Джексон Холл привык быстро добиваться своего, вдобавок сегодня его инстинкты не притуплялись абсентом. Серебряной молнией блеснул клинок, но я была готова. Его аура опережала выпады.

Прочесть Джексона было легко, как библиоманту – раскрытую книгу. Впервые в жизни мне удалось предугадать намерения главаря мимов. Двумя ловкими движениями я ушла от удара и застыла, воздев руки, словно танцовщица в музыкальной шкатулке.

Вопросительно подняв брови, Джексон замахнулся набалдашником. Тот громко звякнул о каменные плиты. Мимо. Новый взмах. Тяжелый наконечник мазнул мне по плечу, вынудив попятиться.

Джексон оттеснял меня к зрителям. Их ауры огнем жгли спину. Я сделала «колесо» и очутилась в центре арены. Группа поддержки I-4 робко зааплодировала. Джексон смерил их гневным взглядом. Если он победит, эти люди заплатят за такое наглое предательство.

Он замер спиной ко мне. Бей не хочу. Но не на ту напал!

– Зря стараешься, Джексон. Меня не проведешь.

– Тогда к чему все эти па, лапушка? – Сталь резанула по плитам так, что в стороны посыпались искры. – Не знай я тебя, подумал бы, что боишься. Кстати, кто учил нас таким пируэтам?

– Друг.

– Ну разумеется! Высокий такой парень, да? – Его шаги звучали в унисон моему пульсу. – Глаза как лампочки?

Джексон сделал молниеносный выпад. Спрятанный в наконечнике клинок оказался поразительно длинным. Я неуклюже отступила, не обращая внимания на смешки в зале.

– Типа того. Смотрю, вы тоже общаетесь.

– О твоих дружках мне известно куда больше, чем ты думаешь. Больше, чем хотелось бы, моя милая предательница.

Казалось, он нарочно дразнит меня, нагнетая интригу для публики, но в словах чудился скрытый смысл. Не секрет, что Джексон знает о Страже, но что еще ему известно?

От адреналина в голове наступила полная ясность. Глядя на Джексона, я видела манекен с пустыми глазами.

– Да у нас настоящая дуэль, – глумился он, – как в эпоху монархии, когда честь отстаивали кровью и мечом. Чью честь отстаиваем сегодня, вот в чем вопрос. – Взмах, поворот. – Пойми, ты не сможешь править Синдикатом. Даже если победишь, тебя запомнят как подельницу, которая убила своего главаря, а если верить слухам – и самого Гектора. – Поворот, звяканье стали, искры. – Твоему поступку одно название – черная неблагодарность. Это ж надо – бросить вызов человеку, который кормил тебя, обучал, наряжал в шелка и бархат!

– Называй как хочешь, мне плевать. Лондон и его обитатели – вот что важно.

Под одобрительный галдеж публики ко мне снова вернулась уверенность.

– Можно подумать, тебе есть дело до людей. – Джексон понизил голос: – Не пытайся запудрить им мозги, лапушка. Лондон не прощает предательства. Он уничтожит тебя, загонит глубоко под землю, в чумные ямы. В самые темные недра своего сердца, где гниют тела других предателей.

Трость просвистела над головой и приземлилась в миллиметре от моей ноги. Еще немного – и прощайте пальцы. Взмахнув древком, Джексон вдруг отступил на шаг.

– Очевидно, что мы оба в равной мере владеем старинным искусством mêlée. Не пора ли явить миру наши истинные таланты, скрываемые под скромным обличьем? Отдаю тебе право первенства, лапушка. В конце концов, лишь мне знаком твой потенциал, наша почтенная публика была лишена этого удовольствия. Не стесняйся, удиви нас.

Он просто снимет мне голову с плеч, если не найду, чем заслониться. Мой фантом осторожно шагнул на край лабиринта.

На висках Джексона вздулись вены. Он попытался прикрыть их руками, но скрип зубов выдавал немыслимое напряжение, обрушившееся на лабиринт. Глаза болели, однако я упорно продолжала давить, пока внутри у противника что-то не щелкнуло. Из его носа хлынула кровь, бледная кожа побагровела. Рука в перчатке метнулась к лицу, белый шелк окрасился багряным.

– Кровь! – провозгласил Джексон. – Кровь! Похоже, наша странница ничем не лучше обычного гематоманта.

Смех слышался как будто издалека. Под напором шестого чувства уши закладывало. Джексон делал ставку на то, что я упаду, если воспользуюсь фантомом. Да, в уме ему не откажешь. Не факт, что мне удастся устоять, – слишком мало навыка, надо было чаще тренироваться со Стражем. Джексон обвел меня вокруг пальца, как девчонку.

В следующий миг меня вынесло обратно в бренный мир. И вовремя! Джексон атаковал с поразительным хладнокровием. Сталь со свистом рассекла воздух, целясь мне в бок. Мой нож блокировал удар, звоном отозвавшийся в теле.

Ноги несли меня прочь от линии боя. Внутри нарастал истерический смех. Одни удары я отражала, от других уворачивалась. Джексон уже рычал.

Глядя на нас, полиглоты затянули новую песню:

– Очень актуально, – усмехнулся Джексон. – Почему-то напомнило «черную смерть». Прошу любить и жаловать моего друга, умершего от бубонной чумы в тысяча триста сорок девятом году.

В тот же миг подопечный Сборщика пулей вылетел из угла и вломился в мой лабиринт.

Перед глазами вставали картины прошлого, одна чудовищнее другой. Почерневшие пальцы. Бубоны выпирают из-под кожи и лопаются от любого прикосновения. Обычного захватчика вытеснить легко, но в этого Джексон вложил всю свою мощь и ненависть. На маковом поле прорастали жуткие образы: массовые захоронения, красные кресты на дверях, лоснящиеся сытые пиявки. Через подопечного Сборщик менял саму структуру моего лабиринта. Я выставила заслон и быстро вернулась в тело.

Однако Джексон оказался быстрее. Сталь рассекла левый бок, от подмышки до бедра. Я повалилась на пол, ушибив позвоночник о каменные плиты, и лишь чудом избежала второго удара. Мой нож валялся в нескольких футах.

Представь, что фантом – это бумеранг. Запускаешь – и он сразу возвращается.

Понадобится пара секунд, чтобы достать нож. Мой фантом молнией ворвался в лабиринт. Джексон издал гневный вопль и попятился. Я немедленно вернулась в тело и, обливаясь потом, поползла за ножом. За спиной Джексон слепо размахивал тростью. Из носа хлестала кровь, заливая губы и подбородок.

– Дислокация! – возвестил главарь мимов, тыча в меня набалдашником. – Как видите, друзья, странница может выходить за рамки собственного тела. Определенно, это высшая из семи каст. – Ухватив трость за концы, он сдерживал мой натиск. – Однако кое-чего она не учла. Не учла, что именно плоть якорем держит нас на земле, таково свойство человеческой анатомии. – Молниеносным движением он сделал мне подсечку и опрокинул на спину.

Слева блузка насквозь пропиталась кровью. Алая струйка пятнала воротник, текла по груди к животу.

– Кажется, настал мой черед. Поздоровайся еще с одним моим другом.

По спине заструился пот. Я подобралась, выставляя все мыслимые и немыслимые заслоны, как у нечитаемых.

Неведомый фантом ринулся в атаку.

Легкие вспыхнули огнем.

Меня словно парализовало. Цветы вокруг стремительно увядали. Из недр абиссальной зоны донесся гулкий смех подопечного Сборщика. Не узнать его было невозможно.

Лондонский Монстр готовился взять реванш.

На месте макового поля вдруг выросли кроваво-красные искусственные цветы, стянутые в букеты колючей проволокой. Острые шипы пронзали шелковую ткань лепестков. В бренном мире мои ладони коснулись арены. Амулет обжигал грудь, силясь отогнать образы, навеянные полтергейстом, но Джексон старательно укоренял их в моем сознании. В бренном мире Джексон занес трость. Один удар – и все будет кончено.

Нет!

От этого зависит не только моя жизнь. Если проиграю, другие враги восстанут и уничтожат Синдикат. Неужели все было напрасно? Смерть Себа и Лисс, жертва Джулиана, шрамы Стража. Нет, нельзя этого допустить. Моя голова дернулась в сторону. Усилием воли я вытеснила Монстра из лабиринта; его призрачная оболочка зашлась в диком крике. Земля задрожала, по полю пронеслась ударная волна. Искусственные цветы втянулись обратно вместе с шипами. Лондонский Монстр истошно завопил при виде распускающихся маков. Защитные барьеры сомкнулись, отбросив захватчика в эфир.

Прояснившимся взором я глянула на Джекса. Тот стоял как истукан, обе руки покоятся на набалдашнике трости. Из прически выбилась прядь, грудь тяжело вздымалась, однако на губах играла улыбка.

– Прекрасно, – похвалил он.

В одной руке Джекс держал мой нож, в другой – трость. Меня охватила ярость. Я вырвала у насмерть перепуганного либаноманта подсвечник. Удар – трость не достигла цели. Удар – нож очутился у меня в кулаке. Выпад – и на лбу Джексона проступила алая полоска. Яркий мазок на черном холсте.

– О, снова кровь! – Его перчатки из белоснежных сделались багряными. – У меня ее литры, лапушка.

– Крови или абсента – вот в чем вопрос. – Я вцепилась в трость и мягко проговорила: – Впрочем, не важно. Все равно пролью до капли.

– Боюсь, ничего не выйдет. – (Мои ладони соскальзывали с гладкого дерева.) – Кровь мне еще понадобится. Развязка близка, но сначала тебя ждет небольшой сюрприз.

Я пнула его носком сапога в колено. Джексон ослабил хватку. Каким-то чудом мне удалось приставить трость ему к горлу.

Мы оба застыли. Глаза Джексона побелели от гнева.

– Давай, – прошипел он.

Лезвие упиралось в то место, где яростно пульсировала вена. Однако рука предательски дрогнула. «Смелее, Пейдж! Прикончи его!» Но ведь он спас мне жизнь, помог сохранить разум. «Он не успокоится, пока не убьет тебя». Но ведь он стал мне как отец, дал кров, знания. Без него мой дар был обречен. «Для него ты – вещь, а вещи положено беречь. На тебя ему наплевать». Но ведь с ним я обрела семью в Севен-Дайлсе. «Он отмахнулся от тебя, даже не выслушал, когда ты молила о помощи».

Я дорого поплатилась за минутную слабость. Тяжелый кулак врезался в скулу, где зияла рана, оставленная Злой Леди. Задыхаясь от боли, я попятилась и тут же получила кулаком в грудь. Хрустнула кость. Ноги подкосились, и я с диким криком рухнула на колени. Публика неистовствовала: кто-то ликовал, другие громко возмущались. Присвистнув, Джексон обнажил спрятанный в трости клинок.

Вот и все. Сейчас мне отрубят голову, и на этом все закончится. Однако Джексон не спешил опустить на меня карающий меч.

Вместо этого он закатал рукав и принялся за работу. Одна за другой на коже проступали искусно вырезанные буквы. При виде их внутри у меня все помертвело.

В его глазах вспыхнул веселый огонек, так обожаемый мною когда-то.

Как только имя появится полностью, применять дар будет слишком рискованно.

Еще немного – и мой фантом окажется во власти Сборщика, и тот сможет удерживать его сколько душе угодно. Умно, ничего не скажешь… обратить против меня мой собственный дар…

На коже проступила новая буква. Из последних сил я атаковала лабиринт, метя в самое сердце.

У Джексона была на редкость крепкая броня. Слабее, чем у рефаитов и нечитаемых, но куда прочнее тех, с какими мне раньше доводилось сталкиваться. Фантом срикошетил от неприступной стены. В бренном мире мое тело обмякло и распласталось на полу. Рана на боку снова открылась. Подземелье наполнилось ехидными возгласами:

– Наша юная странница притомилась!

– Сборщик, добей ее!

Однако некоторые продолжали болеть за меня:

– Не сдавайся, Странница!

Ноги вдруг сделались ватными. Сил не хватило бы достать монетку из канавы, не говоря уже о дислокации.

– Странница! Странница! – скандировал кто-то.

– Давай, покажи ему, где раки зимуют!

Кровь – не боль.

– Поднимайся, девочка! – крикнула королева мимов. – Вставай!

Ладонь зажала рану; пальцы мгновенно окрасились кровью. Нужно пережить это. Пережить Джексона Холла.

Вскочив, я схватила подсвечник и, забыв про боль, кинулась на врага. Джексон захохотал, с легкостью отражая мои атаки и, самое страшное, делая это одной рукой; вторую спрятал за спину. Его силы в разы превосходили мои, причем безо всяких тренировок.

«Не используй гнев, – вспомнились вдруг наставления Стража. – Танцуй и падай».

Но гнев уже разливался по телу и рвался наружу из самых темных тайников души. Гнев на Джексона и Наширу, на Аббатису со Старьевщиком, на всех тех, кто развратил Синдикат. Синдикат, который я любила, несмотря ни на что. Подсвечник взметнулся в восьмой раз, но Джексон опередил меня, ударив кулаком в живот. Я согнулась пополам, хватая ртом воздух.

– Прости, лапушка. – Клинок снова принялся за дело. – Это очень тонкая работа, а ты сбиваешь.

Мышцы нестерпимо ныли от боли, однако у меня еще был шанс помешать ему. Я втянула кислород. Пусто.

Набалдашник опустился мне на плечо, но крика не было – легким не хватало воздуха. Слабая, но непокоренная, я запустила в Джексона стулом. Главарь мимов с воплем грохнулся на спину и выронил трость. Та покатилась по полу. Я потянулась за ней, но Джексон буквально вырвал ее у меня из рук. Над головой просвистела сталь. Какая дуэль – мы грызлись, как дикие звери! Трость угодила мне в локоть. Боль пронзила руку до кончиков пальцев.

Надо спешить. Собрав последние силы, я протаранила неприступный лабиринт. Ноги коснулись заиндевевшей травы. Сумеречная зона Джексона.

В бренном мире шанс был упущен. Эфир задрожал. Я кинулась обратно в тело.

И задохнулась.

Пальцы метнулись к шее. С губ сорвался надрывный испуганный хрип. Такое случалось со мной раза два-три. Как говорил Ник, спазм гортани. При перемещении защемило трахею. Приступ длился всего полминуты, но после прыжка проходил особенно тяжело. Со слезами на глазах я повернулась к Джексону.

Слишком поздно.

Имя было вырезано.

Остатки кислорода в маске теперь не спасут. Джексон с улыбкой наблюдал, как я тону в безводном пространстве. Из пореза на лбу сочилась кровь. Он добавил красивую завитушку к «и» – изящный штрих, не более. Дело сделано. Пока я еще барахтаюсь, но в эфире власть Сборщика уже дает о себе знать: ноги одеревенели, голова держится неестественно прямо. Пот застилает глаза. Джексон демонстративно вытянул руку. В свете свечей на бледной коже отчетливо горели алые буквы:

Все окружающие звуки свелись к сиплому, прерывистому дыханию.

– Встань, Пейдж. Встань и подойди ко мне.

Я повиновалась.

Главари мимов тихонько посмеивались. Впервые Сборщик рискнул прибрать к рукам дух живого человека. Странница превратилась в сомнамбулу, пала жертвой собственной гордости, проиграла ясновидцу из касты на два порядка ниже своей. Джексон развернул меня лицом к зрителям. Я подчинилась. Безвольная, покорная марионетка.

– Вот и все. Вроде бы это называется нокаут, госпожа распорядительница. – Он намотал мои волосы на палец. – Что ты говоришь, моя милая?

Я с блаженной улыбкой ткнула в алые от крови буквы.

– Правильно, лапушка, это твое имя.

Взрыв смеха.

Я не проронила ни слова. Просто взяла и прыгнула, поблагодарив Небо за то, что отец догадался сменить мне имя.

Преждевременный триумф ослабил защитные барьеры. Они сработали, но слишком поздно.

Мои ноги перескакивали через сорняки и вывороченные корни. Ветви с кроваво-красными листьями хлестали по лицу. Вдоль дороги тянулись замшелые плиты и исчезали в недрах абиссальной зоны. Лабиринт Джексона походил на одно большое кладбище. Возможно, Нанхэдское, где юный побирушка некогда оттачивал свой дар.

Мешкать нельзя. Джексон еще может исправить второе имя, если не боится изрезать руку в лоскуты. Найти ирландский аналог для имени «Ева» очень легко. Я помчалась во весь опор. На бегу тщетно напрягала глаза, силясь разглядеть надписи на надгробиях, но их не было.

На границе абиссальной зоны толпились спектры. Высокие призрачные фигуры потянулись ко мне.

– Назад! – скомандовала я.

Голос эхом разнесся по лабиринту. Спектр ухватил меня за запястье, и впервые в жизни пришлось заглянуть в глаза обломку памяти. На меня взирали две бездонные ямы, полыхающие огнем.

Спектры обычно давали захватчику возможность увидеть свое призрачное обличье, но только если фокусировали взгляд. Как тогда с Наширой, я вообразила, что становлюсь все больше и больше. Фантомные пальцы разжались, не в силах удерживать мое огромное запястье. В следующий миг я проникла в сумеречную зону, где зеленела высокая трава, не схваченная морозом, а в воздухе разливался аромат лилий. Спектры ринулись в погоню, но я оказалась быстрее. Одним махом перескочила через надгробие и бросилась к свету.

В центре солнечной зоны высилась статуя: ангел, скорбно склонившийся над склепом. При виде меня каменная рука отворила вход в гробницу, и оттуда в своем призрачном обличье выбрался Джексон.

– Ну здравствуй, лапушка. Как тебе мой ангел?

Джекс мало походил на себя бренного: черты лица смягчились, утратив всякую выразительность, в черных глазах застыла ненависть, волосы отливали медью, в проборе блестела седина.

– Ты совсем другой! – вырвалось у меня.

– Ты тоже. Впрочем, откуда тебе знать, как выглядит моя Пейдж. – Он запрокинул голову. – Хотя…

Небо заслонила крылатая тень. Мои лодыжки и запястья стянуло незримыми ремнями.

– Бедная марионетка, – послышался вздох. – Ты так ничего и не поняла.

– Как и ты. – Запястья вдруг сократились до крошечного размера, и невидимые путы пали. – Хорошо, что догадалась не называть своего настоящего имени, иначе бы твой трюк сработал.

На его губах заиграла легкая улыбка.

– Смотрю, ты научилась менять свой естественный облик внутри чужого лабиринта. Твои таланты не перестают удивлять.

Джексон стоял, заложив руки за спину. Черные глаза следили за каждым моим шагом.

– Что собираешься делать? Заставишь меня сплясать на арене? Или устроишь шоу – вынудишь рыдать и молить тебя о пощаде? А может, просто выбьешь дух из тела, хотя сомневаюсь, что силенок хватит.

– Я не хочу тебя убивать, Джекс.

– Почему? Только подумай, какая грандиозная развязка. Докажи им. Докажи, что ты прирожденная убийца, солнышко.

– Я тебе не лапушка и не солнышко. Мне не нужна твоя смерть. Мне нужна корона.

Я рванула вперед.

Он не успел среагировать.

К счастью, спектры не могли проникнуть в солнечную зону и помешать мне, а инстинкты Джексона притупились от ран. В мгновение ока я очутилась в склепе и захлопнула крышку.

Теперь мой фантом смотрел на мир зрячим взором Сборщика. Перед глазами вспыхивали разноцветные огни. Эфирная восприимчивость усилилась. Лица зрителей слились в одно сплошное пятно. Мой взгляд, точнее, взгляд Джексона расплывался. Настораживала необычайная легкость, как будто переселение удалось лишь наполовину. Чужое тело явно было мне велико.

И неудивительно! Мое собственное тело еще держалось на ногах. Из носа струйкой бежала кровь, глаза остекленели, но я выстояла. Серебряная пуповина растянулась сразу на два лабиринта.

У меня получилось!

Бренная оболочка Джексона рухнула на колени. Я подняла руку в белой перчатке и без запинки произнесла:

– Во имя эфира…

Погоди, – раздался призрачный голос в голове. – Не надо!

– Я, Белый Сборщик, главарь мимов Четвертого сектора Первой когорты…

– Сдаюсь…

Призрачная оболочка Джексона пыталась вытеснить меня, кулаки барабанили по крышке склепа. В бренном мире его пальцы царапали пол.

– …Своей подельнице Бледной Страннице, – с усилием закончила я.

Железные пальцы стиснули сознание. Каменный ангел душил меня в смертельных объятиях. Скорчившись на земле, призрачная оболочка Джексона выла от ярости. Раздался хруст, и меня отбросило в темноту, в эфир, а оттуда – назад в тело. Очнулась я как раз вовремя, чтобы заслониться от удара, но трость уже перехватила пара рук. Элиза стояла надо мной, пытаясь оттолкнуть Джекса, который мертвой хваткой вцепился мне в горло.

– Джексон, прекрати! Успокойся!

– Битва окончена. – Минти Вулфсон шагнула на арену. – Отпусти ее, Сборщик.

Джексона кое-как оттащили прочь. Ноги вдруг подкосились, но кто-то крепко держал меня за талию, не давая упасть. Ник. Я вцепилась ему в плечо, тяжело дыша.

– Ты справилась, – шепнул он мне на ухо. – Молодец, Пейдж.

Шестерым подручным с трудом удалось утихомирить Джексона. Его ноздри яростно раздувались, глаза лезли из глазниц, с подбородка капала кровь. Столы I-4 разделились на два лагеря. Презрительное шиканье быстро потонуло в шквале аплодисментов и криков: «Черная Моль! ЧЕРНАЯ МОЛЬ!!!»

Однако мне не давал покоя неутихающий ропот. Ник с Даникой подхватили меня под руки и увели с арены. Двое других волокли Джексона. Элиза догнала нас и прикрыла мне рану на боку марлевой повязкой.

В ушах звенело. Мысли путались. Даже не верилось, что я смогла победить Джексона Холла.

– Прошу тишины! – скомандовала Минти. – Тишина в зале!

Однако публика еще долго не успокаивалась. Надин протягивала Джексону платок. Зик остался с сестрой, но его рот судорожно подергивался, взгляд был прикован к Нику, который молча сунул мне баночку фибринового геля. Я зачерпнула целую пригоршню и стала втирать в бок, но кровь все равно хлестала как из ведра. Такими темпами к утру меня окрестят Кровавой Королевой.

Вернулась Элиза с адреналином. Наши взгляды с Надин встретились. Она не улыбнулась, только покрепче ухватила Джексона за плечо.

– Внесите корону, – велела Минти под бурные овации зала. – У нас есть победитель.

– Минутку. – Ступая по пеплу и крови, Аббатиса прошла на середину круга. – Как это понимать?

– Белый Сборщик сдался подельнице.

– Главари мимов подельникам не сдаются!

– Значит, это первый случай.

– Совершенно очевидно, что доблестный главарь Четвертого сектора Первой когорты капитулировал не по своей воле. Эта девчонка все подстроила.

– Она странница, а правила битвы не ограничивают масштабов экстрасенсорного влияния. Если эфир наградил Бледную Странницу таким талантом, она вправе использовать его по своему усмотрению.

– Да, но как быть с ее чудовищным предательством? С пренебрежением клятвой верности? – напирала Аббатиса.

– Верность подельников регулируется неписаным законом, который никак не распространяется на правила битвы. Надо читать книги по истории Синдиката, Аббатиса. А если бы в Синдикате чтили мораль, тебя бы в жизни не сделали королевой мимов.

– Все ясно. Ты с ней заодно. Ты и твои шестерки.

– Я распорядительница сегодняшней битвы, – холодно парировала Минти, – и мое решение окончательно.

Под золотой вуалью Аббатиса побелела как мел. Ее лишили власти временной владычицы, власти, которую она украла у Гектора и Рот-до-Ушей. Взгляд заметался по подземелью в поисках сообщника, но Старьевщик куда-то исчез. Рука в перчатке непроизвольно сжалась в кулак.

Внезапно послышался шум. Джекс с рычанием оттолкнул лакея, пытавшегося обработать ему раны.

– Пошел прочь! Пусть козни Граб-стрит помешали мне стать темным владыкой, но я еще возьму свое. Прочь с глаз моих!

Под взмахом трости лакей попятился, бормоча извинения. Зрители затихли в предвкушении традиционной речи поверженного противника.

– «Семь печатей» распались, – тихо прошептал Джексон.

И все же я услышала.

Услышала.

Надменный Джексон Холл ни за что не будет смотреть, как его подельнице вручат корону, но он не уйдет без последнего слова.

Сборщик направился к публике. Наконечник трости мягко постукивал по каменным плитам.

– Знаешь, Пейдж… я горжусь тобой. Мне казалось, ты недалеко ушла от той никчемной девчонки, некогда переступившей порог моего дома, и даже в бою останешься верной себе до конца и сумеешь выйти из сражения с честью и чистой совестью. – Он встал ко мне вплотную. – Но нет. Ты, лапушка, стала достойной ученицей своего учителя. – Он до боли сжал мое запястье и зашептал в самое ухо: – Я найду других союзников. Учти, мы еще встретимся.

Я промолчала. Хватит с меня его игр.

Джексон с улыбкой отстранился:

– Значит, королева будет сражаться за свободу, а ее подданные – за выживание. Помяни мое слово, Пейдж: те, кто жаждет свободы, рано или поздно обретут ее в эфире. – Он коснулся острием клинка моей израненной щеки. – Наслаждайся свободой на пепелище. Война уже близко.

– Жду не дождусь.

Ухмылка Джексона стала шире.

Толпа расступилась, пропуская его. Никто, даже самый отъявленный бандит, не осмелился бросить колкость вслед Белому Сборщику, главарю мимов I-4 – человеку, который едва не сделался темным владыкой. Человеку, которому я была обязана жизнью, который был моим другом и наставником и мог бы возглавить Синдикат, не закрывай он глаза на притаившуюся в тени угрозу. Раны нестерпимо ныли, сердце болело еще сильнее. Подхватив пальто Джексона, Надин бросилась за ним.

На пороге он вдруг обернулся. Ждал, кто из «Печатей» последует за ним. Даника поудобнее уселась на стуле, а в ответ на мой вопросительный взгляд только пожала плечами.

Ник с каменным выражением лица застыл за моей спиной.

По щекам Элизы текли слезы, с губ сорвался всхлип, но с места она не сдвинулась.

Они остаются.

Внезапно Зик сделал шаг вперед. Потом еще один. После тяжело вздохнул, зажмурился и натянул на себя куртку. Ник крепко сжал его пальцы, пытаясь удержать, но парнишка медленно высвободился, бросил на меня покаянный взгляд и направился к выходу из подземелья вместе с сестрой и Джексоном. Надин взяла его под руку, и они скрылись за углом. Их примеру последовали несколько бандитов и балаганщиков из I-4.

Адреналин выветрился, уступив место боли. При виде Ника у меня горестно сжалось сердце, однако ночь еще не кончилась. Все самое интересное впереди.

Ник легонько подтолкнул меня к арене. Минти взяла с бархатной подушки корону:

– Готова?

Горло саднило, любые звуки застревали внутри. Минти бережно надвинула корону мне на лоб.

– Во имя Томаса Эбона Меррита, основателя Синдиката, нарекаю тебя, Черная Моль, темной владычицей лондонской цитадели Сайена, начальницей над всеми главарями и королевами мимов и почетной хозяйкой Первой когорты и Акра Дьявола. Да будет твое правление долгим и плодотворным.

В зале воцарилась благоговейная тишина. Я выпрямилась и гордо вздернула подбородок:

– Спасибо, Минти. – Голос звучал еле слышно.

– Кого ты выбираешь в подельники?

– У меня их двое: Алый Взор и Страдающая Муза.

Элиза вздрогнула. Окровавленными руками я сняла корону и бросила в груду золы.

Все зашептались. Минти открыла рот, намереваясь что-то сказать, но в последний момент передумала.

– Как вы понимаете, – кивнула я на залитую кровью одежду, – длинная речь мне сейчас не по силам. Однако вы должны знать, почему я выступила против своего главаря, тем самым нарушив неписаный закон Синдиката. Дело не в короне, отнюдь нет. Все, чего мне хотелось, – это высказаться, высказаться так, чтобы меня наконец услышали.

Перехватив мой взгляд, Ник одобрительно кивнул.

– Лондонскому Синдикату, Сай-Лону, – продолжала я все громче и громче, – грозит страшная опасность. Опасность, на которую мы слишком долго закрывали глаза. Закрывали во главе с Сенным Гектором. Совсем скоро Сайен внедрит «Экстрасенс», и мы не сможем свободно передвигаться по улицам, как раньше. Если не дать отпор, мы пропадем под гнетом якоря. Нас уже загнали в подполье, к нам относятся как к нелюдям, которые недостойны даже дышать. Но если позволим Сайену продолжать в том же духе, Синдикат погибнет.

– «Экстрасенс» – всего лишь выдумка, фикция архонта. Темная владычица не только предательница и лгунья, она еще главная подозреваемая в убийстве последнего владыки! – выкрикнула Аббатиса. – Мой факельщик видел ее на Акре Дьявола в ту ночь. Всю в крови Гектора Гринслейта!

Поднялся страшный гвалт. Одни требовали моей головы, другие – предъявить доказательства вместе с факельщиком.

– Где доказательства, Аббатиса? – проскрипела Жемчужная Королева. – Одно слово невидца ничего не стоит. И потом, если ты знала, что Бледная Странница виновна в смерти Гектора, почему прикрывала ее все это время?

– Я верю своим подданным, – огрызнулась та.

– Повторяю: почему ты прикрывала ее, почему не сообщила о своих подозрениях на совете?

– За нее заступился Белый Сборщик. Сказал, что его подельнице просто не повезло, она очутилась не в том месте не в то время, – брызгала слюной Аббатиса. Ее напускное очарование растворилось без следа. – Она и его надула. Убийца, предательница! Если ей ничего не стоило плюнуть на наши традиции, то убить Гектора тоже было по плечу. Жаль, я раньше не раскусила этот подлый обман.

– Ты веришь своим подданным, – перебила я, – а я верю своим глазам. Знаешь, что они видят? Тиранию, построенную на лжи. Людям лгут, внушая, что ясновидцы опасны и не заслуживают права на жизнь. Нас угнетают, стравливают друг с другом, пытают и казнят, называя это милосердием! – Мой голос яростно звенел под сводами. – Но главный обман – это Сайен. За его фасадом двести лет скрываются истинные властители Англии. Настоящие инквизиторы ясновидения.

– О ком ты говоришь, владычица? – нахмурился Языческий Философ.

– О нас, – раздался голос.

Все обернулись.

У входа в подземелье в окружении союзников стоял Арктур Мезартим.

– Рефаиты, – пробормотала Мария Огненная.

– Нет, – покачала я головой, – Рантаны.