Книга: Приключения на «Зеленой дубраве»
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая

Глава третья

в которой рассказывается, как бесстрашный Дори победил ужасную ведьму… но не совсем
Всю ночь Митрофан трудился в кузне, выковывая копию ларца, а на рассвете разбудил своего гостя, посапывавшего после сытного ужина на печи, и показал готовую работу. Увидев результат его трудов, Дорн так и ахнул. Ларец получился точь-в-точь, как оставшийся в Кронин оригинал, только еще страшнее, еще величественнее. Глаза орла на крышке сверкали хищным блеском, клюв жадно приоткрылся, словно поджидая добычу, а крылья серебром переливались на солнце.
— Ну как? — любовно разглядывая орла, поинтересовался кузнец.
— Ты самый настоящий волшебник, Митрофан! — искренне заверил Дорн. — Не знаю, мог ли кто-то сделать лучше! А теперь надо народ собирать. Много народу.
Митрофан потупился. Неподдельное восхищение странного маленького человечка было ему очень приятно. Кузнец понял, что сделал работу по-настоящему хорошо. И в этот момент почему-то искренне поверил, что в битве с ведьмой ларец сработает.
Вечером, когда люди вернулись с полей и огородов, по деревне разнесся призывный звон. Обычно он извещал жителей о пожаре или иной беде. Потому каждый раз, когда раздавались резкие звуки импровизированного колокола, сделанного из железной скобы и большого кузнечного молота, люди вздрагивали, зная, что повод, по которому их скликают, вряд ли будет добрым. Однако в этот раз у колодца селян ждала странная картина. Незнакомый потешный человечек колотил по железяке, а рядом стоял суровый кузнец. У его ног, на перевернутом ведре, красовался сундучок с птицей на крышке. Крестьяне окружили кузнеца и странного человечка плотным кольцом. Со всех сторон посыпались недоуменные вопросы. Что случилось? Зачем кузнец созвал их? Какого черта задумал? Звучно откашлявшись, Митрофан взял слово.
— Все вы знаете, какое у меня случилось горе, и знаете, кто в этом повинен, — сказал он, глядя себе под ноги. Народ согласно закивал. — Не секрет для нас, кто виноват во всех несчастьях, обрушившихся на нашу деревню. Но Господь сжалился над нами и послал этого человека, который знает, как уничтожить злую колдунью. Теперь я смогу отомстить за свою Любашу, а все мы спасти нашу деревню. Я выковал этот ларец, — и Митрофан показал на ларчик с величественным орлом на крышке. — Он избавит нас от ведьмы!
— А что с этим сундучком делать-то? — недоуменно спросил дед Антип, бойкий и юркий старикашка.
— Этот ларец станет для ведьмы тюрьмой, мы в него ее саму и злобу ее заточим! — грозно ответил кузнец. — Другого выхода у нас нет. Она все равно житья нам не даст! Надо пробовать! Ну, кто со мной? — и он сдвинул брови, оглядывая толпу.
— Ой, не знаю, не знаю, — попятился худощавый Петька с соседнего двора, посматривая на остальных. — А если твой ларец не сработает? Она всех нас там же и сожрет!
Кузнец не успел ответить.
— Слушайте, мужики, что мы, как бабы, жмемся? — загремел Прохор, первый силач и кулачный боец на деревне. — Попытка не пытка! А ты, Петька, что-то лучшее придумал? Я вот с Митрофаном пойду! Сколько можно эту гадюку терпеть?
— И я! — подхватил дед Антип.
— И я! И я! Я тоже иду! — один за другим стали откликаться сельчане.
— Так я ж сразу и сказал, что идти надо, спору нет! — поддакнул Петька.
Но тут с другого конца деревни раздался визгливый бабий голос.
— Батюшки, милые, детки пропали, — голосила пухлая Фекла. — Я им наказала подле дома играть, а они… Ух, я им задам, когда вернутся! Мужики, кормильцы, поищите внучков, а? — взмолилась Фекла, подбегая к колодцу. — В лес не иначе как ушли, неслухи, а там ведьма, будь она проклята! Еще случится что. — и бабка, погрозив кулаком куда-то вдаль, громко разревелась.
— Ладно, поглядим, — попытался успокоить ее Прохор. — Не реви, найдутся ребятишки, никуда не денутся.
* * *
И невдомек им всем было, что как раз в то время, когда люди собирались идти в темный лес, Цестинда колдовала у себя в избушке. Несмотря на сумерки, там было светло — горница освещалась семью толстыми черными свечами, подсвечниками для которых служили отрубленные и высушенные человеческие руки.
Очистив стол от всего ненужного, ведьма нарисовала травяным соком прямо на столешнице нечто, похожее на карту. В середине рисунка из плошки, заполненной песком, торчала толстая сухая ветка, изображавшая дуб, рядом расположился комок глины, формой напоминающий ведьмину избушку. А поодаль, почти на краю стола, выстроились другие глиняные домики — это была та самая деревня, куда вчера забрел Дори.
Остро заточенной человеческой костью Цестинда медленно двигала от «деревни» к плошке с веткой семь маленьких кукол. Уродливо сплетенные из соломы и тряпочек, они тем не менее удивительно напоминали детские фигурки. Ведьма беспрестанно бормотала, что-то подсыпая на стол, водила над фигурками руками, дула, капала всякие отвары…
* * *
— Ванька, вон ты где схоронился! Вижу, вижу, за пнем сидишь! Вылазь! Теперь тебе водить! Только, чур, не подглядывать, а то знаю я тебя! — кричала Танюшка, прячась за можжевеловый куст.
— Только ты быстрей нас находи, а то боязно одному сидеть, в лесу-то, — промычал толстый Влас.
— Домой бы пора, — рассудительно проговорила Катька, самая старшая из ребят. — А то бабка Свекла мне все косы повыдергивает.
— Так все равно ж повыдергивает! А домой всегда успеется, — по-взрослому махнул рукой Тишка.
— Я есть хочу, — захныкала маленькая Дуня.
— Ну, еще разок спрячемся — и мигом домой! — заключил Федя, бывший у ребят за главного. — Дунька, не реви! Иди, я тебе покажу, где схорониться можно — Ванька тебя ни в жисть не найдет.
* * *
Отряд мужиков, наконец, собрался. Вооружившись кто чем мог — дрекольем, топорами, вилами, запасшись факелами, крестьяне двигались вдоль ручья. Кузнец шел впереди. В одной руке у него был самый большой молот, в другой он нес ларец. Митрофан шагал уверенно, тяжело ступая, пудовый молот в его руке казался невесомым. Два нательных крестика — свой и покойной Любаши — блестели на его груди в распахнутом вороте рубахи. Он надеялся только на защиту любви, своего молота и волшебного ларца, принесенного странным маленьким незнакомцем. Лицо кузнеца выражало мрачную уверенность. Было ясно, что он или победит ведьму, или останется в лесу навсегда.
Остальные повесили на себя чеснок, перевязали волосы нитками (считая, что это отпугивает ведьм), взяли с собой иконки. Кое-кто запасся и склянками со святой водой.
Шли молча, лишь изредка переговариваясь. Темнело, свет факелов отбрасывал на лица крестьян резкие тени. От этого лица мужиков казались еще решительнее.
Дорн почти бежал рядом с Митрофаном, не успевая за его широкими шагами. Ему тоже передалась от кузнеца уверенность в победе, и он только изредка вспоминал, что в случае неудачи так и останется в этом мире навеки. Если не случится еще чего похуже. Однако сын правителя гнал от себя такие мысли и изо всех сил старался не отстать от своего могучего товарища.
— Скоро уже придем! — сказал он кузнецу.
Митрофан молча кивнул.
А Цестинда острой костью подталкивала детские фигурки все ближе и ближе к избушке.
* * *
— Ну куда вы все спрятались? — чуть не плакал Влас. — Ну вылазьте, боязно мне тут одному!..
— И впрямь пойдемте домой, смеркается уже, — поддержала его Танюшка.
— Сдаешься? — крикнул откуда-то Тишка.
— Да сдаемся, сдаемся, только пойдемте отсюда быстрее! — кричала Катя. — Совсем заигрались, вон уже ночь на дворе… Ох, и попадет же нам!..
— А куда идти-то? — спросил Ваня. — Вы знаете дорогу?
— По светлу-то яснее было. Но, наверное, туда. Айда за мной! — Федя решительно направился к кривой березке, ребятня побежала следом.
И впрямь стемнело, да как быстро! Только что был белый день, и солнечные лучи пробивались сквозь листву, как вдруг весь лес погрузился во мрак. Стало страшно, да не просто страшно — жутко! Где-то ухала сова, деревья в темноте казались невиданными чудищами, которые тянут к тебе свои руки-ветви и вот-вот схватят. Дрожа от страха, дети все теснее жались друг к дружке.
Вдруг впереди хрустнула ветка, густые кусты раздвинулись, и детские глаза резко ослепил непонятно откуда появившийся яркий свет.
— А-а-а-а-а! — дружно заорали дети не своими голосами.
Цестинда услышала вопль ребятишек и довольно потерла руки. «Дело почти сделано. Еще чуть-чуть.» — злорадно усмехнулась она. Острая человеческая кость в ее руке начала расти, превращаясь в подобие длинного ножа. Поправив косу, ведьма направилась к двери.
— Вот они где! А ну, пострелята, марш домой! Бабка Фекла уже вся извелась, — донеслось вдруг снаружи.
Это еще что? От изумления Цестинда даже выронила нож. Такого поворота событий в ее колдовстве не предполагалось.
— Выходи, ведьма! — доносились снаружи громкие мужицкие голоса, звучавшие совсем рядом с избушкой.
— Выходи и сдохни, убийца наших детей! — крикнул кто-то.
— Ведьма! — зычный крик кузнеца Митрофана перекрыл остальные голоса. — Выходи и ответь за свое черное колдовство! За мою жену!
— За моего отца! — добавил Прохор.
— За мой скот!
— И за моего сына!
Ведьма резко повернулась к столу. Детские фигурки сами собой разлетелись, и теперь их нигде не было видно. Вот досада! Как же не вовремя приперлись эти глупые людишки!.. Впрочем, кого-кого, а уж их Цестинда не боялась. Вышла на порог посмотреть, в чем дело, и увидала, что перед ее избушкой собралась толпа мужиков. Одни держали пылающие факелы, другие — острые вилы, третьи — какие-то дубины. Рваные, грязные, неотесанные — как же она ненавидела этот сброд!
Оглядев толпу зловещим взглядом, ведьма скрипуче проговорила:
— Видно, у вас была веская причина, раз вы явились сюда среди ночи.
И засверкала глазами, захохотала зловеще, точно зная, что от ее вида и смеха у этих жалких козявок сразу со страху душа в пятки уйдет.
Так и вышло. Мужики испугались, отпрянули. Дори спрятался за спину кузнеца и задрожал. На Петьку злобный взгляд ведьмы подействовал сильнее всего, он замер, словно вкопанный, и не мог сдвинуться с места. Кое-кто из мужиков уже собрался было дать деру, но голос Митрофана их остановил:
— Стой, ребята! Не время трусить! Мы пришли сюда убить ее! Смерть ведьме!
— Сожжем ее живьем! — закричал дед Антип.
— Смерть ведьме! — вторил ему Прохор.
— Мужики, зажигай!
— Зажигай, мужики!
— Сдохни, колдунья! — доносились голоса.
На эти вопли Цестинда злобно рассмеялась. Она подняла руку, и тут же ее длинная коса зашевелилась. Вокруг волос поднялся куб дыма, и вся толпа замерла, ожидая чего-то страшного. Коса извивалась, словно змея, и вот уже у нее появились большие желто-зеленые глаза. Еще мгновение, и длинный противный язык показался из открытого рта и, раскачиваясь, словно подзывая добычу, скрылся в пасти. Змея ползла на мужиков, а проклятая ведьма в рваном черном балахоне с болтающимся на груди ожерельем из черепов застыла на месте. Змея подползла ближе к толпе и начала забираться по ноге Петра. Вот она уже коснулась его живота, вот уже обхватила его за пояс… Мгновение — и с резким взмахом ведьминых рук змей поднял Петьку высоко над собой, держа его за одну ногу.
Дори отпрыгнул в сторону, но споткнулся и упал. Среди мужиков началась паника. Кто-то бросил факел на землю, кто-то стоял как вкопанный и глядел в оцепенении на висевшего над ними Петра, кто-то пытался перекричать страх. Один только Митрофан справился с одолевавшим его ужасом. Держа ларец на вытянутых руках, он отчаянно рванулся к ведьме. И тут случилось чудо — ларец ожил!
Орел вдруг раскрыл клюв, и оттуда выбился яркий свет. Семь ослепительных лучей осветили черный мрачный лес, и змея застыла на месте, а потом упала наземь, освободив орущего Петьку. Ведьма вышла из транса и растерянно уставилась на ларец. На мгновение лес охватила гробовая тишина, а затем колдунью стало бить сильной дрожью, словно в лихорадке. Она вся тряслась, издавая непонятные шипящие звуки, и под конец, окинув ненавидящим взглядом всю толпу, закрутилась на месте, шипя и выкрикивая: «Навеки проклинаю это место! Отныне здесь будут царить только страх и зло! Проклинаю всех, кто станет жить на этой земле, дышать этим воздухом…» Она не успела договорить, потому что пришедшие в себя мужики подняли факелы и начали забрасывать колдунью огнем. Один из факелов попал прямо в нее, и одежда Цестинды загорелась. Еще одна огненная полоса чиркнула над ее головой, и вспыхнула ведьмина изба.
— Чтоб тебе нашлось место в аду! — голос Митрофана перекрыл общий крик и треск пламени.
Огонь разгорался все сильнее и сильнее. Вот уже не видно страшного ведьминого лица, только столб черного дыма и ревущие языки пламени.
В этот момент колдунья издала последний истошный вой, и из ее тела вылетел злой дух, напоминавший большое черное облако. У этого облака были руки и ноги, на лице — пустые глазницы, а вместо рта — огромная пасть. Лицо у духа постоянно менялось, искажалось в гримасах одна уродливее другой.
Со зловещим криком, от которого у людей внутри словно что-то сжалось, дух пролетел над толпой и скрылся в распахнувшемся ларце, словно его втянул в себя мощный пылесос. Клюв орла захлопнулся, и ларец снова принял совершенно безжизненной вид, точно был самой обычной, а вовсе не волшебной вещью. В сухом лесу наступила тишина. Мужики замерли, будучи не в состоянии вымолвить ни слова, многие без сил опустились на землю. В этот момент горевшая крыша домика рухнула на дотлевающее тело ведьмы.
Митрофан, словно проснувшись, оглянулся, ища глазами маленького потешного незнакомца, но того нигде не было. Человечек точно сквозь землю провалился.
— А с этим что делать? — спросил кузнец в пространство, показывая на ларец. Подергал крышку и убедился в том, что она надежно захлопнулась, будто ее заперли на сотню крепких замков.
Никто не ответил. Митрофан осторожно поставил ларец на ближайший пень и отступил от пару шагов. Все-таки внутри был злобный ведьмин дух, и держать ларец, хоть и крепко закрытый, в руках было боязно. Мужики стали подходить ближе, в свете пожара стараясь рассмотреть ларец.
— Давайте здесь же и закопаем. Здесь жила, пусть здесь и остается! — предложил Прохор, показывая на догорающее костровище.
— А если кто найдет? — засомневался Митрофан.
— А мы напишем, чтоб не открывали. Где у нас Митька-писарь? Митька, грамотей, ну-ка, поди сюда, — позвал дед Антип.
Митька, худенький кучерявый парнишка, прошел вперед и с опаской поглядел на ларец.
— А чего писать-то? — помявшись, спросил он.
— Да, чай, сам знаешь, — ответил ему пришедший в себя Петька. — Чтоб не открывали ни в жисть.
Митька почесал в затылке.
— Мне перо бы… — протянул он.
— А вон у него выдери, — пошутил дед Антип, указав на металлического орла. Все засмеялись, и стало уже не так страшно.
— На вот, ножом, — придумал кузнец.
Митька взял у него нож и нацарапал на крышке ларца большими корявыми буквами: «НИАТКРЫВАТЬ».
— Ну вот и всё, — с облегчением вздохнул Прохор. — Теперь закопаем — и дело сделано!
— А если все равно откроют? — еще сомневался Митрофан.
— Тогда пусть на себя и пеняют, — усмехнулся дед Антип. — Мы-то уж точно этого делать не станем. И детям, и внукам накажем, чтобы не открывали.
Разбросав головешки, оставшиеся от ведьминого дома, мужики взялись за лопаты. И вскоре ларец исчез в земле прямо под корнями сухого дуба. Со страшной колдуньей было покончено.
* * *
А что же Дори, куда он делся, спросите вы? Не беспокойтесь, с ним ничего не случилось. Едва дух Цестинды оказался в ларце, гремлин счел, что его задание выполнено и поспешил вернуться домой той же дорогой, какой и попал сюда — по стволу Огромного Дуба. В Кронии гремлин с гордостью доложил Совету-на-Заре, что миссия выполнена, Цестинда обезврежена и заточена в ларец, и получил причитающуюся ему долю славы и признания. С тех пор почитаемый как герой Дори зажил спокойно, изредка рассказывая желающим о своих приключениях в мире людей.
Ларец пролежал в земле рядом с волшебным дубом полтысячи лет. Полтысячи лет метался в нем злобный дух ведьмы, терзаясь в муках одиночества. Он жаждал мести, рвался наружу, но тщетно. За это время мир изменился, изменились люди, многое забылось, и даже память о тех ужасных событиях превратилась в легенду. Местные жители почти не помнили страшных рассказов своих предков, а если до них и доходили отголоски этих историй, то никто не воспринимал их всерьез.
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая