Глава 9
Собаке собачья смерть

Меня разбудил ранний телефонный звонок. Мобильник вовсю заливался мелодией из «Кармен».

– Але? – мой голос спросонья был сиплым.

– У тебя под дверью сверток, – отвечал глуховатый голос. И прежде чем я успел что-то понять, в трубке раздались короткие гудки.

Я буквально слетел с постели и, как был, босиком, в трусах, вылетел в коридор. С непривычки я очень долго возился со всеми этими запорами и засовами, громыхая и чертыхаясь. Но никакого свертка за входной дверью не оказалось. Что за шутки! Я растерянно оглянулся по сторонам и наконец увидел то, что искал, – только у соседней двери. Ну, конечно же! Я ведь ночевал у Виктории в комнате для гостей. А сверток лежал около Басиной квартиры.

Схватив кассету (я уже не сомневался, что в рекламную газету завернута именно кассета, а не что иное), я помчался обратно. Где-то у Вики мне попадался на глаза видеомагнитофон, но от волнения я никак не мог вспомнить, где именно. Пришлось будить сестру. Я промчался по коридору и заколотил в дверь ее спальни. Минуты через две выскочила сестра – растрепанная, с вытаращенными глазами, запахивая на ходу халат.

– Герман? О Господи, что еще случилось?

– Вика, у тебя видак есть?

– Даже два. В спальне и в маленькой гостиной. А что, опять?..

– Да.

– Давай, давай сюда скорее!

Она торопливо разорвала бумагу, воткнула кассету и нажала кнопку на пульте. И мы снова увидели Светку.

Она стояла на стуле, все так же на темном фоне, в красном незнакомом платье и пела песенку. Качество съемки было еще хуже, чем в прошлый раз: изображение размыто, голос звучал глуховато. Дочка пела, как обычно, картавя – она не выговаривала букву «р»: «В тлаве сидел кузнечик, зеленый огулечик. Совсем как огулечик, зелененький он был».

Девочку сняли в полный рост, и видно было, что на ножках у нее новые, очень красивые сандалики, разрисованные тонкими линиями-травинками, с застежками в виде красных маков – казалось, что ножка утопает в траве.

– Видишь, с твоей дочкой все в порядке, – сказал все тот же невнятный голос за кадром. – Она даже поет. А за тобой мы внимательно наблюдаем. Пока делаешь ты все правильно. Продолжай в том же духе. Оформляй визу, поезжай в Германию, получай свое наследство и привози нам деньги. Как только у нас будет миллион, у тебя будет дочь. – На этом «кино» прекратилось.

Это было невыносимо. Я со стоном опустился прямо на пол.

– Вика, они не блефуют! Они и правда все знают… И что я был в посольстве, и где я остановился в Москве… Получается, они действительно наблюдают за мной – и во Львове, и здесь в Москве.

– Герман, но как же так может быть? – Вика была растеряна. – Я знаю, такое возможно, я столько раз и в кино видела, и в книгах читала… Но ведь для этого нужна целая система, специальная аппаратура и все такое… Неужели против тебя выступает целая бандитская группировка?

– Не знаю, сестренка, не знаю… – Мне нечего было ей ответить. Я не мог ничего сделать, но и сидеть на месте и ждать было выше моих сил. Я решил, что обязательно должен найти Добрякова. И уже хотел тотчас мчаться на Ленинский проспект, но в последний момент сообразил, что так и не успел одеться.

Из дома я вышел часа через полтора – привел себя в порядок, навестил Басю, чтобы не огорчать ее, выпил чаю с пирогами. Вика на всякий случай дала мне ключи от своей квартиры.

«Интересно, Ленинский, тридцать два, – это где? Кажется, у площади Гагарина. Метро… Какое же там метро? Черт, все уже забыл. Вот если бы была машина…» – И тут я вспомнил про Сашку Семенова. У него же теперь «Тойота»! А он улетает в отпуск, получается, машина некоторое время не будет ему нужна…

– Конечно, бери! – сразу согласился верный друг. – Даже выручишь меня – чем оставлять ее на стоянке около «Шереметьево», лучше моя «японочка» под твоим надежным присмотром будет.

– Я отвезу вас в аэропорт, – пообещал я. – Самолет во сколько?

– Что-то около шести утра. Часа в три надо будет выехать.

– Не проблема. Домчим с ветерком! А сегодня можно я уже машиной воспользуюсь?

– Да без вопросов!

Вот так и получилось, что на Ленинский проспект я прибыл без помощи общественного транспорта. Но сколько ни думал по дороге, так и не смог изобрести никакого хитрого хода, позволившего бы мне надавить на Добрякова и поскорее вызволить дочь.

Я оказался у нужного подъезда, так и не решив, что предпринять. Металлическая дверь прочно охранялась домофоном. Была не была! Я набрал номер квартиры и позвонил.

– Кто там? – спросил женский голос.

– К Михаилу Борисовичу! – отвечал я.

– А они здесь больше не живут.

Вот это новость! Честно признаться, я просто упустил из виду такой вариант развития событий. Что же теперь делать?

– А куда они переехали? – я, как утопающий, схватился за последнюю соломинку.

– В Химки. Они там дом построили.

– Может, вы дадите мне адрес? – Я был уверен, что услышу в ответ: «А я его не знаю». Но сегодня, видно, звезды на небе расположились каким-то особым образом. Так или иначе, мне повезло.

– Сейчас найду, – ответила женщина и отключилась. Но не прошло и нескольких минут, как из динамика вновь зазвучал ее голос:

– Але, вы еще здесь? Поселок Вашутино, Северная улица, дом шестнадцать.

– Спасибо! Вы даже не представляете, как меня выручили!

За те годы, что я не был в Москве, окрестности города разительно изменились. Я помнил, как эти места были самой что ни на есть типичной деревней – а теперь оказались сплошь застроены новехонькими домами и домиками – изредка красивыми, иногда оригинальными, часто безвкусными и почти всегда очень дорогими. Сейчас, в конце мая, когда вокруг все зеленело и цвело, эти поселки на берегах реки и водохранилища выглядели просто райскими уголками – особенно по сравнению с пыльным загазованным городом.

Коттеджный поселок, где, судя по всему, поселились Добряковы, был совсем новым, большая часть домов была еще недостроена, некоторые участки и вовсе пустовали. У номера шестнадцать по Северной улице тоже еще не было забора, а двор имел тот вид, который обычно бывает, когда идет стройка – повсюду какой-то мусор, кучи песка и щебня, никаких тебе пока еще дорожек и клумб. Гаража тоже еще не было – шикарный серебристый «Мерседес» был припаркован просто у стены. Но дом уже был обжит: на окнах висели занавески, резные балконы украшали розовые, белые и голубые цветочки в висячих горшках, а в одном из окон первого этажа виднелся сидящий на подоконнике большой лилово-желтый игрушечный заяц.

Я остановил «Тойоту» в аллее напротив дома, в тени весело зеленеющих березок, и принялся ждать, сам не зная чего. Но, очевидно, сегодня был мой день. Не прошло и пятнадцати минут, как дверь коттеджа отворилась и из нее появилась целая процессия. Первым вышел мужчина средних лет – лысый, полный и как две капли воды похожий на описание, данное мне Остапом. Следом выбежала девочка лет шести, черненькая, тоже толстенькая, очень похожая на отца. Завершала шествие молодая высокая женщина в элегантных расклешенных брюках.

– Папа, пока-пока! – пропищала девочка. Толстяк чмокнул ее в макушку, и у меня все заклокотало внутри. Вот сволочь! У самого есть дочь…

– Лика, иди в дом! – сказала женщина. Она тоже была темноволосой, с короткой стрижкой «а ля ежик», но, в отличие от мужа и дочери, худощавой, на мой вкус, пожалуй, даже излишне. Мне нравятся женщины с формами, а эта была ровной сверху донизу, тощей и какой-то колючей. Я тут же окрестил ее Ежихой.

Девочка убежала, Ежиха прислонилась спиной к витой решетке крыльца и закурила.

– Когда ты вернешься? – сварливо поинтересовалась она.

– Как обычно, – раздраженно отвечал он. Не похоже, чтобы эти супруги таяли от любви друг к другу.

– То есть поздно. И когда же? В двенадцать? В два? Или уже утром?

– Не знаю. Жанна, сколько раз тебе можно объяснять – у меня ненормированный рабочий день. Это в конторах штаны просиживают с десяти до шести, а я все-таки на телевидении работаю. – Голос Толстяка почему-то казался мне смутно знакомым, но я никак не мог сообразить, где именно я мог его слышать. Во всяком случае, не на кассете. И по телефону от имени похитителей со мной говорили совсем по-другому – но и там, и там голос был искусственно приглушен, точно звучал через платок.

– Ну да, конечно! – продолжала тем временем язвить Ежиха. – И работа у тебя такая тяжелая-тяжелая… Оттого и возвращаешься каждый раз ночь-заполночь, весь в помаде, духами от тебя прет за версту! Да еще и пьяный вдрыбадан. Как тебя гаишники только пропускают? Хорошая, я смотрю, у вас работа на телевидении! Может, и мне туда устроиться? А то что-то надоело дома сидеть, верную жену из себя изображать.

Толстяк равнодушно постучал ногой по колесу, проверяя, хорошо ли накачана шина. Лицо его выражало скуку – он явно привык к подобным разбирательствам.

– Я тебя сутками не вижу! – продолжала тем временем Ежиха. – Тебя никогда нет дома, а если вдруг и забредешь случайно, то уставишься в эту свою проклятую аппаратуру и сидишь, как зомбированный! Ни капли внимания ни Лике, ни мне! Ты хоть помнишь, когда мы с тобой последний раз трахались? Нет? А я помню. Двадцать первого февраля. Еще зимой. А сейчас уже май на исходе!

Толстяк скривился:

– Жанна, ты не могла найти другого времени для того, чтобы устроить сцену? Мне ехать пора, я уже опаздываю!

– Да катись ты ко всем чертям! – Она, не глядя, отшвырнула окурок и ушла в дом, хлопнув дверью.

«Да, – подумал я, – неплохая иллюстрация к словам Льва Толстого о несчастной семье».

Толстяк, даже не поглядев ей вслед, направился к своей машине. Внезапно раздалась мелодия «Мурки» – кто-то звонил ему на мобильный. Очевидно, в этом месте была плохая связь: чтобы поймать сеть, ему пришлось походить туда-сюда по улице. Наконец, он остановился прямо перед моим автомобилем. Слава богу, что у «Тойоты» были тонированные стекла. Добряков даже не мог видеть, есть кто-то в машине или нет.

– Алло! – говорил он в трубку. – Слушай, но я же просил тебя не звонить в это время! Нет, еще дома, еще не уехал. Понятно, и я по тебе, но ты же знаешь… Ну, хорошо. Вот и умница. Конечно, увидимся. Давай часов в восемь, я уже точно освобожусь. А сама выбери – куда хочешь, туда и пойдем… «Эрл Грей»? А где это? На проспекте Мира? Хорошо, договорились. И я тебя целую, сама знаешь, куда…

Похоже, он был доволен только что состоявшимся телефонным разговором. Во всяком случае, усаживаясь в машину, он даже что-то мурлыкал себе под нос и явно менее всего думал о Ежихе и ее претензиях.

Серебристый «Мерседес» заурчал и рванул с места. Я выждал некоторое время и отправился следом за ним. Несмотря на то что внутри у меня все бурлило, я вынужден был держать себя в руках. Впереди меня ехал человек, собственноручно похитивший мою дочь, а значит, малейшее неосторожное движение с моей стороны могло навредить Светке. Причем навредить необратимо…

Толстяк, похоже, действительно работал в Останкино – во всяком случае, отправился он именно туда. Добрался до телестудии и въехал на территорию. Я попробовал было последовать его примеру, но дюжий охранник строгим голосом запросил пропуск.

– Но мне очень нужно! – попытался уговорить я.

– Понимаю, – невозмутимо отвечал тот. – Но для гостей телестудии стоянка вон там – платная. А здесь – только для сотрудников, по пропускам.

Платная стоянка меня не устраивала – не из-за финансовых соображений, а лишь потому, что с нее не была видна дорога. А моей главной задачей было не упустить Добрякова, если он вдруг покинет Останкино и куда-нибудь направится – кто знает, может быть, именно в то место, где держат в неволе мою дочь? Потому мне не оставалось ничего другого, как отъехать от телестудии подальше и занять наиболее выгодную позицию на предполагаемом пути Толстяка.

Никогда не думал, что работа сыщика так тяжела. В ожидании Добрякова мне пришлось провести шесть с половиной мучительных часов. Сначала я сидел, пристально глядя на дорогу, готовый каждую минуту сорваться и тотчас помчаться вслед за серебристым «Мерседесом». Но вскоре у меня устали глаза, потом затекло все тело. Одновременно хотелось пить (день выдался довольно жарким), есть (как же я благодарил Басю за то, что она утром заставила меня съесть несколько пирогов!) и в туалет. Часа через два, когда терпеть уже не было сил, я решился сделать вылазку и отбежал за ближайший куст. Конечно, была вероятность, что именно в эту минуту машина Толстяка промчится мимо меня – но другого выхода у меня просто не было. Зато когда я закончил свое дело и не торопясь, разминая затекшие мышцы, возвращался к «Тойоте», я понял, что такое счастье. Вместе с облегчением пришло осознание, что у меня вовсе нет необходимости сидеть на одном месте – я могу ездить туда-сюда или даже вылезти из автомобиля и немного походить – главное, только быть от него на небольшом расстоянии, чтобы в случае чего успеть сесть за руль. И я прокатился немного по улице, нашел пару подходящих киосков, купил воды и пару сандвичей и пополнил запас сигарет.

Чтобы хоть как-то скрасить томительное ожидание, я решил подвести кое-какие итоги и обсудить сам с собой то, что уже знал. Итак, мою Светку похитила змея-Регина и этот самый Толстяк Добряков. У него, у гада, есть собственная дочка, Лика, кажется, и жена Ежиха, она же Жанна. Причем, судя по всему, этот Добряков человек отнюдь не бедный. Имеет «Мерседес», дом недавно построил… Но, видимо, всего этого ему оказалось мало, если он, будучи сам отцом, решил сыграть на моих отцовских чувствах и получить с меня миллион в обмен на жизнь моего ребенка…

От бессильной ярости я скрипнул зубами и со всей силы ударил кулаком по рулю. Однако сейчас было не время давать выход эмоциям. Наоборот, от меня сейчас, как никогда, требовались собранность и хладнокровие.

Итак, Михаил Борисович Добряков и Регина… Черт ее знает, а может, она никакая и не Регина. Может, ее зовут Маней, Нюрой или Клавой – а представиться мне она могла как угодно. Но Добряков-то по крайней мере хоть по паспорту Добряков. И на самом деле работает на телевидении. Во всяком случае, имеет пропуск и торчит в этом самом Останкино уже почти три с половиной часа.

И тут меня осенило, я наконец-то вспомнил, где слышал это имя. Ну, конечно же! Михаил Борисович! Именно так звали того кекса, который выловил моего Дельфиненка в бассейне на улице Княгини Ольги, соблазнил ее этим проклятым островом и обрывал нам телефон последние несколько недель перед ее отъездом. То-то мне показался знакомым его голос… Точно, это он. Юлька еще называла его стариком и смеялась над моей ревностью.

Но это что же получается? Таких случайных совпадений просто не бывает. Значит, Юлькина поездка была организована этой шайкой специально. Ее отправили искать клад, чтобы она не мешалась под ногами. Женщины ведь непредсказуемы! Неизвестно, как бы она себя повела, если бы Светка исчезла при ней. А так эти сволочи имеют дело только со мной. А я хоть и бешусь, но дисциплинированно исполняю все то, что они говорят… Но погодите еще! Вы не знаете, с кем связались. Нас, Шмидтов-Фриденбургов-Курнышовых одолеть не так-то легко!..

Мое столь трудно давшееся мне дежурство не принесло никаких плодов. Добряков, скорее всего, действительно провел весь день на работе – во всяком случае, серебристый «Мерседес» покинул стоянку только около половины восьмого и направился, как и было условленно с неведомым мне пока еще собеседником, в сторону проспекта Мира. Я ехал следом за ним, стараясь не прижиматься, но и не потерять его из виду в бурном потоке машин, что оказалось крайне непростой задачей. Но вот автомобиль Добрякова замедлил ход, и я увидел яркую вывеску ресторана «Эрл Грей». Припарковаться около него было негде – машины стояли у тротуара столь плотными рядами, что просто яблоку было негде упасть. «Мерседес» с трудом втиснулся метрах в пятидесяти от оформленного в колониальном стиле входа, мне же пришлось проехать дальше, свернуть в ближайший переулок, сделать круг и снова вернуться. И тут мне в который раз за сегодняшний день улыбнулась удача. Из соседнего с рестораном ювелирного магазина вышла молодая пара и села в черный «Лексус». Я быстро занял освободившееся место. Моя позиция оказалась очень удобной – вход в ресторан просматривался с нее, как на ладони.

Я прождал минут двадцать и был вознагражден. К ресторану подрулила видавшая виды «девятка», и из нее выпорхнула – кто бы вы думали? – Регина собственной персоной. Да-да, та самая рыжая стерва, которая так ловко пристроилась во Львове под мой «Форд». Та, что сумела одним движением гибкого тела разбудить во мне такую страсть, от которой растаял лед на диване. И та, чьи глаза напомнили мне змею на генеральских бокалах.

Перебирая длинными ногами, поцокивая, как только что подкованная лошадка, тонкими высокими каблучками, Регина (а может, и не Регина) подошла ко входу в «Эрл Грей» и скрылась в ресторане. Так вот, значит, с кем назначил встречу Михал Борисыч! Вот с кем он так нежно ворковал по телефону. Мне сразу вспомнились Юлькины слова о «старике». Ох, не напрасно я тогда ревновал, не напрасно! Несмотря на возраст, живот и лысину, этот тип явно был тем еще кобелем. И мое счастье, что у Дельфиненка отношение к возрасту совсем другое, чем у этой рыжей гадюки.

Я с трудом удержался от того, чтобы не ворваться в ресторан и не размазать их обоих по стенке. И сделал бы это, если бы не понимал, что подобный поступок только ухудшит участь Светки. Было совершенно ясно, что эти двое были лишь частью преступной шайки, замыслившей такое злодеяние. Нужно было действовать не грубой силой, а терпением и осторожностью. И я снова принялся ждать.

Сладкая парочка, похоже, никуда не торопилась. Уже смеркалось, а они еще и не собирались покидать ресторан. Я хотел позвонить Басе, чтобы не волновалась – как-никак, я ушел с самого утра – но вспомнил, что бабушка не слышит телефона, и позвонил сестре.

– Герман! – обрадовалась Вика. – Ты где? Мы уже беспокоимся.

– Да так, езжу по делам… – объяснять, что к чему, было бы очень долго. Вот приеду домой и расскажу. Тем более что история должна выйти долгой – сестра ведь ничего не знала про Регину, а соответственно и про Добрякова, и про все остальное.

– Узнал что-нибудь новое про Светку?

– Да пока нет…

– А когда ты будешь?

– Не знаю. Скорее всего, поздно, – ответил я и усмехнулся. Мы с Викой, сами того не желая, почти дословно процитировали сейчас утренний разговор Толстяка с супругой. Только моя собеседница, к счастью, была совсем не такой, как Ежиха.

– Хорошо, приходи, когда сможешь. Ключи у тебя есть. И не бойся меня разбудить, я ложусь поздно.

– Ты скажи Басе, что я задержусь, чтобы она не волновалась, ладно?

– Ну конечно, братик, как же иначе!

Когда мои подопечные вышли из ресторана, был уже двенадцатый час. Видно было, что времени они даром не теряли – оба, и Толстяк, и девица, успели уже слегка поднабраться.

– Региночка – ик! – птичка моя! – Добряков обнимал ее за талию. – Сейчас поедем к тебе… Я требую продолжения банкета!

– Ну нет! – с излишне громким смехом отбивалась от него Регина (все-таки Регина!). – Не сегодня. Сегодня ты напился, я тебя такого не люблю… Дай мне денег на такси.

– Ну, детка, – заныл Толстяк. – Неужели ты бросишь своего пупсика? Садись в мою машинку, поедем…

– Ну вот еще! А по дороге ты врежешься в какой-нибудь столб! Я же видела, сколько ты выпил… Не, дорогой, так дело не пойдет. Увидимся завтра. А сейчас давай денежку.

Толстяк неохотно вытащил пухлый бумажник. Регина сделала движение в его сторону, но Добряков ловко отвел руку с кошельком в сторону, вытащил несколько купюр и отдал ей, а сам бумажник вернул во внутренний карман.

Пока они прощались, во мне боролись две разные идеи. С одной стороны, очень соблазнительной казалась мысль подъехать к Регинке, когда она будет голосовать, и посадить ее к себе в машину. Можно было бы завезти ее в тихое место и как следует допросить… Нет, это было, пожалуй, слишком опасно. А если просто прикинуться шлангом и отвезти ее домой? По крайней мере узнаю, где у этой змеи логово… Нет, это тоже очень рискованно. Рыжая может меня узнать. Все-таки (я усмехнулся) не совсем чужие…

И я решил поехать следом за Добряковым. Девяносто пять процентов из ста было за то, что он сейчас поедет домой в Химки – однако оставались же еще и пять процентов другой вероятности. Кто знает, может быть, именно сейчас он решит навестить берлогу, где спрятана моя несчастная Светка…

Регинка быстро поймала машину (к сожалению, разобрать адрес, который она сказала водителю, мне не удалось) и укатила, а Толстяк уселся в свой «мерин». Похоже, он не шутил – он действительно собирался вести машину, несмотря на то что находился в изрядном подпитии. И хотя я сегодня уже слышал об этом от обеих его женщин – и от Змеи, и от Ежихи, – мне все еще верилось с трудом. Наверное, протестовал внутренний кодекс профессионала.

«Мерс» отчалил от своей стоянки, и я привычно пристроился у него в хвосте. Время было уже позднее, и поток машин заметно поредел, однако сказать, что дорога опустела, было никак нельзя. Мне это было на руку – я не бросался в глаза, но и не терял Добрякова в толпе.

Надежды мои не оправдались – Толстяк, похоже, ехал домой. Во всяком случае, направлялся он точно в сторону Химок. Сначала он вел машину вполне прилично, но чем дальше мы отъезжали от центра и чем меньше автомобилей становилось вокруг, тем больше он расслаблялся. «Мерс» стал вилять, разок выскочил на встречную полосу и все чаще игнорировал красный свет светофоров.

Вот очередной светофор издалека замигал нам зеленым, предупреждая, что путь скоро будет закрыт. Перекресток был далеко, но Добряков даже не сбавил скорость своего «мерина». Вокруг вроде бы было пусто, и он, видимо, решил проскочить. «Мерседес» уже пересекал перекресток, игнорируя красный огонь, как вдруг сбоку, как из-под земли, вылетела «Газель». Раздался такой ужасающий грохот и лязг, что я инстинктивно зажмурился, машинально ударив по тормозам. А когда открыл глаза, то увидел, что серебристый красавец «Мерседес» отлетел в сторону и со всего размаха врезался в столб. Я не первый день за рулем, видал аварии и пострашнее, но и тут зрелище было не из приятных. Вся передняя часть машины была смята буквально в лепешку.

Я выскочил из своего автомобиля, не зная, куда бежать сначала – к «мерсу» или к «Газели». Грузовичок вроде пострадал меньше – у него оказались разбита фара да изрядно помят радиатор. Дверь «Газели» отворилась, и из нее медленно выбрался водитель – совсем молодой парень, почти пацан. Он был бледен и страшно перепуган, но, к счастью, жив и на вид цел. Он хотел что-то сказать, показывая рукой на «Мерседес», и не мог выдавить из себя ни слова, так его трясло.

– Батюшки, да что же это такое делается, ужас-то какой! – услышал я за спиной женский голос. Из остановившейся сразу за мной старенькой «шестерки» выскочила невысокая полная женщина лет шестидесяти и подбежала к нам.

– Я не… не… он… сам… – бормотал парнишка. Женщина обняла его и прижала к себе:

– Успокойся, сынок, успокойся… Ты ни в чем не виноват. Это он на красный свет ехал, оглашенный… Мы все видели, вот с… – Она обернулась ко мне: – Как тебя зовут?

– Гера, – отвечал я.

– Ну, вот я и говорю… Мы с Герой все видели, все милиции расскажем, как что было… Ты сам-то в порядке? Руки-ноги целы? Голова не болит? Ну, вот и славно… А ты, Гера, чего застыл, как Лотова жена? Вызывай скорее неотложку, может, он там жив еще? – Она кивнула на остатки «Мерседеса». – И в милицию тоже звони. Я сама бы позвонила, но у моего сотового только что батарейка разрядилась…

До приезда «Скорой» и гаишников мы с ней успели кое-как привести парня в чувство и поверхностно исследовать «мерс». Но водитель не подавал никаких признаков жизни. Открыть дверь и вытащить его тоже оказалось невозможно.

Да, не ожидал я, что сегодняшний вечер закончится именно так! Впрочем, Толстяк, наверное, тоже не ожидал, что его жизнь оборвется таким вот плачевным образом… Прибывшие на место происшествия врачи и милиционеры подтвердили, что Добряков Михаил Борисович, 1949 года рождения, уроженец подмосковного города Дмитрова, скончался на месте от полученных в результате аварии травм, несовместимых с жизнью. За рулем он находился в состоянии алкогольного опьянения, грубо нарушал правила дорожного движения, и, судя по свидетельствам очевидцев, дорожно-транспортное происшествие случилось по его вине.

Все это разбирательство заняло довольно много времени. Я как раз подписывал последний протокол, когда в кармане заверещал мобильник.

– Алло, Пистолет, это я!

– Да, Семушка, привет!

– Слушай, ну ты сможешь нас отвезти? Если нет, то так и скажи, мы такси возьмем. Без обид.

Черт, я же обещал отвезти их с семьей в аэропорт! Совсем из головы вон из-за всех этих дел…

– Конечно, старик, какие проблемы? Сейчас буду.

Так что в ту ночь мне пришлось проехать мимо Химок еще дважды – когда вез Семушку с женой и двумя детишками в «Шереметьево» и обратно. Откуда у меня на все это силы взялись – ума не приложу!