Фёдор сидел в углу тесной камеры и ждал. Он отметил, насколько умелым узлом ему связали руки монахи, и снова подумал, что книжные люди весьма преуспели в работе вертухаев. Высоко в окошке бледной рваной полоской плыл свет луны. Полной луны. Видимо, ждать теперь осталось недолго.

Когда-то хитроумный Одиссей смастерил огромного деревянного коня. Защитники Трои, приняв дар, сами втащили его в город. А ночью из чрева коня вышли воины. И к утру Троя пала. Только никому из хитроумных воинов не был предложен очищающий душ из капелек воды, желающих расколоть вашу голову.

Фёдор немного пошевелился и поймал себя на чудовищной мысли, что содержимое его головы, полной звона, не сразу последовало за этим движением. В голове всё ещё что-то плавало, но приступы дурноты, обещающие закончиться тошнотой, теперь стали слабее.

Забавно, только этот очищающий душ тоже оказался своеобразной версией троянского коня. Забавно или невероятно. Кто-нибудь из монахов знал об этом? Когда они с благоговением, словно оказывают высшую милость, туго привязывали его руки к поперечинам, а голову укрепляли в чём-то, напоминающем деревянные тиски?

«Они собираются меня распять?» – мелькнула тогда дикая мысль. А потом на его голову стали ритмично падать пока невесомые капли, и он понял, что его ждёт.

Сейчас Фёдор скудно сплюнул.

– Книжные люди, – прошептал он. Губы горели, но и это теперь проходило. Он был тем, кто безмолвно затаился в чреве троянского коня. И тут не до жалоб на скверное гостеприимство. Но и этот очищающий пыточный поток…

«А тварь, засевшая в Лабиринте, догадывалась об этом?»

Конечно, нет. Там что-то другое… Но когда сильные руки монахов привязывали его кожаными ремнями под чудовищной головой быка, что барельефом выступала из стены, взгляд одного их монахов не был поражён общим религиозным экстазом. Бычья пасть раскрылась, приведённая в действие затейливым механизмом, по желобку в центре языка струились и падали капельки воды, и вот взгляд… Он так с точностью и не определил, что в нём увидел. Взгляд был жёстким, даже безжалостным, оценивающе-бесстрастным, как и положено для распорядителя подобных экзекуций, но Фёдор сумел уловить что-то ещё. Даже не холодное любопытство, а что-то более странное, похожее на тень ожидания. Фёдор понял, кто он, коренастый человек с уродливо огромной головой, прихрамывающий на левую ногу. Портрет брата Дамиана Аква описала Фёдору с поразительной точностью, но об уродливом хромом умолчала. Правда, позже о нём сообщили. Потом, посреди хмурого Пестовского моря, когда лодка уже покинула Рождественно. Сообщила та, что оказалась нарочной князя Суворова.

– Калибан, – задумчиво произнёс Фёдор. Шум в голове стихал. Время его ожидания заканчивалось.