После того как мы деликатно рассказали об алкогольной и наркотической зависимости Гранта родителям Нэйтана, они любезно предложили нам с Элизой остаться у них столько, сколько потребуется.

– Пока мы не найдем жилье, – заверил своих Нэйтан. – Мы хотели бы как можно быстрее переехать.

– К чему такая спешка? – спросила миссис Стин. – В нашем доме хватит места для всех.

– Подожди, то есть ты не уверена, что у нас получится растить ребенка самостоятельно? – обиделся Нэйтан.

– Я этого не говорила. Просто хотела понять ваши планы. Мы же твои родители, мы тоже хотим помочь.

– Ну, с одной стороны, – рассуждал Нэйтан, – у нас есть Элиза. Мы не знаем, сколько продлится курс реабилитации Гранта, а хотелось бы хоть какой-то определенности для девочки. Если все это время она будет жить у вас, рано или поздно почувствует себя обузой. К тому же, как я уже говорил, мы берем на себя ответственность за ситуацию, в том числе собираемся найти жилье.

– Мне просто показалось, что для людей, у которых впереди выпускной год в школе, вы слишком много на себя взвалили, вот и все, – пожала плечами миссис Стин.

– Мы справимся. Вот увидишь, – заявил Нэйтан.

Слушая его разговор с матерью, я заметила в Нэйтане одну черту характера, которой до сих пор не замечала. Гордыня, и гордыня нехорошая. Нэйтан всегда представлялся мне уверенным в себе, но теперь открылась другая сторона этой медали. Впрочем, вспоминая годы нашей с ним дружбы, я поняла, что уже один раз сталкивалась с чем-то подобным – когда, услышав мое стихотворение, Нэйтан решил во что бы то ни стало изменить свое ко мне отношение.

Лично мне повисеть на шее у пастора и его супруги в течение нескольких месяцев, пока не родится ребенок, было бы совсем не трудно, но Нэйтан вбил себе в голову, что справится сам, без участия родителей, и переубедить его было невозможно.

Невозможно было даже убедить его в том, что торопиться не стоит.

Уже в понедельник утром Нэйтан отправился в суд – получить все необходимые документы для разрешения на брак. По дороге назад он заехал к Гранту, разбудил его и притащил к нотариусу, чтобы тот подписал все бумаги. Вернувшись домой, он и нас всех тоже заставил пойти к нотариусу.

Во второй половине дня мы с Нэйтаном поехали в суд, чтобы уладить все формальности окончательно.

Через два дня начался учебный год. Первый день был ужасен. Очевидно, новости уже распространились, и в глазах всех, кто на меня смотрел, я читала презрение и отвращение. Нэйтану тоже пришлось туго: мало того, что всякий считал своим долгом отпустить в его адрес оскорбительную шуточку, так еще и главный тренер вызвал парня на ковер и распекал в течение всего перерыва на обед. В заключение последовало заявление:

– Нэйтан, надеюсь, ты понимаешь, что финансировать команду, капитан которой обрюхатил местную школьницу, не станет никто, и нам придется взять для тебя помощника!

– Не хочу, чтобы команда пострадала из-за меня, – сказал Нэйтан. – Так что я прямо сейчас из нее уйду. К тому же мне теперь нужно заботиться о жене и ребенке, поэтому времени на футбол все равно не останется.

Когда он сообщил мне, я видела, насколько больно ему было принять такое решение. Но ведь Нэйтану и правда стало бы очень тяжело играть с Рэнди. Особенно после того, что случилось в тот же день.

Нэйтан как раз помогал мне с учебниками после уроков, когда к нам подошел Рэнди в компании еще нескольких старшеклассников.

– Это правда? – спросил он.

– Что – правда? – не понял Нэйтан.

– Сам знаешь. Вы с ней что, вправду женитесь? – упорствовал Рэнди.

– А даже если и так, что с того? – осклабился Нэйтан.

Этого Рэнди было достаточно. Он с размаху саданул Нэйтана по ребрам, а потом врезал ему под дых.

– Тогда вот тебе подарок на свадьбу, – добавил он.

Нэйтан согнулся от боли, судорожно хватая воздух и кашляя. А я молча смотрела, как Рэнди с друзьями уходят. И хотела разрыдаться.

– Не нужно, – сказала я, обняв Нэйтана. – Может быть, все старания того не стоят.

Он прокашлялся еще несколько раз и поднялся с пола.

– Я уверен, – сказал он, тяжело дыша, – ты уж точно того стоишь.

Тем же вечером мы присмотрели двухкомнатную квартирку с мебелью в нескольких минутах ходьбы от школы Элизы. Стоила она дешево, и в субботу мы уже переехали. В следующий понедельник Нэйтан устроился в магазин автозапчастей на неполный рабочий день, а я стала подрабатывать репетитором – занималась с парой отстающих школьников. Вместе мы зарабатывали достаточно, чтобы покрыть все расходы, по крайней мере, позволить себе трижды в неделю лапшу быстрого приготовления могли.

Грант первые две недели учебного года преподавал, а потом все же согласился лечь в клинику, как и обещал. Но выписался оттуда уже через три дня, сославшись на то, что момент неудачный, и пообещав снова вернуться в клинику в следующем месяце.

Свое обещание он так и не выполнил.

Когда наступила зима, мы с Нэйтаном уже порядком измучились от количества всего, что на нас свалилось: работа, учеба, домашние хлопоты, забота об Элизе. К тому же, когда ребенок внутри меня начинал толкаться, я не могла заснуть по ночам. В начале декабря я почти уже решила, что пора признать поражение.

Как-то вечером, когда мы уложили спать Элизу, я призналась Нэйтану:

– Все сложнее, чем я думала.

Нэйтан как раз делал домашнее задание по физике, которое я уже успела сделать к тому моменту. Он спросил:

– Ты про беременность?

– Это я как раз переживу. А вот все остальное… Вся эта куча дел…

Он кивнул:

– Это тяжело. Но если бы мы все сделали иначе, было бы еще хуже.

– Вот уж не сказала бы. Грант ведь по-прежнему ходит в школу и учит детей, а должен бы сидеть в тюрьме. Что скажешь? Я начинаю задумываться, правильно ли мы поступили… – Я не могла скрыть раздражения.

– Ну, он же никуда не сбежал. Просто исполнение приговора откладывается на некоторое время. Когда ребенок родится, мы сделаем генетическую экспертизу и упечем его в тюрьму. А сами поступим в колледж и уедем подальше отсюда.

Я кивнула. Не потому, что была согласна, а потому, что не хотела мешать ему делать домашнее задание.

Когда Нэйтан закрыл наконец учебник, я позвала его к себе на «диван», роль которого выполняло гигантское кресло-мешок.

– Ты смог решить задачу на вакуумную проницаемость? – спросила я. – Мне пришлось попотеть над ней.

– По-моему, ты хочешь поговорить со мной вовсе не о физике, Мэдди, – хмыкнул он.

– Тогда как насчет химии?

Нэйтан посмотрел на меня искоса:

– Что же?

– Послушай! Я думала. Много. О будущем. И о том, что произойдет через пару месяцев, когда ребенок родится.

– Тогда ты, скорее, о биологии собралась поговорить, – пошутил он. – Или об анатомии.

– Прекрати, Нэйтан. Просто… Я хочу рассказать, о чем думаю и что чувствую. Так что… Наверное, это, скорее, из области психологии.

За последние несколько месяцев мы с ним иногда затрагивали в разговорах тему будущего, но ни к каким определенным выводам не приходили. Хотя чем больше времени мы проводили вместе, тем очевиднее становилось, что у Нэйтана есть четкий план: воспитать Элизу как свою дочь, вырастить ребенка, который родится, и доказать себе, а особенно своим родителям, что мы можем справиться со всем сами.

В чем лично я не была так сильно уверена.

– Хорошо, – неуверенно произнес Нэйтан. – Но разве психология – точная наука?

– Просто послушай, – попросила я. – Я только… Я много думала об этом, и мне кажется, что твой папа был прав.

Он прищурил глаза:

– Конечно. Мой папа всегда прав. Мистер Пастор-Совершенство. Так насчет чего он прав на этот раз?

– Не сердись, Нэйтан. Но… я не готова стать мамой. И я решила отдать ребенка на усыновление.

Нэйтан побледнел, как побледнел его отец, когда Нэйтан сообщил о моей беременности.

– А как же мы? – спросил он.

– Ну… – тихо протянула я. – С этим сложнее всего.

С этим и правда было сложнее всего. Все наши жизненные перипетии последних нескольких месяцев усугублялись подсознательным желанием Нэйтана верить в то, что между нами действительно было что-то вроде любви. Но как бы я ни ценила все те жертвы, на которые он ради меня пошел, любви я к Нэйтану не испытывала.

– Нам пора уже подумать о будущем. Не хочу больше быть для тебя обузой, Нэйтан. Да, я знаю, ты бы что угодно сделал ради меня – ты всегда поступаешь благородно. Но я больше не хочу быть грузом, который тянет тебя вниз.

– Но ты не тянешь меня вниз, – возразил Нэйтан. – Ты делаешь меня лучше.

– Это ты делаешь мир лучше, Нэйтан. Не стоит все свои усилия тратить только на меня. Во всяком случае, все время так продолжаться не может, – грустно улыбнулась я.

Он помолчал, а потом задал очень болезненный для меня вопрос, хотя сам уже прекрасно знал ответ:

– То есть ты меня не любишь?

– Конечно, люблю, – быстро ответила я, – просто… не так.

– А, я понял, – сказал Нэйтан тихо. – Дело в химии. Хочешь сказать, что ты не можешь любить меня как Рэнди.

Я не ответила. Впрочем, это и не прозвучало вопросом. Нэйтан знал ответ так же хорошо, как знал меня, саму.

Мы долго молчали. Нэйтан, казалось, смирился с моим намерением. И хихикнул:

– Так что? Получается, мы вроде как разводимся?

Я прыснула следом за ним – фраза прозвучала нелепо.

– Ну, если это назвать разводом, то дa. – С этими словами я придвинулась ближе к Нэйтану и крепко его обняла. – Словами не передать, как я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. И что бы дальше ни произошло, ты всегда будешь моим самым близким другом, который несколько раз спас мне жизнь.

Это заставило Нэйтана улыбнуться, но всего на мгновение.

– Но ведь какое-то время нам еще придется со всем этим справляться в одиночку, верно? – спросил он.

– Я собираюсь начать искать приемную семью прямо с завтрашнего дня, так что отдам ребенка сразу после рождения. Но да, мы должны будем дождаться конца учебного года, если, конечно, тебя это устроит. Для Элизы будет лучше, если мы ей не будем рассказывать об этих планах как можно дольше.

– А как же Грант? – спросил Нэйтан.

– Нужно убедиться, что, когда ребенок родится, Грант даст согласие на проведение теста на отцовство. Подождем до нужного момента, а потом сдадим его полиции, – ответила я.

– Каково это – носить ребенка? – Он положил руку мне на живот.

– Странно, я бы сказала.

Ребенок толкнулся, и Нэйтан вздрогнул.

– Да, – согласился он. – И правда странно.

Через две недели после этого разговора, в сочельник, мы собрались в доме родителей Нэйтана. Как оказалось, зря мы надеялись, что вечер будет веселым. Когда трапеза была окончена, а Элиза убежала играть с новой куклой, которую ей подарила миссис Стин, пастор задал нам с Нэйтаном несколько обычных вопросов. На все я дала бодрые ответы.

– Как самочувствие, Мэдди?

– Прекрасно.

– Как учеба?

– По-прежнему одни пятерки.

– Как ситуация с Грантом?

– Насколько я знаю, он так и не лег в клинику и не вылечился.

И тут в разговор вмешался Нэйтан:

– А что насчет тебя, папа? Все в порядке в церкви?

Пастор и его жена обменялись обеспокоенными взглядами.

Сообщив пастору о моей беременности, мы с Нэйтаном решили пока не ходить в церковь, чтобы избежать лишней шумихи. Не дразнить гусей, так сказать… Мы на это надеялись.

– Прекрасно, я полагаю, – после паузы ответил пастор Стин.

– Звучит не очень воодушевляюще, – насторожилась я.

– Папа, что происходит? – с откровенной тревогой спросил Нэйтан.

Его отец снова посмотрел на свою жену, словно взглядом требуя ее одобрения:

– Милая, нужно им рассказать. Все равно они скоро обо всем узнают.

Миссис Стин медленно кивнула.

– Мы не хотели вас загружать этим, – продолжил пастор. – У вас и так хлопот полон рот… Но лучше уж вы от меня узнаете, чем из газет, что меня, скорее всего, отстранят от обязанностей пастора. Решение будет принято завтра утром.

– О боже! – не удержалась я.

– С какой стати им тебя отстранять? – возмутился Нэйтан. А спустя миг на его лице застыла гримаса отчаяния. С трудом выговаривая каждое слово, он спросил: – Все из-за нас?

Словно в подтверждение этого, пастор с женой снова обменялись красноречивыми взглядами, но Стин-старший попытался преуменьшить масштаб бедствия:

– Думаю, для меня в любом случае настало время что-то изменить. Вы тут ни при чем, ребята. Это мне следовало им лучше вдолбить: не судите, да не судимы будете. Честно говоря, их реакция меня очень и очень разочаровала.

Следующие пару минут родители Нэйтана рассказывали, как некоторые прихожане – не все, но особо активные – пришли в ужас, узнав, что Мэдди беременна от «сына пастора». Другие оскорбились, когда узнали, что пастор позволил нам пожениться и жить самостоятельно в таком возрасте. Конечно, сплетни начали расползаться с самого начала этой истории, но в последнее время накал страстей достиг точки невозврата – и пара особенно «нравственных» прихожан потребовала, чтобы пастора сняли с должности. Особенно возмущался один. Ему под сорок, и они с женой почти десять лет безуспешно пытались зачать ребенка. Так вот, этот «поборник справедливости» заявил, что пастор поступил эгоистично и безответственно, разрешив Мэдди не делать аборт, – как будто это было его решение.

– Почему эти люди лезут не в свое дело? – уныло бросил в пространство вопрос Нэйтан. – Если им так все это не нравится, почему бы не найти другую церковь? Выбор-то огромный.

– В том-то и проблема, – посетовала его мать. – Некоторые из старых прихожан уже перестали ходить в нашу церковь. С сентября посещаемость упала донельзя. И даже те, кто по-прежнему к нам ходит, перестали делать пожертвования. В прошлом месяце твой отец предложил урезать себе зарплату, чтобы как-то поправить положение церкви, но, боюсь, этим дело не исправишь.

– А как же совет старейшин? – не сдавался Нэйтан. – Они что, не могут вмешаться?

Пастор пожал плечами:

– Их прежде всего волнует духовное и финансовое положение. Прямо сейчас я не могу честно сказать, что знаю их критерии успеха в этих двух сферах. Как один из членов совета честно сказал мне недавно, прежде чем останавливать кровотечение, нужно вытащить из раны стрелу. В данный момент кровотечение очень сильное.

– А стрела – это я, – пробормотал Нэйтан.

– Нет, – поправил сына пастор, – стрела – это я.

– Тогда я лук…

Ответом ему стало напряженное молчание. Когда оно стало действовать всем на нервы, я не выдержала:

– И что вы теперь собираетесь делать?

Миссис Стин усмехнулась так, как усмехаются, когда что-то настолько не смешно, что приходится смеяться:

– Ну, здесь оставаться мы, безусловно, не можем. Сплетни уже распространились, словно вирус. И даже если бы были вакансии, я сомневаюсь, что Тима взяли бы в какую-нибудь другую местную церковь. И уж точно не в качестве главного пастора.

Пастор Стин несколько оживился:

– Я навел справки: в других штатах есть подходящие должности. Будем действовать по ситуации. В любом случае уверен, все это к лучшему.

Когда родители Нэйтана ушли прибирать со стола, я спокойно предложила ему рассказать всю правду:

– Просто несправедливо подкладывать им такую свинью.

– Нет! Не смей ничего им рассказывать! – отрезал он.

Меня поразил тон, каким Нэйтан это сказал.

– Остынь. Я просто думаю вслух, – поспешно ретировалась я.

Он на мгновение замолчал.

– Ну тогда не думай об этом. Мы не можем рассказать им, Мэдди, и ты сама это прекрасно понимаешь. Иначе папе придется сообщить в полицию об изнасиловании, и когда мы попытаемся отдать ребенка на усыновление, сплетни будут расти как снежный ком. Думаешь, кто-нибудь захочет усыновить ребенка, оказавшегося в центре скандала? Мы зашли уже слишком далеко, чтобы отыграть назад. Теперь нужно просто придерживаться плана. Ты слышала, что сказал папа. Все к лучшему.

Я почувствовала, что Нэйтан придумал новые причины скрыть от родителей нашу ложь, но, похоже, делиться ими со мной он не собирался, так что настаивать не стала.

– Хорошо, – прошептала я, вставая, чтобы помочь Стинам с уборкой. – Ты прав. Я буду держать рот на замке.

Когда я шла на кухню, у меня возникло странное чувство, что теперь я защищаю Нэйтана так же, как он защищает меня.