Глава восьмая
в которой снова палят почем зря
Взвизгнули скрипки, свет, заливающий зал, стал как будто потише, хотя, может, просто у меня кровь к голове прилила?
— Держи — я снял портупею и папаху, сунув ее Петро. — Побереги.
— Хорошо, батька — ответил мне здоровяк.
Рука Елены легла в мою руку, вторая моя рука легла на прохладный шелк платья чуть ниже ее лопаток.
— Ну, солдат — она бесстыдно и призывно посмотрела мне в глаза. — Это наш первый танец.
Люди вокруг исчезли, в этом огромном зале нас осталось только трое — она, я и музыка. Её звуки отбивали ритм на пару с моим сердцем и сердцем моей партнерши — танго не танцуют, в нем живут и умирают. Каждое танго — это целая жизнь, с первым плачем, первым стоном и последним хрипом, только так можно в нем существовать, только так можно понять эту тоску двух человек, один из которых завтра отправится умирать на поле боя, а вторая будет изнывать от неизвестности и извечной женской тоски. Каждое движение танго — это законченный этюд великой мистерии под названием Жизнь, даже если партнеры впервые свели свои руки вместе и двигаются в два шага.
Елена была превосходной партнершей, она предугадывала мои движения и не забывала делать вызывающие болеро, которые так любят кинематографисты. Шелк платья обвивал ее стройные и длинные ноги, она послушно выгибалась, и я постоянно чувствовал ее руку у себя на спине.
Когда стих последний аккорд, я с удивлением обнаружил, что мы находимся в центре зала, одни. То ли все остальные уже оттанцевали, то ли еще чего — но в середине этого человеческого столпотворения были только мы, так и не расцепившие рук.
— Париж четырнадцатого года, похоже, не так ли? — раздался голос Зимина. — Очень романтично.
На этом тишина закончилась, оркестр заиграл что-то быстрое, вроде чарльстона.
— Не так и плохо — отметила Шелестова. — Не думала, что ты умеешь танцевать аргентинское танго. Ладно бы американское — но аргентинское? Ты меня отпустишь или так и будем стоять?
— Да вот, умеем кое-чего — я снял руку с ее спины. — Нахватался по жизни разного.
— Поди, интересная жизнь была? — без улыбки сказал она.
— Почему была? — я тоже был серьезен. — Есть. Мне и сейчас не скучно.
— Да что ты? — у нас сегодня явно был вечер ответов вопросами. — А мне кажется то, что ты сейчас имеешь, очень трудно назвать жизнью. Так, что-то вроде стойла для коня, в котором полно овса и сена, знай только ешь, да свои функции иногда исполняй. Вон, смотри, и жокеи твои поспешают.
— Леночка — раздался слева голос Валяева. — Вас невозможно оставить даже на мгновение. Только зазевался — и анархисты уже вас танцуют.
— Добрый вечер — справа послышался голос Вики. — Вот не ожидала тебя здесь увидеть.
— Овес и сено — улыбнулась Шелестова и протянула мне руку. — Это было здорово, солдат.
— Это было по настоящему, мисс — я осторожно пожал ее руку, и она удалилась с Валяевым, который повернувшись ко мне, скорчил страшную рожу, что-то вроде "Не влезай, убьет".
— Ну везде пролезет — пробубнила Вика. — Я даже…
— Вик, я знаю все, что ты хочешь сказать — повернулся я к своей спутнице. — Не надо, вот правда, не надо.
— Ну не надо — так не надо — покладисто согласилась она. — Как скажешь.
— Батька, вот ты дал — Петро показал мне большой палец, когда я подошел к нашей маленькой анархической колонии. Ребята уже оккупировали стол, разогнав от него всю публику, и явно уже махнули по паре рюмок водки. — Показал недорезанным, чьи в лесу шишки!
— Да, это было красиво — подтвердил Азов, который уже скинул бушлат, оставшись в тельняшке, туго облепившей его грузное, но явно все еще очень сильное тело. — Прямо как в фильме синематографической.
Хлопцы зашумели, кто-то сунул мне в руку приличных размеров фужер с прозрачной жидкостью.
— Батька, скажи, да так, чтобы душа развернулась во всю ширь — попросил Щусь (ну вот не знаю я, как этого парня зовут).
— А что тут говорить? — я обвел глазами своих товарищей. — За них, проклЯтых, за баб. С ними жить трудно, почти невозможно, но без них жизни вовсе нет, потому как она без них нам ни к чему.
Фужеры звякнули, водка огненным клубком упала внутрь, опалив носоглотку, и настал этот секундный катарсис, называющийся "после первой".
— Ф-фух — Азов цапанул с блюда кусок ветчины, прозрачный, ароматный, тот, что называют "со слезой", и закинул его вслед за "беленькой". — Вот это ты верно подметил. О, всем молчать, Старик говорить будет.
Зал затих моментально, будто кто-то махнул волшебной палочкой и наложил на всех заклятие "Онемей".
— Добрый вечер, мои дорогие. — Старик стоял на краю небольшого возвышения, которое, надо полагать, обозначало сцену. Он был одет в черный костюм, сидевший на нем невероятно изящно, под пиджаком, скорее даже под сюртуком, сияла белоснежная сорочка, ее ворот сдерживала массивная брошь в виде паука, блестевшая россыпью мелких камней, судя по всему, как бы даже и не бриллиантов. — Я счастлив снова видеть вас всех, это радует мое сердце, как радует его и то, что вам всем сейчас хорошо. А что вам хорошо — это несомненно — вы смеетесь, разговариваете, пьете вино. И как же сейчас пела моя душа, когда я видел ту чудную пару, слившуюся в танце. Кто там вспомнил Париж четырнадцатого года, ты, Максимилиан?
— Точно так, магистр — почтительно отозвался Зимин.
— Нет, это не Париж — Старик печально улыбнулся. — Там все было по другому, там была истерия, тебе ли это не знать. Мне это напомнило другую пару. Ах, как они танцевали, эти рыжие волосы, эти перья на шляпке… Впрочем, стоит ли вам слушать все эти старческие россказни? Друзья мои! Вы сегодня вспоминаете прекрасное время, грозное, страшное — но прекрасное. Но вы сами живете в чудесное время. Китайцы считают проклятием жизнь во время перемен. Нет — говорю вам я. Нет, это не проклятие, это великая удача. Одна эпоха умирает и приходит другая — новая, свежая, непосредственная, искренняя. И для тех, кто смел и упорен, всегда найдется в ней место, то, которого он заслуживает. Главное — не побояться и сделать первый шаг. Те, кого вы сегодня изображаете, сделали этот шаг. Да, для многих это был первый шаг на их личный эшафот — но как они жили! Как они верили, в то, что делают, как они хотели все изменить — это было великолепно. И все они в конце концов получили то, что заслужили, в полном соответствии с одной забавной книгой — по делам своим. Так что я пью за вас, за тех из вас, кто не побоится сделать этот самый шаг!
В руках у Старика, оказывается, был бокал, который я даже и не приметил сначала. Там плескалась темно-медовая жидкость, которую он немедленно выпил. Следом за ним выпили все, кто был в зале, мне тоже кто-то в руку сунул фужер и вторая, как и водится, проскочила в меня "соколом".
— Итак — веселитесь, ешьте, пейте и смейтесь! Сегодня большой праздник, этот день я всегда отмечаю как особый для меня, ибо без него не было бы и меня, ведь жизнь полна только тогда, когда в ней есть достойное дело, достойный друг и достойный враг. У меня есть все это, и я желаю вам того же!
— Виват! — рявкнул Валяев.
— Виват — поддержал его зал, и как это не странно, даже я, во все горло — общность такого количества людей завораживала.
— Ну и я, пожалуй, станцую — неожиданно сообщил всем Старик. — Я бы пригласил ту красавицу, что танцевала танго, но, боюсь, ее партнер будет против. Я с ним знаком немного, он на редкость многообещающий молодой человек, который своего не отдаст, да еще и чужое прихватит, куда мне с таким тягаться. Елиза, девочка моя, ты здесь? Ты не откажешь старику в туре вальса?
— Магистр — из толпы вышла Елиза Валбетовна, красивая до невозможности, и склонила голову в реверансе. — Вам стоит только пожелать.
— Чего уж мне желать — Старик взял ее за руку. — Только попросить и надеяться, что мне не откажут.
— Маэстро, вальс! — гаркнул невидимый мне Валяев, и немедленно полилась музыка Штрауса.
— Сколько не слушаю его, все время до костей пробирает — доверительно сказал мне Азов. — Ух, силен.
— Батька, а это ведь он про тебя сказал — Петро смотрел на меня с явно возросшим уважением. — Ну, теперь держись!
— В смысле? — взяла меня за локоть Вика. — Что значит держись?
— То и значит — Азов разломил курицу руками, предварительно стряхнув с нее какие-то ягоды и прочие украшения, слизал жир, потекший по одной из них, отодрал от половины тушки ногу и вцепился в нее зубами. — Тебя и раньфе не лубили, а теферь ефе и ненавидеть будут.
— Слишком явно высказана симпатия Хозяина — понимающе кивнул я.
— Чрезмерно — Азов с явным довольствием проглотил нежное мясо. — Еще не любимчик, но кандидат на это место. Задави тебя сейчас, порви тебе глотку — и не придется с тобой договариваться потом.
— Это если мы дадим кому-то добраться до нашего горла — заявила Вика воинственно, подхватила со стола рюмку водки и залихватски ее выпила, сообщив перед этим. — Чтобы сдохли все наши враги!
— Валькирия — одобрительно крякнул один из хлопцев, остальные с явным уважением покивали головами. — Наш человек. Закусывай давай, захмелеешь.
— После первой не закусываю — заявила разрумянившаяся Вика и расстегнула кожанку. — Чай, не баре!
— Ты особо ей пить не давай — шепнул мне Азов. — Я таких знаю, надергается — такое может учудить!
Совет хороший, но, поди ему последуй. Вика — она как ураган — если налетела, то все деревья поломает. Тем более, что дальнейшее течение вечера предполагало культурную программу.
— Товарищи сотрудники — звонко закричала Инка, та самая, что стыдила нас за опоздание. — Наш отдел пролеткульта предлагает вам поучаствовать в разных конкурсах и полезных для рабочего класса забавах! С призами и памятными подарками!
— Даешь! — заорали сразу несколько человек. — Трудящий человек имеет полное право на культурный отдых!
Старика я так больше и не увидел, как ни вглядывался в сцену. Видно он посмотрел на всех, слова хорошие сказал, да и ушел тихонько, по-английски. Зимина и Валбетовну я тоже до конца вечера так и не видел больше, видно они той же тропкой удалились. А меня не позвали, хоть я и многообещающий. Нет, не то чтобы я расстроился, мне такого и нафиг не надо, но все-таки… Было бы круто, на предмет самоуважения.
Но зато я получил свои пять минут славы. Ко мне все время подходили какие-то люди, знакомились со мной, давали визитки, заверяли меня в том, что "Вестник Файролла" вот-вот получит Самую Главную Журналистскую Премию, приглашали заходить к ним, эдак по-простому, при первой возможности. Вот ведь как легко можно прославиться.
И Валяев остался в зале, и теперь чудил по полной. Он принял участие в куче конкурсов, причем всякий раз пытался сжульничать, и даже после того, как его в этом уличали, он не сдавался и доказывал, что все что-то перепутали. Выиграв пару из них и получив в качестве приза бутылку самогона и кожаную комиссарскую фуражку, он немедленно напялил ее на голову, отхлебнул самогона, и отняв у музыканта из оркестра баян, исполнил песню "Позабыт-позаброшен". Ему явно было хорошо.
Вика тоже от него не отставала, особую энергию ей придавала пара стопок водки, которые она в себя успела забросить. Конкурсы проводились не в одном месте, а потому каждый мог подурачиться вволю. Мне пришлось попрыгать в мешках, мы позорно проиграли каким-то шустрым ребятам из отдела рекламаций, после она устремилась туда, где кричали:
— А вот буржуин, рот до ушей. Попади в рот мячиком — помоги пролетарию сбросить рабские оковы.
Там натурально стояли фанерные фигуры буржуев, пузатых и в цилиндрах, держащих в руках фанерные же цепи, оковывающие резинового рабочего со страдальческим выражением лица. Надо было попасть пятью мячиками им в рот, и тогда мученик за рабочее дело мог распрямиться. Освободишь его — получишь пару пива. Прикольного кстати, в каких-то длинных шестигранных бутылках, я такого и не видел никогда.
— "Калинкин" — со знанием дела сказал Азов, стоящий рядом со мной. — Молодец Инка, наверное, специально заказывала.
Вика метала мячи раз пять, ни попала ни разу, но явно была счастлива, ее хохот было слышно, наверное, даже на первом этаже.
— Надергалась твоя красавица — меня нежно взяли за локоток. А вот и Вежлева. Тоже, стало быть, в ближний круг не попала.
— Да пусть ее — я махнул рукой. — Привет, Марин.
Обернувшись к женщине, я демократично чмокнул ее в щеку.
— Водку пил — поставила диагноз Вежлева, облаченная в черное бархатное платье. — Это правильно, хороший мужской напиток. А то, как не пойдешь в ресторан, так все мужики в лучшем случае коньяк пьют, а то и вовсе коктейли заказывают. Разве это серьезно?
— Каждому свое — не стал спорить с ней я. — Это дело такое.
— Слушай, а кто была так красотка, с которой ты так лихо оттанцевал? — поинтересовалась Вежлева.
— Девушка — мне не очень хотелось ее просвещать насчет Шелестовой.
— Я видела, что не мальчик. Это твоя знакомая ведь?
— Вон моя знакомая — я показал на Вику. — Мячики бросает. Хоть бы раз попала, что ли, для разнообразия.
— Киф, это всего лишь удобная для тебя девка, с которой ты спишь — укоризненно сказал мне Вежлева. — Я же тебе уже как-то объясняла разницу между девками и женщинами. Это не плохо и не хорошо, просто так оно устроено на этом свете. Вот та, с которой ты танцевал — это женщина. Настоящая. И что-то между вами есть, может вы и сами этого еще не поняли или не увидели, но со стороны многое заметно. Вот мне и стало интересно — откуда эта прелестная босоножка взялась?
— Почему босоножка? — не понял я.
— Слушай, за те недели, что мы не виделись, ты порядком отупел — отметила Вежлева. — Ты не заметил, что она перед тем, как вы начали танцевать, туфли свои сняла, чтобы выше тебя не быть?
Я и правда не заметил, что она это сделала.
— Очень многоговорящий поступок — продолжила Марина. — Она не хотела, чтобы хоть кто-то посмеялся над тобой, ведь если бы она этого не сделала, то была бы хорошо видна разница в вашем росте, это всегда вызывает улыбки и смех. Отметь — она заботилась не о себе, а о тебе, она-то была безукоризненна.
Вон как. Надо же, совсем я стал слепой, очевидного не вижу. А если бы я ей на ногу наступил?
— Уверена, даже если бы ты наступил ей на ногу, то она даже вида бы не подала, так бы и улыбалась — как будто прочла мои мысли Вежлева. — Поэтому мне и интересно — откуда это такая девушка в наших палестинах взялась. Явно же не из "Радеона", я бы про такую знала.
— Ее Никита с собой привел — неохотно сказал я. — Из моих она, из редакции.
А что тут сделаешь? Все равно докопается, не сегодня, так завтра.
— Вон оно что. Ну, тут Никите не перепадет, не его это контингент, он, как и ты только по девкам силен — Вежлева покачала головой. — А, вообще, интересные у тебя кадры. Ну да ладно, это не страшно. Ты все равно никуда от меня не денешься, а общение с такой женщиной только пойдет тебе на пользу, мне же потом время не тратить.
Такое ощущение, что мое мнение вообще не учитывается.
— Да, и еще — Вежлева щелкнула пальцами. — Ты ей скажи, чтобы особо по неосвещенным местам не лазила, и по темным улицам не ходила одна.
— Ты про Валяева что ли? — немного перепугался я.
— Да ты что — отмахнулась Марина. — Не станет он таким заниматься, самоуважение дороже. Я лицо твоей Вики видела. Вот если бы у нее в нагане настоящие патроны были, так она вас прямо там бы обоих пристрелила, не задумываясь. Я сейчас серьезно.
— Да уж прямо? — не поверил я Марине.
— Не хочешь — не верь — пожала плечами она. — Но так и есть. Ты не видел ее лицо, зато она видела твое. Такое не забывают и не прощают. Она, конечно, дешёвка, но самолюбие есть у кого угодно.
— Марин, давай без этих вот фраз, ладно? — попросил я ее. — Это твое мнение, я понимаю, опять же — даже кошка может смотреть на королеву, но я живу с этой женщиной, считаю её своей и мне неприятно…
— Из пустого в порожнее переливаю — Марина вздохнула. — Ладно, порезвись пока на воле, с этой дурочкой, у меня сейчас времени нет просто. Человека из тебя потом будем делать.
— Марина, а ничего что я тут вообще стою? — потихоньку начал закипать я.
— Ой, ой, заволновался — Марина шутливо щелкнула меня по носу. — Ты у нас теперь не просто перспективный, ты теперь Стариком отмеченный. Отличная для меня партия — и карьерно, и вообще. А что? Обоюдовыгодный союз — ты получаешь мою поддержку, и в "Радеоне", да и вообще, я использую твой статус, благо, если ты не накосячишь, то очень скоро сможешь подняться высоко. Всем хорошо. Условия брака можем отдельно проговорить и даже зафиксировать нотариально.
— Я воздержусь — как мне показалось твердо, сообщил я ей. — Во избежание.
Вежлева засмеялась и отошла от меня в сторону — к нам приближалсь Вика, пьяненькая, но счастливая.
— Я все-таки попала — сообщила мне она, буквально падая мне на грудь. — Попала!
— Это да — подтвердил ее слова я. — Ты попала.
Праздник шел своим чередом, кто-то его потихоньку покидал, сочтя, что контрольное время выдержано, кто-то, напротив, вовсю развлекался, закинув за воротник внушительное количество спиртного, свет подубавили, развлекательная программа кончилась, и начались танцы.
— Слушай, ты, куда Елену дел? — грубовато осведомился у меня крепко поддатый Валяев, которого вынесло на меня из толпы танцующих.
— Я? — мне даже не пришлось изображать удивление. — Я думал она с тобой. Мы как станцевали, так больше и не виделись.
— Ты имей в виду — Валяев приблизил ко мне свое лицо, дыхнув на меня водкой и ментолом. — Это моя добыча, понял? Если Старик тебя выделил, так это вообще ничего не значит. Вас, таких, знаешь, сколько было? Легион. И где они все? Прах и пепел, всегда одно и то же — прах и пепел. Не вставай на моей дороге.
— Никит, ты в своем уме? — мне стало очень неуютно, было видно, что функционер "Радеона" пьян в хламину. — Несешь невесть чего. Вон мое сокровище, под музыку прыгает.
Валяев осоловело повернул голову в сторону кучки танцующих махновцев, в центре которой извивалась не менее пьяненькая Вика, уже без кожанки, но зато с револьвером в руках.
— А, ну да — Валяв потер лицо рукой. — То есть, где Ленка ты не в курсе?
— Абсолютно — заверил его я. — Зуб даю!
— Смотри у меня — помахал у меня под носом пальцем Валяев, и пошатываясь, ушел в сторону.
Ай-яй, как бы Маринка не ошиблась, он же в сосиску, у него явно с тормозами сейчас проблема. Прижмет Шелестову в углу и все, не дернешься. А мне этого ну очень не хочется, и по жизни, и… Ну вот не хочется, и все тут.
Мой телефон был наверху, в кабинете Азова, а вот Вика свой, помнится, прихватила с собой, она с ним не расстается.
Я подошел к нашему столу и с удовлетворением обнаружил куртку Вики, лежащую на нем. Есть, есть в аккуратизме определенные плюсы. Вот, например, моя сожительница — даже будучи в хлам, вещь не бросит где попало, а положит ее на свое место. Правда, какое место является "своим" она определяет сама, сообразуясь с какой-то только ей известной логикой, но если ее хоть немного изучить, то общие принципы проследить можно.
Телефон тоже оказался на месте — в кармане, и номер Ленки в памяти тоже был — а как без него? Любовь, нелюбовь — а телефон быть должен, ибо сотрудница.
— Виктория Евгеньевна — немного удивленно спросила Лена. — Чем обязана?
Стереоэффекта не возникло, стало быть, не в зале Шелестова.
— Это не Виктория — сказал ей я. — Это Харитон.
— Шеф — в голосе Елены появилось какие-то иные нотки. — Вот уж кого не ожидала услышать, да еще и с этого номера.
— Да наверху мой телефон — пояснил я ей. — Ты где сейчас?
— В такси — Елена немного встревожилась. — А что случилось?
— Да ничего не случилось — успокоился я. — Вот и хорошо, что в такси, вот и славно.
— Аааа — протянула Лена. — Никак кавалер мой беспокоится? Оно и понятно — и билет мне тогда в редколлегию принес, и машинку за мной прислал. Кто девушку ужинает, тот ее и…
— Не то слово беспокоится — мрачно подтвердил ее слова я. — Меня уже за грудки хватал — отдай да отдай мне мое.
— А ты не отдавай — помолчав, сказала мне Елена. — Не надо.
— Не отдам — неожиданно легко пообещал ей я.
— Вот и хорошо — и в трубке наступила тишина — абонент закончил разговор.
Ладно, все не так уж плохо — Шелестова смылась, с инстинктами там все нормально, Вика, конечно, совсем пошла в разнос, вон как крутится, как бы ей не поплохело, но это не страшно — вряд ли кто-то из махновцев задумает плохое, не те это парни и не то это место. Вежлева, конечно, меня смутила, но это ладно, переживу.
— Киф — ко мне подошел Азов, он тоже был под хмельком, но такие как он, могут бочку выпить и на ногах твердо стоять. Старой закалки человек, таких уже нет, и скоро совсем не будет. — Давай, уводи свою супружницу, развезло ее очень, еще чутка и может вразнос пойти, опять накосорезит, как тогда на даче. Таким как она вообще пить не стоит, у них думалка отключается. Парни за ней присматривают, но мало ли, а у нас тут ухарей хватает. Тем более, что она пришла с тобой, и это видели все, а значит она теперь не только доступное тело, но и рычаг воздействия на тебя. Ты это вообще теперь держи в уме. Всё твое окружение теперь может стать чьей-то зоной интересов.
— Мы одного-то крота поймать никак не можем, а тут еще это — печально сказал я. — Вот вы меня порадовали.
— Это ты не можешь — заметил Азов. — За всех не говори.
— Вот оно как — заинтересовался я. — Стало быть…
— Забирай красавицу — твердо приказал Азов. — Я тебе плохое советовал когда?
— Понял — козырнул я, и, выждав момент, когда закончился очередной трек, ухватил Вику за локоть и подволок к столу.
— Нуууу! — надула губы она. — Хочу еще! Нууууу!
— Домой пора — проворковал я. — Баиньки Викочке пора, завтра она будет пить хотеть, головушка у нее будет бо-бо.
— Не хочу спать — возмутилась Вика. — И домой не хочу, я там все время, ик, одна сижу. Твоя долбаная игра, все она. А я тоже хочу, чтобы весело было и…
— Вик, ты разок уже повеселилась таким образом — жестко сказал ей я. — Давай так — я сейчас ухожу. Либо ты уходишь со мной, либо я ухожу без тебя. Выбирай.
— Ты тиран — печально вздохнула Вика. — Деспот. Навуходо…ходу…ходор… Ну, ты понял.
— Понял — подтвердил я. — Пошли.
— Мальчишки! — заорала она неожиданно. — Уууууу! Вы все классные!
— Вика — ответили махновцы. — Пока! Заходи, если в наших краях будешь!
Вика что-то еще бессвязно кричала, махала руками и рвалась танцевать все то время, что я тащил ее к лифту.
В лифте она решила сменить вектор развлечений, в ее бедовой головушке что-то щелкнуло и переключилось, видимо, сработали какие-то стереотипы, и она попыталась прижать меня к стенке несущейся вверх кабины, запустив ладонь под ремень штанов.
Опыта большого в подобных вещах у нее явно не было, поскольку пролезть ладонь пролезла, а вот дальше ей орудовать было несподручно. Вика расстроилась такому повороту событий, и даже захлюпала носом, оседая на пол лифта.
— Ничего, потом практикум устроим — заверил ее я, поставил на ноги, дождался открытия дверей, и, подперев плечом, поволок по коридору к кабинету Азова.
Вика не угомонилась, долго резвилась в кабинете, размахивая предметами туалета и предлагая мне разнообразные утехи, я даже позавидовал Илье Палычу, которому завтра будет гарантировано отменное зрелище, поскольку в том, что здесь все пишется, я даже не сомневался. Через какое-то время она все-таки утомилась, села на стул, и вроде как, даже задремала.
— Эк ее разморило — отметил с уважением Алексей, когда я погрузил что-то бормочащую Вику на заднее сидение. — Сразу видно — отдохнула на совесть.
— Пьяница мать — горе в семье — пробурчал я, вспоминая взгляды и улыбочки девочек на ресепшен, которыми они проводили нашу парочку. С учетом того, что я довольно небрежно застегивал викины пуговицы и крючочки, у меня не было уверенности в том, что все сидело на ней так, как должно. В конце концов, я годами оттачивал умение все это снимать, а не одевать.
Алексей промолчал, и машина двинулась к выезду из гаража. Вика засопела посильнее и прижалась ко мне.
В городе снова закружился снег, становясь все сильнее и сильнее. Время подходило к полуночи, машин уже почти и не было, люди набегались по магазинам и сейчас занимались каждый своим делом — женщины обсуждали по телефонам, как подросли цены к Новому году, мужички уже употребили водочку, купленную к праздничному столу, мотивируя это тем, что:
— Ну, надо же проверить — не паленая ли?
Девушки тщательно и трудолюбиво паковали подарки в хрусткую цветную бумагу, которая была аккуратно сложена в их шкафах, она осталась от подарков, которые в течении года дарили им, а молодые люди… Нет, они такой ерундой головы не забивают, они занимались тем же, чем и всегда — каждый своим. Например, играли в "Файролл".
Мои мысли перешли в плоскость игры. Вот кто его знает, что там сейчас происходит? А если Лорды Смерти добрались до моей деревни? А если Мак-Пратты туда нагрянули? Хотя последнее не так опасно, уж очень там много у меня народу скопилось, и какого — и северяне, с которыми надо было бы продлить договор, и инквизиторы, и Лоссарнах с остатками гэльтов. Отобьются.
А вообще многовато у меня скопилось квестов. Кроме клановых дел и возведения на престол Лоссарнаха, еще есть Барон с его притязаниями на жилплощадь некроманта, лук, лежащий где-то в подвалах этой самой нехорошей квартирки, и необходимый Хассану ибн Кемалю, который, в свою очередь должен привести меня к третьей части ключа. Да и квест выданный орденом, на предмет выяснения того, кто же рыцарей в расход выводит, сбрасывать со счетов не стоит, не те это люди, чтобы о моем слове забыть, раньше или позже напомнят.
Вот сколько всего у меня накопилось, все такое нужное, все такое важное, и только одно неясно — когда и как я все это разгребать буду. И что-то надо по Касимову решать — там капсулы нет, а обязательства перед кланом у меня есть.
— Что-то не так — сказал негромко Алексей.
Машина остановилась, и я увидел, что вот так, за раздумьями мы до дома доехали.
— Что не так? — уточнил я и посмотрел в лобовое стекло.
Все как всегда — ночь, улица, фонарь, подъезд. Ну, лампа над входной дверью как всегда перегорела, так это дело обычное. А может, и не перегорела, может, разбили ее.
— Подъездная лампа не горит — уточнил Алексей.
Я высказал свои предположения, но Алексей покачал головой:
— Если что-то не так, значит надо пойти и проверить. Сидите здесь, из машины не выходить. Олег, если что, ты знаешь что делать.
Водитель молча кивнул, завел машину и сделал разворот в сторону дороги, встав боком к подъезду.
— Я хочу — внезапно проснулась Вика и прошептала мне на ухо свое пожелание.
— Потерпи — сказал я ей. — Вот все у тебя не ко времени.
— Ну что, я виновата, что ли? — Вика захлопала сонными глазами.
Алексей походил вдоль машин у подъезда и, наконец, нырнул в него.
— Вот умеет ужас нагнать — я тоже занервничал. — Елки-палки!
Молчаливый Олег достал пистолет и дослал патрон в ствол. Вика увидела оружие и оживилась.
— А у меня тоже такая штучка есть — она покопалась в сумочке и достала из нее наган.
— Ты чего, его сперла? — ужаснулся я.
— На память взяла — обиделась на моё предположение Вика. — Мне разрешили.
— Офигеть — я отобрал у нее револьвер и убрал в карман своего пальто. — Не гунди, это игрушка не для женщин и детей.
— Тихо! — неожиданно сказал Олег. — По-моему стреляли.
Дверь подъезда распахнулась, и из нее вышел Алексей. Он немного шатался, в одной руке у него был пистолет, другой он зажимал шею.
— Твою мать! — пальцы Олега, сжимающие руль, побелели.
Алексей отошел от подъезда шагов на пять, до машины оставалось всего ничего, уже было видно, что сквозь его пальцы из шеи течет кровь.
— Надо же помочь! — взвизгнула Вика, я, было, рванул дверь машины, она оказалась заблокирована и в это время на фигуре моего телохранителя скрестились лучи света — это были фары внезапно заурчавших моторами машин.
Он взмахнул пистолетом, приказывая нам уезжать, больше он ничего сделать не успел, поскольку сразу несколько пуль рванули его куртку на груди и на боку. Он упал на колени, не выпуская пистолета из рук.
— Ааааа! — прижала руки ко рту Вика, когда машина рванула прочь от моего дома, который окончательно перестал быть крепостью.
В заднее стекло, сквозь хоровод снежинок, я успел увидеть, что Алексей завалился на бок и что к нему подбегают какие-то черные тени.
— Дяденька, быстрее — жалобно попросила Олега окончательно протрезвевшая от страха Вика, но он и так давил педаль в пол.
Я дернул руку с часами вверх, и на свою голову снова обернулся, моментально пожалев об этом. Лучше было этого не делать, я не увидел бы тогда ярких фар машин, следующих за нами.
