Когда одна дверь закрывается, открывается другая. Так говорят. Может, оно и правда так. Только вот иногда хочется запереть ее и никогда больше не открывать.

Пока мы с Нэйтаном прощались на крыльце, входная дверь вдруг распахнулась, залив нас светом из прихожей. На пороге стоял Грант – босой, с бутылкой в руке. Я сразу почуяла неладное: в его глазах загорелся тот жуткий огонек, который я так хорошо знала. И тут же велела Нэйтану уйти.

– Нет, нет, нет… не так сразу, – произнес Грант, погрозив нам пальцем. – Ну как, сын проповедника хорошо провел время с моей маленькой девочкой?

– Да, сэр, – ответил ему Нэйтан. – Было весело.

– Пожалуйста, – умоляла я, – просто уйди. Он немного пьян, видишь… Ты должен уйти. Сейчас же.

Грант рассмеялся:

– Немного? Детка, да я просто в стельку. Давай называть вещи своими именами.

С этими словами он ткнул бутылку Нэйтану под нос, но тот и ухом не повел. А Грант начал сыпать гневными фразами, зажевывая половину слов:

– И так как я в нетрезвом состоянии, мне не составит никакого труда сказать тебе все в лицо… Так вот – я никогда не любил тебя. Тебя и твоего папашу-святошу! Вы всегда себя ставили выше нас всех! Неужели нормальный отец будет сквозь пальцы смотреть, как его сын пуляется бумажными шариками в церкви?!

Грант сложил почти негнущиеся пальцы в кулак и поднял руку, словно и правда собирался ударить Нэйтана.

– Надо было в тот же день научить тебя смирению и покорности. А знаешь что, я, пожалуй, преподам тебе хороший урок прямо сейчас! – прошипел мой отчим сквозь зубы.

Я испугалась, что он действительно ударит Нэйтана, поэтому оттолкнула его и закричала:

– Уходи быстрее!

Когда Нэйтан был уже вне досягаемости, Грант опустил руки и немного расслабился. Я еще раз повторила, что будет лучше, если Нэйтан уйдет. Тот неохотно отступил в сторону лимузина, а Грант выкрикивал ему вслед грязные ругательства. Я еще довольно долго стояла на крыльце, чтобы увидеть, как лимузин уехал, а потом убежала к себе в комнату.

Боясь, что Грант все еще хочет кого-нибудь ударить, я как была, в выпускном платье, залезла в постель, спряталась под одеялом и с ужасом ждала, что он вот-вот ворвется и не оставит на мне живого места. Но этого не произошло. Через час, а может быть, больше я прокралась вниз, чтобы посмотреть, чем занят отчим, и застала его сидящим в кресле в гостиной, спиной ко мне. Он курил сигарету за сигаретой, перемежая затяжки заглатыванием львиных доз алкоголя, а у ног его лежала упаковка таблеток, и вокруг нее были разбросаны пилюли. Учитывая, сколько дряни он уже принял, то, что Грант вырубится, было лишь вопросом времени. С облегчением переведя дух, я на цыпочках вернулась наверх, убедилась, что Элиза спит, а затем начала готовиться ко сну, решив, что теперь мне ничто не угрожает.

Только все было совсем не так.

Не знаю, услышал он, как я ходила по комнате или как скрипнули половицы на лестнице, но в момент, когда я уже сняла платье, дверь распахнулась, и на пороге оказался Грант, снова с бутылкой в руках.

Несколько долгих мгновений он просто смотрел на меня, и по моей спине побежали мурашки. Затем, подойдя ближе, Грант с пафосом заявил, что таким, как я, не пристало ходить на свидания с парнями вроде Нэйтана Стина, что я его недостойна.

– Как может главный нападающий футбольной команды интересоваться такой, как ты? – произнес Грант заплетающимся языком. Он замолчал, наклонил голову и покосился на меня. – Хотя… Ты становишься похожей на свою мать. Да, может быть, этот твой Стин не такой уж и святоша.

– Убирайся, – зарычала я, пытаясь прикрыться платьем, – пожалуйста!

Это последнее, что я успела сказать… Шлеп! Грант врезал мне в висок, и я отлетела назад. После этого окружающий мир провалился в пропасть. Все, о чем я успела подумать: «Нет, это происходит не со мной!» Слишком уж все было отвратительно. Даже не могу вспомнить, что случилось дальше, потому что заблокировала все воспоминания о той ночи.

Очнулась я уже утром и попыталась убедить себя, что все, что произошло ночью, – просто кошмарный сон. «Грант хороший, – твердила я себе. – Он мой отчим. Он заботится обо мне. Он никогда бы не сделал мне так больно. Не сделал бы, ведь правда?»

Я долго стояла под душем, пока не поняла, что на меня льется ледяная вода. Одевшись, спустилась и обнаружила Гранта спящим в кресле. Вокруг валялись таблетки и пустые пузырьки от них. Рядом, на диване, устроилась Элиза – она смотрела мультфильмы по телевизору и бодро уплетала хлопья прямо из коробки. Грант проснулся только после полудня, и судя по его словам, такого жуткого похмельного синдрома у него еще не было никогда. Не знаю, был ли это продуманный спектакль, но вел он себя так, словно ничего не помнит о вчерашнем. Даже поинтересовался, как прошел мой выпускной. Когда я без тени иронии призналась, что это была самая отвратительная ночь в моей жизни, он искренне огорчился и попытался меня обнадежить, сказав, что, может быть, в следующем году все будет лучше.

– А ты-то сам как? – спросила я нервно. И настроилась уловить ложь в его ответе. – Как прошел вечер?

– Сложно сказать, – ответил Грант смущенно. – Почти ничего не помню после того, как уложил Элизу спать. Нет, потом помню, что кто-то кого-то преследовал – по телевизору, а вот после этого…

Он замолчал и оглядел бардак в комнате.

– Потом, предполагаю, я сильно перебрал.

– Да, – выдохнула я. – Похоже на то.

Оставшуюся часть дня я просидела одна в своей комнате, то утешая себя, то пытаясь придумать план побега, при этом каждую минуту испытывая какое-нибудь новое отвратительное чувство: смущение, стыд, чувство вины, неверие в свои силы, страх… Через каждые две минуты я подходила к окну, пытаясь набраться смелости сбежать и никогда больше не возвращаться. Но потом меня одолевал страх, и я снова искала любые отговорки.

Вдруг в школе узнают, почему я сбежала из дома? Что, если узнает Рэнди? Вдруг в полиции мне никто не поверит? А вдруг они начнут расследование, и придется проходить через всякие унизительные процедуры, чтобы в итоге все сочли меня выдумщицей? Разве Грант стерпел бы подобное? А как же Элиза?..

Если бы не сестренка, уверена, я давно бы сбежала. Но план у меня был, правда, тот же самый, который я придумала, когда Грант первый раз меня ударил. Да, при ближайшем рассмотрении критики он не выдерживал, но вот если оценивать с точки зрения перспективы… Тебе уже почти восемнадцать, Мэделин. Осталось меньше года, и все изменится. Тогда ты сможешь заявить в полицию. И никто уже не посмеет забрать твою сестру в какой-нибудь там детский дом. Они не смогут отобрать ее у тебя. А ты нужна Элизе. Ей нужна ты… и ее мать.

Я сделала глубокий вдох, чтобы побороть поднимающуюся из глубины души панику. У тебя все получится, сказала я себе. Должно получиться. Еще раз глубоко вздохнув, я спустилась вниз, старательно делая вид, что все хорошо.

То, что Грант ничего не помнил, помогло мне притворяться.

После ужина раздался звонок в дверь. Грант оказался к ней ближе, так что открыл первый.

– Мэдди, – сказал он весело, – тут кто-то пришел к тебе в гости.

Я думала совсем о другом и даже не пыталась угадать, кто это.

Подошла к двери и ахнула:

– Рэнди…

– Не удивляйся так сильно.

– Я оставляю вас наедине, – сказал Грант. А потом продолжил себе под нос, но так, чтобы мы с Рэнди слышали: – Два парня за два дня. Неплохо, детка. Совсем неплохо.

– Не говори, – рассеянно произнесла я.

– Пойдем пройдемся? – преложил Рэнди.

– Э-э… да. Только обуюсь, – метнулась я в коридор.

Прошлись мы только пять минут, а большую часть следующего часа просидели на качелях в парке и болтали. Рэнди был так мил, рассказывал, как ему хорошо, когда рядом нет крутых ребят, с которыми надо вести себя соответствующе.

– А с тобой можно быть крутым по-своему, – гордо заявил он.

– Крутость в любом виде – слишком мощно для меня, – сказала я.

– Ты какая-то растерянная, – заметил Рэнди. – Все в порядке?

– Не спала всю ночь, – пожала я плечами, стараясь быть честной, насколько возможно.

– Я тоже, – признался он. – Никак не мог забыть, как здорово было на выпускном.

Иногда трудно быть честным.

– Я тоже, – соврала я.

На неделе Нэйтан и Рэнди заметили, что я чем-то озабочена, но я что-то быстро сочинила про итоговые экзамены, и они купились.

Рэнди сдержал слово и изменился – теперь его больше не волновало мнение окружающих, и мы начали проводить время вместе. Мы часто виделись. Отношения с ним оказались для меня своего рода терапией: чем чаще мы встречались, тем меньше у меня оставалось времени, чтобы переживать о том, что я так отчаянно хотела забыть.

Хотелось бы, конечно, чтобы изменение моих отношений с Рэнди в хорошую сторону повлияло на мой социальный статус, но все произошло иначе: тем, чей социальный статус совсем упал, оказался Рэнди. Мне, конечно, надо было предугадать эту ситуацию. То есть я же несколько лет общалась с Нэйтаном, но те девушки, которым он нравился, ограничились лишь презрением и завистью в мой адрес. Однако Нэйтан всегда вращался в различных компаниях и старался быть вежливым с «представителями всех социальных кругов», к чему все в школе привыкли уже давно. Так что его дружба со мной была лишь проявлением типичного «синдрома Нэйтана Стина». Но вот с Рэнди дело обстояло не так. Он изначально словно хотел общаться лишь с крутыми подростками. И когда он публично, на школьном выпускном, предпочел Эбби меня, поправ тем самым всю школьную социальную систему, отношение к нему поменялось в одно мгновение. Теперь издевательства градом сыпались в его адрес, но он все терпел.

И, как ни странно, не бросил меня. А пару раз даже вступился за мою – и свою – честь. Кто-то из парней заявил, что Рэнди встречается со мной только потому, что я не против более «близких» отношений. Если раньше он молча пропускал все обидные ремарки мимо ушей, то теперь, стоило кому-то намекнуть на нечто неприличное, он тут же выпрямлялся во весь свой огромный рост и просил клеветника повторить обвинение.

Насколько мне известно, не решился ни один из обидчиков.

Через пару недель учеба закончилась, а потом началось лето. Вот когда для нас с Рэнди наступил самый прекрасный период. По утрам он подрабатывал садовником в Рокуолле, но потом приходил посидеть со мной и Элизой. Грант в этот момент был далеко – красил дома, как обычно летом. Мне тогда казалось, что мы втроем – или вчетвером, когда Нэйтан был свободен, – делали вместе все: купались в озере, гуляли в парке, ходили в кино или просто собирали былинки на заднем дворе. Неважно, чем мы были заняты, мы просто все делали вместе.

Очень часто Рэнди брал мою руку в свою, сплетал пальцы и говорил:

– Мы хорошо друг друга дополняем.

– Лучше не придумаешь, – соглашалась я.

– Ну что вы все держитесь за руки! – возмущалась Элиза. – Вы же не маленькие!

Как-то в начале июля Рэнди взял меня и Элизу на утренний показ фильма «Ла Бамба». Мы решили перехитрить мою сестренку – купили ей отдельное ведерко попкорна, стакан воды и посадили на место в ряду перед нами. В результате мы с Рэнди оказались «одни» в полупустом кинотеатре. Но на середине показа и, как назло, в момент, когда стало особенно тихо, Элиза вдруг повернулась и закричала:

– Фу! Хватит целоваться! Я папе расскажу!

– Поймала с поличным, – вздохнула я, услышав, как смеются сидящие рядом.

– Да уж, – добавил Рэнди. – Пойду куплю ей еще попкорна.

Лето было в самом разгаре, и с каждым днем я старалась мысленно отдалиться от того, что случилось со мной в ночь после выпускного. Нет, я не смирилась с этим, но рядом с Рэнди было так хорошо, что я не хотела думать о чем-то плохом. «Просто не вспоминай о реальности, – напоминала я себе время от времени, – пока тебе не исполнится восемнадцать. Тогда все изменится. А сейчас не позволяй мыслям о Гранте испортить то, что происходит у тебя с Рэнди».

Каникулы получились действительно восхитительными – произошло столько прекрасного, у меня осталось множество замечательных воспоминаний о волшебных моментах с Рэнди. Так продолжалось до тех пор, пока в начале августа не стартовал футбольный сезон.

Рэнди воспитывала мама, и денег у нее было немного, так что он знал: единственным шансом вытянуть счастливый билет и поступить в хороший колледж для него был только футбол. Но в таком случае ему требовалось оттачивать мастерство, и тренировки стали отнимать все его свободное время.

У Нэйтана футбол тоже времени отнимал достаточно, хотя стипендии на обучение в колледже в его случае вряд ли зависели от спортивных достижений: на роль идеального нападающего он не подходил по комплекции. Кроме того, помимо меня, Нэйтан был одним из немногих выпускников с наивысшей успеваемостью – с такими результатами получить хорошую академическую стипендию было парой пустяков, и спортивные достижения отошли на второй план.

Большую часть августа я видела Нэйтана и Рэнди только в выходные, да и эти наши встречи получились очень короткими.

В том же месяце я снова начала набирать лишний вес – особенно заметно это было в области талии. К тому же у меня была задержка менструации, но я не волновалась: подобное случалось и раньше. Но в последнее воскресенье августа меня начало тошнить, и тут я забеспокоилась. Чтобы привести нервы в порядок, с утра отправилась в аптеку и купила тест на беременность.

Где-то в глубине души я говорила себе, что не нужно даже и беспокоиться. Ведь я все еще цеплялась за ложную надежду, что произошедшее той ночью с Грантом на самом деле было лишь в моей голове. И дойдя до туалета, я даже попыталась саму себя уговорить не делать тест – ведь история знает лишь одно непорочное зачатие, и вряд ли я повторю этот подвиг.

В итоге я все же себя убедила. И когда увидела результат теста, тут же захотела умереть.

Все ужасные воспоминания о той ночи нахлынули на меня разом. Я вышла из аптеки в смятении, пытаясь одновременно разобраться с тысячей разных мыслей, но на уме у меня было лишь одно: бежать. Все это было для меня слишком. Как раз когда я уже почти оставила самое страшное позади, когда мне уже почти исполнилось восемнадцать и я была почти свободна… Как раз когда уже мечтала, что скоро смогу жить как все нормальные люди. Но не смогу… никогда. И пусть подобное желание было низким и недостойным, в тот момент я хотела бежать от всего мира, от моей боли и всего этого ужаса.

Я медленно двинулась туда, где, как считала, смогу обрести равновесие. Когда свернула от шоссе на улицу, рядом со мной остановилась машина.

– Эй, Мэдди, – окликнул меня Нэйтан. – Ты что, плачешь? Что-то случилось с Рэнди?

– Нет, я просто… вышла погулять, – сказала я и посмотрела на него затуманенным взглядом.

– Ну уж нет, что-то тут точно не так. Куда ты собралась? – не отставал он.

Не так уж далеко отсюда, подумала я, пожимая плечами.

– Я еду в церковь, – продолжил Нэйтан. – Слегка опаздываю, но могу тебя куда-нибудь подбросить, если нужно. Или можешь поехать в церковь со мной. Точно знаю, папа был бы очень рад тебя видеть. К тому же, может, так мы тебе поднимем настроение.

– Не уверена, – пробормотала я. Но, хоть и неохотно, все же села в машину.

Когда мы вошли в часовню, пастор Стин был за кафедрой и начинал проповедь. Я мысленно «отключила» его голос и еще глубже погрузилась в пучину собственных мыслей. Я по-прежнему хотела оказаться там, куда собиралась попасть, прежде чем Нэйтан меня остановил.

Он не приставал ко мне минут десять, но потом все же нагнулся и спросил:

– Так ты расскажешь мне, что происходит?

– Не могу, – сказала я. Мой голос предательски дрогнул, настолько я самой себе казалась жалкой и отвратительной. – Не здесь.

– Тогда скажи мне, куда ты шла, – упорствовал Нэйтан.

Как рассказать другу о таких вещах? Как рассказать о своих самых жутких намерениях тому, у кого за всю жизнь и мысли дурной ни разу не возникло? Как, черт возьми, сказать сыну пастора, проповедь чьего отца мы сейчас слушаем, что вместо того, чтобы слушать сообщения о Боге, ты бы в данный момент предпочла встретиться с дьяволом?

Я не смогла вымолвить ни слова и просто разрыдалась. Понимая, что мои проблемы гораздо серьезнее, чем просто плохое настроение, Нэйтан схватил меня за руку и почти насильно выволок из церкви, к своей машине.

– Так, хватит, – сердито потребовал он. – Давай, колись.

– Не могу! – закричала я, закрыв лицо руками. – Ты меня возненавидишь.

– Ты знаешь, что это не так. Я просто хочу тебе помочь. Правда. Или, если хочешь, мы могли бы поговорить с моим отцом. У него довольно неплохо получается… – начал Нэйтан, но я его оборвала.

– Нет! Никому нельзя говорить!

– Знаешь что? Говори, что происходит, Мэдди. Куда ты собиралась, когда мы встретились?

Не переставая рыдать, я заглянула в его глаза и не увидела ничего, кроме искреннего сострадания. Наверное, такую неподдельную заботу обо мне я больше не чувствовала никогда. И что-то внутри меня дрогнуло. Словно чтобы проверить, насколько сильно сострадание Нэйтана, чтобы увидеть, как он отреагирует, когда узнает правду, я сдалась.

– Ты действительно хочешь знать? Отлично! Тогда слушай. Я собиралась дойти до перехода над шоссе… и спрыгнуть.

Прежде чем Нэйтан успел отреагировать, я добавила, сотрясаясь от очередного приступа внезапно нахлынувших рыданий:

– Я хочу умереть, Нэйтан. Моя жизнь кончена! Я хочу, чтобы меня переехал грузовик. Я просто… хочу снова быть рядом с мамой.

– Но почему? – выдохнул он. – Как ты можешь так говорить?

Отвернувшись – от смущения – я прошептала:

– Потому что я беременна.

В ожидании его реакции я уставилась в окно. И Нэйтан задал вполне предсказуемый вопрос:

– А Рэнди-то ты сказала?

– Нет. Не могу, – без всякой надежды в голосе ответила я. – Тем более что отец не он.

Говорить Нэйтану правду в тот момент, наверное, было самым сложным в моей жизни. Свое признание я начала словами:

– Помнишь, как Грант напился в день выпускного?

И закончила:

– Вот почему я просто хочу умереть.

Суровая правда заключалась еще и в том, что Грант непременно убьет меня, когда узнает.

У Нэйтана, однако, было свое понимание ситуации. Когда я закончила изливать душу, он завел машину и выехал с церковной парковки. Он не хотел говорить, куда мы едем, но я прекрасно догадалась сама.

Я предупреждала Нэйтана, что бить морду Гранту опасно, пыталась его образумить.

– Ты с ума сошел, – негодовала я. – У него очень скверный характер.

Но остановить Нэйтана было невозможно. Припарковав машину перед моим домом, он приказал мне остаться там. Я опустила стекло, чтобы слышать их разговор. Но сначала они почти и не говорили, потому что, как только Грант открыл дверь, Нэйтан с размаху врезал ему прямо в лицо. Мой отчим отлетел в коридор, однако поднялся на ноги и ринулся на Нэйтана с кулаками. На крыльце они схлестнулись, а продолжился бой на лужайке возле автомобиля. Улучив момент, Нэйтан снова ударил Гранта, на этот раз под дых. И прижал к земле. Изо рта отчима потоком лилась кровь. И нецензурная брань. В адрес Нэйтана сыпались всевозможные ругательства.

– Сукин сын, я в суд на тебя подам! – вопил Грант.

– Только сядете из нас двоих вы, мистер Мак Фэдден! – кричал Нэйтан.

Уверена, Грант догадался, что у меня наконец хватило смелости рассказать, как он годами меня избивал.

– С чего это? Что за небылицы рассказала тебе Мэдди? – напустив на себя удивленный вид, произнес он.

– У вас большие проблемы, – процедил Нэйтан. – Вы вообще в курсе, что вы больны? Она беременна, и отсюда мы оба пойдем прямо в полицию.

– Беременна? Мэдди? – Теперь удивление Гранта стало совершенно искренним. – Ммм… Ну, им с Рэнди все-таки нужно было быть осторожнее. Но ведь ей уже почти восемнадцать, и не то чтобы я мог их остановить… – начал он, но тут Нэйтан окинул его таким взглядом, что тот все понял. – Стоп. Ты что, думаешь, что это я? Что бы там Мэдди ни сказала, я никогда… Слушай, я, конечно, хреновый отец, но чтобы… Да никогда!

Я не могла спокойно смотреть на Гранта, тем более что меня душил очередной приступ рыданий.

– Выпускной! – рявкнул Нэйтан. – Вы здорово накачались. И не только выпивкой. Но не думаю, что суд сочтет это смягчающим обстоятельством.

Грант застонал:

– Я не… Я ничего не помню о той ночи. Как же так получилось?..

Уж не знаю почему, но в какой-то момент я даже сочувствовала ему. Я ведь с самого первого дня подозревала: Грант вообще не помнил, что натворил, и я знала: он бы никогда так не поступил, будучи трезвым. Но когда он снова начал юлить, пытаясь снять с себя подозрения и оправдаться перед Нэйтаном, осыпая того грязной бранью, все мое сочувствие вмиг испарилось.

– Не может быть! – прорычал Грант. – Я бы никогда!

Он орал, словно раненый зверь, хищник, загнанный в угол, но не желающий сдаваться без боя.

– Вы хотите жаловаться в полицию? Вперед. Но кому они поверят, мне или ей? – брызжа слюной, выкрикнул он.

– Суд покажет, кто говорит правду, – отрезал Нэйтан, сильнее прижав Гранта к земле.

– Хорошо. А даже если это и я, то что? Я скажу, что она сама пришла ко мне и все было по обоюдному согласию! – расхохотался тот в лицо Нэйтану.

– Неважно. Она несовершеннолетняя, – ответил Нэйтан.

Грант судорожно пытался придумать какое-то оправдание, но не мог:

– Тогда… тогда…

И тут на его лице проявилось чувство, которое застало меня врасплох. Раскаяние. Трудно сказать, раскаивался ли Грант в том, что он со мной сделал, или же ему просто было жаль, что не получилось ничего придумать, но он выглядел сломленным.

– Хорошо, – выдохнул он. – Слезь с меня. Пойдемте в дом, поговорим.

Нэйтан быстро взглянул на меня через плечо и медленно встал. Очень вовремя, потому что в этот момент мимо дома как раз проходил один из наших соседей. Он выгуливал свою маленькую собачонку, которая отчаянно взвизгивала на каждом шагу.

– Все в порядке, Грант? – спросил сосед. Грант и Нэйтан отряхнулись.

– Да, все хорошо, Стив, – ответил отчим. – Просто Нэйтан показывал мне один боевой приемчик.

В доме Грант отвел нас в дальнюю комнату, где Элиза не могла ничего услышать.

– Слушай, – начал он, – Мэдди, ты же меня знаешь. И знаешь, что я бы никогда не сделал тебе больно намеренно. Просто я был не в своем уме той ночью. Подобное мне даже в голову никогда не приходило… Я имею в виду, ты же моя падчерица. Я ведь все эти годы любил тебя и заботился о тебе.

– И бил, – добавила я.

– Он что, тебя бьет? – в ужасе остолбенел Нэйтан.

– Уже давно нет, – быстро возразил Грант. – Это случалось только тогда, когда я сильно напивался.

Он плюхнулся на стул, на мгновение закрыв лицо руками. Когда снова поднял глаза, сказал:

– Я слаб, Мэдди. Ты это знаешь. Я слаб с тех пор, как потерял твою маму. Но я не плохой человек. А ведь если вы пойдете в полицию, они отправят меня в тюрьму. После всего, что я для тебя сделал, думаешь, я это заслужил? За что?! За то, о чем я даже не помню?

Он посмотрел на меня, словно я должна была что-то сказать, но я не могла ни о чем думать.

Когда Грант понял, что сочувствие вызвать не получилось, он зашел с другого угла:

– Слушай, должен же быть какой-то выход. Я сделал ошибку, или зовите это как хотите, но это не должно испортить нам жизнь. Ты не можешь пойти в полицию, Мэдди. Подумай об этом. Никому нельзя рассказывать. Вы вообще понимаете, что будет, если мы кому-то скажем? Тогда узнают все. Кто-нибудь обязательно проговорится. Полиция будет сновать повсюду с вопросами, и репортеры начнут вынюхивать. Эта история попадет во все заголовки. Узнают все, Мэдди: твои одноклассники, Рэнди, Элиза – все. И все будут помнить об этом всю твою жизнь.

Грант сделал паузу, пытаясь прочесть мои мысли. Наверное, мое отчаянное состояние от него не укрылось, потому что он заговорил с новой силой, надеясь, что сможет меня образумить:

– Ты этого хочешь? Чтобы узнала твоя сестра? А ей не надо этого знать! Мы можем сделать вид, что ничего не было. Я отвезу тебя в клинику, где тебе сделают аборт. Никто не должен знать. У тебя может быть нормальная жизнь, Мэдди. У нас всех. А я вылечусь, обещаю. Никакого больше алкоголя и лекарств. Больше ничего. Обещаю. Знаю: у меня проблема. Теперь знаю, и мне жаль. Я не должен был до такого докатиться. Ни за что в жизни.

– Но докатился ведь, – колко заметил Нэйтан.

– Простите! – взревел Грант. – Сколько раз мне нужно это повторить? Я облажался, детка. Но давай не будем из-за одной ошибки пускать всю жизнь под откос. И речь сейчас не обо мне. О себе подумай. Ты что, хочешь такого унижения? Разве Элиза заслужила, чтобы ее забрали в какой-нибудь там детский дом или в чужую семью? Мэдди, ты слишком умная, чтобы такое допустить. Подумай хорошенько. Я ведь учитель, черт возьми. Если в газетах пронюхают, что школьный учитель мог такое натворить, мы все от этого пострадаем. О нас расскажут по телевизору и напишут во всех газетах – отсюда до самого Нью-Йорка. Ты что, хочешь, чтобы твое лицо мелькало тут и там? Об этом узнают все, Мэдди. Все. Ты этого правда хочешь?

Чем больше он говорил, тем больше я понимала, что он прав, и тем больше мне хотелось просто сбежать. Убежать, спрятаться где-нибудь и никогда не вылезать на свет божий. Я так запаниковала, что у меня даже дыхание перехватило.

– Я… Мне нужно немного воздуха, – сказала я. – Нэйтан, пожалуйста, давай выйдем.

Нэйтан кивнул.

– А вы сидите тут, – приказал он Гранту. – Мы сейчас вернемся.

К тому моменту, как мы оказались во дворе, я чуть было не задохнулась от возбуждения. Легла на траву, пытаясь успокоиться.

– Он прав, – сказала я. – Он совершенно прав. Зря ты остановил меня сегодня.

– Не говори так, Мэдди, – простонал Нэйтан.

– Но это правда! Неужели ты не видишь? Я не смогу жить, если все будут знать, что он со мной сделал! То, что он у меня отобрал. Тем более что я его приемная дочь! Журналисты, эти хищники, будут свирепствовать. И ты прекрасно знаешь, что скажут местные. Бьюсь об заклад, половина сразу переложит вину на меня, как будто я сама ему на шею бросилась. Нет, я не могу, Нэйтан. Я в безвыходной ситуации. Мне просто нужно… исчезнуть.

Нэйтан долгое время внимательно изучал сорванный листочек клевера.

– Так почему бы не согласиться на предложение Гранта? Сделать аборт. Тогда бы никто не узнал.

– Но я бы знала! И никогда бы себе не простила, – отмахнулась я.

– Знаешь, учитывая все обстоятельства, это может быть единственным нормальным выходом, – пожал плечами Нэйтан.

– Возможно. Но не для меня.

– Ты бы не сделала аборт, но хотела броситься с моста? – пораженно спросил он.

– Тогда мне не пришлось бы жить с чувством вины.

Я что, правда это только что сказала?

– Ты что, думаешь, мне нужно позволить ему «обо всем позаботиться»?

– Нет. Я просто пытаюсь помочь тебе разобраться, вот и все, – вздохнул Нэйтан.

Я сорвала несколько травинок и просеяла их сквозь пальцы.

– Ты знаешь, что моя мама забеременела, когда училась в колледже, а замуж вышла только потом?

Вопрос должен был быть риторическим, потому что я сама никогда не говорила об этом ни Нэйтану, ни кому-либо еще, но он все равно ответил:

– Нет.

– Однажды я подсчитала, сколько прошло времени с момента моего рождения до их с папой свадьбы, и получилось намного меньше девяти месяцев. Я поинтересовалась у мамы, и она мне честно все рассказала. Она не была уверена, сможет ли вырастить ребенка. Даже подумывала об аборте, вот как мне сейчас предложил Грант.

Мне пришлось сделать паузу, чтобы подобрать слова, которые бы отражали все, что я чувствую:

– Неужели ты не видишь? Если бы она так сделала, меня бы не было. Так что я знаю, что растет внутри меня, Нэйтан. Это частичка меня. И вне зависимости от того, как она во мне оказалась, я не думаю, что смогу от нее избавиться.

Во взгляде Нэйтана снова появилось прежнее сочувствие.

– Понимаю. Но ты не хочешь огласки, не согласна на аборт, а я не могу позволить тебе покончить с жизнью. Что же делать?

– Ничего! Вот и я про то же. Я в ловушке. Я и так в ловушке всю свою жизнь, а теперь клетка все сжимается и сжимается.

Нэйтан сорвал еще один лист клевера.

– Почему же? Я вижу еще один выход. Может быть, ребенку просто нужен отец.

Я пропустила его фразу мимо ушей и только потом спохватилась:

– Что?

– Не Грант, конечно. Давай посмотрим правде в глаза. Ты не сможешь скрывать свою беременность вечно. И не надо. Просто придумаем красивую легенду, якобы ты случайно забеременела и теперь ситуацию нужно расхлебывать. Ты далеко не первая, с кем такое случилось. И уж тем более не первая в нашей школе.

– Ни в коем случае, – сразу же отмела я его фантазии. – Я не осмелюсь подложить Рэнди такую свинью. Тем более мне придется тогда ему все рассказать. И даже если бы он повел себя благородно, что же будет с его футбольным сезоном? А как же колледж?

Судорожно сглотнув, Нэйтан ответил:

– Мэдди, не Рэнди привел тебя домой после выпускного. Это не он последним был с тобой наедине.

– Ты про себя? – ужаснулась я.

– Конечно, решение не идеальное, но, думаю, у нас получится.

Я чуть в обморок не упала: Нэйтан так много для меня сделал… Куда ему еще и это?

– Но… почему?

– Потому что в одиночку ты с этим не справишься. Никто не справится. А я не могу стоять в сторонке и молча смотреть, как ты выкручиваешься. Зачем, если я могу помочь? – Он замолчал, пытаясь справиться с чувствами.

– А что, если… То есть… если правда кто-то узнает, что на самом деле произошло, и журналисты все растрезвонят? Как ты с этим собираешься справиться, Мэдди?

– Не знаю, – прошептала я.

– Скажи мне честно, – настаивал Нэйтан, – если бы мы с тобой сегодня не встретились, ты бы уже?..

Я не могла произнести ни слова. Покачала головой и заплакала.

– Именно поэтому я должен тебе помочь.

Не переставая плакать, я спросила:

– А что будет с Грантом?

– Что будет с Грантом? Он должен заплатить за то, что сделал, и заплатит – когда-нибудь. Когда у тебя уже родится ребенок и ты закончишь школу. Но на данный момент он прав: ни ты, ни Элиза не должны страдать от того, что он натворил. А вот если я назовусь отцом ребенка, то смогу защитить вас от всего этого. И заодно позабочусь, чтобы Грант получил по заслугам.

– А Рэнди? Думаю, ему будет не очень весело услышать, что мы с тобой… – начала было я.

– Да, – кивнул Нэйтан. – Но ты права насчет него. Если бы ты рассказала ему правду и попросила помочь, он бы немедленно согласился. И тогда его мечты были бы растоптаны. Так что пусть лучше дуется на нас, чем так рисковать.

Почувствовав наконец, что могу вздохнуть, я села.

– Ты самый лучший друг. Но, Нэйтан, я не могу тебя об этом просить.

– А ты и не просишь. Это я тебя прошу. И давай не забывать: это же я тебя подвез домой. Учитывая состояние Гранта, мне вообще не следовало оставлять тебя с ним одну, и теперь меня тоже мучает совесть. Поверь, если бы можно было сделать как-то иначе, я бы сделал, но другого выхода я не вижу.

– А твои родители? Им-то как это все проглотить? – вдруг осенило меня.

По глазам Нэйтана было видно: об этом он еще не подумал. Ему потребуется время, чтобы обдумать возможные варианты. Его ответ меня снова потряс:

– Все просто. Нам нужно пожениться.

– Что?!

– Это единственный вариант избежать шума. Конечно, некоторым прихожанам будет сложно смириться с обстоятельством, что сын пастора обрюхатил местную девушку. Но если мы поженимся, это всем покажет, что я, по крайней мере, пытаюсь поступать правильно. Надеюсь, этого будет достаточно.

– Нэйтан, мне не интересно, как будут реагировать прихожане, а вот что насчет твоих родителей? Они-то что скажут?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Они всегда говорят о том, что надо уметь прощать. Думаю, теперь они смогут доказать истину на практике. Некоторое время им, конечно, будет трудно, но рано или поздно они поймут.

Я помолчала – взвешивала все предложения Нэйтана. Он говорил весьма убедительно, но мои нервы были на пределе, так что, возможно, я даже не все поняла.

– Мы что, уже достаточно взрослые, чтобы пожениться? Я имею в виду, мы оба несовершеннолетние. Разве Грант и твои родители могут дать согласие?

– Грант – запросто, нам есть чем его припугнуть. А мои родители? Да я уверен, что они скорее насильно нас поженят, чем позволят тебе быть матерью-одиночкой. Они согласятся, поверь мне.

Нэйтан огляделся.

– Так что?

– Ты абсолютно уверен? – спросила я, словно в тумане.

Нэйтан сделал глубокий вдох. А когда выдохнул, расплылся в улыбке:

– Нет, конечно. Но ради тебя я готов рискнуть.

Когда мы вернулись в дом, Грант все еще сидел там, где мы его оставили. Стоило мне на него снова взглянуть, как мой живот свело судорогой. На его лице застыла паническая гримаса, и он прекрасно понимал, что теперь его дальнейшая судьба в наших руках. Моих и Нэйтана.

– Могу ли я спросить, что вы решили? – спросил Грант с нервным смешком.

– Мы решили, что вы – жалкое подобие человека, – невозмутимо сообщил Нэйтан. Да, не таким я представляла начало этого разговора, но мне понравилась его откровенность.

– И… мы решили, что Мэдди и Элиза не заслуживают того, чтобы вскрылась позорная правда о том, какой вы урод, – добавил Нэйтан.

Грант с облегчением вздохнул:

– Так каков план?

Нэйтан подошел ко мне ближе и обнял.

– Отцом ребенка буду я. И мы с Мэдди поженимся.

– Поженитесь? – Глаза Гранта стали размером с блюдца.

– Ну да, чтобы моим родителям было легче.

– И все? Вы поженитесь, и мы будем жить дальше? – недоверчиво уточнил мой отчим.

– Не совсем, – помотал головой Нэйтан. – Вы отправитесь в реабилитационную клинику, а Элиза останется у нас до тех пор, пока не вылечитесь полностью.

Грант посмотрел на меня.

– Мэдди, еще одна причина для тебя выйти за меня замуж – так легче получить опеку над твоей сестрой, пока Грант будет в клинике.

На лице Гранта выразилось отчаяние. Он покачал головой:

– Ни за что. Вы не можете забрать Элизу! Она моя дочь.

Теперь наконец смогла заговорить я:

– Мы ее не «забираем». Мы просто позаботимся о ней, пока ты будешь проходить курс лечения, сколько бы времени он ни продлился. Она моя младшая сестра, и я хочу, чтобы она была в безопасности.

Видя, что спорить бесполезно, Грант пробормотал:

– И что теперь?

Мы с Нэйтаном снова обменялись недоуменными взглядами. А ведь так далеко мы и правда не заглядывали. Конечно, стратегия у нас была, но как ее осуществить, точно сказать мы не могли. Нэйтан посмотрел на часы. И сказал мне:

– Церковь скоро закроется. Надо ведь сказать родителям?

Я медленно кивнула:

– Но… можно мы позовем Рэнди? Боюсь, что второй раз все рассказывать у меня мужества не хватит.

Нэйтан одобрительно кивнул.

– А как же я? – снова занервничал Грант. – Мне тоже пойти в церковь?

– Конечно, нет, – ответила я ему. – Не хочу видеть тебя рядом в такой момент.

– А как я узнаю, что вы не собираетесь рассказать… что-то другое?

– Ты что, сомневаешься? – оскорбленная, крикнула я.

– Не волнуйтесь, – заверил его Нэйтан. – У нас есть план, и мы будем действовать по нему.

– А что вы им про меня-то скажете? – упорствовал Грант.

– Что вы отправляетесь в реабилитационный центр – лечиться от алкогольной и наркотической зависимости. В любом случае все когда-нибудь об этом узнали бы, так что лучше рассказать сразу.

Гранту крыть было нечем, и он просто один раз кивнул.

Двадцать минут спустя наши с Элизой вещи были собраны и сложены в багажник машины Нэйтана. Грант прощался с Элизой и горько плакал.

– Милая, – говорил он ей, – папе придется уехать на несколько недель. О тебе в это время будет заботиться твоя сестренка, ладно?

– Куда ты уедешь? – спросила она.

Губы Гранта задрожали, и он срывающимся голосом ей ответил:

– Туда, где меня научат быть хорошим папочкой. Но обещаю, я вернусь очень быстро. Я буду скучать по тебе каждый день.

– И я, папочка, – ответила Элиза со слезами.

Я прощаться с Грантом не стала.