РАБОТА ПОД ДАВЛЕНИЕМ

Как делать радио, когда выть хочется?

1. Синдром полнолуния в российской журналистике

Вначале тему этой лекции я формулировал иначе: «Как соблюдать объективность, когда выть хочется?» Но потом подумал, что наша работа не обязательно состоит в том, чтобы блюсти объективность. Например, колумнист может высказывать точку зрения, для редакции никак не выглядящую взвешенной и сбалансированной. Обратите внимание, в газетах полосы с колонками обозревателей часто снабжают примечанием типа «точка зрения автора не обязательно совпадает с редакционной». Одна из задач редакции — заставлять свою аудиторию думать, а сбалансированным материалом думать людей не всегда заставишь. Тогда мы их провоцируем, то есть сознательно нарушаем баланс. И порой даже сами поддаемся на собственные провокации. Допустимо это или нет? Надо ли отдельному журналистскому голосу звучать, игнорируя партитуру, колоколом вечевым, если нам кажется, что идет беда народная, священная беда? И как не перепутать народную беду с личной? По этой причине я изменил название своего выступления на другое — «Как делать радио, когда хочется выть?».

Здесь важно упомянуть те исторические условия, тот процесс, который происходит сегодня в нашей стране. А с моей точки зрения, сейчас у нас власть в стране снова берет класс, который в свое время был блестяще описан югославским диссидентом и философом Милованом Джиласом в книге «Новый класс». Джилас блистательно доказал, что советского толка социализм — это строй, при котором производственные силы и производственные отношения тотально контролируются новым классом, классом бюрократии. Восстановление бюрократического строя, как мне кажется, и происходит сейчас в России. И поскольку эти люди обрезали почти все обратные связи, они плохо представляют, что происходит в стране и как именно происходит. А с моей личной точки зрения, в стране творятся вещи просто непристойные. И я даже не про пресловутые мигалки и про зачистку дорог для проезда бюрократов, которым прочие автомобилисты не ровня. Я про общую практику выборочного законоприменения. Взять, например, налоговые претензии к ЮКОСу. Те же самые схемы налоговой оптимизации использовали и другие нефтяные компании, например «Сибнефть». Но вы слышали про уголовные дела против «Сибнефти»? Буду вам очень признателен, если вы меня поставите в известность. Но этого не происходит. А когда видишь, что на твоих глазах творится очевидная несправедливость, то хочется выть. Во всяком случае, лично я совершенно спокойно реагирую на ругань в свой адрес, но очень болезненно — на несправедливость в отношении даже совершенно незнакомых людей.

Количество нигде не прописанных запретов, с которыми я столкнулся в своей работе год назад на радиостанции «Маяк-24», не поддается исчислению. Мне запрещали приглашать в эфир определенных депутатов Государственной думы. Такое было. Меня просили не упоминать определенных имен. И такое было. Настоятельнейше просили не упоминать имя нашего главного, хотя я этого и так не делал. И был даже создан специальный язык, выработаны условные слова, непонятные гостям, после произнесения которых я должен был немедленно прекращать обсуждение в эфире той или иной темы.

Что самое печальное в этой ситуации? Я выл от этих несправедливых, непонятных и постоянно меняющихся требований, но выл тихо, про себя, потому что я был слаб, я не находил сил написать заявление об уходе, я оставался в этой компании и, значит, должен был соглашаться с этими ограничениями. Несколько раз у меня был сильный соблазн: в полнолуние обрасти шерстью и завыть в микрофон прямо в звездное небо: «У-ууу, банду Путина под су-уууд!!!» И я понял, что раз такое желание появилось у меня, то, скорее всего, оно охватывает и других моих коллег. В том числе, наверное, что-то подобное могло появляться и у вас. Ну, возможно, вы хотели призвать к суду не уголовному, а Божьему, и не президента, а губернатора, но суть от этого не меняется: наступление идет не на наши персональные свободы, а на профессию как таковую. Нашей профессии заламывают руки и затыкают рот кляпом!

Так вот, должны ли мы себе такие желания позволять? Должны ли, образно выражаясь, брать баллончик с краской, выходить на площадь и писать на логове врага стих, облитый горечью и желчью? Будет ли этот поступок сродни поступку декабристов или все-таки абсолютнейшей глупостью? И вот здесь я должен сказать несколько важных слов, прежде чем перейти к моделям поведения в таких ситуациях.

2. О чем журналисту следует помнить, когда хочется выть

Первое. Мы должны помнить всегда, даже в тот момент, когда ощущаем явную несправедливость происходящего, что правд существует несколько. Существует правда Михаила Ходорковского, который считает, что только свободный человек может быть успешен и богат. Но существует и правда Владимира Путина, который, возможно, считает, что сегодня дать свободу людям — значит дать волю, а воля в России означает не возможность самому разбогатеть, но другого погромить. Мы ведь знаем абсолютно объективные, различными опросами подтвержденные цифры, что большинство граждан нашей страны разделяет лозунг «Россия для русских», что это большинство будет радо выселению всех инородцев — от евреев до грузин. Существует и третья правда, которая состоит в том, что истина исторически конкретна. И что если сегодня прав Ходорковский, то завтра может быть прав Путин, и наоборот. Поэтому первое и самое главное: когда мне всерьез хочется послать в эфире чью-то там банду в микрофон, я напоминаю себе, что существует несколько правд.

Второе. Борьба за переприватизацию России ведется под ковром такой толщины, что оттуда долетает только глухое сопение, даже голая пятка наружу не торчит. В этой ситуации нам легко заявлять, что мы знаем истину. На самом деле мы обладаем минимумом информации. Если взять опять же случай Ходорковского, можно вспомнить забавную версию — я, кстати, не уверен, что она до сих пор не сброшена со счетов. Что на самом деле всю кашу по отъему у него собственности заварил Абрамович руками Генеральной прокуратуры. Была даже такая якобы точная информация, что Путин сам узнал об аресте Ходорковского из информационных агентств. Ее косвенно подтверждало знаменитое заявление Путина, что он звонил генеральному прокурору, но не дозвонился. Такая версия тоже существует, да. Таким образом, когда у нас имеется минимальная информация, мы склонны к поспешным выводам, потому что другой информации у нас попросту нет. И вот потом, когда прорывается новая информация и обнаруживается другая правда, нам бывает очень стыдно за наши глупые поспешные выводы.

И, наконец, третье. Когда мы говорим: «Жизнь дерьмо, а правят нами негодяи», мы невольно скатываемся на позицию, условно говоря, «интеллигент и народ». А с моей точки зрения, интеллигенция есть класс, который производит единственный исторический продукт, состоящий в постоянном напоминании обществу о том, что власть нечестна. И это был очень важный продукт, но в конкретную историческую эпоху. Поэтому интеллигенция всюду в мире, кроме СССР, благополучно исчезла в 1930-е годы. И только благодаря наличию бесчеловечной, леденящей советской власти у нас интеллигенция сохранялась. Но в 1991-м морозильник выключили и интеллигенция растаяла вместе с ним. И сегодня, это моя точка зрения, новейших приватизаторов государства как раз устраивает ситуация оголтелого протеста «жизнь дерьмо, и правят нами негодяи». Этот протест не имеет широкой поддержки в обществе, более того, он отвергается богатеющим обществом как маргинальный. Угрозу новому классу на самом деле представляют те, кто предлагает альтернативные модели общественного устройства. Ходорковский опасен, потому что всерьез задумывал реорганизацию государственного аппарата. Но если мы скатываемся на позицию «Баба-яга против», мы поневоле замораживаем, консервируем развитие общества.

Таким образом, в нашей профессиональной деятельности всегда присутствуют три важных фактора, которые мы не можем игнорировать: мы не обладаем полной информацией, в жизни существуют несколько правд, позиция тотального отрицания деструктивна.

И еще одно замечание, имеющее отношение уже не к теории, а что ни на есть к практике. Сейчас не время ельцинской либеральной вольницы, и за личные мысли, высказанные вслух, неважно, верные или ошибочные, могут запросто отстранить от эфира. Конечно, это происходило и раньше — меня, например, вышвыривали из эфира неоднократно. Но сейчас тебя иезуитски предупреждают: «Нам известно, что ты думаешь, но нужно сказать прямо противоположное, так что делай выводы». Чем еще больше подогревают желание закричать от отчаяния — по крайней мере, у тех, кто врать не хочет, а платить за правду своим увольнением тоже не готов.

Как минимум, в такой ситуации должен быть ориентир, как отличить праведный крик жертвы режима от неправедного крика боящегося потерять доход слуги режима.

3. Главное правило информационной безопасности

В таких условиях мы на своей радиостанции, в своей программе должны установить определенный закон, который, с одной стороны, не будет противоречить административному, гражданскому и уголовному законодательству: например, закону «О средствах массовой информации», а также писаным или функционирующим де-факто корпоративным законам. Но который позволит нам четко определять, как действовать в данных условиях. Я считаю, что суть этого закона, позволяющего нам, не хлопая дверью, оставаться честными на наших рабочих местах, такова (и я это слизал с английского права, которое, например, на Би-би-си всем новичкам очень тщательно и подробно разжевывают): любой человек имеет право на суждение, но для утверждения нужны доказательства. Для того чтобы высказать суждение, мнение, точку зрения, достаточно быть человеком: я человек, и мне кажется, что… Но для утверждения, то есть для заявления о том, что твой взгляд является истиной, нужно озаботить себя сбором доказательств. Итак, это первый базовый принцип: мнения в эфире станции разрешены, утверждения нуждаются в доказательствах, утверждения без доказательств запрещены.

Что из этого следует? С моей точки зрения, у журналистов должно быть ясное представление об иерархии жанров и типов программ: в каких из них и кому позволены мнения, в каких — утверждения, а в каких — ни то ни другое. Приведу пример.

Одна из региональных радиостанций в своем информационном выпуске (который, кстати, попал в шорт-лист фестиваля «Вместе — радио») сделала следующее. Замечательным русским языком эта радиостанция рассказала, как депутат местного Законодательного собрания поживилась за счет государства, бесплатно приватизировав предоставленную ей квартиру. До этого уважаемый депутат внесла на рассмотрение проект постановления, согласно которому представители местной законодательной власти, проработавшие более десяти лет, при выходе на пенсию могут получить в собственность служебную квартиру бесплатно. И в этой информационной программе содержалось утверждение о том, что целью данного конкретного закона была приватизация квартиры.

Авторы сообщения увидели связь между двумя фактами, и в логике им не откажешь. Но, к сожалению, обвиняемой стороне уважаемая радиостанция не дала слова. И никаких иных доказательств, кроме этой логической конструкции, не приводилось. А любая логическая конструкция может быть перевернута тем, что всплывут какие-то другие факты, которые в данный момент просто неизвестны. Повторяю, борьба ведется под ковром, и то, что оттуда слабо доносится, не позволяет нам делать однозначные выводы.

С моей точки зрения, это была не просто ошибка, а грубая ошибка. Я понимаю, что в ситуации, когда власть бессовестно и нагло — с нашей точки зрения бессовестно и нагло — позволяет себе то, что не разрешает другим, появляется желание восстановить справедливость, используя свой доступ к микрофону. Так вот, с моей точки зрения, выпуски новостей — это как раз те программы, в которых должны отсутствовать суждения и утверждения, кроме суждений и утверждений, высказанных ньюсмейкерами и экспертами.

Отличить суждения от утверждений не так просто. Когда я приехал работать в Лондон, в одном очень уважаемом журнале я прочел про Дэвида Бекхэма, что он «sucks a corporate cock with no gag reflex», то есть что он — попробую перевести на русский элегантно — «у корпораций сосет и не давится». Понятно, что имелись в виду огромные рекламные контракты Бекхэма. Я был потрясен и спросил, почему Бекхэм не подал в суд. Мне объяснили следующее. Данный текст не является утверждением. Он является лишь суждением, точкой зрения человека, который написал эту статью. В нем есть оценка поведения Бекхэма в целом, но нет сообщения о факте. Вот если бы это была колонка редактора, выражающая позицию редакции в целом, то могли быть проблемы, хотя, скорее всего, их бы все равно не было. Дело в том, что Бекхэм не частное лицо, он селебрити, знаменитость. А про знаменитость ты можешь говорить все что угодно. Дэвид Бекхэм знал, на что шел, идя к славе.

В отношении же частных лиц, боюсь ошибиться в цифре, суть английского законодательства примерно следующая. Вы можете безбоязненно высказывать личные суждения о фирме, ведомстве, организации, если численность ее работников превышает, условно, 20 человек. Вы можете говорить: «Я уверен, что полицейские ни за что получают огромные зарплаты». Более того, вы можете говорить: «Лондонские полицейские — безмозглые идиоты, не способные ни к какой мужской работе». Но если вы скажете то же самое о конкретном отделении полиции, в котором работает 19 человек, и не приведете доказательств их клинического идиотизма, на вас могут подать в суд. Таково законодательство, и в этой норме есть смысл. Соседи, дети, знакомые этих конкретных полицейских знают, что они работают в этом отделении, и эти конкретные полицейские от ваших слов могут понести репутационные потери. Поэтому о них нельзя безнаказанно высказывать свое отрицательное суждение, поскольку оно при конкретизации до уровня малочисленной группы превращается в утверждение. С моей точки зрения, случай наших коллег очень хорошо попадает под эту схему.

4. Быть первым не обязательно

На Би-би-си, причем это касается не только радио, но и телевидения, существует принцип: лучше быть вторыми, но точными. А спутниковое телевидение Sky News или CNN ставит себе иную задачу: любыми путями быть первыми. Но Би-би-си продолжает так поступать, потому что это не частное СМИ, вынужденное зарабатывать деньги, а общественное. И Би-би-си считает, что ущерб обществу от передачи непроверенной информации превышает ущерб от с опозданием переданной информации. И поэтому любая информация, передаваемая в новостях Би-би-си, обязана быть подтверждена из двух независимых источников.

Принцип работы Би-би-си — это очень важный принцип, который меня много раз страховал от глупостей и ошибок. Потому что, когда тебе приносят кое-какие любопытные документы, тут же тянет сделать разоблачение в эфире. Слава богу, но я пару раз все же не выдал идиотскую, как сейчас понимаю, информацию в эфир. Просто потому, что не получил подтверждения этой информации из второго источника, независимого от первого.

5. Право журналиста на выражение мнения

Возвращаюсь к тому, с чего начал: в каких жанрах допустимы как мнения, так и утверждения, а в каких — только что-то одно либо ничего?

5.1. Новости

Повторю, с моей личной точки зрения, в таком жанре, как новости, представитель радиостанции не имеет ни малейшего права на высказывание своей собственной точки зрения. Конечно, привлечение экспертов, скорее всего, приведет к тому, что точка зрения одного из них совпадает с личной позицией корреспондента. Тогда получается, что он все же имеет возможность представить в эфире свое мнение? Да, имеет, но только через эксперта. Точно так же и огромная часть общества может услышать собственные мысли из уст того или иного эксперта. Но, повторюсь, журналист, на мой взгляд, полностью лишен права высказывать свои суждения в выпуске новостей. Это такой жанр, максимально отстраненный и нейтральный.

5.2. Репортажи и корреспонденции с места

Никакие авторские мнения, высказывание гражданских позиций в репортажах и в том, что называется «корреспонденциями с мест» (на разных радиостанциях и тем более в разных странах эти корреспонденции в прямом эфире либо в записи по-разному называются), недопустимы. Опять-таки, это моя частная точка зрения. Иначе размываются сами жанры. Иначе мы лишаем людей возможности видеть факты, не замутненные нашими оценками. Иначе люди будут принимать наши собственные суждения за факты и из наших суждений делать выводы. Пусть факты будут как можно более чистыми. Пусть их будет меньше, но пусть они будут как можно лучше проверены. Если вы видели, как самолет влетел в троллейбус, вы сообщаете: «Сегодня в 11 утра в троллейбус номер 37 на второй остановке от начала маршрута врезался самолет», — но вы при этом не утверждаете, что армия развалена и истребители стали врезаться в общественный транспорт. Хотя бы потому, что не знаете точно, что это за самолет и чем было вызвано его падение. В новостных сообщениях, в том числе репортажах и корреспонденциях, вы просто даете информацию: в троллейбус врезался летящий самолет. Особенно если троллейбус от автобуса вы отличить можете, а истребитель от штурмовика — нет.

5.3. Информационно-аналитическая программа: особый случай

Давайте обсудим такой жанр, как информационно-аналитическая программа. Допустимы ли в ней мнения, суждения и утверждения самого журналиста? Я отвечаю на этот вопрос так: «И да и нет». Такая программа может предоставлять слушателям авторский взгляд на события, но, с моей точки зрения, в таком случае автор не должен являться штатным сотрудником радиостанции. То же самое, на мой взгляд, касается и тематических программ.

Поверьте, у меня камень с души свалился, когда после всех запретов и подаваемых условных знаков я ушел из ВГТРК и стал получать вместо зарплаты гонорар. Хотя и до этого мою программу было трудно формально упрекнуть в субъективизме, поскольку я вел интерактивную программу и, следовательно, любой человек мог позвонить в эфир и высказать любую точку зрения. Просто после формального ухода с радиостанции мне самому стало легче работать. И у меня сложилось впечатление, что и моим начальникам тоже. У них на замечание свыше (или сбоку) появилась возможность сказать: «Мы не можем его уволить, потому что он у нас и так не работает». И это весомый аргумент: у радиостанции своя точка зрения, у автора — своя. Если хотите, можете предупреждать в начале и конце информационно-аналитической программы: «Точка зрения Пети Иванова вовсе не обязательно совпадает с точкой зрения администрации… э… нашей радиостанции».

Величайшая ошибка — взять в штат блистательного, искрометного Виктора Шендеровича! Повторяю, если вы чувствуете, что будете излагать слушателям свой взгляд на события под определенным углом, уйдите за штат, на договор. Это правильно, с моей точки зрения, потому что это может, до известной степени, защитить и вас, и радиостанцию. В нынешние времена внештатная работа в аналитической журналистике — она в интересах безопасности, причем не только такой тупой безопасности в смысле «нас всех разгонят и уволят». А с точки зрения безопасности профессионального будущего, сохранения профессионального реноме в тех условиях, когда нарушены информационные связи между властью и обществом. Вот в интересах будущей прозрачной информационной конструкции, где технологически минимальны будут шансы на обман, на ложь, мы должны сегодня развести право на суждение и право на утверждение. Повторяю, это крайне принципиальный момент. Опять же — с моей точки зрения.

Вы можете спросить: в каких случаях тогда радиостанция может производить программы с авторскими суждениями и оценками, а в каких следует строго следовать принципам объективности? Когда, например, в информационно-аналитической программе представлены точки зрения разных обозревателей-экспертов, а сам журналист нейтрален и беспристрастен, а когда — он сам обозреватель и эксперт?

Здесь, на мой взгляд, нужно учитывать три фактора.

Первый фактор — аудиторный: кто ваш слушатель и что он предпочитает? Хочет он слышать мнения и суждения или желает знать только факты? Вот читатели газеты «Ведомости» будут очень раздражены, если на страницах этого издания станут превалировать мнения и суждения. В «Ведомостях» этому посвящена отдельная полоса, которая так и называется — «Мнения». Но читатель «Ведомостей» будет недоволен, если и другие полосы заполнят чьи-то суждения о том, кто и под влиянием каких гнусных сил купил тот или иной металлургический завод. Аудиторию этой газеты в первую очередь интересуют цифры: когда и между кем состоялась сделка, какой процент акций перешел к новому владельцу. И ничего более.

А вот читатель «Московского комсомольца» хочет знать как раз суждения о закулисной стороне событий.

Если утрировать до предела, то домохозяйка хочет слышать мнения и суждения, ее факты мало волнуют. А бизнесмен хочет в основном знать факты, а уж свое собственное мнение он сложит. Из этого не следует делать вывод, что «Московский комсомолец» читают исключительно домохозяйки. Но что домохозяйки не читают «Ведомостей» — это абсолютно точно.

Второй фактор — ресурсный. Вы должны понять, способны ли вы производить мнения, потому что мнения — это специфический продукт. Многим кажется, что авторская программа — жанр не только интересный, но и легкий в производстве. На самом деле это не так. Произвести точку зрения, отличную от большинства, будоражащую общественное сознание и тем самым привлекающую внимание, крайне трудно. Я в свое время, например, устраивал провокацию, утверждая на полном серьезе, что в нашем государстве существуют две параллельных страны — Россия-1 и Россия-2. И приводил такую аргументацию. Почему у нас так много гаишников и в то же время так много аварий, ведь должно же быть наоборот? Да потому, что на самом деле это не гаишники, это замаскированные пограничники на границе между Россией-1 и Россией-2! Подойдите к гаишнику и скажите, что за углом пробка, что там срочно нужна его помощь, — и он вас быстренько переведет из России-2 в Россию-1. С проверкой паспорта на предмет наличия в кармане визы в виде бумажки известного достоинства. Чтобы прийти к этой простенькой, но имеющей множество подтверждений идее, мне пришлось проделать немалую работу. В результате появилось суждение о параллельном существовании в нашем государстве двух стран, что, правда, еще до меня открыл тот самый югослав Милован Джилас, о котором я вам уже говорил. Вы и ваши редакции способны произвести такое количество точек зрения интересных, небанальных, отличных от традиционных точек зрения? А, на мой взгляд, точки зрения и суждения должны быть непременно интересны и небанальны.

Третий фактор — коммерческий. На примере глянцевой журналистики его проявление очень хорошо видно. Вот, скажем, взять мою работу в журнале FHM. В Великобритании он выходит тиражом 600 000 экземпляров и является абсолютным лидером рынка. И его редакционная политика не зависит от рекламодателя. В него охотно дают рекламу, несмотря на то что он издевается надо всем и вся. А в Америке этот журнал, несмотря на тираж в миллион, не является лидером рынка. Там он зависим от рекламодателя, и редакционная политика у него другая. В России мы тоже зависим от рекламодателя больше, чем от читателя. И я, например, будучи главредом, при всем своем желании не мог публиковать на страницах журнала так называемый оскорбляющий имидж, фото каких-нибудь обваренных кипятком гаитянских детей. Хотя эта фотография запросто публикуется в английском FHM. Но если я ее опубликую, то тут же лишусь рекламы, доходов. Я не могу игнорировать этот факт, потому что занят в коммерческом проекте.

Таким образом, определитесь, от кого вы зависите, — и определите, что хочет слышать тот, от кого вы зависите, в эфире. Ему нужна точная, объективная информация, никаких комментариев или, наоборот, он предпочитает интересные комментарии? Говоря о работе редакции и выстраивании редакционной политики, мы почему-то никогда не учитываем точку зрения рекламодателя. Хотя все говорим, что нужна реклама, как ее мало, как нам не хватает денег, какие у нас низкие зарплаты.

Вот эти три фактора необходимо учитывать, когда вы решаете, быть или не быть авторским суждениям в ваших информационно-аналитических и тематических программах.

6. Несомненная польза жестких корпоративных правил

В Лондоне у меня была совершенно дикая история. На Би-би-си пришел дать интервью тогдашний советник президента России, назову его Иванов. Когда интервью завершилось, Иванов спросил, в каком объеме оно пойдет в эфир. Я сказал, что все интервью в программе «Новый день» длятся две-три минуты. Он сказал: «Нет, это должно идти 15 минут». Я: «Это невозможно». Иванов: «Почему?» Я: «Потому что Би-би-си отвергает любое давление на себя». Он: «Позовите вашего начальника!» В эту минуту как раз и зашел начальник — просто чтобы поздороваться с Ивановым. Иванов снова: «Я требую, чтобы интервью шло в полном объеме». Начальник: «Извините, но это невозможно, потому что Би-би-си отвергает любое давление на себя». Иванов: «Ну хорошо, я могу присутствовать при монтаже?» — «Нет. Это невозможно, потому что Би-би-си…»

И тут я увидел, как радикальный либерал Иванов ну просто шарит глазами по сторонам в поисках «вертушки», чтобы позвонить в Кремль и этот вопрос решить, как он обычно решается в России. Но тут он понимает: куда бы ни пошел, вплоть до королевы, ему везде скажут, что «Би-би-си отвергает любое давление на себя». Потому что это записано в правилах!

Скажите, пожалуйста, у кого в редакции прописан свод корпоративных правил? А почему вы этого не сделали? Когда вас будут увольнять, вам будет нечем защититься! Не на что сослаться! У Би-би-си в так называемых guidelines, гайдлайнз, прописано все. Там, в частности, оговорено, как делается репортаж, как пишется к нему подводка, там оговорены обязанности каждого редактора, каждого продюсера.

Если вы напишете в правилах (и ваши учредители, ваши владельцы с этим согласятся), что в новостях излагаются только факты и журналисты не делают собственных оценок, вам будет проще противостоять внешнему давлению. «Вот у нас это даже записано в правилах. И мы не можем их нарушить, иначе нас уволят».

Дискуссия с аудиторией

Из зала. Дмитрий, вы привели пример, как неправильно сделана новость. Как ее сделать правильно? При условии, что ни один депутат, ни один из местных общественных деятелей не готов говорить об этом! Получается, что общественно важная новость остается без освещения? У журналиста нет возможности выдать ее в эфир!

Губин. С этой проблемой, кстати, сталкиваются и наши коллеги из Би-би-си. Например, имея точную информацию о том, что выборы в Ираке свободными быть никак не могут, журналисты не имеют возможности это сказать. У них просто нет местного источника, который отважится заявить: «С моей точки зрения, парламентские выборы, намеченные на ближайшие выходные в Ираке, являются полной профанацией».

Классическая схема известна, Вы сами ее обрисовали. Мы находим две точки зрения и сообщаем: «Депутат N считает так-то, депутат Z считает так-то». Баланс соблюден, мнения противоречат одно другому, но они оба представлены. Мы их можем выпускать в эфир. Это замечательная схема, но в Ираке она не работает, потому что там люди высказывать личную точку зрения боятся.

В текстах журналистов Би-би-си существуют две фигуры речи, которые меня очень смешили поначалу, а потом перестали смешить, потому что я понял, зачем они нужны. Первая фигура речи называется correspondents say, «корреспонденты сообщают» — на первый взгляд идиотская формула. Вторая — specialists say, «специалисты говорят». И когда журналист Би-би-си хочет высказать личную точку зрения: «Я наблюдаю, анализирую ситуацию и понимаю: выборы не будут свободными», — он вместо этого говорит: «Correspondents say» или «Specialists say». Он высказывает свою точку зрения, но никто не может обвинить Би-би-си в том, что она навязывает свою точку зрения. Нам это может показаться фиговым листом. Но в ситуации, когда мы вынуждены выбирать между фиговым листом и ничем не прикрытым достоинством, предпочтительнее все-таки фиговый лист.

Второе, что делает Би-би-си, если у них в распоряжении только одна точка зрения. Обязательно в отводке, но иногда и в подводке ведущий новостей своим голосом объявляет: «Существует иная точка зрения, состоящая в том, что проводимые в ближайшее время в Ираке выборы делают политическую ситуацию в стране гораздо лучше той, которую мы наблюдали при прежнем режиме».

Сергей Мерцалов. Позвольте, я вернусь к примеру с депутатом. На мой взгляд, правильное решение в той конкретной ситуации заключалось вот в чем. Безусловно, следовало рассказать, что депутат внесла такой законопроект. И потом в конце новости нужно было добавить, что сама Валентина Петрова попадает под действие этого закона. Но от второй части этой фразы — «Таким образом она решила свои материальные проблемы» — конечно, нужно было воздержаться. Мы себя обезопасим, сообщение будет составлено из реальных фактов: факт, что она внесла законопроект, факт, что она подпадает под этот закон, — к нам нет никаких претензий. Любой человек с нормальным серым веществом поймет, о чем идет речь.

Губин. Я согласен, но тогда меняется концепция новости. Здесь новость заключается в том, что депутат решила поправить свое материальное положение за счет налогоплательщиков.

Алексей Михалев. Я так понял, что речь идет о выпуске новостей радио «Премьер» по поводу инициативы депутата Ог-ной. Я бы хотел пояснить. Во-первых, в соответствии с законом «О средствах массовой информации» журналист освобождается от ответственности за распространение недостоверных сведений, если они предоставлены государственными органами в ответ на журналистский запрос. Да, действительно, вначале была инсайдерская информация, наш информатор сообщил нам этот факт. Но потом, после инсайдерской информации, мы все-таки обратились в канцелярию Законодательного собрания с запросом. И получили официальное подтверждение: действительно, депутат Ог-на выступила с такой инициативой, предложила внести поправку в закон о статусе депутата, которая позволяет ей лично приватизировать квартиру. То есть у нас было подтверждение из двух источников, и мы имели официальный ответ на наш запрос.

Губин. Речь идет принципиально о другом. Может быть, мы действительно друг друга не понимаем. Новостью в вашем сообщении было то, что депутат собирается поживиться за счет налогоплательщиков, что у него есть конкретный умысел на этот счет. А умысел может быть доказан только в суде. Между тем, факт, имеющий доказательство, заключался в том, что депутат Ог-нова внесла такой законопроект в местное Законодательное собрание. Все.

Из зала. У меня есть контраргумент. Некий депутат рекомендует в столовых школьных заведений заменить поваренную соль на цианистый калий. Есть об этом свидетельство школьного повара и провизора. Я считаю, что журналист об этом все-таки обязан известить общество. Потому что это важно.

Губин. Только с указанием источника. Но вы не имеете право говорить, что некий депутат в вашем округе поставил своей целью истребить всех детей. И что зовут его Ирод по этой причине.

Из зала. Это все понятно. Но цианистый калий по определению вызовет смерть, вот в чем дело.

Губин. Понимаете, вы исходите из ситуации, что слушатель глуп и что он не знает, что такое цианистый калий. Почему вы так считаете? Почему вы считаете, что слушатель не сделает выводов сам?

Из зала. Говорить о свободе слова, по-моему, — это привилегия сытых и богатых. Человек, который зарабатывает 4000–5000 в месяц, боится потерять работу каждый день из-за того, что он скажет не то в эфире. Его уволят, и он потеряет те самые 4000 в месяц.

Губин. Послушайте, если вы начнете работать наемным убийцей, то будете получать куда больше. Но вы же не идете на это? Тогда почему вы занимаетесь уничтожением свободы слова за свои маленькие деньги? Может быть, потому, что вы говорите себе: «Ничем другим я заниматься не могу. Поэтому я вынужден терпеть любые условия». Ребята, ну а почему вы считаете, что больше ни на что не годны?!

Из зала. Вы сейчас напоминаете Чернышевского: вопросы задаете, а ответить не можете.

Губин. Я вам отвечаю. Ответ состоит в том, что у вас есть выбор. Вы можете уйти. А вот почему вы зарабатываете мало, задайте этот вопрос себе сами. Может, вы боитесь уехать в другой город, может, вы боитесь уехать в другую страну? Может, вы боитесь найти новую профессию? А почему вы боитесь сменить свою работу? Только честно задайте себе эти вопросы!

7. Хочешь быть свободным? Будь им! (Вместо заключения)

Вот мне государственная радиостанция «Маяк» не мешает поднимать в эфире любые вопросы — по крайней мере, пока. И я уверен, если бы на радиостанцию позвонили, то редактор сказал бы: «Этот Губин совсем в другом месте работает, а к нам он просто приходит раз в неделю». Хотя, возможно, редактор-перестраховщик после такого звонка перенес бы мою программу на другое время или просто разорвал со мной контакт.

Я вам перечислил все возможные варианты спасения и существования журналиста в современных условиях. Нужно вывести штатный состав радиостанции за предел поля суждений и точек зрения. То есть штатные сотрудники радиостанции сообщают только факты — это должно быть черным по белому прописано в ваших редакционных документах. Все остальное: мнения, суждения и т.д. — производят люди, которые специально для этого и приглашены. Если вам дискомфортно быть при таких ограничениях штатным сотрудником, то выйдите за штат и получайте деньги только за тот продукт, который лично вы считаете нужным производить. Более того, если вы принимаете мою схему, то вам нужно начать с того, что создать какое-то свое собственное внутриредакционное законодательство. Которое не будет противоречить, с одной стороны, законодательству нашей страны, а с другой — позволит чувствовать себя удобно и комфортно в своей профессии.

Если угодно, я еще раз повторю основу своей позиции, состоящую из простых правил:

• Не давайте в эфир информацию, не подтвержденную двумя независимыми друг от друга источниками, кроме информации, полученной от корреспондентов, которые были непосредственными участниками событий.
• Если в эфире прозвучит чье-то мнение, то приведите, пожалуйста, точку зрения противоположной стороны.
• Если это невозможно, то скажите от себя, что существуют иные точки зрения. Используйте, если вы находите это уместным по стилевым соображениям, фразы «Как уверяют аналитики», «Как некоторые склонны полагать» или «Несмотря на существование этой точки зрения, немалое количество людей говорят, что…».
• В информационных жанрах журналист не должен высказывать свои мнения.
• Если хотите (и можете) быть аналитиком событий, процессов — придумайте специальную программу и уйдите за штат.
• Даже будучи не в штате, не скупитесь на фразу «Это моя частная точка зрения», обратите внимание, она у меня сегодня прозвучала раз 50.

Я ведь на самом деле говорил сегодня не о нашем с вами выживании в профессии. Я говорил о единственном страхе, который у человека может быть: что ребенок, узнав, чем его родитель занимался ради заработка в 4000 рублей, придет плюнуть на его могилу. А других страхов, вроде опасения потерять работу, быть не должно. Вот ситуация, когда приходит ребенок и спрашивает: «Папа, это ты давал отмашку, чтобы в эфире показали голого Скуратова?» — это то единственное, чего нужно бояться. И объяснение: «Знаешь, такие тогда были времена» — не будет принято. «Ты, папа, дал отмашку?» — «Да, я». — «Все ясно, папа».

Знаете, в последнем номере журнала FHM опубликовано шесть полос, касающихся радио непосредственно. Там фотографии девушек-диджеев с радиостанций города Москвы. Эти изображения не имеют к радио никакого отношения, но они поддерживают во мне уверенность, что радио — это сплошная видимость, поскольку девушки на снимках прекрасны, соблазнительны и, что немаловажно, сфотографированы в одних купальниках. И радость жизни при виде того, что на этих снимках, не оставляет меня.

СЕЙЧАС НЕ ЛУЧШЕЕ ВРЕМЯ ДЛЯ РАБОТЫ В ПОЛИТИЧЕСКИХ СРЕДСТВАХ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ. ИНОГДА ПРОБЛЕМА РЕШАЕТСЯ С ПОМОЩЬЮ КОМПРОМИССОВ, ЧАСТЬ КОТОРЫХ, В МЕРУ СВОИХ СЛАБЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ, Я ВАМ ПОСТАРАЛСЯ ОПИСАТЬ. ИНОГДА РЕШАЕТСЯ КАРДИНАЛЬНО. Я СВОЙ ВЫБОР СДЕЛАЛ. И ЕСЛИ ВАМ НРАВЯТСЯ ТЕ ДЕВУШКИ, СНИМКИ КОТОРЫХ МЫ ПУБЛИКОВАЛИ В ПОСЛЕДНЕМ НОМЕРЕ ЖУРНАЛА FHM, ТО ДОВОЖУ ДО ВАШЕГО СВЕДЕНИЯ, ЧТО ЖУРНАЛ ПОСТУПИЛ В ПРОДАЖУ И ПРОДАЕТСЯ ВО ВСЕХ КИОСКАХ ПО 90 РУБЛЕЙ. МЕНЯ НЕ ОСТАВЛЯЕТ НАДЕЖДА, ЧТО, ПОТРАТИВ ВСЕГО 90 РУБЛЕЙ, НЕКОТОРЫЕ ИЗ ВАС, БЫТЬ МОЖЕТ, УЖЕ ЗАВТРА ПОСЛЕДУЮТ МОЕМУ ПРИМЕРУ И НАПИШУТ ЗАЯВЛЕНИЕ ОБ УХОДЕ.

Аминь.