Глава вторая

Тем временем в Кронии стало известно о замыслах Цестинды. Первыми тревогу забили птицы-стражники. Они всегда сидели на ветках Дуба, и как тот ни приглушал голос в разговоре с Цестиндой, стражники разобрали все до последнего слова.

Их тревожные крики услышали эльфы, расспросили, в чем дело, и подняли шум на всю волшебную страну. На шум сбежались и слетелись все не спящие в этот час обитатели Кронии.

— Надо собирать Совет-На-Заре, и немедленно! — промолвил старый великан, ударив могучим кулаком о камень. Огромный валун разлетелся в пыль.

— Совет, Совет, Совет, — зашептали во всех концах сказочного мира.

— Завтра на утренней заре будем решать, что делать, — торжественно проговорил все тот же великан. — Зовите лунных жителей!

На том и порешили. Солнечные жители разошлись, разбежались, разлетелись каждый в свою сторону, чтобы снова сойтись на Совете. Отправили письма Лунной Правительнице и вождям лунных родов, послали самую быстрокрылую бабочку к солнечному правителю Эргену. Сказочный мир замер в ожидании Совета, все говорили только о злобной ведьме, обладающей такой силой, что сумела переманить на свою сторону Волшебный Дуб. Если даже это старое, видавшее на своем веку столько хитростей, дерево не смогло устоять перед колдуньей, то что же она может натворить здесь? Наверняка опять поднимет бунт среди темных жителей…

«Только Эрген поможет нам, — шептались между собой солнечные жители. — Только он, больше никто!»

Эрген — солнечный владыка Кронин — был самым старым и мудрым представителем древнего рода правителей, которым суждено охранять солнечные владения сказочного мира.

Наступал вечер, и солнечным жителям пора было закрывать ставни и ложиться спать. А для лунных вечер начался весьма плохо. Давно им не приходилось просыпаться с такими неприятными новостями. Обсудив известие с сородичами, главы темных родов потянулись к жилищу своей правительницы. Тролли замерли как каменные истуканы, орки, скучившись, тихо говорили между собой, иногда взмахивая кулаками. Наконец, старая скрюченная ведьма, выйдя на крыльцо, пригласила вождей к правительнице. Над лунной стороной Кронии надолго воцарилась тишина.

Под утро собрался Совет-На-Заре — как всегда, на Большой горе, находящейся очень далеко от Огромного Дуба. Лунная правительница и вожди темных родов выглядели усталыми, ведь они сидели здесь с того момента, как приняли решение участвовать в Совете. Впрочем, у Эргена и глав солнечных родов тоже был не слишком отдохнувший вид, ведь им пришлось подняться с постелей раньше времени, еще до свету.

Как только они подошли, Лунная Правительница встала.

— Войны не будет! — сразу же заявила она. — Что бы ни случилось, ни один лунный род не встанет на сторону отступницы Цестинды! Мы это решили и в этом клянемся!

Правительница подняла правую руку и склонила голову. Так же поступили и ее спутники. Эрген поспешил успокоить правительницу:

— Никто не хочет войны. Надо решить, что делать с изменницей, чтобы раз и навсегда покончить с этой угрозой, пока Цестинда и впрямь не успела подчинить себе волшебный Дуб.

Старый гремлин и Лунная Правительница сели на каменные троны. Рядом по кругу расположились их свиты.

Старейшина лунных гномов попросил слова и напомнил всем о когда-то выкованном ими ларце, в который собирались заточить бунтарку.

— Волшебный ларец пуст, но он цел! Надо выполнить решение первого Совета!

Старшина гномов вынул из-под широкого плаща ларец и поставил на середину круга.

Волшебный орел раскрыл могучий клюв и расправил сильные крылья. Большие злые глаза угрожающе то закрывались, то открывались, оглядывая собравшихся. Идея заточить Цестинду в ларец всем понравилась, вопрос был только в том, как это осуществить. Как поймать Цестинду в земном мире?

— Этот ларец не может отправиться в мир людей, — покачал головой старший гном. Но ту же сам предложил решение: — Но у нас есть макет, по которому любой кузнец на земле сможет его повторить.

Гном положил рядом с железным ларцом деревянный — точную его копию. Только тот ларец не казался живым, а клюв и глаза у деревянного орла на крышке были закрыты.

Жители Кронин взволнованно зашептались. Кто-то должен отправиться в мир людей, найти там колдунью и хитростью и чарами заманить ее в ларец. Но кто же это сделает, какой смельчак? Добровольцев как-то не нашлось. Даже бесстрашные орки вдруг заинтересовались далекими облаками, а толстокожие гоблины, которым, казалось, все на свете ни по чем, стали пристально разглядывать свои лапы, словно все разом обнаружили на них что-то непонятное.

Эрген встал.

— Пусть пойдет мой сын Дорн. Он был мал, когда шла Страшная Битва, но теперь вырос. Когда-нибудь он станет Правителем Солнечной стороны. Давайте дадим ему шанс проявить себя в трудном и опасном деле!

Все, кто услышал это предложение, согласились с превеликой радостью. Один только Дорн совсем не был счастлив. Трусоватый по натуре, он отнюдь не горел желанием преодолевать опасности и совершать подвиги.

— Отец, а почему именно я? — спросил юный гремлин. — Может, кто-нибудь другой? В Кронин так много храбрецов и героев…

Но Правитель был непреклонен:

— Именно ты! Ты поможешь нам обезвредить эту ведьму! Бери ларец, сынок! Пора и тебе вставать на славный путь героев нашего славного рода, — торжественно объявил Эрген и протянул сыну ларец.

— Я не могу! Я боюсь! — Дорн отступил на несколько шагов. — То есть, я хотел сказать, боюсь, что не справлюсь.

— Боятся только те, у кого совесть нечиста! — сурово возразил Эрген. — Спаси наш мир! На тебя вся надежда!

Дорн оглянулся на своих сородичей. Какие же они разные! Но сейчас все как один — от крошечных гномов до огромных великанов, от нежных бабочек с девичьими лицами до грубых орков и от невесомых эльфов с прозрачными крыльями до массивных гоблинов, тяжело ступающих по земле слоноподобными ногами — смотрели на него как на героя, с надеждой и преданностью. Юный гремлин вдруг понял, как много он сейчас значит для волшебной страны. «Да, я смогу!» — промелькнула в его голове мысль, и он гордо расправил плечи и шагнул к Эргену.

— Бери ларец и иди! Я дам тебе облик человека, но только на три дня! Постарайся уложиться в этот срок, иначе остаться тебе там навеки! — торжественно произнес Эрген.

И Дорн отправился в человеческий мир. Сначала молодой гремлин передвигался по стволу медленно, тягуче, словно Дуб сопротивлялся его движениям и не хотел пускать. Но потом, когда Правители Кронин заметили это и, взявшись за руки, произнесли заклинание, Дорн получил такое ускорение, словно Дуб дал ему пинка. Хорошо еще, что от испуга гремлин потерял сознание раньше, чем сообразил, что переход завершен.

Открыв глаза, Дорн сначала не понял, где находится.

Он привстал и, оглядевшись, вскрикнул. Его взору открылась безрадостная и даже, пожалуй, жутковатая картина. Под ногами серая безжизненная земля с редкими пучками пожухлой травы, сухие стволы деревьев стоят плотным частоколом… И тихо — какая-то страшная, зловещая тишина. По сравнению с цветущей, утопающей в пышной зелени Кронин с ее серебристыми шумными ручьями, чудесными птицами и волшебными плодами, мир людей производил поистине удручающее впечатление.

А дуб-то, дуб, столь знакомый Дори Огромный Дуб! Здесь он выглядел не просто иначе, а устрашающе. Черный сухой ствол с торчащими из земли уродливыми корнями, ни зеленого листочка, ни молодого побега — вообще никаких признаков жизни. Неудивительно, что ведьме удалось сговориться с этим сухим уродом! Отвернувшись от Дуба, Дори поглядел в другую сторону, и в поле его зрения попала покосившаяся избушка, столь же несимпатичного вида, сколь и дуб. Сын солнечного правителя Кронии был хоть и трусоват, но не глуп, и тут же догадался, что перед ним жилище ведьмы.

Гремлин попятился к кустам и наступил на что-то острое. Он охнул от боли и поднял с земли деревянный ларец с фигуркой орла на крышке. Именно на его клюв бедный Дори и напоролся.

Сын правителя решил осмотреть ступню, чтобы узнать, сильно ли поранился, и вдруг понял, что его ноги — совсем не его. Куда-то подевался пушистый мех, ступни уменьшились. Да что там ноги, он весь изменился! Ощупав и оглядев себя, Дори обнаружил, что его длинные широкие уши стали меньше и круглее, лицо поменялось, голова тоже изменила форму, лишившаяся меха кожа стала гладкой, а тело и руки удлинились и вытянулись. Больше того, на нем оказалась какая-то одежда, хотя гремлины сроду никогда ни во что не одевались и не обувались. Человеческое обличие, это самое настоящее человеческое обличие!

Итак, Дори находится в мире людей и выглядел как человек. А значит, пора приниматься за дело. Гремлин поднял ларец, шагнул к домику колдуньи и уже открыл рот, чтобы бесстрашно заорать: «Бойся меня, коварная ведьма!», но осекся на первом же слове. Только сейчас он осознал всю сложность своего положения. Он в чужом мире, страшная ведьма рядом, а волшебный ларец — всего лишь простая деревяшка. Загнать в него Цестинду не удастся, никакое колдовство не поможет. Нужно срочно изготовить ларец из металла. А такая работа под силу только кузнецу. Значит, придется найти кузнеца. Вот только где его искать?..

Однако сын солнечного правителя недаром славился своей смекалкой. Он быстро сообразил, что проще всего найти человеческое жилье по запаху. Люди всегда стряпают еду, а уж что-что, но аромат готовящихся блюд Дори способен почуять за версту. Поесть он очень любил, и не было для молодого гремлина в жизни большей радости, чем посидеть за столом, заставленным вкусной едой.

Стараясь прятаться за сухими стволами деревьев, чтобы его не увидела злая колдунья, Дори поспешил прочь от ведьминого жилища, прижимая к себе ставший неимоверно тяжелым деревянный ларец. Прошло немало времени, прежде чем гремлин услышал приглушенный шум ручья. Здесь, в мире людей, лесной ручей не разливался на всю округу миллионами серебряных колокольчиков, он бежал через сухую чащу глухо, испуганно, стараясь лишний раз не зазвенеть о камни. Дори отправился по течению. Шел довольно долго, и наконец, к его великой радости, пейзаж вокруг начал меняться. То там, то здесь на сухой земле стали появляться островки травы, на кустах и деревьях показались зеленые листья, ручей зазвенел веселее, и где-то вдали, еще робко, зачирикали самые смелые пичуги. Впервые за долгое время пути Дори смог вдохнуть полной грудью и сразу почувствовал далекий запах хлева, дыма, парного молока и свежевыпеченного хлеба. А это значило, что человеческое жилье уже не за горами!

Обрадованный Дори пошел быстрее. Пение птиц звучало все увереннее, вскоре к нему добавились и другие, радующие душу гремлина, звуки — шорох ветра в листве, мычание коров, лай собак, голоса людей. И вот показалась речка, в которую впадал ручей, а на ее берегу — деревня, окруженная полями, где вовсю кипела работа. Еще немного — и гремлин был уже на деревенской улице, среди утопающих в зелени садов, бревенчатых домиков, с достоинством прогуливающихся кур и отдыхающих в лужах свиней.

Босоногие светлоголовые ребятишки прервали игру в бабки и с любопытством уставились на чужака голубыми и яркими, как небо Кронии, глазами. Дори спросил у мальчишек, как найти кузнеца, и те, галдя и перебивая друг друга, указали ему нужный дом. Если говорить честно, идя к кузнецу гремлин изрядно трусил. Все-таки страшно вот так прийти к незнакомому человеку и попросить помощи в борьбе с ведьмой… Уж не погонят ли его прочь? Где искать другого кузнеца, ведь времени остается не так много, отец дал на все про все три дня. Дори подошел к кузнецовскому крыльцу, собрался с духом и постучал в дверь.

А кузнец Митрофан тем временем лежал на лавке, подперев голову массивным кулаком, и горевал-кручинился. Все у него последнее время было не слава богу. Еще недавно жители деревни завидовали этому парню — он считался одним из самых зажиточных селян, хозяйство процветало, урожай наливался и спел, а его жена была самой красивой во всей округе. А потом пришла беда. Сначала перемерли все куры, потом утки, потом гуси, потом козы, потом свиньи, а потом и корова копыта откинула. Затем весь урожай на огороде тля поела, а совсем недавно и Любушка, жена родимая, захворала и умерла.

У кузнеца, да и у других жителей деревни, не оставалось сомнений в том, что все его несчастья — дело рук злобной колдуньи из темного леса. Он хорошо помнил ту ночь, когда ему приснилось, будто подходит он к колодцу воды напиться, глядит в воду, а отражается там не его, Митрофана, лицо, а морда какого-то барана. И будто смотрел-смотрел он так, не мигая от страха, а морда взяла да язык показала. А потом как захохочет, и смех тоже не Митрофанов, а будто женский, злобный какой-то. Как вскочил кузнец в кровати ни жив ни мертв. Любаша тут же проснулась.

— Что такое с тобой? — спрашивает.

А Митрофан и отдышаться не может, не то чтобы ответить. Успокоился маленько, пересказал свой сон, а Любаша вдруг и говорит:

— Митрофанушко, беда к нам пришла — смотри, не просто так птица вся сразу перемерла.

— Да что ты мелешь? — удивился тогда кузнец. — Какая беда? Случается, что и птица мрет, и скотина падает, всяко бывает в жизни.

А жена головой мотает:

— Нет, родимый, плохи наши дела. Не хотела тебе рассказывать, да ладно. Намедни в лес я ходила, вдоль ручья, по ягоды, и заплутала. Вышла на поляну какую-то. А на поляне той ведьма стояла. Я ее сразу узнала — точь-в-точь, как рассказывают. Коса длинная, тугая, глазища зеленые, как у кошки. С корягой ветхой обнялась и нашептывает-нашептывает что-то, а невдалеке — избушка. Я как увидала, так хотела бежать, да наступила на ветку сухую, хрустнула она, ведьма и обернулась. От взгляда ее я застыла, а она долго так на меня глядела и так пронзительно, словно в душу мою влезла. А потом ведьма взгляд отвела и захохотала, и страшно так захохотала, у меня хохот тот до сих пор в ушах звучит. Побежала я быстрее молнии, ветви на ходу раздвигая, через кусты перепрыгивая. Бегу, а у самой горит что-то внутри, как огонь, как пламя ненасытное. Примчалась домой и ведро воды, наверное, выпила, такая жажда во мне сидела. А теперь вот, гляди, что началось — птицы на дворе уже нет, тебе сны страшные снятся. Того и гляди, накроет нас беда с головою…

Не принял кузнец тогда эти слова всерьез, потому как половину из них прослушал — заснул грешным делом под сладкий Любушкин голос. Потом только понял, что жена-то во всем права оказалась, да не отвратить было уже несчастья.

«Уж хоть бы ведьма и меня до смерти извела, что ли, — рыдал на могиле жены Митрофан. — Зачем жить мне теперь, коли быть одному?»

С кончины Любушки уже месяц прошел, но все никак не мог прийти в себя кузнец, целыми днями просиживал он на кладбище, заливая горе вином. И по хозяйству ему не работается, и дела в кузне забросил, уже селяне недовольно ворчать стали.

Вот и сегодня пришел Митрофан с кладбища домой, плюхнулся на скрипучую лавку и разлегся, безразлично глядя в потолок. Как вдруг кто-то застучал в дверь.

— Опять Дашка, черт бы ее побрал! — воскликнул в сердцах Митрофан, поднимаясь с лавки. Дарья приходилась ему родной сестрой и жила в соседней избе с мужем и четырьмя ребятишками. После кончины Любаши она стала часто наведываться к брату, пытаясь помочь по хозяйству, но кузнеца такая опека только раздражала. Он открыл дверь с намерением высказать сестре все, что накипело, и вдруг застыл в изумлении — перед ним стоял самый странный человек, каких ему доводилось видеть. Крохотный, но не карлик, просто мужчина маленького роста, ему, кузнецу, чуть выше пояса будет. Глаза большие, бегающие, черненькие, как у зверька какого-нибудь, нос широкий, точно у поросенка, с раздувающимися ноздрями, щеки круглые и румяные, что твои наливные яблоки. Из-под странной остроконечной шляпы выбивается кудрявая челка, придавая гостю какой-то нелепый и даже смешной вид.

Когда дверь распахнулась, Дорн струсил окончательно. Такими здоровенными детинами в его мире не были даже тролли, разве что великаны выше, но они не в счет. Однако делать нечего, нужно вступать в переговоры.

— Добрый день! Простите меня за незапланированный визит, но мне необходимо побеседовать с Митрофаном-кузнецом, — неслыханно витиевато для этих краев заговорил молодой гремлин.

— Ну я Митрофан, — кивнул в ответ кузнец. — А чего надо-то?

— Мне чрезвычайно нужна ваша помощь, уважаемый Митрофан! Дело повышенной важности и сложности. В общем, я прошу помочь мне обезвредить ведьму, обитающую по соседству, — краснея и запинаясь произнес Дорн.

— Ведьму? — выпучив глаза, повторил Митрофан. — Это чего же, шутка, что ли, такая?

Глаза кузнеца налились кровью, а кулаки сжались. Если маленький незнакомец шутит над его бедой, то он разорвет его на части!

— Подождите, подождите, премного прошу, не торопитесь с выводами, — чуть ли не падая в обморок от страха, взмолился Дорн. — Вы просто не можете себе представить, какой путь я проделал, чтобы помочь вам одолеть ведьму. Так неужели вы мне не поможете? По-моему, это в наших общих интересах!

— Ты хочешь сказать, незнакомец, что эту колдунью можно победить? — покачал головой кузнец. — Вранье это! Уже столько лет она обитает в нашем лесу, и никто никогда не мог ее одолеть. Сколько добрых молодцев полегло, настоящих богатырей. Всех погубила злая ведьма. Неужели ты, маленький человечишко, можешь с ней справиться?

— Я могу, действительно могу! — вскричал Дорн и вдруг взмолился. — Мне больше ничего не надо, только бы ее уничтожить, — и он вытер рукой сбежавшую по щеке слезу.

— Ладно, выкладывай, что тебе надобно, — проговорил Митрофан, смягчившись. Вдруг и впрямь гость не шутит.

Дорн зачем-то оглянулся по сторонам, подошел вплотную к кузнецу и, вынув из-под полы своего плаща деревянный ларец, с гордостью вручил его Митрофану.

— Это волшебный ларец, вернее, его макет! — торжественно произнес он, с трепетом ожидая, когда кузнец закончит рассматривать ларчик.

— И что с ним делать? — спросил Митрофан, пожав широченными плечами.

— Нужно выковать точно такой же из металла, — пояснил Дорн. — Тогда мы пойдем все вместе — и хорошо б, чтобы нас было побольше, — к ведьме в лес. Если открыть ларец, ее засосет в него, словно в болото!

— Откуда знаешь? — недоверчиво спросил кузнец.

— Я знаю, я точно знаю, — торопливо уверял Дорн. — Мне дал этот макет э-э-э… очень добрый волшебник, он борется со всякими ведьмами, колдунами и прочей гадостью…

— Ну а если твой волшебник сбрехал? — не сдавался Митрофан.

— Своей головой ручаюсь, — поклялся Дорн. — Если не удастся, делайте со мной что хотите, — он поднял руки вверх, словно сдаваясь, и тихонько прошептал себе под нос: — Всё равно ничего хорошего мне тогда не ждать.

«Странный малый, — думал про себя кузнец. — Ишь чего наплел… Хотя… Поверить ему разве? Мне теперь ни бояться, ни терять нечего. Эта ведьма отобрала у меня все, что я имел. Не одолею ее, так хоть попытаюсь отомстить за Любашу.»

— Да, и еще, — добавил Дорн, увидев по лицу кузнеца, что тот уже начал склоняться на его сторону. — Мы значительно ограничены во времени. Нам нужно все сделать за ближайшие два дня.

— Ну, тогда я возьмусь за дело сейчас же, — оживился кузнец.

— Простите великодушно! А нельзя ли мне кусочек этого славного пирога? Такое впечатление, что я не ел с самого своего рождения! — Дорн покраснел, а круглый животик забурчал, точно присоединяясь к просьбе.

— Да бери что хочешь, угощайся, — добродушно разрешил кузнец.

Гремлин не заставил себя упрашивать и ту же впился зубами в хрустящую горбушку. Хоть на время переложив заботу о ларце на чужие плечи, он повеселел и накинулся на Дарьину стряпню, отдав должное и румяному пирогу, и куриной похлебке, и пареной брюкве, и соленым груздям, и вишневому варенью. Так что в эту ночь съестных запасов у кузнеца сильно поубавилось.