Всегда тяжело оказаться в незнакомом городе, особенно если первые минуты пребывания в нем выпадают на глубокую темную ночь. Разумеется, люди, привыкшие путешествовать по делам бизнеса, криминала или каким-то другим нуждам, не обращают внимания на подобные мелочи.

Но Маша не относилась к этой категории. В половине четвертого ночи, когда ее самолет приземлился в аэропорту Тиходонска, чужой город показался мрачным и пугающим. Она впервые летела одна, без багажа, без встречающих, без привычно определенной цели и сейчас чувствовала себя шпионкой, заброшенной на вражескую территорию.

По почти пустому залу она прошла к выходу с рамкой металлоискателя и милицейским нарядом. Какие-то темные личности предлагали такси, но она даже не поворачивала головы. Стюардесса сказала, что прямо на площади есть гостиница, и она прошла сто метров до пятиэтажного, облицованного туфом здания. Здесь было теплее, чем в Москве, и пахло югом.

В гостинице не давали ни халатов, ни зубных щеток; чтобы скоротать время, она легла в постель, но заснуть так и не смогла, ворочаясь с боку на бок до самого рассвета. Она никого не знала в этом городе, никто ее не ждал, потому ей было тоскливо и одиноко. Несколько раз Маша хваталась за мобильный телефон, но всякий раз перед глазами вставало лицо Каймаченко с фальшивой добродушной улыбкой и естественным взглядом — холодным и жестоким. Он запретил звонить в Москву без крайней необходимости. Только решив вопрос с Максом, она могла сделать звонок своему работодателю. И только получив инструкции, имела право позвонить Андрею. Не раньше! А она видела, как расправляются с теми, кто идет против Каймаченко и его команды. Это был хороший урок! Настолько хороший, что она даже выключила свой мобильник: вдруг позвонит Стаховский и придется нарушить строгий запрет?

Маша встала, приняла душ и подошла к окну. Дворники мели и без того чистую пустынную площадь. Она вынула конверт и распечатала его. Новенькие зеленые банкноты достоинством по пятьдесят долларов каждая согрели ее Душу. Не столько для проверки, сколько для удовольствия она пересчитала хрустящие купюры. Пять тысяч, как и обещано.

Еще в конверте лежал сложенный вчетверо блокнотный лист. Маша достала и его. «Мануфактурный, 9» — было написано мелким, убористым почерком, а напротив имя: «Антонина Крылова». Маша вспомнила, что Макс рассказывал ей об этой женщине, ее передернуло от отвращения. Почему Каймаченко решил, что Макс вернется к ней?

Кроме имени и адреса Антонины, тем же почерком на листке было написано: «Кузяевка. Психиатрическая больница». Еще одно место возможного появления Карданова. Кстати, зачем он вдруг им так срочно понадобился? Впрочем, это ее не касается.

Девушка вышла на площадь, подошла к стоянке такси и назвала адрес.

— Двести рублей, — ответил затрапезный мужичок с бугристым лицом. За эту сумму можно было пересечь центр Москвы. Но она только кивнула.

Через полчаса она стояла у дома по нужному адресу. Таксист быстро уехал, а она осталась в начале прошлого века. Неужели здесь живут люди?!

Да, живут. У мрачной подворотни сидел на разбитой скамейке похмельный мужичок в потрепанной замшевой курточке и грязных кроссовках. Рядом грузная женщина красила вонючей краской ставни вросшего в землю домишки. Что-то оживленно обсуждали три неопределенного возраста мужчины, то и дело сдобряя речь матерными словами. Они считали, что все нормально. Но Маша, которая всю жизнь прожила в благоустроенном районе Москвы, была шокирована. Это просто парагвайское гетто!

С отвращением войдя в замызганный подъезд с исковырянными стенами, она постучала в облупившуюся дверь.

— Вам кого? — вопросил сонный женский голос из-за закрытой двери.

— Макса. Он дома?

— Кого?!

— Макса Карданова.

Щелкнули замки, лязгнула металлическая цепочка, и дверь приоткрылась на расстояние, достаточное для того, чтобы взгляду Марии открылась неопрятная грузная женщина с наметившимися под глазами синими мешками. Ощутимо пахнуло перегаром.

— Ты кто? — грубо спросила Крылова, окидывая Машу долгим взглядом с головы до ног и снова с ног до головы. Хорошо одетая элегантная дама казалась здесь пришелицей из другого мира.

Под колючим изучающим взглядом Маша невольно отступила на шаг назад.

— Мое имя вам ничего не скажет, — попыталась объяснить она. — Я из Москвы.

— Да хоть с луны! Зачем тебе Чокнутый? Антонина с видом обиженной собственницы наступала, а Маша шаг за шагом пятилась назад.

— Я… Я его давняя знакомая, Маша. Мне надо…

И тут произошло нечто неожиданное. Во всяком случае, опыт Маши никак не позволял предугадать подобное развитие событий, хотя для Богатяновки оно было вполне обычным. Антонина стремительно ринулась на нее, и цепкие пальцы с обломанными ногтями крепко ухватились за отворот Машиной куртки. Крылова дернула ее на себя и принялась трясти, как трясут яблоню, чтобы с вершины опали спелые плоды.

— Маша, значит! На чужое рот разеваешь!

— Отпустите! Вы что, с ума сошли?! — Она пыталась вырваться, однако все попытки оказались напрасными. Антонина крепко держала свою жертву и выпускать явно не собиралась. Теперь она пыталась затащить девушку к себе в квартиру. Маша сопротивлялась: левой рукой она уперлась в косяк, правой зацепилась за ржавую дверную ручку. Пару минут борьба шла молча, но никто не мог взять верх.

— Ах ты, сука! — Крылова замахнулась и изо всей силы влепила Марии звонкую пощечину. На матовой коже отпечаталась короткопалая пятерня. Маша изо всех сил рванулась назад, ей удалось освободиться, и сила инерции бросила ее на грязный, заплеванный пол подъезда. Такого унижения она никогда не испытывала.

— За что? — На глазах Маши выступили слезы то ли боли, то ли обиды. — За что вы меня бьете? Что я вам сделала?

— Она еще спрашивает!

Как пикирующая сова бросается на беззащитного мышонка, так Антонина стремительно наклонилась к ней, почти вплотную приблизив к лицу Марии свою огромную заплывшую физиономию.

— Я кормила-поила этого Чокнутого, заботилась о нем, а потом он взял и смотался! Из-за тебя или такой фифы, как ты! Деньги появились, и я стала ненужной. А то, что я осталась с дитем на произвол судьбы без копейки денег, это его не колышет!

— Я-то при чем? Разве я его увела?

Маша слегка отползла в сторону и, нервно сглотнув, поднялась на ноги.

Но подобный ответ распалил Антонину еще больше.

— Ах ты, гадина! — глухо зашипела она и снова ухватилась за воротник Машиной куртки. — А кто виноват? Я с моим дитем?

«В рукопашных схватках главное не сила, а дух», — так говорил инструктор на престижных и дорогих курсах самообороны. На Машу вдруг накатила холодная волна злости, причем такой, какой она никогда не испытывала. Тут же включились рефлексы.

Ладонями она сильно хлопнула нападающую по ушам, та еще не успела ощутить резкую боль, как правая рука Маши накрыла Тонькину ладонь, левая ударом снизу сбила захват, используя силу инерции, она двумя руками выкрутила широкую кисть.

По-заячьи заверещав, Тонька согнулась, как будто хотела давно не мытыми волосами протереть пол в подъезде. Маша рванула надломленную кисть вверх, и соперница, издав отчаянный вопль, ткнулась-таки головой в заплеванные доски.

— Где Макс, отвечай! — приказала Маша, и оказалось, что Тонька хорошо понимает этот язык.

— Пусти, больно. Он заходил ненадолго и ушел, куда — не знаю.

Маша разжала захват, и Антонина Крылова с криками повалилась на пол. Инструктор учил никогда не останавливаться на полпути и добивать нападающего. В данной ситуации следовало острой шпилькой дорогого ботиночка ударить Тоньку в лицо. Но Маша этого не сделала.

— Что здесь происходит, дамы? — Прозвучавший за спиной Маши голос был тихим и спокойным. Она обернулась. В проеме двери стоял тот самый мужичок в замшевой куртке, который безучастно сидел на скамейке несколько минут назад. Только сейчас он уже не производил впечатления мучающегося похмельем алкаша. Напротив, взгляд открытый и осмысленный, черты лица заострились, спина ровная. Маше показалось, что и выглядел он теперь значительно моложе. Но главное — властные манеры и уверенный голос. Маша поняла, что это отнюдь не простой житель Богатяновки.

Охая и вздыхая, Тонька поднялась, однако выпрямиться не смогла: схватившись рукой за поясницу, так и осталась согнутой, как буква Г.

— Ты мне спину сорвала, сука! — плачущим голосом произнесла она. — У меня же грыжа.

— Будьте добры, гражданочка, вернитесь к себе в квартиру, — сказал незнакомец Антонине, а затем перевел взор на возбужденную Машу с красным следом пощечины на щеке. — А вас, девушка, я попрошу выйти со мной.

Крылова, на удивление, послушалась с первого слова и, не разгибаясь, тяжело протиснулась в щель своего логова.

— Пройдемте, я все объясню, — мягко произнес «замшевый». Было совершенно очевидно, что это представитель власти. Маша как загипнотизированная вышла следом за ним на улицу. Еще не хватало ей неприятностей с властями!

— Можно мне заглянуть в ваш паспорт? — спросил незнакомец.

— А вы кто? — в свою очередь, настороженно спросила она.

— Старший лейтенант Шорохов, — мужчина раскрыл бордовую коленкоровую книжку и поднес к лицу девушки. В растерянности она так и не разобрала, в какой форме сфотографирован старший лейтенант и какую службу он представляет. На самом деле Шорохов являлся оперуполномоченным ФСБ, хотя предъявил документ прикрытия, выданный на имя сотрудника уголовного розыска.

— Пожалуйста, — Маша отдала ему паспорт.

— Мария Евгеньевна Смулева, из Москвы. Скажите, пожалуйста, зачем вы приходили в эту квартиру?

— Человека одного искала, — честно ответила Маша.

— Какого?

— Макса Карданова…

— Минуточку.

Шорохов отошел в сторону, извлек из кармана мобильный телефон и, отвернувшись, набрал номер Нижегородцева.

— Товарищ майор, это я. В адрес пришла девушка — Мария Смулева из Москвы. Ищет Карданова.

— Молодец. Сейчас я пришлю машину.

Через десять минут к дому на Мануфактурном подъехала неприметная серая «Волга», и Маша, как растрепанный напуганный воробышек, вжавшись в заднее сиденье, отправилась в неизвестном для себя направлении, которое на самом деле вело в Тиходонское управление ФСБ, в кабинет номер тридцать четыре, который занимал майор Нижегородцев.

Свидетельницу он встретил приветливой улыбкой, как будто она пришла на свидание к шикарно накрытому столу в роскошном ресторане. Впрочем, такую девушку, как Маша, он вполне мог пригласить куда угодно. Если бы, конечно, она не являлась фигурантом розыскного дела.

— Садитесь, пожалуйста. Я майор ФСБ Нижегородцев. С дамами Вампир всегда оставался доброжелательным и подчеркнуто вежливым. Правда, это правило не распространялось на террористок.

За последние десять минут Нижегородцев изучил выписки из досье Карданова, которые касались Маши, прозвонил в Москву и постарался максимально их обновить. К тому моменту, как изрядно напуганную и подавленную девушку, доставили в кабинет, майор уже знал о ней если не все, то почти все.

— Мария Евгеньевна, времени мало, поэтому я сразу перехожу к делу!

Нижегородцев взял стул, поставил напротив девушки и сел верхом, ткнувшись квадратным подбородком в высокую спинку. Темные очки майора покоились в нагрудном кармане рубашки, что было показателем высшей степени расположенности к собеседнику.

— Нам очень нужен Макс Карданов. На днях он прибыл в Тиходонск, и мы его нашли. Но вчера он снова бесследно исчез!

— Исчез?

— Да. Он отправился в Центральный РОВД для дачи показаний, когда он выходил, у здания вспыхнула перестрелка, а он пропал! Вопрос к вам: где он может быть?

Маша растерянно пожала плечами.

— Но откуда я знаю? Я прилетела сегодня ночью.

— Кто вас прислал, с какой целью?

Майор Нижегородцев умел задавать быстрые и цепкие вопросы. Маша поняла, что лично к ней претензий у органов нет, и приободрилась. Врать ей не было никакого резона.

— Каймаченко, начальник службы безопасности «Консорциума». Это очень серьезная структура, может, слышали?

Вампир чуть заметно прикрыл веки. «Консорциуму» уделялось немало места в досье Карданова. Службу безопасности там возглавлял бывший комитетчик Куракин Очень серьезная фигура! Но он взлетел на воздух в микроавтобусе, его сменил Атаманов, вскоре умерший при странных обстоятельствах, теперь у руля Каймаченко. Личность пока малоизвестная, но приуменьшать его возможности было бы ошибкой. Теперь ясно, чьи ребята подкатили на «Мерседесе», и проверка убитых на причастность к «Консорциуму» наверняка даст положительный результат.

— И что он вам поручил? — спросил Вампир. Глаза начали слезиться, он прищурился.

— Найти Макса. В смысле Карданова. И постараться привезти его в Москву.

— Когда это было?

— Вчера вечером. Поздно. Около десяти.

Вампир снова прикрыл веки. Если бы Макса захватили люди Каймаченко, он бы не стал посылать в Тиходонск Машу. Он потер глаза. Черт!

— Где вы должны его искать?

Маша полезла во внутренний карман курточки и протянула свернутый листок бумаги.

— Извините! — Привычным движением Вампир надел темные очки. — Мануфактурный, 9, и Кузяевская психбольница! Да, точно, у него большие проблемы с психикой, он вполне может оказаться там. Спасибо, Мария Евгеньевна, вы нам очень помогли, — произнес майор обычную в таких случаях фразу. И продолжил: — Но ведь вам все равно надо ехать в Кузяевку? Давайте поедем вместе.

— С удовольствием, товарищ майор! — улыбнулась Маша.

— Можете звать меня Анатолием, — дружеским тоном предложил Нижегородцев. — Где вы остановились?

— В аэропорту, в гостинице.

— Это не самый лучший вариант. Я сейчас позвоню в «Сапфир» и сниму приличный полулюкс. А вам дам машину, чтобы вы перевезли свои вещи.

— Спасибо, вы очень любезны. — Маша поняла, к чему клонится дело, и глаза ее заблестели. — У меня нет вещей. Только то, что на мне.

— Замечательно. Тогда вас отвезут в «Сапфир», и вы сможете отдохнуть. А вечером я хочу пригласить вас на ужин.

Маша улыбнулась. Неожиданная командировка обещала стать приятной.

— Договорились.

В итальянских фильмах мафиози легко вычисляют предателя. Потому что не мудрствуют и не усложняют, а идут по прямому и ясному до примитивизма пути.

Почему шофер Поли не повез дона Корлеоне в день покушения? Заболел? Перепил накануне? Решил проведать больную маму? Можно дать еще двадцать пять вполне убедительных и достаточно правдоподобных объяснений, долго ломать голову, искать доказательства и улики, а в результате так и не прийти ни к какому выводу. Во всяком случае, ни один суд присяжных — не только либеральный европейский, но и суровый американский — не вынес бы водителю обвинительного приговора. А для членов семьи Корлеоне никакой загадки нет. Дело ясное и понятное: раз не поехал под выстрелы, значит, знал про предстоящее нападение, значит, он предатель и должен быть уничтожен! Простая логика оказывается правильной и заменяет хитроумные выводы сложных умопостроений. Поэтому народы с пережитками родоплеменного строя зачастую оказываются рациональней технологичных и образованных наций.

Как и рекомендовал Алик, Рохланов не стал подгонять автомобиль непосредственно к территории рынка. Прокатив два квартала вперед, он свернул на тихую узкую улочку и только тогда прижался к обочине. Город уже окутали предвечерние сумерки, столь характерные для начала осени, и Заурбек несколько минут молча сидел в салоне «Мерседеса», держась руками за баранку и вглядываясь в подернутый густеющей синевой небосвод.

Бараев передернул затвор пистолета, и этот звук заставил Рохланова выйти из состояния прострации. Он повернул голову. Ильяс сунул оружие под куртку и наполовину застегнул «молнию». Глаза Бараева возбужденно поблескивали в полутьме салона. Предстоящее убийство возбуждало его не меньше, чем крупная карточная игра.

— Пошли? — нетерпеливо обратился он к Рохланову и, не дожидаясь ответа, потянул на себя ручку дверцы. В нагретый салон ворвался прохладный воздух.

Заурбек молча покинул насиженное место водителя. Бойцы Гепарда с неотвратимостью самонаводящихся торпед неторопливо двинулись пешком в обратном направлении к территории Центрального городского рынка.

Рынок в Тиходонске являлся чем-то вроде города в городе. Во всяком случае, именно так воспринимали его коренные жители. Высокий капитальный забор огораживал среди трущоб старого Тиходонска прямоугольник шириной в один квартал и длиной в целых четыре. А за забором уже шла своя жизнь, невидимая покупателям, но хорошо известная тысячам продавцов. Здесь были свои законы, свое правительство, заседавшее в здании администрации рынка, собственные карательные органы в виде красноповязочных горластых теток и разбитных мускулистых парней с волчьими глазами.

Богом здесь были деньги, и молились этому богу истово даже в те времена, когда официальная идеология ставила на первое место совсем иные, идейно-патриотические ценности. Директор рынка считался миллионером во все времена, так же, как врач СЭС или начальник местной милиции.

С рынка жили многие. И мошенники, и карманники, и картежники, и сбытчики наркотиков, и проститутки. Именно этот контингент определяли режим территории после закрытия. У решетчатых ворот дежурил крепкий мужичок в красной фланелевой рубашке и заношенном картузе. Бараев глянул на него сверху вниз, цыкнул длинным плевком рядом с давно не чищенным сапогом и рванул створку так, что зазвенела запирающая ворота цепь. Внимательно посмотрев на лица поздних гостей, страж отпер замок и приоткрыл ворота.

— Где Лучник? — небрежно спросил Ильяс.

— Вона, — мужичок корявым пальцем указал направление. — Во втором ряду. Где автозапчасти.

Пустые ряды напоминали улицы вымершего города. Только у мясного павильона несколько человек жарили над костром что-то насаженное на палки. Да за невысоким заборчиком вокруг мусорника слышалась какая-то возня.

Шаги бойцов громко отдавались по сторонам. Очень быстро они нашли павильон «Автозапчасти».

Дверь оказалась закрытой изнутри, но Бараев бесцеремонно постучал в нее кулаком. Осмотрелся по сторонам. Ни он, ни Заурбек пока ничем не привлекли к себе лишнего внимания. Каждый на рынке занимался своим делом и не стремился вникать в суть чужих проблем. Длинные руки Рохланова расслабленно, как плети, висели вдоль тела, зато Ильяс подпрыгивал, как заводная игрушка.

— Кто там? — спросили из-за закрытой двери по-русски, но с характерным гортанным акцентом.

— Мы к Лучнику, — ответил Бараев по-чеченски. — Открывай, брат.

То ли знакомое наречие, то ли уверенный тон Ильяса заставили хозяев палатки щелкнуть замком и чуть приоткрыть металлическую створку.

— А кто вы такие? — настороженно спросил низкорослый смуглый мужчина с тоненькой ниточкой усов под крючковатым носом. Вместо ответа Бараев сунул ботинок в образовавшийся проем, толкнул дверь плечом и решительно шагнул в помещение. Правая рука Ильяса распрямилась подобно пружине и с силой врезалась в лицо соотечественнику. С характерным чавкающим звуком хрустнула носовая перегородка. Мужчина бухнулся на колени, и на его элегантные усики заструилась кровь. Он не вскрикнул, не застонал, но чуть раскосые карие глаза округлились то ли от испуга, то ли от удивления. Земляки не должны так поступать! Напротив, на чужой земле они должны помогать друг другу!

— За что, брат?! — невнятно спросил он, зажимая руками разбитый нос.

Незваные гости не ответили. Рохланов с невозмутимым видом зашел вслед за напарником, аккуратно прикрыл за собой дверь и задвинул массивную, отполированную до белизны задвижку.

В помещении горела всего одна лампочка, но достаточно яркая, позволяющая рассмотреть лица местных обитателей. Их было всего трое. Один стоял на коленях, как будто молился православному богу, его изящные тонкие усики слиплись от крови, утратив былой лоск.

Коренастый тип могучего телосложения с угрюмым лицом и коротко стриженными волосами отреагировал на вторжение мгновенно: стремительно расстегнул линялую синюю олимпийку и сунул за отворот правую руку. Сразу было ясно, что первый, с усиками, — обычный коммерсант, а второй — профессиональный боец, телохранитель Лучника, который сидел чуть левее. Но в данной ситуации исполнить свои функции он не успел. Рохланов оказался проворнее и, вытянув руку, удлиненную двадцатью восемью сантиметрами вороненой стали, прижал удлиненный глушителем ствол «ПМ» к широкому покатому лбу, который вмиг покрылся потом. Крепыш замер и медленно вынул руку обратно. Напряженный палец Рохланова, лежащий на спусковом крючке, был красноречивее любых окриков и предупреждений. Тем более что по холодным, ничего не выражающим глазам непрошеного гостя было предельно ясно: это не понты, рассчитанные на то, чтобы напугать противника, это приготовление к убийству.

— Вы что? От кого?! — спокойно спросил Лучник. Он сидел у стола вполоборота к вошедшим. В руках он держал увесистую пачку денег, а слева от него на шероховатой деревянной поверхности лежала еще одна пачка, вдвое толще первой. По губам Бараева скользнула глумливая ухмылка.

— Деньги делите? Те, что от ФСБ получили?

— Ильяс?!

Лучник тоже признал гостя. И отнюдь не обрадовался. Авторитетный в определенных кругах, он был далеко не робкого десятка, но дурная слава Бараева, шедшая впереди него, повергала в смятение и тех, кто был покрепче духом.

Ильяса знали и боялись многие. К тому же Лучник чувствовал свою вину.

— О чем ты говоришь?

На лице Лучника отразилась напряженная работа мысли. Перед мысленным взором тут же нарисовался образ Вампира. Всплыла в памяти и тема их беседы. Говорили об Алике, а Бараев работает как раз на него. И то, что теперь он с напарником пришел сюда, вряд ли можно было считать случайным совпадением. Скорее это месть.

— Какая ФСБ? — Ощущение вины сказывалось — голос Лучника потерял свою уверенность.

Низкорослый с разбитым носом зашевелился и попытался подняться с пола, однако Бараев тяжелым ботинком наступил ему на ногу. Тот застонал. Рохланов, не сводя ледяного взора с телохранителя, сунул руку ему под куртку и извлек старый «наган».

— Совсем плохо живешь, брат, бедно, — сказал он. — Денег много, купи хороший ствол. Чтоб не стыдно было.

Лучник неторопливо опустил пачку денег в карман своей просторной куртки, остальные смел в ящик стола. Все это время он старательно взвешивал ситуацию, прикидывая все «за» и «против». Попробовать оказать сопротивление? Но незваные гости отрезали в своей жизни столько голов, что вряд ли оно окажется успешным. Это отпетые головорезы, причем не в переносном, а в самом прямом смысле. И ситуацию они уже взяли под контроль. Значит, надо договариваться.

Вымученная улыбка наползла на губы Лучника.

— В чем дело, брат? — нарочито приветливо обратился он к Бараеву, приподнимаясь со стула и раскидывая руки в стороны то ли в знак радушия, то ли демонстрируя свою безоружность. — Зачем оружие? Зачем бить моих людей? Мы же земляки. Я всегда рад гостям. Тем более таким…

Бараев шагнул навстречу Лучнику, как будто хотел обняться с ним по кавказскому обычаю.

— Каким? Лучник смешался.

— Как каким? Землякам, родственникам, уважаемым людям.

— И добрым товарищам из ФСБ!

— О чем ты говоришь, Ильяс?!

Лучник невольно отступил на два шага назад и едва не споткнулся о стоящую на его пути коробку. Он по-прежнему придерживался спокойного, невозмутимого тона, но Бараев заметил перемены. Улыбка стала более напряженной, выступающий острый кадык нервно дернулся, лицо побледнело.

— Какие товарищи из ФСБ?..

— Иди, я шепну на ухо, — Ильяс заговорщически подмигнул.

Подходить к страшному визитеру вплотную Лучнику не хотелось, но надо было показать, что совесть у него чиста и он ничего не боится. Лучник сделал шаг вперед. Бараев тут же схватил его за голову, рывком развернул, локтевым сгибом зажал горло и подхватил под подбородок клинком ножа. Лучник моргнул и вздрогнул от неожиданности, почувствовав, как острый холодный металл взрезал кожу. Осторожно скосив глаза, он посмотрел вниз, будто не верил, что находится в положении приготовленного к закланию барана. За воротник рубашки покатилась горячая капля, потом вторая, потом целая струйка. Страх парализовал Лучника.

— Ильяс! Ты что?! — с трудом прохрипел он. Ему много раз приходилось резать баранов, он видел десятки видеозаписей, как подобным же образом режут пленных русских солдат, поэтому очень хорошо представлял, что сейчас произойдет. Но не верил, что такое может произойти именно с ним.

Соплеменники Лучника поняли, чем дело пахнет, но повели себя по-разному. Низкорослый коммерсант нервно и безуспешно пытался вытереть запачканные кровью усы, посчитав, что уже пострадал больше чем достаточно и искать новых приключений на одно место не имеет никакого смысла.

Коренастый телохранитель хотя и находился в незавидном положении, но выполнял свой долг до конца.

— Эй, оставь шефа в покое! — угрожающе сказал он. — Ты что, забыл наши обычаи? За кровь надо отвечать кровью!

— Ты и отвечай! — сказал Рохланов и выстрелил.

Огонек желто-зеленого пламени опалил лоб телохранителя, стремительная пуля пробила лобную кость, прошила мозг и вылетела через затылок, со звоном врезавшись в ящик с запчастями. Выстрела слышно не было, только лязгнул затвор да шумно упало на пол тяжелое тело.

Заурбек с тем же невозмутимым видом перевел ствол на обмершего коммерсанта с разбитым носом. Тот интуитивно заслонился растопыренной ладонью. Снова лязгнул затвор. Пуля пролетела между растопыренными пальцами и вошла в глаз обладателю щеголеватых усиков. Он рухнул лицом вниз, в быстро натекающую лужицу крови.

Лучник заверещал.

— Почувствовал правду жизни, сука? — зловеще спросил Бараев. — Ты тут прижился, бабки зашибаешь, про родину забыл! Нас за козьих пастухов держишь, которые газетой подтираются!

Глаза Бараева налились кровью, он умышленно заводил сам себя и с каждым выплевываемым словом все больше и больше входил в раж.

— А сам с кровопийцей, Вампиром сговорился! Думаешь, мы этого не знаем?

Лучник обмяк, глаза его потускнели. Неминуемая смерть смотрела прямо ему в глаза. Это отсвечивал свет лампочки, отражаясь в полированной стали клинка.

— Я не сговаривался. Я ничего не сказал ему, Ильяс! Лучник хотел было отшатнуться от прижатого к горлу клинка, но Бараев крепко держал его за шею, так что деваться было некуда.

— Я все знаю, предатель, — леденящим кровь голосом сказал Ильяс. — Ты продал Гуссейнова. Если хочешь жить, скажи, что он рассказал в ФСБ?

Бараев превратился в слух.

Возможность выжить взбудоражила Лучника, он напрягся.

— Кто рассказал? — переспросил он.

— Гуссейнов. Что он рассказал Вампиру?

— Откуда я знаю? — заголосил Лучник. Сейчас авторитет среди рыночных рэкетиров сам превратился в забитого рэкетируемого торговца, не смеющего ни слова возразить вымогателям. — Скорей всего ничего не сказал, потому что на второй день его выпустили. У Арсена знаешь какие связи?

— Знаю!

Бараев резко рванул клинок слева направо и отскочил назад. Раздался короткий вопль, перешедший в хрип. Бьющееся в агонии тело Лучника упало на пол.

Ильяс осмотрелся. Кровавое дело он сделал умело: ни одной капли не попало на одежду. Бараев взял со стула чью-то куртку и вытер об нее нож.

— Посмотри снаружи, — отдал он распоряжение Заурбеку. — Не слышал ли кто чего.

— Вряд ли, — пожал плечами тот. — Здесь все глухо, как в танке.

Но на всякий случай вышел и посмотрел. Все действительно было глухо, как в танке. Обитателям рынка хватает и своих неприятностей, чужие их не интересуют.

Высотное здание «Интуриста» за последний год преобразилось. Отделанное плиткой, со вставленными синими стеклами, оно приобрело дорогой, «заграничный» вид. Еще большие метаморфозы произошли в холле. За счет никому не нужного, захламленного внутреннего дворика он здорово расширился, вдоль мраморной стены расположился бассейн с живописно бьющими фонтанами, на второй этаж вела широкая, изогнутая полукругом мраморная лестница.

— Вот что значит московский капитал! — восхищались осведомленные люди, понижая голос. Здание действительно выкупили представители московских деловых кругов. Вокруг этой сделки ходило множество слухов, некоторые связывали с ней убийство, происшедшее недавно в самом центре Тиходонска: два киллера сноровисто застрелили местного авторитетного предпринимателя, садящегося в свой шикарный джип. Впрочем, официальных подтверждений эта связь не имела: мало ли совершается убийств в миллионном городе!

Но общественное сознание сделало свои выводы. «Москвичи не торгуются. Они делают предложение один раз. Согласился — хорошо. Заартачился или стал выторговывать условия — извини, обсуждений не будет, просто появится человек с бесшумным пистолетом» — примерно так шептались местные коммерсанты, и это мнение в немалой степени способствовало тому, что столичные капиталы уверенно завоевывали город. Впрочем, от этого была и несомненная польза: вместо одного ресторана открылись сразу два с великолепными интерьерами и неплохой кухней. Нижегородцев пригласил Машу в Золотой зал, выдержанный в радостных желтых тонах. Не успели они углубиться в меню, как к майору подошел метрдотель, одетый, как посол иностранного государства.

— Анатолий Сергеевич, вас приглашают в банкетный зал, — с достоинством поклонился он.

— Кто приглашает? — насторожился Вампир и на миг снял темные очки.

— Там много ваших друзей, — уклончиво ответил метрдотель. — Прошу вас!

Банкетный зал мог вместить человек шестьдесят, но за сдвинутыми буквой П столами сидело чуть больше половины этого количества. Беглого взгляда для опытного Нижегородцева было достаточно, чтобы определить: здесь собрались начальники различных уровней, несколько депутатов Законодательного собрания, владельцы влиятельных газет.

В свою очередь, многие из собравшихся неплохо знали майора; круглолицый мужчина с морщинистым лицом и большой плешью приветливо улыбнулся и помахал ему рукой. Это был начальник Центрального райотдела милиции Симаков, и они часто контактировали по службе. Армейский генерал в полной форме снисходительно кивнул — с командующим авиацией округа они познакомились на месте происшествия, когда разбился транспортный самолет. Грузный лысый человек тоже обозначил приветствие — с начальником Управления железной дороги Нижегородцев встречался, когда застрелили одного из его заместителей.

Здесь были представители администрации, областных министерств, много силовиков. С некоторыми майору приходилось участвовать в рыбалках, охотах и банкетах. Словом, здесь собрался весь бомонд, люди властные, вальяжные, знающие себе цену и зачастую ее завышающие. Критически настроенный Вампир отметил, что плебейские лица большинства вступали в явное противоречие с их регалиями. Впрочем, это последствия давней и неистребимой тенденции кадровой политики советского и постсоветского государства, отдававшей преимущество кухаркиным детям. Но кто именно его пригласил?

Метрдотель посадил их с Машей на свободные места, расторопные официанты мигом наполнили тарелки закусками, а рюмки — хорошим коньяком. Вампир проголодался и без проволочек с аппетитом принялся за еду. Маша не отставала.

— Я вижу, вас в городе хорошо знают, — проговорила она, лукаво блестя глазами. — Вы человек известный. Я таких люблю.

— Ну, это некоторое преувеличение, — ответил Нижегородцев и поднял рюмку. — За знакомство.

Они выпили, и официант тут же налил коньяк снова.

На дальнем конце стола поднялся невысокий брюнет в хорошо сидящем дорогом костюме и с бокалом шампанского в руках.

— Дорогие друзья! — хорошо поставленным голосом начал он. — Мы переживаем сейчас не самые лучшие времена. Очень трудно живется у нас на родине, нелегко и заниматься бизнесом. К сожалению, чеченский народ скомпрометирован отдельными бандитами, за которых мы не несем никакой ответственности. Разбой и бандитизм не в наших традициях, кавказский народ всегда отличался радушием, щедростью и гостеприимством. И я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы понимаете наши трудности и не приравниваете каждого из нас к людям, которых наш народ искренне стыдится и осуждает.

«Гуссейнов!» — узнал Нижегородцев человека, которого он не так давно задерживал. Так вот кто пригласивший его «друг»! Он ощутил неловкость: не следовало попадать в такую компанию. Хотя если отвести взгляд от хозяина стола, то комар носа не подточит.

— За вас, уважаемые друзья! — провозгласил Гуссейнов и выпил шампанское.

В ответ в единодушном порыве взметнулись тридцать бокалов. Вампир чокнулся с Машей.

— Нам надо уходить, мы попали не в ту компанию!

— Разве? Атак и не скажешь! — Маша раскраснелась от выпитого и многозначительно улыбалась. — Или вы хотите перейти ко второй части?

— Надо уходить, — повторил майор. Он чувствовал себя дураком: никто из присутствующих здесь начальников не считал ситуацию неудобной. А он считал ее не только неудобной, но и недопустимой.

— А хотите, я устрою здесь проход? — Маша наклонилась совсем близко, от нее сильно пахло коньяком. — Настоящий демонстрационный проход?

— Что это значит?

— Сейчас увидите. Я разденусь до белья и сделаю дефиле вдоль зала.

Вампир не успел возразить, как Маша вскочила и принялась расстегивать блузку.

— Перестань! — Вампир схватил ее за руку. — Я и так попал в дурацкое положение, не надо его усугублять!

— Извините. — Девушка тряхнула головой, мягкие волосы рассыпались по плечам. — Я же модель, ничего зазорного в этом нет!

Нижегородцев встал и, взяв Машу под локоть, повел к выходу. Гуссейнов сверлил взглядом его прямую спину.

— Если хотите, можно зайти ко мне в номер и выпить чаю, — целомудренно предложила Маша.

Нижегородцев на миг задумался, но покачал головой.

— Лучше поедем ко мне. У меня чай лучше.

«И наверняка нет видеокамер», — подумал он про себя.

На такси они приехали к Нижегородцеву. Усадив Машу за стол, он вышел на кухню и принялся заваривать чай, чтобы соблюсти формальные приличия. Но когда он вошел в комнату, оказалось, что гостья сидит на диване совершенно обнаженная. Взгляд Вампира уперся в небольшие, округлой формы, красивые груди с аккуратными розовыми сосками. От неожиданности даже бывалый боец потерял дар речи.

Маша поощрительно улыбалась.

— Я что-то сделала не так? — кокетливо спросила она.

— Да нет, все так, — только и смог ответить он. И сделал несколько шагов вперед.

Чаепитие отменялось.

— Правильно говорят: не хер связываться с черными! Только понты и неприятности от них. А я с этим лидером Арсеном Гуссейновым хотел дело делать, вроде нормально «капусты» можно было срубить, — громко и разнузданно, не задумываясь, что его кто-то может услышать, рассказывал Бычок, картинно размахивая руками. — Ну и попал с ним под раздачу! За ним, оказывается, фээсбэшники охотились. А меня взяли только потому, что с ним в бильярд играл! Так он, гад, на второй день отмазался подчистую, а про меня и не подумал слова сказать!

Бычок вытер вспотевшую голову. Она была гладкой, как колено.

— Он, сука, гуляет на воле, а меня Вампир рвет, как тузик грелку. Знаете Вампира? Это ваше счастье, братва! С Вампиром шутки плохи. Засунет тебе ствол в задницу и начнет крутить, пока кишки наружу не вытянет!

Рыхлый задел локтем только что принесенную официанткой тарелку с салатом, и та плюхнулась на пол, разбросав под ногами у девушки тонко нарезанные полоски капустного листа, кружочки лука, аппетитно розовые креветки и измельченный грецкий орех. Официантка невольно шагнула в сторону. Рыхлый и не заметил бы этого инцидента, если бы не громкий смех его сотрапезников.

— Э, да ты уже изрядно набрался, братан!

Шуруп ткнул в направлении сидящего напротив товарища зажатым меж пальцев окурком «Винстона». Надо заметить, что и сам Шуруп был далеко не трезв. Плечи его ссутулились, глаза неестественно поблескивали.

Компания расслаблялась в полутемном помещении пивного ресторана «У Михаила». Это заведение пользовалось дурной репутацией, и собирались здесь далеко не самые честные и порядочные жители Тиходонска.

Обычно бледное лицо долговязого Шурупа раскраснелось и напоминало сейчас переспелый помидор, забытый на поле под палящими лучами солнца.

Бычок выглядел менее пьяным, хотя пил наравне с приятелями. Впрочем, даже трезвым он мог учинить скандал, затеять драку и наделать шуму гораздо больше, чем пьяные Рыхлый и Шуруп вместе взятые.

— Рыхлый чем больше пьет, тем становится толще и неповоротливее. Нам надо было сдвинуть два стола сразу, — гаркнул Бычок, заглядывая в вырез кофточки официантки, которая, присев на корточки, принялась торопливо собирать с пола разбросанный салат. — Ты нас так разоришь, Рыхлый. За салатик-то один хрен платить придется. Или ты доешь его?

Бычок захохотал над своей шуткой, Шуруп тоже зашелся в смехе.

— Да пошли вы! — беззлобно буркнул Рыхлый и лихо выпил бокал, наполовину наполненный зеленым абсентом. Шумно захрустел маринованным ананасом. Эту закуску он предпочитал всем остальным.

Компания собиралась в кабачке с дурной репутацией почти каждый день. Проведя необходимые «стрелки», собрав дань с подведомственных точек и уладив все непонятки, братки здесь ужинали и расслаблялись. Сегодня героем был Бычок: его отпустили из-под следствия, и сейчас он откровенно хорохорился и рисовался перед своими корешами, раз за разом пересказывая историю своего недавнего ареста. Долговязый Шуруп, не так давно примкнувший к группировке и еще ни разу не попадавший в жесткие руки милиции, и Рыхлый с обвисшими, как у английского бульдога, щеками слушали приятеля внимательно, ловя каждое произносимое им слово. В их глазах Бычок набрал дополнительные баллы.

— А они это… всегда буцкают? — спросил Шуруп.

— А ты как думал?! — захохотал Бычок. — Надо характер иметь!

Девушка собрала салат и молча удалилась, лавируя между занятыми клиентами столиками. Посетителей в кабаке «У Михаила» всегда хватало с избытком. В основном это была братва низшего звена из новой «спортивной» волны и наркоманы, прекрасно знавшие о том, что в районе полуночи «У Михаила» обязательно нарисуется известный в этом городе барыга по кличке Мясо и у него можно будет приобрести дозу за вполне приемлемую цену. Ну и, конечно же, среди этой толпы, как бабочки, пестрили достаточно дешевые и привыкшие к риску проститутки. Местная клиентура вполне могла кинуть любую, поставить «на хор» или устроить «субботник». Поэтому они заметно отличались от своих коллег, работавших, скажем, в том же престижном «Континентале». Однако этот факт не мешал им гордо именовать себя по новой моде индивидуалками, что по сути своей означало работу в одиночку и независимость от других таких же охотниц до мужских кошельков, присутствующих в полумрачном тесном зале «У Михаила». Девушки даже старались делать вид, что незнакомы друг с другом. У регулярно бывавшего здесь Бычка и знавшего лично каждую из путан не только в лицо, но и по профессиональным качествам, подобная конспирация вызывала только пренебрежительную усмешку.

— Ну а чего они от тебя хотели-то? — Рыхлый снова налил себе абсента, а товарищам плеснул недорогой водки. — Трясли насчет этого козла Демина, поди? Колись, Бычок! Ведь было дело?

Герой дня никак не отреагировал на вопрос приятеля. Покручивая в пальцах тонкую трехзубую вилку, Бычок смотрел вслед удаляющейся официантки. Эта девушка была явно из новеньких. Бычок не видел ее прежде.

— Ты че, уснул, брателла?

Бычок встрепенулся. Отложил вилку в сторону и потянулся пальцами к наполненной рюмке.

— Давайте телок снимем — и в баню, — не к месту ляпнул он. — И эту шкурку возьмем.

— Не выйдет, — покачал своей коротко стриженной бесформенной головой Шуруп, неловко пытаясь поддеть с тарелки остатки грибного рагу. — Она не подпишется. Не по этому делу.

Бычок засмеялся:

— Да кто ее спросит? Посадим в машину — и все дела! Бычок, чуть качнувшись, поднялся из-за стола.

— Ладно. Я пойду отолью, а вы закажите еще водяры. Посмеиваясь, Бычок двинулся к выходу. Сейчас он уже выбросил из головы и Гуссейнова, и Вампира, и всю эту неприятную историю. Так устроена жизнь: то ты кого-то прессуешь, то тебя, потом опять ты. Сегодняшний вечер сулил благоприятный расклад.

Бычок вышел на улицу. Подвал находился ниже уровня городской канализации, поэтому туалет был во дворе. Бычок никогда в него не заходил, справляя нужду прямо на улице, под деревом. А кого бояться?

Завернув за угол, Бычок пристроился на привычном месте и, покопавшись, расстегнул наконец ширинку. Раздалось характерное журчание. Сзади послышались шаги, но Бычок не обратил на них внимания.

Шаги прекратились за спиной, и это ему не понравилось.

— Эй, какого хера? — не оборачиваясь, спросил он.

— Ты болтливый, как баба, Бычок.

Жесткий уверенный голос с кавказским акцентом заставил братка обернуться. Он даже забыл застегнуть ширинку. В проулке за кабаком было темно, и Бычок не мог разглядеть лица человека, затеявшего с ним беседу. Но интонации ему не понравились.

— Ты кто такой, мудила?

В моменты опасности Бычок всегда старался проявлять еще больше гонора и нахрапистости. Он считал, что такое поведение способно напугать противника. Дескать, вот он какой крутой! Сам черт ему не брат! И клал он на всех! Бычок много раз участвовал в разборках, и почти всегда его метод оказывался эффективным.

Но не сегодня.

— О чем ты болтан с майором? — невозмутимо спросил стоящий в темноте мужчина.

— С каким майором? — оторопело спросил Бычок и наконец застегнул ширинку.

— Сам знаешь с каким. С кровопийцей. С Вампиром проклятым!

Мысли стремительно заметались в голове рэкетира. Это люди Гуссейнова! И пришли они не просто поговорить с ним. Дело плохо. Даже очень плохо!

Алкоголь мигом выветрился, оставив после себя только неприятную головную боль. Но нужно взять себя в руки. И попытаться выжить. Бычок прикинул, что противник один. Если хорошо вмазать ему в торец, то можно уложить на землю и надолго вывести из строя. Когда-то Бычок занимался боксом и достиг неплохих результатов. К тому же в кармане лежал острый нож с выкидным клинком.

— Послушай, братан. Я с майором хороводы не разводил. — Бычок прикинул ориентировочно, где находится лицо неприятеля, и незаметно перенес центр тяжести на левую ногу. — За кого ты меня держишь? За сексота? За стукача? Мент мне не кум и не сват. Что я, закона не знаю? Какие предъявы, брат?

Темная тень не ответила. Похоже, разговорная часть была окончена.

Бычок рванулся вперед. Кулак двигался по заданной траектории, но невидимый противник оказался быстрее и проворнее. Рука незнакомца со свистом рассекла воздух. Что-то блеснуло перед лицом Бычка, но он не успел понять — что. Горло обожгло адским пламенем, и это было последнее в жизни ощущение.

Из перерезанного горла кровь брызнула во все стороны, но Бараев успел отскочить, держа на отлете испачканный клинок. Бычок упал в лужу собственной мочи, и Ильяс вытер нож о его одежду. Спрятав оружие в рукав, оглянулся. Свидетелей расправы не было. Он развернулся и неторопливо зашагал к машине. В тени шевельнулась еще одна фигура. Рохланов страховал его с пистолетом в руке. Но страховка не понадобилась.

Внизу пили водку Рыхлый и Шуруп. Сегодня им повезло.

Серая «Волга» подъехала к «Сапфиру» ровно в одиннадцать. Бурик сидел за рулем, Нижегородцев — рядом с ним. На мощенной рифленой плиткой площадке, прямо под прозрачным синеватым навесом, их ожидала Маша. Она прекрасно выглядела. Вампир улыбнулся, по привычке огляделся по сторонам и, выйдя из машины, приглашающе распахнул заднюю дверцу.

— Здравствуйте, Мария Евгеньевна, прошу вас!

— Вы очень любезны.

Они обменялись многозначительными взглядами и сели на заднее сиденье, касаясь коленями друг друга. Машина промчалась по Магистральному проспекту и вырвалась за город. Светило южное солнце, в зеленой окраске придорожных лесополос появлялись желтые и красные разводы. Настроение у Маши и Вампира было прекрасным. Они держались за руки, тихо переговаривались и смеялись.

В отличие от них, Бурик мрачно насвистывал, глядя на отблескивающую солнцем дорогу. Не потому, что переживал стресс от недавнего огневого контакта. Хотя боестолкновения часто надолго выбивают участников из обычной жизненной колеи, он был лишен фантазии и не склонен к рефлексиям. Хотя ребра еще побаливали после динамического удара, про перестрелку он уже забыл. Практический склад ума был озадачен конкретными задачами.

— Товарищ майор, так что с машиной делать? — неожиданно спросил он.

— С какой машиной? — удивился Нижегородцев. Тонкий запах Машиных духов кружил ему голову и будоражил все его существо.

— С той, что на Мануфактурном покарбовали. На ремонт полторы тысячи выделили, это только стекла поменять. А там дверь, капот, радиатор. Еще штук шесть надо, и то по дружбе.

— А что Ганутин говорит? — Вампир нежно разглядывал длинные тонкие пальчики с миндалевидными ноготками, покрытыми перламутрово-бордовым лаком.

— Что они всегда говорят: мол, сами виноваты, скидывайтесь втроем и ремонтируйте.

— Ну, чего делать, придется скидываться, — отвлеченно сказал Нижегородцев, осторожно поглаживая Машины коленки.

— Да откуда деньги?! — возмутился Бурик. — Боевые давно потрачены, а из зарплаты столько не выкроишь. Вы бы поговорили с генералом, он вам не откажет.

— Ладно, поговорю.

Нижегородцев отвечал рассеянно. Маша поглощала все его внимание. Такого у майора никогда не было. Может, он влюбился? Но для того чтобы полюбить человека, нужно хорошо узнать его, понять его характер, узнать душу, мысли. А у Маши он узнал только тело… И все же из каждого правила бывают исключения!

Внезапно майор подумал, что происходящее с ним вполне охватывается механизмами «медовой ловушки» — подставой женщины, которая влюбляет в себя объект и получает возможность успешно манипулировать им. От этой мысли его бросило в жар. Нет, не может быть! Не Маша по своей инициативе пришла к нему, не она пригласила на ужин, не она. Хотя она явно форсировала события!

Вампир отпустил мягкую ладонь девушки и убрал ладонь с ее коленки. Он отвернулся к окну и отодвинулся, усилием воли подавляя ненужные эмоции. В атмосфере салона что-то неуловимо изменилось. Только Бурик продолжал насвистывать какую-то знакомую, но сильно перевираемую мелодию.

Комплекс областной психбольницы располагался в семнадцати километрах от Тиходонска. С годами название Кузяевской клиники стало нарицательным, и в обыденную речь тиходонцев прочно вошли двусмысленные обороты типа: «Ему уже давно место в Кузяевке», «По тебе Кузяевка плачет», «Ты что, из Кузяевки вернулся?»

А в разгар борьбы с диссидентами эта шутка имела крайне зловещий оттенок. Потому что все они считались психически больными и без лишней шумихи и судебной волокиты попадали на первый этаж режимного блока, где подвергались лечению без ограничения срока, до «полного выздоровления».

«Волга» заехала на территорию больницы. Когда-то специально закрепленный оперативник КГБ курировал это заведение, в последние годы подобную практику отменили. Нижегородцев слышал много историй, связанных с Кузяевской клиникой, но сам оказался здесь впервые. Настроение почему-то испортилось, в душе шевелились неприятные ощущения. Майор снял очки, энергично растер переносицу и вновь защитил глаза.

— Похоже на тюрьму, — сказала Маша. — Я не знала, что Макс сидел за решеткой.

Слева за глухим, обнесенным колючей проволокой забором виднелись верхние этажи режимного блока. Сейчас здесь остались только проходящие экспертизу подследственные: убийцы, поджигатели, насильники, растлители малолетних.

— Нет, это секция для преступников, — рассеянно ответил Нижегородцев, настраиваясь на предстоящую работу.

«Волга» проехала мимо наркологического отделения к длинному трехэтажному зданию, часть которого занимала кафедра Тиходонского мединститута, а часть — отделение острых психозов. В пристройке, расположенной под прямым углом, располагалась администрация. Машина притормозила у входа.

— Пошли, — Нижегородцев первым покинул салон и даже не подал Маше руки. Бурик остался в машине.

По старой обшарпанной лестнице они поднялись на второй этаж. В отсек администрации дверь была открыта. Вытертая до тканой основы дорожка из красного ковролина, горшки с пожухшими цветами в проволочных подставках, мятые шторы на окнах, стенд с фотографиями лучших врачей — все эти детали говорили о том, что больница по-прежнему находится на госбюджете.

Приемная выглядела по-другому: здесь был сделан евроремонт, стояла хорошая мебель и компьютер. За ним сидела молоденькая девушка в белом халате с ярким макияжем на симпатичной мордашке. Казалось, что все это перенесено в дотируемую психбольницу из преуспевающего банка.

— Майор Нижегородцев, Управление ФСБ. Леонид Порфирьевич у себя? — казенным голосом произнес майор официальную формулу.

Ему даже не пришлось предъявлять удостоверение. Внешний вид и манеры говорили сами за себя. Доложив по селектору о визитерах, девушка вежливо кивнула:

— Пожалуйста, проходите.

— Подождите здесь, Мария Евгеньевна, — кивнул девушке майор и толкнул тяжелую полированную дверь.

Главврач оказался пожилым человеком с наметившимся брюшком и седыми редкими волосами на голове. Белый халат был тщательно отутюжен.

Поскольку оперативные сотрудники ФСБ всегда тщательно готовятся к встречам, майор предварительно изучил досье главврача. Нечаев Леонид Порфирьевич, шестьдесят два года, давно разведен, по оперативной информации, не подтвержденной документально, склонен к гомосексуализму. В свое время охотно содействовал КГБ, впрочем, тогда все с готовностью помогали органам, даже многие из тех, кто сейчас рядится в тогу ярых правозащитников.

— Чем могу быть полезен? — Главврач поднялся и стал по стойке «смирно». Видно, к нему давно не заходили сотрудники контрразведки, и этот визит его насторожил.

По живым голубым глазам майор понял, что когда-то в молодости Нечаев был энергичным и полным сил, но возраст и специфика работы сделали свое дело: сейчас он создавал впечатление утомленного жизнью человека, по инерции дорабатывающего последние годы и опасающегося пенсионного одиночества и ненужности.

Нижегородцев без приглашения прошел к столу и опустился в низкое кресло с широкой спинкой. Нечаев какое-то время продолжал стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу, но затем тоже опустился на свое место. Вампир снял темные очки и как можно проникновеннее заглянул в голубые, начавшие выцветать глаза.

— Как обычно. Сведения об одном из пациентов.

— О ком? — Нечаев облизал тонкие пересохшие губы.

— Лапин Сергей Иванович. Находился у вас на обследовании в сентябре девяносто первого. Понимаю, времени уже прошло с тех пор немало, много воды утекло, но вы должны его помнить. К тому же сведения сохранились в архиве…

Нервы у Нечаева были железными. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Действительно помню. В конце девяностых ко мне приходил наш бывший куратор — Ходаков, он расспрашивал о Лапине. Хотя Василий Иванович и пытался уверить меня, что интерес его сугубо частный, но я, извините, ему не поверил. Вы знаете Василия Ивановича Ходакова?

— Не очень близко, — сказал Вампир чистую правду. — Пару раз в год видимся на торжественных собраниях, когда приходят ветераны.

Нечаев оценил его искренность и удовлетворенно кивнул головой.

— И потом появлялся один человек, он представился аспирантом из Москвы, он тоже интересовался Лапиным, но в замаскированной форме. Но подробностей я не помню. Что касается архива, то он сгорел еще осенью девяносто первого. Тогда был большой пожар.

Леонид Порфирьевич отвернулся к окну и принялся рассматривать крупных черных ворон, перелетающих с одного дерева на другое. Ему было неприятно вспоминать те события. Это он дал ключ, а поджигал регистратуру и архив лично Ходаков. Соучастие в преступлении, вот как это называется. Правда, тогда это называлось по-другому: специальная операция. Успели вовремя — через три дня явилась комиссия по расследованию злоупотреблений КГБ, но фактов использования психиатрии в карательных целях обнаружить не удалось. Нашли только пепел. Это было выгодно и главврачу.

— Так что история болезни не сохранилась.

Нечаев замолчал и беспомощно развел руками, как бы говоря: увы, но поделать теперь ничего нельзя.

— А врачи? — не отставал Нижегородцев. — Остались врачи, которые работали в тот период и могут помнить Лапина?

Направленность разговора Нечаеву не нравилась. Когда в прошлом остались неприятные тайны, то лучше, если это прошлое никто не ворошит. Но и врать нельзя, потому что проверить личные дела сотрудников очень легко.

— С ним работала доктор Белова, сейчас она заведует отделением психической реабилитации. Ходаков беседовал с ней в свой последний визит.

— Я бы хотел с ней переговорить, — сказал Нижегородцев, и главврач снял трубку внутренней связи.

— Зоя Васильевна, зайдите, пожалуйста, ко мне. Через несколько минут на пороге кабинета возникла привлекательная блондинка. Броский, но с чувством меры макияж, тонкие полукружья бровей, миндалевидные, чуть раскосые глаза, подтянутая фигура, тонкая талия, широкие бедра. Опытный взгляд майора определил, что ей за сорок, хотя выглядела она на удивление молодо. Короткий халат открывал стройные ноги, свежая кожа лица, прямой взгляд.

— Это майор Нижегородцев из Федеральной службы безопасности, — представил Вампира главврач. — Его интересует Сергей Лапин. Помните такого?

В серых глазах вспыхнули яркие искры личной заинтересованности.

— Еще бы! Ни одним пациентом не интересовалось столько народа! Особенно по прошествии ряда лет!

Она сказала правду. Но не всю.

Любой человек многосторонен, и не всегда отдельные стороны его жизни известны окружающим. Зоя Васильевна Белова в обычной жизни являлась заведующей отделением психической реабилитации, кандидатом медицинских наук и членом диссертационного совета. Но она выступала и в иной ипостаси, о которой не подозревали ни сослуживцы, ни главный врач — вообще никто, кроме нескольких человек. В свое время Белова была агентом областного УКГБ, имела оперативный псевдоним Лиса и состояла на связи у оперуполномоченного Ходакова, носившего псевдоним Кедр. Как нередко бывает, тайные доверительные отношения курирующего офицера с агентом переросли в интимные. Потом и те и другие прекратились, но когда Ходаков приехал узнавать о Лапине, многолетняя привычка вновь бросила их в объятия друг друга. Возобновившаяся связь продолжалась до сих пор. Одинокой Лисе требовалась поддержка в жизни, и Кедр интересовал ее не только как сексуальный партнер, но и умный, понимающий и надежный человек. Недаром говорят: «Старая любовь не ржавеет!»

— Так что я прекрасно его помню.

Белова держала руки в боковых карманах халата и слегка покачивалась на каблуках, свысока рассматривая Вампира. Не сверху вниз, а именно свысока. Нижегородцев почувствовал неловкость и встал. Женщина чуть заметно улыбнулась.

— У него была амнезия, наблюдались элементы модифицированного сознания. Судя по интересу к его персоне, у него действительно было модифицированное сознание! Хотя с научной точки зрения это невероятно.

Майор кивнул, хотя мало что понял. Но ему и не надо было вникать в тонкости психиатрических диагнозов.

— Сейчас этот человек в Тиходонске. Он приехал внезапно, без видимой причины и бесцельно ходит по старым адресам. Меня интересует: может ли он приехать сюда, к вам? И вообще, чего можно от него ожидать?

Белова пожала плечами.

— Если он вернулся на прежний уровень психики, то обязательно придет к нам в клинику. А поведение… обычное поведение вменяемого человека. Оно будет определяться его потребностями, принципами, убеждениями.

Нижегородцев достал из кармана две визитные карточки, на которых были написаны только фамилия, имя-отчество и номер служебного телефона. На обороте он написал номер мобильника.

— Я попрошу, если он появится, сразу же позвонить мне. А ему сказать, что его искала невеста, ее зовут Маша.

— Это она сидит в приемной? — спросила Белова. Вампир кивнул.

Тонкие лучики солнца, с трудом пробившиеся сквозь серую пелену облаков, слабо обогревали мокрую землю. Тиходонцы уже понимали, что настоящего тепла не будет до следующего года. Октябрь принес холодную, пасмурную погоду с обилием дождей и резкого степного ветра. Промелькнуло уже и недолгое в этом году бабье лето, унеся вместе с собой последнюю возможность погреться перед зимой. Нет, дело уже близилось к холодам. Неспешно, шаг за шагом, но зима все-таки приближалась. Она угадывалась в пронизывающих порывах ветра, в клубящихся на горизонте черных тучах, в серой ряби на поверхности Дона.

Ходаков выключил стеклоочиститель, слегка повернул голову, и отраженные зеркальцем заднего вида солнечные зайчики пробежались по его худому волевому лицу много испытавшего в жизни человека, погладили хищно загнутый тонкий нос и заставили прищуриться пронзительные голубые глаза. Василий Иванович любил теплую ясную погоду, да и вообще любил ясность во всех делах.

Красный глаз светофора сменился на желтый, потом вспыхнул зеленый. Сзади начали сигналить нетерпеливые участники дорожного движения. Ходаков энергично тряхнул головой, прогоняя меланхолию, выжал сцепление и включил первую передачу. Видавший виды серебристый «Фольксваген» мягко тронулся с места.

У супермаркета он притормозил, покинул салон машины и скрылся за стеклянными матовыми дверями. Вернулся минут через сорок с двумя увесистыми пакетами. Гостей в Тиходонске принято принимать щедро и хлебосольно.

Еще через полчаса Ходаков подкатил к своему дому. Солнце пригрело сильнее, мокрые тротуары начали высыхать. Бравурный марш, прославившийся вместе с фильмом «Бригада», прозвучал, как только он выключил двигатель. Ходаков потянулся за телефоном, привычно взглянул на высветившийся на дисплее номер и улыбнулся. Зоя!

— Привет, Лисичка! — бросил он в трубку. Но голос Беловой был серьезен.

— Я звоню по делу. Нас никто не слушает?

Это говорила не влюбленная женщина, а конспиративная агентесса.

— Возле меня — нет, а на линии — кто знает? Но у нас нет тем, которые могут заинтересовать бывших коллег. Что случилось?

— Помнишь, несколько лет назад ты интересовался моим больным? Его фамилия Лапин.

Конечно, Василий Иванович помнил Лапина-Карданова. Когда Куракин и еще несколько человек полезли в микроавтобус делить деньги из титанового «дипломата», имено Ходаков остался охранять его в «Волге». А через минуту микрашка взлетела на воздух! Такое не забывается!

— Помню. И что?

— Его опять спрашивали сегодня. Твой бывший коллега, майор Нижегородцев. Сказал, что Лапин вернулся в Тиходонск. А значит, он должен появиться у нас!

— Молодец, Лисичка. Держи меня в курсе дела. Я буду дома, должны приехать старые знакомые из Москвы.

Разъединившись, Ходаков подумал несколько секунд и, позвонив Тимохину, сообщил ему эту новость. Через пять минут ее узнал и Шашков.