Книга: Одиссея Грина
Назад: 10
Дальше: 12

11

У входа в Вассарское училище Стегг услышал те же гимны и песнопения, которые неизменно исполнялись, когда ему вручали ключи от городов. На этот раз ему вручили диплом почетного профессора. Здесь, однако, приветственные гимны исполнялись не огромными толпами, а небольшим хором из новеньких послушниц. Женщины постарше, жрицы и преподавательницы, разодетые в голубое и алое, полумесяцем располагались за послушницами, одетыми во все белое. Пока те пели, остальные кивали в знак одобрения или постукивали своими жезлами от великой радости лицезреть Рогатого Короля.
Боевой отряд пантс-эльфов застал Вассарское училище врасплох. Участники набега неизвестно откуда получили сведения о том, что Герой-Солнце в полночь должен посетить неофициальную церемонию во дворе семинарии. Они узнали также, что жителям близлежащего городка Пьюкипси приказали не мешать церемонии. Единственным мужчиной среди сотни жриц был Стегг.
Воины ворвались в освещенный факелами двор из окружавшей училище темноты. Женщины настолько увлеклись пением и созерцанием Короля-Оленя, что даже не заметили врагов и опомнились лишь тогда, когда пантс-эльфы издали боевой клич и начали рубить головы тем, кто стоял в первых рядах.
Питер не помнил ничего из того, что было после. Услышав шум, он поднял голову и успел только увидеть воина, который в тот же миг оглушил его, ударив плашмя мечом.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что висит, как забитый олень, на жерди, которую несут на плечах двое мужчин. Руки и ноги его онемели — крепко стянутые ремнями из сыромятной кожи. Ему казалось, что голова вот-вот расколется; она болела не только от удара, но и от прилива крови, вызванного положением тела.
Высоко в небе стояла полная луна. В ее ярком свете он мог видеть только голые ноги и грудь человека, шедшего сзади. Повернув голову, Питер различил отсвет луны на сильно загоревших спинах мужчин и белой одежде жрицы.
Вдруг его грубо опустили на твердую землю.
— Старый Рогач пришел в себя, — услышал он грубый голос.
— Давайте развяжем этого ублюдка, пусть идет сам, — послышалось в ответ. — Я устал тащить этого детину. Жердь на целый дюйм впилась мне в плечо.
— Хорошо, — послышался третий голос, принадлежавший, по-видимому, вожаку. — Развяжите его, но спутайте руки за спиной, а концом захлестните шею. Если он попытается бежать, мы его придушим. Эй, поосторожней с ним. Он, похоже, силен, как лось.
— Ох, какой сильный! А как хорошо сложен! — воскликнул четвертый. Голос его звучал намного выше, чем у остальных. — Мальчик просто прелесть!
— Ты что, хочешь, чтобы я приревновал? — грозно спросил один из мужчин. — Если так, голубь мой, то это у тебя здорово получается. Только не увлекайся, не то я вырежу из тебя печенку и скормлю ее твоей же мамаше.
— Не смей говорить о моей матери, ты, волосатый! — отпарировал высокий голос. — Ты что-то перестаешь мне нравиться!
— Во имя Колумбии, Матери нашей Благословенной! Прекратите ваши семейные склоки! Мне уже тошно от них! Мы в походе, а не на гулянке в тотемном зале. Развяжи его, но смотри в оба.
— Я при всем желании не смог бы охранять его, — вновь раздался высокий голос.
— Ты хочешь пересадить его рога мне на лоб? — спросил мужчина, только что угрожавший печенке. — Только попробуй, и я так разукрашу твою морду, что ни один мужчина больше на тебя не взглянет.
— Последний раз говорю, заткнитесь! — резко прикрикнул вожак. — Еще одно слово, и я перережу глотку тому, кто первый начнет. Поняли? Вот и прекрасно! Тогда пошли. Нам еще чертовски долго идти по вражеской территории, а ди-си скоро пустят гончих по нашим следам.
Стегг довольно хорошо понимал, о чем говорят похитители. Язык их был близок к языку ди-си, примерно так, как датский к немецкому. Ему доводилось слышать такой и раньше, в Камдене, когда на грандиозном празднестве в его честь перерезали глотки пленным пантс-эльфам. Многие из пленников были храбрецами: они выкрикивали оскорбления в адрес Героя-Солнце, даже захлебываясь собственной кровью.
Сейчас он не стал бы возражать против того, чтобы глотки перерезали всем мужчинам Пантс-Эльфа. Ноги и руки онемели и нестерпимо ныли. Ему захотелось закричать от боли, но он сдержался, понимая, что пантс-эльфы живо вышибут из него дух. Да и не хотелось доставлять им удовольствие, выдавая, насколько ему плохо.
Налетчики связали ему руки за спиной, затянули петлю на шее и пригрозили проткнуть ножом при первом же подозрительном движении. Затем Питера толкнули вперед.
Поначалу ему показалось, что он не сможет идти. Спотыкаясь, он каждый раз ощущал, как петля стягивает шею и перехватывает дыхание. Но через некоторое время восстановилось кровообращение, боль утихла и он смог идти быстрее. Это показалось ему добрым знаком.
Отряд колонной по двое спускался с пологого холма по редколесью; человек сорок, вооруженных широкими мечами, короткими копьями, дубинами и луками. На них не было никаких доспехов: чтобы не ограничивать подвижность, по-видимому. Воины Пантс-Эльфа не отращивали волосы, как жители Ди-Си, а подрезали их очень коротко. Широкие темные усы делали их лица весьма необычными в этом мире — пантс-эльфы были первым народом, из тех, кого он видел, кто оставлял растительность на лице.
Когда отряд вышел из леса и начал спускаться к берегу реки Гудзон, Питеру удалось рассмотреть пантс-эльфов получше, и он обнаружил, что усы у них вытатуированы или нарисованы.
Более того, на голой груди у каждого большими буквами было выведено слово «МАТЕРЬ».
Пленников оказалось семеро: он сам, пять жриц и — сердце его слегка дрогнуло — Мэри Кэйси. Руки у них тоже были связаны за спинами. Питер попытался нагнуться к Мэри, шепнуть ей пару слов, но веревка вокруг шеи оттянула его назад.
Отряд остановился. Несколько воинов раздвинули кусты, стали разгребать груду веток, и вскоре показалось несколько больших каноэ. Их перенесли к самой воде.
Пленников посадили в каноэ, по одному в каждое, и флотилия направилась к противоположному берегу.
После переправы каноэ пустили вниз по течению, и отряд быстрым шагом двинулся через лес. Время от времени кто-то из пленников, споткнувшись, падал на колени или навзничь, и тогда пантс-эльфы пинали их и угрожали тут же перерезать всем горло, если они не перестанут плестись, как неуклюжие коровы.
Один раз упала и Мэри Кэйси. Кто-то пнул ее под ребра, и девушка скорчилась от боли. Стегг взревел от ярости и громко сказал:
— Дай только мне высвободиться, пантс-эльф. Я оборву твои руки и ими же тебя придушу!
Тот рассмеялся и ответил:
— Давай, дорогуша. Одно удовольствие побывать в объятьях такого мужика, как ты.
— Матери ради, помолчи-ка! — вскричал вожак. — Это война или гулянка?
Остаток ночи прошел спокойно. Некоторое время шли быстро, затем медленнее: приходилось все время петлять среди крутых склонов. К утру было пройдено много миль, хотя и меньше, чем если бы они шли напрямик.
Едва только стала светлеть восточная кромка горизонта,  вожак объявил привал.
— Надо укрыться где-нибудь и поспать до обеда. Потом, если вокруг будет достаточно безлюдно, двинемся вперед. Днем можно уйти гораздо дальше, хотя и больше шансов на то, что нас засекут.
Они подыскали удобную выемку под нависшим обрывом, расстелили одеяла прямо на земле и улеглись. Через несколько минут все спали, кроме четырех часовых, оставленных для присмотра за пленниками и на тот случай, если появится ди-си.
Стегг тоже не спал.
— Эй! — обратился он к одному из часовых. — Я не могу уснуть! Я голоден!
— Поешь вместе с остальными, — буркнул часовой, — если что останется.
— Тебе этого не понять. У меня ненормальная потребность в еде. Если я не буду есть каждые четыре часа и притом вдвое больше, чем обычный человек, то мое тело начнет пожирать само себя. Это рога виноваты. Они так воздействуют на меня, что для выживания я должен есть, как самец лося.
— Сейчас я принесу тебе охапку сена, — тихо заржал часовой.
Кто-то тихо шепнул Стеггу сзади:
— Не беспокойся, красавчик мой. Я что-нибудь тебе раздобуду. Не могу же я позволить, чтобы такой чертовски красивый мужик помер с голоду. Это было бы такой утратой!
Зашуршали завязки заплечного мешка. Часовые с любопытством посмотрели на доброхота, затем осклабились.
— Похоже, ты совсем свел с ума Абнера, — хмыкнул один из них, обращаясь к Стеггу. — Вот только вряд ли это понравится его дружку Люку, когда он проснется.
— Хорошо еще, что голоден не Абнер, — добавил другой, — а то он мог бы съесть тебя с потрохами. Ха-ха-ха!
Шептавший возник наконец перед Питером. Это был невысокий юноша, тот самый, что не стесняясь восхищался им прошлой ночью. В руках у него было полбуханки хлеба, два больших ломтя ветчины и фляга.
— Сиди тихонько, малыш. Мама покормит Большого Рогатика.
Часовые тихо засмеялись. Стегг покраснел, но был слишком голоден, чтобы отказаться от пищи. Ему чудилось, что внутри у него пылает огонь, плоть пожирает плоть.
Тонкоголосому на вид было не более двадцати лет. Красавчик с очень стройными бедрами, длинными, в отличие от остальных пантс-эльфов, вьющимися кудрями цвета спелой пшеницы. Женщины, пожалуй, сочли бы его миловидным, если б не нарисованные усы — они портили нежное лицо, придавая юноше несколько шутовской вид. Зато большие карие глаза, окаймленные длинными пушистыми ресницами, очень красили юношу, зубы были настолько белы, что казались вставными, а язык был неестественно красен, по-видимому, из-за злоупотребления какой-то жвачкой.
Стегга передернуло от омерзения. Невыносимо оказаться в должниках у подобной мрази. Но рот его, вопреки разуму, открывался сам собой, заглатывая пищу.
— Вот и славно, — проворковал Абнер, ласково поглаживая панты Стегга. Затем он провел длинными нежными пальцами по волосам.
— Рогатику сейчас лучше? Как насчет хорошего поцелуя в знак благодарности?
— Рогатик вышибет из тебя дух, только сунься поближе, — отрезал Питер.
Абнер удивленно выпучил глаза, отступил назад, его губы искривились в обиженной гримасе.
— Разве так обращаются с дружком, который спас тебя от голодной смерти? — спросил он.
— Разумеется, не так, — ответил Стегг. — Я просто хотел, чтобы ты понял: если не прекратишь свои штучки, я прибью тебя.
Абнер засмеялся, ресницы его встрепенулись.
— О, ты должен стать выше этого глупого предрассудка, малыш. Кроме того, я наслышался о том, что когда вы, рогатые люди, возбуждены, вас ничто не может остановить. Что же ты будешь делать, если вокруг не окажется женщин?
Когда он упомянул женщин, его губы насмешливо искривились. «Женщины» было весьма вольным переводом выражения, которое он употребил, слово это во времена Стегга применялось в самом унизительном, физиологическом смысле. Позже Питер узнал, что мужчины Пантс-Эльфа всегда прибегают к этому словечку в разговорах между собой, хотя в присутствии женщин они обращаются к ним, употребляя слово «ангел».
— Будущее покажет, — пробормотал он, закрыл глаза и уснул.
Ему показалось, что проспал он не более минуты, но, когда он проснулся, солнце стояло уже в зените. Питер присел и стал искать взглядом Мэри Кэйси. Девушка ела, руки ее были развязаны, но рядом с мечом наготове стоял часовой.
Вожака банды звали Раф. Это был крупный широкоплечий мужчина с узкой талией, с потрясающе красивым, но холодным лицом и светлыми волосами. Таким же холодом отсвечивали и его бледно-голубые глаза.
— Мэри Кэйси говорит, что ты не ди-си, — сказал он. — Она утверждает, будто ты сошел с неба на огненном железном корабле, а Землю покинул восемьсот лет назад и полетел на звезды. Она лжет?
Питер вкратце рассказал свою историю, внимательно наблюдая за Рафом. Он надеялся, что Раф будет обращаться с ним не так, как обычно обращаются пантс-эльфы с ди-си, оказавшимися в их власти.
— Да, тебе можно позавидовать, — произнес Раф с энтузиазмом, хотя его бледно-голубые глаза оставались такими же бесстрастными, как и всегда. — А эти бешеные рога? Они придают тебе вид настоящего мужика! Я слышал, что когда вы, Рогатые Короли, в силе, то можете заменить полсотни застоявшихся кобелей.
— Это общеизвестно, — спокойно подтвердил Стегг. — Я хотел бы узнать другое: что нас ждет дальше?
— Это мы решим, когда покинем территорию Ди-Си и переправимся через Дэлавер. У нас впереди еще два дня быстрого хода; мы будем в безопасности, как только перевалим через Шаванганские Горы. За Шаванганками простираются земли кочевников, там можно повстречаться только с небольшими вооруженными отрядами, как своими, так и противника.
— Почему бы тебе не развязать меня? — спросил Стегг. — Теперь я уже не могу вернуться в Ди-Си, и моя судьба крепко повязана с вашей.
— Ты что, смеешься? Я бы скорее выпустил на волю взбесившегося лося! Я чертовски добрый человек, крошка, но не хотел бы оказаться с тобой наедине. Нет, лучше не рисковать. Так и оставайся, вернее будет.
Отряд двинулся в путь быстрым шагом. Двое разведчиков бежали впереди, чтобы вовремя предупредить о засаде. Преодолевая Шаванганские Горы, воины очень осторожно вышли на перевал, подолгу прячась в ожидании сигналов дозорных. В полночь отряд наконец сделал привал по другую сторону высокого каменистого кряжа.
Стегг несколько раз пытался заговорить с Мэри Кэйси, успокоить ее. Девушка выглядела совсем измотанной. Всякий раз, когда она начинала отставать, ее грубо ругали и били. Особенно суров с нею был Абнер; казалось, он ненавидел ее.
Вечером третьего дня они пересекли вброд Дэлавер, заночевали на другом берегу, поднялись на заре и к восьми часам утра триумфально вступили в небольшое пограничное селение Хай-Квин.
В Хай-Квин жило человек пятьдесят. Каменные дома, уродливой прямоугольной формы, обнесенные заборами из камня и бетона, возвышались на добрых восемь метров. Окон на фасадах строений не было, войти можно было только через двери, упрятанные в глубоких нишах.
Стегг не увидел ни дворов, ни лужаек, стены шли заподлицо с улицей. Однако между домами располагались поросшие бурьяном пустыри, на которых паслись козы, копошились куры и возились грязные голые дети.
Толпа, встречавшая отряд, состояла из мужчин. Несколько случайно оказавшихся поблизости женщин быстро ушли, подчинившись грубому приказу. Их лица скрывала вуаль, длинная одежда укрывала тела с головы до пят. Очевидно, здесь женщины были существами низшего сорта, несмотря на то, что единственным в городе идолом была гранитная статуя Великой Седой Матери.
Позже Питер узнал, что пантс-эльфы тоже поклоняются Колумбии, но ди-си считали их еретиками. В религиозных канонах пантс-эльфов каждая женщина была живым воплощением Колумбии и, следовательно, священным сосудом материнства. Но мужская половина Пантс-Эльфа также понимала, что плоть слаба. Поэтому мужчины делали все, чтобы лишить женщин малейшей возможности осквернить чистоту этого сосуда.
Им полагалось быть хорошими служанками и добрыми матерями, но не более. Их внешность следовало скрывать, показываться на людях они должны были как можно реже, чтобы не вводить мужчин в искушение. Мужчины вступали в половой контакт со своими женами только ради продолжения рода. Другие контакты, как в личной, так и в общественной жизни, сводились к минимуму. Процветало многоженство, его полезность обосновывалась доводом, что полигамия — отличное средство для быстрого заселения пустующих земель.
Женщины, отгороженные от мужчин и предоставленные обществу себе подобных, зачастую становились лесбиянками. Такое поведение даже поощрялось мужчинами, но вместе с тем женщинам предписывалось ложиться в постель с мужчиной по меньшей мере три раза в неделю. Это возлагалось на мужа и жену как святая обязанность, сколь бы неприятна она ни была для обоих. Результатом были беременности, следующие одна за другой.
Это и было то самое состояние женщины, которого жаждал мужчина. Согласно их еретическому учению беременная была ритуально нечистой, прикасаться к ней могли только жрицы и прочие нечистые.
Пленников заперли в одном из самых больших каменных домов. Прислужницы принесли им пищу, но перед этим Стегга заставили одеть юбку, чтобы не смущать женщин. Участники набега и жители поселка отпраздновали возвращение грандиозной пьянкой.
Около десяти часов вечера хмельная толпа вломилась в камеру и выволокла Питера, Мэри и жриц на главную площадь поселка, к статуе Матери. Изваяние окружали большие груды дров, а в центре каждой торчал столб.
К каждому столбу привязали по жрице. Стегга и Мэри не тронули, но заставили стоять и смотреть.
— Этих ведьм необходимо очистить огнем — пояснил Раф. — Поэтому мы не поленились привести сюда этих девушек. Нам жаль тех, кто пал от меча. Их души навсегда потеряны и обречены вечно блуждать неприкаянными. Но этим повезло. Очищенные огнем, они отойдут в блаженные края. Конечно, плохо, — добавил он, — что в Хай-Квин нет священных медведей; всем известно — лучше всего скормить нечестивиц медведям. Медведи, понимаешь ли, такое же орудие, как и огонь.
За себя, Олень, и за девку пока не беспокойся. Жаль пускать тебя в расход в таком вшивом селении. Мы отведем вас в Филу, и пусть правительство решает, как с вами поступить.
— Фила? Филадельфия, город братской любви?
В последний раз за этот вечер Питер попытался поддержать себя шуткой.
Костры были подожжены, и начался ритуал очищения.
Стегг какое-то мгновение смотрел, затем закрыл глаза. На его счастье криков слышно не было — несчастным перед казнью заткнули рты, поскольку жрицы, сгорая, имели обыкновение извергать потоки проклятий на пантс-эльфов. Кляпы уберегали суеверных зрителей от этого.
Увы, запах горящей плоти заткнуть было невозможно, Стеггу и Мэри сделалось дурно. К тому же приходилось еще слушать веселый смех мучителей.
Когда костры догорели, пленников увели назад, в тюремную камеру. Несколько стражников схватили Мэри за руки, а двое других раздели ее догола, одели на бедра железный пояс целомудрия и сверху натянули юбку.
Стегг пытался воспротивиться, но на него посмотрели с удивлением.
— Что? — возмутился Раф. — Оставить ее незащищенной перед искушением? Позволить, чтобы этот чистый сосуд Колумбии был осквернен? Ты, должно быть, сошел с ума. Если оставить ее наедине с тобой, Рогатый Король, то результат предскажет и ребенок, а учитывая твою неистощимость, он для нее будет роковым. Вы должны благодарить нас за это. Ведь ты прекрасно знаешь, что сотворил бы с нею!
— Если вы меня и дальше будете так кормить, — отрезал он, — то я ни на что не буду годен. Я умираю от истощения.
По правде говоря, ему не так уж сильно хотелось есть. Скудная диета заметно ослабила воздействие рогов на его организм. Но он продолжал страдать от неудовлетворенной похоти, что стало постыдно заметно и оказалось мишенью многочисленных насмешек и восхищенных замечаний тюремщиков. Однако вожделение, испытываемое сейчас, не шло ни в какое сравнение с сатириазисом, который регулярно овладевал им в Ди-Си.
Сейчас Питер опасался того, что поев, он набросится на Мэри Кэйси независимо от того, в поясе целомудрия ли она или без него. Но не менее его пугало и другое: если он не подкрепится, то к утру будет мертв.
Наверное, подумалось ему, не помешает все-таки подкрепить немного свое тело и рога, но не в такой мере, чтобы влечение стало неуправляемым.
— Почему бы не поместить нас в разных помещениях, если вы так уверены, что я на нее наброшусь? — предложил он.
Раф сделал вид, будто удивился такому предложению, но Стегг догадался, что он сам исподволь подталкивал пленника к тому, чтобы тот высказал такое пожелание.
— Разумеется! Просто я так устал, что плохо соображаю! — горячо откликнулся Раф. — Мы запрем тебя в другой комнате.
Эта комната была в том же доме, но по другую сторону внутреннего двора. Из окна Стеггу было видно окно комнаты Мэри. Фонаря там не было, но луна хорошо освещала двор. В ее свете Питер отчетливо видел бледное лицо Мэри, плотно прижавшееся к стальным прутьям.
Ожидание длилось минут двадцать. Затем раздался долгожданный звук ключа, вставляемого в замок обитой железом двери.
Скрипнули несмазанные петли, и дверь отворилась. Вошел Абнер с большим подносом в руках. Он поставил чашу на стол и крикнул часовому, что позовет, де, его в случае надобности. Часовой попробовал возразить, но осекся, поймав свирепый взгляд Абнера. Он был из местных и имел причины бояться филадельфийских головорезов.
— Смотри, Рогатик, — промурлыкал Абнер, — какую чудесную еду я принес! Ты догадываешься, что за это будешь у меня в небольшом долгу?
— Разумеется, буду, — ответил Питер. Он был уже готов на все, что угодно, ради еды. — Ты принес более, чем достаточно. Но если позже я захочу еще, ты сможешь достать?
— Бьюсь об заклад, что да. Кухня чуть дальше по коридору. Кухарка ушла домой, но ради тебя я охотно выполню женскую работу. Как насчет поцелуя в знак благодарности?
— Только после еды, — сказал Стегг, принуждая себя улыбаться Абнеру. — Там посмотрим.
— Не скромничай, Рогатик. И, пожалуйста, скорее ешь, у нас не так уж много времени. Я уверен: эта сука Раф намеревается заглянуть сюда ночью. Да и Люк, мой приятель… Не дай Колумбия, если он узнает, что я здесь, с тобой наедине…
— Я не могу есть с руками, завязанными за спиной.
— Не знаю, не знаю… — нерешительно протянул Абнер. — Ты такой большой, такой сильный. У тебя такие огромные руки… — ты бы мог меня разорвать на куски голыми руками.
— Это было бы очень глупо с моей стороны. Кто бы тогда таскал мне еду? Я бы умер с голоду.
— Верно. Значит, ты не причинишь вреда своему маленькому дружку? Я такой слабый и беззащитный, хотя, похоже, чуточку тебе нравлюсь, правда? Ты ведь не думаешь на самом деле сделать со мною то, о чем говорил во время перехода?
— Разумеется, — промычал Стегг, пережевывая ветчину, хлеб с маслом и соленья. — Я сказал лишь для того, чтобы твой дружок Люк ни о чем не догадался.
— Так ты не только сногсшибательно красив, ты еще и умница к тому же, — восхищенно сказал Абнер. Лицо его слегка вспотело. — Ты уже чувствуешь себя достаточно сильным?
Питер хотел было сказать, что должен съесть все до конца, прежде чем к нему вернется сила, но вспомнил о необходимости воздержания. Его выручил шум снаружи. Питер приложил ухо к железу двери.
— Это твой дружок, Люк. Ему известно, что ты у меня, и он требует, чтобы его пропустили.
Абнер побледнел.
— О Матерь! Он убьет меня, и тебя тоже! Такая ревнивая сука!
— Позови его. Я беру это на себя. Я не стану его убивать, просто задам взбучку. Пусть знает, как обстоят дела у нас с тобой.
Абнер взвизгнул от восторга.
— Это будет божественно!
Он схватил Питера за руку и в умилении закатил глаза.
— Матерь! Что за бицепс! Такой большой и такой твердый!
Стегг постучал кулаком по двери и сказал часовому:
— Абнер просит пропустить!
— Да, да, — пролепетал Абнер, прячась за спину Стегга. — Именно так. Пусть Люк войдет.
Он поцеловал Питера в затылок.
— Воображаю, какая у него будет рожа, когда ты ему скажешь про нас. Он просто извел меня своей ревностью.
Дверь скрипнула, и в комнату с мечом в руке ворвался Люк. Часовой захлопнул за ним дверь, и все трое оказались взаперти.
Стегг не стал терять время зря. Он рубанул ладонью по шее Люка. Тот свалился, меч его зазвенел, ударившись о пол.
Абнер даже взвизгнул от восторга, но потом увидел лицо пленника и открыл рот, чтобы закричать. Но прежде, чем его легкие наполнились воздухом, он тоже рухнул на пол, причем голова оказалась под каким-то непривычным углом к туловищу. Удар кулака был столь силен, что сломал шейные позвонки.
Стегг отволок тела вглубь комнаты, чтобы их не было видно с порога, взял меч Люка и резким ударом отсек ему голову.
Затем он легонько постучал по двери и позвал, подражая голосу Абнера:
— Часовой! Скорее сюда, а то Люк издевается над пленником!
Ключ повернулся, часовой с мечом в руках вошел внутрь и тотчас же напоролся на меч. Голова часового на полметра отлетела от тела, из обрубка шеи хлынул поток крови.
Стегг засунул за пояс кинжал часового и вышел в коридор, тускло освещенный факелом в дальнем конце. Рассудив, что именно там находится кухня, он не мешкая направился туда. За дверью и вправду оказалась большая комната, полная всякой еды. Питер нашел вещевой мешок и, наполнив его пищей и несколькими бутылками вина, снова вышел в коридор.
И тут в коридоре появился Раф.
Шел он крадучись и, вероятно, из-за волнения не заметил отсутствия часового. При нем не было никакого оружия, кроме ножа на поясе.
Стегг стремглав ринулся к нему. Раф поднял голову и увидел бегущего прямо на него рогатого человека с поднятым над головой окровавленным мечом в одной руке и большим мешком в другой. Он повернулся и побежал к выходу. Поздно! Лезвие пронзило его шею.
Стегг переступил через труп, из которого все еще хлестала кровь, и вышел во двор. Здесь он наткнулся на двух охранников, спавших прямо на каменной дорожке. Как и большинство обитателей Хай-Квин они были пьяны до потери сознания. Ему не хотелось оставлять никого, кто мог бы поднять тревогу, и он двумя быстрыми ударами меча устранил эту возможность. Его одолело мстительное желание убивать всех пантс-эльфов, сколько их ни попадется под руку.
Питер быстро пересек двор и вошел в другое здание, точно такое же, как и то, откуда он вышел. Возле двери в комнату, где была заперта Мэри, сидел часовой, приложив к губам бутылку.
Он заметил Стегга только тогда, когда тот был совсем рядом. На какое-то мгновенье его парализовало от изумления, и этого мгновенья Стеггу вполне хватило, чтобы метнуть в него меч.
Острие ударило стражника прямо в букву «А» слова «Матерь», вытатуированного на его голой груди. Часовой от удара качнулся назад, рука его вцепилась в лезвие. К удивлению Питера, другая его рука продолжала крепко держать бутылку.
Острие вошло в тело неглубоко, но Стегг сбросил с плеча мешок и с силой толкнул эфес обеими руками. Лезвие проткнуло насквозь стражника до самого позвоночника.
Мэри Кэйси едва не потеряла сознание, когда открылась дверь и в комнату вошел окровавленный рогатый человек. Затем она все поняла.
— Питер Стегг! Как ты?..
— Потом, — бросил он. — Нет времени на разговоры!
Вместе они перебегали из тени одного дома в тень другого, пока не достигли стены и высоких ворот, через которые попали в поселок. У ворот стояли двое часовых и еще двое — в небольших будках над ними.
К счастью, все четверо отсыпались после попойки, и Стеггу не составило особого труда перерезать кинжалом горло обоим часовым внизу. Затем он неслышно поднялся по ступеням, которые вели к смотровым будкам, и покончил еще с двумя. Без всякого труда он вытащил огромный дубовый болт, удерживавший вместе две створки ворот.
Они вышли на ту же тропу, по которой их вели сюда. Сотню шагов пробежали, сотню прошли быстрым шагом, опять пробежали сотню и снова перешли на ходьбу.
— Подойдя к реке Дэлавер, они перешли ее вброд в том же месте, что и утром. Мэри взмолилась о передышке, но он возразил — останавливаться нельзя.
— Когда в поселке проснутся и обнаружат все эти обезглавленные трупы, то бросятся в погоню. Они не остановятся, пока нас не перехватят, если только мы не доберемся до Ди-Си раньше, чем они. Но от ди-си тоже не приходится ждать добра. Нам нужно пробираться в Кэйсиленд.
Вскоре им все-таки пришлось сбавить шаг — Мэри не могла идти вровень с ним.
Часов в девять утра она села на землю.
— Не могу больше сделать ни шага. Я должна хоть немного передохнуть.
Они нашли ложбинку в сотне метров от тропы, и Мэри сейчас же уснула. Питер сначала поел и выпил, затем тоже прилег. Ему хотелось остаться на страже, но он понимал, что через несколько часов ему все равно понадобится отдых. Следовало восстановить силы, ведь не исключено было, что придется нести Мэри.
Он проснулся раньше Мери и снова перекусил.
Когда она открыла глаза, то увидела склонившегося над ней Стегга.
— Что ты делаешь?
— Тише. Пробую снять твой пояс целомудрия.
Назад: 10
Дальше: 12