Две шхуны с высокими мачтами, вынырнувшие из утреннего тумана, оказались рядом с бригантиной раньше, чем впередсмотрящий успел выкрикнуть предупреждение. Однако матросы на борту «Священного Дельфина» и без того хорошо знали, кто на них напал. Со всех концов бригантины одновременно раздался крик «Карелы!», и — началось.

Один из пиратских кораблей подошел вплотную к «Дельфину». Абордажные крючья с карельского судна сцепили борта, и через мгновенье пираты уже были на палубе.

Это были высокие люди, одетые лишь в ярко раскрашенные короткие штаны, стянутые широким кожаным поясом, но с ног до головы обвешанные оружием. Тела их с головы до ног покрывала татуировка, и все они размахивали саблями и увесистыми шипастыми дубинами. Пираты свирепо вопили на своем родном финском наречии, они орудовали саблями и дубинами, как берсеркеры, иной раз обрушивая их в слепой ярости на своих же.

Ди-си были захвачены врасплох, но сражались мужественно. Они и не думали сдаваться — плен означал рабство и каторжный труд до самой смерти.

Экипаж «Терры» сражался бок о бок с моряками. Хотя у звездолетчиков отсутствовали навыки боевого фехтования, они рубили и кололи нападающих, как могли. Даже Робин схватила меч и дралась рядом с Черчиллем.

Вторая шхуна прижалась к «Дельфину» с другого борта. Карелы с нее тучей ринулись в битву и напали на ди-си раньше, чем те успели повернуться к ним лицом. Гбве-Хан, дагомеец, пал первым среди звездолетчиков. Удачным ударом он сразил одного пирата, ранил другого, но подкравшийся сзади карел ударил дагомейца по руке, державшей меч, а затем снес ему голову. Следующим пал Ястржембский, истекая кровью из раны на лбу.

В пылу сражения Робин и Черчиллю некогда было оглядываться; их накрыли сетью, сброшенной с реи, и избили до беспамятства.

Очнувшись, Черчилль обнаружил, что руки его связаны сзади. Робин валялась на палубе рядом с ним, тоже связанная. Звон мечей прекратился, не слышно было и криков умирающих. Тяжело раненных ди-си пираты повыбрасывали за борт, а тяжело раненные карелы сдерживали стоны.

Перед пленниками стоял капитан пиратов, Кирсти Айнундила, высокий загорелый моряк с повязкой на глазу и шрамом через всю левую щеку. На языке ди-си он говорил с сильным акцентом.

— Я видел судовой журнал, — сказал он, — и знаю, кто вы. Отпираться бессмысленно. Так вот, вы двое, — он показал на Черчилля и Робин, — стоите большого выкупа. Я уверен, Витроу раскошелится, лишь бы заполучить невредимыми дочь и зятя. Что касается остальных — за них тоже дадут приличную цену на базаре в Айно.

Айно — Черчилль знал это — был удерживаемый карелами город на побережье в районе прежней Северной Каролины.

Кирсти велел отвести пленников в трюм и приковать цепями к переборкам. Среди них оказался и Ястржембский — карелы вовремя заметили, что он оправился от раны.

Когда пираты ушли, Лин сказал.

— Теперь я понимаю, как было глупо рассчитывать на то, что нам удастся добраться до родных мест. И не из-за пиратов, а потому, что у нас уже больше нет родных мест. Там нам было бы ничуть не лучше, чем здесь. Мы обнаружили бы, что наши потомки столь же чужды и враждебны нам, сколь здесь — потомки Черчилля. Я долго думал о том, что мы позабыли, страстно желая побыстрее оказаться на Земле. Что случилось с землянами, которые находились в колониях на Марсе?

— Не знаю, — ответил Черчилль, — но мне кажется, что, уцелей эти колонии, они давным-давно послали бы на Землю свои корабли. Ведь они жили на самообеспечении и владели собственным космофлотом.

— Видимо, что-то им помешало, — вступил в беседу Чандра. — Но я понял, куда клонит Лин. На Марсе есть радиоактивные минералы, есть оборудование для добычи руды, пусть даже людей там больше нет.

— Насколько я понял, — произнес Черчилль, — вы предлагаете направить туда «Терру»? У нас хватит топлива, чтобы добраться до Марса, но его слишком мало, чтобы потом вернуться. Значит, вы предлагаете использовать оборудование, оставшееся в марсианских куполах, чтобы пополнить запас топлива? А затем еще раз улететь в дальний космос?

— Мы ведь обнаружили планету, где аборигены слишком отсталы, чтобы угрожать нам, — сказал Лин. — Я говорю о второй планете Веги. Там четыре крупных материка, разделенные океанами, каждый почти с Австралию величиной. Один из них заселен гуманоидами, стоящими примерно на уровне древних греков. Два заселены людьми каменного века. Четвертый и вовсе необитаем. Если нам удастся добраться до Веги, мы сможем обосноваться на четвертом материке.

Все притихли.

Черчилль понимал, что в предложении Лина есть резон. Дело за малым: как его осуществить? Во-первых, нужно освободиться. Во-вторых, завладеть «Террой», а она охраняется так надежно, что им в свое время, после того, как их освободили из заточения в Вашингтоне, пришлось отвергнуть эту мысль.

— Даже если нам удастся захватить корабль, — рассудительно сказал он, — а это маловероятно, мы должны еще лететь на Марс. Вот в чем главный риск. Что если нам не удастся пополнить запасы топлива?

— Тогда придется надолго застрять на Марсе и заново создать необходимое оборудование, — предложил Аль-Масини.

— Ладно, предположим, что на Марсе мы обнаружим все, в чем нуждаемся, и долетим до Веги. Но нам понадобятся женщины, иначе наша колония вымрет. А это означает, что я волей-неволей должен взять Робин. Кроме того, нам придется похитить женщин ди-си.

— Когда они очнутся на Веге после глубокого замораживания, им останется только смириться, — улыбнулся Стейнберг.

— Насилие, похищение, изнасилование — какое великолепное начало для прекрасного нового мира! — воскликнул Черчилль.

— А разве есть другой выход? — спросил Лин.

— Вспомним сабинянок, — добавил Стейнберг.

Черчилль не стал спорить, а привел еще один довод:

— Нас так мало, что совсем скоро начнется кровосмешение среди наших потомков. Мы ведь не собираемся выпестовать расу кретинов.

— Мы похитим и детей, возьмем их с собою в морозильнике.

Черчилль нахмурился. Он не видел способа избежать насилия. Но ведь так всегда и было на всем протяжении человеческой истории.

— Предположим, мы заберем с собою младенцев, еще не умеющих говорить и не помнящих Землю. Но нам придется захватить еще и достаточное количество женщин, чтобы их вырастить. И тут возникает еще одна проблема: полигамия. Не стану ручаться за других женщин, но совершенно уверен, что Робин будет здорово возражать.

— Объяснишь ей, что это временная мера, — сказал Ястржембский. — В любом случае, для тебя можно сделать исключение. Оставайся с одной женой, если тебе так хочется, а нам не мешай пожить в свое удовольствие. Я предлагаю напасть на одну из деревень в Пантс-Эльфе. Мне рассказывали, что тамошние женщины привычны к полигамии и, судя по тому, что я слышал, будут только рады, заполучив мужей, которые обращают на них внимание. Им чертовски не по душе педрилы, которые сходят у них за мужиков.

— Ладно, — произнес Черчилль. — Согласен. Но меня беспокоит еще кое-что.

— Что же именно?

— Как нам освободиться из плена.

Наступила угрюмая тишина.

— Как ты считаешь, — спросил Ястржембский, — Витроу выложит деньги, чтобы выкупить нас всех?

— Вряд ли. Его кошелек серьезно отощает, когда он раскошелится, чтобы вырвать меня и Робин из лап этих головорезов.

— Ну что ж, хотя бы вы окажетесь на свободе, — сказал Стейнберг. — А что же будет с нами?

Черчилль поднялся и громко застучал цепями, требуя кого-нибудь из команды.

— Что ты затеял? — спросила Робин. Она не участвовала в разговоре, поскольку могла разобрать не больше двух-трех слов на английском языке XXI века.

— Я хочу подбить капитана на одну авантюру, — ответил он на ди-си. — Кажется, я нашел выход. Но все зависит от того, насколько буду красноречивым я и насколько понятлив он.

В люк трюма просунул голову матрос-карел и спросил, какого черта они расшумелись.

— Передай своему капитану, что я знаю способ, как ему заработать в тысячу раз больше денег, чем он рассчитывает, — заявил Черчилль. — А еще — неувядаемую славу.

Голова исчезла. Через пять минут в трюм спустились два матроса и освободили Черчилля.

Он даже представить себе не мог, как подействуют его слова, произнесенные почти что в шутку.

Прошел день, но он не вернулся. Робин была близка к истерике. Ей представлялось, что капитан разгневался на ее мужа и убил его. Другие пытались успокоить ее разумными доводами, что, мол, такой делец, как капитан пиратов, не станет губить столь ценного пленника. Но и сами они беспокоились: Черчилль мог бы, сам того не желая, чем-то оскорбить капитана, и тому пришлось бы убить его, чтобы смыть позор. А может, его просто прирезали при попытке к бегству.

Некоторые из узников задремали, но Робин продолжала бодрствовать, непрестанно молясь Колумбии.

Наконец, почти на заре, люк открылся, и по лестнице сошел Черчилль, сопровождаемый двумя матросами. Он пошатнулся, едва удержался на ногах и вдруг начал громко икать. После того, как его приковали, все наконец-то поняли в чем дело. От Черчилля несло перегаром и он едва ворочал языком, глотая слова и целые обороты.

— Напился, как верблюд перед уходом каравана, — пробормотал Черчилль. — Весь день… всю ночь. Переговорить мне его удалось, но перепить — вряд ли. Много чего разузнал об этих финнах. Они меньше прочих пострадали во время Опустошения, а затем заполнили всю Европу, подобно древним викингам. Смешались с остатками скандинавов, поляков и прибалтов. Сейчас они удерживают северо-запад России, восток Англии, почти весь север Франции, побережье Испании и Северной Африки, Сицилию, Южную Африку, Исландию, Гренландию, Лабрадор и Северную Каролину. Бог знает, что еще… Они выслали несколько экспедиций в Индию и Китай…

— Все это очень интересно, но об этом расскажешь как-нибудь потом, — перебил его Стейнберг. — Лучше выкладывай, о чем договорился с капитаном. Поладили вы?

— Он очень хитрый парень и ужасно подозрительный. Убедить его было чертовски трудно.

— Что с тобою? — спросила Робин.

Черчилль на ди-си попросил ее не беспокоиться — скоро они все будут на свободе, затем снова переключился на родной язык.

— Вы когда-нибудь пробовали объяснить действие антигравитационных генераторов и двигателей человеку, который не ведает даже о том, что есть такие штучки, как молекулы или электроны? Между прочим, мне пришлось прочесть целую лекцию по основам атомистики и…

Его голос ослабел, голова упала на грудь. Он заснул.

Женщина трясла его, пока он не переборол дурман.

— А, это ты, Робин… — пробормотал он. — Робин, тебе ужасно не понравится моя затея. Ты возненавидишь меня…

Он снова заснул, и все попытки разбудить его на этот раз оказались тщетными.