Глава двенадцатая
Дятел

Настало следующее утро.

Что-то ткнуло Мокрица в бок.

Он разлепил веки и проследил взглядом по длинной блестящей черной трости, вплоть до руки, обхватившей серебряный набалдашник в виде головы Смерти – и лица лорда Витинари. За спиной патриция в углу тлели глаза голема.

– Не вставай, не стоит, – сказал Витинари. – Я слышал, ночь у тебя выдалась непростая.

– Извините, сэр, – сказал Мокриц, приняв вертикальное положение. Он опять заснул за столом. Во рту как будто переночевал Пис-Пис. Из-за плеча Витинари было видно, как Грош и Стэнли с беспокойством заглядывают в дверь.

Витинари сел напротив, предварительно стряхнув со стула пепел.

– Читал ли ты сегодняшнюю «Правду»? – спросил он.

– Стоял рядом, когда ее печатали.

У Мокрица в шее, казалось, возникли лишние кости. Он попытался повернуть голову прямо.

– Ну как же, как же. От Анк-Морпорка до Орлеи примерно две тысячи миль, господин фон Липвиг. И ты уверяешь, что доставишь туда послание быстрее, чем клик-башни. Бросаешь вызов Магистрали. Какая интрига.

– Да, сэр.

– Даже самая быстрая карета будет добираться туда около двух месяцев, господин фон Липвиг. И мне сообщили, что, если ехать без остановок, к концу пути почки будут выпрыгивать из ушей.

– Да, сэр. Я в курсе, – ответил Мокриц и зевнул.

– Прибегать к магии было бы неспортивно.

Мокриц опять зевнул.

– Я в курсе, сэр.

– Ты посоветовался с аркканцлером Незримого Университета, прежде чем предложить, чтобы он сочинил послание для этой любопытной гонки? – требовательно спросил лорд Витинари, разворачивая газету. Мокриц перечитал заголовки:

– Нет, милорд. Я сказал, что послание должен подготовить уважаемый и неподкупный гражданин нашего города, например аркканцлер.

– И теперь он едва ли сможет сказать «нет», не правда ли?

– Хотелось бы в это верить. Во всяком случае, взяток от Позолота он брать не станет.

– Хм, – Витинари дважды стукнул тростью по полу. – Удивишься ли ты, если я скажу, что жители нашего города верят в твою победу? Магистраль никогда не выходила из строя дольше чем на неделю, клик достигает Орлеи за несколько часов, и тем не менее, господин фон Липвиг, люди верят в тебя. Не находишь ли ты это поразительным?

– Э…

– Но ты хозяин положения, господин фон Липвиг, – сказал Витинари, оживившись. – Ты золотой посланник! – его улыбка была змеиной. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты же знаешь, что делаешь, да, господин Липвиг?

– Вера горами движет, – сказал Мокриц.

– Их и впрямь предостаточно между нами и Орлеей, – сказал Витинари. – В газете сказано, ты отправляешься в путь завтра вечером?

– Верно. Еженедельной каретой. Но в этот раз мы поедем без пассажиров, чтобы не набирать лишний груз.

Мокриц посмотрел Витинари в глаза.

– И ты не дашь мне даже маленькой подсказки? – спросил патриций.

– Лучше будет обойтись без этого.

– Сомневаюсь, что боги закопали неподалеку высокоскоростного волшебного скакуна.

– Мне про это ничего не известно, – убедительно произнес Мокриц. – Хотя, пока не помолишься, никогда не узнаешь наверняка.

– Ну да-а, – протянул Витинари.

Он сверлит меня взглядом, подумал Мокриц. Но мы же знаем, как с этим обращаться, верно? Мы просто разрешим ему пройти насквозь.

– Позолоту, разумеется, придется принять вызов, – сказал Витинари. – Но он человек… изобретательный.

Мокрицу показалось, что это был осторожный способ сказать «коварный сукин сын». Он снова пропустил взгляд через себя.

Витинари встал.

– Тогда до завтрашнего вечера, – сказал он. – Нам ждать какой-нибудь церемонии, чтобы газетам было о чем писать?

– Об этом я пока не думал, сэр, – сказал Мокриц.

– Ну, конечно, не думал, – сказал лорд Витинари и наградил его тем, что можно назвать только… взглядом.

Примерно таким же взглядом Мокрица наградил Джим Врост, после чего сказал:

– Ну, можно бросить клич, попросить о помощи и поставить хороших лошадей на почтовые станции, господин фон Липвиг, но мы ездим только до Бонка. Оттуда придется сменяться. «Орлея-Экспресс» хорошие ребята. Мы их знаем.

– Точно хочешь нанять целую карету? – спросил Гарри, протирая лошадь. – Обойдется недешево, потому что придется пускать вторую карету, пассажирскую. Популярный маршрут как-никак.

– В карете поедет только почта, – сказал Мокриц. – И охрана.

– А, думаешь, нападут? – спросил Гарри, выжимая полотенце насухо без видимых усилий.

– А вы как думаете?

Братья переглянулись.

– Ну, тогда я поведу, – сказал Джим. – Меня неспроста Трубой прозвали.

– К тому же, я слышал, в горах полно разбойников, – добавил Мокриц.

– Раньше было, – сказал Джим. – Сейчас не особо.

– Одним поводом для беспокойства меньше, – сказал Мокриц.

– Ну, как сказать, – ответил Джим. – Мы так и не знаем, что с ними случилось.

Не забывай, что люди, которые аплодируют твоей коронации, точно так же будут аплодировать твоей казни. Люди любят зрелища.

Люди любят зрелища…

…поэтому почта до Орлеи все прибывала, по доллару за письмо. Много почты.

Стэнли все объяснил. Несколько раз, потому что у Мокрица никак не укладывалось в голове.

– Они вкладывают конверты с марками в конверты до почтовой станции в Орлее, чтобы первый конверт можно было отправить назад во втором конверте, – выстроенные в таком порядке, слова наконец обрели какой-то смысл для Мокрица.

– Они хотят получить конверты обратно? – спросил он. – Зачем?

– Потому что они использованы, сэр.

– Это делает их ценными?

– Примерно так, сэр. Как я уже говорил, людям кажется, что марки не будут настоящими, пока они не выполнят работу, для которой предназначались. Помните первый образец однопенсовых марок, которые пришлось вырезать ножницами? За конверт с такой маркой коллекционеры отдадут два доллара.

– В двести раз дороже, чем за марку?

– Получается, так, сэр, – сказал Стэнли с горящими глазами. – Люди отправляют письма сами себе, лишь бы получить проштемпелеванную марку. Чтобы она была использована.

– Хм… у меня в кармане есть пара грязных носовых платков, – сказал Мокриц озадаченно. – Как тебе кажется, купят ли их в двести раз дороже их цены?

– Нет, сэр!

– Так почему же…

– Марки вызвали большой интерес. Я подумал, можно выпустить комплект марок для крупных гильдий. Коллекционеры с руками оторвут. Что скажете, сэр?

– Очень хорошее предложение, Стэнли, – сказал Мокриц. – Обязательно сделаем. Марка для Гильдии Белошвеек будет лежать внутри простого бумажного конвертика, а? Ха-ха.

На сей раз озадачен был Стэнли.

– Не понял вас, сэр.

Мокриц откашлялся.

– Да ничего. Вижу, ты все схватываешь на лету, Стэнли.

Некоторые вещи, по крайней мере.

– Э… да, сэр. Э… не хотелось бы навязываться…

– Навязывайся, Стэнли, навязывайся, – подбодрил Мокриц.

Стэнли достал из кармана небольшую бумажную папку, раскрыл ее и благоговейно положил перед Мокрицем.

– Мне помогал господин Шпулькс, – сказал он. – Но в основном я все сделал сам.

Это была марка. Желто-зеленого цвета. На ней было изображено – Мокриц прищурился – капустное поле и дома на горизонте.

Он принюхался. От марки пахло капустой. Да-да.

– Напечатано капустными чернилами с использованием клея из брокколи, – сказал Стэнли, преисполненный гордости. – «В Знак Признательности Капустной Индустрии Равнины Сто». Мне кажется, это может иметь успех. Капуста ведь так популярна, сэр. Из нее столько всего можно сделать!

– Да я уж вижу…

– Капустный суп, капустное пиво, капустный мусс, капустный торт, капустный крем…

– Да, Стэнли, ты вполне…

– …квашеная капуста, кисель из капусты, салат из капусты, капуста вареная, капуста жареная…

– Да, можешь…

– …жаркое из капусты, соус из капусты, капустный сюрприз, сосиски…

– Сосиски?

– Из капусты, сэр. Практически все можно сделать из капусты. Есть еще…

– Марки из капусты, – пресек его Мокриц решительно. – Пятьдесят пенсов штука, между прочим. У тебя есть скрытые таланты, Стэнли.

– И всем этим я обязан вам, сэр! – выпалил Стэнли. – Я перерос детский сад с булавками! Мир марок, который может столько поведать молодым людям об истории и географии, в то же время являясь здоровым, приятным, захватывающим и совершенно достойным занятием, которое станет увлечением длиною в жизнь, открылся передо мной и…

– Да, да, спасибо! – сказал Мокриц.

– …и я поставил тридцать долларов, сэр. Все мои сбережения. Чтобы вы знали, что мы полностью вас поддерживаем.

Мокриц услышал слова, но пришлось подождать, пока они не обрели смысл.

– Поставил? – произнес он наконец. – Ты имеешь в виду ставки?

– Да, сэр. Крупные ставки, – довольно произнес Стэнли. – На вашу гонку с клик-башнями до Орлеи. Людям нравится. Многие букмекеры принимают ставки, так что господин Грош взялся все организовать. Но он говорит, что шансы невелики.

– Кто бы сомневался, – слабо проговорил Мокриц. – Никто в здравом уме не станет…

– Он сказал, что мы выиграем только один доллар на каждые восемь, которые поставим, но мы подумали…

Мокриц подскочил на месте.

– Восемь к одному на победу? – вскричал он. – Букмекеры думают, что я выиграю? Сколько вы все решили поставить?

– Э… когда считали последний раз, было около тысячи двухсот долларов. Это…

Голуби разлетелись с крыши от крика Мокрица фон Липвига.

– Господина Гроша ко мне, срочно!

Видеть лукавство на лице Гроша было невыносимо. Старик постучал себя по носу.

– Вы такой человек, сэр, что вам несколько богов деньги отдали! – произнес он с довольной улыбкой.

– Да, – согласился Мокриц в отчаянии. – Но если… предположим, я пошел на хитрость…

– Хороша была хитрость, – захихикал старик. – Ох хороша. Я уж думаю, если человек может самих богов обхитрить, то он на все способен!

– Господин Грош, никак невозможно карете добраться до Орлеи быстрее клика. Это же две тысячи миль!

– Понимаю, вам нельзя ничего говорить, понимаю. И у стен есть уши. Тс-с-! Но мы посовещались и решили: вы были к нам так добры, сэр, и вы так верите в Почтамт, что мы должны подкрепиться деньгами, сэр! – сказал Грош с легким оттенком неповиновения.

Мокриц открыл рот, закрыл и снова открыл.

– Ты хочешь сказать, подкрепить слова деньгами?

– Вас, сэр, как говорится, на кривой оглобле не объедешь. Как это вы пришли прямо в газету и сказали: помчимся наперегонки! Хват Позолот угодил прямо в вашу ловушку!

Стекляшка или бриллиант, подумал Мокриц. Он вздохнул.

– Ладно, господин Грош. Спасибо. Восемь к одному, говоришь?

– Нам еще повезло. Ставки возросли до десяти к одному, прежде чем их перестали принимать. Теперь принимают ставки на то, как именно вы выиграете.

Мокриц навострил уши.

– Есть интересные предложения? – спросил он.

– Я поставил один доллар на «обрушите огонь с небес». Кхех… может, намекнете?

– Пожалуйста, иди и работай, Грош, – резко сказал Мокриц.

– Да, сэр, конечно, извините за вопрос, – сказал Грош и засеменил прочь.

Мокриц уронил голову на руки.

Наверное, то же самое чувствуют альпинисты, подумал он. Покоряешь все более и более высокие горы и знаешь, что однажды какая-нибудь из них окажется слишком отвесной. Но ты все равно не остановишься, потому что там наверху та-а-ак хорошо дышится. И ты знаешь, что умрешь в падении.

Почему люди такие идиоты? Они словно цепляются за невежество, потому что у него знакомый запах. Хват Позолот вздохнул.

У него был свой кабинет в башне Тумп. Ему там не особо нравилось, потому что башня вечно тряслась из-за работы семафоров, но иначе пострадал бы его имидж. Зато отсюда открывался ни с чем не сравнимый вид на город. Одна эта панорама была достойна тех денег, что они заплатили за Магистраль.

– Почти два месяца, чтобы доехать до Орлеи на карете, – проговорил он, глядя на дворец, выглядывающий из-за городских крыш. – Допустим, ему удастся немного срезать. Клик-башням хватит нескольких часов. Тебя ничего не настораживает в этой картине?

– Что у него на уме? – спросил Сдушкомс. Члены совета сидели вокруг стола с обеспокоенными лицами.

– Не знаю, – сказал Позолот. – Мне все равно.

– Но боги на его стороне, Позолот, – сказал Мускат.

– Хотите поговорить о богах? – сказал Позолот. – Никому, кроме меня, не кажется странным это заявление? Боги не славятся такими незамысловатыми подарками. Особенно те, которые кусаются. Нет, в наши дни они ограничиваются благодатью, смирением и силой духа. Тем, что нельзя увидеть. Тем, у чего нет цены. Богам больше по душе знаки свыше, а не знаки денежные, ха-ха.

Его коллеги похлопали глазами.

– Немного недопонял тебя, старина, – сказал Стоули.

– Я сказал, знаки свыше, а не денежные, – повторил Позолот и махнул рукой. – Не забивайте себе голову, на письме должно смотреться лучше. Короче говоря, божественный дар господину фон Липвигу был большим сундуком золотых монет в мешках, удивительно похожих на банковские, и все в современной валюте. Не находите ли вы это странным?

– Да, но ведь даже старшие жрецы говорят…

– Фон Липвиг – артист, – сорвался Позолот. – Вы думаете, боги потащат на себе его почтовую карету? Серьезно? Это был фокус, понимаете? Фокус, который снова вывел его на первую полосу, вот и все. Не так уж и сложно уразуметь. У него один план: героически потерпеть поражение. Никто ведь не ждет всерьез, что он выиграет.

– Я слышал, на него охотно ставят.

– Люди охотно дадут себя обдурить, если процесс обещает быть увлекательным, – сказал Позолот. – Кто-нибудь знает хорошего букмекера? Я тоже сделаю небольшую ставку. Тысяч пять долларов, скажем.

В ответ на это раздались нервные смешки, и он продолжал:

– Господа, будем благоразумны. Никакие боги не придут на помощь нашему почтмейстеру. И никакие волшебники. Они не любят разбазаривать магию, так что мы очень скоро узнаем, пользуется он ею или нет. Он хочет огласки, в этом все дело. Впрочем, – Позолот подмигнул, – никогда не помешает укрепить свои позиции, как бы так выразиться, по обоим фронтам.

Они оживились. Такое им хотелось услышать.

– В горах ведь столько несчастных случаев, – сказал Сдушкомс.

– Не сомневаюсь, что так и есть, – ответил Позолот. – Однако я имел в виду «Гранд Магистраль». Поэтому я попросил господина Пони обрисовать нам план действий. Господин Пони?

Инженер поерзал на стуле. У него выдалась тяжелая ночь.

– Для протокола, господин Позолот, я настаивал на шестичасовом перерыве перед стартом, – сказал он.

– В протоколе также будет записано, как я сказал, что это совершенно исключено, – парировал Позолот. – Во-первых, это было бы непростительной потерей дохода, а во-вторых, отсутствие сигналов на наших башнях – само по себе неправильный сигнал.

– Тогда сворачиваемся за час до старта и расчищаем линию, – сказал Пони. – Каждая башня пошлет на Тумп сигнал своей готовности, закроет все порты и будет ждать. Ни входящих, ни исходящих. Мы перенастроим башни для двухуровневой трансляции – это значит, – перевел он для правления, – мы превратим нисходящую линию в дубль-восходящую, чтобы сообщение прошло в Орлею вдвое быстрее. Магистраль не будет передавать никаких посторонних сообщений до окончания, э, гонки. Даже по верхней частоте. И с того момента, как я отсюда выйду, мы прекращаем принимать сообщения с городских башен. Ни из дворца, ни даже из университета. – Он шмыгнул носом и удовлетворенно добавил: – Особенно от студентов. Кто-то повадился хулиганить с нами, господа.

– По-моему, ты перегибаешь палку, господин Пони, – сказал Сдушкомс.

– Надеюсь, что так. Но мне кажется, кто-то нашел способ отправлять на башни вредоносные сообщения.

– Это невозмо…

Господин Пони хлопнул по столу.

– И откуда вы столько знаете, а? Может, это вы не сомкнули глаз всю ночь, пока пытались разобраться в том, что происходит? Может, вы разбирали дифференциальный барабан консервным ножом? Вы заметили, как арматура пресса начинает соскакивать с эллиптического подшипника, если нажать букву «Л» и отправить ее в башню с верхним адресом, но только в том случае, если перед этим нажать на «Й», когда пружина барабана закручена до упора? Это вы заметили, что клавишные рычаги тогда залипают, а пружина выталкивает рукоятку вверх, и от удара тебе вышибает зубы? Нет, это все я!

– Ты намекаешь на саботаж? – спросил Позолот.

– Как хотите, так и называйте, – сказал Пони, опьяненный тревогой. – Я зашел с утра на свалку и раскопал там старый барабан, который мы сняли с 14-й башни в прошлом месяце. Готов поклясться, там произошло то же самое. В основном поломки происходят наверху, в корпусе заслонок. Там…

– Значит, наш господин фон Липвиг стоит за попытками саботировать нас… – проговорил Позолот задумчиво.

– Я этого не говорил! – возразил Пони.

– Не будем называть имен, – согласился Позолот.

– Это просто несовершенство конструкции, – сказал Пони. – Я думаю, сначала кто-то обнаружил эту комбинацию случайно, а потом повторил ее, чтобы посмотреть, что будет. Они все такие, эти семафорщики. Дай им слаженный механизм, и они день напролет будут думать, как бы его сломать. Вся Магистраль – это какая-то времянка, честное слово.

– И почему мы берем таких людей на работу? – удивился Стоули.

– А где еще найти таких психов, которые согласятся всю жизнь провести в башне, за много миль… отовсюду, нажимая на кнопочки? – ответил Пони. – Им нравится.

– Но кто-то же должен сидеть в башне и жать на кнопочки, которые… творят эти ужасы, – сказал Стоули.

Пони вздохнул. Они никогда не интересовались механикой. Для них это всегда был просто доход. Они не знали, как все работало. И теперь им вдруг стало интересно, а ему приходилось объяснять на пальцах.

– Семафорщики, как говорится, ведут сигнал, – сказал он. – Они следят за соседней башней и сразу же повторяют ее сообщение. У них нет времени думать. Все, что поступает на башню, остается в дифференциальном барабане. Они только быстро бьют по клавишам и жмут на педали. Они любят эту работу. У них много своих приемчиков, чтобы повысить темпы. Я не хочу ничего говорить ни о каком саботаже, не сейчас. Просто отправим это сообщение, да побыстрее. Ребятам на башнях понравится.

– Красивая картинка, – сказал Позолот. – Темная ночь, башни замерли в ожидании, и тут одна за одной они оживают, и змейка огней мчится по Диску, гладко и беззвучно донося… что-то такое донося. Нужно будет заказать стихи какому-нибудь поэту.

Он кивнул господину Пони.

– Мы в твоих руках, господин Пони. Это твой план.

– У меня нет плана, – сказал Мокриц.

– Нет плана? – переспросила госпожа Ласска. – Ты хочешь сказать…

– Тише, тише! – зашипел Мокриц. – Я не хочу, чтобы все об этом узнали!

Они сидели в маленьком кафе около «Лавки булавок», в которой, как заметил Мокриц, совсем не было покупателей. Мокриц больше не мог оставаться на Почтамте, иначе его голова просто лопнула бы.

– Но ты бросил вызов «Гранд Магистрали»! Ты что, просто выступил с эффектной речью и надеялся, авось как-нибудь образуется? – уточнила госпожа Ласска.

– Это всегда срабатывало! Какой смысл обещать сделать возможное? Какой же это успех? – сказал Мокриц.

– Ты никогда не слышал, что нужно сначала научиться ходить, а потом – бегать?

– Слышать приходилось, да.

– Итак, правильно ли я поняла, – сказала госпожа Ласска. – Завтра вечером – это следующий день после сегодняшнего – ты отправишь карету – это такая штука с колесами, запряженная лошадьми, которая по хорошей дороге может ехать со скоростью четырнадцать миль в час – наперегонки с Гранд Магистралью – это все-все клик-башни, которые передают сообщения на расстояние в сто миль за час – до самой Орлеи – это такой город, который отсюда очень-очень-очень далеко?

– Да.

– И у тебя нет умопомрачительного плана?

– Нет.

– И зачем ты мне это рассказываешь?

– Потому что в данный момент ты единственный человек в этом городе, который может поверить в то, что у меня нет плана! – сказал Мокриц. – Я говорил Грошу – он только постучал пальцем по носу – зрелище, кстати, не для слабонервных – и сказал: «Ну конечно, вашеблагородь, а как же! Ха-ха-ха!»

– И ты просто надеялся, что как-нибудь обойдется? С чего ты это взял?

– Всегда как-то обходилось. Если ты хочешь, чтобы все как-нибудь обошлось, сначала попади в ситуацию, где нужно, чтобы все как-нибудь обошлось.

– А я чем могу тебе помочь?

– Твой отец построил Магистраль!

– Но не я же, – ответила она. – Я не бывала на башнях. Я не знаю о них ничего, только то, что они всегда готовы развалиться на части. Но это все знают.

– На меня ставят люди, которые не могут позволить себе проиграть! И чем больше я им говорю, чтобы они этого не делали, тем больше ставят!

– Тебе не кажется, что они сами виноваты? – спросила госпожа Ласска нежно.

Мокриц побарабанил пальцами по краю стола.

– Ладно, – сказал он. – Есть еще одна причина помочь мне. Это запутанная история так что я бы попросил тебя сидеть смирно и не делать резких движений.

– А что, есть такой риск?

– Да. Я подозреваю, что через несколько секунд ты захочешь меня убить. Хотелось бы заручиться обещанием, что этого не произойдет.

Она пожала плечами.

– Я заинтригована.

– Обещаешь?

– Хорошо. Надеюсь, это будет интересно, – госпожа Ласска стряхнула пепел с сигареты. – Рассказывай.

Мокриц сделал пару глубоких вдохов. Вот и все. Конец. Если всю жизнь менять взгляд людей на мир, рано или поздно поменяешь взгляд на себя.

– Это из-за меня ты потеряла работу в банке. Я подделал те векселя.

Глаза госпожи Ласски сузились, но в остальном ее выражение не изменилось. Она выдула струю дыма.

– Я же пообещала, так? – сказала она.

– Да. Прости.

– Я не скрестила пальцы?

– Нет. Я смотрел.

– Хм-м, – она задумчиво уставилась на тлеющий кончик сигареты. – Хорошо. Рассказывай все как есть.

Он рассказал все как есть. Все. Как есть. Госпоже Ласске очень понравился эпизод с повешением, и она попросила рассказать его еще раз.

Вокруг них происходил город. Между ними пепельница наполнялась пеплом.

Когда он закончил рассказ, госпожа Ласска некоторое время смотрела на него сквозь дым.

– Я не поняла про то, как ты отдал все украденные деньги Почтамту. Зачем ты это сделал?

– Я и сам не до конца понимаю.

– Ты ведь эгоцентричный негодяй с моральным уровнем, как у… э…

– …крысы, – подсказал Мокриц.

– …крысы, спасибо… и вдруг ты становишься любимцем всех религий, спасителем Почтамта, героическим наездником, во всех отношениях замечательным человеком, вертишь дули перед богатыми и власть имущими и, как же без этого, спасаешь кота из горящего здания. И двух человек в придачу, но все знают, что кот здесь важнее. Кого ты пытаешься обмануть, господин фон Липвиг?

– Себя, наверное. Я встал на прямой путь. Я твержу себе, что могу все бросить, как только захочу, но я не хочу. Но я знаю, что, если бы не мог бросить все, когда захочу, я бы ничего этого не делал. Э… есть и еще одна причина.

– Какая же?

– Я не Хват Позолот. Это как бы важный момент. Кто-то скажет, что разница небольшая, но я знаю себя, и я вижу, что разница есть. Примерно как голем, который не молоток. Пожалуйста, скажи. Как мне обойти «Гранд Магистраль»?

Госпожа Ласска смотрела на него пронзительным взглядом, пока ему не стало очень неуютно. Потом она заговорила отсутствующим тоном:

– Насколько хорошо ты знаешь Почтамт, господин фон Липвиг? Само здание?

– Пока оно не сгорело, видел большую часть.

– Никогда не поднимался на крышу?

– Нет. Не смог найти выход. Верхние этажи были забиты письмами, когда я… хотел… – Мокриц осекся.

Госпожа Ласска затушила окурок.

– Отправляйся туда сегодня вечером. Оттуда чуть ближе до неба. Встань там на колени – и молись. Ты ведь умеешь молиться? Это просто: сложи ладони – и надейся.

Мокриц кое-как дотянул до вечера. Он занимался почтмейстерскими делами: поговорить с господином Шпульксом, накричать на строителей, проследить за нескончаемой уборкой, принять на работу новых почтальонов. В последнем, впрочем, он просто соглашался с Грошем и госпожой Макалариат – они лучше знали, что делать. Ему оставалось только присутствовать и принимать от случая к случаю решения.

– Как вы относитесь к вдовам машинистов? – госпожа Макалариат возникла у его стола.

Повисла напряженная пауза. Она породила много маленьких пауз, и каждая последующая смущалась еще больше своей родительницы.

– Никак не отношусь, – смог выдавить Мокриц. – Почему ты спрашиваешь?

– Барышня одна интересуется. Говорит, в «Гранд Магистрали» хорошо относятся.

– А! Думаю, она имеет в виду, как мы относимся к видовым меньшинствам, – сказал Мокриц, вспомнив исповедь Позолота в «Правде». – Только у нас на Почтамте к ним нет никакого особого отношения, потому что мы не знаем, что это значит. Мы возьмем на работу любого, кто умеет читать, писать и дотягивается до почтового ящика, госпожа Макалариат. Я приму вампира, если он состоит в Лиге Воздержания, тролля, если он научится вытирать ноги, а если у нас здесь появятся вервольфы, я буду счастлив взять на службу почтальона, который способен укусить в ответ. Кого угодно, лишь бы выполнял свою работу, госпожа Макалариат. Наша работа – почта. Утром, днем, вечером – мы разносим почту. Что-нибудь еще?

В ее глазах загорелся огонек.

– Я ничего не имею против тех, кто не стесняется своей природы, господин фон Липвиг, но вынуждена протестовать против гномов. Господин Грош нанимает гномов!

– Гномы отличные работники, госпожа Макалариат. Уважают написанное слово. Трудолюбивы, – быстро ответил Мокриц.

– Но они не говорят, что у них… как у них… какого… девочки они или мальчики.

– А, снова речь об уборных? – спросил Мокриц с поникшим сердцем.

– Я несу ответственность за нравственное здоровье молодежи под моим началом, – строго сказала госпожа Макалариат. – Улыбайтесь, сколько хотите, почтмейстер, я не позволю со мной шутки шутить.

– Такая самоотдача делает тебе честь, госпожа Макалариат, – сказал Мокриц. – Этому будет уделено особое внимание при строительстве нового здания, и я распоряжусь, чтобы архитектор консультировался с тобой на каждом этапе.

Тщательно скрытый бюст госпожи Макалариат заметно приподнялся в ответ на неожиданно полученную власть.

– А пока что, увы, придется обойтись тем, что уцелело после пожара. Надеюсь, как член руководства, ты объяснишь всем сложившуюся ситуацию.

Очки мисс Макалариат вспыхнули чудовищной гордостью. Руководство!

– Ну конечно, почтмейстер, – выпалила она.

Но в основном Мокрицу хватало просто… быть там. От половины здания осталась лишь обугленная скорлупа. Вся работа сместилась на уцелевший пятачок. Почту и вовсе сортировали на лестнице. Дела шли лучше, когда он был рядом. Ему даже не нужно было ничего делать – просто быть с ними.

Он никак не мог выкинуть из головы пустой постамент, откуда сняли бога.

Когда на город опустился вечер, Мокриц был готов. Лестниц на Почтамте было полно, големам удалось расчистить даже верхние этажи. Все покрывала сажа, некоторые двери вели в сплошную черноту, но он шел наверх.

Он преодолел чердачные руины и через люк выбрался на крышу.

Крыши осталось немного. Упавший ливневый резервуар утащил за собой и основательную часть горящей кровли, и две трети центрального холла оказались под открытым небом. Но пожар не тронул левое крыло Почтамта, и крыша здесь выглядела довольно крепкой.

Тут находилась старая голубятня для почтовых голубей, и в ней кто-то жил. Ничего удивительного. В Анк-Морпорке хотело жить намного больше людей, чем было Анк-Морпорка. Они составляли в городе отдельную субкультуру – крыши, башенки, узорчатые своды, купола, трубы и…

…клик-башни. Как он мог забыть. Аккурат накануне того, как его жизнь приняла странный оборот, он видел здесь клик-башню и чей-то силуэт. Зачем в голубятне клик-башня? Не голуби же ею пользуются.

На башне обитали три горгульи. Им вообще нравились семафоры – горгульи любили высоту больше всего на свете, – и они органично вписывались в их сеть. Разумное, наблюдательное существо, которое в состоянии записать сообщение, было находкой для любой башни. Горгульи даже не требовали платы, и им никогда не становилось скучно. Как что-то может наскучить существу, которое готово сидеть, уставившись в одну точку, долгие годы?

На городских клик-башнях зажигались огни. На ночь их башни не закрывались в университете, во дворце, в гильдиях и в резиденциях важных богачей (и главных параноиков), но основная башня на холме Тумп сверкала как страшдественская елка. Она подмигивала узорами желтых клеточек. Беззвучные на таком расстоянии, искрящиеся сигналами, которые прорезали сумеречный туман, рисующие в ночи свои созвездия, башни были волшебнее волшебства, завораживали сильнее ворожбы.

Мокриц не мог отвести глаз.

Ведь магия – это то, что случается по щелчку пальцев. Где же в этом волшебство? Магия – это бормотание слов и странные рисунки в старинных книгах, в неправильных руках она представляет огромную опасность, и несравнимо большую – в правильных. Вселенная переполнена ею. Она зажигает звезды и позволяет ногам не отрываться от земли.

Но то, что он видел перед собой… это было волшебно. Обычные люди вообразили все это – и сделали возможным. Они построили башни на болотах и обледеневших горных хребтах. Они чертыхались – и даже хуже – они использовали логарифмы. Они переходили вброд реки и упражнялись в тригонометрии. Они не умели мечтать так, как мечтают другие, но они вообразили иной мир и изогнули вокруг него реальность. И из их пота, проклятий и математики родился этот… организм, передающий слова по всему миру с легкостью лунного света.

Она сказала молиться. В каком-то смысле боги были ему обязаны. А что? Они получали щедрые подношения и отличную небесную репутацию за то, к чему на самом деле не были причастны.

Госпожа Ласска сказала встать на колени. Она не шутила.

Мокриц опустился на колени, сложил руки и произнес:

– Обращаю эту молитву к любому богу, который…

В пугающей тишине зажглись огни клик-башни через дорогу. Большие квадраты один за одним просыпались ото сна. На мгновение Мокриц увидел на фоне одной заслонки силуэт фонарщика.

Он скрылся во тьму, и башня начала щелкать. Она была так близко, что осветила и крышу Почтамта.

На краю крыши стояли три темные фигуры и наблюдали за Мокрицем. Их тени плясали в такт переменчивому узору огней, дважды в секунду. В этом свете стало видно, что фигуры были человеческими – во всяком случае, человекоподобными. И они приближались к нему.

Боги. Боги человекоподобны. И им не нравится, когда с ними шутят.

Мокриц прочистил горло.

– Я, конечно, рад встрече… – прохрипел он.

– Ты Мокриц? – спросила одна из фигур.

– Слушайте, я…

– Она так и сказала, что ты будешь на коленях, – сказал второй член троицы небожителей. – Чаю хочешь?

Мокриц не спеша поднялся на ноги. Это было не свойственное богам поведение.

– А вы кто? – спросил он. И добавил, осмелев от отсутствия молний: – И что вы делаете на моем Почтамте?

– Мы платим за аренду, – сказала фигура. – Господину Грошу.

– Он мне ничего о вас не рассказывал.

– Тут ничем не можем помочь, – сказала фигура посередине. – Да и вообще, мы вернулись только забрать оставшиеся вещи. Сочувствуем насчет пожара. Это не мы.

– Вы – это?.. – спросил Мокриц.

– Я Безумный Ал, это Разумный Алекс, а вот он Адриан, говорит, не безумен, но доказать нечем.

– Зачем вы снимаете крышу?

Троица переглянулась.

– Голуби? – предположил Адриан.

– Точно, голубей мы разводим, – сказала скрытая тенью фигура Разумного Алекса.

– Но ведь тут темно, – сказал Мокриц.

Они приняли это к сведению и задумались.

– Летучие мыши, – сказал Безумный Ал. – Мы выводим ручных летучих мышей.

– Сомневаюсь, что у летучих мышей есть домашний инстинкт, – сказал Мокриц.

– В этом-то и трагедия, – ответил Алекс.

– Приду сюда ночью, посмотрю на их пустые жердочки, и того и гляди разревусь, – добавил Неопределенный Адриан.

Мокриц поднял глаза на маленькую башенку. Она была раз в пять выше человеческого роста, с рычагами на блестящей консоли внизу. Казалось, ею часто пользовались, и пользовались профессионалы. И она была компактной.

– Не думаю, что вы здесь птиц разводите, – сказал Мокриц.

– Летучие мыши – млекопитающие, – сказал Разумный Алекс. Мокриц покачал головой.

– Вы прячетесь по крышам, у вас собственная клик-башня… вы Дымящиеся Гну…

– О, понятно, почему ты начальник Гроша, с такой-то головой на плечах, – сказал Разумный Алекс. – Так как насчет чаю?

Безумный Ал выудил из кружки голубиное перышко. Голубятня была полна размеренным, удушливым запахом застарелого помета.

– Нужно очень любить птиц, чтобы здесь жить, – сказал он, щелчком запустив перо в бороду Разумного Алекса.

– Тогда повезло, что вы их любите, – сказал Мокриц.

– Я этого не говорил. Да мы и не живем здесь. Просто крыша у вас хорошая.

В голубятне, откуда самих голубей давно прогнали, было тесно. Но всегда найдется один такой голубь, который прокусит любые проволочные сетки. Этот голубь смотрел на них из угла бешеными мелкими глазками, генетической памятью припоминая то время, когда он был гигантской рептилией, которая одним махом могла разгромить этих мартышкиных детей. Повсюду были разбросаны детали разобранных механизмов.

– Госпожа Ласска рассказывала вам обо мне? – спросил Мокриц.

– Она сказала, что ты не последняя скотина, – ответил Неопределенный Адриан.

– Для нее это комплимент, – пояснил Разумный Алекс.

– Еще она сказала, ты такой проныра, что того и гляди не вынырнешь, – добавил Неопределенный Адриан. – Но сказала с улыбкой.

– Это еще ничего не значит, – сказал Мокриц. – Откуда вы ее знаете?

– Мы работали с ее братом, – сказал Безумный Ал. – На башне Точка-2.

Мокриц слушал. Совершенно новый мир открывался перед ним.

Разумный Алекс и Безумный Ал были ветеранами семафорного дела – они занимались этим почти четыре года. А потом синдикат встал у руля, и их вышвырнули за порог «Гранд Магистрали» в тот самый день, когда Неопределенного Адриана вышвырнуло из трубы Гильдии Алхимиков, – их за то, что высказались вслух о новом правлении, а его за то, что не успел вовремя убежать, когда пробирка начала пузыриться.

Все трое в итоге стали работать над Второй Магистралью. Они даже вложили в нее свои деньги. И не только они. Многое они собирались усовершенствовать и сделать дешевле в использовании, и все было бы в ажуре, в ситце и прочих замечательных текстильных материалах. А потом Джон Ласска, который всегда использовал страховочный трос, упал в капустное поле, и на том Второй Магистрали пришел конец.

Троица работала на любой работе, куда их, отвыкших от мира вокруг, соглашались взять, но каждую ночь высоко над головой мелькали клики на башнях. Так близко, так заманчиво, так… доступно. Все знали – в общих чертах, без подробностей, – что Гранд Магистраль была украдена, пусть бумаги и говорили обратное. Магистраль принадлежала врагу.

И они неофициально запустили собственное мелкое предприятие и использовали Магистраль без ведома самой Магистрали.

Это было немного похоже на воровство. Это было совсем как воровство. Это на самом деле было воровство. Но против него не было закона, поскольку никто не знал о существовании такого преступления, – ну и настоящее ли это воровство, если украденного никто не хватился? Воровство ли это, если крадешь у воров? Как говорится, вся собственность – воровство, кроме моей.

– И теперь вы, как это… крякеры? – сказал Мокриц.

– Точно, – ответил Безумный Ал. – Потому что мы можем крякнуть их систему.

– Не слишком ли громкое название, если вы просто лампы зажигаете?

– Слово «зажигалки» было уже занято, – сказал Разумный Алекс.

– Допустим, но почему «Дымящийся Гну»? – спросил Мокриц.

– Это наш профессиональный жаргон, значит кольцевую трансляцию по линии, – гордо объяснил Разумный Алекс.

Мокриц обмозговал это.

– Логично, – сказал он. – Если бы я был командой из трех человек, чьи имена начинаются на одну букву, именно такое название я бы и выбрал.

Они нашли способ влезть в семафорную систему, и способ был такой: в ночи все щелкающие баши невидимы. Видны только огни. И даже если ты превосходно ориентируешься на местности, единственный способ понять, от кого поступает сообщение, – это его код.

Инженеры знали много кодов. Очень много.

– Вы можете посылать клики бесплатно? – спросил Мокриц. – И никто не замечает?

Они самодовольно заулыбались.

– Это просто, – сказал Безумный Ал. – Если знать как.

– Как вы узнали, что башня должна была сломаться?

– Мы ее и сломали, – сказал Разумный Алекс. – Разладили дифференциальный барабан. На починку уходит несколько часов, потому что операторам нужно…

Мокриц пропустил остальное мимо ушей. Невинные слова кружились в объяснениях, как щепки в водовороте, иногда выскакивая на поверхность и отчаянно зовя на помощь, пока их не утягивало обратно. Он несколько раз уловил «из», пока оно не утонуло, и даже «соединение» и «цепь», но кипучие технические многосложные термины нахлынули и поглотили их с головой.

– …и на это уходит полдня, не меньше, – закончил Разумный Алекс.

Мокриц беспомощно посмотрел на остальных.

– И что все это значит? – спросил он.

– Если знать, что посылать, кликом можно сломать механизм, – объяснил Безумный Ал.

– Всю Магистраль?

– Теоретически да, – сказал Разумный Алекс, – потому что код выполнения…

Мокриц расслабился, когда волна нахлынула снова. Его не интересовала механика. Для него гаечный ключ был предметом, за который держится кто-то другой. Лучше всего было улыбнуться и переждать. Как это типично для техников: они все любят объяснять. Тебе оставалось ждать, пока они не достигнут твоего уровня понимания, даже если для этого им придется прилечь.

– …уже все равно не можем этого делать, потому что они меняют…

Мокриц уставился на голубя, пока вновь не воцарилась тишина. А! Безумный Ал договорил, и, судя по всему, закончил он не на веселой ноте.

– Значит, не можете, – сказал Мокриц, упав духом.

– Не сейчас. Господин Пони, может, и ведет себя как старая баба, но если он сядет, то докопается до проблемы. Он весь день коды менял! Мы слышали от товарища, что у каждого сигнальщика отныне будет свой персональный код. Осторожничают. Знаю, госпожа Дора Гая надеялась, что мы сможем помочь тебе, но эта скотина Позолот все гайки закрутил. Он боится, что ты можешь выиграть.

– Ха! – отозвался Мокриц.

– Через недельку-другую мы найдем выход, – сказал Неопределенный Адриан. – Не сможешь отложить до тех пор?

– Не думаю.

– Жаль, – сказал Неопределенный Адриан. Он вертел в руках небольшую красную трубку, которая светилась красным светом. Когда он поворачивал ее, она начинала светиться желтым.

– Что это? – спросил Мокриц.

– Прототип, – сказал Неопределенный Адриан. – Это могло бы ускорить ночную трансляцию до трех раз. Тут использованы перпендикулярные молекулы. Но Магистраль слышать не хочет о новых идеях.

– Может, это потому, что они взрываются, если их уронить? – спросил Разумный Алекс.

– Не всегда же.

– Я бы не отказался подышать свежим воздухом, – сказал Мокриц.

Они вышли под ночное небо. В отдалении продолжала мигать башня Тумп, и пара городских башен работала в своих районах.

– Чья это? – спросил Мокриц, указывая пальцем на башню, как на созвездие.

– Гильдии Воров, – сказал Неопределенный Адриан. – Общие сигналы для членов гильдии. Я не могу их прочитать.

– А вон та? Кажется, это первая башня на пути в Сто Лат?

– Нет, это штаб-квартира Стражи у Пупсторонних ворот. Циркуляры для Псевдополис-Ярда.

– А кажется, что она далеко.

– Они используют заслонки меньшего размера, вот и все. А башню номер 2 отсюда не видно, университет загораживает.

Мокриц завороженно смотрел на огоньки.

– Я тут думал, почему не использовали заброшенную каменную башню на пути в Сто Лат, когда строили Магистраль? Она стоит в подходящем месте.

– Старая башня волшебников? Роберт Ласска использовал ее для самых первых экспериментов, но она чуть-чуть далековато, и стены там слабые. А еще, если провести там дольше суток, с ума сходишь. Это из-за древних заклинаний, въевшихся в камень.

Повисла тишина, и потом они услышали неуверенный вопрос Мокрица:

– Если бы вы могли завтра влезть в Магистраль, вы сумели бы как-нибудь застопорить ее?

– Да, но мы не можем, – сказал Неопределенный Адриан.

– Да, но если бы могли?

– Ну, есть тут одна идея… – сказал Безумный Ал. – Совсем еще сырая.

– Но башню вырубит? – спросил Мокриц.

– Точно стоит рассказывать ему об этом? – засомневался Разумный Алекс.

– А ты встречал еще человека, за кого Убийца замолвила бы доброе слово? – сказал Неопределенный Адриан. – Теоретически это может вырубить все башни, господин Мокриц.

– Ты мало того что безумный, ты еще и ненормальный! – сказал Разумный Алекс. – Он же работает на правительство!

– Все башни по всей Магистрали? – спросил Мокриц.

– Ага. Одним махом, – сказал Безумный Ал. – Но это совсем сырая идея.

– Абсолютно все башни? – еще раз уточнил Мокриц.

– Может, и не абсолютно все, если сообразят вовремя, – признал Безумный Ал, как будто все, помимо тотального уничтожения, было небольшим личным позором. – Но многие. Даже если они сжульничают и верхом дадут сообщение на следующую башню. Мы называем это… Дятел.

– Дятел?

– Нет, не так. Нужно сделать, типа, паузу перед словом, для эффекта, вот так… Дятел.

– …Дятел, – повторил Мокриц медленнее.

– Вот так. Но мы не можем пустить его на Магистраль. Они нас вычислили.

– Допустим, я смогу пустить его на Магистраль, – предложил Мокриц, рассматривая огоньки. Сами башни уже сливались с небом.

– Ты? Да что ты знаешь о клик-кодах? – сказал Неопределенный Адриан.

– Ничего, и я дорожу своим невежеством, – ответил Мокриц. – Но я знаю людей. Вы думаете о том, как словчить с кодами. Я думаю о том, что видят перед собой люди…

Они слушали. Они спорили. Они перешли на математику, а слова все летали в ночном небе у них над головами.

И Разумный Алекс сказал:

– Ладно, ладно. Теоретически это может сработать, но не все же на Магистрали идиоты, чтобы допустить такое.

– Но их головы будут забиты кодами, – возразил Мокриц. – А у меня хорошо получается делать из людей идиотов. Это моя работа.

– Я думал, ты почтмейстер, – сказал Неопределенный Адриан.

– Ах да. Тогда это мое призвание.

Дымящиеся Гну переглянулись.

– Совершенно безумная идея, – ухмыльнулся Безумный Ал.

– Рад, что тебе нравится, – ответил Мокриц.

Бывают ночи, когда никак не до сна. Но Анк-Морпорк не спал никогда. Он только дремал, и всегда подскакивал среди ночи, чтобы сходить за стаканом воды.

Все, что угодно, можно было купить в ночное время. Доски? Пожалуйста. В эту самую минуту вампиры-плотники где-то наверняка строгают свои вампирские табуретки. Парусина? Кто-то в городе ведь мог проснуться в это предрассветный час и решить: «Что мне сейчас нужно, так это тысяча квадратных ярдов парусины средней категории!» – и в доках как раз были открытые лавки, готовые к наплыву клиентов.

Когда они выехали к башне, моросило. Мокриц правил повозкой, а остальные сидели в кузове к нему спиной и спорили о тригонометрии. Мокриц пытался не слушать – его сбивало с толку, когда математика лишалась смысла.

Вывести Магистраль из строя… О, башни останутся стоять на своих местах, но месяцы уйдут на то, чтобы все их починить. Это нанесет компании непоправимый урон. Гну пообещали, что никто не пострадает – они имели в виду рабочих на башнях.

Магистраль стала чудищем, пожирающим людей. Стереть ее в порошок было заманчиво. Гну предлагали свои идеи, как все можно обновить, сделать быстрее, дешевле, проще, слаженнее и привлечь бесенят, специально выведенных для такой работы…

Но что-то не давало Мокрицу покоя. Позолот прав, чтоб его. Когда тебе нужно очень и очень быстро доставить сообщение за полтысячи миль – есть Магистраль. Когда ты хочешь перевязать конверт ленточкой – есть Почтамт.

Мокрицу нравились Гну. Они мыслили свежо и новаторски. Какие бы заклинания ни въелись в стены старой башни, они точно не повлияют на их головы – они привиты против сумасшествия собственным безумством. Сигнальщики по всей Магистрали были… особыми людьми. Они не просто выполняли свою работу, они жили ею.

Но Мокриц продолжал думать обо всем плохом, что может случиться без клик-башен. О, плохое случалось и задолго до их появления, но это же совсем другое дело.

Он оставил Гну в башне, вооруженных пилами и молотками, и вернулся в город в глубоком раздумье.