Глава девятнадцатая
Отрыв от погони
Пока я сращивал раны Емельяна, Неждан снял с убитых по патронташу, в которых оказалось по два «чужих» груана. Ну и мимо нескольких полезных каждому воину мелочей не прошел, собрав с полмешка трофеев. Кому они будут принадлежать в дальнейшем, его не волновало, это решать командиру. Мы двинулись догонять караван. Возле нашей с Ксаной пещерки следовало сделать привал и достать припрятанные там вещи и груаны банды Витима.
А еще там было много рыцарского снаряжения и вооружения, которого тут не имел никто. О пружинной каленой проволоке я никому и не заикался: создание метателя в виде доски дело еще нескорого будущего. Да и арбалет можно будет достойный соорудить, имея металл, который я выдурил у наивного искусственного интеллекта, заведующего обеспечением тех, кто отправляется на Дно. Сколько бы тут и чего ни было, но свое добро я намеревался забрать и тащить, если понадобится, на собственном горбу.
Место вчерашнего побоища мы прошли, зажимая носы. Такое количество начинающей гнить плоти не могли проглотить и тысячи собравшихся здесь шавок. Падальщики валялись вокруг, не в силах двигаться от переедания и порой даже не рыча, когда мы отшвыривали их пинками с дороги. Здесь я впервые увидел ярко-розовых мохнатых гусениц с руку человека. Эти поедатели плоти копошились чуть ли не везде, куда доставал взгляд.
– Мохасики, – пояснил с какой-то лаской Неждан Крепак. – Редко появляются из земли и только вот в таких случаях. Безобидные существа… если их не трогать.
– Плюются ядом? – попытался угадать я.
– Хуже! – рассмеялся ветеран. – Так бьют молнией, что человек валяется часа два в отключке. Шавки к ним, даже умирая с голоду, ближе, чем на полметра, не подходят. И тервели стараются мохасиков не затоптать нечаянно, а то им тоже достается…
– Неужели в обморок падают?
– Да нет, просто минут пять стоят на месте и ошарашенно оглядываются. Словно забыли, куда шли и что делали.
– Так в этот момент и надо их… – я копьем наколол воображаемого противника.
Знаток местных реалий с досадой цокнул языком:
– Такие чудеса редко случаются. Там, где мохасики, и тервели, и байбьюки стараются не появляться.
Я смотрел на диковинных гусениц и старался понять смысл их существования. Они здесь вместо муравьев? Или вместо крыс? Кто-то их создал специально? Иначе зачем у них такая жесткая защита ударами током? Существо «мохасик розовый, трупы поедающий, током бьющийся» настолько ценное, что его стоит изучить. Это же небольшой генератор! И его можно приспособить для здешнего быта.
Мы догнали караван и остановились на привал. В другую каверну можно было пройти либо через пещерку, либо двигаясь по дороге в обход. Повозки через пещеру не пройдут, их надо будет разбирать и таскать груз на руках. И я решил разбить караван на две группы: повозки отправить по дороге, а самому вместе с Ксаной заняться припрятанным добром. И Емельяна с собой взять.
Только на привале рыцарь рассмотрел мою подругу, которая раньше скрывала лицо под шлемом, и выпучил глаза от восторга:
– Ай, да Молчун!.. Ай, да рыцарь-соратник!..
Я никак на это не отреагировал и обратился к двойняшкам:
– Снажа Мятная и Всяна Липовая, подойдите ко мне!
А затем во всеуслышание повторил примерно то же, что сказал Неждану возле Пяти Проходов, и, вложив по одному, пока еще ничейному груану в трофейные патронташи, прикрепил их у растерявшихся девушек на талии. Затем два «чужих» груана подарил вместе с патронташем Фране, пообещав, что следующий ничейный трофей будет для нее. То есть я как бы окончательно закреплял равенство в нашем отряде и материально подтверждал, что рабов среди нас нет. Все мы – равные обладатели самой ценной здесь валюты.
Не скажу, что при этой сцене все выглядели радостными. Двойняшки боялись поднять глаза. Франя испуганно косилась то на одного, то на другого мужчину. Ксана сверлила меня взглядом, ноздри ее трепетали, и я так и не понял, то ли от гордости за меня, то от искреннего желания подраться. Ольшин кривился, словно съел лимон. Бывшие исполнители тяжело и грустно вздыхали. Лузга Тихий выглядел обиженным (ему-то пока ничего не досталось, а он вроде мужчина!). Ратибор Палка был возмущен. Я догадывался, что он мне еще припомнит такую самодеятельность. А его старый друг Неждан откровенно радовался.
Невозмутимым, словно старый индеец, сидящий на раскаленных углях, выглядел только Сурт Пнявый. Ну, от него я пока никаких эмоций и не ожидал. А вот что с ним будет, если он своим трудом заслужит свой первый груан?
Поживем – увидим…
Привал окончился, одиннадцать человек впряглись в повозки и направились дальше по дороге. Глядя им вслед, я лишний раз убедился, что огромные колеса легко преодолевают любую ямку или бугорок.
– Иди прямо вверх, там увидишь пещерку, – сказал я Емельяну. – А мы с Ксаной смотаемся к нашему тайнику за трофеями и нашим барахлишком оттуоттудада.
И отправился с подругой к хорошо заметному мне крученому корню-дереву. Пока шли – молчали. А когда я, прихватив веревку, стал карабкаться к своду, моя спутница все-таки высказалась:
– Надо было эти груаны мне отдать! Или себе оставить! Или ты этим девкам больше доверяешь? А вдруг они сбегут?
Я замер, уставившись на нее с укором:
– Как тебе не стыдно?! Как ты можешь сомневаться в своих новых подругах?
– Какие они мне подруги?! – проворчала красавица. – Я им точно глаза выцарапаю, если они посмеют еще раз на тебя так смотреть! Только и делают, что на тебя косятся, каждый твой шаг замечают и между собой как крыски шушукаются! У-у-у! – она со злобой сжала кулачки. – Ну вот скажи, разве мало им вокруг мужиков? Чего это они пытаются помешать нашим отношениям?
Я помолчал и вкрадчивым голосом поинтересовался:
– А разве между нами есть какие-то отношения? Ну, кроме дружеских, конечно.
Ксана усмехнулась:
– Только не надо притворяться недоумком, тебе это не идет. Да и не поверю я. Или ты ждешь, что я сама буду проявлять инициативу? А ты будешь себя вести как зажравшийся рабовладелец и шага навстречу не сделаешь? Ха! Не много ли ты себе позволяешь?
Вот так вот! Я еще ничего не сделал, а меня уже и обругали на голом месте. Ни за что! Или как раз за то, что ничего не сделал?.. А желаю ли я таких отношений?
Продолжив подъем, я стал размышлять.
Хочу ли я, скажем так, секса с Ксаной? Ну и чего скрывать? Конечно – хочу! Как любой здоровый молодой самец, у которого гормоны хлещут через край даже в самых тяжких ситуациях. Ведь не надо врать самому себе: что бы мы ни творили, от чего бы ни спасались, у меня всегда проскакивают некие потусторонние мысли. То ножка женская мне видится голая сквозь брюки, то попа непроизвольно завораживает, заставляя тормозить даже во время бега, то голосок томный звучит, словно музыка летнего, несущего прохладу и покой ручья. То вообще хочется прижаться к пышным волосам и просто замереть на какое-то время, словно ощутив себя в ином мире…
Понятно, что стоит мне только ощутить Ксану в своих объятиях, как мой мозг будет отгорожен от тела непроницаемой стеной. Или не будет? Все-таки я не зверь какой-то, прекрасно себя знаю и в любом случае постараюсь доставить удовольствие не только себе. Тем более что моя бурная юность успела получить высшее образование в сфере сексуальных удовольствий. То есть в этом плане я за себя могу поручиться: в скота не превращусь.
А что мне не дает расслабиться до конца и принять Ксану с тем же удовольствием и даже вожделением, как я, например, воспринимал Мансану?
Первое: девушка мне сразу не понравилась своим снобизмом, спесивостью и высокомерным презрением ко всем окружающим. Хотя чуть позже оказалось, что все это относилось к старшине управы Борею. Но факт такой имелся, а начальное ощущение западает в душу чуть ли не навсегда.
Второе: Ксана хотела меня убить. И не раз. И даже была к этому очень близка. Правда, если копнуть в себе глубже, то эти попытки я ей уже давно простил. И наше боевое товарищество – в самом деле не пустой звук. Я смело могу доверять Ксане свою спину и ради нее в бою пожертвую собой не раздумывая. Но тут был один маленький штришок: если мы станем интимной парой, как это отразится на боевой дружбе? Не пожелает ли моя любовница помыкать мною не только в постели, но и в повседневной жизни? А еще хуже, если нечто подобное случится в бою. Я ведь отныне несу ответственность не только за самого себя. И другие люди вверили свою жизнь в мои руки. Уместна ли в такой ситуации моя физическая близость с подчиненной? Тот еще вопрос!..
Третье: не совсем приятное. Ксана была любовницей, если не сказать, жалкой любовницей поставного Сергия. Хотя как человек, поставной мне довольно симпатичен, и я его уважал за исключительно деловые качества и честный характер, а не за его громадный рост в два с половиной метра. Так что это и не совсем отрицательный момент получается. Наоборот, жалко малышку становится, после того как представлю, что этот детина Сергий вытворял с такой хрупкой и беззащитной секретаршей.
Ну и четвертое, да, наверное, и самое главное. Моя боевая нынче подруга когда-то была любовницей Лучезарного. Мало того, что обманывала Сергия, мало того, что выдавала некоторые тайны, так еще и спала с тем человеком, которого я ненавидел за подлость, низость и оголтелый цинизм. Всей душой ненавидел, так сильно, что умудрился голыми руками убить существо, которое могло уничтожить даже четырехметрового валуха. Все в шоке, сам я в шоке, гаузы от такого убийства тоже в шоке, и что? Да ничего, только и всего, что я на Дне! А где-то меня бедный Леня разыскивает. Если сам в тюрьме не голодает… Да и Шаайлу жалко, она в быту все-таки наивная и непроходимая дура… Примерно…
Радости мне эти размышления не доставили.
Нагрузив на себя наши богатства, мы двинулись к пещерке. И у меня появилась такая мысль: если на мои вопросы Ксана ответит полностью и откровенно, то я, может, и прощу ее мерзкую близость со Светозарным. Но если же начнет юлить и недоговаривать, то я не стану скрывать главную причину, по которой наше сближение в интимном плане невозможно.
И, не откладывая дело в долгий ящик, я приступил к выяснениям:
– Расскажи, как и где ты познакомилась с тем художником из другого сектора? И почему у вас завязались такие близкие отношения?
Что-то подсказывало мне, что, пока мы работали и молчали, моя подруга проделала примерно тот же самый мыслительный процесс. Ну, может, он и проходил с чисто женской непоследовательностью, но к главному выводу она пришла такому же: нашим отношениям мешает убитый мною Светозарный. И если это не осветить, то ничего у нас не получится.
Ксана тяжело вздохнула и начала рассказывать:
– Я вначале на него вообще внимания не обратила. Он при первой встрече даже на меня рассердился за полное его игнорирование. Но я и на это плюнула да забыла. Но затем он стал попадаться у меня на пути постоянно и баловать разными подарками. То цветы вручит, которые я обожаю, то безделушку какую-нибудь… И при этом долго держит меня за руку и складно так описывает суть подарка, его скрытый смысл или какие сны снятся каждому из подаренных цветков. Это было жутко интересно, и я сама не заметила, как стала с ним простаивать в скверике возле моего дома часами. А потом как-то совершенно естественно и легко оказалась у него в постели. Вот мы вроде еще только разговариваем, держимся за руки, и вдруг раз… и уже в постели, разгоряченные после близости. Вот так мы и встречались… И как-то стеснялась не ответить на любой его вопрос, который он задавал таким любящим и сердечным тоном…
Она замолкла уже в пещере, уставившись, словно загипнотизированная, на разожженный Емельяном костерок. А я сбросил свой груз и, не обращая внимания на Емельяна, продолжил спрашивать:
– А ты скучала по нему, когда была на работе?
– Даже и не помню… Он меня всегда встречал возле моего дома, когда был свободен от работы. Порой я ему позировала, а он продолжал рассказывать интересные сказки и романтические истории…
– О чем истории? – Я уже примерно догадался, почему все случилось.
– Мм… Не помню…
– А хоть одну сказку расскажи.
– Ну-у-у… – затянула она, припоминая. Но так как ничего в памяти не всплывало, она озадаченно нахмурилась.
А я продолжал:
– А когда он… умер, что ты почувствовала?
Она с минуту молчала, копаясь в своей памяти, а потом призналась:
– Поняла, что меня уже точно отправят на Дно. Только это было как бы фоном к иной, потрясшей меня чуть ли не до смерти мысли: мне было абсолютно все равно при виде его окровавленной смятой головы. Я была ошарашена иным вопросом: «Неужели я была влюблена в этого… человека?!»
У меня уже не было сомнений. Став Светозарным, человек получал много разных способностей. В том числе (возможно, это проявлялось у каждого по-разному) и способность гипнотизировать при вербальном контакте. Касаешься руки и говоришь любую чушь, но при этом внушаешь человеку нужную тебе мысль. К примеру: «Ты меня любишь и готова выполнять все мои желания!» И достаточно. Эпическая гайка свалилась камнем подчинения на мозги несчастной красавицы! Светозарный и тут, на Дне, наверное, был моральным уродом, и преобразование его не сильно исправило. Вот он и пользовался как своими «талантами», так и своим положением.
После своих признаний Ксана «зависла», опять уставившись на язычки огня. И мне следовало срочно выводить ее из этого состояния. Что я и сделал рассерженным командирским ревом:
– Ну и чего встали?! Смирно! Мысленно маршировать на месте! И ушами не шевелить! Я сказал, не шевелить! И глазами чего на меня косишь?! Разве поступало приказание коситься на командира? Вот я тебя сейчас заставлю маршировать на ушах!
Наконец подруга поняла, что я шучу, расслабилась и даже попыталась улыбнуться:
– Я чуть не оглохла…
– Чуть не считается, тем более что нам и в самом деле надо приготовиться… – Я отошел и выглянул в каверну Великого Сражения. – Пока никого не видно, но подготовиться не помещает. Начинаем рубить стволы и восстанавливаем непроходимую загородку. Живо хватай топор и приступай. Ближние к входу не трогай, а вон те, все пять возле валуна, руби и волоки сюда…
Мы уже было приступили к работе, как меня остановило восклицание Честного:
– Постойте! У меня тут одна неплохая идейка появилась. Смотрите, сколько костер ни горит, а при открытом проходе между кавернами дым сильно тянет в сторону, откуда мы пришли.
– И что? – спросил я.
– Ну да, вы такого трюка не знаете. Помните про корень-дерево, которое выделяет при горении ядовитый дым? Его еще мухоморным называют?
Я кивнул, начиная понимать, к чему он клонит:
– Насчет сквозняка ты прав. Мы еще когда тут жили, постоянный поток воздуха в одну сторону отметили.
– Вот! Ну а раз ты умеешь различать сорта древесины, то давай чуть ниже разожжем несколько костров. Дым, конечно, будет сильно рассеиваться в пространстве, да и к своду больше подымается, но в любом случае на живые существа он оказывает огромное влияние даже в малой концентрации. Нападает сонливость, кашель, болит живот, нарушается координация движений. А при сильном отравлении человек часто спотыкается и падает, еле ворочает оружием, а то и проваливается в обморок. Хотя смертей я не помню от такого дыма, но угорали многие. Порой по нескольку суток потом валялись, словно тряпичные куклы.
Он еще продолжал говорить, а я уже рубил первое правильно выбранное дерево. Таких тут тянулось к своду много. И вскоре у нас на склоне, со стороны каверны Большой Битвы (я каждый раз менял слова в названии, но суть от этого не менялась, и меня все прекрасно понимали), уже горели сразу четыре гигантских костра, очередные дрова в которые я подкидывал издалека. Костры мы развели в выемках, прикрытых солидными валунами, так что заметить их снизу можно было, только подойдя чуть ли не вплотную.
А я стал экспериментировать с простейшими средствами личной безопасности, применяемыми во время химической войны. Начавшееся отравление организма я легко аннулировал с помощью живущего во мне симбионта, Первого Щита. А для исследований в ход пошли сложенные во много слоев и намоченные водой тряпки, а затем сделанный из плотной кожи респиратор. Наконец я изготовил маску на все лицо из дорогущей, яркого цвета кожи скользкого зайца. И получилось удачно! «Дышащая» кожа, которая умудрялась не промокать, будучи на ногах, теперь, прикрывая нос и рот, каким-то неведомым образом не пропускала ядовитые, или, иначе говоря, галлюциногенные вещества в клубящемся дыму. Не все, конечно, и не настолько качественно, как лучшие войсковые противогазы, но невероятное открытие, которое любой ветеран Дна оценил бы по достоинству, было совершено. При определенной обработке и магической проверке созданных противогазов можно будет, наверное, расхаживать у самых костров.
Дым, тем не менее, хоть и сильно рассеиваясь и частично уходя вверх, просачиваясь потом в щели вокруг корней-деревьев, все равно этаким облаком накапливался на склоне. Костры мы разожгли метрах в двадцати ниже пещерки. А так как склон тянулся метров сто восемьдесят-двести, то со стороны дороги костры обычный человек не увидел бы в сумрачном тумане, как бы ни старался. А мне дым не мешал видеть окрестности, да и контролировать разрастающееся ядовитое облако, которое уже дотянулось до дороги. Оно, кстати, ни Ксане, ни Емельяну видно не было.
– Такое отравление плохо тем, что запах не чувствуешь, – сказал Емельян. – Только когда странную вялость в себе заметишь или на других внимание обратишь, тогда и понимаешь, что кто-то мухоморное дерево жжет.
Теперь оставалось проверить нашу задумку на практике. И я даже пожалел, что наших преследователей не видно. С каким-то вожделением в очередной раз присмотрелся к пределам здешней видимости и среди дальних стволов заметил движение двуногих монстров, поборников рабовладения.
Увидел, вначале сдуру обрадовался, а потом со скорбью мысленно завопил:
«Эпическая гайка! Ну что у меня за желания идиотские?! Поосторожней с такими надо, вон как исполняются! Ведь наверняка и в этой своре ветераны отыщутся, знающие про эту пещерку. И много будет радости, если они все сюда ринутся?»
Но так как времени еще было предостаточно, решил облегчить нам эвакуацию отсюда. Начал накидывать на себя свое добро и распоряжаться:
– Все-таки банда идет по нашему следу, поэтому сносим все тяжести вниз, да еще метров на двести отнесем их дальше по дороге. Емельян, останешься там и будешь поджидать караван. Мы с Ксаной вернемся и, может, даже немножко повоюем. Бегом!
Конечно же, Честный сразу от нас отстал. Потом, несмотря на спуск, приотстала и Ксана. Ну а я, словно снегоукатчик на склоне, сбежал вниз, а потом еще отмеченные двести метров пробежал по дороге в направлении Лазейки. Да там все свое добро и свалил на приметном валуне. Съестного в вещах ничего не было, так что даже появись здесь шавки, вряд ли они позарятся на железо.
Ни мгновения не задерживаясь, бегом устремился обратно, встретив сначала Ксану, а потом Емельяна. И почти с самой верхней части склона рассмотрел вдали наш караван. Все целы, потерь нет. Теперь только не допустить удара с этой стороны.
Проскочив пещерку и выглянув в каверну Громадного Побоища, я уже чуть ли не вплотную рассмотрел приближавшуюся банду. Грамотно шли, чувствовался опыт и умелая организация. В авангарде двое, налегке, бегут и проверяют на обочинах все подозрительные места, где могут притаиться метатели дротиков. За ними, не далее чем в сорока метрах, еще трое, готовые прийти авангарду на помощь в случае чего. Затем уже основная часть отряда. Ну и в арьергарде, метрах в тридцати, еще одна пара охотников в рыцарском облачении.
Всего я насчитал сорок семь человек. Много… Только и радовало, что у меня здесь ну просто изумительная для обороны позиция. Имея груаны и острое зрение, можно дать хороший отпор даже такой вот многочисленной банде.
Но как они станут действовать? Было бы здорово, если бы они так и шли дальше в том же направлении. Ведь на дороге кое-где видны следы, и преследователям понятно, что караван никуда не свернул и уходит в конец каверны. А там был поворот не только туда, где Лазейка и Емельян с моими вещами – Ольшин говорил, что есть еще два прохода, уводящие в другие лабиринты. К тому же после Лазейки начинались Синие Поля, а туда никто, будучи в здравом уме, не совался. Хотя Витим с подельниками где-то там удачно охотился на скользких зайцев. Но кто станет утверждать, что Витим – это личность со здравым умом? Правда, тогда что же получается? И мы попадаем в ту же категорию, что и тройка убиенных мною бандитов?
Шайка остановилась напротив пещерки, и парочка бывалых проходимцев стала тыкать в ориентиры и указывать вверх по склону в мою сторону. Я же хоть и волновался, но ехидно посмеивался, своим зрением замечая, что туча мухоморного дыма уже и на дорогу солидно просела, так что наши враги уже вовсю вдыхали вредные галлюциногены.
«Вдох глубокий, ноги шире! – зазвучала у меня в голове песенка Высоцкого, чуточку подправленная нынешними обстоятельствами. – Не стесняйтесь, три-четыре!» – я вздрогнул от прикосновения к плечу:
– Что ты там видишь? – счастье, что это была Ксана, а не какой-нибудь тервель.
– Мог бы уже и не ответить, – проворчал я, переводя дух, – если бы умер от разрыва сердца. Зачем так подкрадываться? А если бы я с испугу ударил кулаком, а то и мечом?
Она удивилась:
– С испугу? Здорово! Теперь всем буду хвастаться, что Миха меня боится. Пусть и передо мной трепещут.
Я не удержался от смешка. Все-таки приятная у меня подруга. Прикольная. И умная, что особенно радует.
Жаль, что враги нас не радовали, не дали нам спокойно пообщаться, а то и хоть разок поцеловаться. Сразу десяток, назначенный Зухом Чаперой, этаким развернутым веером стал быстро карабкаться по склону. А я пожалел, что не смогу с такого расстояния бросить груан в гущу бандитов. А желательно бы и самому атаману шкурку подпортить. Издохнет он – глядишь, и у нас бы проблем не стало. А для этого все средства хороши.
Но немного спуститься по склону и оттуда метнуть здешние волшебные «гранаты» я не рискнул. Давно осознав, что расчетливо входить в густой дым пока не готов. Не хватало мне самому где-то там свалиться. А то, что дымок и в самом деле едкий и забористый, я убедился быстро, наблюдая за карабкающимся вверх десятком.
Начали они живо, но с каждым метром на них словно лишние рыцарские латы набрасывали, а в крови алкоголь накапливался. Уже на третьем десятке метров они стали спотыкаться, на шестом буксовать, а на сотом почти остановились. Благо, что десятник оказался опытным командиром, сообразил что к чему и рыкнул команду:
– Назад! Всем на дорогу! Мухоморное дерево горит! А ты, – ткнул он в самого здоровенного подельника, – за мной!
И предпринял вместе с ним отчаянную попытку на пределе физических сил все-таки добраться до пещерки. Наверное, понял, что костры мы могли разложить, да и уйти дальше, и в этом следовало убедиться. Оба на ходу выхватили фляги и стали пить. Как потом я убедился, у них был там крепкий ром, который здесь называли гнатар. Употребление алкоголя резко снижало воздействие мухоморного дыма на организм.
А вот об этом мне Емельян не рассказал! То ли забыл, то ли, скорей всего, и сам не знал. Но все равно действие десятника сказалось на его «благе» самым отрицательным образом. Видя, в каком состоянии оба бандита добираются до меня, я даже заготовленный «чужой» груан не стал использовать. Просто из темени пещерки метнул тяжелое копье десятнику в грудь, а потом и второе, поданное мне подругой, – в спину с криком развернувшегося бандита. Тот тоже упал и прокатился метров двадцать, продолжая орать не хуже, чем умирающий байбьюк. Пришлось ринуться за ним, добить ударом меча и быстренько возвращаться в чистую атмосферу, моля свой Первый Щит, чтобы он как можно быстрей очистил надышавшиеся гадостью легкие. Я так спешил, что даже копье не стал выдергивать. Благо, что оно было трофейное, из оружия упокоенной нами банды Витима.
Из десятника копье старательно вынул и обыскал бандита. Спустившиеся вниз воины, пошатываясь, поспешили за отрядом, который бегом снялся с места и двинулся вперед, по следу каравана. Почти все бандиты снимали фляги с поясов и хлобыстали гнатар. Отбежали они недалеко, метров на триста, и остановились. Минут пять совещались, размахивая руками, а потом побежали дальше. Наверное, определили окончательно наш маршрут: Синие Поля. И вознамерились догнать, во что бы это ни вылилось.
Но ведь их уже только сорок пять! Еще два – в минусе!
Метнувшись к противоположному выходу из пещерки, я сделал сразу несколько дел. Увидел, что караван уже загрузился моим добром и готов трогать дальше. Потому дал им три длинных сигнала свистом, которые обозначали «вперед!». И скомандовал Ксане:
– Догоняй наших! Только особо не спеши, не хватало еще ножки поломать…
Ну а сам подбросил в костры дрова. Мало ли что? Вдруг бандиты через час или два сюда вернутся? Ведь тут можно намного путь сократить.
Я еще раз тщательно проверил одежду и ремни убитого десятника. И мое усердие было вознаграждено интересной находкой. В голенище сапога находился пришитый потайной карманчик, а в нем увесистый кожаный мешочек. Маленький запас золотых украшений и нескольких довольно крупных драгоценных, мастерски ошлифованных камней. Но не они меня удивили, а серебряный медальон на серебряной же цепочке. На одной его стороне был запечатлен образ стоящей женщины с откинутыми назад руками-крыльями, а на другой красовались Три Щита! Символ отлично знакомого мне мира поморян!
Я не сомневался, что держу в руках украшение со значками переходов между мирами! Потому что и значок женщины с крыльями мне встречался в лабиринтах Священного Кургана. Я, наверное, минут на пять выпал из реальности, крутя медальон и так и эдак и ломая себе голову, как он может действовать и действует ли вообще.
Что это? Весточка из иного мира для меня? Такого быть не может!
Хотя… если припомнить всесилие Священного Кургана и Лобного Камня в нем, чего только не нафантазируешь. Но все равно подобным образом весточки или напоминания не передают. И оставалось только пожалеть, что труп мне уже ничего не расскажет. Умел бы – оживил обязательно, так мне захотелось узнать, откуда у этого типа такая вещичка. И плевать мне было бы на моральную сторону такого поступка.
Но сидеть в раздумьях было некогда, и, решив поинтересоваться о находке у ветеранов, я бросился догонять наш караван.