчивые люди открывали свои точки, и ностальгические воспоминания породили волну названий в стиле «ретро». Теперь «Деловым двором» стал уютный ресторанчик на углу Большого проспекта и Крепостного переулка.
Они сидели в уютном кабинете, рассчитанном на восемь человек. Дорогая мягкая мебель, обитые шелком стены, приглушенный свет из замаскированных светильников создавали непринужденную и немного интимную атмосферу. Интиму можно было добавить, потому что дверь запиралась на защелку, а вышколенные официанты без вызова не входили. Но Юмашев и К, не приглашали высококлассных девочек, в терпеливом ожидании прогуливающихся по мраморному вестибюлю или попивающих соки у обтянутой натуральной кожей стойки бара. Они остались наедине и с аппетитом обедали, хотя прием пищи в данном случае являлся не самоцелью, а одной из форм приятного и доверительного общения.
– Как это называется? – поинтересовался К., когда подали раскаленные керамические горшочки, покрытые вместо крышек слегка подгоревшими лепешками.
– Чанахи. – Банкир отодрал припеченный к горшочку край лепешки и сунул ложку в клубы поднимающегося пара.
К. последовал его примеру. Ему не хотелось делать то, что обязательно следовало сделать. Во-первых, Юмашев был своим. Во-вторых, он сам виноват, что в горячке выболтал строго конфиденциальную информацию. Но банкир ее воспринял, и в этом состояла его вина, обусловливающая обязательные и непреложные последствия.
Ароматный золотистый отвар был обильно сдобрен душистым перцем, разваренные кусочки мяса, картофеля и овощей таяли на языке. Обжигаясь, К. жадно заглатывал ложку за ложкой, время от времени припадая к фужеру с холодной минералкой, но это мало помогало: рот горел, и трудно было понять – от перца или температуры.
– Надо завернуть в лепешку зелень и откусывать маленькими кусочками, вот так, – Юмашев показал. – Тогда богаче ощущается вкус...
Гость попробовал.
– Действительно...
Сигнал вызова оторвал его от приятного занятия.
– Мы закончили, – сказал невидимый абонент. – Он ничего не знал. Жду на связи.
Ничего не ответив, К, отключился. Суровая деловая жизнь вмешивалась в обычное человеческое времяпрепровождение, напоминая о делах печальных, неприятных, но необходимых. И все же трогать Юмашева не хотелось. В конце концов, это не какая-то мелкая сошка, подлежащая обязательной зачистке в силу непрогнозируемого поведения. Банкир относился к категории секретоносителей высшей категории и знал правила игры.
Сейчас Юмашев завороженно смотрел на микрорацию, точно такую, какую накануне они с Тимохиным утопили в реке. Все, что было связано с изящным приборчиком: и напряженное ожидание результатов акции, и подстроенная оперативниками ловушка, в которую они за малым не попались, и бойня в «Маленьком Париже» – все это сейчас всколыхнулось в душе и требовало выхода.
– Почему вы вспомнили про него через столько лет? – внезапно задал он вопрос, который задавать не следовало. Не следовало проявлять никакой заинтересованности, нельзя было напоминать о своем знании, в сложившейся ситуации необходимо было все забыть, вполне искренне и по-настоящему.
Вопрос показывал, что он не забыл. Очень серьезная ошибка. Но Юмашев никогда не – был оперативником.
– Почему? – К, с прежним аппетитом вновь принялся за чанахи. Хотя фамилии не назывались, оба прекрасно понимали, о ком идет речь.
– Он же носильщик, курьер. Получил, отвез, отдал. Обкатанная привычная схема, отклониться от нее даже на миллиметр невозможно. Он никогда и не отклонялся. В очередной рейс отправился как обычно, его проводили, проконтролировали вылет. Обычный рейс, но необычный день – 19 августа девяносто первого. В Москве танки, социальный катаклизм, все рушится...
Самолет вернули. А здесь уже неразбериха: жгут документы, переделывают паспорта, каждый прикрывает свою задницу... Кавардак, людей на местах нет, телефоны не отвечают, система контроля не действует... И он выпал из жесткой схемы...
К, рассказывал очень подробно, чтобы успокоить свою совесть. И сам заново анализировал произошедшее. Он в очередной раз прихлебнул минералку. Спиртного К, не употреблял, Юмашев тоже не стал заказывать водку.
Чанахи кончилось, и гость отодвинул горшочек.
– Все думали, что он передал чемоданчик, как всегда. Блокировку сознания по инерции провели, но в спешке, с большими огрехами. Он должен был две недели находиться под медицинским контролем и только после закрепления запасного уровня с сопровождением отправиться к месту новой жизни. А поехал сразу и без сопровождения. И вместо Красногорска оказался здесь, в Тиходонске.
К, промокнул салфеткой жирные губы.
– Его никто не курировал, как положено, никто не знал, что он отклонился от маршрута. Заниматься этим попросту стало некому: распалась Система, умерли люди... Когда писались приказы и составлялись инструкции, такого просто нельзя было предположить! Но это произошло... На пять лет про него забыли.
– А почему завертелась карусель? Еще когда прибыл Бачурин, я понял, что это неспроста, – спросил Юмашев, не подозревая, что до предела облегчает задачу собеседника.
– Да потому, что я встретил человека, который должен был получить посылку! И узнал, что он ничего не получал! А когда тот услышал, какой кусок вырвали у него изо рта, он чуть не съел меня!
– Как «чуть не съел»?
К, сделал неопределенный жест.
– В самом прямом смысле. Это очень своеобразный человек. Хотя в свое время был большим другом Советского Союза.
Он вздохнул, потянулся, хрустнул длинными сильными пальцами.
– Так выяснилось, что чемоданчик по назначению не дошел. После этого и завертелось...
– Да-а, – протянул Юмашев, не зная, что сказать.
– Закажи кофе. И какое-нибудь пирожное.
К, был сладкоежкой. В конце концов, у каждого есть свои слабости.
– Да-да, конечно, – банкир потянулся к кнопке звонка.
– И еще. Мне нужна будет машина до аэродрома.
– Уже уезжаешь? – удивился Юмашев.
– А что мне здесь делать? Его и так вовсю ищут, даже по телевизору показывали. Наверное, найдут... Я тебя попрошу держать это под контролем, как только его захватят, позвони, я тут же прилечу. И напомни Крамскому о нашей договоренности, он знает о какой.
– Конечно, – кивнул Юмашев. Владевшее им последние часы напряжение спало, и он испытал облегчение. – Может, по рюмочке ликера? Или коньячку?
– Ликера, – благодушно согласился К. Чувствовалось, что он тоже стал спокойней.
Официант принес кофе и пирожные и тут же получил новый заказ.
– Только не какую-нибудь химию, – предостерег Юмашев. – Натуральный ликер!
Почтительно кивнув, официант исчез. Черный кофе соблазнительно дымился в белых чашечках, словно на телерекламе.
– Позови кого-нибудь из своих, – попросил К. и потянулся к сахарнице.
Юмашев повернулся к двери. Длинный палец нажал на завиток перстня, и маленькая капелька упала в чашку банкира.
– Слушаю вас, – четко обозначился на пороге кабинета Тимохин.
– Мне нужна машина на час. Без сопровождения, только водитель. Проинструктируйте, чтобы он беспрекословно исполнял мои указания.
– Сделаем!
Начальник СБ исчез. Официант принес ликер.
– За успехи, – предложил хозяин.
– За успехи, – согласился гость.
Они чокнулись и принялись смаковать кофе с ликером. Отличный обед получил достойное завершение.
Одеваясь, К, сильно взмахнул пальто и смахнул со стола чашки, рюмки и две тарелки.
– На счастье, – сказал банкир.
У выхода из «Делового двора» они попрощались. К, задержал теплую руку банкира в своей, испытующе глядя ему в лицо. Оно чуть порозовело, выдавая хорошее самочувствие и высокий жизненный тонус. Тропин уже всосался в слизистую рта и стенки желудка. В течение двух-трех суток он загустит кровь, и тромб закупорит сердечную или мозговую артерию. Потому у К, был столь жадно-ищущий взгляд. Но обнаружить никаких признаков обреченности в облике Юмашева он не смог.
Сев в джип начальника СБ, К, поехал в северную часть города. На одном из перекрестков он приказал остановиться, и в машину подсели трое молчаливых, серьезного вида мужчин с длинными дорожными сумками в руках.
– На военный аэродром, – скомандовал К.
Через час выкрашенный в защитный цвет «Як-40», бортовой номер 05, взлетел, сделал вираж и взял курс на Москву.
* * *
Квартира была почти полностью такой, как он видел во сне. Правда, потолки пониже, да обычные, а не арочные окна. Две просторные комнаты, квадратный холл, большая кухня. Старая мебель шестидесятых годов: прямые плоскости, сдвижные стекла, полировка. Все в приличном состоянии, только пыль кругом. Странно, за шесть лет пыли должно было скопиться гораздо больше... И потом, кто платил за свет, газ, телефон, кто ремонтировал краны?
Он направился к шифоньеру и, взявшись за ручку дверцы, вдруг опережающим зрением увидел содержимое: кожаное, на подстежке, пальто, длинный плащ с погончиками на приподнятых плечах, серый и черный костюмы, пара брюк... Его вещи, которые он носил в той, прошлой жизни.
Макс распахнул дверцу. Действительно... Все было на месте, только сильно сдвинуто вправо, будто оставшимся пространством пользовались другие люди. Шесть пустых вешалок и одна со стареньким женским халатом подтверждали такое предположение. Из костюмов ему больше нравился серый, он надел пиджак, подошел к зеркалу. Чуть тесноват, и покрой устарел: однобортный, приталенный, удлиненный, с высоким шлицем.
Машинально сунул руку во внутренний карман: записная книжка, две авторучки. Тут же в мозгу прозвучал сигнал тревоги: настоящая ручка только одна, вторая – опасное оружие! Осторожно извлек обе, сразу определил, какая настоящая, а какая нет. Осмотрел «стрелку». На вид обычная многоцветная шариковая ручка, но он знал, как она устроена на самом деле, где выключается предохранитель и что надо нажать для выстрела.
Быстро пролистав записную книжку, обнаружил несколько десятков телефонов совершенно неизвестных ему людей. Практически все номера были московскими. Фамилия Бачурин показалась знакомой. Подумав несколько минут, он достал привезенную из Тиходонска визитную карточку. Точно, Бачурин Евгений Петрович, только в карточке пять телефонов, а в книжке один и совсем другой. Вот вообще человек без фамилии, только начальная буква:
К. Михаил Анатольевич. А вот почему-то на букву А – Смулева Маша...
Сердце пропустило удар, он понял, что это ЕЕ телефон. Набрать? Прислушавшись к себе, он понял, что совершенно не готов к разговору. О чем можно говорить с девушкой из сна?
Захотелось выпить. За Лапиным такого не водилось. Макс уверенно прошел к секретеру, точно зная, что находится в баре: белый мартини, несколько початых бутылок виски, французское сухое вино, скорее всего «Бордо». Но на этот раз он ошибся. Кроме наполовину опорожненной поллитровки «Русской», там ничего не оказалось. Это был уже прямой сигнал о том, что здесь жили посторонние люди. С другими вкусами, но достаточно дисциплинированные, чтобы не шарить по карманам чужой одежды и тем самым сохранить себе жизнь.
Водку Макс пить не стал, а продолжил обследование квартиры. Внимание привлек письменный стол, он открыл правую тумбу, вытащил средний ящик, перевернул... Его действиями руководила все та же опережающая осведомленность, и когда он поддевал дно, то знал, что это вовсе не дно, а искусно подобранная по текстуре и тщательно подогнанная фанерка – простейший, но достаточно надежный тайник.
Так и оказалось. Когда фанерка отскочила, Макс увидел три паспорта, два в голубых обложках – советские дипломатические. И в темно-зеленой – американский. Во всех красовалась его собственная фотография, только фамилии разные: Валерий Сергеевич Остапенко, Макс Витальевич Карданов, Роберт Уильям Смит... Кроме паспортов, он обнаружил несколько пропусков – заламинированные прямоугольники с затейливым красочным рисунком, водяными знаками, цветной фотографией и типографским текстом. В те времена, когда цветные ксероксы и лазерные принтеры были сверхдорогой экзотической диковинкой, а громоздкие, с вечной вонью нашатыря, аппараты электрографического копирования, все эти рожающие бледно-серые копии ВЭГИ и РЭМы прятались за железными, с сигнализацией, дверями и находились под строгим и непрерывным надзором КГБ и разрешительной системы МВД, – один вид этих документов внушал несомненное доверие и почтительный трепет.
Один пропуск разрешал Максу Витальевичу Карданову проходить в любые помещения, блоки и сектора, другой запрещал контроль и досмотр его машины, вещей и следующих с ним лиц, третий обязывал руководителей органов КГБ, МВД, командиров воинских частей, представителей власти и управления, гражданских начальников всех рангов оказывать ему полное содействие.
Неприятно резко зазвонил телефон. Человек со множеством фамилий на миг застыл, но тут же встал и направился к аппарату. В нем почти ничего не осталось от Лапина, а то, что осталось, уже не определяло его поведения, поэтому он знал: это не случайный звонок, кто-то хочет связаться с ним и знает, что он находится здесь. Человек резко снял трубку.
– Да! – с непривычной для себя грубоватой властностью бросил он.
– Здравствуйте, Макс Витальевич! – раздался незнакомый мужской голос.
– Вы вернулись так неожиданно, мы даже не поверили, когда узнали...
«Как узнали?» – хотел спросить Лапин, но для Карданова это не было тайной. Позвонила добрая соседка Валентина Андреевна. Очевидно, она состояла на связи и имела соответствующее задание.
– Вы попали удачно – квартира освободилась, и мы не собираемся ее больше занимать, ведь скоро они вернутся...
Максу хотелось спросить – кто и откуда должен вернуться, но из смысла разговора явствовало, что он должен это знать, значит, задавать такой вопрос было нельзя.
– Когда они должны вернуться?
– Тридцатилетний срок истекает в девяносто девятом, но новый адвокат обещает добиться помилования уже в этом году.
– Да, два года по сравнению с тридцатью решают все вопросы, – туманно сказал Макс, понимая, что его слова можно толковать как угодно.
– Не обижайтесь, пожалуйста. Мы делали все возможное, но, к сожалению, оказались бессильны...
Мужчина на другом конце провода был молод и, судя по интонациям, очень старался произвести благоприятное впечатление.
– Я не обижаюсь.
– Вас искали прежние коллеги. Они оставили Валентине Андреевне телефоны, по ним мы установили, кто они такие. Но Валентина Андреевна им звонить не станет, она звонит только нам. Вы понимаете?
– Да.
Догадка Карданова полностью подтвердилась.
– У вас есть проблемы? Пока вы работали в Экспедиции, кураторство приостанавливалось, а потом вы исчезли, не дав о себе знать. Но мы помним о своих обязательствах и готовы их выполнять.
Были ли у него проблемы? Пожалуй, нет. Потому что проблемы возникают на фоне обычной человеческой жизни. А его жизнь сплошь состояла из одних проблем. Его проблемой была жизнь. Или жизнь была его проблемой. В подобных случаях никто не может помочь...
– Алло, Макс Витальевич! Вы меня слышите?
– Слышу.
Какая-то мысль навязчиво вертелась в подсознании, но не улавливалась, как тонкий, на грани восприятия, комариный зуд.
– У меня нет проблем.
– Отлично. Телефончик наш не забыли?
– Я много ездил, все записи растерял... Напомните на всякий случай.
Невидимый молодой человек с расстановкой продиктовал цифры, Макс записал их в лежащем на телефонном столике блокноте с вырванными листками.
Комариный зуд становился все явственней и осознаваемой. Кураторство, круглосуточный телефон, дядя Леша.
– А как Алексей Иванович? – неожиданно для себя спросил он у готового отключиться собеседника.
Тот не удивился.
– Подполковник Веретнев уже год на пенсии. Но часто бывает у нас, он все такой же бодрый и энергичный, любит давать советы. Хотя это вы испытали на себе в полной мере, не так ли?
– Пожалуй... Напомните мне и его номер.
Окончив разговор, Макс снова заглянул в свою записную книжку. Оба только что полученных телефона в ней были. Первый обозначался словом «Центр», а второй незнакомой еще минуту назад фамилией «Веретнев». Он вырвал листок со свежими записями и следующий за ним, на котором могли пропечататься цифры, разорвал на мелкие клочки и спустил в унитаз. Судя по состоянию блокнота, с ним так обходились постоянно.
Теперь надо было вернуть в прежнее состояние тайник. Макс подошел к перевернутому ящику. Под грозными пропусками белел какой-то прямоугольник очень белой и даже на вид плотной бумаги. Фотография! Медленно-медленно он повернул ее изображением к себе.
Безупречно ровный изумрудный газон, солдат королевской гвардии в красно-черном мундире с белым поясом и надвинутой на глаза черной мохнатой шапке, сзади величавая твердыня Виндзорского замка... А на переднем плане мужчина и женщина с мальчиком лет четырех-пяти. Женщина небольшого роста и довольно хрупкая, в белом платье с синим бантом, белой шляпке и босоножках на танкетке, она улыбается, закрываясь левой рукой от бьющего в глаза солнца, а правой держит ладошку мальчика в матросском костюмчике, который смотрит в объектив не по-детски серьезно и печально. За другую ладошку держится худощавый мужчина со спортивной фигурой, в легких светлых брюках, рубашке апаш и теннисных туфлях. Он тоже широко и счастливо улыбается.
Лапин – Карданов – Остапенко – Смит безошибочно понял, что на снимке они. А между ними – он сам. В любой своей ипостаси он всегда был крепок на слезу и стойко переносил неприятности и удары судьбы. Но сейчас почему-то ему захотелось плакать. Он встал, прошел к бару и прямо из горлышка отхлебнул противную, неважно очищенную водку. Один глоток, второй, третий... Срабатывал принцип «чем хуже, тем лучше»: по мере того как он без закуски и перерывов вливал в себя обжигающую жидкость, его отпускало – таял в груди ледяной ком и переставала звенеть опасно натянутая струна.
Он уже много лет не пил, особенно так, и сразу опьянел. Чуть покачиваясь, отнес на кухню пустую бутылку, подошел к телефону и набрал номер подполковника Веретнева. Он не знал, как к нему обращаться и каким из имен назваться, но, когда Алексей Иванович отозвался, на волю вырвался детдомовец Сережа Лапин.
– Дядя Леша, это я! – закричал он и заплакал навзрыд.
Назад: Глава первая ОСНОВНОЙ УРОВЕНЬ. УЧЕБА
Дальше: Глава третья ПОДУРОВЕНЬ ДЕТСТВА