Глава седьмая
в которой стреляют в потолок
— Да ты проснешься? — меня теребят, мне зажимают нос, потом трут уши, потом вроде даже как бьют кулачком в бок. — Времени уже час дня, нам ехать скоро.
— Куда скоро? — сонно пробормотал я. — Какой скоро, там начало в семь.
— А собраться? А доехать? — Вика слезла с кровати, и, топоча пятками, побегала по комнате. — Опять же там надо еще загримироваться! Мы же начало пропустим!
— А мы его и так и так пропустим — я разлепил глаза. Голова маленько потрескивала и был жуткий сушняк. Блин, я вчера играл или калдырил? Ощущения абсолютно идентичные. — Мы появимся после начала.
— То есть? — Вика остановилась и, сдвинув бровки, посмотрела на меня. — А как же все самое интересное. Ну, чтобы какой-нибудь дядька с дрыном крикнул "Харитон Никифоров и его жена" и в пол ударил, потом кто-нибудь заорал "Баааал!" и музыка сразу?
— Ага, вальс — в глотке саднило нечеловечески. Надо водицы испить, причем срочно. — Тематика — пост-революция. Какие распорядители с дрынами и в ливреях, какие крики? "Моя Марусечка" и пьяные братишки в бескозырках — вот и все, что там будет в начале. Ничего ты не потеряешь, смею тебя заверить.
— Вот все у тебя через одно место — Вика села на краешек кровати. — Даже начало бала пропущу.
— Велика потеря — я, охнув, спустил ноги с кровати. Как тело-то ломит, а? Хотя оно и понятно — целый день солдатиком пролежать. — Ну, бал и бал.
— Можно подумать я на них раньше бывала — Вика хлюпнула носом.
— А выпускной? — справедливо заметил я. — В школе-то поди…
— Я в Касимове училась — напомнила мне Вика. — До сих пор поражаюсь, как все умудрились на сцену выйти и аттестаты получить.
— Да ладно тебе наговаривать на свою малую родину — пристыдил ее я. — Нормальный город.
— Нормальный — согласилась Вика. — Но пьющий.
— А это народная традиция — назидательно сообщил ей я. — И потом — кто не пьет? И где не пьют? Нет, ты мне ответь? Это ты меня лет пять назад не знала, особенно после первого развода.
Вика не стала со мной спорить, поскольку возражать ей мне было особо нечего.
— И все-таки жаль — продолжила гнуть свою линию она.
— Ни капельки — надо было заканчивать эту дискуссию. — Важно не то, когда ты придешь на бал, а как ты на него придешь. Вот мы придем очень эффектно и запомнимся, потому как мы кто? Правильно, индивидуальности. А все остальные придут толпой и ей останутся. Ну, кроме руководства, конечно.
Вика с этой стороны вопрос не рассматривала и призадумалась, я же решил использовать благоприятный момент и смылся в направлении коммунальных удобств.
Немного ожив после водных процедур и горячего сладкого чая, я цапнул наладонник — однако, надо проконтролировать гримершу, знаю я ее. В голове у нее всего много — ветра, дури, странных желаний, но вот памяти там нету. Не живет она там, по неизвестным мне причинам, а если Наташки не будет, то все может закончиться, не начавшись.
— Наташка, привет — облегченно выдохнул я, когда на том конце провода сонный голос протянул "Аллёёё". — Спишь, никак?
— Сплю — подтвердила девушка. — И, заметим, одна.
— И так бывает — посочувствовал ей я. — Зато выспалась.
— Дурак — фыркнула работница Мельпомены. — Чего надо?
— Вообще-то тебе сегодня меня и моих бандитов гримировать — напомнил ей я. — Вечерней порой.
— Да помню я — Наташка зевнула. — Мне вчера твой знакомый про это говорил, и еще одну мою подругу под это подписал, чтобы быстрее вышло. А чего, хороший приработок, опять же к празднику денежка очень кстати.
Азов, что ли позаботился? Ну а чего, правильный ход.
— Вот и славно — успокоился я. — По машинке он с тобой договорился? На предмет доставки тебя на место?
— Да, нас от театра заберут — Наташка совсем уже проснулась. — Да не волнуйся ты. Слушай, а там потом с вами можно будет на мероприятие пойти? Надо думать там будет пафосно, коли такие деньги платят. Еда, наверное, всякая такая будет — икра там, устрицы, омары. Ты омаров вообще ел когда-нибудь?
— Не-а — честно сказал Наташке я. А чего врать? Ну, не ел, не водятся они в наших водоемах. — Не ел.
— И мужички наверное будут такие, не из бедных — подошла к основной части своего монолога Наташка. — А вдруг?
— Нет, подруга, туда тебе не попасть — обломал я размечтавшуюся девушку. — Уж извини.
— Посмотрим еще — не слишком поверила мне гримерша. — Где наша не пропадала.
— Везде ваша пропадала — мне сразу вспомнилась история четырехлетней давности, когда я на пару с Пашкой из "Московской газеты" и ее бывшим мужем, моим старым приятелем, вытаскивали эту искательницу приключений с подмосковной дачи, куда ее из ночного клуба приволокли три обдолбанных в хлам дагестанца. Как же мне тогда в глаз засветили, я из дома только в противосолнечных очках недели две выходил, поскольку он цветом и видом очень пугал впечатлительных девушек и маленьких детей. — Не ищи ты на свой отфитнессованый зад приключений.
— Сама разберусь — фыркнула Наталья и положила трубку.
Я повертел телефон в руке и рассудил, что, пожалуй, о ее желаниях надо будет сказать Азову. Если разрешит — то хорошо, а если нет — то, в случае чего с меня хоть спросу никакого не будет. А то доказывай потом, после того как она на столе под музыку раздеваться начнет (а она начнет, я ее знаю, там башня сорвана напрочь), что это не я ее сюда провел.
— Ты с кем там говорил? — на кухню вошла Вика.
— С гримером — отозвался я. — Договаривался, чтобы тебе первой красоту наводили, пока у них глаз не замылился.
— Какая ты иногда прелесть — меня поцеловали в макушку. — Стричься тебе пора, ты уже совсем как Маугли стал, сын джунглей. Сходил бы прямо сейчас, парикмахерская в соседнем доме.
— Да ну — начал увиливать я от этого тягостного занятия. — Это надо Алексея вызванивать. Чего человека дергать?
— Человек на жаловании — непреклонно заявила Вика. — Давай-давай. Вон, уже ушей из-за волос не видно. Как есть хиппи.
— Откуда ты все знаешь? — льстиво заявил я. — Какая же ты эрудированная!
Вика даже не стала со мной вступать в переговоры, она просто взяла у меня из руки телефон и набрала номер телохранителя.
После парикмахерской я был направлен еще и в магазин, поскольку Вика рассудила, что завтра нам точно будет лень туда идти, в общем, день катился быстро, как и все зимние выходные — солнце на небе стоит недолго, вроде только что было утро — а уже и темно. То ли вечер, то ли ночь — поди разбери…
— Как долго вы пробудете на мероприятии? — спросил Алексей, когда мы сели в машину. — Ориентировочно?
— Поди знай — устроился я поудобнее на заднем сидении. — Часа три точно пробудем.
— До конца будем — заявила Вика. — До самого-самого. И это не обсуждается.
По тону, которым это было сказано, я понял — спорить не стоит. Не тот случай. Есть такие моменты, когда женщина добивается своего медленным капаньем на мозг, есть моменты, когда женщина добивается своего извечным способом, а еще есть моменты, когда она ставит точку в разговоре, и она, эта самая точка, не предполагает многоточия. Вот здесь как раз тот самый случай.
— Тогда я жду вашего звонка — сказал Алексей, не поворачиваясь. — Мы в машине на парковке посидим.
— Не замерзнете? — проявила заботу о телохранителе Вика. — Зима на дворе.
— На подземной парковке — уточнил Алексей. — Там не холодно.
Завязнув в типичной предновогодней пробке, мы прибыли к "Радеону" с приличным отставанием от графика. Вика рвала и метала, но окончательно ее доконали два красноармейца с винтовками, на штыки которых были наколоты какие-то бумажки, надо думать пропуска. Они загородили нам вход в здание, и один из них задал вопрос:
— Ваши мандаты, товарищи?
Вика закраснелась, слово "мандат" явно навело ее на какие-то странные ассоциации, я же, не заробев, отвел штык в сторону, сказав:
— Верно бдительность проявляешь, товарищ, потому как не дремлет мировая буржуазия. Но нас ты зазря остановил, мы к товарищу Азову идем, в "чрезвычайку".
— Ты, что ли, Никифоров будешь? — уточнил солдат революции, стукнув прикладом о мрамор холла. — Документ какой покажи да проходи внутрь, предупреждал он о тебе.
Холл был украшен лозунгами и плакатами, явно специально изготовленными для мероприятия, прямо у центрального входа был установлен трехметровый портрет Зимина в буденовке и гимнастерке, с тыкающим в зрителя пальцем, да еще вдобавок сопровожденный надписью "А что ты сделал для "Радеона"?
— Так, что опаздываем? — строго спросила у нас какая-то девушка в красной косынке, из-под которой выбился белокурый локон и гимнастерке с большим комсомольским значком (я такой в музее видел). Черт, идет женщинам подобная одежда, вон как оно в нужных местах натянулось. Ну, может и не всем, конечно, но тем, кому есть чего показать — очень идет. — Не проявляем революционной дисциплины, товарищи. Все уже наверху!
— Как тебя звать, товарищ? — спросил я у девушки добродушно.
— Инна — поправила косынку девушка. — Ионидина.
— А, так это вы главный распорядитель бала — вспомнил я это имя.
— Да, я — уже нормальным голосом сказала Инна. — Ну в чем дело? Все уже начинается, а вы даже не в костюмах. Вы вообще кто, я что-то вас не помню?
— Я Харитон Никифоров, главред "Вестника Файролла", это мой заместитель, Виктория Травникова — отрекомендовался я.
Выражение лица Инны немного изменилось, совсем чуть-чуть, неуловимо.
— Тогда нет вопросов — поспешно сказала она:
Мне Илья Павлович все объяснил. Ну, извините, я наверх, без меня там… Ну, вы поняли.
— Как не понять, товарищ комсомолка — положил я ей руку на плечо. — Комсомол, он что есть? Он первый помощник партии. Мы верим в тебя.
Инна ничего не ответила и убежала по коридору, попутно подгоняя задержавшихся сотрудников, одетых кто во что. Надо отметить, что с женщинами я угадал — все как одна в шелковых платьях, с шляпочками, надвинутыми на одну бровь, с пушными зверями на плечах — разгул НЭПа, да и только.
— Ну, что я тебе говорил — толкнул я Вику в бок. — Вдарим кожанкой по буржуазии.
— Всё пропустим — недовольно ответила мне она. — Вот досада!
— Слушай, да успокойся ты — я начал выходить из себя. — Ничего мы не пропустим.
Девушки на ресепшен были, к моему удивлению, в своей обычной униформе.
— А чего так? — удивился я, смотря на них. — Вроде как маскарад?
— Это у вас — в голосе смутно знакомой мне светловолосой девушки сквозила легкая зависть. — А у нас работа.
— Да нас все равно бы не пригласили — поддержала ее вторая — Не того мы еще социального уровня.
— Ядвига там? — задал я вопрос, который меня не то, чтобы беспокоил, но все-таки…
— Ядвига Владековна отбыли наверх еще полчаса назад — девчонке не стоило класть палец в рот. — Сильно гневались на нас, по той причине, что у них были большие тени под глазами.
— Они завсегда за свои неприятности на вас гневаются? — понятливо поинтересовался я.
— Традиция такая — кивнула девушка.
— Киф, мы с тобой на каждом шагу стоять будем? — дернула меня за рукав Вика, свирепо сопя. — Может, мы с тобой здесь постоим да и домой поедем?
— Я была бы не против — улыбнулась светловолосая. — Правда Дарья бы протестовала.
— Я даже не буду спрашивать у тебя кто такая Дарья, если мы пойдем прямо сейчас — потащила меня к лифту Вика. — Хотя нет, буду спрашивать, но потом.
В кабинете у Азова был кавардак. Хотя нет, это неверно сказано. Во всей части этажа, который занимал департамент Азова был кавардак. Я тут был впервые, раньше не доводилось, и надеюсь, что и впредь не придется тут бывать, не то это место, куда стоит возвращаться.
По коридорам ходили крепкие парни в френчах и папахах, на площадке перед кабинетом Азова невысокий паренек одетый в просто-таки какой-то гусарский доломан показывал чудеса обращения с саблей, вертя ее с такой скоростью, что она превратилась в сплошной стальной росчерк.
— Киф, где тебя черти носят? — столкнулся я носом к носу с Азовым. Он был одет морячком — бушлат, тельник, бескозырка с надписью "Имъператрица Мария". Через плечо у него висела деревянная кобура "маузера", за пояс засунуты две бутылочные гранаты.
— А Лёва точно был именно с этого корабля? — уточнил я у Азова, ткнув пальцем в надпись на бескозырки. — Хотя я вообще не уверен в том, что он был моряком.
— Да кто сейчас вообще помнит, кем Лёва Задов был? Он вообще моряком никогда не был — пожал мощными плечами он. — Зато на мне все это смотрится отлично. Да и всегда я море любил — и купаться в нем, и на кораблях ходить. Один раз моряк — на всю жизнь моряк. Да ладно обо мне, — вы чего так опоздали? Там вовсю уже народ веселится.
— Вот — обвинительно сказала Вика. — А он мне не верил.
— Здравствуй, девочка — спохватился Азов и удивил меня, поцеловав ее в щеку, которую Вика с готовностью подставила. — Извини, батька, но Вика идет вперед. Мы, анархисты, красоту очень уважаем и везде ей дорогу первой даем, клянусь Одессой. Вика, иди вон туда, в мой кабинет.
Вика задрала нос и направилась по указанному маршруту.
— Весь мозг выела по дороге? — сочувственно спросил Азов, глядя ей вслед.
— Не то слово — вздохнул я. — И сверлит, и сверлит…
— Ты на балу давай поосторожней — предупредил меня Азов. — Вежлева уже там, а у нее есть на тебя виды. Вике вся эта нервотрепка ни к чему.
— Какие виды? — махнул я рукой. — Где я, где она…
— А скальп? — Азов развел руками — И у ног ее ты еще не валялся, а это непорядок. Это у нее сейчас времени на тебя нет просто, только потому ты и гуляешь свободно.
— И Ядвига там — покачал головой я. — Как бы не отравила.
— Не посмеет — отмахнулся Азов. — Она, конечно, редкая стерва, но на глазах у Старика, на новогоднем балу устраивать скандал? Да ну, прекрати.
— Ваши бы слова… — сомнения у меня все равно оставались.
— Ладно, не терзайся. Вокруг тебя вон — два с половиной десятка бойцов будет, что мы тебя, у одной полячки не отобьём?
Азов свистнул, и к нам подбежало человек семь крепких парней.
— Батька — кивнул мне один из них.
— Так, собирайте всех, сейчас его нагримируют, оденут и выступаем наверх — скомандовал Азов. — Петро, Михась — заряжайте оружие. Каждый патрон проверить еще раз, самолично, потому как если чего, то всё.
Дальше я слушать не стал, отправившись вслед за Викой. Не мое это дело — патроны проверять. Вот лопата — это да, это по моей воинской специальности.
Вика уже сидела перед зеркалом, стоящим на огромном столе, за которым, надо полагать, обычно располагался Азов, и в данный момент Наташка какими-то хитрыми булавками пришпандоривала ей длинную русую косу.
Кабинет был большой и очень аскетичный, не любил, видно, Илья Палыч помпезности. Упомянутый мной стол, пара шкафов обычных, пара металлических, огромный сейф совершенно неподъемного вида, два кресла и журнальный столик — вот и вся обстановка.
— Так, Киф, давай сразу переодевайся — скомандовала Наташка, завидев меня. — Вон твои вещи на кресле лежат, только тебя и ждем.
Вика уже была одета соответствующим образом — когда только успела? На ней была белая сорочка, кожаная юбка и хромовые сапожки, кожаная же куртка, ремень и портупея с кобурой висели на спинке кресла, на котором она сидела.
— Ты чего, застеснялся что ли? — Наташка была невероятно деловита. — Давай, давай, чего мы там не видели?
Вика грозно засопела, наморщив лоб, и нацелилась что-то сказать, но тут Наташка рявкнула на нее:
— Не вертись! — и Вика затихла.
Стесняться и впрямь было нечего, поскольку Леночку, подругу Наташки, я знал, равно как знал и то, что ничего нового для себя она не увидит.
Я быстро скинул свои вещи, влез в штаны, серый френч с нашитыми на него "бранденбурами", накинул на себя портупею с кобурой маузера.
— На кресло садись — скомандовала Леночка, встряхивая в руке длинноволосый парик.
— Никогда парики не носил — сказал я ей. — Поди, вспотею я под ним?
— С чего бы? — Леночка стала производить над моей головой какие-то манипуляции. — Радуйся, что только парик. Вот, кабы усы, или, не приведи господь, борода…
— Радуюсь — согласился я с ней. — А он с головы не слетит?
— Не слетит, не слетит — ответила мне Наташка. — Не мешай человеку работать. Лен, ты с лицом особо не мудри, он и так уже пошарпанный, а некоторое сходство у него с оригиналом природное есть. Тончик кинь — да и все.
— Сама ты пошарпанная — не выдержала Вика. — Уж кто бы говорил.
Она встала с кресла, надела кожанку, подхватила ремень с кобурой, перекинула косу на плечо.
— Ничего он не пошарпанный — зло сказала она удивленной Наташке. — У тебя и такого нет, по тебе видно.
Вика бросила на стол тысячную купюру, добытую из сумки, добавила к этому:
— Сдачи не надо — и вышла из кабинета.
— Это чего было? — непонимающе спросила Наташка, беря со стола купюру. — А?
— Моя жена — не могу сказать, что поступок Вики был красив, но с другой стороны… Приятно. — Она такая, она может.
— Предупреждать надо — Наташка убрала купюру в карман штанов. — А если бы она не денежку мне дала, а ручку в глаз воткнула?
Через пять минут я вышел из кабинета и был приятно ошарашен видом толпы безопасников "Радеона", которые сейчас выглядели как самые обычные степные бандиты.
— О, а вот и батька — Азов с одобрением осмотрел меня — Как есть Нестор Иванович.
— А "максим" где? — обвел я глазами свое воинство — А?
— Передумал я насчет "максима" — Азов сдвинул папаху у меня на голове чуть назад. — Вот так надо носить. Что до "максима" — не смотрится он. Мы же войдем, очередь в потолок сразу засадить надо. И как ты это себе представляешь? Поэтому будет у нас вот, "льюис".
Безопасники расступились, и за ними я увидел прислоненный к стене толстодульный пулемет с диском посередине.
— Вещь! — сообщил мне Азов. — Боевые характеристики не очень, но смотреться будет… Мы из него уже постреляли — ух, как долбит!
— Ну, чего ждем? — я поискал глазами Вику, она оказалась совсем рядом, у меня за спиной. Стройная, перетянутая ремнями, с высокой грудью, которую подчеркивала кожанка, она была воплощением той грозной эпохи, пропахшей ковылем, порохом и кровью — Пошли в лифт.
— Не забывай смягчать окончания слов — поучал меня Азов. — Говори доброжелательно и негромко. Не шепчи, но и не кричи, он говорил именно так. Это уже потом его истериком стали изображать, что, мол, вопил постоянно, чуть ли не пену из рта пускал, а оно было совсем не так.
— Я понял — внимательно выслушал я Азова. — Еще что?
— Держись с достоинством — Азов поправил гранаты. — Они все — кто коммунисты, кто буржуазия. А мы — анархисты. Над нами власти нет. И ничего нет.
— Да я знаю — отстегнул я крышку кобуры. — Анархия — это дело такое, беспокойное. А что, достоверность — это так важно? Мы же не в театре вроде как?
— Старик любит, чтобы все было правдоподобно — Азов достал из кобуры маузер. — Реализм, так сказать, любит.
— Ну, у вас и традиции тут — я тоже достал увесистый пистолет. — Вот в других корпорациях все незамысловато — икра, рыба вкусная, шашлыки, пара замшелых западных эстрадных звезд, пяток отечественных и все под это дело тихонько напиваются.
— Так и мы не просто корпорация — двери лифта раскрылись, мы услышали звуки какого-то лихого танца двадцатых годов, звон бокалов, шум голосов — Ты про это забыл, приятель? Да, тут я твою подружку парихмахершу завернул. Она с нами хотела, но получило мое четкое балтийское "нет". Ты не в претензии?
— Только спасибо скажу — заверил я его. — Ее на такие мероприятия вообще пускать нельзя.
Раздался шум открывающихся дверей второго лифта, оттуда вывалилась вторая часть нашей армии.
— Петро, как войдем — сразу давай очередь в потолок — скомандовал Азов. — А дальше ты, батька, говори.
Говори. А что говорить-то? Он же не грабитель был? Что именно говорить? Это налет? Это переворот? Это погром?
— Ой, это кто? — к стене прижалась удивленная нашим видом девушка в красивом платье, завораживающе оставившим обнаженным одно плечо, в глазах стоящего рядом с ней молодого человека я увидел зависть.
— Та не шугайтесь, барышня — мягко сказал ей я. — Если не будете шуметь, так и не будет вам ничего.
Зал был огромен. Неимоверной высоты потолки, на которых висели невозможной красоты и таких же размеров люстры, озаряющие все вокруг ярчайшим сиянием, окна во всю стену, и огромное количество людей, мужчин и женщин, кружащихся в танце, беседующих друг с другом или просто выпивающих и закусывающих. В противоположном конце зала было небольшое возвышение, на котором в кресле, за небольшим столом сидел Старик. В какой-то момент мне показалось, что наши взгляды встретились, но видимо только показалось.
Трах-тах-тах — лающе загромыхал за моей спиной "льюис", я обернулся. — Петро стоял со зверским оскалом на лице и явным удовольствием жал на спусковой крючок жуткого агрегата.
— Та хорош! — махнул я рукой с маузером. — Заканчивай.
Музыка в зале стихла, кто-то неуверенно взвизгнул, кто-то зааплодировал.
— Спокойно, граждане — смягчая букву "г" до почти "х" сказал я и шарахнул из маузера в потолок. — Не надо оваций. Мы здесь так, неофициально.
— Это ограбление? — со странной улыбкой спросил незнакомый мне мужчина из толпы.
— Да о чем вы — поигрывая пистолетом, я подошел к нему. — Просто отряд анархистов из славного Гуляй-поля решил посетить ваш праздник. Чего мы, не люди? Да, хлопцы?
Хлопцы за моей спиной дружно засвидетельствовали то, что они люди и имеют полное право на веселье, пусть даже и в компании буржуев.
— А вот вы, господин хороший, смотрю, не сильно сочувствуете нашим справедливым идеям свободного анархического мира — я чуть выпятил челюсть вперед. — Или вам по душе обчество, в котором человека человек угнетает?
— Я за всеобщую свободу, равенство и братство — мужчина дружелюбно улыбнулся. — И за свободную любовь.
— Вот как, хлопцы — я снова улыбнулся, придвинувшись к мужчине поближе. — За любовь он.
— Кака-така любовь! — загомонил мой отряд. — Когда старый мир кончается и новый нарождается до нее ли? Да прибить его, и ша!
— Не понял вас народ, непонятны вы ему — показал я дулом маузера на нехорошо глядящих на мужчину хлопцев. — И слова у вас не наши, ой, какие не наши. Эй, Лева, кажись скрытого буржуина нашли. Это по твоей линии.
— А ну-ка — из-за спин ребят вышел Азов. Где-то в зале по лошадиному заржал Валяев, остальные предпочли либо скрыть улыбки, либо смеяться в рукав. Предусмотрительно — новогодний вечер кончится, а работа Ильи Павловича — нет. — А это ты где так, мил человек, в зиму загорел, а?
Азов, донельзя колоритный в своем матросском наряде, обошел вокруг стремительно бледнеющего мужчину. Одно дело посмеяться над незнакомым шпинделем в папахе, другое — над знакомым и очень опасным Азовым.
— Ну, сейчас Лева разберется с этим скрытым агентом Антанты — заверил я общество. — А вы все танцуйте-отдыхайте, мы ж не звери! Эй, музыканты, вот ты, со скрипкой, да ты. А ну-ка, проскрипи нам что-нибудь эдакое!
Можно было еще поразвлекаться, но какой смысл? Мы обозначились, нас заметили, улыбку на лице Старика я тоже видел — ну и хватит. Ко мне подошел Азов.
— Надо будет выяснить, с какого это он перепуга под Новый год на Мальту летал — деловито сказал он.
— Да мало ли? — не понял безопасника я. — Отдохнуть.
— Перед десятидневными новогодними каникулами? — хмыкнул Азов. — Да нет, так не бывает. Слушай, вовремя ты отмашку музыкантам дал. Все-таки мы же не артисты, оно нам надо? Свой почетный героический долг мы выполнили, так и хай им всем грець!
Видно, его посетили те же мысли. Значит, точно я все правильно сделал.
— Слушайте, как здесь всё — я попытался подобрать слово, но его за меня сказала Вика:
— Ох, тут все по богатому! — в ней все-таки прорезалась девчонка из провинциального города. — Я просто вне себя!
Ну да, выглядело происходящее вокруг нас феерически. Яркий свет, в котором блестят явно не поддельные камни женских украшений и мужских аксессуаров, столы, стоящие у стен, каждый из которых представляет собой эксклюзивное произведение кулинарного и сервировочного мастерства, пестрые перья и яркие платья, оттененные черными смокингами и френчами, и слитые воедино в порыве танца, белоснежные стоматологические улыбки, фальшивый смех и неподдельная нелюбовь — это все завораживало даже меня, а уж я-то, в отличие от моей маленькой Вики, на корпоративах бывал.
— Да ну — махнул рукой Азов. — Вот когда по Древнему Риму было, вот это да. Я вообще люблю Рим. Хороший город.
— Ну, не знаю — Викины глаза блестели, она жадно впитывала в себя все происходящее. — Эх, надо было все-таки платье надевать. Все в платьях, одна я как дура.
— Не одна — Азов покачал головой. — Вон, Инка в гимнастерке. И все ее девчонки из отдела по работе с персоналом тоже.
— Сомнительный комплимент — надула губы Вика. — Они тут, считай, как аниматоры. А я — гостья.
— И на тебя глядят почти все мужики — подошел к нам парень, который лихо крутил саблю. Надо думать, он был тут за Федора Щуся. — Ты ж на фоне этих, в платьях которые, как лебедь белая среди уток. Вон смотри, как старшаки слюну гоняют.
С удивлением я заметил что он прав. Аскетичный наряд моей леди отличался от общего шелково-глянцевого разгула моды а-ля двадцатые, и выгодно выделял её на общем фоне.
— Добьем их танцем — предложил Вике Азов и, не дожидаясь ее согласия, схватил за руку и они влились в толпу сотрудников "Радеона", отплясывающих что-то вроде "Шимми".
— Во Палыч дает! — присвистнул Щусь. — Танцор диско, елки-палки.
Он отошел от меня, а я почему-то почувствовал себя одиноким. По факту, кроме Вики здесь никого у меня и нет. Где-то там Зимин и Валяев, но они работодатели, про Вежлеву и Ядвигу даже и говорить не хочется.
Я поправил папаху, расстегнул ворот френча, поскольку становилось жарковато, поправил кобуру и подумал о том, чтобы сходить к столу и ахнуть рюмку-другую водки. Нет, официанты между людьми бегали, я бы даже сказал — скользили, но на подносах у них стояли бокалы исключительно с шампанским, а его я не хотел. Наверное, можно было бы одного из них напрячь и насчет водки, но смысла я в этом не видел — до стола рукой подать, а этот бегать полгода будет.
Я шагнул в сторону стола, но тут мои глаза закрыли чьи-то ладони, судя по размеру и приятному запаху — женские.
— Кто? — услышал я шепот в правое ухо.
— Марина — обреченно признал я, но руки не разжались.
А кто это еще? Я тут больше и не знаю никого. Хотя…
— Дарья! — в моем голосе радости было уже больше. Хотя я при ней так самоконтроль над собой теряю…
Руки снова не разжались и я уже с испугом предположил:
— Ядвига Владековна? Нет?
— Нет — шепнул голос, в котором я услышал что-то знакомое. Да ладно!
— Елиза Валбетовна.
Если это она, то что-то в этом мире сошло с ума. Руки не разжались.
— Тогда я не знаю — с облегчением сказал я — У меня тут больше знакомых женского пола нет.
— Ну, оно и понятно — хихикнул голос. — Старость не радость!
Руки разжались, я снова поправил папаху, повернулся и с невероятным удивлением увидел перед собой Ленку Шелестову.
— Неожиданно, да? — она явно наслаждалась ситуацией. Ну, вот любит она такое.
Я же онемел по двум причинам — во-первых, увидев ее здесь в принципе, и во-вторых от того, как она выглядела.
Красиво — это не то слово. Красиво выглядеть может любая женщина, при известном желании или материальных возможностях. А вот выглядеть так, чтобы у мужчины во рту пересохло — далеко не каждая. И для этого даже не надо быть красавицей, для этого надо быть настоящей женщиной. Той, которая рождена повелевать мужчинами и заставлять их ради ее улыбки создавать и разрушать империи. Только ради улыбки, и не более того.
Вот такая женщина и стояла сейчас передо мной. Шелковое платье с какой-то заколкой на груди, диадемка на голове, еле видная среди пышных волос, чулки со стрелкой и какие-то туфли с пряжками — вот и весь ее наряд.
— Специально в библиотеку ездила — похвасталась Шелестова. — Интернету доверия нет, вот поднимала журналы двадцать первого года. Все красиво, но туфли уродские!
— Ага — туповато ответил я. — Ты здесь как?
— Я-то? — усмехнулась Шелестова. — Я… Стой. Танго. Обожаю танго. Ты его танцуешь? Хотя о чем я…
Как это не странно — я его танцую. Выучился лет десять назад, случайно. Причем хрестоматийному танго, со всеми поворотами и нырками.
— Пошли — взял я ее за руку. — Танго — так танго.
А почему бы и нет?
