Заставы и дозоры

Необходимые для деятельности армии сведения собирались во всех ее звеньях. Пирамида сбора разведывательных данных включала разведотделы в штабах дивизий, бригад и полков, а также два разведпункта и 797-й разведцентр, подчинявшиеся управлению разведки штаба 40А. Арсенал военной разведки, без которой немыслимы были не только операции, но и будни ОКСВ, включал широкий набор средств — от аэрофотосъемки и космической разведки до ежедневного наблюдения и агентурной работы. Соответствующие меры принимались даже на правительственном уровне: для обеспечения афганской кампании уже в конце 1980 года было принято Постановление ЦК КПСС и Совмина «О развитии работ по созданию и выпуску комплексов разведывательно-сигнальных средств», предусматривавшее разработку систем, «слушающих» местность и засекающих передвижения противника. Помимо данных инструментальной разведки и «немых» фотоснимков, наиболее ценными оставались сведения, добываемые непосредственно «из первых рук». Командиры, державшие связь с местным ХАД (ХАД — служба государственной информации, афганская контрразведка, с 1985 — министерство госбезопасности) и располагавшие собственной сетью осведомителей, получали информацию от местных жителей и самих моджахедов, охочих до заработка менее рискованного, чем участие в боях. Армия остро нуждалась в переводчиках, которых пришлось набирать из выпускников институтских факультетов восточных языков (составители солдатских разговорников сочли необходимыми лишь фразы типа «Поздравляем вас с праздником апрельской революции» и «Мы прибыли для оказания помощи дружественному Афганистану»). Военные вузы дали первых офицеров со знанием языка пушту только в 1983 году (11 человек), а дари — в 1986 году (6 человек). В большинстве же эту роль играли вчерашние студенты-языковеды и солдаты из среднеазиатских республик.

Рассказам агентов не всегда можно было доверять (по словам генерал-лейтенанта Б.Н. Громова, изрядная часть полученных сведений «на самом деле оказывалось бредом какого-нибудь обкурившегося анашой душмана»), а иные информаторы сочетали службу сразу нескольким хозяевам с разных сторон. Бывало, что афганцы пользовались случаем свести давние счеты со своими недругами или, стараясь угодить, подтверждали небылицы, которые от них хотели услышать и выдавали желаемое за действительное в погоне за «премиальными» (из-за чего за наводчиками укрепилась репутация «сказочников»). Вот несколько из множества таких случаев: в марте 1982 года под Асадабадом, узнав от местного жителя о ночующей в селе банде, слали бронегруппу, и в пути она нагнала информатора, торопившегося предупредить душманов об опасности; в другой раз разведрота 66-й омсбр, пойдя по указке наводчика на захват склада с оружием в кишлак Балабаг, ничего не нашла, но при возвращении по подсказанному пути попала в засаду.

Все же при умелом подходе, в чем и состоял талант разведчика, перекрестная информация из разных источников давала представление об обстановке в селениях, планах душманов и ожидаемых действиях в окрестностях и на дорогах. Умение ладить с осведомителями и по-восточному тонкое ведение дел, подкрепленное обязательным «бакшишом» (подарком), позволяло судить о настроениях вожаков, отношениях между ними и возможности согласованных действий, о «кредитоспособности» местных лидеров, запасах, численности и вооружении банд, не говоря уже о конкретных сведениях о выходе караванов, местах ночевки банд, складах и тайниках.

Расширение агентурной работы и рост числа информаторов прямо предусматривались приказами штаба 40А, обязывавшими командиров всех уровней, начиная от взводных лейтенантов, налаживать контакты на местах, знать расстановку сил в округе, состав действующих банд вплоть до поименного состава их руководства и характеристик командиров. Рекомендовалось особо уделять внимание вербовке дуканщиков (хозяев мелких лавок и магазинов), купцов и афганских военных, лучше других осведомленных и заинтересованных. Результаты часто не сводились к добыванию и покупке сведений. Кропотливая работа офицеров разведки позволяла избежать самих боевых действий и потерь, изыскивая выходы на полевых командиров и вступая в переговоры. Эти контакты бывали многоходовыми и извилистыми, от нажима и силовых действий до взаимных компромиссов и прямой оплаты. Так, в Герате цементная фабрика избегала диверсий в обмен на обещание армии не трогать родное селение одного из местных «авторитетов». В 1981 году командование 5-й мсд в этой провинции сумело склонить к переговорам одного из лидеров оппозиции, с которым встречался начальник разведотдела дивизии. Результатом было практическое прекращение операций в зоне вокруг города и снятие напряженности в самом центре провинции.

Умело построенные отношения позволяли внести раскол в ряды противника, вызывая их междоусобную вражду. Идеей непримиримой борьбы с «неверными» были одержимы далеко не все (нападения на гарнизоны и обстрелы не давали ощутимой добычи) и выгоднее становилось пойти на уступки «шурави», дававшими гарантии той или иной группировке, что ее не уничтожат в обмен на отказ от враждебных вылазок, а при взаимном доверии даже помогавшим медикаментами и продовольствием. Хозяину Панджшера Ахмад Шаху руководство 40А предлагало даже «авиационную и артиллерийскую поддержку в случае вооруженных столкновений его отрядов с соперничающими формированиями».

Труднее всего было уберечь трубопровод, «нитки» которого то и дело подрывались, расстреливались и просто развинчивались охочим до дармового топлива местным населением. Выгоднее оказывалось платить за его сохранность окрестным жителям и время от времени устраивать раздачу горючего.

С самим лидером персональную работу вел представитель ГРУ в звании подполковника, склонявший Масуда к сотрудничеству, знакомя его с советским образом жизни и произведениями классиков марксизма (о которых тот, к слову, отзывался положительно). Особого успеха агитация все же не имела и перемирия с Масудом перемежались почти ежегодными операциями против его формирований, столь же регулярными, как и безрезультатными.

10 октября 1980 года командующий войсками ТуркВО докладывал Министру обороны: «Оставлять напряженность боевых действий такими и идти на их расширение нельзя. К тому же это может привести к дальнейшей эскалации боевых действий и обратным результатам, поскольку может привлечь широкие народные массы на сторону мятежников». Однако победило мнение, что «армия должна воевать» и войска продолжали боевые действия, вскоре оформившиеся как плановые, загодя назначенные операции по очистке провинций от оппозиции и «насаждению народной власти» (именно так формулировались цели многих из них), или же проводившиеся в ответ на рост активности моджахедов в отдельных районах, наиболее дерзкие вылазки и нацеленные на исправление ситуации.

Повышение роли разведки становилось очевидным. Для контроля за местностью были развернуты заставы и сторожевые посты, находившиеся вокруг ключевых объектов, на дорогах, у мостов и перевалов. С них велось постоянное наблюдение за прилегающими районами. Были обустроены 862 заставы и поста, из них 186 сторожевых застав и 184 поста располагались вдоль коммуникаций (с учетом выносных наблюдательных постов их сеть превышала 1100). Они оборудовались для проживания и готовились к круговой обороне. Гарнизоны застав насчитывали от взвода до роты и имели запасы топлива, продовольствия и боеприпасов. На них уже в 1981 году несли службу 20200 человек. На заставе могли располагаться артиллерия, танки и бронемашины приданной бронегруппы, тут же останавливались на ночлег под прикрытием транспортные колонны. В случае нападения на транспорт на своих участках трассы с заставы высылали поддержку, помогавшую пробиться из огня под прикрытием брони и вывести заблокированные машины.

К апрелю 1985 года только на участке магистрали Термез-Кабул в зоне ответственности 177-го мсп, протяженностью 65 км содержалось 14 сторожевых застав и 23 сторожевых поста. Некоторые из них выглядели настоящими крепостями. Так, застава № 31, в районе которой находился и командно-наблюдательный пункт 1-го батальона полка, насчитывала 193 человека, включая взвод минометчиков, танковую роту (без взвода), артиллерийскую батарею и разведвзвод батальона.

Служба в отрыве от своих частей среди враждебного окружения была изматывающей, причем хлопот прибавляли не только опасность нападений и обстрелов, но и утомительно однообразный быт и питание, суровый климат высокогорья с морозными ночами и изнурительной дневной жарой. Вокруг застав оборудовались наблюдательные посты на горных вершинах и скалах, обзор с которых расширял подконтрольную зону. Каждому из них назначались сектора наблюдения, для которого, помимо биноклей, дальномеров и буссолей, служили средства инструментальной разведки — очки и приборы ночного видения, а позднее и разведывательно-сигнальные комплексы. Одна из таких систем прозванная «чертовым глазом», включала сети крохотных датчиков, обнаруживавших присутствие «теплых» объектов и металла (их срабатывание означало приближение людей с оружием). Однако эта аппаратура давала слишком много ложных сигналов на прокаленной солнцем местности, сохранявшей тепло и ночью, и не замечала противника за экраном зарослей и камней. Более эффективной оказалась «Реалия», сейсмические датчики которой фиксировали легкие сотрясения земли и могли обнаружить вибрацию даже от движения вблизи пешего человека. Барьеры «Реалии» выставлялись на тропах и дорогах, позволяя круглосуточно следить за передвижениями противника.

Другим способом инструментальной разведки было применение радиотехнических средств: прослушивание эфира на рабочих частотах связных радиостанций душманских отрядов с участием переводчиков, а позже и перехват переговоров мощными специализированными комплексами «Таран» на бронетягачах МТ-Лбу. Отдельный батальон, оснащенный пеленгационной спецтехникой, был передан 40А из ОдВО уже в первый год войны. В 1984 году его усилили, переформировав в 264-й отдельный полк особого назначения радио- и радиотехнической разведки (264 опон РиРТР). Три его роты размещались на особо важных направлениях — в Кабуле, Кандагаре и Шинданде. С 1985 года армия получила комплексы «Таран-У», особо эффективные при перехвате УКВ — радиообмена, наиболее распространенного среди душманских отрядов.

Круглосуточное наблюдение за обстановкой отмечало все перемены вокруг: путников на тропах, передвижения по дорогам, оживление в кишлаках и появление групп людей в «зеленке». Вместе с агентурной информацией это давало достаточно полную картину происходящего. Помимо наблюдения, заставы служили опорными пунктами для выхода разведгрупп, а их огневых средств хватало, чтобы накрыть обнаруженного противника в своей зоне. При необходимости по замеченным целям вызывали огонь артиллерии или наводили на них авиацию.

Собранные сведения ложились в основу докладов начальника разведки армии, которыми открывались ежедневные утренние совещания армейского руководства. На них ставились задачи командирам дивизий и полков, причем при отсутствии их и начальников штабов правом на принятие решения наделялся именно начальник разведотдела — третье лицо в руководстве части. Для более результативной работы с 1985 года всю информацию от разных звеньев стали анализировать и уточнять на каждодневных координационных совещаниях в штабе Армии, где собирались представители армейской разведки, ГРУ, служб КГБ и МВД и советского посольства, имевших свои источники и совместно определявших достоверность сведений.