Когда мы подъехали к дому Нэйтана, его родители еще не вернулись. Первое, что он сделал, – пошел на кухню и набрал номер Рэнди. Я бы, конечно, могла и сама позвонить, но боялась разрыдаться в трубку.

Пастор Стин и Колин приехали минут через десять. Как раз когда мы здоровались, подоспел Рэнди.

– Похоже, у нас еще один гость, – заметил пастор, услышав шум мотора.

– Да, пап, это Рэнди. Я его пригласил, – ответил Нэйтан.

– Ну, какие планы на воскресенье? Я тут недавно насобирал камешков… Не поможете со шлифовкой? А то мне тут в церкви напомнили, что давненько я не рассказывал…

– Пап, – перебил отца Нэйтан, – момент неподходящий.

Вошел Рэнди. О, как мне хотелось продолжать обсуждать камешки! Я вспомнила урок пастора. Через пару месяцев после того, как я начала ходить в церковь, а Грант помогал Стину наладить занятия, пастор начал очередное занятие с короткого рассуждения, что каждый из нас подобен камешку. Идея была такая: мы приходим в этот мир несовершенными и, как камни на земле, часто оказываемся в грязи; наша жизнь – опыт, окружающие люди, важные решения – должна отшлифовать нас и превратить в произведение искусства, прежде чем мы отойдем в мир иной и предстанем пред Господом. Чтобы мы лучше запомнили этот урок, он подарил каждому из нас по камешку, которые сам отшлифовал в специальной машинке. Они были такими блестящими, такими сверкающими…

Помню, как, сидя на занятии в воскресной школе, я мечтала, чтобы моя жизнь была похожей на эти камни – гладкие, с ровными краями и без единого пятнышка. Но, стоя сейчас перед Рэнди и родителями Нэйтана, ждавшими, что мы им скажем, я понимала, что моя жизнь – не что иное, как отвратительный булыжник, вдавленный в грязь. Хуже того, я знала, что грязи сейчас станет еще больше: я ведь собиралась их всех обмануть…

– Все в порядке? – почуяв неладное, спросила миссис Стин и растерянно оглядела нашу компанию.

– Просто… нужно поговорить, – начал Нэйтан и, повернувшись к Рэнди, сказал с нажимом: – Нам всем…

Пастор Стин забеспокоился:

– Ладно, тогда давайте сядем…

Мы отправили Элизу в другую комнату и включили ей телевизор, чтобы уберечь от сцены, которая назревала в гостиной.

Рэнди порывисто подошел ко мне, взял за руку и попытался обнять. Я безумно хотела раствориться в его объятиях! А он не подозревал о том, что сейчас будет сказано… Я отпустила его руку и быстро села. Лицо Рэнди отразило его замешательство. Он сел рядом со мной и прошептал:

– Мэдди… Что случилось?

Я почувствовала, как к глазам подступают слезы.

– Ничего, – прошептала я, еле сдерживая рыдания. – Просто… Пусть Нэйтан все объяснит.

Нэйтан немного помедлил и, подбирая слова, не стал терять времени:

– Это… трудно. Мне тяжело говорить, а вам, наверное, еще тяжелее будет услышать.

Я чувствовала, что Рэнди ищет мой взгляд, но заставить себя посмотреть на него не могла.

– Дело в том, что… мы совершили ошибку… – Нэйтан прокашлялся.

– Кто это – мы? – не удержался Рэнди.

– Я, – уточнил Нэйтан твердо. – Выслушай меня, Рэнди. Я допустил ошибку. Я и Мэдди, мы…

Не успел он закончить, как Колин вздохнула – догадалась. Пастор Стин побелел как мел, но виду не подавал.

– Мы… В общем, в ночь выпускного, когда все разъехались, мы на некоторое время остались наедине и…

Рэнди прошибло. Тряся головой, он вскочил с кресла, я испуганно подняла на него взгляд – глаза его метали молнии.

– Нет! – закричал он. – Не может быть! Не говорите ничего больше! Все неправда. Не может этого быть!

Я больше не смогла сдерживать слезы, и они ручьем хлынули из моих глаз. У миссис Стин глаза тоже были мокры. Рэнди покраснел, а пастор Стин побелел сильнее.

– Мы не хотели, Рэнди, – всхлипнула я. – Клянусь. Просто… так случилось.

– Прости меня, Рэнди, – добавил Нэйтан на удивление спокойно. – Ты мой лучший друг, и я вовсе не хотел досадить тебе.

Рэнди ходил по комнате, как хищник в клетке, и приговаривал, недобро усмехаясь:

– Друг? Нет уж, дудки, Нэйтан… Друг бы так не поступил… Никогда… – Он снова повернулся ко мне. В его глазах плескалась ненависть: – А ты! Сама невинность, мать твою! Запудрила мне мозги, что до свадьбы ни-ни. И я, дурак, поверил же ведь!

Рэнди тяжело дышал.

– А с чего это вдруг вы оба выглядите так виновато? Зачем говорить мне все это сейчас?

Неловкая пауза ничего не объяснила ему. Молчание прервал пастор Стин, проявив чудеса проницательности:

– Думаю, дело куда сложнее.

Он пару раз перевел взгляд с меня на Нэйтана и обратно, чтобы убедиться, правильный ли ход приняли его мысли.

– Да, – подтвердил Нэйтан, и его голос предательски дрогнул. – И вот продолжение. Сегодня утром… Мэдди узнала, что беременна.

– Что?! – взревел Рэнди. – Ты ее обрюхатил! Ты, жалкий кусок…

Но так и не закончив ругательство – хоть я и думала, что он имеет на это полное право, – Рэнди сделал глубокий вдох, брезгливо уставившись на меня и своего «друга». Взгляд его был таким красноречивым, что у меня внутри все оборвалось.

– Ненавижу вас… обоих, – тихо процедил Рэнди.

От этих слов мне стало так больно, как не было больно ни в одно из мгновений этого ужасного дня, ибо я знала: это говорит его бедное сердце.

– Не хочу иметь с вами ничего общего.

Рэнди повернулся к нам спиной и пошел к входной двери. Часть меня отчаянно рвалась сказать ему правду, но я знала, что из-за этого будут новые неприятности, с которыми я просто не в силах справиться. «Так будет лучше для него, – сказала я себе снова. – Лучше для всех нас… Ведь так?»

Он ушел. А я сидела и слушала, как Нэйтан в подробностях излагает родителям наш с ним «план». И восхищалась, с какой легкостью он придумывает на ходу подробности.

– Знаешь, Нэйтан, что в этой ситуации беспокоит меня больше всего? – в какой-то момент подала голос миссис Стин. – Что мы с твоим отцом всегда считали тебя взрослым и зрелым. Выходит, мы основательно заблуждались на сей счет…

– Согласен, – с раскаянием отвечал Нэйтан. – И мне очень жаль.

– А что насчет других подростков, в церкви и в обществе, – каким ты будешь для них примером? Как их родители теперь должны будут объяснить подобное своим детям?

– Да-да, – повторил Нэйтан. – Я чувствую себя ужасно.

Миссис Стин повернулась к мужу:

– Тим, что скажут люди?

– Не знаю, – пожал тот плечами. – Но надеюсь, поймут, что никто не без греха. Уверен, большинство нормально к этому отнесется, хотя, конечно, найдутся и те, кто начнет кликушествовать: «Что это за пастор! за собственным сыном не уследил!..»

Родители Нэйтана обменялись многозначительными взглядами, затем пастор Стин внимательно посмотрел на нас с Нэйтаном. Выражение его лица было суровым, но в глазах я увидела сострадание.

– Простите, – сказал он. – Не нужно было говорить про прихожан или кого-то еще. Их это не касается, хотя, уверен, они не преминут изобразить, что касается. Но речь о вас двоих. Насколько я могу судить, вы оба понимаете, что совершили ошибку, и, должен заметить, ошибку глупейшую из всех возможных. Но знаете что? Каждый из нас ошибается. Вопрос в том, как быть, если ты оступился. Некоторые открещиваются от последствий, другие же принимают их, берут ситуацию под контроль и учатся на своих ошибках.

Он «профессинально» прервался, проверяя, насколько заблудшие дети прониклись сказанным им и осознали свое головотяпство.

– Нет смысла хвататься за голову и причитать по поводу случившегося и рвать на себе волосы в стенаниях, как можно было бы этого избежать. Но меня интересует, как вы собираетесь решать проблему. Что вы намерены делать дальше?

– Да, – храбро ответила я, желая своим «продуманным» поведением продемонстрировать, что не спасую, что трудностей не боюсь. – И мы собираемся ответственно подойти к решению сложившейся проблемы. Какими бы ни были последствия, мы к ним готовы.

Какая ирония судьбы: мы были готовы нести ответственность за последствия того, чего не совершали… Только непонятно, становились мы от этого героями или трусами.

– Правда, – добавил Нэйтан, – мы уже решили. Мэдди оставит ребенка.

– Ох, – пробормотала миссис Стин, – я стану бабушкой в тридцать девять.

– И мы поженимся, – победоносно заключил Нэйтан.

– Так, еще и свекровью! – хмыкнула его мать.

Пастор Стин резко нахмурился.

– Ты еще слишком молод. Брак – это такая ответственность…

– Папа, мы сами виноваты и собираемся вести себя как взрослые. Как ты говорил, мы возьмем ситуацию под контроль.

– Но есть ведь и другие решения. Например, отдать ребенка на усыновление какой-нибудь супружеской паре. Вы не думали об этом? – сделал мягкий заход пастор.

Нэйтан разочарованно плюхнулся в кресло:

– Я думал, ты будешь рад, что мы женимся.

Тим наклонился к нему:

– Вы любите друг друга?

Любовь? А любовь-то здесь при чем? Я быстро повернулась к Нэйтану, ожидая его ответа. Он тоже повернулся ко мне. Беседа определенно протекала не так, как Нэйтан планировал. Он оглядел меня с головы до ног, поджал губы и повернулся к отцу:

– Да. Конечно.

– Я не могу вас заставить, – продолжал Тим. – Но если вы действительно любите друг друга, я бы посоветовал не торопиться с такими решениями. Дайте друг другу шанс подрасти и немного освоиться в этом мире. Сначала нужно закончить школу. И если даже тогда это решение покажется вам правильным – если вы действительно любите друг друга, – поступите так, как считаете нужным.

Нэйтан покраснел, и я поняла почему. Если его родители не согласятся на наш брак, что будет со мной и Элизой? Наш план рухнет. Пастор ни за что не позволит Нэйтану просто жить со мной, и что мы тогда будем делать? Мне придется остаться с Грантом? Черта с два!

– Почему ты так реагируешь? – спросил Нэйтан с вызовом. – Мы поступаем так, как, думали, ты бы одобрил.

Пастор Стин протяжно вздохнул:

– Подумай, Нэйтан. Ваше решение коснется не только вас, но и ребенка, причем его в первую очередь. Я очень много работал с семьями, которые распались, и, поверь мне, мать-одиночка – не лучшая перспектива для твоей девушки. Исходя из своего опыта могу сказать, что лучше всего, если ребенок растет в полноценной семье, где для его воспитания созданы все условия и оба родителя его любят. Итак, сначала спросите себя, в состоянии ли вы взять на себя труд по воспитанию ребенка. И если вы так в себе уверены, то возражений нет. И да, я действительно верю, что лучше отдать ребенка на усыновление, чем пытаться воспитать его в не лучших для него условиях.

В этот момент в гостиную вбежала Элиза.

– Сериал кончился, – сообщила она. – Теперь мы можем идти?

– Пока нет, – ответила я. – Найди себе еще что-нибудь по телевизору. Мы почти закончили. Я к тебе зайду, когда пора будет домой.

Элиза послушно вышла из комнаты.

– Так ты хочешь сказать, что не дашь согласия на свадьбу? А вот отец Мэдди согласен.

– Отчим, – поправила я.

Пастор Стин покачал головой:

– Я не говорю, что не дам согласия. Просто… Я хочу, чтобы вы отдавали себе отчет в том, что делаете, вот и все. В конце концов, речь о моем внуке, так что не нужно думать, что мне легко так говорить. Мы просто должны поступить так, как будет лучше для этого ребенка. Если вы чувствуете, что готовы взять на себя такую ответственность и нести это бремя, то я поддерживаю ваше решение. Но если есть сомнения, я предлагаю подождать, пока вы не поймете, чего на самом деле хотите.

Нэйтан вскинул голову:

– Тогда решено. Мы женимся.

– А ты что скажешь, Мэдди? – обратился ко мне пастор Стин.

За ту секунду, что промелькнула между его вопросом и моим ответом, я вспомнила Гранта и весь связанный с ним кошмар: что пришлось бы мне пережить, если бы все узнали; каково было бы Элизе вскоре узнать, что ее отец надругался над ее сестрой; как надо мной издевались бы в школе – наверное, подумали бы, что я сама виновата, поскольку никому не сказала о случившемся; и как рвал и метал бы Рэнди, узнай он правду… И еще я задалась вопросом: что будет, если я не выйду замуж за Нэйтана? Мне придется жить под одной крышей с Грантом и носить его ребенка – или я все же найду способ свести счеты с жизнью? Подумала я и о семье Нэйтана – какие последствия наше решение будет иметь для них всех… Конечно, несправедливо спасать меня, жертвуя близкими… Но Нэйтан не отступал. А учитывая альтернативу, мешать ему я не нашла в себе сил…

– Да, сэр, – ответила я, глядя ему в глаза. – Я люблю вашего сына. И мы думаем, лучше всего для нас будет пожениться и вместе воспитывать нашего ребенка.