ЧАСТЬ II
ГОРДИЕВ УЗЕЛ

Они втроем сидели в загородном клубе — ресторане «Северное сияние» — и по-хозяйски оглядывались вокруг. Смуглый узколицый Бараев был однофамильцем печально известного полевого командира, ликвидированного в одной из целевых спецопераций. Предприимчивый, как большинство единоверцев, он использовал чрезвычайно одиозную фамилию двояко, но с максимальной выгодой. В официальных документах он от нее избавился, исправив три буквы и став Барановым, зато при общении с земляками подчеркивал бараевские корни и выдавал себя за близкого родственника убитого. Сейчас он поглаживал роскошные густые усы и черными, блестящими, как мокрые маслины, глазами рассматривал стройную длинноногую официантку в сине-белой униформе. Симпатичная, коротко стриженная брюнетка у него почему-то ассоциировалась со школьницей-десятиклассницей, хотя ей было уже за двадцать.

Напротив сидел Арсен Гуссейнов, как всегда в дорогом костюме и благоухающий тонким одеколоном. Когда он заходил в зал, с ним почтительно поздоровались несколько человек. Солидные мужчины выходили навстречу, обнимались и целовались, приглашали за свои столы. Его знали многие влиятельные люди Тиходонска, он был вхож во многие кабинеты. Арсен устанавливал контакты с начальниками различного уровня, политиками, бизнесменами, потом, проявляя кавказскую щедрость и гостеприимство, переводил знакомство в современный эрзац дружбы.

Его внешность преуспевающего бизнесмена, или на современном новоязе «коммерса», была обманчива — на самом деле он был агентом влияния «Аль-Каиды» и ему лично доводилось убивать людей, правда, тогда выражение лица у него было совсем другим. Деньги на приемы и подарки он вынимал не из собственного кармана, а из кассы «Аль-Каиды», но его новых «друзей» такие мелочи не интересовали. Впоследствии, после создания Северо-Кавказского халифата, Арсен Гуссейнов должен был стать министром иностранных дел и завоевывать сопредельные территории.

Рядом с ним курил вечно хмурый, немногословный Заурбек Рохланов с украшенной бриллиантовой россыпью массивной золотой печаткой на среднем пальце правой руки. Вид у Арсена и Заурбека был недовольный. Развязное поведение Бараева раздражало обоих.

— Кончай пялиться на девчонку! — сказал Арсен. — Мы тут не за этим. У нас серьезное дело.

Слово старшего на Кавказе — закон. Однако сейчас многие законы не соблюдаются. Конечно, в родном селе приходится держать себя в рамках, но в другом городе, а особенно в России, молодежь не очень склонна соблюдать законы предков. Тем более что Бараев считался приближенным Вахита Бекмурзаева. Это очень много значило. Правда, имя Вахита не такое громкое, как у старшего Бараева, но скоро все изменится!

— Одно другому не мешает, — ухмыльнулся Ильяс. — Я собираюсь ее трахнуть.

Сомнения не мучили Бараева. Он считал, что ему позволено абсолютно все. А кто запретит? Ему было уже под тридцать, последние двенадцать все, что ему нужно, он добывал с помощью мощных кулаков и автомата, поднаторев в этом до виртуозности. Мечтой детства для Ильяса были гладиаторские бои, но когда он подрос, то понял, что опоздал родиться как минимум на несколько веков. Занимался Дзюдо, кунг-фу, карате, выполнил несколько мастерских нормативов. Правда, много позже ему удалось реализовать свою мечту. В родовом селе он устраивал бои с пленными русскими и безжалостно убивал их под одобрительные крики односельчан.

— Смотри, как бы тебя самого не трахнули, — угрюмо сказал Рохланов. Ему не нравилось наглое поведение забывшего свое место юнца.

— Что?! — Тот привстал, впившись глазами в непроницаемое лицо соплеменника.

Приглушенный свет ламп имитировал северное сияние, мелодичная, умиротворяющая музыка лилась из подвешенных под потолком динамиков, от сектора боулинга доносился стук и треск шаров. Однако сейчас уютная атмосфера заведения нарушилась. Ильяс Бараев посчитал себя оскорбленным, в нем забурлила кровь горца. Девушка нравилась Ильясу, он ее хотел. Он сильный мужчина, за пазухой у него скрыт пистолет, в кармане лежит граната, на голени — нож, которым перерезано не одно горло. Так какие же еще тут могут быть сомнения или вопросы?

— Что слышал, — флегматично ответил Заурбек. — Это любовница Кулика. Он здесь хозяин.

— И что с того?! — брызнул слюной Ильяс. — Что он мне сделает?

— Не надо привлекать к нам внимания, Ильяс, — раздраженно сказан Гуссейнов. — Нам и так очень трудно постоянно доказывать, что мы добрый и цивилизованный народ и только отдельные бандиты портят все впечатление. Русаки и так чрезмерно терпеливы. Как думаешь, могли бы трое русских сидеть в ресторане в Гудермесе, вот как мы сидим, и смотреть такими глазами на наших девушек?

— Нет, конечно, — зло ответил Ильяс. — Но это к делу не относится. Мы — не они! Что он мне сделает?!

— Да что захочет, — по-прежнему угрюмо сказал Заурбек. — У него мощная бригада, и он в авторитете. Однажды к этой девчонке пристали какие-то залетные — двое полных отморозков. Хотели увезти ее, к машине тащили. Так их вывели на берег и хребты сломали!

— Ну?! — Услышанная история заметно сбила спесь с Ильяса. — И чего было?

— Вот тебе и «ну»! Ничего не было. Этих инвалидов — в больницу, виноватых не нашли, а девчонка работает как ни в чем не бывало.

Ильяс снова развалился на стуле.

— Подумаешь! Нужна она мне. Да я если захочу, таких телок сниму!

Он говорил вполне искренне. Сейчас официантка уже не казалась ему красивой и желанной. Если за нее могут сломать хребет, то как она может сохранять привлекательность? Заказ принесла уже вполне заурядная, склонная к полноте молодая женщина.

Рохланов молча положил в свою тарелку всего понемногу: суджук, бастурму, сыр, отварную осетрину, грибочки, рис, оливки, корейскую морковь, консервированную рыбу — все это обильно сдобрил острым соусом. Затем, не приглашая никого в компанию, поднял рюмку водки, понюхал и, опрокинув содержимое себе в глотку, жадно накинулся на еду с таким видом, будто голодал уже неделю. Спутники не обращали внимания на манеры соплеменника. Он считал, что в желудке все равно еда перемешается, и оснований разубеждать его никаких не было.

— Чего ты не ешь? — спросил Гуссейнов.

Ильяс махнул рукой. Настроение у него было испорчено.

— Осетрину нам нельзя, у нее крест в позвоночнике, — мстительно буркнул он.

— Чего ж ты водку пьешь? Ее нам тоже нельзя, — с набитым ртом огрызнулся Заурбек. Он был зрелым мужчиной, под сорок, и поведение юнца ему тоже не нравилось.

— Нет. Коран запрещает пить вино. Про водку там ничего не сказано. — Двумя пальцами Бараев пригладил усы, и тут же его лицо расплылось в улыбке. — Алик пришел!

В зал легкой размашистой походкой вошел мужчина вполне славянской внешности, с правильными чертами лица. Стройный, подтянутый, он производил впечатление довольного жизнью человека, заботящегося о своей физической форме. Прямой нос, тонкие губы, острый подбородок. Глаза миндалевидные, голубые благодаря контактным линзам. И волосы уже не иссиня-черные, характерные для кавказцев, теперь он был обычным шатеном, с аккуратным пробором. Вообще, он выглядел очень импозантно, особенно в белом пиджаке, кремовой водолазке и темных брюках. На ногах блестящие черные полуботинки, в правой руке портфель из натуральной кожи. На губах играет приветливая улыбка, но это тоже деталь маскировки: ближайшее окружение прекрасно знало, что на самом деле он очень редко позволяет себе улыбаться.

Вошедший был похож на кого угодно: на преуспевающего бизнесмена, муниципального чиновника, врача или университетского профессора. Но не на координатора «Аль-Каиды», опаснейшего преступника-террориста Вахита Бекмурзаева по прозвищу Гепард. Впрочем, у него были другие имя и фамилия, другое прозвище, а главное — другая внешность. В своей настоящей ипостаси он был невидимкой, потому что новое лицо не было включено ни в один, даже самый полный информационный банк данных МВД, СВР и ФСБ.

Сотрапезники встали ему навстречу, вышли из-за стола, пожали руку, по очереди обнялись и соприкоснулись щеками. Откуда появился Алик, давно ли он прибыл в Тиходонск, где остановился и с кем встречался, никто из присутствующих не знал. И спрашивать об этом никому бы не пришло в голову.

Алик сел рядом с Ильясом, неодобрительно посмотрел на графинчик с водкой, маслины и корейскую морковь, брезгливо поморщился, хотел что-то сказать, но сдержался.

— Кушать будешь, Алик? — почтительно спросил Гуссейнов.

— Овощи. Мусаха, помидоры, овечий сыр. Короче, сам знаешь — только чистую пищу.

Арсен сделал знак официантке и отдал распоряжение.

Гепарду было уже за сорок, хотя выглядел он моложе. Его окружение ничего не знало о давней пластической операции и относило это на счет неизменной овошной диеты. К тому же он не пил и не курил.

— Как дела, Алик? — так же почтительно спросил Арсен.

— Все идет по плану. — Гепард цепко огляделся по сторонам. — Наши вожди уверены в успехе. И знаете почему?

— Почему? — с самым живым интересом спросили все трое. Скорей всего, их эмоции были неискренними. И Арсен, и Ильяс, и Заурбек были предельно конкретными людьми, и далекие последствия любых поступков их не интересовали, как не интересует большинство жителей Земли судьба Солнечной системы через два миллиарда лет. Но выказать безразличие к вопросу Алика — означало выразить ему неуважение, а такого никто из них позволить себе не мог.

— Да потому, что неверные слабы и трусливы! Когда наши братья произвели серию взрывов в Испании, она тут же вывела свои войска из Ирака! И вся Европа затрепетала! А ведь это были обычные, динамитные взрывы! — Глаза Гепарда зажглись адским огнем, который не могли приглушить даже контактные линзы, голос обрел силу взрывной волны. Он даже привстал. — Атомный взрыв в Москве поставит на колени не только Европу, но и Америку! Мы будем диктовать свою волю всему миру! Мы парализуем весь земной шар! Рука Аллаха повиснет над всей землей, заставив трепетать правительства и народы!

Адский огонь погас, будто кто-то нажал кнопку выключателя. Порыв фанатизма прошел. Алик вновь опустился на стул.

— Как наши связи? — обычным голосом спросил он у Арсена. — Ты выполнил мое задание?

— Конечно, — кивнул Гуссейнов. — Все начальники любят уважение, деньги и подарки. К тому же они нас побаиваются, хотя и не подают вида. Поэтому прячут страх под маску дружбы. Почти все серьезные фигуры в Тиходонске кормятся с моей ладони.

— Это хорошо, — кивнул Алик. — Вкладыш привезли?

— Пока еще нет, — ответил Ильяс, вновь рассматривая ноги официантки. Что ни говори, а черные колготки действуют очень возбуждающе.

Бокал минеральной воды выплеснулся ему в лицо. Намок ворот рубашки, вода просочилась за воротник. На мокрой коже лопались пузырьки газа.

— Ты куда смотришь, падаль! Ты с кем разговариваешь?! Ты понимаешь, о чем я говорю?! — Алик пригнулся к столу, испепеляя Бараева взглядом. Пустой бокал он крутил в руке и вполне мог бросить его в голову. Ильяс отпрянул и поднял руку, защищая лицо.

— Извини, Алик-муалим, прости! — Бараев сложил ладони перед грудью, как будто молился. — Я просто так посмотрел, клянусь!

Ножка бокала лопнула, на пальце выступила капля крови. Она медленно сползла по грубой коже и капнула на скатерть. Еще с минуту Гепард гипнотизировал сидящего напротив молодого человека, и эта минута была не самой лучшей в жизни Бараева. Он побледнел, на лбу выступили бисеринки пота. Наконец холодный давящий взгляд переместился с Ильяса на его приятелей.

— Где начинка, я вас спрашиваю?!

Все трое почувствовали себя виноватыми. Гуссейнов развел руками.

— Не было, Алик. Никто не появлялся.

— Мы каждый день ждем, — озабоченно добавил Заурбек.

Лицо Алика исказилось гримасой гнева. Немногие из тех, кто видел эту гримасу, остались в живых и могли рассказать о ней.

— И долго будете ждать?! Молчание стало ему ответом.

— Вы забыли Коран, забыли заветы отцов, забыли обычаи предков! Вы пьете водку, едите нечистых животных, занимаетесь развратом! Вы даже не выполняете поручений, имеющих особую важность! Почему вы не проверили, где курьеры?!

Верхняя губа Алика хищно поднялась, подрагивая и обнажая острые белые зубы. Сейчас он не был похож на врача, профессора и бизнесмена. Только на того, кем являлся в действительности, — на безжалостного убийцу. В портфеле у него всегда был портативный автомат, и он мог прямо сейчас, за обеденным столом расстрелять проштрафившихся соучастников.

— Извини, Алик, у нас возникли проблемы. Большие проблемы, — Гуссейнов осторожно прокашлялся в кулак. Разговаривать с координатором так же свободно, как с Бараевым, он не мог. Именно от этого человека зависело его благополучие, его положение и его жизнь.

— Какие проблемы?

— Наших ребят арестовали на базаре, одного убили. Потом меня взяли в бильярдной. И Бычка со мной, авторитета местного. Фээсбэшник по борьбе с террором нас повязал. Его многие наши знают. Вампир у него кличка.

— Вампир? — переспросил Алик. — Почему?

— Видно, кровь из людей сосет, паскуда, — сказал Ильяс, стараясь сгладить размолвку, и бросил жадный взгляд на рюмку с водкой. В присутствии координатора он не решался выпивать, хотя организм этого требовал.

— Не знаю, как там с кровью, у меня до этого не дошло, слава Аллаху! Он постоянно в темных очках ходит. Света он не переносит, в точности как вампир. Ты Дракулу видел?

— А это еще кто такой? Из местных? — спросил Ильяс.

— Да нет, фильм такой был. «Граф Дракула». Тоже света не переносил. Вот он кровь и сосал.

— Я телик не смотрю. Там одну туфту показывают, — сказал Бараев. — Вон про республику что несут, будто там тихо, спокойно, все довольны.

— Что же он от тебя хотел, этот Вампир? — прищурился Алик. — И как ты на свободе оказался?

— Про тебя расспрашивал.

— Про меня?! А что именно?

— Где ты да как тебя найти.

— А ты что?

— А что я? Я про тебя ничего и не знаю. Бараев подскочил на стуле.

— А знал бы, сказал?!

Его крик перекрыл шум бросаемых шаров, и несколько человек, включая официантку, невольно обернулись в их сторону. Гуссейнов почувствовал неловкость. Как будто сидел на допросе у Вампира. Даже еще хуже. Взгляд карих глаз Бараева сделался цепким и колючим. Того и гляди насквозь пронзит. И не только взглядом — под правой брючиной у него всегда спрятан нож. Арсен машинально скосил взгляд на руки земляка. Пальцы Ильяса сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели от напряжения.

— Что за гнилые предъявы? — От возмущения Гуссейнов перешел на язык своих тиходонских партнеров. — Ты думай, что говоришь!

— Помолчи, Ильяс, — тихо произнес Алик. — Что ты ему сказал, Арсен?

Тон его был ужасен. Гуссейнов отшатнулся назад, как от полученной пощечины. Кровь бросилась ему в лицо, руки нервно задрожали. Рохланов прекратил жевать и напрягся. Рука Бараева скользнула под стол. Если бы Гуссейнова принесли в жертву, то его пошатнувшееся положение могло восстановиться.

— Вы что, с ума сошли?! — взвился Арсен. — Ничего я ему не сказал. Знать, мол, ничего не знаю, ведать не ведаю, впервые слышу про Бекмурзаева. За кого ты меня принимаешь, Алик?

— Значит, ничего не сказал? — Напряжение, повисшее над столиком, никуда не уходило, а, напротив, с каждым мгновением сгущалось. — А как же ты вышел?

Гуссейнов перевел дух.

— Друзья наши заступились. Иван Петрович, этот, как его, Салтыков, потом Геннадий. Депутат тот, фамилию забыл. Когда звонки начались, шум поднялся, они от меня и отстали. Ничего конкретного у них ведь и не было. Схватили по беспределу.

Алик недобро усмехнулся.

— Ничего не было, говоришь? А откуда они мою фамилию знают? Откуда знают, что мы с тобой знакомы? Откуда знают, что я здесь объявлюсь?

При каждом вопросе Гуссейнов все ниже опускал голову.

— Кто остался в живых на базаре? — неожиданно спросил Алик.

— Лучник, а с ним еще один, но тот не в курсе наших дел. Кстати, их тоже Вампир задерживал!

До Гуссейнова и его приятелей начинало доходить, что дело оказывается не таким простым, как казалось.

— Вот Лучник и указал на тебя! А почему этот твой Вампир вышел на Лучника? Что произошло перед этим? Почему они зашевелились? Что этот Вампир ищет?

Гепард требовательно оглядел присутствующих, но те только отводили взгляды.

— Не знаете? А я вам скажу!

Он обличающе наставил указательный палец на Гуссейнова. Тот поежился. Вместо пальца мог мгновенно появиться ствол.

— Что-то случилось с курьерами! Вот почему они начали розыск! Вот почему этот Вампир идет по моему следу! И если бы вы меньше пили, а больше думали, то уже выяснили бы, почему начинку не доставили до сих пор!

— Мы все узнаем, Алик! — заверил Ильяс как приближенный к координатору. Но тот смотрел на него так же строго, как на остальных.

— Значит, так! Ты, Арсен, займись ментами. Через наших друзей разузнай все, денег не жалей! А ты, Ильяс, проверь больницы! Куда привозят раненых? С аварий там всяких, с пожаров?

— В «Скорую помощь» или ЦГБ.

— Вот и выясни, не привозили ли туда курьеров! Это такие ребята, что их без стрельбы не возьмешь! Скорей всего, убили их. Или ранили тяжело. Но это легко проверить.

Бараев шумно отодвинул стул и поднялся на ноги. Вслед за ним из-за стола встал и Гуссейнов. Неподвижно сидеть остался только Рохланов, так как ему лично не было отдано ни одного приказа.

— Хотя постой, я поеду с тобой. — Бекмурзаев одним глотком осушил бокал с минеральной водой и мягко опустил его на белоснежную скатерть. — И Заурбек с нами. А ты, Арсен, давай к нашим друзьям. Мы же не даром платим им большие деньги!

Официантка принесла заказ Алика, но тот встал и кивнул Ильясу.

— Расплатись за стол. Я есть не буду, некогда. Только воды еще выпью!

Ильяс поспешно налил еще один бокал. Пузырьки газа медленно поднимались со дна и лопались на поверхности. Алик жадно выпил, вытер рот тыльной стороной ладони. И совсем неожиданно сказал:

— Надо разобраться с этими: Лучником и Бычком. Если они выскочили сухими, значит — предатели! Тогда положите их в землю!

Гепард никогда не упускал деталей.

Даже в образе Сергея Лапина, коренного жителя Тиходонска, Макс никогда не был внутри здания Центрального райотдела внутренних дел. Только в отдельном помещении паспортного стола, которое вроде бы милицией не считалось. Однако в былые времена и дверь в основное здание была всегда открыта, в нее то и дело входили и выходили какие-то бомжеватого вида люди. Данью современной криминальной обстановке стала стальная запертая дверь с решетчатым окошком. После звонка в окошко выглянуло равнодушное молодое лицо, выслушавшее о цели визита. Фамилия начальника УР Рожкова сделала свое дело: лязгнул засов, дверь отворилась, к равнодушному лицу добавилось тело в зеленом бронежилете поверх формы и с коротким автоматом на плече.

— Подойдите к дежурному, — сквозь зубы сказал постовой. Скорей всего, он вовсе не испытывал к посетителю неприязни, просто у него была такая манера, которая никем из начальников не пресекалась. Он думал, что равнодушие и небрежность по отношению к приходящим в отдел гражданам — вещь вполне допустимая и обычная. В последнем он был на сто процентов прав: действительно обычная. В Англии констебль с такими манерами был бы немедленно уволен. Потому там подобное поведение не может стать обычным.

Продираясь между дверью и бронежилетом, Макс подумал, что если даже милицейская власть опасается преступных посягательств на себя, то это наглядно свидетельствует о состоянии законности и правопорядка. А также о способности власти защищать от этих самых посягательств своих граждан. К тому же все предосторожности напрасны, в газетах неоднократно сообщалось о нападениях на райотделы, расстрелах дежурной смены и захватах оружия или освобождении арестованных. Что толку в запорах, если в налетах всегда участвуют предатели из своих с равнодушными лицами и манерой говорить сквозь зубы. Когда Система прогнила, стальные двери тоже становятся трухлявыми.

Дежурный капитан сидел за стеклом, на мятой форме висел бейджик с надписью: «Ромашин М. И. » Он встретил посетителя скучающим выражением лица и безразличным взглядом тусклых глаз. Что может сказать ему очередной визитер? Что его ограбили или обворовали? Или он потерял паспорт? Вряд ли это может представлять интерес. Судя по мешкам под глазами и сизому носу, дежурного интересовала универсальная российская забава, которая никого не облагораживает и не делает богаче и сильнее.

— Я могу увидеть майора Рожкова? — вежливо обратился к Ромашину Макс.

— А почему нет? — последовал встречный вопрос. — Если зрение в порядке, вполне можете.

— А где его найти?

— Не знаю. В отделе его нет, — вяло откликнулся дежурный.

Его рука неторопливо потянулась к стоящему справа телефонному аппарату и сняла захватанную многими пальцами серую трубку. Кому он намеревался звонить? Жене, любовнице, приятелю? Во всяком случае, не Рожкову и не тем, кто знает, где можно отыскать майора.

— А когда он будет? — Набравшись наглости, Макс оторвал офицера от важного дела. Простой посетитель на это бы не осмелился.

Ромашин поднял голову и взглянул внимательнее, на этот раз оценив дорогое пальто и прямой взгляд настойчивого визитера.

— Понятия не имею. Он на выезде. Сегодня вообще может не быть, — сказал Ромашин. — Зайдите к лейтенанту Петрову, кабинет двадцать четыре на втором этаже.

Петров был в обшарпанном кабинете один, он как раз читал досье на Сергея Лапина.

— Можно? — Макс без стука вошел.

Лейтенант поспешно убрал папку в верхний ящик стола и с приветливой улыбкой поднялся навстречу.

— Конечно, я вас жду. Присаживайтесь. Лейтенант приветственно протянул руку и уверенно стиснул крепкую ладонь нынешнего подданного английской королевы. Он чувствовал себя не очень уверенно. Кто же в действительности этот Карданов-Лапин? Преступник? Шпион? Агент ФСБ под прикрытием? Или просто обычный человек, волей обстоятельств затянутый сразу в несколько неприятных историй? Впрочем, последняя версия была наименее вероятной. Но одно лейтенант знал точно: перед ним сильный, волевой, уверенный в себе мужчина, за плечами которого имеется немалый опыт. Колоть его бесполезно. Надо только задать вопросы и записать те ответы, которые он сочтет нужным дать.

— Майор Рожков выехал в связи с перестрелкой на Мануфактурном, — сообщил лейтенант и провел ладонью по рыжей шевелюре. — Вы в курсе дела, что там произошло?

Макс развел руками.

— Откуда? Я же вместе с вами туда приехал.

— Ах да, конечно.

Петров кивнул головой и записал ответ.

— А теперь вспомните, пожалуйста, события семилетней давности в «Маленьком Париже». Вы знаете, о чем идет речь.

— Боюсь, что нет. — Макс пожал плечами. — Я обедал в одной из кабинок, услышал стрельбу. Когда вышел в общий зал, там лежали убитые люди. Я испугался и ушел.

Петров постучал пальцем по толстой картонной папке.

— Свидетели показали, что вы подняли пистолет и застрелили двоих. Очень хорошие выстрелы. К тому же это явная самооборона.

Макс снова пожат плечами.

— Где эти свидетели? Сегодня я искал Ашота и Самвела, но они уехали.

— Даже дальше, чем вы думаете, — сказал лейтенант. — Их нашли в Дону с простреленными головами.

Макс вздохнул. Вот бедняги! Искали счастья, а нашли по пуле.

— Они ошиблись. Там была суматоха, один из убитых, насколько мне стало известно впоследствии, имел со мной некоторое сходство. Это и объясняет путаницу в показаниях. — Карданов поднял руку и провел ладонью по отросшей щетине. — Вокруг этого много напридумывали, даже фильм сняли. Актер похож на меня, но все было не так.

— А как? Мне надо записать в протокол.

— Я обедал в «Маленьком Париже». Или просто пил кофе, сейчас точно не помню, — пустился в повествование Макс. — Слышал, как в соседней зашторенной кабинке гуляла компания. Человека три, может, четыре. Потом оказалось, что среди них был и Тахиров. Все как обычно: пили, шутили, смеялись. А потом раздались приглушенные выстрелы. Я даже не сразу понял, что это выстрелы. Какие-то хлопки. Там был еще один человек, из милиции. Он и застрелил нападающих. Но я лично этого не видел, просто потом слышал от многих людей.

— Что ж, — Петров тяжело вздохнул. — Есть и такая версия.

— Она ничуть не хуже любой другой.

— Не хуже, — кивнул лейтенант и стал заполнять протокол.

— Все провалилось, Владислав, у нас ничего не вышло. — Шашков тяжело дышат в телефонную трубку ВЧ-связи и приглушал голос, чтобы вышедший в собственную приемную Тимохин не мог ничего расслышать. — Его прикрывали серьезные люди, профессионалы! Они сразу открыли огонь! Игорь и Женька убиты, мы все ранены! Я и Сова в ноги, Чибис в плечо.

— Кто это был? — Голос Каймаченко, тихий после шифровки и дешифровки, был напряженным и озабоченным. — Бандиты или…

— Скорей «или», — не задумываясь, ответил Шашков. — Они собранные, организованные. Да и команды выкрикивали.

— Документы у убитых забрали?

— Нет. Не до того было. Но у них только паспорта, что по ним установишь? Москвичи без определенных занятий.

Высокочастотные сигналы донесли из Москвы в Тиходонск тяжелый вздох.

— Дурак ты, Дима. Я постараюсь прислать тебе подкрепление. Хотя обстановка у нас тоже сложная. А пока прими меры к установлению местонахождения объекта и его нейтрализации.

— Да кем устанавливать?! Сова ходить не может, я хромаю, у Чибиса одна рука в ходу!

— Попроси людей у Тимохина. От моего имени. И выполняй задание, если хочешь остаться в штате!

Разговор закончился на явно угрожающей ноте.

Шашков подошел к двери. Опасность своей раны он несколько преувеличил, пуля только поверхностно задела голень. Но он действительно прихрамывал. Он выглянул в приемную. Хозяин кабинета встал с кожаного дивана для посетителей и вернулся на свое место.

— Владислав Игоревич Каймаченко обращается к вам с просьбой, — сказал Шашков.

Тимохин только вздохнул. В тихую и размеренную жизнь «Тихпромбанка» посланцы «Консорциума» ворвались, как банда скинхедов в армянский ресторан. Перестрелка, трупы, частный хирург, место для лечения раненых — все эти проблемы свалились на его плечи. И еще неизвестно, чем все это закончится. Больше всего хотелось послать их всех на три буквы, но «Консорциум» посылать нельзя! Прежний директор Юмашев пытался это сделать и скоропостижно умер!

— Я весь внимание, — Тимохин изобразил на лице искреннее радушие.

— Надо послать на Мануфактурный, 9, людей, чтобы они выяснили, где сейчас находится Лапин.

— Мои люди сегодня туда ходили, трое. Один лежит в больнице, двое лечатся дома. Потом туда ходили вы. Двое убитых, двое на лечении, да и вы еле стоите на ногах. Как можно посылать туда еще людей? Я этого не понимаю.

Тимохин развел руками, надеясь, что он не перегнул палку.

— И надо выделить людей мне в помощь, чтобы захватить этого Лапина. Думаю, человек пять.

Тимохин развел руками во второй раз. Ему никак не хотелось ввязываться в это дело. Но если отказать могущественным людям — наживешь врагов. А если выполнить их просьбу наполовину или даже на четверть, то продемонстрируешь лояльность и понимание, тем самым сохранив дружбу.

— Я пошлю на Мануфактурный Моташова. Его там никто не видел, к тому же он очень осторожен. А вот для «острых акций» у меня людей нет. Разве что дядя Коля.

Через двадцать минут Моташов был у дома номер 9 по Мануфактурному переулку. Самый обычный дом за сегодняшний день приобрел одиозную славу. Впрочем, так было и семь лет назад, когда здесь жил Лапин. «То есть дело не в доме, а в этом человеке!» — сформулировал Моташов, подходя к оживленно разговаривающим людям. Несмотря на то что летняя жара осталась в прошлом, многие по инерции были в майках, открывающих синие татуировки, или вообще голыми по пояс. Некоторые сидели на корточках, в характерных позах бывших зэков, и курили. Тут и там улавливался пряный аромат анаши.

— Я те говорю: как приехали, так и стали шмалять!

— А я говорю: вначале дрались, ножами махались.

— Кружок видел, что базар был, но без ножей. Скажи, Кружок!

Моташову стало неуютно. И двое охранников, оставленные за углом, уже не казались надежной защитой. Потому что служба всегда слабее образа жизни. Но деваться некуда.

— Здорово, пацаны, — с блатными интонациями начал он. — А где мне Лапина найти?

Богатяновские аборигены шарахнулись от него, как от чумного. Наступила тишина.

— Гля, как этот Чокнутый все замутил! — раздался чей-то визгливый голос. — Все было тихо-спокойно, а как он заявился, такое мутилово началось! То стреляют, то шастают — менты, комитетчики, еще кто! Скоро по улице домой не пройдешь!

— Не шуми, Иван. — К Моташову подошел Кружок. — Видите, какое дело, Чокнутый сейчас в милиции. В Центральном райотделе. Вы бы попросили, чтобы его оттуда и не выпускали. А то порядку нет, очень беспокойно стало!

— Правильно, не выпускать, — одобрительно загалдели аборигены. — Пусть посидит малек, ума наберется!

Черный навороченный «Мерседес», неизвестно у кого и когда угнанный, ходко шел по Южному мосту в город. За рулем сидел Ильяс, рядом развалился на кожаных сиденьях Алик, сзади полулежал Заурбек. Номера у «Мерседеса» были местными, фальшивые документы оформлены на брата Заурбека, проживающего в славном городе Гудермесе. Поэтому и водитель, и пассажиры были спокойны. Милиционеры, как правило, избегают связываться с водителями дорогих иномарок — в конечном счете себе дороже обойдется. Куда проще раскрутить по полной программе какого-нибудь селянина, заехавшего под знак на проржавевшей «шестерке»: он законопослушен, уважает власть и не имеет за спиной никакой поддержки. А если тачка стоит больше ста тысяч баксов, то инспектор с годовой зарплатой в две тысячи трижды подумает, стоит ли свистеть и махать своей палочкой. Но если даже и махнет — посмотрит в льдистые глаза Бараева, сунет нос в липовые документы, увидит между страниц стодолларовую купюру и сделает выбор. А выбор простой: прикинуться глухим, слепым и придурковатым, получить большую половину месячного содержания и жить дальше, как получается, или начать артачиться, умничать и принципиальничать с большой долей вероятности получения пули в живот и переселения с этого света на тот. Что тут выбрать — дело совершенно ясное.

Правда, можно нарваться на ОМОН или СОБР, те по-другому работают, жестко, тут за косой взгляд можно прикладом по ребрам получить, а если за ствол взяться, то и пулю схлопочешь с такой же легкостью, с какой сам можешь эту пулю вогнать не в меру подозрительному гаишнику. Но далеко вперед заглядывать ни к чему, поэтому и едут спокойно по Тиходонску трое террористов, по-хозяйски смотрят по сторонам да сигналят перебегающим дорогу симпатичным девушкам.

Первой по пути оказалась ЦГБ, подъехали к шлагбауму, сторож быстро поднял его вверх, объяснил, к какому корпусу проехать. Ильяс зашел в приемник первым, спросил про родственников: Аслана Дебзиева и Умара Мутаева, дескать, пропали бесследно, мол, не случилось ли что.

Женщина неопределенного возраста и непонятной внешности, в непонятного цвета халате достала толстый рукописный журнал, спросила односложно:

— Когда пропали? Ильяс наморщил лоб.

— Дней десять-двенадцать.

Палец с облупленным маникюром побежал по строчкам.

— Дорохин, Дорофеев, Деницкий, Дебзиев. Есть такой, вернее, был. С огнестрельными ранениями привезли. Только он того… умер.

— Умер?! Когда?

— Да почти сразу. Через сутки. Вы лучше в хирургию поднимитесь, там вам все и скажут. Только сейчас карантин по гриппу, маски нужны и сменная обувь.

Бараев полез в карман, вынул толстую пачку пятисотенных купюр, порылся, нашел три десятки и положил на стойку перед женщиной.

— Нас трое, найдите нам все, что надо.

Через несколько минут три человека в замызганных шлепанцах и несвежих марлевых повязках на лицах зашли в кабинет заведующего хирургией.

— Мы ищем родственника, Аслана Дебзиева, — сказал Ильяс.

— Дебзиев? — переспросил Приходько, и его морщинистое лицо с усилием приняло скорбное выражение. Доктор насторожился. С этим пациентом было связано много хлопот. Вначале он никому не был нужен, а потом такая карусель закрутилась! И милиция, и прокуратура, и ФСБ. По десять раз допрашивали, наконец все успокоилось. А теперь опять начинается.

— Помню, огнестрел. Операцию провели блестяще.

— Почему же он умер? — Голос Гепарда звучал глухо. Хирург развел руками.

— Мало хорошо прооперировать. Надо поставить больного на ноги. А лекарства сейчас знаете сколько стоят? А нам копейки выделяют. Мы и лечим на копейки.

— Но его можно было спасти? — бесцеремонно спросил Ильяс.

Приходько повторил жест, традиционно выражающий отношение маленького человека к большой и сложной жизни.

— Все опять-таки упирается в деньги. Сейчас с самого начала надо спрашивать: есть у вас, например, сорок тысяч? Есть. Тогда делаем операцию, закупаем эффективные импортные препараты и вытаскиваем человека. А если нет, какой смысл оперировать? Все равно толку не будет!

Завотделением извлек из ящика стола пухлую историю болезни.

— А как про деньги спрашивать? Дело щекотливое! К нам попал один начальник, немаленький — областного уровня, я спросил его супругу: есть шестьдесят тысяч? А мне через полчаса звонок от министра здравоохранения: вы что там вымогательством занимаетесь?!

Приходько вздохнул и полистал растрепанные листки.

— Я взял под козырек, извинился и дал лечащему врачу команду: лечить точно по инструкции, чтобы комар носа не подточил! Стали лечить тем, что в финансирование входит. И через два дня с ним попрощались!

Он нашел наконец то, что искал, и развернул историю болезни, чтобы визитеры могли прочитать написанное черными размашистыми буквами заключение: «Лечение проведено в соответствии с установленными требованиями».

Но никто из незнакомцев этой записью не заинтересовался.

— Что ты нам туфту всякую гонишь? — раздраженно прошипел Бараев.

— Я просто объясняю ситуацию. Теперь мы не имеем права говорить, что у нас необходимых препаратов нет и их должен покупать сам больной. Делаем вид, что все хорошо. Значит, что? Значит, смертность резко возрастет! И к этому надо быть готовым,

— Что ты туфту гонишь?! — зло повторил Ильяс. Словарный запас Бараева явно не отличался разнообразием. Гепард тронул его за рукав, и тот замолчал.

— Значит, если бы мы пришли сразу и купили все, что нужно, Аслан был бы жив? — спросил Гепард.

Приходько замешкался с ответом. Профессиональный цинизм столкнулся со здравым смыслом. Прямолинейность в данной конкретной ситуации могла оказаться опасной. От нежданных гостей можно было ждать всего, чего угодно.

— Нет. — Старый хирург так сильно закрутил головой, что небритая морщинистая шея готова была перерваться. — Это не тот случай. Три пули в жизненно важные органы — даже волшебник не поможет!

Вдруг Приходько вспомнил, что в его сейфе лежат золотые часы и перстень погибшего. Как честный человек, он должен их отдать. Но врачу с окладом пять тысяч рублей в месяц делать этого не хотелось. Тем более что сам он оперировал все реже, а ведь именно гонорары за операции составляют основной доход хирурга.

— Кто его лечил? — спросил Гепард.

— Забелина Анна Станиславовна. Это она блестяще провела операцию.

— Позовите ее сюда!

Приходько позвонил по внутренней связи. Мысли о золотых изделиях не выходили из головы. В конце концов он решил быть честным в современном понимании этого слова: если родственники спросят про ценности, он их немедленно вернет. Если нет…

Через несколько минут доктор Забелина в очередной раз рассказала заново всю историю. И про Вахита, и про руку Аллаха, и про непонятный блестящий цилиндрик, который прятался в потайном кармане ботинка. Последнее сообщение взволновало посетителей.

— Куда его дели? — нетерпеливо воскликнул один из них, и голубые глаза над маской живо блеснули.

— А его милиционер забрал. Лейтенант. Рыжий такой.

— А фамилия как? Не запомнили?

— Почему не запомнили, у нас даже акт остался! — Порывшись в столе, Приходько вынул помятый листок бумаги. — Вот, лейтенант милиции Петров, оперуполномоченный уголовного розыска Центрального райотдела внутренних дел! — Заведующий показал акт родственникам покойного Дебзиева. Ему казалось, что официальный документ должен их успокоить.

— А кто еще видел этот цилиндрик? — спросил голубоглазый. И его молчаливые спутники замерли в ожидании ответа.

— Больше никто, — сказал Приходько. — Только я и доктор Забелина.

Похоже, что про золото родственники спрашивать не собирались. Он перевел дух.

— Ну и хорошо, — сказал голубоглазый. — Нам меньше работы. Ильяс!

Врачи ничего не поняли. Они были уверены, что посетители сейчас уйдут. Но нет. Двое отошли к двери и остановились, будто ожидая чего-то. В руках у третьего появился пистолет с глушителем на стволе. Как в кино.

— Что вы делаете?! — Приходько привстал. На миг мелькнула мысль, что это месть за присвоенное золото. — Что вы делаете?!

Приглушенно хлопнул выстрел, щуплое тело вновь отбросило в кресло, на белом халате расплылось красное пятно.

Забелина в ужасе прижала руки к лицу, машинально бросилась к выходу, но путь к спасению преграждали две зловеще застывшие фигуры в плохо сидящих халатах. Сильные руки оттолкнули ее назад.

Хлопок, и красное пятно вспыхнуло на рукаве. Она закрутилась на месте и метнулась к окну. Ужас парализовал голосовые связки, и она не издавала ни звука. Сейчас лейтенант Петров не узнал бы миловидного лица. Вытаращенные глаза, прокушенная губа, текущая на подбородок струйка крови. Она металась между столом и окном, как загнанный в овраг заяц. Бараев выругался и ухватил пистолет двумя руками. Раздался еще один хлопок, потом еще и еще. Наконец женщина упала.

— Ты что, стрелять не умеешь? — спросил Заурбек Рохланов.

— Она крутится, сам попробуй! — зло огрызнулся Ильяс. Приходько застонал и открыл глаза.

— Заканчивай, быстро! — раздраженно приказал Гепард.

Хлопнули два контрольных выстрела. На этот раз Бараев подошел вплотную и попал куда надо.

— Теперь поехали к этому лейтенанту, — сказал голубоглазый.

Через десять минут черный «Мерседес» уже подкатил к зданию Центрального РОВД и остановился в двадцати метрах от входа.

— Рыжих среди ментов, я думаю, немного, — сказал Алик. — Узнаем. Только смотрите внимательно, не пропустите!

В это время сзади подъехала неприметная «девятка» с тонированными стеклами и стала прямо за «Мерседесом».

— Это что еще за фрукты нарисовались? — процедил Алик. — А ну-ка, Ильяс, пробей их!

За рулем «девятки» сидел проклинающий судьбу многострадальный дядя Коля, рядом с ним — Шашков, на заднем сиденье морщился при резких движениях Чибисов. Левая рука у него висела на перевязи.

— Чего ты так стал, дядя Коля? — сказал Шашков. — Мы же ничего не увидим! Надо вперед выдвинуться.

— Там места не хватит. А станешь наперекосяк, так неизвестно, кто в этом «мерсе» сидит. Вполне могут и по голове настучать!

Шашков обернулся, и они с Чибисовым обменялись многозначительными взглядами. Такого напарника у них еще не было.

— Не боись, дядя Коля! Мы не в таких переделках бывали!

Но успокоить старого охранника не удалось.

— Знаю, слыхал, — пробурчал он. — Этот ваш объект сегодня нас голыми руками как щенков искалечил. А потом вы в перестрелку влезли. Ничего хорошего не выходит!

В это время открылась дверца «Мерседеса», оттуда вышел человек — узколицый, но с тренированной фигурой борца. Он подошел к «девятке» и рывком распахнул переднюю дверь. Шашков расценил это единственно возможным образом — как нападение.

— Зэмляки, закурить не будэт?

Ильяс наклонился, заглядывая в салон. Прямо в лицо ему смотрел ствол «ТТ». Чуть выше ствола решительно блестели стальные глаза командира группы «острых акций». Он перевел взгляд назад и наткнулся на жесткий взгляд Чибисова. Ясно, что за спинкой сиденья у него в руках тоже готовое к бою оружие.

— Не курим, земляк! — холодно сказал Шашков. — Для здоровья вредно.

— Извинитэ. — Ильяс захлопнул дверцу и вернулся в свою машину. — Там здоровые амбалы с короткими стрижками, — сообщил он. — И с пушками. Похоже, серьезные.

— Из каких? — спросил Гепард.

— Кто их разберет. По виду — цветные.

— А пушки у них какие?

— «Тэшки».

— Откуда у цветных «тэшки»?

— Есть, Алик, есть. У СОБРа, у других спецов. Они бронежилет пробивают, машину пробивают, за то их и любят.

— «Тэшки» больше у бандюков, — сказал с заднего сиденья Заурбек. — Но у СОБРов тоже есть, это правда.

— Ладно. — Гепард вынул из портфеля миниатюрный пистолет-пулемет «кедр» — тоже оружие российских спецподразделений. — Они не за нами охотятся?

— Не похоже, — ответил Ильяс, приготовив свой «макар» и гранату.

— Да мы ни на чем и не «засветились», — убежденно сказал Заурбек, тоже доставая оружие.

— Скорей всего это блатные своего ждут, — продолжил Заурбек. — Может, ихнего босса из ментовки выпускают.

— Тогда бы ближе подъехали, — возразил Ильяс.

— А может, грохнуть кого-то хотят. Свидетеля или мента.

— На это больше похоже.

— Нас их дела не касаются. Пусть делают, что хотят.

— Может, лейтенанта Петрова завалить собираются! Наверное, он многим навредил!

— Вот и пусть валят!

Ильяс и Заурбек рассмеялись.

— Много вы понимаете, — раздраженно сказал Гепард. — Нам с ним сначала потолковать надо. Узнать, куда нашу штучку дел!

— Гля, какие сиськи! — Ильяс, опустив стекло, разглядывал проходящих мимо девушек. — В Тиходонске вообще отличные телки.

— Опять?!

Наткнувшись на ледяной взгляд Алика, Бараев осекся и сделал вид, что внимательно рассматривает выход из РОВД. Но было уже поздно. Гепард пришел к выводу, что партнер ненадежен и серьезных дел с ним иметь нельзя. Такой вывод при определенных обстоятельствах равносилен смертному приговору.

Стальная дверь распахнулась, и на улицу вышел человек. Гепард напрягся.

— Да нет, он не рыжий! — успокаивающе сказал Ильяс. Но Гепард обладал фотографической памятью, и этот человек был ему знаком! Он направился в сторону «Мерседеса», и взгляд Гепарда сканировал черты его лица. Они встречались. Несколько раз. Причем оба были на одной стороне. Точно! Это спецкурьер, который привозил ему деньги! Но что он делает в Тиходонске, в милиции?

— Что с тобой, Алик? — Бараев заметил, что лицо шефа изменилось, будто он увидел привидение. — Ты его знаешь?

— Да, — сквозь зубы процедил тот. — Когда-то он спас мне жизнь. Но я не пойму, что он здесь делает!

Спецкурьер вынырнул из прошлого, из другой жизни. Здесь его просто не могло быть!

Тем временем Карданов прошел мимо и поравнялся с «девяткой».

— Включай движок, сейчас я его приведу, — сквозь зубы сказал Шашков. — Прикрой меня, Чибис, если кто вмешается, стреляй, вали всех подряд, ты меня понял?

Спрятав оружие под пиджак, Шашков вышел из машины, оставив дверь открытой.

— Как «стреляй»?! — вытаращил глаза дядя Коля и повернулся к Чибисову. — Как «вали»?. Вы что, с ума сошли?!

— Заткнись! — бросил тот, не отрывая взгляда от подходящего к объекту Шашкова.

— Спокойно, Карданов! — Дорогу Максу заступил человек крепкого телосложения и решительного вида. — Садись в машину, дело есть. И без глупостей!

Он откинул пиджак, и Макс увидел тускло блестящий пистолет «ТТ», пуля которого пробивает человека насквозь даже в бронежилете.

Гепард тоже увидел это движение и догадался, что скрывается под пиджаком у коротко стриженного незнакомца. И понял, что это не милиция и не спецслужбы.

— Прикроем его, быстро! Ильяс, мочи этого, на улице! Заурбек, бей по машине!

Макс, судя по всему, не собирался подчиняться Шашкову, и Чибисов прицелился в него для подстраховки.

— Нет уж, я на такое не подписывался! — закричал дядя Коля и, распахнув дверцу, полез из машины. Чибис невольно оглянулся на него, рука дрогнула, и прицел сбился.

— На место! Сядь на место!

В это время из «Мерседеса» выскочили два человека.

— В машину, пристрелю! — Плюнув на конспирацию, Шашков обнажил оружие и прицелился Максу в живот. При этом он соблюдал дистанцию и держал «ТТ» так, чтобы его нельзя было выбить ногой. Завидев пистолет, прохожие быстро разворачивались и шмыгали в разные стороны, оживленная улица в этом месте опустела, как военный Невский проспект в период артобстрела. И вовремя!

Дядя Коля не послушал команды Чибисова и стал первой жертвой. Заурбек направил двумя руками «ПМ» с навинченным глушителем в сторону «девятки» и открыл огонь. Пш-ш! Пш-ш! Пш-ш! Две пули попали в торчащего мишенью старого охранника, он кулем рухнул на асфальт. Тогда Заурбек принялся палить в лобовое стекло. Пш-ш! Пш-ш! Пш-ш! Сквозь придушенные звуки выстрелов прорывался лязг затвора и сухие удары пуль о стекло. По триплексу разбежались круглые отверстия, окруженные концентрическими и радиальными трещинами.

Ильяс из такого же пистолета выстрелил в Шашкова, но не попал. Тот мгновенно развернулся и открыл ответный огонь, но Макс, воспользовавшись моментом, ударил его в живот, и пули зацокали по асфальту, веером засвистели рикошеты. Ничем не приглушенный грохот «ТТ» разорвал противоестественную тишину, придав перестрелке присущей ей звуковой фон. Бах!! Бах!! Бах!! Пш-ш! Пш-ш! Пш-ш!

Уходя от летящих сквозь салон пуль, Чибисов пригнулся, раненое плечо отозвалось резкой болью, в глазах потемнело. Заурбек расстрелял обойму и, вставив новую, осмотрелся. Расстрелянная «девятка» опасности не представляла, Шашков неподвижно лежал на асфальте, закрывая голову руками. На грохот «ТТ» из стальной двери неспешно вышел постовой в бронежилете и принялся стаскивать с плеча автомат.

— В машину! Все в машину! — властно кричал Гепард.

— Уходим! — Ильяс схватил Макса за руку и увлек за собой. Сам он прыгнул за руль, Макс рыбкой нырнул на заднее сиденье, рядом с вспотевшим Заурбеком. Хлопнули дверцы.

«Мерседес» рванул с места и сразу набрал огромную скорость. Милиционер так и не успел открыть огонь. С того момента, как Макс Карданов вышел из Центрального РОВД, прошло меньше минуты. Рулетка судьбы крутилась гак стремительно, что он не мог ничего понять. Кто хотел его убить? Кто и почему его спасал? Сидящий впереди человек обернулся, они оказались лицом к лицу, и Макс мгновенно узнал Гепарда!

Последний разговор с Тиходонском вконец озадачил Каймаченко. Похоже, что у Карданова мощное физическое прикрытие. При последней попытке его захвата охранник «Тихпромбанка» получил тяжелое ранение, Шашкова зацепило по касательной, а Чибисов чудом уцелел.

Он долго раздумывал, как быть, и выходило, что без привлечения к делу Маши Смулевой обойтись не удастся. Значит, придется вторгаться в сферу интересов Стаховского. А это невозможно без санкции Горемыкина.

Он позвонил в приемную. День у председателя правления «Консорциума» был плотно распланирован, но еще со времен работы в ЦК КПСС Горемыкин привык внимательно относиться к сообщениям службы безопасности. Поэтому он принял Владислава через сорок минут после звонка.

— Как я понимаю, у вас плохие новости? — прогудел Горемыкин. Его массивная фигура с пулевидной лысой головой возвышалась над столом, как олицетворение власти «Консорциума» над остальным миром. Начальнику службы безопасности шеф сейчас напоминал каменного Будду в индийском храме.

— Да. «Код возвращения» подействовал, и Карданов вернулся. Но почему-то не в Москву, а в Тиходонск. Мы послали за ним группу. Его дважды пытались захватить, но оба раза попытки были пресечены. Двое наших убиты, трое ранены.

— Действительно плохо, — Горемыкин кивнул головой. — Вы хотите, чтобы я разрабатывал тактику захвата?

Следующий вопрос был ясен: «А за что вы получаете деньги?»

Каймаченко поднял руку, стараясь, чтобы его действия и выражение лица оставались солидными и уверенными, как и подобает человеку, владеющему ситуацией.

— Нет, Петр Георгиевич. Нужна ваша санкция.

— Интересно. Разве я прокурор? — По лицу Горемыкина было видно, что слушает он вполуха и все, что говорит начальник СБ, его не затрагивает, слова сотрясают воздух впустую и отскакивают от толстой, выдубленной десятилетиями аппаратной работы кожи. Даже глаза были открыты не по-настоящему: под кожаными веками находились еще одни — веки безразличия. И они были закрытыми.

— Я решил сменить тактику: раз силовые акции не увенчались успехом, надо прибегнуть к хитрости. Ласка зачастую эффективнее силы. Успех в этом деле может обеспечить девушка Карданова — Мария Смулева. Но она входит в сферу интересов господина Стаховского.

Фамилия Стаховского выполнила роль длинной и острой булавки, которая проткнула толстую кожу и достала до болевого центра. Даже глаза раскрылись по-настоящему, и в них обозначилась тень интереса.

— Что значит «в сферу интересов»?

— Она его девушка. И когда Павел Лютов попытался привлечь ее к сотрудничеству, гориллы Стаховского избили его и даже отъели ему мизинец. Его пришлось ампутировать.

Интерес в глазах каменной статуи выразился еще отчетливее.

— Они что, действительно отгрызли ему палец?

— Не сами. Рыбами. — Под взглядом ожившего камня Каймаченко смешался и чувствовал, что несет полную чушь. — В том смысле, что засунули его руку в аквариум с пираньями, а эти твари обглодали ему мизинец.

На несколько секунд Горемыкин вновь превратился в камень.

— Стаховский достаточно влиятельная фигура, — наконец пророкотал человек-статуя.

То, что он не добавил уважительной приставки «господин» и прилагательное «очень» заменил менее значимым «достаточно», обнадежило Каймаченко.

— Я прошу вашей санкции на вторжение в сферу интересов Стаховского, Петр Георгиевич. То, что он сделал с Лютовым, это проявление крайнего неуважения ко всему «Консорциуму». По Москве уже гуляют всякие слухи, подрывающие наш авторитет!

Голос Каймаченко дрогнул от волнения. Кожаные веки безразлично качнулись.

— Это эмоции. Ими никогда нельзя руководствоваться в серьезных делах!

— И он запретил нам вторгаться в сферу его интересов! То есть обращаться к девушке Карданова! Какая-то девчонка объявляется недоступной для нас только потому, что он с ней спит! Деловые интересы «Консорциума» должны подчиняться сексуальным прихотям Стаховского!

От возмущения голос начальника СБ обрел силу и зазвенел непривычно для этого кабинета.

В глазах человека-горы вновь вспыхнула искорка интереса.

— А вот это совершенно недопустимо, — пророкотал он. — Тут я с вами полностью согласен.

— Значит, вы даете санкцию?

— Никакие санкции тут не нужны. Вы должны действовать исходя из наших интересов. Плевать нам на чьи-то капризы. Интересы члена не могут перекрывать дорогу деловым интересам. Чей бы это член ни был!

Рокот человека-горы напоминал рокот вулкана перед извержением. Но никакого извержения не произошло.

— А со Стаховским я побеседую, — обычным тоном завершил беседу Горемыкин. — Можете идти!

Окрыленный Каймаченко направился к двери.

Боксер подогнал черный «Гелиндваген» к ажурным воротам и нервно нажал на клаксон. Раз, второй, третий. Ворота распахнулись, он въехал на со вкусом спланированный и тщательно ухоженный участок, напоминающий сочинский дендрарий. Сделав полукруг по кремовой мозаичной плитке, он подъехал к парадному входу загородного дома Андрея Андреевича Стаховского.

Дверь открылась, и на улицу вышел Гиббон. Это прозвище показывало, что его внешность оценивается окружающими правильно. Хотя если бы они больше разбирались в обезьянах, то назвали бы его орангутангом. Вытянутая, грушевидной формы голова, бочкообразная грудная клетка и длинные, низко свисающие передние конечности больше характерны именно для этой породы. На нем, по старой моде, был спортивный костюм с сине-белыми полосами и накинутая поверх кожаная куртка. На затылке красовалась замшевая кепочка, явно маловатая по размеру. В руке он держал помповый «ремингтон».

— Че ты сигналишь? — недовольно буркнул он, приблизившись к автомобилю и заглядывая в открытое окно. — Торопишься, что ли, куда? Шило в жопе?

— Фильтруй базар, Гиббон. — Боксер щелкнул зажигалкой и подпалил кончик сигареты. С наслаждением затянулся. — У меня сегодня, в натуре, времени в обрез. С Галкой «стрелку» на вечер застолбил. Помнишь, в том стриптизе на набережной? Она сегодня выходная, в полдесятого должен ее забрать.

— Помню, телка классная. — Гиббон бросил взгляд на часы. — Только до полдесятого ты точно не отстреляешься, братан. Это я тебе гарантирую. — Гиббон разговаривал гнусаво, по-блатному растягивая каждое слово. И ему явно нравилось сообщать другим неприятные веши. — Пока Андреич со своей накувыркается, пока мы ее до дома доставим, пока Куль хату проверит… К тому же сразу сваливать нельзя, надо постоять, понюхать.

— Да не сунутся они, зуб даю! — набычился Боксер. — Мы их конкретно раком поставили! А с пальцем Куль здорово придумал! Вся Москва смеется.

Гиббон ощерился.

— Да, клево. Только ребята говорят, что они крутые. И крыша у них гэбэшная!

— И что? Мы тоже не пальцем деланные!

— Че ты мне это трекаешь? Че ты тут сигналишь, как на пожаре? Пойди к Андреичу и скажи: заканчивай, мол, скорей, а то у меня, в натуре, дела! — Гиббон ощерился еще шире. — Может, он тебя и послушает. А может, прикажет посадить жопой в тот аквариум, гы-гы-гы-гы. Помнишь, как они палец отъели? Вот и у тебя чего-нибудь отъедят, гы-гы-гы.

Боксер отвернулся и молча курил, рассматривая неработающий фонтан, окруженный голубыми елями. Оставшись без собеседника, Гиббон замолчат и, положив ружье на широченное плечо, отправился обходить периметр. Хотя это была обязанность сторожевой охраны, он не терпел простоя — подвижная нервная система требовала решительных действий. Он шел вдоль забора, постоянно поворачивая свою обезьянью голову, как будто подозревал, что кругом затаились враги.

Собственно, так оно и было. Напротив дачи Стаховского, по другую сторону дороги, начиналось строительство очередного особняка, пока выполнялся нулевой цикл: выбиралась земля под фундамент. За одной из куч земли лежал человек в летнем камуфляже «тень» и в маленький, но сильный бинокль наблюдал за территорией дачи. С другой стороны тоже велось наблюдение, причем наблюдатель сидел в кроне высоченной корабельной сосны. Как он смог подняться по толстому, гладкому в нижней части стволу, для непосвященного человека оставалось загадкой.

Прошел час, полтора, два. Смеркалось, температура воздуха опустилась до двенадцати градусов. Боксер поднял стекло и включил печку. Гиббону надоело ходить по территории, и он залез на заднее сиденье «Гелиндвагена».

Внезапно по всему двору зажглись лампы подсветки, разноцветные огоньки вспыхнули в кронах деревьев, лучи прожекторов скрестились на фонтане, из которого забили разноцветные струи. Андрей Андреевич Стаховский любил эффекты.

Разгоряченная Маша появилась в дверях, обходительный кавалер помахал ей рукой, но из дома на свет прожекторов не вышел, наученный опытом десятков предшественников, забывших про возможности снайперов и жестоко за это поплатившихся.

Маша была в облегающих брючках, ботиночках на «шпильке» и короткой кожаной курточке с меховой оторочкой. Выглядела она весьма эффектно, впрочем, как и всегда. Следом за ней вышел Куль, квадратный коротышка с покатым лбом, развитыми надбровными дугами и плоским от природы носом. Если Он охранял девушку, а считалось, что именно это он и делает, то ему следовало идти первым, чтобы предупредить возможную опасность, а в случае необходимости прикрыть охраняемую своим телом. Но беда «новых русских» состоит в том, что ни они сами, ни их телохранители не представляют, как надо организовать охрану. Телохранители являются частью имиджа так же, как красивые девушки и навороченные автомобили. Но оправдывают они себя лишь в бытовых уличных ситуациях, хорошо отпугивают хулиганов и всякую шантрапу. При серьезном нападении они гибнут вместе с хозяином, красивой девушкой и навороченным автомобилем. Впрочем, девушки и автомобили гибнут реже.

Шпильки процокали по мозаичной плитке, тонкий гибкий силуэт пересек яркие лучи прожекторов, и изящная девичья фигурка оказалась у «Гелиндвагена». Боксер поспешно затушил очередную сигарету и, сунув окурок в пепельницу, опустил обе руки на рулевое колесо. Гиббон предупредительно распахнул переднюю дверцу. Девушка ловко забралась в высокую кабину и скрылась в обитом кожей салоне. Тяжелая дверь с лязгом захлопнулась. Гиббон и Куль запрыгнули назад. Гиббон поставил «ремингтон» между колен и скомандовал Боксеру:

— Поехали!

Черный квадратный джип выехал на дорогу и покатил по направлению к трассе. Яркие фары высвечивали световой коридор в темноте подмосковного леса, дорога еще не освещалась, и только впереди, в непроглядном мраке мигал синий маячок.

— Гля, менты, что ли? — прищурился Боксер.

— Ну и что, покажешь им «вездеход», и все дела! — гнусавя, сказал Гиббон.

Действительно, на краю дороги стояла милицейская машина, рядом — милиционер в люминесцирующей портупее и со светящимся жезлом. Жезл требовательно перегородил дорогу и властно указал на обочину.

— Не останавливайся, хер с ним! — сказал Куль. И тут же поправился: — Черт с ним то есть, у нас же пропуск. Извините, Мария Евгеньевна!

Но рядом стоял еще один милиционер с автоматом, и этот аргумент был гораздо убедительнее жезла.

— Нельзя, еще стрелять начнут! — сказал Боксер. — Это же правительственная трасса.

Он притормозил и послушно прижался к обочине, нашаривая под потолком литерный талон «Досмотру и контролю не подлежит». Процедура, в общем-то, была обычной: заглянув в спецталон, гаишник отдавал честь и желал счастливого пути. На такой сценарий и были настроены все сидящие в машине, что являлось ошибкой: охрана всегда должна ожидать нападения. Второй ошибкой было то, что двери джипа не были заперты изнутри.

Клац! Клац! Клац! — дверь водителя и задние двери распахнулись одновременно. Боксер получил прикладом автомата в лицо, и в следующую секунду, оглушенный, оказался выброшенным на твердую землю.

— А ну не дергаться, суки! — властно приказал высокий плечистый парень в камуфляже и с побитым оспой лицом, появившийся в проеме левой задней дверцы. Раструб пламегасителя короткого автомата смотрел точно в лоб Гиббону. Это был «АКМС-74 У», стреляющий пулями уменьшенного калибра со смещенным центром тяжести. Такая пуля может войти в локоть, а выйти из пятки.

— Брось пушку, козел! Живо! Ну! Стопроцентная уверенность, что парень выстрелит и его нутро превратится в изъеденное червем яблоко, подействовала на Гиббона парализующе. Он разжал пальцы и выбросил «ремингтон» в ночную черноту.

— Выходи! Мордой в землю! — раздались еще две команды, а вязкий чавкающий удар засвидетельствовал, что выполнены они были недостаточно быстро.

Справа сзади стоял человек в камуфляже, причем не в комбинезоне, в каких, несмотря на запреты, ходит половина Москвы от охранников пивных баров до сторожей продуктовых складов, а в камуфляжной военной форме с несколькими орденами и медалями, с желтыми и красными планками ранений. Он молча целился в Куля из автомата, но держал его левой рукой, а правой, забинтованной, как подушка, поддерживал под магазин. Но когда в тебя целятся, не важно — какой рукой. Важно другое: будут стрелять или берут на понт. В данном случае никаких сомнений не было: глаза военного горели такой ненавистью, что Куль и не помышлял о сопротивлении. Впрочем, если бы и помышлял, ничего бы не изменилось — возможности для сопротивления ему никто предоставлять не собирался. Человек, не ограничившись угрозой, сделал штыковой выпад, и ствол «акаэма» вонзился в лицо Кулю, разрывая щеку и выкрашивая зубы. Затем сильная рука выбросила его из машины.

На улице тем временем происходило изменение дислокации. Милиционеры погрузились в свою машину и уехали, сзади вплотную к «Гелиндвагену» подъехал огромный «Лендровер», куда загрузили оглушенных и окровавленных Боксера, Гиббона и Куля. И они сами, и замершая в салоне Маша были уверены, что это проводит арест милиция. Никого из всей четверки такой поворот судьбы особенно и не удивил: дело житейское, обычное. Раз арестовали, надо выкручиваться, откупаться, запугивать свидетелей, воздействовать на следователей и прокуроров — словом, действовать по хорошо отработанной и достаточно эффективной методике. Деньги есть, покровители есть, друзья есть, надо только потерпеть какое-то время. Может, ночь, может, три дня, может, месяц.

Из «Лендровера» тем временем выбрался Каймаченко. В новой блестящей куртке, в отутюженных брюках, улыбающийся, он выглядел джентльменом.

— Извините за беспокойство, Мария Евгеньевна, — учтиво произнес он, садясь за руль вместо Боксера. — Я немедленно доставлю вас домой. Все дело в ваших спутниках. К ним накопились большие претензии. Но вы об этом, разумеется, не знали.

— Ну конечно! Откуда я могла это знать! — Маша обескураженно развела руками.

«Ишь, как играет, сука! — зло подумал Каймаченко. — А сама придумала, чтобы Пашкин палец тварям скормить! Дать бы ей в морду, чтобы зубы выскочили!»

А вслух сказал:

— Мы это прекрасно понимаем. И лично к вам у нас нет никаких претензий! — и широко улыбнулся самой располагающей из своих улыбок.

— Вы из милиции? — спросила Маша.

— Почти.

Джип выехал на освещенную трассу и на полной скорости несся к Москве.

— Меня зовут Владислав, фамилия Каймаченко. Вот моя визитная карточка.

Оторвав одну руку от руля, он вытащил из кармана белый прямоугольник и протянул Маше. Она с интересом взяла его, включив подсветку, прочла, и лицо ее мгновенно изменилось. Взглянув в окно, она несколько успокоилась, но все равно не знала, что сказать.

— Павел пытался вам ее вручить при предыдущей встрече, но тогда вы не проявили к ней интереса. Правда?

Она испуганно молчала. Щекотала того типа в носу, издевалась, как хотела. Потом натравила на него Боксера с компанией, а те его почти искалечили. Конечно, она лично ничего не делала, но как бы ей не пришлось за это платить! Несмотря на дружескую улыбку Каймаченко, от него исходили ощутимые биоволны реальной физической угрозы. Андрей и его люди сейчас далеко, а этот тип — рядом.

— Не бойтесь, в мои планы вовсе не входит вас пугать. Дело в том, что в Россию приехал из Англии ваш знакомый — Макс Карданов.

— Как?! Приехал все-таки? — Удивление Маши было ненаигранным.

— Конечно. Но приехал в Тиходонск. Там у него бывшая жена, там воспоминания детства.

— Ну а при чем здесь я? Я предупреждала, что у меня он не появится!

— Напрасно вы так думаете. Только волей случая он не приехал к вам. Но зато вы можете приехать к нему.

— Я?! — Глаза девушки округлились.

— Именно вы. Это будет командировка, причем хорошо оплаченная. — Каймаченко сунул руку за борт пиджака. — Все имеет свою цену. И ваше драгоценное время тоже.

Из внутреннего кармана он извлек пухлый увесистый конверт, который небрежно бросил девушке на колени.

— Здесь пять тысяч долларов. Нормально за три дня работы. Вы со мной согласны? В случае положительного результата получите еще столько же.

Тонкие женские пальчики с длинными алыми ногтями осторожно коснулись конверта, как будто внутри таилось взрывное устройство. Деньги приятно жгли нежную кожу ног даже сквозь брюки. Мысли вихрем проносились под тщательно уложенной прической. Что она теряет? Положить пять тысяч в карман и съездить на пару дней в Тиходонск. Ей, наверное, скажут, где искать Макса. Найдет — найдет. Нет — извините!

Нет, согласившись, она ничего не теряет! А вот если откажется, то неизвестно, как обернется дело. Насколько она знала обычаи и правила того мира, в котором вольно или невольно вращалась, ее руку вполне могут засунуть в аквариум с пираньями. Или полоснут бритвой по лицу прямо сейчас, немедленно, с той же легкостью, с которой предложили пять тысяч долларов!

— Хорошо, я согласна. — Она взяла конверт и сунула в карман куртки.

— Ну и отлично! — еще более дружески улыбнулся Каймаченко.

— Когда я должна лететь?

— Сейчас. Мы уже едем в аэропорт. Все необходимое купите. Впрочем, в хороших гостиницах дают и халаты, и лосьоны, и зубные щетки. Так что, Машенька, — рука Владислава уже по-свойски опустилась на округлое девичье колено, — никаких проблем у вас не будет!

Маша никак не отреагировала на этот жест. Ее занимали другие мысли.

— А у этих ребят? У Боксера, Куля?

— У них будут! — Каймаченко построжал лицом. — Большие проблемы. Но недолго.

— Хорошо хоть недолго.

Маша с облегчением перевела дух.

Каймаченко скосил глаза и посмотрел, искренна ли она. Ему показалось, что да. Легкая улыбка тронула жесткие губы.

Проблемы у людей Стаховского уже начались. Они скрючились на земле со скованными за спиной руками. Яркие ксеноновые фары освещали разбитые, окровавленные лица. Их тщательно обыскали, при этом у Боксера нашли нож.

Лютов потрогал острое лезвие.

— Точно, тот самый! Значит, это ты мне глотку резать хотел?!

Очередной зверский удар напомнил закованным в наручники бандитам о превратностях судьбы и коловращении жизни. Несколько дней назад они куражились над этим типом, а теперь он куражится над ними. Только они свою партию уже сыграли, и он отделался тем, что потерял палец. А вот какой финал разыграет он? Великая мудрость поговорки «Земля круглая» доходила до всей троицы в полной мере своего пугающего смысла.

Тем временем Лютов поднял с земли «ремингтон» и съездил прикладом по лицу Гиббона.

— Значит, это ты мне в щеку ствол втирал?! А я теперь знаешь что сделаю? Я его тебе в зад воткну и выстрелю. На спор с ребятами: живот лопнет или голова слетит?

— Не, не я это, — мычал разбитым ртом Гиббон, пытаясь восстановить справедливость: в тот день «ремингтоном» орудовал Боксер. Но справедливость никого не интересовала, особенно в его, Гиббоновом, понимании. Лютов вел разбор дальше.

— Гляньте, какой у меня сувенирчик есть! — Из внутреннего кармана он вынул трехсуставный костяной стерженек на серебряной цепочке. Издали он напоминал миниатюрную палочку регулировщика. Но все заинтересованные лица поняли, чтоэто.

— Я его всегда с собой носить буду. Часть тела все-таки. На счастье сделан, вы ведь мне и голову спокойно могли отстричь! Бог сохранил!

Лютов нагнулся и по очереди поднес косточки собственного мизинца к затуманенным болью глазам каждого.

— Узнаете? Кто это придумал с аквариумом? Ну, давайте колитесь, а то хуже будет!

Вытаращив глаза, Гиббон показал зрачками на Куля. Он больше не хотел отвечать за чужие грехи.

— Ты, гад! — Футбольный удар ногой угодил Кулю в бок. Внутри у него что-то утробно екнуло, и он скособочился еще больше, но протестующе мотал головой.

— Фэф пыкасал. Не я.

— Шефа твоего здесь нет, с ним отдельный разговор будет! — Лютов замахнулся еще раз, но в последний миг сдержал удар и только ткнул Куля тупым носком начищенного до блеска армейского ботинка. — Вы все трое меня говняли! Били, крутили, связывали! Да?! Было такое?! Кто пером Щекотал, кто пушкой в лицо тыкал, кто газом прыскал, кто наркотики вкалывал! Меня, офицера! Гляньте сюда, мразь! Видите? Это орден Красной Звезды, а это орден Мужества, а это медали «За отвагу»! Две медали! Знаете, за что их давали? А что за нашивки, знаете? Это ранения — легкое и тяжелое да контузия в придачу! Я за Родину кровь проливал! А вы за что мне кровь пускали?! За что?! И кому?! Да вам бежать надо было от меня без оглядки!

Если бы «быки» Стаховского знали, что дело обернется таким образом, они бы бросили доходную работу, уехали из Москвы и занялись сельским хозяйством. Или, по крайней мере, никогда бы и ни под каким видом не зашли в ресторан «Кабинет» и уж, боже упаси, никогда бы не осмелились поднять руку на этого трясущегося всем телом капитана-десантника. Но человеку не дано заглядывать в свое будущее. А «бойцы», «торпеды», «гладиаторы» и прочее «мясо» вообще лишены дара предвидения. Они уверены, что сила и победа всегда будет на их стороне. Что только они будут избивать, калечить других людей, связывать их, засовывать в багажник, пытать и убивать. Предвидеть «обратку» и примерять аналогичную ситуацию на себя никто из них не умеет, иначе эта криминальная профессия перестала бы существовать.

— А теперь ваше время свою кровь проливать! Только за что? За Стаховского?! За эту сучку?! За что?!

Вновь на всех троих обрушился град сильнейших ударов. Прошлые ранения и контузия сказывались: Лютов окончательно утратил контроль над собой, изо рта у него пошла пена. Рябой парень обхватил его за плечи, отвел в сторону и заставил отхлебнуть из фляжки водки. Это подействовало. Крупная дрожь перестала бить сильное тело, Лютов вытер рот платком и отбросил его в кусты.

— Ладно, все, поехали! Федор, Семен, грузите это дерьмо! Избитых бандитов положили на пол, Семен и Федор, взгромоздившись на заднее сиденье, придавили их ребристыми подошвами армейских ботинок. Лютов сел рядом с водителем.

«Лендровер» выехал на трассу и помчался в Москву. Лежащие на полу люди превратились в одно большое ухо, которое ловило каждый звук, чтобы определить, куда их везут. От этого зависело главное: будут они жить, постепенно зализывая раны и восстанавливаясь, или умрут. Шум цивилизации усиливался, и это наполняло их призрачной надеждой.

— А здорово придумали, правда? — вдруг весело обернулся назад Лютов. Сейчас это был совсем другой человек: он находился в хорошем настроении и говорил совершенно спокойным тоном. Только чувствовалась некоторая взвинченность, как у пьяного, который усилием воли взял себя в руки и изображает трезвого. — Догадались палец к рыбам засунуть! Спрашивают все: что с пальцем? Отвечаю: пираньи отъели! А где ты нашел пираний-то? Вот смех!

Лютов действительно засмеялся.

— Я теперь всем объясняю, где нашел пираний в Москве! Ну, хохмачи!

Он засмеялся еще веселей.

— Нет, правда, где могут тебе палец обглодать, будто в Амазонке? Ну где? Ни в жизнь не придумаешь!

Семен и Федор сидели с каменными лицами. Ничего смешного в ситуации они не находили. Но Лютов не унимался:

— По-моему, у них бошки работают, молодцы! Только не учли, что офицера говняют, — вот что плохо!

Он перестал смеяться, и лицо приняло серьезное, даже скорбное выражение.

— Если они офицеру палец обглодали, то что с ними самими сделать?

Лютов осмотрел сидящих сзади товарищей, перевел взгляд на водителя и даже перегнулся через спинку сиденья в надежде, что кто-нибудь ему подскажет. Но ответом было только молчание и сдавленные стоны.

— Я вот думаю, что их должны целиком обглодать, как считаешь, Семен? Ну там лев, или тигр, или медведь.

Семен не отвечал, молча глядя перед собой.

— Да и не всех обязательно обгладывать: того, который на обезьяну похож, можно обезьяне отдать, пусть поборются — кто кого сломает! Вот потеха будет! А, Федя? Правильно я говорю?

Но и Федор опасного разговора не поддержал.

— Только где взять этих льва, тигра, медведя? — В тоне Лютова появилась озабоченность. — В Москве-то такие звери не водятся! Как же быть-то, Семен? Не знаешь? Так давай подумаем! Пираньи-то в Москве тоже не водятся, а ребята нашли, молодцы!

«Ребята» застонали громче. Судя по всему, дело приближалось к нехорошей для них развязке.

— О! — Лютов обрадовано хлопнул себя по лбу. — Может, в зоопарке поискать? Точно, в зоопарке! Я послал Серафима, он уже все и разведал! Давай, Володя, гони в зоопарк!

— Да приехали, шеф. Вот он, — отозвался водитель. Он уже заключил с Семеном пари, сколько продержатся звери Стаховского против диких зверей. Володя давал им три минуты, Семен настаивал, что все закончится за несколько секунд.

«Лендровер» подъехал к воротам Московского зоопарка. Они сразу же открылись. Сегодня лев Радж, тигр Усман и двухметровый орангутанг Боло не получили еды и находились в крайне раздраженном состоянии. Голодный рык Раджа раздался совсем неподалеку. Рычал и бросался на прутья решетки двухсоткилограммовый Боло. Протяжно выл Усман. Услышав этот вой, завыло и понявшее свою участь «мясо». Но тяжелые армейские ботинки с ребристыми подошвами тут же пригвоздили их к полу.