Едва дверь на чердак за нами захлопнулась, Страж взял мое лицо в загрубевшие мозолистые ладони. Я не слышала ничего, кроме собственного прерывистого дыхания и учащенного стука сердца. Мои пальцы на ощупь повернули ключ в замке. Комната погрузилась во мрак, где были только мы вдвоем. В темноте рефаит казался чем-то за гранью, с него слетела вся напускная человечность. Мои руки скользнули от его плеч к шее, и наконец, под аккомпанемент лихорадочного биения сердца, наши губы встретились.

Исчезло все, кроме ощущений. Сильные пальцы впились мне в затылок, потом спустились ниже, к спине. Я притянула его ближе, одной рукой обхватила за шею, а другую запустила в спутанные волосы. Пьянящие, точно красное вино, губы Стража были горько-сладкими на вкус.

Шершавая ладонь легла на мой голый живот. Дыхание сразу участилось. Только сейчас я осознала, насколько сильно желала его. Как жаждала этих объятий, прикосновений. Близость лежала за порогом наших миров.

Страж подхватил меня на руки. В темноте слышалось только прерывистое дыхание. Наши лбы соприкасались; меня словно убеждали, что все хорошо, что это взаправду. Я прижалась губами к его губам, наслаждаясь их теплом, ловя обрывки чужестранных слов.

Маковое поле вспыхнуло огнем. Но даже сейчас в ушах звучал голос. «Остановись, Пейдж, хватит!» – внушал мне инстинкт самосохранения. В любой момент нас могли застукать Рантаны, как в свое время Нашира. Но голос разума терялся в звуках сладострастного ноктюрна. Страж прав: это не может продолжаться вечно. Мы не будем вместе всегда. Но что значит сиюминутность?

Мы упали на стеганую кушетку: мои ноги у него за спиной, его руки сжимают бедра. Пальцы нащупали многочисленные рубцы, крест-накрест пересекавшие кожу. Клеймо изменника. Напоминание о предателе, выдавшем бунтарей Нашире.

Страж оцепенел. Под его пристальным взглядом я коснулась извилистого шрама, идущего от спины к ребрам и ниже, к самому животу. Отметина была ледяной на ощупь, в точности как шрамы у меня на руке. Такие следы мог оставить только полтергейст.

– Кто это сделал? – спросила я, отпрянув.

– Один из падших ангелов Наширы. – Страж ласково погладил меня по щеке. – Его имя хранится в секрете, а может, просто забылось со временем.

Амарант – единственное средство унять такую боль. Надо отдать должное Нашире: она знала, как удержать предателя на коротком поводке.

Сквозь чердачное окошко сочился лунный свет. Мы сидели, не разжимая объятий. В висках стучал адреналин. Снизу наши лабиринты учуять невозможно; если кто-нибудь поднимется, нас сразу раскроют.

– Рано или поздно я все равно погасну.

– Ценное замечание, – хмыкнул Страж, – и весьма эгоистичное в придачу. Меня в расчет ты не берешь.

– Дело не в этом. Просто ничто не вечно под солнцем.

– Согласен. – Он коснулся серебристой полоски лунного света у меня на талии. – Хорошо, что мы сейчас под луной.

Я улыбнулась.

Внизу кто-то заиграл на рояле. Не заклинатель, поскольку в мелодии не ощущалось присутствия фантомов.

Я вопросительно взглянула на Стража.

– Сесиль Шаминад, «Элегия», – моментально пояснил тот.

– Признайся, у тебя в голове музыкальный автомат?

– Хм… – Он откинул локон с моего лба. – Прекрасный штрих к лабиринту.

Меня вдруг охватила паника, как бывало при виде редкого украшения или инструмента на черном рынке. Казалось, безделушка вот-вот выскользнет из рук и разобьется – глазом не успеешь моргнуть. Я прижала ладонь к его животу, ощущая ровное, размеренное дыхание.

– Если мы намерены продолжать в том же духе, – мягко проговорил Страж, – сколько бы это ни продлилось, нельзя, чтобы Рантаны узнали.

Иначе они просто уничтожат меня, его, наш шаткий союз. Слишком высокая цена за право находиться друг с другом.

Обуревавшее меня чувство было искренним, безрассудным, из тех, что Джексон на дух не выносил.

Страж смотрел на меня в упор. Хотелось ответить: «Это не имеет значения», но слова замерли на губах. Слишком откровенная ложь, и потом, меня не спрашивали, а просто поставили перед фактом.

Я повернулась, прижавшись спиной к его груди, и рассеянно уставилась в окно.

– Столько лет ничего не замечать… Не видеть, что творится в Синдикате.

– Прости, но верится с трудом.

– Нет, я не сомневалась, что тамошняя система порочна на корню, но чтобы до такой степени? Аббатиса со Старьевщиком затеяли нечто ужасное, и это как-то связано с рефаитами. Ума не приложу, в чем суть, но мне кажется, ответ лежит прямо на поверхности. – Я коснулась испещренных шрамами пальцев. – Тот предатель, выдавший вас. Ты знаешь его в лицо?

– Возможно. Беда в том, что мне неизвестно, кто именно нас предал.

Наверняка незнание грызло его все эти годы.

Я убрала руку с его живота.

– На битве мне придется проникнуть в лабиринт Джексона, а практики маловато.

Страж окинул меня пристальным взглядом:

– Собираешься убить его?

Этот вопрос не давал мне покоя уже который день.

– Не хотелось бы. Если заставлю сдаться, подчиню, то обойдемся без кровопролития.

– Благородное решение. Уверен, Белый Сборщик поступил бы наоборот.

– Он рисковал жизнью, чтобы спасти меня из Шиола. С какой радости ему меня убивать?

– Дабы подстраховаться, представим, что он попытается.

– А как же твое «лучше не представлять»?

– Бывают исключения. – Страж откинулся на подушке. – Сейчас проникнуть в мой лабиринт просто, но на «Арене» тебе придется нелегко. Надо будет собрать все силы для прыжка.

– И все-таки позволь попробовать. Вот прямо сейчас, без маски.

Как ни странно, он не возражал. Я обняла его за шею и стала медленно погружаться в транс. Глаза слипались, оторваться от тела получилось на удивление легко.

Я сразу очутилась в абиссальной зоне. Тишина мертвым грузом давила на плечи. Откуда-то сверху ниспадали тяжелые бархатные драпировки и терялись в дымке костра. В полном безмолвии звенело лишь эхо моих шагов, как в соборе, но сам лабиринт походил на плавучий островок в эфире – размытый, почти неосязаемый. Он просто существовал, и все. Возможно, весь загробный мир – по сути такой же пустырь без малейших признаков жизни. Я раздвигала завесу за завесой, пока не оказалась в самом сердце сознания Арктура Мезартима. Он встретил меня в своем призрачном обличье, руки сложены за спиной. Выцветшая оболочка, не более того.

– С возвращением, Пейдж.

Драпировки снова сомкнулись.

– Смотрю, у тебя по-прежнему тяга к спартанской обстановке.

– Не люблю отвлекаться на визуальный ряд.

Но кое-что изменилось. На пепелище рос цветок. Неописуемого оттенка лепестки переливались под защитой стеклянного колпака.

– Амарант, – выдохнула я, коснувшись гладкой полусферы. – Откуда он здесь?

– Не знаю. Форма лабиринта вне моей компетенции.

– У тебя есть защитные барьеры?

– Исключительно врожденные. Барьеры Джексона куда слабее, но не забывай про явления памяти.

– Спектры, – кивнула я. Спектры упоминались в памфлете «Уловки странствующих мертвецов» и неоднократно встречались мне в чужих лабиринтах. Бессловесные паукообразные твари, таящиеся в абиссальной зоне. В каждом из нас жил по крайней мере один такой монстр, а люди склада Надин буквально кишели ими. – Это ведь воспоминания?

– Вроде того. Спектры воплощают прошлые горести и тревоги. Когда, как вы выражаетесь, становится тяжело на сердце, это происходит как раз с подачи спектра.

Я поднялась:

– А у тебя они есть?

Он молча указал на драпировку. На краю сумеречной зоны, отделяемые световым барьером, копошились двенадцать спектров. Безликие силуэты с человеческими формами. Тела – нечто среднее между твердым и газообразным – дрожали и колебались вместе с дымком.

– Призрачному обличью они не навредят, но могут преградить тебе путь, – предупредил Страж. – Главное, не поддаться им.

Я снова оглядела мрачное сборище:

– Ты знаешь, какие воспоминания они воплощают?

– Да.

Его черты казались резче, некогда плавные линии заострились.

Прежде мне не доводилось касаться чужого обличья. Само нахождение в лабиринте было крамольным, как лезть сапогом в душу. Малейший след, оставленный в душе, способен привести к необратимым последствиям: от полного самоуничижения до краха всех надежд. Однако меня обуяло безудержное любопытство. Жажда странствий сменилась тягой к запретному знанию. Под пристальным взглядом янтарных глаз я дотронулась до призрачной щеки.

Сразу повеяло холодом. Моя призрачная оболочка завибрировала. Образы мои и его наслаивались друг на друга. Главное – помнить, что это не мои руки (хотя очень похоже), а их восприятие Стражем. Пальцы еще немного задержались на твердых губах, скользнули по линии скул.

– Осторожнее, странница. – Его ладонь накрыла мою. – Автопортреты – вещи хрупкие, как стекло.

Пронзительный голос мгновенно отрезвил меня. Я закинула ноги на спинку кушетки, тяжело дыша. Находиться в трансе без маски было тяжеловато, организм еще не привык справляться с такой нагрузкой самостоятельно. Страж терпеливо ждал, когда мне станет легче.

– Ты… – У меня снова перехватило дыхание. Рука машинально метнулась к груди. – Ты вообще видел себя со стороны?

– Призрачная оболочка недоступна моему взору. Однако ты меня заинтриговала.

– Выглядит как статуя, только в насечках. Будто над ней основательно поработали долотом. Точнее, не над ней, а над тобой. – На лбу у меня залегла складка. – Неужели ты представляешь себя таким?

– Отчасти. Многолетний статус принца-консорта Наширы Саргас плохо сказывается на рассудке, и не только. – Он снова погладил меня по щеке. – Необязательно полностью отрываться от тела. Вспомни, чему я тебя учил. Сохрани частичку себя внутри, чтобы организм мог функционировать в нормальном режиме.

Меня не смутила уклончивость – достаточно, что Страж и так открыл мне душу.

– Не понимаю, как это сделать, – пробормотала я, устроив голову у него на плече. – Не могу же я разорваться.

– У тебя уже получилось в мюзик-холле. Не надо разрываться, оставь лишь тень сознания.

Мы долго смотрели друг на друга. Его пальцы прочертили линию от моего виска к шее, потом скользнули к открытому вороту ночной рубашки и замерли в опасной близости от груди.

– У тебя усталый вид, – прохрипел он.

– День выдался тяжелый. – Я взглянула прямо в горящие глаза. – Страж, пообещай мне кое-что.

Он выжидающе молчал. Об одолжении я просила всего раз, когда мне грозила смерть от рук его нареченной.

– Если Нашира убьет меня, предупреди остальных. Ты должен спасти их.

– Уверен, моя помощь не понадобится.

– Если проиграю, ты должен положить конец серому рынку, что бы это ни значило.

Повисла короткая пауза.

– Сделаю все, что в моих силах, Пейдж. Как обычно.

На том и порешили.

Его ладонь коснулась клейма на моем плече. Шесть цифр, некогда заменявшие имя.

– Ты была рабыней. Так не становись рабой страха, Пейдж Махоуни. Ты должна управлять своим даром, а не он тобой.

Той ночью я впервые спала в объятиях мужчины, его аура окутывала меня словно вторая кожа. Однако шестое чувство не дремало. Постоянное присутствие чужого лабиринта вынуждало фантом городить бесконечные защитные барьеры. Ощущение, как будто спишь на корабле, который плавает взад-вперед по волнам. Пару раз я просыпалась, забыв, где нахожусь, и с удивлением прислушивалась к двойному сердцебиению.

Первое пробуждение было кошмарным. При виде Стража почудилось, что я снова в Шиоле I. Я скатилась с кушетки и стала искать нож. Арктур терпеливо ждал, когда приступ паники кончится. Потом подвинулся, приглашая меня лечь рядом, но обнимать не стал.

В начале пятого я проснулась окончательно. Страж еще спал, закинув руку мне на талию. Его кожа отдавала каленым железом.

Следом явился страх. Остальные наверняка будут гадать, где меня носило всю ночь.

Страж не шелохнулся. Сейчас он, как никогда, походил на человека. Суровые черты смягчились, словно все дурные воспоминания исчезли из лабиринта.

Отперев дверь, я на цыпочках выбралась в коридор и судорожно стиснула руки. Одно дело довериться Стражу, но прикоснуться к его призрачному облику означало перейти опасную черту.

Нельзя проводить с ним ночи – это против правил Джекса.

Нельзя надеяться, что это навсегда. Риск слишком велик. И как меня угораздило?.. При всей моей нелюбви к Рантанам их помощь необходима. А стоит им только заподозрить…

Я крепко вцепилась в балюстраду, вслушиваясь в тихие шаги внизу. Сайен гоняется за мной уже не первый год. Десять лет мне удавалось скрывать правду от отца. Страж вообще мастерски утаивал свои намерения и даже ухитрился организовать два восстания за спиной у невесты.

Вот этого мне и хотелось – прекратить беготню раз и навсегда. Невзирая на холодность и скрытность, его присутствие согревало, становилось легко и свободно дышать. С Ником все было иначе, – впрочем, по-другому и быть не могло. Напрасно внушала себе, что все может получиться и он обратит на меня внимание. Страж, напротив, придавал мне сил, вместо того чтобы лишать последних.

Босиком я прошлепала по ступенькам и заглянула в кухню.

За столом Ник читал «Дейли десендант». Рядом стояла корзинка со свежим хлебом, только из пекарни.

– Доброе утро.

– Скорее раннее. – Я придвинула стул и села. – Ты вчера играл на пианино?

– Да. Единственная мелодия, которую знаю. Подумал, так Зику будет легче уснуть. Он ведь был заклинателем до того, как стал нечитаемым.

– Ну и как он?

Ник отложил газету и потер воспаленные глаза.

– Пусть еще немного поспит, и надо убираться отсюда. Леон вот-вот вернется.

– Попроси, чтобы Зика оставили здесь. – Я придвинула к себе газету. – Так у Джекса не возникнет вопросов.

– Вопросы возникнут при любом раскладе. – Он в упор посмотрел на меня.

Не отреагировав, я уткнулась в газету. Сайен призывал граждан всячески содействовать поискам Пейдж Махоуни и ее сообщников, подчеркивая, что беглецы наверняка изменили внешность, дабы скрыться от правосудия. Особое внимание следовало обращать на акцент, крашеные волосы, маски и признаки пластических операций. Статья пестрела снимками свежих хирургических швов, расположенных на щеках вдоль линии роста волос или за ушами.

– Надо посвятить остальных в мой план битвы. – Я налила нам кофе. – И выяснить, чью сторону они займут в случае моей победы.

– А что насчет Стража? Про него тоже надо рассказать?

Над раковиной громко тикали часы с маятником.

– В смысле?

– Да брось, Пейдж. Мы знакомы десять лет. Я сразу вижу, когда что-то не так.

– Все так. – Под его пристальным взглядом я уронила голову и прижала пальцы к вискам. – Точнее, все не так.

– Ладно, не мое дело.

Я рассеянно помешивала кофе.

– Не хочу занудствовать, – добавил он, – но не забывай, сколько тебе пришлось пережить из-за него. Допустим, он изменился и больше не представляет для тебя угрозы, но, даже если опустить тот факт, что по его милости тебя держали взаперти полгода, помни: он тебя использовал. Обещай, что не забудешь, sötnos.

– Такое разве забудешь? Да, Страж мог отпустить меня в первый же день, но… это ничего не меняет. По-твоему, меня тянет к нему из жалости, но ты ошибаешься! Я его не жалею и уж тем более не оправдываю, просто понимаю, почему он поступил именно так, а не иначе. Теперь тебе ясно?

– Да, – помедлив, ответил Ник, – теперь ясно. Но он же такой холодный, Пейдж! Неужели ты с ним счастлива?

– Пока не знаю. – От кофе в груди сразу потеплело. – Знаю только, что он понимает меня как никто другой.

Ник тяжело вздохнул.

– Что на сей раз? – участливо спросила я.

– Не хочу, чтобы ты становилась темной владычицей. Посмотри, чем это кончилось для Гектора и Рот-до-Ушей.

– Со мной такого не случится, – заверила я, хотя внутри все сжалось от страха. Даже если Джекс не забыл доложить Аббатисе про киллеров, вряд ли она кинется принимать какие-то меры. – У тебя были еще видения?

– Да. Постоянно. Но все так запутанно, не разобрать…

– Не бери в голову. – Я ласково сжала его пальцы и убрала руку. – Пойми, другого выхода нет. Кто-то должен попытаться.

– Почему обязательно ты? Пейдж, у меня дурное предчувствие.

– На то мы и ясновидцы, чтобы испытывать дурные предчувствия по любому поводу.

Ник поморщился. Дверь распахнулась, и в кухню вошла Элиза.

– Всем привет!

– Почему ты не в логове? – нахмурился Ник.

– Джексон велел вас найти. Общий сбор в Севен-Дайлсе через час. – Она потянулась за кофейником. – И зачем только нас понесло на холм? Надо было сразу ехать по домам.

– Кто же знал, что все так обернется? – проворчал Ник. – Кстати, что вас связывает с Леоном?

– Он мне как семья.

Семья. Слово непривычно резануло слух. Джексон на дух не выносил понятий родства. Его послушать, нас всех нашли в капусте.

Ник отложил газету:

– А поподробнее?

– Я же подкидыш. Меня воспитали торговцы, но обращались ужасно: заставляли таскать коробки из Сохо в Чипсайд мимо легионеров и бандитов. Изо дня в день по четыре мили туда и обратно. В семнадцать меня приняли на работу в мюзик-холл. Там мы познакомились с Би Сисси, лучшей актрисой на все подполье. Она первая из ясновидцев не плюнула в мою сторону.

Мы с Ником слушали затаив дыхание.

– Би – физический медиум. На представлениях кто только в нее не вселялся. – Уголки рта Элизы скорбно опустились. – Иллюзионисты, акробаты, танцоры. За двадцать лет на подмостках это сильно подорвало ее лабиринт. – Голос девушки дрогнул. – Леон и Би мои единственные друзья вне банды. К Джексону я устроилась ради Би, чтобы оплачивать ее лечение.

Невероятно! Элиза казалась такой искренней в своей преданности Джексу.

– Чем вы ее лечите? – тихо спросил Ник.

– Пурпурной астрой. Леон пока увез Би за город, хочет поискать там новые травы.

– Так вот куда ты пропала с рынка! – осенило меня вдруг.

– Ей было совсем плохо в тот день. Думали, умрет. – Элиза оттерла рукавом набежавшие слезы. – Леон устроил у себя приют для нищих. Здесь их кормят, лечат, но сейчас денег катастрофически не хватает. – Она уныло сгорбилась. – Простите, это все стресс.

– Почему ты раньше ничего не говорила? – удивился Ник.

– Боялась, что вы расскажете Джексону.

– Шутишь? – Он обнял Элизу за плечи, и у нее вырвался истерический смешок. – Мы же с тобой были первыми «Печатями» и всегда делились самым сокровенным. Нам ты всегда можешь довериться.

Мы молча налегли на тосты с медом. Наверху шевельнулся лабиринт Стража.

– Элиза, я не успела тебе вчера сказать… В общем, я решила драться против Джексона на «Арене розы».

Расширившимися глазами Элиза глянула на Ника, но тот лишь тяжело вздохнул.

– Да ладно! – Сообразив, что это не шутка, Элиза испуганно замотала головой. – Не надо, Пейдж. Джексон ведь…

– Убьет меня? – Я залпом допила кофе. – Пусть попробует.

– Он вдвое старше и вдобавок один из опытнейших ясновидцев в цитадели. Если выступишь против него, это конец. Конец банде.

Тут не поспоришь. Джексон – единственный, кто объединял нас.

– А если не выступлю, тогда конец вообще всему. Ты ведь в курсе, с чем нам предстоит бороться. Если за этим действительно стоит Аббатиса, на Синдикат надежды нет. Надо брать все в свои руки, пока не поздно.

Элиза не ответила.

– Только не говори Надин – она сразу побежит рассказывать Джексону. Максимум меня поддержит Дани. Зику тоже ни слова. Непонятно, чью сторону он займет. – Я искоса взглянула на Ника. – Ведь так?

– Да, – нехотя подтвердил он. – Зик готов сражаться с рефаитами, но он очень любит сестру. Если выбор будет между ней и мной, тогда не знаю…

Элиза нервно кусала губы.

– Пейдж, Джексон и впрямь… отказал тебе в помощи с рефаитами?

– Его волнует лишь Синдикат.

– Ничего не понимаю. – Она задумчиво потерла лоб. – Пейдж, правда на твоей стороне – от рефаитов надо избавляться, но Джекс в свое время спас меня от голодной смерти, дал работу, невзирая на мою низшую касту. Да, с ним непросто, но за столько лет постепенно привыкаешь. И потом, у меня та же беда, что и у Надин. Мне очень нужны деньги.

– Деньги будут, обещаю, – мягко проговорила я. – Решать, конечно, тебе, но, если выиграю, хочу, чтобы мы с тобой работали вместе.

Элиза заметно оживилась:

– Серьезно?

– Да.

Золотая пуповина вдруг завибрировала, за дверью возник лабиринт.

Я отложила газету и встала:

– Покину вас на минуту.

Ник молча смотрел мне вслед.

В коридоре Страж снимал с вешалки пальто. При виде меня его глаза вспыхнули.

– Доброе утро, Пейдж.

– Привет. – Я смущенно кашлянула. – Завтрак на столе. Надеюсь, у тебя есть вентилятор, чтобы развеять напряжение?

Получилось слишком наигранно весело. А как еще говорить с человеком после совместно проведенной ночи? Мне явно не хватало опыта в таких тонких вопросах.

– Заманчиво, – кивнул Страж, – но Рантаны ожидают меня на улице. Уверен, они захотят побеседовать с тобой перед битвой. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Постарайся не подвести, Пейдж Махоуни. Ради нашего общего блага.

– Положись на меня.

Он не улыбнулся, но от взгляда повеяло жаром. Я коснулась его спины, ощущая размеренное сердцебиение. По телу сразу разлилось блаженное тепло.

Внезапно я поняла, что принадлежу ему безраздельно. Не в буквальном смысле, как было с Джексоном или рефаитами, нет. Мы со Стражем дополняли друг друга как две половинки одного целого.

Раньше я не испытывала ничего подобного, и это пугало до дрожи в коленках.

– Как спалось? – спросил Страж.

– Прекрасно, не считая инцидента с ножом. – Я сняла с вешалки куртку Ника. – А они не догадаются?

– Заподозрят, но не более.

Наши ауры никак не хотели расставаться, даже когда Страж распахнул дверь, впустив в дом сквозняк. Я натянула сапоги и вышла за порог, в молочный туман. В конце Гудвинс-Корт под единственным фонарем сгрудились Рантаны. Заслышав наши шаги, они разом обернулись.

– Как дела? – спросила Плиона.

Мои брови удивленно взметнулись.

– Неплохо. Спасибо за беспокойство.

– Не у тебя, у мальчика.

Чудеса! Впервые на моей памяти рефаит волновался за раненого человека.

– Зик в порядке. Страж позаботился о нем.

В голубоватом свете фонаря лицо Тирабелл Шератан потемнело от гнева. У меня непроизвольно сжались кулаки.

– Надеюсь, ты хорошо выспалась, – процедила она. – Имей в виду, в этом районе видели Ситулу Мезартим, наемницу Наширы. Помнишь такую?

Ее забудешь!.. Внешне копия Стража, Ситула так разительно отличалась от него в остальном.

– Мы будем ждать известия о твоей победе в Ист-Энде, в нашем убежище.

– Кстати, об этом. У меня к вам большая просьба.

– Излагай, – насторожилась Тирабелл.

– Четверо уцелевших после Сезона костей сейчас в плену у главаря мимов, напавшего на Стража. Среди них есть девушка, Иви Джейкоб, которая владеет важной информацией.

– Ах, эта! Игрушка Тубана.

У меня внутри все опустилось.

– Он был ее куратором. Только с ее помощью можно убедить Синдикат в моей правоте. Пленников держат в ночном салоне где-то во Втором Первой. Точное место не скажу, но знаю, как туда добраться…

– Как ты смеешь указывать нам, что делать! – взвился Цефей. – Мы тебе не шестерки!

– Тебе меня не запугать, рефаит. По-твоему, мне мало досталось в колонии? – Я дернула ворот рубашки, обнажив клеймо на плече. – По-твоему, я все забыла?

– По-моему, тебе пора освежить память!

– Цефей, довольно! – Люсида примирительно вскинула руку. – Арктур, нам действительно стоит вмешаться?

Глаза Стража вспыхнули.

– Боюсь, что да. Старьевщик сумел с легкостью захватить меня в плен. Он жесток, коварен и хорошо осведомлен о наших слабостях. Необходимо положить конец его серому рынку, иначе он так и будет глумиться над нами из тени.

– Что за серый рынок, странница? – Судя по тону, у Тирабелл заканчивалось терпение.

– Без понятия, – призналась я. – Иви должна знать.

– Ты уверена, что она в ночном салоне?

– Своими глазами не видела, но чувствовала ее ауру. Иви там.

– И мы должны рисковать жизнью из-за твоих предчувствий? – прошипела Плиона.

– Да, должны. Я тоже рисковала, когда Страж просил помочь с восстанием, учитывая, что первое с треском провалилось, – отчеканила я и сразу пожалела о сказанном. Но Страж и бровью не повел. – Иви должна заговорить вне зависимости от того, выиграю я или проиграю.

Лицо Тирабелл приняло суровое выражение.

– В таких делах Рантаны предпочитают держаться в стороне. По традиции, нельзя нарушать естественный ход вещей в материальном мире. Если эти четверо приговорены эфиром, значит так тому и быть.

– Что за чушь! – вырвалось у меня. – Не эфир решает, кому жить, а кому умереть.

– Ты вправе думать как угодно, – пожала плечами Тирабелл.

– Они сражались за свою жизнь, за свободу! Если не приведете Иви, на мою поддержку можете не рассчитывать!

Повисла долгая пауза. Я уставилась на рефаитов, вне себя от гнева. Окинув меня напоследок пристальным взглядом, Тирабелл с союзниками скрылась в переулке.

– Это значит «да»? – повернулась я к Стражу.

– Не «нет» точно. В крайнем случае, постараюсь их переубедить.

– Страж… – Я схватила его за рукав. – Прости за мои слова насчет первого восстания.

– За правду не извиняются. – Пламя в его глаза поутихло, напоминая о себе лишь мерным свечением. – Удачи.

От его взгляда кожа покрылась мурашками. Ноги словно приросли к земле. Видя мою нерешительность, Страж легко коснулся губами моих волос.

– Я не оракул и не предсказатель, но чутье подсказывает: ты справишься.

– Ненормальный, – шепнула я.

– Нормальность – понятие относительное, юная странница.

Он растворился в тумане. Где-то в цитадели зазвонил колокол.

В логове нас никто не встретил. Джексон Холл заперся в кабинете, врубив «Пляску смерти» на полную мощность. Поднявшись по лестнице, мы с Элизой на цыпочках прошмыгнули каждая в свою комнату. Я ждала, что вот-вот раздастся стук в стену, но, к счастью, пронесло.

Тихо как мышка я стала готовиться к битве. Приняла душ, достала из шкафа сшитый Элизой наряд, потом плюхнулась на кровать и попробовала вселиться в паука, раскинувшего свои тенета на окне. После двух людей, птички и оленя завладеть крошечным существом оказалось легко. Внутри обнаружился лабиринт, сплетенный из тончайшего шелка.

На шестой попытке удалось сохранить в голове крупицу сознания – достаточно, чтобы не упасть. Руки судорожно цеплялись за подоконник, ноги подкашивались, затылок бился об стену. Изрыгая проклятия, я прижала к лицу кислородную маску и принялась жадно вдыхать воздух.

Если на битве ничего не получится – конец. Во время прыжка тело останется уязвимым, меня просто-напросто убьют. От эмита удалось отделаться легким испугом и парочкой царапин, но для восстановления лабиринта нужно как следует выспаться. Я погасила лампу и калачиком свернулась под одеялом, слушая, как проигрыватель, поскрипывая, выводит «A Bird in a Gilded Cage».

Даже не знаю, где окажусь послезавтра. Точно не в Севен-Дайлсе, не в этой комнатке. Может, буду парией скитаться по улицам. Или править Синдикатом.

Если не упокоюсь в эфире.

За окном маячил одинокий лабиринт. Во дворе под кроваво-красным небом сидел Джексон. В халате, брюках, ярко начищенных туфлях, трость лежит на скамье.

Наши взгляды встретились. Джекс поманил меня пальцем.

Через пару минут мы уже сидели вдвоем. Его глаза неотрывно смотрели на звезды. Свет вспыхивал и переливался в глубине зрачков, придавая взгляду таинственность.

– Здравствуй, лапушка.

– Привет. Ты же вроде хотел устроить собрание.

– Устрою чуть позже. – Он хлопнул в ладоши. – Как тебе наряд?

– Шикарно.

– Рад, что понравилось. Наша Элиза заткнет за пояс лучших лондонских портних. – Его глаза вспыхнули в звездном свете. – Ты в курсе, что у нас сегодня знаменательная дата? В этот самый день ты стала подельницей.

Точно. Сегодня же 31 октября. Совсем из головы вылетело.

– В этот день ты получила первое серьезное задание, хотя раньше была обычной девочкой на побегушках. Готов поспорить, тебе до зубовного скрежета надоело таскать подносы и разливать чай. Так?

– Так. – Я не сдержала улыбки. – Особенно при твоей привычке пить чай литрами.

– Я специально испытывал твое терпение! Как сейчас помню, в Четвертом секторе Первой когорты тогда разбуянились два полтергейста, Сара Метьярд с дочкой, модистки-убийцы. Вы с доктором Найгардом поработали на славу. Помнишь, что случилось после, когда ты явилась ко мне с добычей? Я повернул тебя к колонне и показал на солнечные часы, обращенные в сторону Монмаут-стрит, и сказал…

– «Смотри, лапушка! Это все твое. Улица, дорога – все для тебя», – подхватила я.

Это был самый счастливый день в моей жизни. Мне удалось заработать похвалу Джексона, стать его протеже – о большем и мечтать нельзя.

– Верно, лапушка. Совершенно верно. – Он немного помолчал. – Никогда не был игроком по натуре. Никогда не верил в удачу. При всех различиях, мы – «Семь печатей». Эфир соединил нас через моря и океаны, вопреки всяким законам логики. И это не случайность. Это судьба. Для Лондона близится Судный день.

Джексон зажмурился в предвкушении. Задрав голову, я смотрела на звезды и жадно вдыхала ароматы ночного города. Пахло жареными каштанами, кофейными зернами и костром. Это был запах огня, жизни и новых свершений. Запах пепла, смерти и неминуемого конца.

– Да, – кивнула я.

Судный день.

Или день больших перемен.