Глава тринадцатая
По кромке конверта

Аркканцлер Незримого Университета Наверн Чудакулли опустил кий и тщательно прицелился.

Белый шар ударил по красному шару, и тот мягко закатился в лузу. Это было сложнее, чем могло показаться, потому что большая часть бильярдного стола служила аркканцлеру вместо картотеки, и чтобы попасть в лузу, шару нужно было миновать несколько стопок с документами, кружку, череп с оплывшей свечкой и горстки пепла с его трубки. Шар так и сделал.

– Прекрасно, Тупс, – сказал Чудакулли.

– Я называю это сукнистостью пространства, – гордо сообщил Думминг Тупс.

Каждая организация нуждается хотя бы в одном человеке, который понимал бы, что происходит и кто в этом виноват, и в университете таким человеком был Думминг Тупс, который частенько жалел об этом. Сейчас он занимал позицию заведующего кафедрой Нецелесообразного Применения Магии, и его стратегической задачей было сделать так, чтобы бюджет его кафедры утверждался без голосования. С этой-то целью пучок толстых трубок и тянулся из-под старого громоздкого бильярдного стола к дырке в стене, через лужайку до корпуса Высокоэнергетической Магии, где – Тупс вздохнул – этот маленький трюк поглощал сорок процентов рунного времени Гекса, университетской мыслительной машины.

– Хорошее название, – сказал Чудакулли, готовясь к следующему удару.

– По аналогии с зернистостью пространства, – пояснил Тупс с надеждой. – Когда шар вот-вот столкнется с препятствием, которое отлично от другого мяча, ГЕКС перемещает его в гипотетическое параллельное измерение, где перед ним свободная плоская поверхность с сохранением скорости и сопротивления до тех пор, пока шар нельзя будет вернуть в наше измерение. Вообще-то это самое сложное и затейливое заклинание с использованием нереального времени…

– Да, да, замечательно, – сказал Чудакулли. – Ты еще что-нибудь хотел, Тупс?

Думминг Тупс заглянул в записи.

– У меня тут вежливое письмо от лорда Витинари… от лица города он интересуется, не планирует ли наш университет набирать на учебу, хм, до двадцати пяти процентов менее способных студентов.

Сквозь кипу университетских директив Чудакулли забил черный шар.

– Нельзя позволять всяким лавочникам и мясникам командовать нашим университетом, Тупс! – сказал он твердо, примеряясь к красному шару. – Поблагодари его за внимание и скажи, что мы планируем и впредь набирать сто процентов полных и бесповоротных олухов. Бери их тупыми – и делай острыми, таковы вековые принципы Незримого Университета! Еще что-нибудь?

– Послание для сегодняшней гонки, аркканцлер.

– Ах да, это. Что мне делать, господин Тупс? Говорят, люди ставят на Почтамт.

– Да, аркканцлер. Дескать, боги на стороне господина фон Липвига.

– И они тоже ставят? – спросил Чудакулли, с удовольствием наблюдая, как шар материализуется за недоеденным сэндвичем с ветчиной.

– Не думаю. Шансов на победу у него нет.

– Это он спас кота?

– Он самый, аркканцлер.

– Хороший малый. Что мы думаем о «Гранд Магистрали»? Кучка вымогателей, вот как о них говорят. Людей убивают на этих своих башнях. Мне тут как-то в кабаке рассказывали, что духи мертвых семафорщиков носятся по Магистрали. Играю розовый.

– Я тоже про это слышал. Мне кажется, это городская легенда, – сказал Думминг Тупс.

– Они носятся с одного конца Магистрали до другого. Не самый худший способ провести вечность. В горах такие замечательные виды.

Аркканцлер замер, и его крупное лицо исказила мысль.

– «Справочник спектра всех измерений» Гаруспика, – изрек он наконец.

– Прошу прощения, аркканцлер?

– Послание, – пояснил Чудакулли. – Никто же не говорил, что это должно быть письмо, да? – он провел рукой над кончиком кия, и тот покрылся свежим слоем мела. – Вручишь каждому по экземпляру новой редакции. Отправь их нашему человеку в Орлее, как бишь его, смешное такое имя… пусть видит, что старый альма патер о нем не забывает.

– Его зовут Зигзаг Х. Ключик. Он изучает устричное сообщение в магических полях малой интенсивности для получения степени бак. маг. н.

– Боги правые, они что, умеют сообщаться? – воскликнул Чудакулли.

– Видимо, так, аркканцлер, однако до сих пор отказываются с ним разговаривать.

– Зачем только мы его туда отправили?

– Это же Зигзаг Ключик, аркканцлер, не помните? – подсказал Думминг Тупс. – Ужасный запах изо рта?

– Ах, так это Зигзаг Драконий Дых? – сообразил Чудакулли. – Тот, который мог продуть дыру в серебряной тарелке?

– Верно, аркканцлер, – терпеливо согласился Тупс. Наверн Чудакулли любил подступаться к новой информации с нескольких позиций. – Вы еще говорили, что на болотах от этого никто не пострадает? Помните, мы еще разрешили ему взять с собой небольшой омнископ?

– В самом деле? Дальновидно с нашей стороны. Свяжись с ним немедленно и расскажи, что у нас происходит.

– Хорошо. Но я лучше подожду несколько часов, в Орлее еще ночь.

– Это им так кажется, – сказал Чудакулли, выбрав новую цель. – Займись этим немедленно.

Огонь с небес…

Не секрет, что верхушки башен дрожали, когда сообщения порхали по Магистрали. Когда-нибудь кто-нибудь что-нибудь должен был с этим сделать. Все опытные семафорщики знали: если соединительный рычаг, контролирующий заслонки по нисходящей линии, толкнуть вверх, открывая заслонки одновременно с тем, как соединительный рычаг заслонок по восходящей линии потянуть вниз, закрывая заслонки с обратной стороны башни, вся конструкция накренится. Ее будет толкать с одной стороны и тянуть с другой – примерно тот же эффект производит рота солдат, маршируя по старому мосту. Ничего страшного, если только не повторять это снова и снова, раскачивая башню до опасного предела. Но как часто бывают такие совпадения?

Каждый раз, когда Дятел будет попадать к вам в башню, вот как. Он был сродни болезни, которая может заразить только слабого и уже больного. Болезнь не заразила бы старую Магистраль, потому что на старой Магистрали всегда были башенные капитаны, которые в ту же минуту отдали бы приказ об остановке и счистили зловредное сообщение с барабана, зная, что их действия будут судить начальники, которые имеют понятие об устройстве башни и сами поступили бы точно так же.

Но против новой Магистрали это должно было сработать, потому что там почти не осталось таких капитанов. Делай, что прикажут, иначе тебе не заплатят за работу, а если что-то пойдет не так – это не твои проблемы. Виноват будет тот, кто первым пропустил сообщение. Всем было все равно, и в управлении сидели сплошь кретины. Ты не виноват, тебя просто никто не стал бы слушать. Начальство даже пустило вход прием с «работником месяца», чтобы показать, что им не все равно. Вот настолько им было все равно.

И сегодня тебе приказали сигналить с максимальной скоростью, а ты же не хочешь, чтобы тебя обвинили в медленной трансляции, вот ты и следишь за соседней башней, пока не начнут слезиться глаза, и твои пальцы порхают по клавишам, как будто отбивают чечетку на раскаленных камнях.

Одна за другой башни ломались. Некоторые загорались, когда заслонки отваливались и разбивались о крышу рубки, разливая полыхающее масло. Потушить пожар в деревянном ящике в шестидесяти футах от земли невозможно, так что ты спускаешься по аварийному тросу и удаляешься на безопасное расстояние поглазеть на представление.

Горело четырнадцать башен, пока кто-то не додумался снять руки с клавиш. Но дальше что? Тебе дали приказ. Никаких – повторяем, никаких – сообщений на Магистрали, пока не пройдет это. Что делать дальше?

Мокриц проснулся, и у него в голове полыхала «Гранд Магистраль».

Гну хотели все сломать, а потом склеить осколки, и он понимал почему. Но ничего бы у них не вышло. Где-нибудь на линии обязательно попадется неудобный инженер, который с риском для своей работы отправит вперед сообщение со словами: «Смертельно опасно, передавайте медленнее», – и тем все и кончится. И да, пусть сообщение будет добираться до Орлеи пару дней, а не часов, но у них в запасе были недели. А еще кто-нибудь обязательно догадается сверить финальное сообщение с исходным. Позолоту все сойдет с рук – нет, он нагреет на этом руки. Послание было саботировано, скажет он, и справедливо. Здесь должен быть другой подход.

Но кое в чем Гну были правы. Подмена сообщения была единственным выходом – вот бы только суметь все сделать правильно.

Мокриц открыл глаза. Он заснул за столом, и кто-то подложил ему под голову подушку.

Когда в последний раз он спал в нормальной постели? Ах да, той ночью, когда его нагнал господин Помпа. Он успел пару часов провести на постоялом дворе, в кровати с матрацем, который не ползал и не был набит камнями. Благодать.

Его недавнее прошлое пронеслось перед глазами. Он застонал.

– С Добрым Утром, Господин Вон Липвиг, – сказал из своего угла Помпа. – Твоя Бритва Наточена, Вода Нагрета, И Чай Вот-Вот Принесут.

– Который час?

– Полдень, Господин Вон Липвиг. Ты Уснул Только На Рассвете, – добавил голем укоризненно.

Мокриц снова застонал. Шесть часов до начала гонки. И тогда он попадет в такую им самим вырытую яму, что оттуда солнца не увидать.

– В Городе Большое Воодушевление, – сообщил голем, пока Мокриц брился. – Было Решено, Что Старт Состоится На Саторской Площади…

Мокриц, не слушая, уставился на свое отражение. Он всегда повышал ставки, он делал это рефлекторно. Никогда не обещай возможного. Все могут сделать возможное. Обещай невозможное, потому что иногда оно возможно, если правильно к нему подступиться, и уж во всяком случае, всегда можно расширить границы возможного. А если ничего и не выйдет – что ж, это ведь было невозможно.

Но на сей раз он зашел слишком далеко. Нет ничего позорного в том, чтобы признать, что запряженная лошадью карета не может передвигаться со скоростью тысяча миль в час, но Позолот на этом сыграет, и Почтамт так и останется старомодной, отжившей свое мелкой сошкой, которой нечего тягаться с Магистралью. Позолот найдет способ сохранить «Гранд Магистраль», срежет еще больше углов, продолжит убивать людей ради денег…

– Ты В Порядке, Господин Вон Липвиг? – спросил голем у него из-за спины.

Мокриц уставился в собственные глаза в зеркале и в то, что горело в их глубине.

– Ты Порезался, Господин Вон Липвиг, – сказал Помпа. – Господин Вон Липвиг?

Жаль, что не попал по горлу, подумал Мокриц. Но это была несущественная мысль, стушевавшаяся рядом с главной, тяжелой и мрачной, которая разворачивалась перед ним в зеркале.

Загляни в бездну, и ты увидишь, как что-то растет и тянется к свету. Оно шепчет: сделай это. Все получится. Верь мне.

О боги. Этот план должен сработать, подумал Мокриц. Он простой и смертоносный, как бритва. Только беспринципному человеку может прийти такое в голову.

Он осторожно закончил бритье и вытер остатки пены с подбородка. Крови было не так уж и много.

– Я бы не отказался сейчас от плотного завтрака, господин Помпа, – сказал он. – Потом мне нужно сбегать по делам. А между тем найди, пожалуйста, метлу. Крепкую березовую метлу. И нарисуй на черенке звездочки.

Когда Мокриц спустился вниз, ко всем прилавкам тянулись очереди, но гвалт стих, стоило ему выйти в холл. Раздались бурные аплодисменты. Он кивнул, помахал рукой, и в ту же минуту его обступили люди, размахивающие конвертами. Он постарался подписать все.

– Целый вал писем до Орлеи, почтмейстер! – ликовал Грош, пробивая себе путь через толпу. – Никогда такого не видел, никогда!

– Счастье-то какое, – проворчал Мокриц.

– И письма богам отправились прямиком в поднебесье! – продолжал Грош.

– Рад слышать, господин Грош, – сказал Мокриц.

– Мы получили первые столатские марки! – крикнул Стэнли и помахал листами над головой. – Первые образцы все в дефектах, сэр!

– Поздравляю, – сказал Мокриц. – Но мне сейчас пора, меня ждут дела.

– Ага, ну конечно! – Грош подмигнул. – Дела, говорите? Ну, как скажете, сэр. Разойдитесь все, дорогу почтмейстеру!

Грош чуть ли не расталкивал посетителей, пока Мокриц, стараясь обходить людей, которые просили, чтобы он поцеловал их детишек или разрешил подержаться за его костюм на удачу, выбирался на улицу.

Поплутав дворами, Мокриц нашел местечко, где подавали вполне сносные двойные порции яичницы с беконом, сосками и поджареным хлебом, в надежде на то, что еда заменит ему сон.

Все выходило из-под контроля. Люди выносили и устанавливали на Саторской площади палатки. Огромная текучая масса городского населения пульсировала и струилась по улицам Анк-Морпорка, и к вечеру все это сожмется до размеров площадной толпы, которой можно будет продавать разные товары.

Мокриц набрался смелости и пошел к «Тресту Големов». Там было закрыто. Новое граффити прибавилось к слоям уже высохшей краски на заколоченном окне. Надпись была на уровне колен и выполнена мелком: «Голимы зделаны из какашк». Приятно было видеть, что старые добрые ханжеские традиции передаются младшему поколению – в самом неприятном смысле слова.

Сестрички Долли, соображал Мокриц лихорадочно. Остановилась у тети. Как зовут тетю, она не говорила?

Он бросился бежать.

Сестрички Долли когда-то были деревней, но потом до нее докатился город. Местные до сих пор считали себя отдельной от всего остального города частью, у них были свои собственные обычаи – Собачий Понедельник, День Иголок Вверх – и чуть ли не свой собственный язык. Мокриц ничего этого не знал. Он протискивался по узеньким улочкам, выискивая… что? Клубы дыма?

А вообще-то неплохая идея…

Он добрался до нужного дома восемь минут спустя и принялся колотить в дверь. К его облегчению, госпожа Ласска открыла и уставилась на него.

Она спросила:

– Но как?

– Табачный киоск, – сказал Мокриц. – Не всякая женщина выкуривает по сто сигарет в день.

– Ну и что же тебе нужно, господин Умник?

– Поможешь мне – и я смогу прижать Позолота за все, что он натворил, – сказал Мокриц. – Помоги мне. Пожалуйста. Даю слово бесчестного человека.

Это хотя бы вызвало мимолетную улыбку, которую тут же заменило обычное выражение глубокой подозрительности. В конце концов какая-то ее внутренняя битва разрешилась.

– Тогда тебе стоит зайти в гостиную, – сказала госпожа Ласска и открыла дверь шире.

Комната была маленькой, темной и тесной от своего благоприличия. Мокриц сел на краешек стула, стараясь ничего не задеть, и прислушался к женским голосам в коридоре. Потом в комнату скользнула госпожа Ласска и закрыла за собой дверь.

– Надеюсь, твоя семья не против, – сказал Мокриц. – Я…

– Я сказала им, что ты за мной ухаживаешь, – перебила госпожа Ласска. – Для этого и нужны гостиные. Отрадно было видеть слезы счастья и надежды в глазах моей матери. Что тебе нужно?

– Расскажи мне о своем отце, – попросил Мокриц. – Мне нужно знать, как «Гранд Магистраль» была перехвачена. У тебя остались бумаги?

– Это ничем не поможет. Законник все просмотрел и сказал, что будет сложно завести дело…

– Я обращусь к высшему суду, – сказал Мокриц.

– Но мы почти ничего не можем доказать, нет доказательств… – возразила госпожа Ласска.

– Мне это и не нужно.

– Законник сказал, много месяцев уйдет только на то, чтобы… – продолжала она, решительно выискивая подвох.

– За все заплатят другие, – сказал Мокриц. – У тебя остались книги? Гроссбухи? Что-нибудь?

– Что ты будешь с ними делать? – требовательно спросила она.

– Лучше тебе не знать. Правда. Я знаю, что делаю, Шпилька. Но тебе не стоит.

– Есть большая коробка с бумагами, – сказала госпожа Ласска неуверенно. – Думаю, я могла бы просто… оставить ее здесь, пока буду наводить порядок…

– Отлично.

– Я могу тебе доверять?

– В этом вопросе? Ни в коем случае! Твой отец доверился Позолоту, и посмотри, что из этого вышло! Я бы на твоем месте мне не доверял. Но на своем месте доверял бы.

– Самое забавное, господин фон Липвиг, чем больше ты говоришь, как тебе не стоит доверять, тем сильнее я доверяю, – сказала госпожа Ласска.

Мокриц вздохнул.

– Знаю, Шпилька, знаю. Грустно, не правда ли. И так по-человечески. Пожалуйста, принеси мне эту коробку.

Озадаченно хмурясь, она принесла.

На все ушло полдня, и даже тогда Мокриц ни в чем не был уверен, но он исписал заметками целый блокнот. Это было все равно что искать пираний в реке, густо заросшей водорослями. На дне лежало много костей. Но даже если иногда тебе казалось, что под водой промелькнуло что-то серебристое, нельзя было быть уверенным, что ты видел саму рыбу. Чтобы узнать это наверняка, нужно было прыгнуть в реку.

К половине пятого на Саторской площади яблоку негде было упасть.

Замечательным свойством золотого костюма и фуражки с крыльями было то, что когда Мокриц их снимал, он переставал быть собой. Он становился непримечательным человеком в непримечательной одежде, с лицом, которое вам, возможно, покажется смутно знакомым.

Он шел в толпе, направляясь к Почтамту. Никто не обращал на него внимания. Мало кто вообще смотрел в его сторону.

Мокриц был один, хотя раньше он никогда не задумывался об этом. Он всегда был один. Иначе ему было нельзя.

Но, как ни странно, ему не хватало золотого костюма. Да, это была маска. Но Человек в Золотом Костюме – хорошая маска. Он больше не хотел быть человеком, который почти ничем не отличался от тени. Которого легко забыть. В крылатой фуражке он мог творить чудеса, или хотя бы то, что казалось чудесами, – а это ничуть не хуже.

Через пару часов предстояло сотворить еще одно чудо – назад пути не было.

Ну что ж…

Он обошел Почтамт и собрался войти через черный ход, когда кто-то, притаившийся в тени окликнул его:

– Бззд!

– Ты имел в виду «псст»? – спросил Мокриц. Разумный Алекс вышел из тени. На нем была старая рабочая куртка «Гранд Магистрали» и огромный шлем с рогами.

– Мы не успеваем с полотном, – начал он.

– Зачем тебе шлем? – перебил Мокриц.

– Для маскировки, – сказал Алекс.

– Шлем с огромными рогами?

– Да. Я настолько выделяюсь из толпы, что никто не поймет, что я стараюсь остаться незамеченным, поэтому люди и не обратят на меня внимания.

– Только человек, очень одаренный интеллектом, может додуматься до такого, – сказал Мокриц осторожно. – Что-то случилось?

– Нам нужно больше времени, – сказал Алекс.

– Как? Гонка начнется в шесть!

– К тому времени еще не стемнеет. Мы успеем спустить парус к половине седьмого, в лучшем случае! Если мы высунемся за парапет раньше, нас заметят!

– Быть не может! Другие башни слишком далеко!

– Зато проезжающие по дороге близко, – заметил Алекс.

– Проклятье! – Мокриц и забыл про дорогу. Достаточно будет одного свидетеля, который скажет, что видел кого-то на заброшенной башне…

– Смотри, у нас все готово к спуску, – сказал Алекс, глядя ему в глаза. – Когда мы выйдем наверх, то сработаем быстро. Нам нужно просто полчаса по темноте, может, плюс пару минут.

Мокриц закусил губу.

– Ладно. Как-нибудь устрою. А теперь возвращайся и помоги остальным. Но не начинайте, пока я не приеду, понятно? Верь мне!

Я часто это говорю в последнее время, подумал он, когда парень убежал. Надеюсь, они верят.

Мокриц поднялся к себе в кабинет. Золотой костюм висел на вешалке. Он оделся.

У него была работа. Она была скучной, но ее нужно было сделать. И он взялся за работу.

В половину шестого заскрипели половицы, и в кабинет вошел господин Помпа, волоча за собой метлу.

– Гонка Скоро Начнется, Господин Вон Липвиг, – сказал он.

– Мне нужно сперва кое-что закончить, – сказал Мокриц. – Здесь письма от строителей и архитекторов, о, кто-то просит меня избавить его от бородавок… мне правда нужно разобраться с бумагами, Помпа.

А в это время в кухне Хвата Позолота, Игорь кропотливо выводил записку. В конце концов, есть же приличия, которые нужно соблюсти. Нельзя просто скрыться, как воришка в ночи. Надо прибрать за собой, убедиться, что кладовая забита продуктами, помыть посуду и взять из копилки точь-в-точь столько, сколько тебе причиталось.

Даже жалко. Хорошее было место. Позолот многого от него не требовал, и Игорю нравилось терроризировать остальных слуг. За редким исключением.

– Какая жалость, что ты нас покидаешь, господин Игорь, – сказала госпожа Светляника, повариха. Она промокнула глаза платочком. – С тобой здесь все заиграло новыми красками.

– Ничего не мочь поделайт, гофпожа Фветляника, – сказал Игорь. – Я буду фкучайт по твой пирог ф почками и по бифштекф, это да. Фердце мое поет при виде дамы, которая умейт приготовийт такую вкуфнятину из объедков.

– Вот, господин Игорь, это я для тебя связала, – повариха нерешительно протянула ему небольшой мягкий сверток. Игорь бережно развернул его и достал красно-белую полосатую балаклаву. – Это чтобы твои болтики не замерзали, – сказала госпожа Светляника и покраснела.

Игорь не знал, что делать. Ему нравилась повариха, он уважал ее. Никогда прежде он не видел, чтобы женщина так управлялась с острыми ножами. Бывают случаи, когда приходится закрыть глаза на Кодекс Игорей.

– Гофпожа Фветляника, ты как-то говорийт, что у тебя быть фефтра в Щеботане? – спросил он.

– Да, господин Игорь.

– Фамый время поезжайт к ней в гофти, – сказал Игорь твердо. – Только не задавай вопрофы. Прощай, дорогая гофпожа Фветляника. Я ф нежнофть буду вфпоминайт твою печенку.

Было уже без десяти шесть.

– Если Выйти Сейчас, Как Раз Успеешь К Началу Гонки, Господин Вон Липвиг, – пророкотал голем, не выходя из угла.

– Это дела государственного значения, господин Помпа, – сказал Мокриц сурово, читая очередное письмо. – Я выполняю свой гражданский долг.

– Да, Господин Вон Липвиг.

Он протянул так до десяти минут седьмого, потому что до площади было пять минут спокойным шагом. Под конвоем голема Мокриц покинул Почтамт с чувством, прямо противоположным спокойствию.

Толпа на площади при виде его расступилась. Послышались возгласы и смех, когда люди заметили метлу у него на плече. На ней были нарисованы звезды – значит, метла была волшебная. На таких убеждениях и сколачиваются состояния.

В любом карточном фокусе есть своя наука. Первым делом надо научиться придерживать нужные карты в разложенной колоде – вот и весь секрет. И Мокриц выучился мастерски, но механические фокусы утомляли его, были ниже его. Были и другие способы манипулировать, отвлекать, злить. Злость всегда играет на руку. Разозли человека – и он скорее ошибется.

В центре площади был свободный пятачок, где ждала почтовая карета, на козлах которой гордо восседал Джим Труба. Кони лоснились, кузов сверкал при свете фонарей. В отличие от столпившейся вокруг публики.

Здесь была пара представителей «Гранд Магистрали», несколько волшебников и, конечно, иконографист Отто Шрик. Они повернулись в сторону Мокрица и на их лицах он увидел самые разные чувства, от облегчения до подозрительности.

– Мы уже подумывали о дисквалификации, господин фон Липвиг, – сказал Чудакулли строго.

Мокриц вручил метлу Помпе.

– Прошу прощения, аркканцлер, – сказал он. – Я рассматривал эскизы для марок и потерял счет времени. О, добрый вечер, профессор Пельц.

Профессор Патологической Библиомантии широко улыбнулся и показал ему банку.

– Со мной профессор Зобб, – сказал он. – Старик захотел посмотреть, из-за чего весь сыр-бор.

– А это господин Пони из «Гранд Магистрали», – сказал Чудакулли. Мокриц пожал инженеру руку.

– Ты без господина Позолота? – спросил он и подмигнул.

– Он, э, наблюдает из своего экипажа, – сказал Пони, нервно глядя на Мокрица.

– Раз все собрались, господин Тупс вручит вам обоим по экземпляру послания, – сказал аркканцлер. – Господин Тупс?

Им дали по свертку. Мокриц развернул свой и рассмеялся.

– Но это же книга! – воскликнул Пони. – Вся ночь уйдет на то, чтобы перевести ее в код. Тут еще и диаграммы!

Ну что же, поиграем, подумал Мокриц. Быстрым, как бросок кобры, движением он выхватил книгу у растерянного Пони, быстро пролистал, схватил несколько страниц и разом вырвал их под оханье толпы.

– Прошу, господин Пони, – сказал он, вручая ему страницы. – Вот оно, ваше послание! Страницы с семьдесят девятой по сто двадцать восьмую. Мы доставим вашу книгу, и получатель сможет вложить в нее эти страницы позднее, если они дойдут! – Он почувствовал на себе недовольный взгляд профессора Пельца и добавил: – Я уверен, что книгу подправят и она станет как новая!

Это был глупый жест, но широкий, зрелищный, веселый и жестокий, а Мокриц хорошо знал, как обратить на себя внимание толпы. Господин Пони попятился назад, сжимая в руках вырванные главы.

– Я не то имел… – попытался он, но Мокриц перебил его.

– В конце концов, наша карета слишком велика для такой маленькой книжки.

– Просто чтобы перевести рисунки в коды, нужно столько времени… – запротестовал господин Пони. К таким вещам он не привык. Механизмы с ним никогда не пререкались.

Мокриц изобразил на лице искреннее беспокойство.

– Действительно, нечестно, – сказал он и повернулся к Думмингу Тупсу. – Тебе не кажется, что это нечестно, господин Тупс?

Волшебник удивился.

– Но когда они все закодируют, оно уже через два часа будет в Орлее!

– И все же, я настаиваю, – сказал Мокриц. – Нам не нужно нечестное преимущество. Джим, слезай, – крикнул он вознице. – Дадим кликам фору, – он повернулся к Думмингу Тупсу и Пони с самой честной услужливостью на лице. – Часа будет достаточно, господа?

Толпа взревела. Боги, как же я хорош, подумал Мокриц. Как я хочу, чтобы этот момент никогда не заканчивался…

– Господин фон Липвиг! – позвали из толпы. Мокриц посмотрел туда и увидел журналистку.

– А, госпожа Сахарисса! Карандаш наточила?

– Ты в самом деле собрался ждать, пока «Гранд Магистраль» не обработает свое послание? – спросила она, смеясь.

– Конечно, – сказал Мокриц, ухватившись за лацканы своего искрящегося сюртука. – Мы на Почтамте честные люди. Кстати, могу ли я воспользоваться возможностью и рассказать о нашей новой капустной марке?

– А ты не слишком далеко зашел?

– Планирую дойти до самой Орлеи, уважаемая! Я уже сказал, что марка со вкусом капусты?

Мокриц так разогнался, что уже не мог остановиться. Здесь было его сердце: он танцевал на краю пропасти, сочиняя мир на ходу, заставляя людей прислушаться к его словам и измениться. Ради этого он подкладывал стекло взамен бриллиантов, позволял картам порхать в его пальцах, с улыбкой стоял перед банкирами, изучающими поддельные чеки. Он жаждал этого чувства – неприкрытого, неподдельного восторга, когда идешь по самой кромке…

Хват Позолот проплыл по толпе, как акула среди мелкой рыбешки. Он посмотрел на Мокрица подчеркнуто бесстрастным взглядом и повернулся к господину Пони.

– Какие-то проблемы, господа? – спросил он. – Время идет.

В тишине, нарушаемой лишь редкими смешками из толпы, Пони попытался совладать с ситуацией и все объяснить.

– Понимаю, – сказал Позолот. – Тебе нравится шутить над нами, господин фон Липвиг? Уверяю тебя, мы в «Гранд Магистрали» ничем не рискуем, если ты отправишься в путь прямо сейчас. Мы можем себе позволить эти пару часов.

– О, разумеется, – ответил Мокриц. – Если тебе от этого будет легче.

– Еще как будет, – отрубил Позолот. – Чем дальше ты будешь отсюда, господин фон Липвиг, тем лучше.

Мокриц услышал намек, потому что ждал его. Позолот вел себя рассудительно и подобающе, но его глаз напоминал шарик темного металла, а в голосе звучали смертельные нотки.

А потом Позолот спросил:

– Как себя чувствует господин Грош? Меня огорчили новости о нападении на него.

– Нападении? Что ты, господин Позолот, на него доски с потолка упали, – ответил Мокриц. И этот вопрос лишает тебя малейшего права на милосердие.

– О, стало быть, меня дезинформировали, – сказал Позолот. – Теперь буду знать, что слухам доверять нельзя.

– Я передам господину Грошу привет, – сказал Мокриц.

Позолот приподнял шляпу.

– До свиданья, господин фон Липвиг. Желаю всего наилучшего в твоем доблестном порыве. На пути могут встретиться опасные люди.

Мокриц в ответ снял фуражку и ответил:

– Надеюсь в скором времени оставить их позади.

Ну вот, подумал он. Мы все сказали, и милая девушка из газеты думает, что мы добрые приятели или обычные конкуренты, которые стараются быть вежливыми друг с другом. Пора испортить кое-кому настроение.

– До свидания, дамы и господа, – сказал он. – Господин Помпа, будь другом, положи метлу на карету.

– Метлу? – Позолот резко повернулся к нему. – Эту метлу? Со звездами? Ты берешь с собой метлу?

– А вдруг мы сломаемся по дороге, – сказал Мокриц.

– Я протестую, аркканцлер! – заявил Позолот, развернувшись. – Этот человек собрался лететь до Орлеи!

– Ничего подобного, – возразил Мокриц. – Это гнусные инсинуации.

– Так вот почему ты так в себе уверен? – прорычал Позолот. И именно прорычал – вот они, первые трещины на фасаде.

На метле можно лететь с такой скоростью, что волосы сдует. Достаточно сломаться паре башен – а нам ли не знать, что они постоянно ломаются, – и метла обгонит семафоры, еще и потому, что летает она прямо, и ей не нужно следовать за извилистой дорогой, по которой ехали кареты и на которой стояла Магистраль. Магистрали должно крупно не повезти, а человек на метле будет обморожен и, возможно, мертв, но за сутки на метле можно было добраться из Анк-Морпорка до Орлеи. Этого могло хватить.

На лице Позолота застыло злорадство. Теперь-то он знал, что придумал Мокриц.

В этом суть любой аферы. Жертва не должна быть ни в чем уверена, но ей можно позволить заблуждаться.

– Я требую, чтобы в карете не было никакой метлы! – заявил Позолот аркканцлеру, что было ошибкой. Нельзя ничего требовать от волшебников. Нужно просить. – Если господин фон Липвиг сомневается в своем средстве передвижения, – продолжал Позолот, – пусть признает свое поражение сейчас!

– Мы будем ехать одни по опасным дорогам, – заметил Мокриц. – Без метлы может и не обойтись.

– Однако вынужден согласиться с этим… господином, – сказал Чудакулли с некоторым неудовольствием. – Это как-то неправильно, господин фон Липвиг.

Мокриц вскинул руки.

– Как скажешь, не буду спорить. А жаль. Но могу ли я просить о равных условиях?

– В каком смысле? – спросил волшебник.

– При каждой башне есть лошадь на случай поломки, – сказал Мокриц.

– Это обычная практика! – огрызнулся Позолот.

– В горах – да, – спокойно отвечал Мокриц. – И то только в самых отдаленных башнях. Но сегодня, кажется, у каждой башни стоит по лошадке. Фактически «Пони-экспресс», без обид, господин Пони. Они обойдут нашу карету, даже не послав ни единого сигнала.

– Ты серьезно считаешь, что мы повезем послание верхом? – воскликнул Позолот.

– Ну, ты же считаешь, что я полечу, – сказал Мокриц. – Если господин Позолот сомневается в своем оборудовании, аркканцлер, пусть признает свое поражение сейчас.

Вот она промелькнула, тень на лице Позолота. Он был уже не просто раздражен, он ступил в тихие глубокие воды чистого животного бешенства.

– Давайте сойдемся на том, что это не гонка лошадей против метлы, – сказал Мокриц. – Это почтовая карета против клик-башен. Карета ломается – мы чиним карету. Башня ломается – вы чините башню.

– Вообще-то звучит справедливо, – согласился Чудакулли. – Постановляю так. Однако хотел бы вынести предупреждение господину фон Липвигу с глазу на глаз.

Аркканцлер положил руку Мокрицу на плечо и завел его за карету. Там он наклонился к нему близко-близко и спросил:

– Ты же в курсе, что нарисованные звездочки на обычной метле не заставят ее подняться в воздух?

Мокриц заглянул в молочно-голубые глаза волшебника, невинные, как у ребенка – такого, который изо всех сил старается выглядеть невинным.

– В самом деле? – сказал он.

Волшебник похлопал его по плечу.

– Значит, оставим все как есть, – сказал он радостно.

Позолот улыбнулся Мокрицу, когда они вышли из-за кареты.

Искушение было слишком велико, и Мокриц даже не стал с ним бороться. Всегда повышай ставки. Испытывай удачу, потому что никто не сделает этого вместо тебя.

– Не хочешь заключить небольшое личное пари, а, господин Позолот? – спросил он. – Чтобы не было… скучно.

Позолот отреагировал достойно, вот только эти едва заметные знаки в его лице…

– Подумать только, а разве боги одобрают азартные игры? – усмехнулся он.

– Что наша жизнь? Лотерея, господин Позолот, – сказал Мокриц. – Скажем… сто тысяч долларов?

Это стало последней каплей. Мокриц увидел, как что-то лопнуло внутри Хвата Позолота.

– Сто тысяч долларов? И где ты найдешь такую сумму, фон Липвиг?

– Я просто помолюсь, господин Позолот. Я думал, это все знают, – сказал Мокриц, к всеобщей радости. Он отвесил председателю свою самую нахальную улыбку. – А вот где ты возьмешь сто тысяч долларов?

– Ха! Я принимаю пари. Посмотрим, кто будет смеяться последним, – сказал Позолот без обиняков.

– Жду не дождусь, – ответил Мокриц.

И теперь ты у меня в руках, подумал он про себя. Ты взбешен. Ты делаешь ошибки. Ты идешь по доске.

Он вскочил на подножку кареты и повернулся к толпе.

– В Орлею, дамы и господа. В Орлею, и будь что будет!

– Что-то точно будет! – сострили в толпе.

Мокриц поклонился и, выпрямившись во весь рост, встретился взглядом с Дорой Гаей Ласской.

– Выходи за меня, госпожа Ласска! – прокричал он.

Толпа ахнула, а Сахарисса дернула головой, как кошка, вынюхивающая новую мышку. Какая жалость, что в газете была только одна первая полоса.

Госпожа Ласска выдула колечко дыма.

– Не сейчас, – ответила она невозмутимо под восклицания и гул толпы.

Мокриц помахал рукой и вскочил на козлы рядом с возницей.

– Трогай, Джим!

Джим щелкнул хлыстом, и карета тронулась под возгласы зевак. Мокриц обернулся и увидел господина Пони, который сосредоточенным шагом двигался в сторону башни Тумп.

Потом Мокриц уселся поудобнее и стал разглядывать улицы, освещаемые огнями кареты.

Может, это золото проникало ему под кожу. Он чувствовал, как что-то наполняло его, какая-то дымка. Он поднял руку, и ему показалось, что за ней по воздуху протянулся след искорок. Он все еще летел.

– Джим, как я выгляжу? – спросил он.

– Не видать при таком-то свете, – сказал возница. – Можно вопрос?

– Валяй.

– Зачем ты оставил этим гадам только часть страниц?

– По двум причинам, Джим. Во-первых, это выставило нас молодцами, а их – маленькими нытиками. А во-вторых, это страницы со всеми цветными иллюстрациями. Целая вечность уйдет, пока они их перекодируют.

– А глаз у тебя острый, как бы не порезаться, господин фон Липвиг! А? Во!

– Лети, Джим, лети, как на крыльях!

– Ну, я-то знаю, как сделать все красиво, не сомневайся! Н-но! – хлыст снова щелкнул. Стук копыт эхом отскакивал от домов.

– Шесть лошадей, – заметил Мокриц, когда они прогремели про Брод-авеню.

– Ага. Пусть заодно и мое имя запомнят, – сказал возница.

– Сбавь ход, когда подъедем к старой башне волшебников. Мне нужно будет сойти. Ты взял с собой охрану?

– Четырех человек, – сообщил Джим. – Отлеживаются в карете. Уважаемые люди и профессионалы в своем деле, знаю их с малолетства: Гарри-Жвачка, Тап-Головолом, Вретт Тяжкийтелесный и Безносый Джо Тозер. Товарищи мои, так что не боись, им и самим не терпится отдохнуть немного в Орлее.

– Ага, ведерками и лопатками мы запаслись, – прорычал голос из кареты.

– Они лучше дюжины стражников, – довольно сообщил Джим.

Карета тряслась по дороге, оставляя позади самые дальние пригороды. Дорога под колесами становилась хуже, но карета покачивалась и приплясывала, крепко держась на стальных рессорах.

– Когда высадишь меня, можно так не гнать. Спешить некуда, Джим, – сказал Мокриц через некоторое время.

В свете фонарей он увидел хитрую улыбку Джима.

– Таков твой план, да?

– И это замечательный план, Джим! – сказал Мокриц. Осталось убедиться, что он не сработает.

Фонари кареты скрылись из виду, и Мокриц остался один в холодной темноте. Вдали дым над Анк-Морпорком сливался в один большой, подсвеченный огнями, клубящийся гриб, закрывающий собой звезды. В кустах шуршало, и легкий ветерок разносил капустный запах по бесконечным полям.

Мокриц подождал, пока глаза не привыкнут к темноте. Стала видна башня – столб ночи, лишенный звезд. Оставалось только найти дорогу в густых зарослях сорняков и репейника…

Он крикнул сычом. Поскольку Мокриц не был орнитологом, его сыч кричал: «у-у».

Заросли разразились совиным уханьем. Эти совы гнездились в заброшенной башне, которая днем сводила людей с ума. На сов это никак не влияло, разве что кричали они на все голоса, которыми только могут кричать живые – или умирающие – существа. Среди них слышались и трубящий слон, и, кажется, вой гиены с нотками скрипящего матраца.

Когда их хор стих, голос в нескольких шагах от Мокрица прошептал:

– Все нормально, господин фон Липвиг, это я. Адриан. Дай мне руку и пойдем быстрее, пока остальные опять не перессорились.

– Перессорились? Из-за чего?

– Они друг от дружки уже на стену лезут! Нащупай веревку. Взял? Хорошо. Можно идти: дорожку мы расчистили и пометили веревкой…

Они быстро зашагали вдоль деревьев. Лишь с близкого расстояния сквозь развалившуюся дверь был виден свет – Неопределенный Адриан закрепил на стене несколько газовых ламп. Камни ходили ходуном у Мокрица под ногами, когда он лез наверх. Не обращая на них внимания, он взлетел по винтовой лестнице с такой скоростью, что у него закружилась голова.

Безумный Ал схватил его за плечи.

– Не лети, – сказал он бодро. – У нас еще десять минут в запасе.

– Мы были бы готовы и двадцать минут назад, если бы кое-кто не посеял молоток, – проворчал Разумный Алекс, натягивая трос.

– Я? Я же положил его в ящик с инструментами, – сказал Безумный Ал.

– Ага, в отсек с гаечными ключами!

– И что с того?

– Какой нормальный человек станет искать молоток в гаечных ключах?

Далеко внизу снова заухали совы.

– Стойте, – сказал Мокриц. – Разве это важно? Вот сейчас?

– Он, – сказал Разумный Алекс, укоризненно тыкая в Ала гаечным ключом, – он безумен!

– Не так безумен, как некоторые, у кого гайки рассортированы по размеру в баночках из-под варенья, – не остался в долгу Безумный Ал.

– Это как раз разумно! – горячо возразил Разумный Алекс.

– Да ведь самый смак в том, чтобы в них ковыряться! К тому же…

– Готово, – перебил их Неопределенный Адриан.

Мокриц посмотрел наверх. Семафор Гну высился над ночной башней точь-в-точь как над крышей Почтамта. Прямо за ней со стороны города громоздилась реечная конструкция. Она смахивала на корабельную мачту – возможно, из-за всех веревок, на которых она держалась. Постройка подрагивала на ветру.

– Здорово ты их задел, – продолжал Адриан, когда остальные несколько присмирели. – Двадцать минут назад передали новую директиву, лично от Позолота. Сказали, что послание пойдет двухуровневой трансляцией, что нужно обратить предельное внимание и ничего не менять в коде, и чтобы никакой сторонней трансляции, пока Позолот лично не отправит обнуляющую команду, и еще он сказал, что собственноручно уволит всех с любой башни, которая не соблюдет инструкции в точности.

– Что в очередной раз доказывает, что «Гранд Магистраль» – компания о людях и для людей, – сказал Мокриц.

Неопределенный Адриан и Безумный Алекс подступили к большому каркасу и принялись раскручивать веревки на рейках.

Ах да, подумал Мокриц. Теперь об этом…

– Небольшое изменение в планах, – сказал он и набрал воздуха в грудь. – Мы не станем пускать Дятла.

– В каком это смысле? – Адриан выронил веревку. – Это и есть наш план!

– Это уничтожит всю Магистраль, – сказал Мокриц.

– Да, точно, это и есть план, – сказал Ал. – Позолот разве что на штанах у себя не вышил «дайте мне пинка». Оно и так все разваливается, понимаешь? Это же начиналось как эксперимент! Мы отстроим все заново и в десять раз лучше!

– Как? – спросил Мокриц. – Где вы найдете деньги? Я знаю, как уничтожить компанию, не навредив башням. Их украли у Ласски и его партнеров. Я верну им все! Но единственный способ улучшить башни на линии – это оставить нетронутыми старые. Магистраль может работать!

– Ты заговорил как Позолот! – взорвался Ал.

– Но я прав, – сказал Мокриц. – Алекс, ты разумный человек, скажи ему! Если не выводить Магистраль из строя, башни можно заменить поочередно и не потерять ни одного сигнала! – Он махнул рукой в темноту. – Люди на башнях хотят гордиться своей работой! Это тяжелый труд, дешевый труд, но они живут этим. Компания сживает их со свету, а они продолжают сигналить!

Адриан потянул за веревку.

– Эй, полотно застряло, – объявил он. – Наверное, зацепилось, когда мы скручивали…

– Я не сомневаюсь, что Дятел сработает, – продолжил напирать Мокриц. – И надолго выведет из строя много башен. Но Позолот выкрутится. Вы это понимаете? Он обвинит нас в саботаже!

– Ну и что? – сказал Безумный Ал. – Через час мы погрузим это все на телегу, и никто не узнает, что мы здесь вообще были!

– Полезу наверх, распутаю, – сказал Неопределенный Адриан, дергая ткань.

– Я сказал же, ничего не выйдет, – отмахнулся от него Мокриц. – Послушай, Ал, огнем и мечом проблему не решить. Ее можно решить словами. Мы расскажем всему миру, что случилось с Магистралью.

– Убийца рассказала тебе об этом? – спросил Алекс.

– Да.

– Ты ничего не докажешь. Все было по закону.

– Сомневаюсь, – сказал Мокриц. – Но это и неважно. Мне не нужно ничего доказывать. Наша сила в словах, в том, как их можно исказить, как вложить их людям в голову, чтобы они думали так, как нам нужно. Мы пошлем свое собственное послание, и знаете что? Ребята на башнях сами захотят его передать, а когда люди узнают, что там сказано, все захотят в это поверить, потому что все хотят жить в таком мире, где это было бы правдой. Мое слово против Позолота, а я владею словом лучше него. Я могу расправиться с ним одним предложением, Безумный Ал, не навредив ни единой башне. И никто не узнает, как это было сделано…

За ними послышалось краткое восклицание и звук быстро разворачивающегося полотна.

– Верьте мне, – сказал Мокриц.

– Нам никогда больше не выпадет такого шанса, – сказал Безумный Ал.

– Вот именно! – воскликнул Мокриц.

– На каждой третьей башне умирал человек, – сказал Безумный Ал. – Ты знал это?

– Вы же знаете, что пока Магистраль жива, они умерли не до конца, – сказал Мокриц. Это был рискованный ход, но он чувствовал, что попал в точку, и быстро продолжил: – Они не умрут, пока не остановятся сигналы, они живут в них и вечно возвращаются домой. Хотите положить этому конец? Вы не можете! И я не могу. Зато я могу положить конец Позолоту. Верьте мне!

Полотно распустилось, как парус, словно кто-то вздумал уплыть на башне. Парус был восьмидесяти футов в высоту и тридцати в ширину и тихонько колыхался на ветру.

– А где Адриан? – спросил Мокриц.

Все посмотрели на парус и бросились к парапету. Они выглянули вниз, в темноту.

– Адриан? – позвал Безумный Ал нерешительно.

– Да? – отозвался голос снизу.

– А что ты делаешь?

– Да так… вишу. Мне на голову сова села.

Рядом с Мокрицем послышался треск. Разумный Алекс вспорол полотно.

– Вот и оно, – доложил он.

– Что? – спросил Мокриц.

– Послание! Его отправляют со второй башни! Посмотри сам, – сказал Алекс и отодвинулся в сторону.

Мокриц выглянул в щель полотнища, повернувшись в сторону города. Вдалеке сверкала башня.

Безумный Ал подошел к компактной клик-башне и взялся за рычаги.

– Ладно, господин фон Липвиг, послушаем твое предложение, – сказал он. – Алекс, помогай! Адриан… повиси там пока, да?

– Она хочет засунуть мне в ухо дохлую мышь, – пожаловался голос снизу.

Мокриц закрыл глаза, собрался с мыслями, которые кипели в его голове вот уже несколько часов, и заговорил.

Огромного полотна за ним и над ним как раз хватало, чтобы скрыть из поля зрения друг друга соседние башни. Карликовая башня Гну была идеального размера, чтобы следующей башне на линии казалось, что она на самом деле больше и дальше. Ночью не было видно ничего, кроме огней.

Клик-башня перед ним тряслась от бешеного перестука заслонок. И вот новое послание было пущено по небу…

Всего пара сотен слов. Когда Мокриц договорил, заслонки отщелкали последние буквы и смолкли.

После небольшой паузы Мокриц спросил:

– Они передадут его дальше?

– О да, – отозвался Безумный Ал бесцветным голосом. – Передадут. Когда ты сидишь на башне в горах и вдруг получаешь такой сигнал, ты стряхнешь его со своей башни как можно скорее.

– Не знаю, руку тебе пожать или со стены сбросить, – протянул Разумный Алекс обиженно. – Это было жестоко. Кем же нужно быть, чтобы такое могло прийти в голову?

– Мной. Теперь давайте вытаскивать Адриана, – быстро продолжил Мокриц. – А потом я вернусь в город.

Омнископ – один из самых могущественных инструментов, известных волшебникам, и следовательно, один из самых бестолковых.

Он с легкостью может видеть все. Но чтобы заставить его увидеть что-то, требовались настоящие чудеса, потому что всего так много (а надо уточнить, что все включает в себя все, что есть, будет, было, должно быть и может еще произойти во всех вероятных вселенных), что что-то, любое конкретное что-то, очень тяжело там обнаружить. Пока Гекс не выработал магалгоритмы, позволяющие за один день сделать такое, на что понадобились бы пятьсот волшебников и не меньше десяти лет, омнископы использовали в основном в качестве зеркал благодаря дивной черноте, которую они отображали. Просто «не на что смотреть» составляет подавляющее большинство вселенной, и многие волшебники предпочитали стричь бороды, глядя в черное сердце космоса.

Подвластных управлению омнископов было ужасно мало. Производство их было очень долгим и очень затратным. Да волшебникам не очень-то и хотелось делать новые. Омнископы существовали для того, чтобы взирать на вселенную, а не для того, чтобы вселенная взирала на волшебников.

К тому же волшебники считали, что нечего облегчать людям жизнь. Если эти люди не волшебники, во всяком случае. Омнископ был предметом редким, ценным и деликатным.

Но сегодня был особый случай, и они распахнули двери перед богатейшими, чистейшими и вообще знакомыми с гигиеной представителями анк-морпоркского общества. Длинный стол был накрыл для Второго Чаепития. Ничего вычурного: несколько дюжин блюд с жареной дичью, пара блюд с холодной семгой, салатный бар в сто футов длиной, горы хлеба, пара бочек пива и, конечно, соусы, маринады и караван с пряностями, потому что одной тележки оказалось недостаточно. Люди накладывали себе полные тарелки, общались между собой и, самое главное, Присутствовали. Мокриц проскользнул внутрь и пока оставался незамеченным, потому что все не сводили глаз с самого большого университетского омнископа.

Аркканцлер Чудакулли постучал по нему рукой, и омнископ покачнулся.

– Все еще не работает, господин Тупс! – загремел он. – Опять этот проклятущий огненный глаз!

– Но все же настроено, – сказал Думминг Тупс, ковыряясь в задней части большого диска.

– Это я, господа, Зигзаг Ключик, – сказал голос из омнископа. Огромный огненный глаз пропал, и вместо него появился огромный огненный нос. – Я нахожусь на конечной станции Магистрали в Орлее. Извините за красный цвет. У меня открылась аллергия на водоросли.

– Здравствуй, господин Ключик! – прокричал ему Чудакулли. – Как дела? Как продвигается…

– …исследование моллюсков, – подсказал шепотом Думминг Тупс.

– …исследование моллюсков?

– Да как-то так себе, аркканцлер, у меня обнаружилась…

– Хорошо, хорошо! Молодец! – кричал Чудакулли, сложив ладони у рта для громкости. – Я бы и сам не отказался посетить Орлею в это время года! Солнышко, море, волны, пляж, да?

– Тут на самом деле сейчас сезон дождей, и меня очень беспокоит плесень, которой начинает покрываться омни…

– Замечательно! – прокричал Чудакулли. – Ну, хватит уже нам перетирать за жизнь, расскажи лучше, получил ли ты что-нибудь? Мы в нетерпении!

– Отойди, пожалуйста, на шаг, господин Ключик, – попросил Думминг Тупс. – И нет необходимости говорить так… громко, аркканцлер.

– Но он же далеко! – сказал Чудакулли.

– Не настолько, – поправил Думминг Тупс с наработанным терпением. – Господин Ключик, можешь продолжать.

Толпа за аркканцлером подалась вперед. Господин Ключик попятился назад. Это было слишком для человека, который проводил свои дни в компании двустворчатых.

– Хм, я получил сообщение с клик-башни, но… – начал он.

– Ничего от Почтамта? – спросил Чудакулли.

– Нет, аркканцлер. Ничего.

В зале послышались ахи, свист и смешки. Стоя в сторонке, Мокриц увидел рядом с Чудакулли лорда Витинари. Он нашел в зале и Хвата Позолота, который стоял в стороне и, как ни странно, совсем не улыбался. Позолот тоже его увидел.

Одного взгляда было достаточно. Он сомневался.

Знакомься, подумал Мокриц про себя, это – страх. Полная противоположность надежде. Ты знаешь, что ни в чем не ошибся, ты уверен, что не мог ошибиться…

Но вдруг ошибся?

Вот ты и попался.

Зигзаг Ключик откашлялся.

– Эм-м, только я сомневаюсь, что аркканцлер Чудакулли отправил это сообщение, – сказал он нервно, срываясь на писк.

– С чего ты взял?

– Потому что тут так сказано, – ответил Ключик дрожащим голосом. – Тут сказано, оно от мертвецов…

– Это что, старое сообщение? – спросил Чудакулли.

– Эм-м, нет, аркканцлер, эм-м… давайте я лучше вам прочитаю. Прочитать?

– Мы тут для того и собрались!

В большом стеклянном диске Ключик прочистил горло.