Глава 11,
в которой Риган пытается бороться с
зарождающимися чувствами и обстоятельствами

Святая святых Дариана. Риган не представлял, что такого в этом микроскопическом острове побудило Древнего сделать его своим местом обитания. Может, он не любил сырость — всем известно, что на Мальте дождей на коленях не выпросишь, — или ему просто нравился здешний колорит. И все же Риган склонялся к тому, что с этим райским местом что-то не так Возможно, в ход пошла подозрительность, которая при всяком упоминании старикашки-с-секретом гейзером била в небо.

Улыбчивые и привлекательные стюардессы сделали все, чтобы скрасить их воздушное путешествие. Шампанское и фрукты, клубника со льдом, салаты и закуски. Риган оценил и еду, и удобное кресло — спать хотелось невероятно. Сразу после пересадки в Барселоне он отключился и проспал все два часа полета. На этом радости закончились: не успели они получить багаж, как невесть откуда вынырнула Клотильда — редкий дар, присущий подручным Дариана.

Она не изменилась и не изменила любви к деловому стилю. Высокая, с пепельными волосами — крайне редкий естественный оттенок — и холодными светлыми глазами, насмешливый взгляд которых предназначался ему, а располагающая улыбка — Агнессе. Кажется, головомойка откладывалась на неопределенный срок.

— Добро пожаловать на Мальту, — проговорила она на удивление мягко.

В отличие от большинства отмороженных подручных Дариана, Клотильда не носила масок снисходительности и высокомерия, поэтому казалась человечнее. Увы, это была всего лишь видимость. Тем, кто веками топтался по земному шарику, страсти большей частью приедались. Некоторым нравилось оставаться людьми, другие давно утратили человечность. Особо приближенные к Дариану — раса внутри расы. Со временем они становились похожими на него, и разгадать их было невозможно. Впрочем, Риган и не пытался. Он всегда держался в стороне и тесного знакомства ни с кем из коллег не водил.

Агнесса поздоровалась в ответ, а Риган не удержался — весьма целомудренно, но пылко поцеловал связную в щеку, как брат сестру после долгой разлуки.

— Риган, мое терпение не безгранично, — она отстранилась. — Не думай, что ты такой уникальный и твоя сила откроет тебе все двери. В ближайшее столетие каждый из них, — Клотильда обвела взглядом снующих туда-сюда людей, — будет отмечен тем или иным талантом.

«Хорошенькие новости».

— Дариан изобрел вирус сверхспособностей, который поднимет человечков на новый уровень?

— Переставай смотреть фантастику. Ключ? — На Агнессу та сейчас обращала не больше внимания, чем на проходящих мимо.

— Со мной, — буркнул он и показал ей подвеску.

Она усмехнулась и направилась к выходу, предлагая им следовать за ней, а Агнесса сжала его руку.

В белоснежном «Мерседесе» работал кондиционер, хотя вполне хватило бы и Клотильды. Уварова зябко поежилась, Риган набросил ей на плечи пиджак и притянул к себе.

— Приятно, что ты все же решил нанести нам визит. — Связная встретилась с ним взглядом в зеркале заднего вида. — Не хотелось бы думать, что для тебя это вынужденные меры.

— Люблю делать женщинам приятно, — хмыкнул он, — ты всего лишь не сказала, что ключик еще выстрелит. В ту пору ты мне много чего не сказала.

Всю дорогу он не мог отделаться от мысли, что знакомый мир исчезает на глазах, как монета лепрекона. Клотильда говорила не о жалкой горстке выживших измененных, не о вылезшей непонятно из какой задницы расе избранных и не об отдельных личностях с особым геном, которым просто «повезло». Каждый человек на Земле! Такой размах способен выбить почву из-под ног даже у видавших виды.

Водитель вел мягко и слишком медленно. При желании их можно было обогнать на рабочей технике, если хорошо разогнаться. Риган никогда не понимал людей, которые шикарные тачки используют как детский паровозик для катания. Он уже бывал на Мальте, поэтому сейчас откровенно скучал. Морские виды с одной стороны и каменистые с другой его не вдохновляли. История Острова — всего лишь очередное напоминание о Вечности. Которая больше ему не принадлежала.

В небольшом дворе, украшенном клумбами, их встретила смуглая черноволосая толстушка по имени Джуна. Женщина неопределенного возраста, невысокая и улыбчивая. Ей спокойно можно было дать как тридцать, так и пятьдесят пять: море и здешний климат творят чудеса. Риган вообще считал, что измерять женщину в годах — пошлость.

— Я прихожу раз в два дня, готовлю и убираюсь, — пояснила она, — так что меню будем составлять заранее, и список продуктов, которые нужно купить, — тоже.

После виллы Яна одноэтажный домик с выкрашенными в белый цвет стенами и увитый кудрями плюща смотрелся на редкость уютным. Агнесса осматривала все без воодушевления: уставшая, сонная и измученная. Риган вдруг вспомнил, что так и не поинтересовался, удалось ли ей поспать в самолете. Она улыбалась и кивала, но чаще всего невпопад. Джуна отправилась в магазин, а он проводил Агнессу в комнату и посоветовал выспаться. Очередной виток ее жизни обещал быть гораздо круче, чем предыдущий. Правда, об этом Риган ей не стал говорить.

Клотильда устроилась в плетеном кресле в гостиной и, дожидаясь его, постукивала пальцами по подлокотникам. Если бы не деловой костюм и цепкий, жесткий взгляд, она бы выглядела на удивление мило. Сейчас же Кло смотрелась как неудачная ледяная вставка на коллаже залитой солнцем гостиной.

— Твоя девочка в растерянности, — заметила она. — Зачем ты ее привез?

— Надо было бросить ее на съедение? — огрызнулся он.

— Кто она?

— Ты еще не погуглила на тему «украденная подвеска», «переполох в Лондоне» и все такое?

— Эванс, — голос стал еще на тон холоднее, — это ты попросил о помощи.

— Почему ты ничего не сказала мне в Женвилье?

— Потому что ты в порыве чувств попытался бы его раскурочить.

Он не сомневался, что Клотильда попытается на нем отыграться за потерю половины древней побрякушки, но сейчас промазала. Как ни странно, больно не было.

— Я бы не смог.

— Верно, — она жестко улыбнулась и протянула руку.

Риган достал подвеску, и металл обжег ладонь. От пальцев к запястью расходилось легкое покалывание, кисть начинала неметь. Он невольно вспомнил ощущения Лорин: «Брр, мерзость!» — и поспешно вручил вещицу Клотильде. Даже в прошлом измененного он никогда не испытывал такого рядом с металлом Дюпона.

«Только рядом с Дарианом».

Ошарашенный этой мыслью, Риган замер, а связная убрала «мерзость» в карман и пристально посмотрела на него.

— Он хочет тебя видеть. Завтра днем.

Завтра? И на том спасибо. Есть время прийти в себя перед встречей с ходячей мумией.

Клотильда будто мысли его читала, она нахмурилась, а губы ее сжались, превратив и без того узкий рот в тонкую линию.

— Рассказывай, Эванс. Про свою девочку, про тех, кто усложняет тебе жизнь, и все остальное.

Пришлось снова повторять старую историю про Уварову, про Милу и ее друзей, про светящиеся линии и неожиданное появление Агнессы. Когда Риган дошел до конца, он уже не сомневался, что скоро начнет проговаривать все это во сне наизусть. Клотильда слушала и изредка делала пометки в планшете. Не успел он договорить, как она поднялась и направилась к дверям.

— Эй! Ты ничего не забыла?

Она вопросительно изогнула бровь.

— Ответы. Что за фигня творится? Откуда выползли способности? Откуда взялся второй Город?

— Завтра узнаешь. Он расскажет все, что сочтет нужным.

«Ну кто бы сомневался!»

Клотильда ушла, а встреча с Древним маячила в отдаленном завтра, поэтому Риган разобрал сумку, принял душ и вышел на улицу. Джуна, поливая цветы и деревья, помахала ему, Риган отсалютовал ей и направился к дороге. Две-три улицы, несколько домов — здесь уже город, да и самой Мальты всего ничего, пешком обойти можно. Тем не менее на ней сосредоточилась история в первозданном виде, а самые разные народы с завидным постоянством пытались присвоить ее себе — как в Древности, так и сравнительно недавно. Что же в ней такого особенного?

Стоя на обочине, Риган смотрел на залитое солнцем море, и на душе у него было неспокойно. Самовнушение, такое самовнушение, но стоило сунуть руку в карман, металл подделки снова полоснул льдом. Он разжал ладонь и тряхнул рукой, чтобы избавиться от неприятного ощущения.

Когда Риган вернулся в дом, Агнесса еще спала сном младенца, поэтому он отправился к себе и включил ноутбук. Новостные ленты пестрели «добрыми» вестями и шелухой: политика, вооруженные столкновения, вирус Эбола, курсы валют, назревающий экономический кризис. Чтобы не терять времени даром, Риган открыл почту. Он и так надолго отошел от дел. Отчеты от генеральных менеджеров всегда действовали как отменное снотворное — по крайней мере, зевать над ними он начал сразу. Риган потихоньку сполз вниз по подушкам: решил, что так будет удобнее просматривать документы. И проснулся от того, что Агнесса гладила его по волосам.

Риган открыл глаза и, невольно улыбнувшись, мягко перехватил ее запястье. Девушка замерла. Вид у нее стал такой, словно он застукал ее на месте преступления. Изумленный и растерянный, как у ребенка, который таскал сладости без спроса.

— Давно ты здесь, Агнесса?

— Недолго. — Руку она так и не убрала, продолжая перебирать его волосы. — Прости, мне не стоило тебя будить. Как ты?

Он впервые назвал ее полным именем, а она смотрела на него слишком откровенно. Так не смотрят на случайных любовников и даже на постоянных, с которыми просто привычно жить под одной крышей. Ему доводилось видеть в глазах женщин всякое: от пылкой влюбленности и искреннего интереса до равнодушной снисходительности, но только не такое. Если женщина приходит к мужчине, когда он спит, и перебирает его волосы — это уже красный свет.

Ему отчаянно хотелось притянуть Агнессу к себе и долго и упоительно целовать. С той откровенной нежностью, на которую, казалось, он уже не способен. От осознания этого Ригана весьма ощутимо передернуло.

— Пока что еще не понял, — хмыкнул он, усаживаясь на кровати, а потом взъерошил и без того растрепанные волосы, словно стирая следы ее прикосновений.

Ригану определенно не нравилось, что он постоянно думает о том, как она себя чувствует, и еще больше — что заморачивается по поводу ее взглядов и внезапных визитов.

Агнесса будто почувствовала его настроение, коротко улыбнулась и сделала вид, что изучает панно. Риган накрыл ее руки ладонью и легко сжал, а она потянулась к нему и приникла к губам: мягкая, податливая, готовая на все. Он не выдержал — опрокинул ее на кровать, склоняясь над ней, целуя отчаянно и проникновенно. Необъяснимая, нереальная нежность к этой женщине грозила окончательно смести плотину равнодушия и цинизма, разметать возведенные им стены, за которыми, кроме призраков прошлого, пепла и тлена, не осталось ничего.

Ему хотелось прижиматься к ней, зарываться лицом в волосы, шептать: «Девочка моя», — и растворяться в разделенном на двоих, бесконечном, жарком желании. Желание. Он зацепился за него как за единственное спасение, потому что в нем не было ничего непривычного. На каждую ласку она отзывалась всем телом: подаваясь к нему, выгибаясь и кусая губы.

Опасная грань недопустимой близости заводила еще больше. Нежность сменилась страстью, прикосновения обжигали. Агнесса зарывалась руками в его волосы, цеплялась за плечи, царапала спину. Ее стоны срывались на крики, и эта запредельная откровенность сводила его с ума. Они не могли насытиться друг другом. На пределе невыносимого наслаждения Риган встретился с ней взглядом. Глаза Агнессы потемнели, она всхлипнула и задрожала, сжимаясь, и его накрыло оргазмом — ярким и будоражащим, когда все тело превращается в оголенный нерв.

Он молча смотрел на нее, отмечая налипшие на шею пряди волос и ямочки на щеках, соблазнительные изгибы, улыбку, которая озарила светом всю комнату.

— Хочешь есть? — Риган провел пальцами по ее припухшим губам.

Вопрос застал Агнессу врасплох, ее глаза расширились от удивления, которое тут же сменилось весельем. Она игриво укусила его за палец и счастливо рассмеялась.

— Очень.

Ужинали они в небольшом кафе на набережной в Сент-Джулианс, а после гуляли по побережью. Огни города с одной стороны, с другой — переливающаяся гладь морской воды. Песок приятно холодил ступни, все мысли развеялись на ветру.

— Здесь тоже хорошо… — Она первой нарушила затянувшееся молчание, взяла Ригана за руку и встретила его взгляд. Сейчас Агнесса выглядела особенно счастливой, словно сияла изнутри. — Я начинаю привыкать к теплу и пляжам.

— К хорошему быстро привыкаешь. Ты когда-нибудь думала о том, чтобы жить где-нибудь, кроме Лондона?

— Нет, — ее голос немного дрогнул, выдавая волнение. — Но я не такая домашняя, как кажется на первый взгляд.

— А я думал, — признался он, — с детства грезил другими городами и странами. Тогда я не представлял, что так намотаюсь по миру, что когда-нибудь дом станет для меня всего лишь иллюзией. Того, что есть куда вернуться.

Могло показаться, что он хочет вернуться в Эванс-Холл и жить как прежде. Вот только поместье, которое он воссоздал на обгоревших развалинах, и люди, которые мелькали на его жизненном пути, тоже были всего-навсего иллюзией. Все, кроме Джонатана и Лорин. Хотя с Конфеткой его связывали отнюдь не целомудренные и даже не дружеские отношения, Риган мог сказать, что никогда не считал ее проходной девицей из своих многочисленных приключений. Оставался еще Ян, но думать о нем сейчас было нелегко.

— Для меня дом там, где родные, — Агнесса эхом отразила его мысли. — Мне достаточно знать, что они просто есть, что у них все хорошо. Однажды мне уже пришлось переехать, и было нелегко. В Лондоне не хуже, чем в Москве, просто по-другому. Иногда мне снилось, что я все еще в России. Я подходила к окну и видела уютный двор и панельную девятиэтажку напротив. Старика, который делал гимнастику у качелей. Каждое утро, даже зимой. Когда я просыпалась, накатывала тоска, но потом я обнимала отца, маму и братьев, и сразу становилось легче.

— Поразительно, — он понял, что подумал вслух, поэтому поспешно добавил: — Что насчет сестры? Вы с ней больше, чем просто родня?

Агнесса тепло улыбнулась.

— У меня двое братьев, у Риты — трое. Подруги остались в Москве, а мы были единственными девочками в царстве мужчин, поэтому и подружились. — Агнесса понизила голос, словно хотела посвятить его в тайну. — Рита всегда была заводилой, а меня считала занудой и старалась растормошить. Но я все-таки ее переплюнула!

Риган улыбнулся.

— Вы бы нашли общий язык… — Агнесса вдруг стала серьезной. — Надеюсь, что когда-нибудь увижу их всех.

«Увидишь», — подумал он, притянул ее к себе и увлек к морю, к самой кромке воды.

Агнесса говорила о родных, ее глаза сияли, а в голосе не было горечи. Семейство Уваровых объединило действительно близких людей. Ее дядя и отец — близнецы — пытались построить свой бизнес в России, но не получилось. Тогда им и пришлось уехать. Первое время приходилось нелегко, две большие семьи ютились в маленькой квартире на окраине Лондона. Позже появились и новые знакомые, и разные интересы, но она по-прежнему обожала Новый год и семейные праздники — ведь именно тогда получалось собрать всех вместе. Каждую неделю она выбиралась к родителям: ей нравилось помогать матери в саду или гулять с отцом по парку и кормить уток, как в детстве. С Ритой они встречались еще чаще. Кузены и братья были давно женаты и больше общались между собой, а к младшим сестрам относились со свойской теплотой.

Агнессе не приходилось надолго уезжать от родных, короткие командировки не в счет. Училась она тоже в Лондоне. Другая «не такая домашняя» давно бы скатилась в беспробудную депрессию или пустилась во все тяжкие, а она шла по пляжу рядом с ним, сияя от счастья. Она рассказывала о своей жизни в Москве, о старой квартире возле станции метро «Коломенская», о дразнилках в школе из-за вычурного имени. О том, как пыталась спасти выброшенную кем-то из окна фиалку и как плакала, когда она засохла.

Чем больше он ее узнавал, тем больше понимал, сколько силы сокрыто в этой маленькой отважной женщине. Силы глубокой и истинно женской, которая позволяла держаться даже в самых безнадежных ситуациях. Агнесса в одиночку отправилась на встречу в парке — выручать рыжего, хотя могла позвонить в полицию, трясясь от страха.

Он мало говорил и много слушал, но все-таки рассказал и о себе. Пришлось опустить кое-какие детали, но в целом Риган душой не покривил. Отношения с отцом у него не сложились: самодовольный и жесткий, лорд Эванс относился к сыну как к существу низшего сорта. Леди Эванс никогда особо не пыталась восполнить недостаток родительской любви, помимо прочего, она была слаба здоровьем и не задержалась в этом мире.

Первое время он изо всех сил старался быть хорошим сыном, но отклика в сердце отца его попытки не находили. О том, что произошло на самом деле, Риган случайно узнал во время семейной ссоры. Его настоящая мать, ирландка Лайл Хэйс, работала горничной в Эванс-Холле и забеременела, когда папаша ее изнасиловал. Неудивительно, что он обратил на нее внимание: яркая, рыжая и веселая, она походила на солнышко, все слуги вспоминали ее с теплом. С законной женой сделать наследника не получалось, поэтому Ригана оставили «при дворе», а Лайл вышвырнули на улицу.

К сожалению, он узнал обо всем слишком поздно — к тому времени мать уже умерла в борделе от чахотки. Папаша до последнего припоминал его происхождение, и, хотя за пределы Эванс-Холла ничего не выходило, легче не становилось. Риган корил себя за то, что косвенно послужил причиной гибели Лайл, а человека, давшего ему свое имя, ненавидел еще долгие годы.

Домой они вернулись за полночь, уставшие, но довольные. Этот вечер сократил расстояние между ними, и Риган знал, что дальше нельзя. Еще он знал, что хотел бы сегодня заснуть рядом с ней, но это было уже лишнее, поэтому перед дверью комнаты просто поцеловал Агнессу и пожелал доброй ночи.

— Спасибо за потрясающий вечер, — она улыбнулась, но глаза ее уже не сияли. Агнесса все прекрасно понимала и тоже считала, что лучше остановиться сейчас.

Риган заснул не сразу, он впервые за долгие годы серьезно думал об Ив. Так ее называл отец, и она привыкла, а имя Эва отошло в тень. Риган никогда раньше не разбирал свое чувство к ней, боясь вытаскивать его из-под руин, пепла и золы. А вот сегодня остановиться не смог. Ив с самого начала знала о его истинной сути. Знала, но оставалась рядом. Он стал для нее очередной загадкой, которые она так любила. Чем-то непостижимым, за гранью понимания обычного человека, и от этого еще более притягательным.

Что он в ней нашел? Храбрость, граничащую с безрассудством, отчаянную жажду приключений и страсть ко всему неизведанному и опасному, любовь. Сейчас он точно мог сказать, что любил ее и это было взаимно. Она думала, что справится, но вышло иначе. Рядом с Риганом ей открылась одна сторона зверя, но потом Ив очутилась в самом сердце кровавой бойни. Она видела, как измененные разрывают людей на части, видела кровь, льющуюся рекой. Долгие годы он винил в ее смерти Дариана, в глубине души понимая, что в первую очередь не может простить себя. За то, что не уберег.

Риган узнал, что Ив не погибла в Городе, спустя шестьдесят лет. То, что она увидела ночью, во время бойни под Ираклионом, перевернуло ее жизнь. Она захотела оказаться как можно дальше от приключений и тем более от теневого мира, сбежала и спряталась в Бельгии — Тома подарил воспитаннице новую жизнь и другое имя, чтобы измененные не сумели до нее добраться. Она прожила самую обычную жизнь, вышла замуж, родила детей и умерла от старости в тысяча девятьсот семьдесят пятом году.

Ее внучка, Аннабель Рени, привезла Ригану письмо уже после ее смерти. Он сжимал листы, исписанные ее красивым почерком, и чувствовал, как по венам струилась отрава застарелой боли. Казалось бы, с годами горечь утраты притупилась, но в тот вечер все, что он похоронил в себе и не сумел отпустить, поднялось и захлестнуло его с головой, бессильная злоба и отчаяние сводили с ума. Напиши она на год раньше, он мог бы ее спасти. Изменение в любом возрасте оборачивало старение вспять, но Ив выбрала привычный мир людей. Риган остался для нее чудовищем — из тех, которыми пугают на ночь шаловливых детишек. Он сорвал с шеи ключ, который носил как память о ней, и одну часть отдал Аннабель. Вторую спрятал подальше и на долгие годы забыл о ней. Ему было все равно, что станет с проклятой штуковиной. Он надеялся, что она сгинет и растворится в пространстве и он никогда больше не услышит ни о ней, ни о семействе Рени-Ламбер.

Жгучая желчь злобы на Ив отступила не сразу. Риган принял ее выбор — прекрасную светлую жизнь вдали ото всего, что казалось мерзким и чудовищным, — но не мог оправдать то, что она позволила ему сгорать в погребальной агонии. Год за годом.

Они с Ив изначально принадлежали к разным мирам. Ее влекли опасность и неизвестность, а он был опасен. Ее манило непознанное — Риган мог раскрыть многое из того, что людям неведомо. Она хотела путешествовать и изучать старые цивилизации, а он положил бы к ее ногам весь мир. Но Ив не хотела ничего сверх этого. Ее жизнь — жизнь обычной женщины, человека, не способна была вместить кровь и грязь, которые ко всему этому прилагались. Она испугалась, шагнула назад, поступив глупо и жестоко. И после совершила вторую ошибку, когда отправила ему письмо. Ив попыталась объясниться, рассказать о своих чувствах и о том, что толкнуло ее на такой шаг, но сделала только хуже, потому что ему пришлось хоронить ее дважды. Она оправдалась и простила себя перед смертью, а он остался с этим жить.

В начале двадцатого века Риган нередко приходил в себя на пустой могиле в Женвилье. Накачавшийся мутной дряни, именуемой алкоголем, под самую завязку, когда даже организму измененного требовалось время, чтобы вывести эту гадость, ошалевший и мертвый до глубины души. Но он ни разу не был там, где на самом деле похоронили Ив, в Бельгии. Пустота, спасавшая все эти годы, больше не работала. Риган почувствовал, что ему не хватает воздуха, и непроизвольно сжал в руке подделку. Копию подвески, что Ив носила на шее.

Покалывание снова потекло по пальцам, но он не разжимал ладонь. Боль взбиралась по запястью, холодом обвивала предплечье, а он стоял у раскрытого настежь окна, глядя во двор. Ветер запутался в плюще и негромко шуршал листьями, сквозь стрекот насекомых и пение ночных птиц слышался гулкий шум моря.

Ив была сиротой, а Агнесса постоянно вспоминала родных и близких. Ив согласилась пойти с ним, и Агнесса тоже. Ив считала себя авантюристкой и любительницей приключений, но все же выбрала спокойную жизнь. Что выберет домашняя девочка Агнесса? Ответ очевиден. Ему самому отчаянно хотелось оградить ее ото всей дряни теневого мира. Увы, это значило только одно: ему нужно оградить ее от себя.

Кто-то с силой тряс его за плечо. Риган с трудом разлепил веки и увидел стоящую над ним Агнессу. К счастью, вчера ночью он опустил жалюзи, и солнечный свет был разбросан у окна тонкими полосками, а не заливал комнату режущим глаза сиянием.

— Эванс, просыпайся! — Взволнованный голос Уваровой и беспокойство в ее глазах прогнали остатки сна. — Клотильда приехала. Нам пора!

Она выбежала за дверь раньше, чем он успел ответить.

«Нам?!»

Вот уж точно, добрым это утро назвать было нельзя, и даже утром — весьма относительно. После ночных бдений он сам не заметил, как проспал до обеда. Недолго думая, Риган завернулся в простыню и вышел в гостиную, где Клотильда прохаживалась взад и вперед с независимым видом.

— Кло, так мы не договаривались. Я и сам могу доходчиво объяснить ей все, что потребуется. Зачем тащить девчонку к Дариану?

— Обо всем, что тебя волнует, можешь спросить у него.

— А другой ответ в твоей программе записан?

По непроницаемому взгляду Клотильды стало понятно, что большего он не добьется. Риган нахмурился, но промолчал. Зачем им понадобилась Агнесса, останется тайной. По крайней мере, пока он не встретится с чудоископаемым по имени Дариан.

— Советую одеться прилично, — бросили ему в спину, но в кои-то веки он не ответил на издевку. Не то было настроение.

Спустя полчаса они уже ехали на встречу. Агнесса сидела напряженная, натянутая как струна, она сжимала его руку, но ни о чем не спрашивала. Сам Риган был не настроен болтать, но все-таки наклонился к ее уху и едва слышно произнес:

— Боишься? Я тоже боюсь.

Это сработало, ее оцепенение отступило. Агнесса изумленно посмотрела на него, коротко рассмеялась и так же тихо ответила:

— Я надеюсь, что ты шутишь. Потому что все невыносимо загадочно. Меня радует, что нам не завязали глаза и не заставили ехать в багажнике.

— Собирались, — совершенно серьезно отозвался Риган, — но я сказал, что меня укачивает. А еще я боюсь темноты.

Агнесса бросила на Ригана быстрый взгляд — в расширенных глазах испуг сменился удивлением, засияли озорные смешинки. Она ничего не сказала, но ощутимо расслабилась и откинулась на спинку сиденья. Дальнейшая дорога прошла в молчании, но на заднем сиденье все же было ощутимо теплее, чем впереди.

Они проехали Валетту, и Агнесса с искренним любопытством вглядывалась в окно, как будто видела в древних и не очень каменюках нечто, заметное только ей. Ближе к Дингли местность становилась более яркой: появилось больше зелени, вдали гордо вскинулись утесы. От вида стремительно низвергающегося с высоты в море камня захватывало дух. Свернув с основной дороги, водитель сбросил скорость. Роскошная белокаменная вилла была видна издалека. Она напоминала перестроенный дворец или замок, и, несмотря на современные мотивы, стилизация под старину придавала ей величественный вид. Риган подозревал, что дело не только в талантах архитектора, потому как Главная Старина сейчас прохаживалась по комнатам или гордо восседала на золотом стуле в своем золотом кабинете, но все равно не мог избавиться от ощущения древней, ворочающейся под каждым камнем силы.

Встречал их незнакомый высокий и темноволосый хмырь в светлом костюме. Он придержал дверь сначала для Клотильды, затем для Агнессы. И сразу не понравился Ригану. Холеный до кончиков ногтей тип не сливался с окружающей обстановкой роскоши только благодаря разбросанным тут и там островкам густой ухоженной зелени.

— Добрый день, мисс Уварова. Меня зовут Сэм Шеппард. Я вас провожу. — Он предложил ей руку, но последние его слова сложно было расслышать, потому что Риган громко хлопнул дверцей и от души высморкался.

— Проклятая аллергия, — пояснил он и пожал плечами. — У меня какая-то гадость под окнами зацвела.

Агнесса вопросительно посмотрела на Ригана. Она не приняла руки Шеппарда и не выглядела как овечка или трепетная лань, которая согласна добровольно идти на заклание. Подобралась, готовая ко всему, бросила на своего провожатого спокойный, но настороженный взгляд. Риган поднял большой палец и кивнул, перед тем как впиться в ее губы глубоким, откровенным поцелуем.

— Увидимся, — прошептал он.

Стук каблуков Клотильды эхом рикошетил от стен. Они прошли по коридорам — пустынным, просторным и таким длинным, что там можно было устраивать марафонские забеги, пока наконец не оказались перед дверью кабинета. За время их путешествия Риган не увидел ни одного охранника. Как будто здесь просто не могло произойти ничего из ряда вон. Или же и в самом деле не могло? Неужели в этом мире нет ничего или почти ничего, чего бы Дариан боялся? Кто он, мать его, такой? Или что?

Ригану вспомнилась звездная ночь, рукопожатие Древнего, и ему отчаянно захотелось оказаться как можно дальше отсюда, в каком-нибудь укромном уголке. Пусть даже рядом с Милой, знающей, что он лично убил Ромашова. Кстати, о ней. По сети Дариана наверняка на нее уже вышли или близки к тому.

— Есть новости о Миле?

— Она больше не твоя забота. — Клотильда резко остановилась возле двери и повернула ручку. — Вперед.

Ему не оставалось ничего иного как войти.

Дариан что-то просматривал на своем белоснежном ноутбуке. О страсти Древнего к белому Риган знал не понаслышке, вот и сейчас он оказался в царстве света. Просторный кабинет был выполнен в пастельных тонах, исключение составляла разве что темная ореховая мебель: массивный стол, стулья, стеллажи с книгами, диван, журнальный столик. Риган отметил поднос с чашками, дымящийся чайник и кофейник, но тут внимание привлекла картина на стене, выделяющаяся на фоне всего этого благолепия странным пятном. Шторм. Черные волны переворачивали суда, размалывали их в щепки и стирали с бурлящей воды — один за другим. Алыми всполохами мелькали красные флаги с разломанных мачт.

Со стороны могло показаться, что он на обычной деловой встрече, а за столом — современный бизнесмен, который занят своими делами. Стоило Дариану поднять глаза, как в груди Ригана раскрылся давящий ледяной цветок страха. Оковы этого чувства оказались куда крепче любых цепей. Внутренний зверь бился в силках, а Риган смотрел на Древнего, не в силах отвести взгляд. Наваждение тот разрушил сам — поднялся из-за стола и шагнул навстречу. Риган и сам не понял, как пожал ему руку и устроился в предложенном кресле.

— Чай или кофе? — Дариан кивнул на посуду. — Вас все устраивает в доме, который вам предоставили?

«Виски. Двойной», — хотел сказать Риган.

Когда входишь в кабинет к такому существу, кажется, что оно с порога изречет нечто глубокомысленно-философское или выкинет такое, после чего пару суток будешь заикаться, но с Дарианом все переворачивалось с ног на голову. Весь его образ держался на контрастах: белое и непостижимая внутренняя тьма, теплая улыбка — человеческий слепок с того, кто давно уже не был человеком, — и холод бездны. Неудивительно, что в обожаемом им цвете заложен смысл истинного Абсолюта.

— Чай. Меня устраивает все, кроме неизвестности, — хмуро отозвался он. Рядом с Древним все маски Ригана сползли, и он при всем желании не мог настроиться на нужную волну циничного паяца.

— С этим мы разберемся быстро, — Дариан широко улыбнулся, наливая ему чай. — Клотильда рассказала о вашей силе.

Риган приподнял брови.

— О том, что я вижу странные завитушки вместо обычного мира?

— О способности создавать иллюзии.

Иногда крайне предусмотрительно садиться сразу. Рядом с Дарианом так точно. Чтобы прийти в себя, Риган перевел взгляд на картину, но вместо шторма увидел странный черный цветок. Мачты обернулись острыми, изрезанными лепестками, алые всполохи флагов — кровавыми прожилками, а пена волн — светом, пробивающимся из тьмы. Он замер, не в силах оторваться от созерцания этой странной перемены. В кабинете все окна были плотно закрыты, работал кондиционер, и, хотя Риган никогда не относил себя к тепличным растениям, сейчас он будто оказался на Южном полюсе в одних трусах, а на него со всех сторон пялились голодные пингвины.

— Одна из самых первых оптических иллюзий. — Голос Дариана выдернул из оцепенения. — Нравится?

— Страшно.

— Замечательно.

Понять, было ли у ответа Древнего двойное дно, не представлялось возможным. Риган пристально посмотрел на него и запил беседу крепким черным чаем. Они виделись не так уж часто, но сейчас ему почему-то показалось, что Дариан выглядит старше. То ли дело было в морщинах, собравшихся в уголках глаз, когда тот улыбнулся, то ли в странной, неестественной для него бледности: обычно белые одежды контрастом оттеняли смуглую кожу.

— Вернемся к иллюзиям, Риган. — Спокойный голос Дариана ударил с силой трехтонного молота. — Они вам пригодятся, чтобы открыть Город.