Книга: Банкротство мнимых ценностей
Назад: Часть вторая
Дальше: Часть четвертая

Часть третья

В ту пятницу Женя не торопился домой, поскольку там не было Карины. Она отправилась к родственникам на какое-то семейное торжество, а Крутилин с ней не поехал: не любил он встречаться с Мамедовыми. Вместо этого Лохнесс решил провести вечер в фитнес-клубе.
«Можно позаниматься до упора, а потом без сил свалиться и спать часов двенадцать», – мечтал он.
Женя и его персональный тренер, мускулистый красавец Артем Малышев, начали занятие с силовой нагрузки. Потом последовала игра в теннис, после чего Евгений поплавал в бассейне и завершил программу в баре, выпив стакан яблочного фреша и с удовольствием поболтав с Артемом.
Собираясь домой, он заметил у стойки администратора новое лицо – пышноволосую блондинку с точеным носиком и очень белой кожей. «Марина» – значилось на бейджике, приколотом так, чтобы наиболее выгодно подчеркнуть грудь, высокую и очень красивую. Марина была немного полновата, но это лишь придавало ей дополнительное очарование – вся она казалась такой мягкой, такой уютной, точно обожаемая хозяевами породистая кошечка.
– Добрый день, Мариночка! – приветливо улыбнулся Крутилин. – Вы, я смотрю, новенькая? Что-то я никогда вас тут раньше не видел.
– Да, я новенькая, – девушка охотно подхватила эстафету кокетства. – Буду теперь вместо Насти. Она замуж выходит, слышали? За одного из здешних клиентов.
– Что вы говорите? Нет, я не знал. И за кого же?
Случись этот ничего не значащий разговор еще полгода назад, он тут же выветрился бы у Жени из головы. Но к тому моменту его брак с Кариной уже стал давать трещину. Нет, они не ссорились, не выясняли отношений, не предъявляли никаких претензий друг к другу. Просто Лохнесс чувствовал, что они отдаляются все больше и больше. Да и вообще, были ли они когда-нибудь близки? Изначально было ясно, что они не подходят друг другу, слишком разные по темпераменту… Да и вообще разные. Последнее время в семейной жизни он ощущал себя так, словно пытался вальсировать в одиночку. Он танцует, а партнерша только стоит рядом, не шелохнувшись, и с места не двигается.
Крутилин стал чаще приезжать в фитнес-клуб и почти каждый раз видел там Марину. Она все больше нравилась ему – такая юная, такая ладная, такая милая. И эти чудные льняные волосы… Марина мягка и приветлива, но за этой мягкостью невооруженным глазом можно разглядеть страстную натуру.
«Вот на ком надо было жениться, а не на Каринке», – думал он иногда.
А потом у Карины заболела тетя, сестра матери, жившая в Ростове. Мамедовы всем кланом подорвались туда, а Лохнесс остался на неделю «соломенным вдовцом» и сам удивился, насколько обрадовало его подобное стечение обстоятельств.
В первый же вечер он поехал в фитнес-клуб, а когда собрался уезжать, едва дойдя до своей машины, вернулся, подошел к Марине и проговорил со смущенной улыбкой:
– Представляете, забыл пакет из супермаркета! Борсетку из ячейки взял, а пакет забыл. А там продукты на вечер, я по дороге отоварился. Жена уехала на неделю, придется теперь самому хозяйство вести, холостяцкие ужины готовить…
Марина с готовностью ответила:
– Хорошо, что вспомнили вовремя. Конечно, сейчас сходим посмотрим, где ваш пакет. Какой был номер ячейки?
– Забыл, – Крутилин неловко развел руками.
Разумеется, он лукавил. И еды Карина оставила полный холодильник, и номер ячейки он отлично помнил, тем более что спрятал там пакет специально. Но Марина не поняла его хитрости – или сделала вид, что не понимает.
Она грациозно повернулась и сняла со стены, утыканной крючками, несколько ключей.
– Ну, пойдемте поищем.
В клубе почти никого не осталось, и запертых кабинок было мало. Марина принялась осматривать пустые ячейки, то приседая, то поднимаясь на цыпочки, чтобы заглянуть на верх шкафчика. Шикарные густые волосы струились по ее спине. Каждая ее поза, каждое движение подчеркивали достоинства фигуры, этого удивительного сочетания пышных груди и бедер и на редкость тонкой талии. Лохнесс поневоле залюбовался ею. Марина вся казалась округлой мягкой плюшевой игрушкой.
– Вот, нашла, – девушка указала на одну из ячеек. – Посмотрите, это ваш пакет?
Он подошел поближе, думая, что Марина отступит на шаг, чтоб подпустить его к узкой двери ячейки, но этого не случилось, и они внезапно оказались очень близко друг к другу. Все как-то произошло само собой, Крутилин даже не ожидал от себя такого, он искренне считал себя верным мужем.
Однако Карина так измучила его своей холодностью и равнодушием, что он, как само собой разумеющееся, обратил внимание на молодую, смешливую, веселую Марину, которая казалась ему свежим весенним цветком, олицетворением женственности и чувственности.
Первый раз был каким-то дико возбуждающим, на Женю навалился ворох новых ощущений, вся его кожа как будто горела. Марина оказалась очень нежной и очень искусной в любви. Вечером Лохнесс возвращался домой, даже не испытывая особого чувства вины. Он вдруг понял, что отношения с женой давно уже его не удовлетворяют, он не чувствовал гармонии, но осознал это только сейчас. Да, он привязался к Карине, но природа брала свое: ему хотелось любви, ласки, теплоты и страсти. Потому в его жизни и появилась полная противоположность Карины – зеленоглазая Марина, с ее мелодичным голосом и нежными прикосновениями, сводившими его с ума. От нее веяло слабостью и мягкостью, тем, чего так недоставало Карине.
Всю неделю, пока жена гостила в Ростове, Лохнесс ждал предстоящей встречи с Кариной в некотором волнении, не зная, как себя вести и что делать, чтобы не выдать себя.
Карина вернулась днем, он приехал позже, после работы, и поразился тому, что ничего не изменилось. И квартира, и Карина выглядели так, будто никто никуда не уезжал. Ни чемодана в углу, ни милого пустячка из поездки, ни рассказов о том, как съездили, ни объятий и слов «соскучилась». Просто жена, как обычно, услышала, что он открыл дверь, вышла навстречу, взяла из его рук куртку и аккуратно повесила на вешалку.
– Есть будешь?
Он отрицательно мотнул головой.
– Устал сильно?
– Да, Карин. И еще я думаю, нам надо поговорить.
Она пожала плечами и ушла в комнату. Крутилин прошел на кухню, налил себе рюмку водки и выпил залпом. Карина сидела на диване в большой гостиной и невидящим взглядом смотрела в телевизор. На ковре спала ее любимая голая кошка.
– Знаешь, у меня иногда бывает такое чувство, как будто мы женаты уже лет двадцать, – задумчиво проговорил Лохнесс, присев на диван с другой стороны.
– Что ты хочешь сказать? – пожала плечами Карина, – Тебе чего-то не хватает? Что-то не устраивает во мне?
– Да, – просто сказал он.
– И чего же? – в голосе Карины мелькнули нотки заинтересованности.
– Может, любви?
– То есть ты… – начала было Карина, но тут же перебила себя: – Впрочем, что я как дура…
Она потянулась к сигаретам, унизанные перстнями длинные пальцы с безупречным маникюром вытянули тонкую сигарету.
– У тебя кто-то есть? – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнесла она.
– Нет, что ты, конечно, нет! – Он поднялся, вздохнув, чмокнул ее в лоб и ушел на кухню.
На тот момент он еще не думал, что отношения с Мариной смогут разрушить его такой, казалось бы, прочный брак.
* * *
После возвращения Карины он дней десять не появлялся в клубе. Марина, конечно, могла найти его телефон по базе данных клиентов, чего он отчасти опасался, но она не стала так делать. Вместо этого она подошла к директору клуба и попросилась в отпуск. Директор только удивленно посмотрел на нее. С одной стороны, новая сотрудница проработала еще слишком недолго, чтобы иметь право на отпуск, с другой – работала она хорошо, уже успела зарекомендовать себя с лучшей стороны, клиенты были ею довольны. Отпускать ценного сотрудника, пусть даже на время, директору не хотелось.
– Что-то случилось? – поинтересовался он.
– Мама заболела, – прозвучало в ответ.
– Могу дать только две недели. И за свой счет.
– Хорошо, меня это устроит, – промурлыкала Марина.
Ни к какой маме она, конечно, не поехала. Да и нужды не было – та, слава богу, была совершенно здорова. Однако Марина поняла, что судьба дает ей шанс и, если сейчас не ухватить за хвост синюю птицу удачи, другого случая может и не представиться. «Или пан, или пропал», – решила она.
Марина была провинциалкой даже больше, чем Карина. Ту отец, торговавший мандаринами на Тишинском рынке, привез в Москву в пятнадцатилетнем возрасте, устроил в английскую спецшколу, а потом в престижный вуз. Марине приходилось всего добиваться самой. В ее родном Томске среднегодовая температура была около ноля градусов, а из развлечений от советской эпохи оставалась только пара обветшалых кинотеатров. А Марине хотелось великосветской жизни и пляжей с пальмами. Чего ее родители, врачи районной больницы, обеспечить никак не могли.
По счастью, Маринка с детства была раскованна, обаятельна и очень легко сходилась с людьми. В школе она занималась художественной гимнастикой, ездила на сборы и подружилась там с несколькими девочками из Москвы, с которыми потом старательно переписывалась. Позже это знакомство пригодилось. Закончив по настоянию родителей медучилище, Марина тут же рванулась в столицу, где одна из подружек по переписке пристроила ее администратором в фитнес-клуб. Больших денег она там, разумеется, не получала, зарплаты еле-еле хватало на то, чтобы снимать дешевую квартирку и быть во что-то одетой. Но Марина была рада и этому. Пока у нее в активе было самое главное – молодость и красота. А на такой товар всегда найдутся покупатели, главное только реализовать его с умом. И не продешевить.
Более подходящий вариант, чем Евгений Крутилин, трудно было себе представить. Молодой, симпатичный, богатый, да к тому же, похоже, и человек хороший – что еще надо?
И Марина решила бороться за него до победы.
Первым делом она отправилась в салон красоты и привела себя в порядок. Потом купила на остатки сбережений пару шикарных шмоток. После чего засела у себя дома и стала ждать.
* * *
Придя в клуб, Женя был очень разочарован, когда не увидел Марину за стойкой. Не то чтобы он хотел встречи с ней, наоборот, даже побаивался этого, но девушки не оказалось на месте, страх тут же сменился досадой.
– Светик, а где Марина? – небрежно спросил он у другой администраторши после занятия.
– Да отпуск взяла ни с того ни с сего. Дела, наверное, неотложные появились, – пожала плечами та.
Несколько секунд Лохнесс постоял в раздумьях, потом произнес:
– Слушай, а ты мне не дашь ее номер телефона? Она просила меня кое-что узнать… – он ляпнул первое, что пришло в голову, и не заботился о достоверности.
– Вообще нам запрещено. – Девушка явно мялась и не знала, как поступить, но, видимо, у Крутилина был такой вид, что она сжалилась: – Ну хорошо, записывайте…
* * *
Лохнесс летел на ежегодную экономическую конференцию фирм, занимающихся информационными технологиями, проходившую в Женеве. Компьютерщики не случайно выбрали этот представительный и респектабельный город для своих встреч. Тут можно и деловые контакты наладить, и отдохнуть, все для этого под рукой.
Крутилин просидел весь день на конференции, выслушивая докладчиков, и к обеду был опять выжатым как лимон.
«И правда, пора отдыхать, Крутилин», – подумал он.
Он был на этой конференции не в первый раз, и многими полезными для бизнеса контактами и связями ему удалось обзавестись именно здесь, но теперь прежний азарт прошел, и он как будто отбывал неприятную повинность. Именно сегодня ему невыносимо тяжело было сидеть в этом огромном зале, пусть и оборудованном множеством кондиционеров, и слушать доклады представителей крупных компаний. Ему вдруг нестерпимо захотелось выбежать куда-нибудь на улицу.
Евгений осторожно поднялся, пытаясь не привлекать к себе внимания, и медленно вышел в холл, там немного постоял, облокотившись о подоконник и думая, что ему делать со своими импровизированными каникулами. В зал он решил сегодня не возвращаться.
Женева – город все-таки не вполне туристический, достопримечательностей не так уж много, но вполне можно кое-что посмотреть.
И он медленно направился к выходу, когда его окрикнул кто-то сзади. Голос, показавшийся жутко знакомым, с трудом произносил русские слова:
– Женька, ты!
Он обернулся и увидел Гинзбурга, с которым расстался всего пару месяцев назад, в Санкт-Морице:
– Ты? Какими судьбами тут?
– Да я на международную выставку! Говорил же, у нас с Лорой своя фирма.
– А у меня как-то совсем вылетело из головы, что тут много разных мероприятий проводится, – признался Лохнесс.
– Слушай, – Игорь приобнял Крутилина и повел его к выходу, – пошли встречу отметим, а? Кроме того, ты мне ужасно вовремя подвернулся. Видишь ли, у меня к тебе дело есть.
В маленьком французском ресторанчике на берегу Женевского озера Игорь первым делом заказал еду и напитки, а когда их принесли, начал развлекать Лохнесса веселыми историями, которых у него в запасе всегда было множество.
– Игорек, ты чего темнишь? – спросил Крутилин после еды, доставая зубочистку. – Я же вижу, что у тебя ко мне какой-то серьезный разговор. Мы уже выпили, поели, а ты все не приступаешь к делу. На тебя не похоже.
Взгляд Гинзбурга стал необычно серьезным.
– Да я все не знаю, как начать. Хочу, чтобы ты меня внимательно выслушал. Я обычно балагурю, меня и привыкли так воспринимать. Поэтому мне нужно, чтобы сейчас ты сосредоточился. То, что я тебе скажу, может повлиять на твою жизнь.
– Ну-ну, слушаю, – Крутилин, наоборот, почему-то развеселился, настолько необычно было видеть Гинзбурга серьезным.
– Ты ведь знаешь, что Лоре достался в наследство огромный холдинг. Там много разных компаний, так или иначе связанных с древесиной: это и лесозаготовительные компании, и строительные, и судостроительные, и деревообрабатывающие, и много других. Еще в прошлом веке один из ее предков скупил леса в нескольких штатах и разбогател на этом. Холдинг принадлежит Лоре, но не полностью, пакет акций есть и у других ее родственников. Но я не про это сейчас. А про то, что создал новую перспективную компанию, пока не афиширую ее связь с этим холдингом. Она будет только наша. И сейчас эта компания начала выставлять акции на продажу. Их пока никто не берет, – медленно говорил Гинзбург, подбирая русские слова.
– Ну и что ты этим хочешь сказать? – не понял Евгений. А сам подумал: «Надо же, его акцент все сильнее и сильнее. Скоро уже никто не поверит, что он родился в России».
– Пока никто не берет! – многозначительно повторил Игорь. – Так что скупай их на все деньги, какие у тебя есть, и на все, которые сможешь одолжить. Говорю, дело верное, ты меня знаешь, я тебя никогда не подводил.
Крутилин подумал, что не случайно Гинзбург основал эту фирму. Условия брачного контракта, составленного Лорой, наверняка связывали его по рукам и ногам. И он решил иметь хоть что-то полностью свое. «Весьма неглупо», – решил он.
Женя согласился поддержать старого друга. Гинзбург назвал ему неприметного дилера, и Крутилин купил через него акции компании Игоря, благо свободные средства на тот момент имелись. Первое время прибыли не было почти никакой, затем дивиденды стали потихоньку расти. Но однажды, открыв в Интернете знакомую страницу, Лохнесс увидел, что акции фирмы Гинзбурга, еще вчера продававшиеся по двадцать долларов, сегодня упали до четырех.
Крутилин торопливо набрал номер мобильного телефона Игоря, но тот был недоступен.
– Евгений Александрович! У вас все в порядке? – поинтересовалась вошедшая в кабинет Вика.
– У меня пока да. А вот у моего друга…
Телефон Гинзбурга ответил только поздно вечером.
– Игорь? Наконец-то!
– Привет, Жень. Извини, что был не на связи, – Гинзбург казался встревоженным.
– Ты скажи мне ради бога, что у тебя происходит?
– Жека, временные трудности. Ты, главное, верь мне. И запомни то, что я тебе скажу. Может быть всякое, но ни при каких, слышишь, ни при каких обстоятельствах не продавай акции.
– Игорь, ты меня извини, конечно, мы с тобой друзья… Но я буду продавать твои акции, пока они окончательно не упали в цене. Мне сейчас очень нужны деньги.
Это было чистой правдой. Положение дел на фирме Крутилина в тот момент было не лучшим, имелось несколько крупных обязательств, в том числе, что самое неприятное, перед Мамедовыми, братьями Карины.
– Послушай меня! – заорал в ответ Гинзбург. – Ни в коем случае не продавай! Барахтайся как можешь, избавляйся от всего, но акций не продавай. Жди, пройдет время, может, три года, может, год. Все образуется. Мы уходим в тень, акции будут стоить центы. Пользуйся этим и продолжай покупать! Когда потом выбросим – котировки будут сумасшедшие. Ты меня еще вспомнишь, а пока извини, совсем нет времени.
В трубке раздались короткие гудки. Крутилин некоторое время сидел, обдумывая ситуацию, потом отключил мобильный и положил его на стол.
«Ну, пусть будет так», – подумал он.
К счастью, его ситуация не была критической. И он с ней справился, как делал уже не первый раз. А о фирме Игоря просто забыл, поскольку буквально через месяц его жизнь кардинально изменилась.
* * *
Лежа в кровати и задумчиво накручивая на палец свои чудесные волосы, Марина говорила Крутилину:
– Знаешь, мне так грустно без тебя по вечерам и выходным. А это плохой признак…
– Признак чего? – смеялся он, лаская ее обнаженную грудь. – Того, что ты любишь меня? Так что ж в этом плохого?
– И все-таки… – Марина мягко, но решительно отстранила его руку. – Я подумала и решила, что нам надо расстаться.
Лохнесс тревожно посмотрел на нее:
– Чего вздумала, глупая? Разве нам плохо вместе? Зачем ты все портишь?
– Затем, что я буду тебе только помехой. У тебя жена, ты ее любишь… А что я для тебя? Так, развлечение ненадолго.
– Не говори так, – твердо произнес Евгений.
– А как? Как говорить? Знаешь, у моей бабушки любимая пословица была: «Правдой не задразнишь».
– Но ты ведь почему-то со мной… Почему?
– А потому что дура.
– Не понял? Объясни.
– Влюбилась в тебя, как дура, как малолетка. Взрослые женщины не позволяют себе такого…
– Видишь ли, Маришка, все гораздо сложнее… – признался Крутилин. – Я раньше тоже думал, что люблю ее, а сейчас и не знаю, честно. Она такая… такая холодная…
– Ой, да перестань, – она махнула на него рукой. – Мужики все в койке на жен жалуются. Ты-то не опускайся до такого. Пусть она будет в моих глазах таинственной и загадочной, а ты – мужчиной с достоинством.
– У тебя богатый опыт, как я посмотрю, – буркнул Женя.
– Ну, а тебе-то что до этого? Кто я в твоей жизни? Да никто, и звать меня никак…
Она внезапно всхлипнула, закрыла лицо ладонями.
– Что ты, Маришка? – испугался Лохнесс, обнимая ее за голые плечи. – Ну перестань, не надо, не плачь…
– Знаешь, Женька, чего мне хочется больше всего на свете? – замурлыкала она, прижимаясь к нему. – Семью. Обычную семью, мужа, детишек… Чтобы встречать его ужином после работы и вместе ездить в зоопарк по выходным…
Когда он ушел, Марина подошла к окну съемной квартиры в Митине и долго смотрела на ночные огни города. Потом достала бутылку вина, сделала глоток прямо из горлышка и расплакалась.
«Он не разведется, как пить дать. Уеду к маме, в Сибирь», – решила она.
На следующий день она и правда собрала вещи и, взяв расчет, уехала домой.
Женю ее неожиданное исчезновение просто лишило почвы под ногами. Ее телефон не отвечал, в квартире вместо Марины обнаружилась хозяйка, которая долго неприязненно изучала посетителя и потом грубо сказала, что жиличка внезапно съехала, даже не предупредив заранее, и что порядочные люди так не поступают.
«Она просто играет со мной, – раздраженно думал Лохнесс. – Куда она денется? Небось и не уехала никуда, прячется где-нибудь у подружки. Наверняка с таким трудом в Москву проникла, эти так просто не сдаются». Но покоя на сердце не было. Он весь день злился и срывался на всех, на вопросы Карины отмахивался, а вечером, чертыхаясь, позвонил своему начальнику службы безопасности, раньше работавшему в органах, и попросил, задействовав старые связи, навести справки в Томске.
Через два дня у него был на руках адрес родителей Марины, еще через день – билет на самолет. Персональный водитель отвез шефа в аэропорт, а спустя несколько дней встречал уже не одного, а со спутницей. В тот же вечер Крутилин объяснился с Кариной и ушел из дома, прихватив лишь ноутбук и небольшой чемодан с личными вещами.
Карина восприняла новость, не изменяя себе, то есть очень спокойно. Уточнила, что квартира и ее машина останутся за ней, обговорила сумму отступных, на которую приобрела себе позднее салон красоты. И все. Ни слез, ни выяснений, ни расспросов, как же так и почему.
Развод и дележ имущества прошли быстро. Вскоре Лохнесс женился на Марине и с головой окунулся в прелести новой жизни. Купил большую квартиру на Солянке, записал на имя жены и с удовольствием отделывал, обставлял, обживал с Мариной свое новое жилище.
* * *
Со стороны казалось, что Карина Крутилина, урожденная Мамедова, вновь взявшая после развода девичью фамилию, перенесла расставание с мужем очень легко. Не плакала, истерик не закатывала, в депрессию не впала. А что на самом деле творилось в ее душе – этого не мог знать никто.
Конечно, самолюбие Карины было уязвлено. Она не привыкла, чтобы ее бросали, чтобы ей предпочитали кого-то – это что ж получается, она хуже, чем новая жена Лохнесса? Но, как ни странно, ни ревности, ни ненависти к удачливой сопернице или бывшему мужу Карина действительно не испытывала.
После развода ей стали сниться повторяющиеся сны, но в центре событий в них виделись не Женя и не Марина, а Лора. Во сне Карина вновь оказывалась в той темной комнате с коврами и подушками, но развивалось действие всегда по-другому, не так, как это было в реальности. Чаще всего она понимала, что находится в комнате одна, и упорно пыталась найти в темноте Лору, а та лишь смеялась откуда-то из-за портьеры, но не показывалась.
Карина завела свой бизнес, с увлечением занялась новым делом и чуть ли не по нескольку раз в неделю стала посещать по очереди все московские салоны красоты – перенимала опыт конкурентов.
Как-то раз она зашла почистить перышки в «Галакси». Это было модное местечко, куда стекались многие дамочки света и полусвета. Кроме обычных, общераспространенных услуг, у «Галакси» имелась и своя особенность – целебные ванны, для которых использовалась вода из серных источников. Администраторы с удовольствием рассказывали клиентам, что воду привозят из-под Кельна, из тех самых водоемов, в которых еще много веков назад лечили свои недуги римские легионеры. Благодаря этим ваннам в помещении «Галакси» к обычным парфюмерным ароматам всегда примешивался запах серы. «У вас тут чертями пахнет!» – шутили клиентки.
Салон работал как часы, точнее, как хорошие швейцарские часы: никогда не приходилось сидеть зря, теряя время. Народу всегда было немного, но обслуживающего персонала наблюдалось, пожалуй, даже больше, чем клиентов. Позагорав под лучами искусственного солнца, получив удовольствие от ароматического массажа, расслабившись под грязевыми обертываниями с морскими водорослями, обновленная и благоухающая Карина присела отдохнуть в гостиной. И тут ее внимание привлекла – просто не могла не привлечь – молодая женщина: рослая, одетая, как и Карина, в белый махровый халат салона. Незнакомка притягивала взгляд своей необычной прической. Коротко постриженные волосы представляли собой как бы плотную черную маслянистую шапочку, из-под которой, как язычки пламени, выбивались короткие ярко-красные прядки. Она сидела в томной позе, на низком столике возле ее кресла стояли бутылочка минеральной воды, блюдо с миндальными орешками и высокая четырехгранная бутылка.
Заметив, что Карина не сводит с нее глаз, незнакомка дружески кивнула и указала пальцем на бутылку: мол, не хочешь ли сделать глоток?
– Я за рулем, – с сожалением сказала Карина.
– Я тоже, подруга, – засмеялась красотка. И пояснила: – Это – киршвассер, водка на вишневых косточках. Если закусывать орешками, никакого запаха не будет. Во всяком случае, – она заговорщицки подмигнула, – менты такого не нюхивали. Эй, Соня! – она чувствовала себя здесь полной хозяйкой. – Принеси бокал и стаканчик!
Соня появилась, исполнила требование и тут же исчезла. В стаканчик со скругленным дном незнакомка налила минеральную воду, в бокал плеснула на два пальца киршвассера. Карина, чтобы не двигать тяжелое кресло, присела рядом с ней прямо на столик. «Интересно, кто она по национальности, – подумала Карина. – Явно не русская и не с Кавказа. Другой тип лица. Нос с горбинкой, высокие скулы… А может, откуда-то с юга Европы – румынка, скажем?» Тут она заметила, что кончики ресниц незнакомки, густых и длинных, тоже окрашены в огненно-красный цвет. «Здорово! – отметила про себя Карина. – Надо взять на вооружение».
Незнакомка подняла бокал и произнесла краткий тост:
– За нас! Таких красивых и таких желанных…
Они выпили, закусили орешками.
– Фреда! – молодая женщина протянула сухую крепкую руку.
– Карина.
– Азербайджанка?
Карина молча кивнула.
– Московского разлива?
– Ростовского.
– Давно в столице, подруга?
– Школу уже здесь заканчивала.
– Ну, тогда считай – москвичка, – сказала Фреда грудным голосом, не отпуская руку Карины. – Как тебе моя стрижечка?
– Я просто глаз не могу отвести. Я вообще-то здесь никогда еще не стриглась…
– Есть тут такой мастер – Джей. Возится, правда, долго, но все делает качественно. А нам с тобой – куда спешить?
«Хм, мы уже на «ты», – отметила про себя Карина и согласно кивнула: спешить им и вправду было некуда.
– А ресницы тоже он тебе делал?
– Нет, – засмеялась Фреда. – Это уже другая история…
Глаза у Фреды были неопределенного темно-серого цвета – про такие говорят «никакие в крапинку». Красные кончики ресниц придавали взгляду что-то хищное. Но это и притягивало. «Я тоже так себе сделаю, – решила Карина. – Только мне пойдет темно-сливовый оттенок». Фреда смотрела на нее не отрываясь. Будто угадала мысли Карины и теперь тоже прикидывала, в какой же цвет той покрасить ресницы.
– Еще по глоточку?
Длинные холеные пальцы отвинтили крышку с бутылки. Маникюр на них был тоже черным с огненной окантовкой на концах. Фреда плеснула по бокалам прозрачную жидкость, завернула крышечку, медленным, нарочитым движением погладила горлышко бутылки – сверху вниз. Подняла бокал:
– За нас! Таких прекрасных и неповторимых!
Киршвассер Карине понравился, хотя и показался крепковат, сразу ударил в голову. Она вылила в свой стаканчик остатки минералки, медленными глотками выпила. Наступила пауза.
Фреда качнулась в кресле из стороны в сторону, медленно поднялась. Покачиваясь, встала во весь рост прямо перед Кариной. Летящим движением пальцев проверила прическу.
– Ну что, подруга, а показать тебе все?
– Все? – Карина не поняла.
Фреда одним движением распустила узел на кушаке халата, распахнула полы. Мягкая ткань соскользнула с плеч и улеглась на сгибах локтей. Карину обожгло выставленное напоказ нагое тело. Фреда раскинула руки – густые волосы под мышками были выкрашены под стиль прически – черное пятно посередине и ярко-огненная окантовка. Так же были выкрашены и волосы на лобке. И даже соски имели угольно-черный цвет – как две тутовые ягоды, обведенные оранжево-красными кругами цвета спелой хурмы. Фреда стояла неподвижно, явно наслаждаясь замешательством Карины. И, увидев, что та не может оторвать взгляда от ее груди, усмехнулась:
– Подружка, это краска! На одну ночь!
Она лизнула кончик указательного пальца, провела по алому кругу на левой груди. Поднесла к губам и снова лизнула, словно оценивая вкус. Потом поднесла палец к губам Карины. И Карина, высунув кончик языка, тоже лизнула – ничего особенного. Такая отдушка бывает и у губной помады.
Но Фреда спросила:
– Чувствуешь горечь? Там в краску добавлен немножко… – она сделала паузу, потянулась, как кошка, и, растягивая слоги, продолжила: —…бе-е-еленький, ме-е-е-ленький тако-ой по-ро-шо-о-чек… Ты когда-нибудь пробовала?
– Нет…
– А хочешь? – И, заглянув прямо в глаза, переспросила: – Так мы никуда не спешим? Посмотрим обалденный фильм?
– Почему бы и нет, – согласилась Карина. А про себя подумала: «Ну вот, что-то новенькое в моей жизни».
* * *
Автомобиль Карины они бросили возле салона, уехали на желто-зеленой спортивной машине Фреды. Та жила совсем недалеко, в новом современного вида здании на Садовом кольце.
Пока ставили машину в подземный гараж, пока поднимались на лифте, Кариной овладевало странное волнение. Она была на грани обморока. Она даже и не заметила, на какой этаж они поднялись.
Квартира Фреды оказалась просторной и полупустой. Везде полумрак, окна плотно занавешены. Хотя был день, Фреда не стала открывать шторы, а повернула выключатель, и из светильников полился необычный свет бронзово-коричневатого тона. На зеркально сияющем бамбуковом паркете расположился на штангах-подставках домашний кинотеатр. Дома у Карины тоже был подобный. Но этот – со всеми сопутствующими устройствами – отчего-то походил на стальную птицу, спрятавшую голову под крыло.
Фреда предложила Карине сигарету:
– На, подруга, кайфани, под это смотреть фильм – одно удовольствие.
Карина сделала первые затяжки, и перед глазами у нее поплыло… Фреда подошла, взяла у нее сигарету, затянулась сама. Затем, усевшись рядом, нажала кнопку пульта.
– Вообще-то, сейчас все это есть на ди-ви-ди, – она внимательно, изучающе посмотрела на гостью. – Но мне когда-то досталась целая коллекция на кассетах, я так их и держу.
Она показала потрепанную коробку от видеокассеты. На торце была наклеена белая бумажка с надписью, отпечатанной на принтере: «Лесбийский рай».
На экране возникли женщины, много женщин. Блондинки, брюнетки, рыжие, худощавые и полные, красивые и не очень, полуодетые и полностью обнаженные. По двое, по трое, целыми группами, они сплетались в объятиях, сливались в поцелуях, кричали и стонали, страстно и бесстыдно предаваясь порочной любви. Карина не могла отвести взгляд от плазменной панели, она еще никогда не видела ничего подобного. В их с Лохнессом доме порнухи не водилось, ни он, ни она как-то не стремились к этому. А в тех фильмах, которые случайно попадались ей на глаза (включая те кассеты, которые она в юности находила у братьев и тайком смотрела в их отсутствие), всегда участвовали и женщины, и мужчины.
– Ну как, нравится?
Карина не успела ответить. Фреда буквально парализовала ее, повалив на широкий пружинистый диван и обхватив руками и ногами. Она склонилась над ней, любуясь, а затем – не страстно, не чувственно, не жадно, не жестоко – подробно – изучала, обцеловывая, каждый изгиб, каждую складочку на теле своей новой подруги. Подробно и ненасытно.
– Нравится? – снова прозвучало через некоторое время.
– Да, да!.. Лора…
– Как ты меня назвала? Я не Лора, я Фреда. А, впрочем, неважно…
Время тянулось бесконечно. Фильм давно закончился, экран погас, динамики умолкли, а их праздник сладострастия все продолжался. Один за другим, как из волшебного ларца, Фреда доставала из ящиков комода предметы, о которых Карина понятия не имела и даже не предполагала, что такие могут существовать. Хозяйка квартиры со знанием дела пускала их в ход один за другим. На каком-то этапе Карина, устав от нахлынувших на нее новых сексуальных ощущений, отключилась.
Проснулась она глубокой ночью. Фреда спала рядом, на спине, раскинувшись, приоткрыв рот. Бронзовый свет едва тлел в светильниках. На какое-то мгновение Карине стало страшно. Ей показалось, что она потеряла себя в этой громадной полутемной квартире и никогда больше не найдет отсюда выход. Она провела рукой по обнаженному телу – казалось, что это не ее собственная рука, а рука Фреды все еще ласкает – неутомимо и обстоятельно.
Знакомым уже путем Карина дошла до ванной комнаты. Дверь была распахнута настежь, внутри было разбросано ее белье. Что здесь происходило? Они боролись? Кто-то кому-то в чем-то отказывал? Одна другую брала силой? Карина ничего не могла вспомнить.
Она глянула в зеркало – на лице, на губах остались следы черной и красно-рыжей краски. Карина включила воду в душевой кабине и подставила под горячие струи воды изможденное новой, неистовой любовью тело.
Ей очень хотелось спать. Она подумала о том, чтобы найти в этой квартире комнату с чистой постелью, запереться и заснуть. Но что будет завтра? Выпустит ли ее Фреда или, как в заколдованном замке, залюбит до смерти? А она ведь может…
Карина устало поплелась собирать свои вещи. И только когда оделась и нашла свою сумочку, осмелилась разбудить Фреду.
Та сразу поняла, что ее новая подруга уходит. Не стесняясь наготы, проводила ее в холл. Вытянула длинные пальцы, притянула голову Карины и бесстрастно поцеловала в губы.
– Прощай, подруга!
– Фреда… – Карина вдруг почувствовала острое желание. Ей ужасно захотелось остаться, остаться хотя бы до утра. А может, и на всю жизнь – с этой женщиной. После нее никакие другие поцелуи не будут так сладки, так пьянящи и так желанны. – Фреда, дай мне телефон.
Фреда огляделась вокруг сонными глазами, разыскивая, вероятно, телефонную трубку.
– Да нет, номер твоего телефона! – Карина улыбнулась.
– Ах, номер, – зевнув, бесстрастно проговорила та. – Ну записывай!
Карина вынула из сумочки ручку и на пачке сигарет записала номер. Выбежала за дверь и вскоре уже стояла на Садовом кольце, голосуя пролетающим мимо ночным автомобилям.
До полудня она отсыпалась, а проснувшись, подумала: «Ну вот, оказывается, все мои устремления, чувства, эмоции, все было направлено на НЕЕ, а не на него!» Это было открытие. Оно и радовало, и пугало… Ей вновь захотелось ласки, той ласки… Она погрузилась в пенную ванну. Нежное касание воздушных пузырьков показалось ей прикосновением Фреды. Или Лоры… Потом Карина долго вытиралась полотенцем, изучая себя в зеркале. Перед ней стояла другая, новая женщина. И эта женщина ей нравилась.
– Я как девственность опять потеряла, – сказала она своему отражению.
Карина решила было позвонить Фреде и поделиться этой мыслью, но что-то удерживало ее. Эмоции перехлестывали через край, но она не могла в них разобраться: она стремилась к Фреде – и боялась ее. Карина аккуратно переписала номер телефона с сигаретной пачки в записную книжку мобильника, но звонить не стала.
Следующий день был буквально заполнен делами, но испытанные прошлой ночью ощущения не давали ей покоя. И только к вечеру, когда осенние сумерки окутали город, она вызвала своего охранника Макса Бирюкова:
– Отвези меня в центр. – Она с такой силой захлопнула дверцу автомобиля, что Макс с удивлением посмотрел на нее.
– Как прикажете. – Он включил зажигание.
Максим стал ее недавним приобретением, и Карина была им, в общем-то, довольна. Ведь это так стильно – ходить с охраной! Парень дисциплинированный, свое место знает, поручения выполняет без лишних вопросов. И в постель к ней не лезет, как это нередко случается. А то, что молчаливый и замкнутый, – так это к лучшему. К тому же она не слишком любила водить машину – последнее время на дорогах все ездят как хотят, постоянно приходится быть начеку.
Пока ехали, Карина жадно ощупывала глазами мелькавшие вывески магазинов. И вот показалось то, что было ей нужно. Вывеска дорогого интим-салона мигала то голубым, то розовым цветом.
Была мысль проехать квартал и отпустить Макса, но она передумала: собственно, чего стесняться?
– Вот здесь притормози. И подожди меня.
В салоне продавщиц было больше, чем покупателей. Почуяв в Карине «жирную» клиентку, к ней подскочили сразу две девицы. Она остановила свой взгляд на кареглазой толстушке.
– Я бы хотела… – неуверенно начала она.
Девчонка, видя ее замешательство, пошла ей навстречу.
– Мы только вчера получили новый товар. Не хотите посмотреть?..
– Да-да, конечно, – обрадовалась Карина такому повороту событий.
– Вам, конечно, из розового ассортимента?
– Из розового? – Карина не сразу поняла. Про голубых сегодня все слыхали, но что в противовес голубым есть розовые – об этом сразу и не вспомнишь. – Да, из розового, – к ней вернулся уверенный тон знатока.
В глубине салона завесами из плотной ткани были отгорожены закутки – видимо, для VIP-покупателей. Толстушка-продавщица, словно оберегая покупательницу, усадила ее на диван в одном из закутков и через минуту появилась с ворохом коробок. Устроилась на вертящемся табурете и стала ловкими пальчиками одну за другой раскрывать коробки.
Через какие-то минуты перед Кариной лежал весь вчерашний набор Фреды, которым та так умело пользовалась. Горячая волна окатила ее, она почувствовала дикий прилив желания.
– Я беру все, – она улыбнулась и погладила толстушку по щеке.
Это было что-то новое. Жизнь, в которую вошла страсть и неимоверная чувственность. И это захватывало ее, вытесняя все другие желания. Карина потеряла голову от новизны ощущений. Одна только мысль не давала ей покоя. Хотелось еще и еще раз пережить сладкие мгновения с Фредой, ощутить магию волшебной сигареты, почувствовать за спиной крылья.
Макс молча помог ей донести пакеты до квартиры. Отослав его с большим списком в супермаркет, Карина с нетерпением выложила на стол свои покупки. Она с интересом рассматривала каждое приобретение, вертя в руках, поглаживая пальцами. А потом позвонила Фреде.
Холодный женский голос, сначала по-английски, а потом и по-русски огорчил ее: «Номер, который вы набрали, не существует». Вот так! «Кто-то из нас напутал с цифрами, – подумала она. – Или я, или она… После такой ночи неудивительно. Может, Фреда сейчас ждет моего звонка?» Она набрала номер еще раз. На этот раз ответом была тишина. Как будто она попала в преисподнюю.
Несколько минут Карина обдумывала, как ей разыскать Фреду. Может быть, поехать к ней домой? Дом она помнила, но этого было мало. Ни номера квартиры, ни этажа, ни даже подъезда в памяти не сохранилось. А это здание такое огромное! Не бегать же по всем подъездам, учиняя допрос консьержкам!.. Тем более что даже неизвестно, о ком расспрашивать. Что это за имя – Фреда? Альфреда? Фредерика? А может, это и не имя вовсе, а прозвище, ник, как сейчас называется… На самом деле таинственную незнакомку могли звать как угодно.
Навести справки в салоне «Галакси»? Но вряд ли в таком месте будут раздавать телефоны клиентов, даже за очень приличное вознаграждение. Тем более что они могут его просто не знать. Сама Карина, например, не знала координат никого из клиентов своего салона, исключая разве что собственных подруг.
Вернувшийся из супермаркета Макс застал свою хозяйку в отчаянных рыданиях. Подобные сцены были для него в новинку, но он не подал вида. Налил ей коньяк, заварил крепкого чая.
– Макс, – Карина понемногу приходила в себя, – ты бы мог умереть от любви?
Максим посмотрел на нее долгим-долгим взглядом:
– А я и умру от любви…
От этих слов и особенно от его тяжелого стеклянного взгляда Карине стало не по себе.
– А знаешь что… Достань-ка мне травки. Немного. Сможешь?
Максим хмыкнул и полез в карман куртки.
После сигареты стало несколько полегче.
Когда дверь за молчаливым охранником закрылась, Карина подвела итоги дня: ее тело хранило память о прикосновениях Фреды, и это заставляло ее страдать. С этим надо было что-то делать. Может, попробовать переключиться? Она решила пустить в ход тяжелую артиллерию. Достала телефонную книжку, перелистала страницы, отыскивая мужские имена. Сердцеедкой она никогда не была, но знакомые мужского пола, в том числе и близкие знакомые, у нее имелись – и до замужества, и во время.
Подумав, Карина остановила свой выбор на парне, с которым встречалась сразу после института. В их кругах он считался прекрасным любовником, правда, Карина никогда особенно не умела этого оценить… Но до сих пор одни воспоминания о Никите рождали у Карины целый ворох эмоций. После того как она вышла замуж, они перестали встречаться, но она часто вспоминала минуты, проведенные вместе. Он тоже тяжело переживал расставание и даже, как она слышала, женился исключительно назло ей.
Густой мужской баритон откликнулся через пару гудков:
– Слушаю вас!
Она томно проворковала:
– Привет, Никита! Помнишь меня? Это Карина.
Никита здорово удивился, но на предложение встретиться ответил горячим согласием.
Они встретились через три часа, у метро, у Никиты, на удивление, не было никаких неотложных дел. Он торжественно вручил ей большой букет роз, видимо, купленных тут же, в ближайшем ларьке, отчего она сразу почувствовала неловкость и досаду.
«Теперь мне его всю дорогу с собой таскать», – подумала она.
– Давай пройдемся, – предложила Карина, – а то все в машине да в машине и в офисе, уже и света белого не видим.
Они пошли по бульвару. И говорили все о каких-то пустяках, вспоминали прошлое и все не могли перейти к главному.
– А я так и не верю, что ты позвонила все-таки, Каринка! – наконец проговорил Никита.
– Как жизнь семейная? – осведомилась она.
– Да нормально, жена недавно на новую работу перешла.
– А детей заводить не надумали?
Она что-то говорила, а сама в это время прислушивалась к тому, что творилось у нее внутри. Ничего. Ничего нигде не екнуло. Сердце не ухало, не срывалось вниз, как раньше, а спокойно и ровно билось там, где ему положено. Даже ладони не потели.
– Детей, честно говоря, я уже хочу. Но жена пока сомневается, она на работе на хорошем счету, обидно сейчас уходить в декрет…
Она украдкой посмотрела на него. Точеное лицо, раньше ослеплявшее своим совершенством, спокойно и отстраненно. Морщинки уже появляются. И постарел, и живот появляется, это заметно. Да, не Ален Делон уже. Современная жизнь никого не щадит. В погоне за благополучием и не такие ломаются.
Он вдруг внезапно остановился и взял ее за руку.
– Какая-то ты чужая, что ли… Как живешь?
– Да ничего интересного, – она усмехнулась. – Была замужем, развелась.
– А чего развелась?
– Не сошлись характерами.
– Ты такая красивая, одета как с иголочки, – произнес он. – Часы дорогие, кольца, медальон…
Она прямо чувствовала, что он мысленно примеривает, как ее драгоценности смотрелись бы на его жене.
– А чем занимаешься? – Никита продолжал расспросы.
– У меня свой бизнес.
Он присвистнул, взглянул на нее как-то по-новому, оценивающе, завистливо.
«Не иначе думает, почему одним все, а другим ничего, – усмехнулась она про себя. – Он-то тоже свой кусок откусил, но далеко не такой жирный. Наверняка какой-нибудь менеджер среднего звена, не акула, просто рыбешка…»
– Что за бизнес? – он попытался изобразить равнодушие.
– Да обычный женский бизнес, салон красоты. Правда, один из лучших в Москве, – она не смогла удержаться от хвастовства.
И увидела, как расширились и потемнели его глаза. Он явно растерялся.
– Ну что? Пошли? – предложила она.
Он кивнул слишком поспешно.
«Зачем он пришел? – мелькнуло в ее голове. – Что его заставило? Наверное, просто любопытство…»
Конечно, когда она предложила поехать в гостиницу, он согласился. Но, лежа с ним в постели, она лишь смотрела на потолок и ждала, когда же наконец все кончится. Еще до того, как они разделись, Карина четко осознала, что не хочет этого. И так все понятно. Она еще раз прислушалась к себе. Она не чувствовала больше ничего. Совсем.
– Слушай, – проговорила она, как только Никита, тяжело переводя дыхание, откинулся на подушку, – ты извини меня, правда. Не знаю, что на меня нашло. Не надо было нам ворошить прошлое, его назад не вернешь. А ты хороший.
Он удивленно посмотрел на нее, не веря своим ушам.
– Это ты мне говоришь, что я хороший? Это ты за мной бегала сначала, помнишь? А теперь утешаешь? – Он выглядел разозленным, хотя ей показалось, что в глубине души он тоже почувствовал облегчение.
– Просто я люблю другого человека.
– Да люби себе на здоровье! – он наконец рассердился. – Я, что ли, тебе звонил? Пожалел тебя, дуру.
Она не к месту улыбнулась.
– Прости. Что побеспокоила, и вообще… Просто из всех мужчин ты всегда был самым желанным для меня. Мне нужно было кое-что проверить. Не получилось. Не сердись на меня. А цветы жене подари. Пока. – И быстро, пока он не успел опомниться, она чмокнула его в щеку, подхватила свою одежду и побежала в ванную.
Оказавшись дома, Карина подмигнула своему отражению в зеркале:
– Ну что ж, подруга… Значит, твоя жизнь изменилась круче, чем ты предполагала.
* * *
Однажды пасмурным ноябрьским днем Крутилин торопливо отпирал своим ключом дверь однокомнатной хрущевки, бывшей когда-то и его квартирой. Сколько раз он предлагал переселить маму в комфортабельное жилье, чтобы она не гнула спину, таская тяжелые сумки на четвертый этаж без лифта. И соседи тут тоже неблагополучные. Не ровен час, кто нападет или просто испугает пожилого человека, а много ли ей надо? Но мама раз за разом твердо отказывалась, мол, нечего уже менять, доживет свой век тут.
«Привыкла я тут жить и не хочу на старости лет к новому привыкать. Что мне твои хоромы, если все чужое будет? А тут у меня знакомых полно, и магазины все знаю, и роднее тут как-то», – говорила Галина Евгеньевна.
Со временем он оставил свои попытки, только неодобрительно бурчал, когда у мамы в очередной раз протекал кран, что, живи она в хорошем доме, такой проблемы просто бы не возникло, но безропотно вызывал сантехника.
И вот дождались – сердечный приступ. Дом, конечно, тут ни при чем, возраст, да и здоровье подорвано. Мама позвонила в разгар рабочего дня, сказала тихим спокойным голосом, что у нее был приступ. Лохнесс вспомнил, сколько раз до этого откладывал поездку к маме из-за каких-то срочных неотложных дел, закрученный этой суматошной жизнью, не успевал остановиться и отдышаться, и сейчас проворонил приступ матери.
«Ты, Крутилин, самая настоящая скотина и сволочь», – подумал он отстраненно. Отменил все встречи и помчался в Царицыно.
Марину он с собой не взял, не хотел, да и дело это его личное. Она не особо и рвалась – кому охота за больным человеком ухаживать, потом еще обяжут постоянно ездить. Как-то они не особо с его матерью поладили, хотя никакой антипатии обе не проявляли, скорее холодную вежливость. Когда мама звонила на домашний телефон, Лохнесс сразу догадывался, что это она, таким сдержанным становился голос Марины. Жена старалась свести обмен светскими любезностями к минимуму и поскорее передать трубку ему. Но Евгений решил для себя, что это все же лучше, чем открытая неприязнь, которая установилась между мамой и Кариной. После свадьбы они старались вообще не встречаться. Всегда такая деликатная Галина Евгеньевна тут проявила недюжинную волю и упорство и никак не хотела сдавать позиции. Только когда Женя расстался с Кариной, она вздохнула с облегчением.
Про Марину мама ничего не говорила, ни плохого, ни хорошего, и Крутилин этим удовлетворился, невесело подумав про себя, что намечается хоть какой-то прогресс.
Войдя в квартиру, он чуть не разрыдался. Мама лежала такая маленькая и беспомощная, доверху укутанная одеялом, на тумбочке у кровати ампулы, одуряюще пахло лекарствами и чем-то еще неприятным, так, как иногда пахнет в больницах.
– Женечка, проходи, – попросила она слабым голосом. Он рванулся к ней с порога не раздеваясь, стиснул в объятьях и долго так держал, не выпуская. Слезы катились у него по щекам, и он боялся, что если повернется, то она увидит их. Но она и так догадалась.
– Сыночек, ты чего разнюнился, все будет хорошо. Знаешь, сколько инфарктов человек может пережить? – сказала она и вытерла слезы у него со щек. – Ты уже взрослый мальчик, чего испугался?
– Да, мам, не обращай внимания, нервы сдают. Что сказал врач?
– Что сказал? Что они говорят в таких случаях? Лежать, не вставать минимум еще две недели, могут быть осложнения… Но ты не переживай, я тебе обузой не буду. Альбина уже позвонила в собес, договорилась, чтобы ко мне ходили два раза в неделю, носили продукты.
– Не говори ерунды! – возмутился Лохнесс. – Сегодня же позвоню, нормальных врачей вызову, пусть посмотрят. Сиделку хорошую найдем… А чуть что понадобится – звони мне, я тебе все пришлю с водителем.
– Ничего не надо, – Галина Евгеньевна сердито посмотрела на сына. – Меня уже осмотрели врачи со «Скорой», этого хватит. И не надо никого дергать лишний раз. Я против, а то рассержусь. А мне волноваться нельзя.
– Ну как хочешь, – неуверенно сдался он. – Я сегодня с тобой останусь, ладно, мам?
– А как же Марина?
– Я ее предупрежу.
– А вдруг она… Вдруг не поверит, ревновать будет? Хочешь, я сама с ней поговорю?
– Мама, ты можешь хотя бы сейчас перестать думать только о других? Хватит уже! Хоть сейчас подумай о себе!
– Ну только при одном условии, – слабо улыбнулась мама. – Если ты сейчас пойдешь на кухню, заваришь чаю и сделаешь себе бутерброд. А то я тебя так сдернула, ты, наверное, даже пообедать не успел…
Он сделал все, что она сказала, и, вернувшись в комнату, устроился на кресле рядом с маминой постелью. Вскоре Галина Евгеньевна тихонько уснула, и он отчего-то подумал, что скоро потеряет ее навсегда. И ничего нельзя будет уже сделать, сказать; все то, что бесконечно откладывалось, нужно говорить и делать сейчас.
Он долго сидел так, глядя в пустоту, полностью погрузившись в воспоминания о своем детстве, как вдруг заметил, что за окном стемнело, а мама уже проснулась и смотрит прямо на него.
– Как я жалею, что не родила тебе брата или сестру, – прошептала она неожиданно. – Вы бы любили и оберегали друг друга, когда я уйду. А так ты ведь совсем один останешься…
Такой печальной он никогда ее не видел.
– Не говори ерунды. Никуда ты не уйдешь. А если и уйдешь, то это будет так не скоро, что совсем не имеет значения, – демонстративно бодрым голосом отвечал Женя. – Ты ведь у меня еще молодая совсем.
Весь вечер он провел у ее кровати, держал за руку, рассказывал какие-то истории, чтобы ее отвлечь, а сам ни на минуту не переставал думать о том, столько же времени упущено, его уже никак не вернуть…
Вдруг Галина Евгеньевна сжала его руку. Ладонь ее была очень горячей, а пожатие – неожиданно сильным.
– Хочешь, я расскажу тебе о твоем отце? – тихо спросила она.
Женя только кивнул. Он хотел этого всю жизнь, сколько себя помнил. Но до последнего времени мама упорно не говорила на эту тему.
* * *
Галя встретила его на танцах в военном училище, куда ходили все девушки из их пединститута. Поначалу ее смущала некоторая откровенность и неприкрытость мотивов таких походов: они ищут тут мужей, и все это прекрасно понимают.
Когда Галя одевалась в гардеробе, ей всегда казалось, что тетки, выдающие пальто, глядят на них с пренебрежительной усмешкой.
– Не обращай внимания! – учила подруга Альбина. – Относись ко всему как к закономерному явлению. Еще воспитанницы института благородных девиц ходили на балы к юнкерам. И это всеми поощрялось. И потом – где нам еще знакомиться, как не здесь. В нашем вузе мальчишек – раз, два и обчелся. И все уже разобраны.
В тот раз они, как всегда, пришли заранее. Альбина высокомерно выпрямила спину и свысока оглядывала контингент кавалеров, всем видом показывая, что она птица высокого полета и снизойдет только до самых лучших. Галя, наоборот, уселась на скамейку в углу. Она была из тех девушек, которые однажды раз и навсегда уверились в своей непривлекательности и с тех пор не собирались ничего менять. Танцевать ее приглашали нечасто, большую часть вечеринки она проводила у стены, наблюдая за собравшимися. И только улыбалась, когда Альбина в очередной раз повторяла свою любимую поговорку: «Люди делятся на тех, кто ходит по улицам, и тех, кто сидит у окна и смотрит, кто пошел, куда и с кем».
Народу в зале уже было предостаточно. Первая красавица их потока, Надя Вострякова, флиртовала с высоким чернявым атлетом в сильно расклешенных брюках. Атлет вроде бы привлек внимание Гали, но заглядываться на чужого парня было некрасиво, к тому же в случае с Востряковой – бесперспективно. Надя слыла не только самой эффектной, но и самой стервозной девушкой потока, поэтому даже мечтать отбить у нее парня было странно. Родители Нади, высокопоставленные чиновники, как только могли баловали единственную дочь и одевали как куколку. Сегодня Вострякова была в легком, почти прозрачном белом платье, Галя такие только в кино видела. И на фоне Нади чувствовала себя замарашкой, несмотря на одолженную у соседки кримпленовую юбку.
Галя пошла в пединститут не по велению души, а просто потому, что особенных склонностей у нее ни к чему не было. А быть учительницей не так уж и плохо, детей она всегда любила. Кроме того, работа педагога – это всегда хоть и небольшой, но стабильный кусок хлеба. Так они рассудили с мамой, скромной библиотекаршей. Отца к тому времени уже не было на свете, дали знать о себе ранения, полученные на войне.
Так Галя со своими школьными четверками тихо поступила в педагогический имени Крупской и стала учиться на непрестижном факультете, где готовили преподавателей труда. А поскольку Галя была родом из Зарайска, откуда до Москвы на электричке не наездишься, то ей предоставили место в общежитии. Соседкой по комнате оказалась девушка из Можайска, Альбина, с которой они быстро подружились. Сидели рядом на лекциях, обменивались конспектами, а на четвертом курсе решили вместе ходить на танцы.
Вечер начался. Зазвучали «Амурские волны», закружились по залу две-три пары. Пока, как это обычно происходит вначале, танцующих было немного. Большинство собравшихся разбились на маленькие кучки и с интересом переглядывались. Хотя тут многие и знали друг друга, но все равно каждый раз приходил кто-то новенький, это всегда было любопытно.
Альбина наклонилась к Галиному уху и жарко зашептала:
– Гляди, Авдеев пришел… Вон, видишь, коренастый такой, в яркой рубашке? Говорят, он фарцовщик… Так вот, с ним теперь Олька Петрова встречается. И он ее уже того…
– Как это – «того»? – покраснела Галя.
– Ну, они пока только обнимались, – торопливо пояснила Альбина, – но он уже намекает, что неплохо бы… ну ты понимаешь…
Галя пригнула голову, слушая историю про Ольку и Авдеева, а сама зорко, но незаметно поглядывала по сторонам. Потом вдруг с неудовольствием поймала себя на том, что ищет глазами брюнета Востряковой.
Тем временем движение на танцплощадке уже оживилось, туда стекались самые уверенные в себе или просто отчаянные пары.
Осторожно, по стеночке, к ним приблизился первый нескладный кавалер, откашлялся и буркнул Гале:
– Пошли танцевать?
Та ухмыльнулась, церемонно подала ему руку и поднялась. Они отплясывали под какую-то озорную зарубежную мелодию, и вдруг Галя снова увидела брюнета и Надьку. Увидела и на сей раз не смогла отвести глаз, как ни хотела. Каждый раз, когда две пары оказывались рядом, Галя исподтишка их изучала. Вострякова обдавала ее запахом своих терпких духов, а ее спутник смотрел на свою партнершу восторженным взглядом и сжимал в руках как какую-то драгоценность.
«Они влюблены друг в друга. С другой стороны, чего не влюбиться, когда ее папа завотделом райкома», – с грустью подумала Галя. После танца, холодно попрощавшись с кавалером, она вернулась к своему месту. Ей вдруг захотелось уйти, музыка и веселье больше не радовали. Бросив растерянную и ничего не понимающую Альбину, девушка просто сбежала.
Но это не помогло. Мысли о брюнете не шли из головы, его образ, как нарочно, буквально преследовал ее.
«Не надо было ходить на эти дурацкие танцы, – с досадой ругала себя Галя. – Жила бы сейчас спокойно и не мучилась».
С Надеждой она не дружила, но о том, что у Востряковой начался бурный роман, шептался весь курс. Говорили, что Надя и ее избранник безумно любят друг друга, но что-то им мешает. Что именно – никто толком не знал. Одни считали, что все дело в отце Нади, которому не понравился дочкин кавалер, другие говорили, что все наоборот – это его родители настроены против избалованной и капризной Востряковой.
Галя мучилась всю неделю, почти перестала есть, ничего не говорила Альбине, которая, впрочем, сама заметила перемены с подругой, но деликатно молчала.
В следующую субботу они снова отправились в училище. Галя, бледная и прямая как доска, быстро высмотрела его в толпе. А Востряковой… Востряковой не было.
«Это мой шанс! – поняла девушка. – И если я его упущу, то никогда не прощу себе этого!»
Впервые в жизни она решилась на столь отчаянный поступок.
В этот вечер ее приглашали наперебой, чего никогда раньше не случалось, но Галя всем отказывала.
Наконец произошло то, чего она так ждала, – объявили белый танец.
Вострякова так и не появилась.
Сгорая от стыда, на подгибающихся ногах девушка двинулась через зал. Ей казалось, что все до единого присутствующие смотрят только на нее.
Наконец она приблизилась к сидевшему на стуле брюнету. Тот удивленно взглянул на нее.
– Можно тебя пригласить? – прошептала Галя.
Он, видимо, не понял, чего она хочет, и переспросил:
– Что-что?
– Сейчас белый танец, – заплетающимся языком пролепетала девушка.
– А… Да, конечно, пойдем, – он чуть замешкался, потом взял ее под руку и повел в центр зала. От него приятно пахло одеколоном, и он замечательно двигался – это все, что смогла запомнить ошалевшая от впечатлений Галя. Они о чем-то говорили, в основном он спрашивал, она вроде бы отвечала – но все было как во сне.
– Спасибо за приглашение, – он галантно и чуть шутливо поклонился ей после танца и отвел к Альбине.
– Ну ты даешь, тихоня! И как? – подруга сгорала от любопытства.
– Ах, Алька, я летала как на крыльях, – только и смогла ответить Галя. Она была уверена, что этим единственным танцем все и закончится. Но вдруг, когда зазвучал следующий медляк, увидела, что брюнет движется в их сторону.
«Этого не может быть, он идет не ко мне», – уговаривала она себя. Но он подошел к ней, и Галя удивилась, как ее сердце от счастья не выпрыгнуло из груди…
После танцев он проводил ее домой под завистливым взглядом Альбины. С этого момента они стали встречаться, ходили гулять или в кино. Брюнет, его звали Юрой, оказался сыном известного врача, профессора медицины. Родители надеялись, что он продолжит династию, но сын пошел по другой, военной части.
А про Вострякову Галя никогда не спрашивала, боясь услышать неприятный ответ. Пусть уж все идет как идет!
Однажды после прогулки в Парке культуры он проводил Галю до общаги и невзначай, как о чем-то само собой разумеющемся и малозначительном, спросил:
– К тебе можно?
– Конечно, – отвечала девушка. Вообще-то ребят в женское общежитие не пускали, но этот запрет никого не останавливал. Не так уж трудно забраться по пожарной лестнице в окно туалета на втором этаже.
Галя была уверена, что Альбина дома, но той не оказалось. На столе лежала записка: «Ушла в кино».
– В «Зарядье» на девять часов, – проявил неожиданную осведомленность Юра. – С Сашкой Семеновым, это мой сокурсник.
Галя немного растерялась. Было только без двадцати восемь, а вернуться подруга должна была, получается, не раньше одиннадцати.
– Странно, я спрашивала, она говорила, что будет к семинару готовиться, – смущенно забормотала девушка, осознав, что впервые остается с возлюбленным наедине.
И вот они уже сидят на ее кровати, он залезает ей рукой под блузку, и ее сердце бьется так бешено от страха и от восторга, что ей даже чуть стыдно, что он это заметит. «Правильно ли я поступаю?» – проносится последняя мысль в ее голове, но через секунду от нее уже не остается и следа.
А потом пришло лето. Близилась сессия, началась суматоха последних дней перед экзаменом, судорожный поиск конспектов и книг, не сданные вовремя зачеты…
Юра куда-то пропал, но у Гали даже не было времени думать об этом, она запустила учебу и теперь старательно наверстывала потерянное. Наступила уже и зачетная неделя, и хотя, несмотря на учебный переполох, ее все чаще и чаще посещали мысли о Юре, она старалась их отгонять и успокаивала себя тем, что он тоже готовится к экзаменам и не может отвлекаться.
А потом он вдруг снова появился, и все ее дурные мысли забылись как страшный сон.
Первый экзамен в ту сессию – методологию – Галя сдала на «отлично». Выйдя из аудитории, зашла в туалет на том же этаже и еще из-за двери услышала чьи-то рыдания. Внутри, согнувшись над раковиной и размазывая по лицу обильную косметику, горько плакала Надя Вострякова.
Галя раздумывала некоторое время, стоит ли тревожить девушку, но потом, решившись, все же тронула ту за плечо и спросила:
– Надя, что случилось?
– Ты? – Вострякова, увидев ее, тут же отпрянула с брезгливостью и одернула рукав. – Не трогай меня, не смей прикасаться, тварь, тварь!
И снова зашлась в рыданиях. Галя испуганно покосилась на дверь туалета и медленно проговорила:
– Ты в своем уме?
– Это все из-за тебя, паскуда, из-за тебя! – Вострякова, видимо, совсем уже перестав себя контролировать, рванулась к Гале и, схватив ее за волосы, потащила к стене.
Галя беспомощно молотила руками по воздуху, пытаясь освободиться, но это никак не получилось. От природы она не была сильной, а Вострякову, видимо, подогревала ярость, и, прежде чем подоспели сбежавшиеся на крик студентки, она успела несколько раз ударить Галю и расцарапать ей лицо. Наконец Вострякову оттащили, и она стремглав бросилась вон, ревя в полный голос.
Галя подошла к раковине и начала умываться, когда услышала за своей спиной тихий, но отчетливый шепот:
– Да ее парень бросил, они пожениться собирались, она из-за него с родителями поссорилась, а сегодня еще и двойку получила. Так можно и из института вылететь. А эта как раз ее парня и увела…
Галя закрыла кран и быстро вышла из туалета, ни на кого не глядя. В институтском дворике она присела на скамейку и попыталась переварить услышанное.
Разве она сделала что-то плохое? Она просто боролась за свою любовь и этим себя оправдывала… Но смотреть на муки Востряковой тоже было тяжело.
Девушка решила, что необходимо поговорить с Юрой, развеять все сомнения. Зайдя в ближайший телефон-автомат, бросила в прорезь две копейки и набрала его домашний номер.
– Алло, – раздался красивый низкий женский голос.
– Можно Юру?
– Можно, – с небольшой паузой ответили ей. Раздался шорох, очевидно, трубку положили на столик. Спустя некоторое время она услышала веселый голос Юры.
– Это Галя. Мы можем с тобой увидеться?
– Галя? – Юра как будто удивился.
– Ну да, мы не могли бы встретиться с тобой? Я бы хотела поговорить.
– Слушай, я сегодня экзамен завалил, нужно готовиться к пересдаче. Это может потерпеть?
– Думаю, нет, – Галя думала, обидеться ей или нет, и решила все-таки не обижаться.
Юра замешкался, потом нехотя сообщил, что хорошо, он придет, но не раньше чем в шесть часов. Встретиться договорились у памятника Пушкину. Юра опоздал на сорок минут, а к вечеру похолодало, и Галя, ожидая его, жутко продрогла.
Она хотела рассказать про сегодняшний случай, спросить, что произошло между Кириллом и Востряковой, но он не дал ей и рта раскрыть.
– Слушай, тут такая лафа подвалила! У другана моего вся семья на дачу свалила, квартира пустует, он мне ключи дал. Двинули туда скорее!
И она пошла с ним, забыв обо всем.
Они встречались еще несколько раз, все на той же квартире друга. Галя уже наперед знала, что там будет, как бессловесно и торопливо пролетит время и как быстро он исчезнет, небрежно чмокнув ее в щеку напоследок. Ей очень хотелось сказать, крикнуть ему в лицо, что так нельзя, не по-людски, но она не решалась.
– Он просто искал легкой добычи, – возмущалась Альбина, смоля в форточку тайком от коменданта общежития. – Вот ты ему и подвернулась, на все согласная. Помяни мое слово, ни к чему это не приведет. Поматросит и бросит. На фиг ему такая невеста нужна, без роду без племени? Вон он даже Надьку бросил, а у нее папа шишка! А ты, дурочка, влюбилась…
Но Галя ничего не хотела ни слушать, ни видеть. Начались каникулы, он уехал с родителями на море, она – домой в Зарайск. И именно там сделала неприятное открытие, что месячных у нее нет. Сначала решила, что это временный сбой, у нее такое раньше иногда случалось. Но ни в августе, ни в сентябре ничего не изменилось.
– Допрыгалась, дуреха, – резюмировала Альбина. – Давай срочно звони ему.
– Да может, обойдется?
– Не смеши меня! На, держи две копейки.
На встречу он пришел необычно хмурый, выглядел повзрослевшим и каким-то чужим. Не поцеловал ее, не обнял и как будто нарочно держался отчужденно.
Она присела на скамейку у общежития, зябко кутаясь в шерстяную кофту.
– Слушай, мне тебе кое-что сказать надо, – нехотя проговорил Юра.
– Мне тоже, – одеревенелыми то ли от холода, то ли от ужаса губами ответила она, хотя вдруг поняла все и сразу, в ту же минуту.
Его, казалось, терзали какие-то сомнения, он присел рядом и неуверенно сказал:
– Давай сначала ты говори.
– Я беременна, – произнесла Галя и почувствовала, что летит в пропасть.
– Да… Во дела, – он выглядел совсем растерянным. – А я женюсь… Это окончательное решение. Ты прости меня… Давай подумаем, что теперь делать… с ребенком.
– Тебе ничего, это будет мой ребенок. – Она встала и ушла. Он не догонял ее.
А потом была бессонная ночь, половину которой она горько проплакала на плече у Альбины, а вторую, вытерев слезы, обсуждала вместе с ней, что делать дальше. Ребенка Галя решила оставить.
По счастью, они были уже на последнем курсе. А это давало возможность не бросать учебу. Можно было даже попробовать не брать академический отпуск и досрочно защитить диплом.
За эти девять месяцев Галя изменилась так сильно, что если бы ей рассказали об этом год назад – не поверила бы. Она вообще не думала, что способна быть совершенно другим человеком. С глаз вдруг спала пелена, по крайней мере, та часть Гали, которая считала Юру чем-то вроде небесного существа, явно исчезла.
Мысли приняли практическое направление, до этого витавшая в облаках и при возможности не опускавшаяся на землю беззаботная девушка занялась конкретными земными вопросами. Галя стала находить в этом даже какую-то простую радость: решать, где будет жить ребенок, что он будет есть и что будет есть его мать. Отвлеченные мысли о другом мужчине в ее жизни и справедливости общего устройства мира Галя отложила на потом, как несущественные и второстепенные.
Главным сделался ребенок, он стал целью, смыслом, силой и слабостью, делая ее и уязвимой и сильной одновременно.
Мама, узнав новость, очень огорчилась и много плакала. Зарайск хоть и находится недалеко от Москвы, но все же провинциальный город, и рождение ребенка вне брака там осуждалось. Расстроенная мама чуть не на коленях умоляла дочь сделать аборт, но Галя была непреклонна.
Юра больше ни разу не объявился, видимо, он сразу вырвал ее из своей жизни, и Галя сочла, что так даже лучше – ни мук, ни сомнений. Она успела досрочно сдать диплом, чему была очень рада: последние месяцы беременности проходили тяжело, она почти каждый день ходила в больницу, один раз лежала на сохранении. Бесконечные анализы, уколы, постельный режим сильно утомили. Она крепилась, уговаривала себя, что терпит не для себя, а для будущего сына или дочки, и в сердце закипала радость.
Схватки начались неожиданно, за две недели до намеченного срока, когда Галя и Альбина пили чай. Девушку внезапно скрутила боль, она побледнела, выронила чашку и прохрипела:
– Звони!
– Ку-ку-да? – залепетала Альбина. Она вдруг растерялась, ее обычная уверенность и находчивость куда-то пропали.
– В «Скорую» звони, – простонала Галя.
В регистратуре нянечка грозно посмотрела на корчащуюся от боли Галю и строго спросила:
– А где пересдача анализов на хламидиоз?
Галя заныла и начала сползать по стенке. Альбина наконец пришла в себя и рявкнула:
– Да вы что, не видите, ей совсем плохо? Я сейчас главврача позову, жалобу на вас напишу. Нельзя же так к людям относиться!
Нянечка тяжело вздохнула и буркнула:
– Одежду сдать, сама в предродовую палату.
Галя прождала больше часа в холодном коридоре, когда о ней наконец вспомнили, отвели в какой-то кабинет, обрили тупой бритвой, отправили в душ, сделали клизму и определили в предродовую палату. За стеной раздавались крики какой-то женщины, такие страшные, что кровь стыла в жилах. Матрас на кровати оказался пропитан кровью. Но Гале уже было все равно. Она закрыла глаза и попыталась ни о чем не думать, хотя от окружающих вещей и криков хотелось выть самой. Время от времени накатывала жуткая боль, все чаще и чаще. Наконец, когда она совсем перестала уже что-нибудь соображать, ее отвезли рожать. Это продолжалось двадцать часов.
Из роддома ее никто не забирал. Альбина в тот день лежала с высокой температурой, а маме Галя решила пока ничего не сообщать. Она сама вызвала такси и из окна смотрела, как оно подъезжает, потом, тихо попрощавшись с соседками по палате и врачами, спустилась вниз, приняла из рук нянечки сверток с сыном и вышла во двор.
Сына назвала Женей, в честь отца и своего любимого певца Евгения Мартынова, и отчество ему дала папино – Александрович.
Едва закончился декретный отпуск, Галя устроилась нянечкой в ясли. За ней тут же стал ухаживать электрик, татарин Айдар. Наличие у Гали ребенка его не то что не смущало, но даже устраивало. «Значит, ты хорошая женщина, раз сыновей рожаешь!» – смеялся он.
Гале Айдар не нравился – маленький, нескладный, кривоногий, лицо плоское, глаза хитрые. Но он много помогал ей, приносил продукты, лекарства, которые часто были нужны – Женя родился слабеньким и постоянно простужался, ему требовался усиленный уход.
– Выходи за меня замуж, – постоянно твердил Айдар. Но Галя только отмахивалась, ей было не до того.
А дальше, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. У Галиного отца была тетка, одиноко жившая в Царицыне, которую девушка иногда навещала. И та, узнав о мытарствах внучатой племянницы, сама предложила молодой маме переехать к ней.
– Не на пряники зову, – сразу предупредила она. – Рак у меня нашли. Тебе придется ухаживать за мной. Но за это я вас к себе пропишу – тебя и сына.
Галя, конечно же, согласилась. И два года разрывалась между маленьким ребенком и смертельно больной старухой. Зато после ее смерти сделалась обладательницей собственной квартиры – крохотной, на окраине, в хрущевке, но собственной.
Постепенно жизнь наладилась. Галя устроилась учительницей в школу неподалеку, отрабатывала положенные часы, бежала за сыном в детсад, шла с ним гулять, потом кормила его и укладывала спать, а сама занималась домашними делами. Сил часто не было, но сын придавал ей уверенность.
Женя подрастал, жизнь с каждым годом становилась чуть полегче. Особенно когда Галина Евгеньевна решилась подрабатывать шитьем. Экстравагантных модных нарядов она делать не умела, но клиентки – женщины средних лет и старше – оставались вполне довольны простыми платьями и юбками.
Какая-то часть души Галины все еще ждала Юру, не могла его забыть, но разумом женщина понимала, что это напрасные надежды. Со временем исчезли и они. Тем более что она знала – Юры нет в Москве, он служит где-то за границей, то ли в ГДР, то ли в Чехословакии.
Как-то вечером, когда сын был уже во втором классе, в квартире раздался телефонный звонок. К телефону подбежал Женька и через пару секунд крикнул: «Мам, тебя дядя какой-то».
– Кто это может быть? – Она недоуменно пожала плечами, приложила трубку к уху и провалилась в какую-то ужасающую пустоту, но по молчанию и тяжелому дыханию в трубке вдруг поняла, кто звонит. Ноги моментально стали ватными.
– Привет. Узнала? – раздался наконец усталый, чужой и хриплый голос. – Галька?
Она не отвечала, он уже подумал, что на линии помехи, такой мертвой была тишина, потом неожиданно ответила.
– Как ты меня нашел? – спросила помертвевшими губами.
– Значит, узнала! После стольких лет, – обрадовался Юра. – Слушай, мне нужно встретиться с тобой, – затараторил он, боясь, что она сейчас отключится.
– Как ты меня нашел? – упрямо повторила Галя.
– Трудно, что ли? Разыскал Альбинку через Сашку Семенова, она и дала твой номер.
– А ты что, в Москве?
– Да вот, приехал…
– А, – протянула Галя. И замолчала.
– Мне правда надо тебя увидеть.
Она все молчала, но и трубку не вешала.
– Я тут в гостинице «Украина» остановился. Номер пятнадцать тридцать четыре. Слушай, приходи, а? – продолжал уговаривать Юра. – Просто поговорим. Я очень буду тебя ждать.
– А что ж ты не домой поехал? – удивилась она.
– Ну, там сестра с мужем живет, у них ребенок маленький… Не хотел стеснять.
Всю ночь она промучилась сомнениями, наутро встала с тяжелой головой, еще более тяжелым сердцем и уверенностью, что никуда не пойдет. Женька озабоченно поглядел на мать и спросил, что случилось, не заболела ли она.
– Ничего, милый, ничего, – она погладила его по вихрастой голове и украдкой смахнула выступившую слезу. – Я здорова.
Утром снова звонил телефон, но она не взяла трубку.
В тот день у нее было всего четыре урока, а у сына, наоборот, еще занятия в кружке. В такие дни Галина Евгеньевна всегда торопилась домой, чтобы успеть зайти в магазин, постирать или убраться до прихода Жени, но сегодня ноги сами понесли ее в противоположную от дома сторону, к автобусной остановке. Взглянув на часы, она решилась и отправилась на Кутузовский проспект.
Юра, увидев ее, жутко обрадовался, наскоро обнял ее, усадил в кресло и все забрасывал вопросами, а она сидела ошарашенная, не могла ничего толком сказать и вообще не понимала, как и зачем сюда приехала.
– Как сын? Ты скажи прежде всего, как он поживает? Я ведь спрашивал потом у Альбины, как ты, а она со мной разговаривать не хотела… Только сейчас еле-еле уговорил твой номер дать. Ты уж ее очень не ругай, я на нее так насел, тут никто бы не выдержал, – он криво улыбнулся.
«Он какой-то потертый стал, что ли… – отметила про себя Галя. – Лысеет… И потолстел, вон пузо какое…»
– Сын хорошо, во втором классе учится, в шахматном кружке занимается. А как у тебя? Дети есть? – выдавила она наконец.
– Да вот жизнь так сложилась… Я женат, а детей нет. Она дочь генерала, у нас и квартира хорошая, и машину купили. Я теперь при штабе, подполковника дали. Словом, налицо все внешние признаки благополучной жизни, – горько усмехнулся он.
– А ко мне чего пришел?
– Хотел про сына спросить, я же сказал.
– Теперь уже поздно спрашивать.
– Я могу его увидеть?
– Нет, – быстро ответила она. – Ни к чему это. Нечего ребенка травмировать. Ты опять уедешь – а что мне ему говорить?
– А что ты ему вообще сказала?
– Ничего. Но когда он повзрослеет, я обязательно придумаю что-нибудь убедительное.
Он грустно кивнул.
– Ну, ты права, наверное… Так будет лучше и справедливее. И впрямь, чего мальчишке жизнь портить. Так уж сложилось, ничего назад не вернуть. Вот если б можно было, я бы, конечно, иначе поступил.
– Что, женился бы? – с вызовом спросила Галя.
Он отвел глаза в сторону:
– А чем черт не шутит, может, и с тобой бы остался. Испугался я тогда сильно, признаю, испугался как никогда в жизни. Ну, и заплатил за свою ошибку. Это факт, и я не хочу ничего менять. Просто я хотел бы не терять с вами связь, я же немногого прошу? Ну, пусть я не смогу видеться с сыном, могу я хоть звонить узнавать, как у него дела? Он же мой сын!
Галя судорожно пыталась убедить себя, что ее больше не волнует этот обрюзгший функционер. И с болью понимала, что все осталось по-прежнему. Она все еще любит его – несмотря на живот и начавшие редеть волосы. И это открытие доставило ей еще большие страдания, потому что походило на какую-то издевательскую гримасу судьбы. Зачем он разыскал ее? Чтобы сообщить, что женат на генеральской дочке и не собирается разводиться?
– Галь, а у тебя есть кто-нибудь? – вдруг спросил он, и она вспылила.
– Тебя это не касается! – произнесла с вызовом. – Прощай, мне пора. И не звони нам больше.
Встала и вышла из номера.
Больше они с Юрием никогда не виделись.
Зато с Женькой были большими приятелями. Пока он был маленьким, она была для него самым лучшим советчиком, о таком друге, искреннем, добром, неунывающем, можно только мечтать. Она никогда не жаловалась, весело и легко, как ему казалось, растила своего единственного сына.
Когда Лохнесс болел, она часами не отходила от его кровати, искала по городу дефицитные лекарства, обегая все аптеки, самозабвенно ухаживала за ним. Когда ему грозила опасность, она, обычно такая хрупкая и беззащитная, бросалась на его защиту, о чем бы ни шла речь – о стае мальчишек или о злобной тетке, которая делала ему замечание на улице.
Они читали вместе книги, разговаривали на все темы и почти все ее свободное время проводили вместе.
Об отце она говорила всегда только хорошо. На вопрос сына, почему у всех есть папы, а у него нет, отвечала весело:
– Папы есть у всех, даже у тех, у кого их нет. Маленькие мальчики и девочки никогда не появятся на свет, если у них не будет папы и мамы. А папа еще вернется, мы подождем немножко, и он вернется.
Она ждала его всю жизнь. Но он больше никогда не появлялся.
* * *
Мама давно закончила свой рассказ, а Евгений все еще сидел молча, боясь пошевельнуться. В комнате было душновато, но он не решился открыть форточку, опасаясь простудить больную.
Потом встал, подошел к ней, обнял и прошептал:
– Я очень люблю тебя, мамочка…
Ночью на собственной, купленной в его школьные годы тахте, которую мама никак не соглашалась выбросить, он долго не мог уснуть, все ворочался, прислушивался к ее тяжелому дыханию. Забылся сном только под утро, когда уже начало светать, и проснулся от необъяснимой тишины в комнате.
– Мама?
В ответ он ничего не услышал. Холодея от ужаса, бросился к ее кровати.
Она ушла тихо, во сне, как будто и в смерти не хотела никого потревожить. Сначала он тряс бесчувственное тело, что-то кричал, прислушивался к сердцу, потом вдруг все понял, обмяк и сел на пол рядом, держа ее в руках. Сколько времени он так просидел, он не знал. Наконец он встал и отправился искать свой мобильный телефон. Звонил из кухни, метаясь по ней – находиться в той комнате, рядом с ней, было невыносимо.
* * *
Карина включила компьютер, набрала в поисковике нужные слова. Сайтов у лесбиянок было немного, но на них активно шло общение, участницы переписывались друг с другом, назначали встречи, вели отвлеченные разговоры. Был и раздел «Знакомства», в котором ищущие себе пару размещали анкеты. Она начала просматривать анкеты, потихоньку увлеклась и написала всем девушкам, хоть чем-то похожим на Фреду.
Потом Карина с нетерпением ждала очередного письма и постоянно проверяла свой электронный ящик. Каждый раз, подходя к компьютеру, первым делом искала синий конвертик внизу экрана. В течение недели ей ответили почти все девушки, но Фреды среди них не оказалось.
Она еще более внимательно изучила анкеты, подробнее останавливаясь на тех, что были без фотографии.
И, кажется, нашла.
Эта девушка, скрывавшаяся под ником Пламень, писала рублеными фразами, коротко, лаконично, грубовато, но в рамках вежливости. Ее тексты выдавали своеобразный острый ум, язвительность и оригинальность. Кроме того, она, как и Фреда, обращалась ко всем «подруга», и это вселяло надежду. Карина предложила ей встретиться, та долго отнекивалась, ссылаясь то на одно, то на другое, но наконец согласилась.
После недели сомнений и ожиданий Карина воспряла духом. Она покрасила волосы, добавив им рыжеватый оттенок, сделала оригинальный маникюр, проехалась по бутикам и купила несколько новых вещей, не таких, как она привыкла носить, а более смелых и стильных.
Лена, так назвалась новая знакомая, предложила встретиться у одной из станций метро и дала свой номер мобильного.
В назначенное время Карина подошла к месту встречи, бросив машину в паре кварталов, остановилась напротив и стала напряженно вглядываться в толпу и особенно в останавливающиеся автомобили – не мелькнет ли среди них знакомый желто-зеленый цвет?
Прошло уже пятнадцать минут, но к ней никто не подходил. Она уже подумала, что встреча не состоится, возможно, она что-то перепутала, как вдруг ее окликнули. Карина обернулась и… Это была не Фреда.
Да, это была совсем не Фреда, а маленькая, ростом гораздо ниже среднего, полненькая белобрысая девушка. Волосы ее торчали в разные стороны неопрятными вихрами, отчего она напоминала воробья. Бесцветные серые глаза, не как у Фреды, многозначительно неопределенного цвета, а какие-то выцветшие, цепко следили за реакцией и мгновенно оценили произведенное впечатление.
– Привет! Пошли в кафе, тут рядом? – И, не оглядываясь, по-пацански положив руки в карманы и покачиваясь, точно матрос на палубе, она направилась в сторону ближайшего кафе. Карине, несмотря на ее обычную бесцеремонность, почему-то не хватило духу повернуться и уйти.
Внутри Лена быстро выбрала свободный столик, заказала дешевую пиццу, пиво и выжидающе уставилась на Карину. Разговор не особенно клеился. Причем Карина с удивлением догадалась, что она тоже Лене не понравилась.
«Пламень» залпом выпила полбокала пива и вдруг ни с того ни с сего начала рассказывать свою несчастную историю любви, которых множество у каждой лесбиянки, как позже выяснила Карина. Потом выдернула сигарету из пачки и закурила.
– Ну а ты что про себя расскажешь?
Карина в двух словах обрисовала ей ситуацию с Фредой, признавшись, что сначала приняла Лену за нее.
– Да, бабы стервы, – улыбнулась с пониманием Лена. Она как будто даже расслабилась, узнав, что не представляет для Карины интереса. – Но так ты ее не найдешь. Похоже, твоя не из тех, кто ищет пару через Интернет. Ты лучше в «Акуле» как следует поспрашивай.
– А что это такое?
– Ты что, не в теме? Ну, ты даешь! – Лена впервые за всю встречу искренне засмеялась. – Туда все наши ходят, особенно по субботам.
Карина вспомнила, что встречала это название на страницах «розовых» сайтов.
– Вообще-то «Акула» – клуб для «стрейтов», – продолжала Лена. – Но в субботу туда проходят только наши девушки. Мужиков и геев не пускают. А натуралки и сами не суются, нечего им там делать. Ну, вот там и пересечемся.
Лена записала адрес на обрывке салфетки и объяснила, как проехать. К удивлению Карины, клуб располагался не в центре, а на окраине.
Бросив взгляд на часы, Лена поднялась со стула со словами:
– Ну ладно, мне уже пора, и так опаздываю. Приятно было познакомиться. Ты пиши, может, еще чего придумаем.
Карина рассеянно кивнула, сжимая в руках салфетку, как самую дорогую в мире драгоценность.
В «Акулу» она отправилась на такси. Не хотелось, чтоб охранник Макс видел, куда она едет. Да и ее серебристая «Ауди», как она догадалась, была бы там совершенно неуместна. Интересно, если Фреда посещает такие заведения, то где оставляет свою машину и как одевается?
На сей раз Карина постаралась выглядеть попроще. Большинство столичных «розовых» не особенно состоятельные люди, и выделяться среди них она не хотела. Обычные джинсы (никто из этой публики и не догадается, что они стоят почти тысячу долларов), белая футболка, минимум косметики. Она уже заметила, что лесбиянки, в отличие от геев, не злоупотребляют косметикой.
Клуб располагался в здании бывшего то ли завода, то ли троллейбусного парка.
На крыльце две нетрезвые молоденькие девушки тискали друг друга в объятьях. Сильно пахло разлитым пивом. Карина заплатила за вход и прошла внутрь. На нее тут же обрушился оглушительный грохот музыки. Все пространство клуба было заполнено, сидели на подоконниках, стульях, за столиками, обнимались, целовались, лезли друг другу под кофточки. Многие были пьяны, почти перед каждой стоял пластиковый стакан с пивом. Девушки делились на две явные группы: одни внешне похожие на парней, в мешковатой одежде, рубашках навыпуск, сутулые, коротко стриженные, без грамма косметики на лице, другие обычные, в юбках и косметике. Были и такие, которые как будто застыли в переходной стадии между этими двумя имиджами.
В зале, куда сначала попала Карина, располагался бильярд, бар, игровые автоматы. Перед туалетом выстроилась длинная очередь. Следующее помещение, отгороженное бамбуковой занавеской, оказалось танцполом, туда постоянно входили и выходили. Карина подошла к бару:
– Что у вас есть из напитков?
Брюнетка лет тридцати пяти с короткими волосами иссиня-белого цвета насмешливо произнесла:
– Пиво есть.
– А что еще? Кроме пива?
– В первый раз, что ли?
Карина кивнула.
– Могу предложить только коктейль. У нас еще нет лицензии на крепкий алкоголь.
Пришлось согласиться на коктейль. Барменша налила в бокал жидкость ядовито-зеленого цвета из цветной баночки.
Карина, поморщившись, расплатилась, забрала его и, с отвращением потягивая, отправилась на танцпол, попутно стараясь отыскать среди девушек Фреду.
В полумраке под светом прожекторов быстро двигались девичьи тела кто во что горазд. Сначала лиц было не разглядеть, но чуть позже глаза Карины начали привыкать к такому освещению. Множество девушек курили, пили и орали что-то друг другу в ухо, потому что иначе слов было не разобрать.
Она несколько раз обошла весь зал, заглядывая в лица, но никого похожего на Фреду не нашла.
Вдруг к ней кто-то подошел, схватил за плечо и потащил танцевать.
Она отпрянула. На нее посмотрели осоловелые глаза какого-то существа в мешковатом растянутом свитере.
– Епрст, – пролепетало существо и отправилось дальше. Карина почувствовала, что ее тошнит.
* * *
В ту ночь Карина напилась так, как не напивалась никогда в жизни. Воспоминания потом всплывали в памяти только отдельными эпизодами. Вот она танцевала медленный танец с какой-то низенькой толстухой, вот кто-то целовал ее в туалете, вот она сидела на автобусной остановке рядом с клубом в три часа ночи, пила пиво и разговаривала с какой-то коротко стриженной девушкой. Этот разговор запомнился более или менее подробно.
– А я вены резала спокойно, – невозмутимо говорила та, – три раза.
– Почему?
– Жить не хотелось. Но каждый раз откачивали. А я еще потом попробую.
– Зачем?
– Мы четыре года были вместе. Четыре года, понимаешь! А потом она ушла к другой. Просто пришла однажды домой и сказала, что больше меня не любит, что изменила мне. Изменила с нашей общей подругой, которую я считала за сестру.
– М-да, – тянула Карина, чтобы хоть что-то сказать.
– Понимаешь, – девушка отчаянно жестикулировала, разбрызгивая вокруг себя пиво. – Понимаешь, как ни страшно, но отношения тупиковые, асоциальные, тут друг друга ничего не держит вместе, кроме любви, ни деньги, ни обязательства, ничего. Можно, конечно, строить дома, хозяйство вести совместное, но это только осложнит жизнь, если что случится.
Она вдруг заплакала. Карина чувствовала себя налитой до краев бочкой, ей не хотелось ничего говорить, только сидеть так и не шевелиться.
– А ты тут чего делаешь? – обратила на нее внимание собеседница. – Я раньше тебя здесь не видела.
– Девушку ищу.
– Как ее звать-то?
– Лора… То есть Фреда!
– Фрида, что ли? Здоровая такая, у нее еще татуха в виде ангела вот здесь, – девушка показала себе на плечо.
– Нет, – покачала головой Карина. – Не она. Та Фреда, а не Фрида.
– Тогда не знаю. А из себя она какая?
Карина, как могла, описала Фреду.
– Чего-то тут я похожей не встречала, – искренне огорчилась собеседница. – Но ты поспрашивай. У нас все всех знают, мир тесен. Наверняка найдешь.
Решив последовать ее совету, Карина вернулась в клуб и продолжила расспросы. Но безрезультатно.
Утром Макс подобрал Карину на остановке, из-за выпитого алкоголя и усталости сама добираться она была не в силах и позвонила ему. Он хотел было что-то спросить, но наткнулся на ее неожиданно злой взгляд и промолчал.
Лену-«Пламень» она в тот вечер не встретила, но на другой же день списалась с ней по аське.
«А ты знаешь девчонку, которая вены резала?» – спросила в числе прочего.
«Это Ширу, что ли? – откликнулась собеседница, добавив ехидный смайлик. – Она тебе трагическую историю про измену рассказывала? Не верь ни слову. Да она сама своей девушке и изменила. И не резала вены, а просто один раз царапнула себя ножом по руке. А теперь ей себя жалко и она всем лапшу на уши вешает…»
Карина начала новую жизнь. Она уже поняла, что вряд ли когда-либо найдет Фреду. Может, она просто пригрезилась ей? То ли это было наваждение, то ли подарок судьбы, то ли случайность, но ей было суждено прикоснуться к волшебству, а теперь оно растаяло. Теперь ей предстоит жить дальше, неся в себе эту тайну.
Отныне мужчины для нее больше не существовали. Болтовня клиенток в салоне о своих и чужих любовниках, своих и чужих мужьях, их достоинствах и недостатках теперь оставляла Карину совершенно равнодушной. Она смотрела на своих клиенток только под одним углом зрения: мое – не мое. Чаще было «не мое».
Память тела о Фреде сидела в ней как заноза. Тело жаждало любви, и, раз Фреды не было, Карина решила искать ей замену. Завела несколько знакомств через Интернет, выбирая коротко стриженных спортивных брюнеток, но не таких, которые подражали мужчинам, а имевших свой собственный стиль, желательно тонкий и элегантный. Иногда по старой памяти заходила в «Акулу», посещала и другие клубы. В общем, ей нравилось. Не хватало чего-то, конечно, но все равно нравилось.
Единственное, что напрягало Карину, – это родня. Каждая поездка в гости к «своим» грозила скандалом. Приезжая к матери, она раз за разом подвергалась сначала расспросам, а потом и упрекам. Разговор всегда начинался одинаково. После чая, вымыв посуду, мать вытирала мокрые руки о полотенце, садилась напротив Карины на кухне и смотрела на нее тяжелым взглядом:
– Ну, как у тебя?
Интересовало ее при этом не здоровье дочери, не ее настроение и даже не дела в салоне, а исключительно ее личная жизнь. Карина отмалчивалась или пыталась перевести разговор на другую тему, но это не получалось.
– Что, мама? Что не так? – взрывалась тогда Карина. – Деньги я зарабатываю, себя содержу, семье помогаю. Что еще я должна делать, чтобы ты от меня отстала? Ты с детства мной недовольна, дай мне хоть сейчас пожить по-человечески.
Мать поджимала губы и отворачивалась к окну:
– Ты все сказала?
Карина нервно дергала головой, как будто прогоняя назойливое насекомое.
– Тебе сколько лет сейчас? – спокойно спрашивала мать. – Скоро тридцать? Не пора ли подумать о детях? Когда еще родишь? Мужа упустила, а теперь что?
Об особенных пристрастиях дочери она, конечно, и не догадывалась.
– Успеется, – мрачно отвечала Карина. – Сначала на ноги встать надо.
– Отец был бы тобой недоволен, – продолжались упреки. – Женщине не делами надо заниматься, а семьей. Пусть братья деньги зарабатывают, ты о другом подумай.
– Всегда ты так: братья, братья… А я вечно на втором плане.
– Так положено. Они мужчины, ты женщина.
– У Гуссейна и Карена семьи есть, им о них заботиться надо. А кто обо мне подумает?
– Замуж тебе опять нужно, муж и подумает. Кто тебя будет любить, когда нас не станет? Я не смогу умереть спокойно, зная, что ты одна остаешься…
Эти нотации утомляли и раздражали Карину. Ей не хотелось разочаровывать родственников, где-то глубоко внутри она чувствовала свою вину, что не слушает их, все-таки воспитана она была в восточной семье. И уж конечно, Карина боялась, что мать узнает о ее недавно открытой в себе склонности. Ну не объяснишь же матери, что ее тошнит от мужчин, от их грубых волосатых тел. А дети… Зачем ей дети?
* * *
Маринка, жена Лохнесса, приглянулась ей сразу, с первого взгляда. Карина заехала поздравить своего бывшего мужа с днем рождения, а заодно и потолковать о покупке нескольких компьютеров для ее салона. После развода Крутилины стремились сохранять цивилизованные отношения, тем более что само расставание прошло спокойно, да и совместные дела у них оставались.
День рождения проходил в загородном коттеджном комплексе на берегу водохранилища. Лохнесс снял несколько домиков и разместил в них всех своих гостей. Празднование началось в пятницу вечером. На следующее утро Марина проснулась рано, ее мутило от выпитого накануне, во рту все пересохло. Она выбралась из постели и, стараясь не разбудить Женю, вышла на улицу.
Рядом с потухшим мангалом на длинных деревянных столах валялись остатки вчерашней еды, пустые бутылки из-под пива и крепких напитков, пластиковые тарелки. Марина нашла одну нераспечатанную бутылку минералки, открыла ее и жадно сделала несколько глотков. На скамейке перед мангалом курила темноволосая женщина лет тридцати. Марина ее не вспомнила.
– Простите, у вас сигареты не будет? – спросила она, зябко кутаясь в кофту.
Карина молча протянула пачку, внимательно разглядывая ее лицо.
Марина закурила и взглянула на женщину.
– Извините, а как вас зовут? Вы из наших гостей? Просто вчера я вас тут не видела…
– Я Карина, – она усмехнулась, – бывшая жена Лохнесса, то есть Жени, конечно. Вчера я не смогла приехать, меня задержали дела.
Марина растерянно разглядывала гостью, потом махнула рукой:
– Ну, наконец-то познакомились. Меня Женя предупредил, что вы должны приехать. Мы вас вчера ждали. По правде говоря, я вас немного побаивалась. А тут смотрю, вы такая…
– Какая?
– Красивая, – Марина звонко рассмеялась. Видно было, что она не особенно напрягается от двусмысленности ситуации и уж точно не испытывает угрызений совести.
Белокожая, русоволосая, с высокими и стройными ногами, узкими лодыжками и пышными формами – все это Карина оценила в одно мгновение. Так вот на кого променял ее Лохнесс!
«Что-то сладко ему живется, – зло думала Карина за завтраком. – Маринка слишком хороша для него. Зачем ему эта красотка, ведь он весь в своем деле, в своих цифрах. А она, по всему видно, скучает в большой квартире одна. Вон как стреляет глазками на мужиков. Девчонка любит роскошь, бриллиантики-то на шее стоят, пожалуй, немало… Видать, балует ее Лохнесс. Но если бы она любила Лохнесса, то так бы глазками не стреляла».
В середине дня, когда снова были пожарены шашлыки, выпито много алкоголя и спето много песен, к Карине, которая сидела за столом и с аппетитом уплетала грушу, вдруг подошла Марина, бывшая уже навеселе.
– Слушай, – Марина наклонилась к ней, окутав облаком терпких духов, обняла за плечи и зашептала: – А ты не сердишься на меня? Ну, скажи как есть…
– И думать забудь! Я на тебя не сержусь. Сама во всем виновата, – Карина рассмеялась. – Ничего просто так не бывает.
– Ну да, ты ведь и сама не на бобах осталась, верно? Вот у тебя свой бизнес, и живешь припеваючи.
«А девочка-то с претензиями», – мелькнуло в голове у Карины.
– Давай выпьем? – предложила вдруг Марина. – За женское взаимопонимание?
Прошло уже больше получаса, а они продолжали весело болтать. Марина, изначально относившаяся к Карине настороженно, почему-то не увидела в этой женщине соперницы. Очевидно, та и впрямь не испытывала никакого сожаления по поводу развода.
– Приходи ко мне в салон, – на прощание сказала ей Карина, оставив визитную карточку, на которой золотыми тиснеными буквами значилось: «Карина Мамедова. Салон Vis Divina».
– Что такое «Vis Divina»? – захлопала ресницами Марина.
– Стихия или неодолимая сила, – снисходительно перевела владелица салона. – Что-то вроде этого. Приезжай, у меня там на самом деле мастера классные.
* * *
Казалось, благополучие, к которому всю свою сознательную жизнь стремилась Марина, наконец настало. И первое время Марина упивалась исполнением всех желаний. Квартира, машина, наряды, драгоценности – все это точно упало с неба к ее ногам. А потом она заскучала, постепенно все вокруг стало казаться пресным. Делать абсолютно нечего. Муж все время работает, выводит ее в свет крайне редко. С бывшими подругами, не скрывавшими своей зависти, а подчас и злобы к ее успешному замужеству, пришлось расстаться, а новых Марина так и не приобрела. Даже хозяйство – и то вела приходящая домработница.
На столиках валялись стопки женских журналов, когда-то таких желанных, но она даже не брала их в руки. А раньше тратила чуть не все деньги на покупку глянца, иногда даже лишая себя обеда. Теперь журналы, книги, диски с музыкой и фильмами – все пылится на полках.
Зато Марина полюбила играть в компьютер и сидеть в Интернете. Порой она целыми днями торчала перед монитором, гоняя по экрану цветные шарики или общаясь на форумах. Но переводить виртуальные знакомства в реал не спешила – побаивалась. Мало ли что…
Как и первая жена Лохнесса, со своей работы она ушла еще до свадьбы, по настоянию жениха. Как и Карину, долго уговаривать ее не пришлось.
Крутилин, заметив, что вторая жена мается без дела, все время пытался что-то придумать. То предлагал получить высшее образование, то записаться на языковые курсы, то брал ей абонемент в школу верховой езды. Но ездить на лошадях Марине не понравилось, учить английский показалось скучно, а вуз и специальность она выбирала себе уже второй год и все никак не могла выбрать.
И ребенка, о котором все чаще заговаривал муж, ей тоже пока не хотелось. Молодые еще, надо и для себя пожить. Кто сказал, что надо обзаводиться детьми сейчас? Вон на Западе женщины и в сорок, и в сорок пять рожают…
Словом, изо дня в день Марина занималась тем, что элементарно убивала время. Ходила по магазинам, ресторанам и кинотеатрам, а то и просто каталась на машине по городу или, если была хорошая погода, прогуливалась пешком.
В один из таких погожих дней Марину занесло на Никитский бульвар, где она еще никогда не была. Молодая женщина лениво брела по тротуару, рассматривая витрины и вывески, и вдруг увидела название «Vis Divina», показавшееся ей знакомым. Ну конечно же, это салон Карины! С момента их встречи прошло уже месяца полтора, но сейчас бывшая жена Лохнесса вспомнилась необычно ярко, и ей вдруг почему-то захотелось ее увидеть. Как ни странно, но Карина понравилась Марине, у них в тот день обнаружилось много общих тем и интересов. Вот только оказалась ли эта симпатия взаимной? А то еще неизвестно, как встретит ее Карина…
«Зайти, что ли, в салон? – размышляла Марина. – Как раз можно маникюр сделать, да и массажик какой-нибудь…» К тому же хозяйка вроде бы сама приглашала ее, визитку дала… Но кто ее разберет, эту лису, искренна она была тогда или нет?
«Решено, пойду. Не понравится – так уйду тут же, и всего делов».
Марина поднялась по нескольким ступенькам, стеклянные двери автоматически распахнулись перед ней, приглашая окунуться в мир шика и роскоши. Салон был оформлен в салатовых и золотых тонах. На стенах висели рисованные портреты молодых красивых женщин, было много живых цветов, тихо играла приятная музыка. Во всем чувствовались вкус и уют.
К ней тут же метнулась девушка в идеально сидящем темно-зеленом костюме с безукоризненной прической.
– Чем могу вам помочь? – приветливо спросила она.
– Я правильно понимаю, что это салон Карины Мамедовой? – высокомерно произнесла Марина и капризно надула губы.
На холеном лице администраторши отобразилось понимание.
– Хотите увидеть Карину Азизовну? Она сейчас на месте. Как вас представить?
– Я жена ее бывшего мужа, – сказала Марина и, увидев изумленное лицо девушки, звонко рассмеялась, довольная достигнутым эффектом.
– Подождите секундочку, – пролепетала администратор и, пятясь, скрылась за отделанной золотом дверью. Меньше чем через минуту эта дверь отворилась, и на пороге возникла Карина с раскрытыми объятиями:
– Мариночка! Как я рада тебя видеть! Проходи, дорогая, – и, подхватив гостью под руки, Карина увела ее в свой кабинет. Он был оформлен в том же стиле, что и салон, но тут было гораздо больше хромированных и металлических современных деталей, вроде модного тонкого ноутбука. Одну из стен полностью занимал аквариум, в котором плавали огромные рыбы устрашающего вида. Пахло какой-то приятной восточной пряностью.
– Садись, – Карина указала на удобное кресло. А сама опустила жалюзи на двух выходящих во двор окнах и зажгла несколько свечей. По кабинету разлился уютный приглушенный свет.
– Нравится тебе у меня? – спросила Карина.
– Классно! – искренне отвечала гостья.
– Так заходи почаще! Мы ведь с тобой не чужие. Даже можно сказать, родственницы – по Лохнессу, – рассмеялась Карина. – Что тебе принести? Кофе? Зеленого чаю? А может, что-нибудь покрепче? Ликер, вино, коньяк?
– Я бы выпила бокал вина.
– Красное, розовое, белое? Сухое или послаще?
– Десертное, если можно.
Не прошло и нескольких минут, как перед ними появились вино, орешки, ваза с фруктами, конфеты, маленькие пирожные… Марина только ахнула.
– Ты прямо целый стол накрыла…
– Ну а как же! Знаешь, как у нас на Кавказе говорят? «Гость в дом – радость в дом»… Сигарету хочешь?
– Хочу. – Марина прикурила от протянутой ей зажигалки и с удовольствием затянулась. – Вообще-то я стараюсь не курить, Женя этого не любит, но иногда так хочется…
Взглянула на Карину и осеклась.
– Извини… Тебе, наверное, неприятно, когда я говорю о Жене, да?
Но та только рассмеялась.
– Перестань! Я же тебе говорила: рано или поздно я бы сама от него ушла. Мы с ним не пара. Что ни делается – к лучшему. Он, в общем-то, неплохой, не жадный. Тебя, наверное, балует…
– Да, он не жадный, – только и могла сказать Марина.
Дома за ужином она с восторгом делилась с Крутилиным своими впечатлениями от Карины:
– Она такая классная, умная, деловая! О тебе – только хорошо.
– Как о покойнике, – зло пошутил Евгений. И добавил: – Знаешь, Маришка, мне не хотелось бы, чтоб вы общались.
Марина удивленно подняла брови:
– Почему?
– Потому, что я уже много раз слышал, что Каринка травку покуривает, а может, и чем покруче балуется, – Лохнесс строго посмотрел на жену. Та потупила глаза.
До того, как начались их отношения, Марина иногда употребляла марихуану и во время одного из первых свиданий предложила косячок и ему. Но Крутилин, ярый противник наркотиков в любом виде, пусть даже в «безобидном», отказался.
Однажды, еще в универе, один из однокурсников дал ему попробовать забитую травкой половинку «беломорины». Сначала он ничего не почувствовал, только легкую слабость и головокружение, и лишь неловко улыбался, глядя на веселившихся однокурсников и не понимая, что это с ними происходит. Но когда он уже ехал домой на метро, сознанием вдруг овладела странная мысль – он непременно должен пересчитать всех пассажиров в вагоне, иначе никогда не сможет выйти из поезда.
И Женька отправился вдоль по вагону, ведя счет сначала мысленно, а потом и указывая пальцем на людей. Раз, два, три… Считать отчего-то было трудно, он все время сбивался и начинал снова. На него оглядывались, кто-то с опаской сторонился, кто-то хихикал. Вдруг парню показалось, что он задыхается, счет пришлось прекратить. «Это конец! – пронеслось в голове. – Теперь я останусь здесь навсегда…»
«Станция «Спортивная», – раздался механический голос из динамика.
Увидев открывающиеся двери, Лохнесс опрометью выбежал из вагона и долго не мог отдышаться. То, что довелось пережить в вагоне, потрясло его. Оказывается, нет ничего страшнее, чем понимать, что твое сознание больше тебе не принадлежит…
Словом, тогда Крутилин не только отказался кайфовать на пару с Мариной, но и взял с нее слово забыть о травке раз и навсегда. Марина, на тот момент всеми правдами и неправдами старавшаяся его окрутить, поклялась завязать и пока не нарушила своих обещаний.
– Конечно, любимый! – проворковала она. – Раз тебе это неприятно, то я больше никогда не буду ходить в салон Карины. Мало, что ли, в Москве других салонов красоты?
Марина оставалась верна своему слову… ровно три дня. А на четвертый снова отправилась на Никитский бульвар. И с тех пор уже ездила туда часто, раза два-три, а иногда и четыре в неделю. Жены Лохнесса, бывшая и настоящая, стали подругами. Их общение мирно протекало за чашкой зеленого чая, за обедом с бокалом вина, за обычными сигаретами, а потом и с травкой. Иногда они ходили в кино, на модные премьеры в театр, на всякие фуршеты и презентации. Но им гораздо больше нравилось проводить время вдвоем. В отличие от Карины, Марина была мягкой, домашней, она своими повадками напоминала кошечку. А ее лодыжки просто сводили Карину с ума.
Как-то Марина засиделась у новой подруги допоздна. Они болтали, потягивая мартини.
– Мариночка, – Карина просительно заглянула ей в глаза, – ты бы не могла размять мне затылок, что-то там тянет.
Марина с радостью бросилась выполнять просьбу подруги. Но то ли пальчики ее были очень неловкими, то ли просто умения недоставало, но очень быстро она сдалась.
– Не могу больше, руки устали. Сил не хватает. И как это ловко твои девчонки делают…
– Здесь не нужна сила, это надо делать очень нежно. – Карина встала с кресла. – Давай я тебе покажу.
Она осторожно, одними кончиками пальцев, провела по шее Марины, нащупала нужные точки и стала их поглаживать. Затем ее руки опустились ниже, она стала круговыми движениями массировать плечи. Когда ее пальцы, горячие и подрагивающие, коснулись груди Марины, пробежались мелкой рябью по ее упругим соскам, она остановилась, затем наклонилась и поцеловала Марину в губы.
Реакция Марины была странной и неожиданной. Она лишь молча смотрела на подругу. Пауза явно затянулась, Карина сказала:
– Согласись, ни один мужчина не сможет так… как это делаю я… Если ты захочешь, я продолжу. Если тебе неприятно, мы никогда больше не увидимся.
– Ну что ты, – Марина поднялась во весь рост. – Я не хочу с тобой расставаться. И мне нравится, мне очень нравится, как ты это делаешь.
И в подтверждение своих слов Марина взяла в свои ладони Каринино лицо и нежно поцеловала.
Начало бурного романа совпало с началом финансовых проблем Крутилина. И хотя ничто пока еще не предвещало полного краха, он видел признаки надвигающегося кризиса, тревога заставляла его сидеть до поздней ночи над документами и ломать голову над тем, как выпутаться из беды. И, конечно, он не подозревал, что все обернется так плохо. Он приходил в час ночи домой, валился в постель и засыпал, едва только голова его касалась подушки. За своими заботами он просто не замечал, что Маринка слишком часто стала приходить домой незадолго до него, что, ложась в постель рядом с ним, она тоже быстро засыпала. Он был издерган неудачами, сыпавшимися на него со всех сторон, и ему было не до того, чем занята его жена. А Марина все чаще и чаще виделась со своей любовницей, она возвращалась домой как шальная, смесь травки, секса и запрета пьянила ее. Она уже перестала думать о том, что может все потерять, тем более что была уверена – Женя ничего не подозревает.
В тот вечер Марина предупредила Крутилина, что пойдет в театр, так как он все равно не планировал появиться дома до часу, а то и двух. Но встречу пришлось перенести, и Лохнесс приехал домой гораздо раньше, чем планировал, где-то около половины десятого.
Марины, конечно, не было. Женя сам разогрел в микроволновке приготовленный домработницей ужин, включил телевизор, поел, посмотрел боевик. Жена все не возвращалась, хотя было уже за полночь.
Лохнесс заволновался. Странно, почему ее так долго нет? Во сколько обычно заканчиваются спектакли? Ну в девять, в десять, самое позднее – в одиннадцать. Давно должна быть дома, учитывая, что практически все театры находятся в центре. Может, в пробке стоит? Так вроде поздновато уже для пробок…
Мобильник жены не отвечал, но такое бывало нередко – иногда она просто не слышала звонка спрятавшегося где-то в недрах сумочки телефона. Крутилин уже собрался позвонить личному водителю супруги, но тут услышал, как проворачивается ключ в замочной скважине, неуверенно и как-то воровато. Затем послышались нетвердые шаги. Марина вошла, слегка покачиваясь.
– Ну, что ж ты так долго? – сделал к ней шаг Лохнесс.
– А ты чего, скучал без меня, что ли? – спросила, с некоторым трудом выговаривая слова, и вдруг расхохоталась, как будто сказала что-то очень смешное. Вид у Марины был взлохмаченный, глаза горели лихорадочным блеском, помада размазалась по щеке.
– Ты что, пьяна? – спросил он с беспокойством.
– Нет! А что? Ты же меня отпустил, – невпопад ляпнула она.
– Но сейчас так поздно! А ты сама говорила, что будешь дома не позже одиннадцати, – он попытался придать голосу строгость, но внутри была лишь радость от того, что она наконец-то рядом и с ней ничего плохого не случилось. Ну, выпила в кафе с подружкой пару лишних коктейлей, ничего страшного.
Она молчала, потом, устало привалившись к стене, стала стаскивать с ног высокие сапоги с длинным тонким каблуком.
– Ну-ну. – Он ушел на кухню и сел за стол.
– Я же пришла. – Она зашла за ним и примирительно положила руку ему на шею.
Он вдруг резко повернулся к ней и принюхался. От нее пахло тонкими духами, сигаретами и чем-то еще, но это был не алкоголь. От одежды тоже шел подозрительный запах.
– Что это? – Он резко тряхнул ее за плечо, она покачнулась, как кукла, и чуть не упала.
Марина капризно надула губки, отвела его руку и, всем своим видом демонстрируя, что обиделась, опустилась на диван.
– Марина, подожди, – до него вдруг начало доходить. – А я не сразу догадался, в чем дело… Марин, ты что? Ты опять травку куришь? – Он был вне себя. – Ты же обещала мне!
– Ну и что, я немного, слабенькую… – вяло оправдывалась жена.
– Господи! – закричал Крутилин. – Еще ты… Я запру тебя, ты этого хочешь. У меня все летит к черту, а я еще должен за тобой присматривать?..
– Она несильная, – затараторила Марина. – Привыкнуть к марихуане невозможно, а вреда меньше, чем от обычной сигареты, с помощью вещества, содержащегося в ней, даже делают лекарства, но правительствам невыгодно, чтобы наркотики были легальными, потому что…
– Да что ты несешь? Где ты этой чуши набралась? Ты знаешь, сколько людей умерло от этого так называемого безвредного наркотика?
Он вдруг взорвался, лицо его исказилось гримасой. Евгений схватил жену за плечи, тряс, кричал, ругался, требовал поклясться никогда больше этого не делать.
Марина никогда не видела своего супруга таким разъяренным. «Еще запрет, чего доброго, – испугалась она. – И сиди здесь как клуша…»
– Ладно, я обещаю тебе, больше никогда… Только пусти.
Руки мужа бессильно опустились.
– Как же ты не понимаешь, глупая, я так волнуюсь за тебя…
– Что ты, что ты, успокойся. – Она обняла его и прижалась к нему, как только она умела. – Я больше не буду, обещаю тебе.
Женька обмяк от ее прикосновения. Потом она уже плакала у его ног, а он обнимал и успокаивал ее.
Марина сказала, что после театра случайно встретила в кафе старую подругу и та позвала ее к себе в гости и угостила марихуаной… Она сидела перед ним испуганная, и он вдруг остро почувствовал, как она ему дорога, именно такая, заплаканная, трогательная, с размазанной косметикой на лице. В ту ночь они вообще не ложились спать. А утром Крутилин позвонил Вике и попросил отменить все его встречи. Они с Мариной поехали в центр и гуляли, как школьники, сбежавшие с уроков, по зоопарку, Патриаршим прудам, старым улочкам и переулкам. Острое ощущение счастья не покидало Лохнесса, ему казалось, что все еще можно исправить…
Через пару дней Карина позвонила Марине и пригласила в ресторан.
Марина замешкалась, сказала, что Крутилин, кажется, догадывается о травке и вполне может догадаться и об остальном…
– Не бойся, – рассмеялась Карина. – Сегодня у него важное собрание акционеров, мой брат туда поедет, раньше одиннадцати твой Крутилин домой не явится. А мы с тобой только поужинаем вместе. Тут такое чудное местечко открыли! Какие там омары в апельсиновом соусе, пальчики оближешь!..
«Была не была, – решила Марина, – что я, в самом деле, заперта, что ли, здесь? Ничего он мне не сделает…»
Но, поужинав, они, конечно, поехали к Карине…
И вскоре семейная сцена у Крутилиных повторилась. Не сразу, месяца через два, но по той же схеме. Евгений опять вернулся в неположенное время и наткнулся на ту же картину: тот же остекленелый взгляд в никуда, тот же беспричинный смех…
Тогда они серьезно поссорились. Лохнесс даже грохнул об пол керамический кувшин, привезенный ими из Италии, крича:
– Я не хочу, не желаю, не допущу, чтобы моя жена употребляла наркотики, слышишь?
А Марина сидела на кресле, с интересом наблюдая за мужем, и громко смеялась.
* * *
Карина ждала Марину у себя дома, сидя в глубоком кресле и потягивая ликер. С утра она побывала у себя в салоне, обновила прическу, сделала макияж, спа-процедуры, галечное обертывание и теперь чувствовала себя на седьмом небе. Возраст, как давно поняла Карина, заключается в грузе проблем и накопленном опыте, который давит на человека, а не в количестве прожитых лет. Просто обычно эти параметры совпадают. Она нагляделась на женщин, очень богатых, которые постоянно только тем и озабочены, чтобы выглядеть моложе. И что же? Сколько они ни стараются, все равно что-то им мешает. Не зря говорят, что возраст выдают глаза. Бывает, удается напрочь стереть с лица все индивидуальные черты, все признаки возраста, остается гладкий белый лист. Но глаза никуда не денешь. А в них все – проблемы, усталость от жизни, тревоги, озабоченность, как бы не выпасть из обоймы, как бы не упустить богатого любовника, продюсера, влиятельных знакомых… Что происходит с глазами? Они становятся как у загнанной волчицы… Поэтому давным-давно Карина решила себе взять за правило никогда и ни из-за чего не переживать. Что бы ни произошло. Даже если это проблемы с родными. Пусть хоть все горит синим пламенем. Правда, в последнее время выполнять это правило ей не очень-то удавалось. Новые отношения захлестнули ее с головой, и она все чаще ловила себя на том, что переживает, по-настоящему переживает из-за них. Особенно она переживала из-за Фреды, но теперь это осталось позади.
В салоне ее обслуживал ее любимый Степан, немного мягкотелый, но в целом талантливый парикмахер. «Да и с клиентками умеет общий язык найти, далеко пойдет. Зверевым, конечно, не станет, да Зверев у нас один», – думала Карина, пока его ножницы порхали над ее затылком. Он быстро управился, правда, казался сегодня каким-то грустным, как будто думал о чем-то неприятном. Карина даже хотела задать вопрос, но потом раздумала. В конце концов, если у него есть проблемы, пусть сам их и решает. На то она и платит такую зарплату, а в ее салоне так престижно работать, чтобы все свои проблемы персонал оставлял за порогом.
Затем Карина приказала Максу отвезти ее в элитный гипермаркет и долго, придирчиво выбирала вино к предстоящему вечеру, дорогой сыр, закуски, суши, мясо для горячего. Потом забрала из пекарни эксклюзивный торт, который заказала за неделю. На нем была изображена пара голубок, нежно приникших друг к дружке.
«Для любимого человека совершенно не напрягает заботиться о глупых и, казалось бы, незначительных мелочах», – думала Карина, возвращаясь в машину.
До назначенного времени еще было несколько часов…
С тех пор, как она начала встречаться с Мариной, казалось, прошла вечность, а всего-то, если рассудить, несколько месяцев. За это время так кардинально поменялась ее жизнь. В ней появился смысл.
Наконец-то Карина смогла избавиться от призраков прошлого. Ни Лора, ни Фреда больше не мучили ее, они отмерли, как отмирает надломанная ветка молодого сильного дерева. Что там Фреда? Жалкое ученичество, предвестник настоящей страсти. А уж Лора тем более… Но Карина была благодарна им обеим – без Фреды и Лоры, без этой сладкой и мучительной инициации не было бы этого волшебства.
Теперь ее жизнью, ее будущим стала Марина. Подумать, какая ирония судьбы! Она хочет отбить новую жену своего бывшего мужа. И ни страха, ни ревности к нему, только к ней. Представлять, как он обнимает ее, как целует, подчас было невыносимо, Карина старалась тут же избавляться от этих мыслей.
Это ненадолго. Она что-нибудь придумает. А пока она радовалась тем немногим минутам, которые им доводилось проводить вместе. Время и правда останавливалось в такие моменты.
Затренькал телефон. Карина, погруженная в свои мысли, вздрогнула и инстинктивно дернулась к аппарату, но чуть осадила себя, нажала на кнопку только через несколько секунд и спокойным, хорошо поставленным голосом проговорила:
– Слушаю.
– Зайчик? – раздался воркующий, чуть капризный тоненький голосок. – Я тут в пробке застряла, опоздаю чуток, ок?
«Ну как же, в пробке, наверняка еще даже не вышла из дома, все глазки красит», – подумала Карина скорее с нежностью, чем с раздражением.
– Да, я жду тебя, приезжай поскорей.
Она повесила трубку. Ни разу не было случая, чтобы Марина не опоздала. Ну, хоть предупреждает, и то хлеб. Ничего, времени у нее много. Карина налила себе еще немного ликера (она уже порядком опьянела) и внезапно расхохоталась.
В последнее время с ней стали происходить совсем уж необычные вещи. Она никогда не отличалась особой страстью к литературе, не интересовалась книгами и вообще считала себя человеком, далеким от лирики, но вдруг она начала писать стихи.
Это стало потребностью – изливать на бумагу свою боль, которая теперь так, неважно, удачно или нет, облекалась в строчки.
Сначала она писала для себя, потом Марина как-то нашла обрывки неосторожно брошенной бумажки и, удивленно подняв брови, спросила:
– Что это? Ты пишешь стихи?
Карина вдруг замялась, покраснела, как школьница, но все-таки призналась:
– Да…
– И о чем тут?
– О тебе.
Со временем это стало частью их любовной игры. Карина отсылала стихи на электронный ящик своей подруги или передавала в конверте после свидания, и Марина, тоже никогда не имевшая дела с поэзией, приходила в восторг от этих безыскусных нескладных строчек.
И сейчас Карину снова накрыло вдохновение, она легко, как кошка, вскочила со стула и подошла к столу, быстро заскользила ручкой по бумаге. И сама не заметила, как прошло полчаса.
Раздался зуммер домофона, чуть позже – звонок в дверь. Карина быстро оглядела себя в зеркале и, оставшись на все сто довольной увиденным, открыла дверь.
– Любимая, – выдохнула она и зарылась лицом в волосы Марины.
– Привет! Есть травка? – поинтересовалась та, снимая куртку. – Так давно не курила…

 

После плотских утех любовницы лежали на широкой кровати, лениво потягивая уже согревшееся шампанское.
– Эх, Каринка, Каринка, как я тебе завидую, – Марина потянулась всем телом. – У тебя такая жизнь интересная! Твой салон уже на всю Москву известен, о тебе даже в светской хронике пишут. А я все время сижу дома и скучаю…
– Ну, тебе же это нравилось вроде? – усмехнулась Карина. – Тебя Крутилин за то, что ты такая домашняя и плюшевая, и выбрал…
Марина, вместо того чтобы обидеться на явную двусмысленность, лишь вздохнула.
– Да я сама была в такой ситуации, дома действительно скучно, – продолжала Карина. – Может, тебе заняться чем-нибудь? Хобби какое-нибудь завести, сейчас это модно. Кукол там делать или бижутерию… Певицей стать или, еще лучше, писательницей… А что, это идея! Наймешь пару способных студентов из Литинститута или с журфака, они пусть пишут, а ты печатайся. Будешь по телевизору выступать, на тусовки ходить… Или дизайном интерьера займись! У тебя вроде способности есть… Лохнесс говорил, что ты так квартиру обставила… Жаль, я не видела.
– А ты приезжай как-нибудь, посмотри, – оживилась Марина.
– То-то Лохнесс обрадуется…
– А ты приезжай, когда его дома не будет.
– Как он, кстати?
– Ужасно! – надула губки Марина. – Ругаемся все время. К счастью, он редко дома бывает, какие-то у него там проблемы с бизнесом.
– Ясно. – Карина поднялась, принесла из холодильника новую бутылку шампанского, открыла, разлила по бокалам, один протянула Марине и, отпив глоток, пристально посмотрела на обнаженную подругу.
– Ты не думала уйти от мужа? – тихо спросила она.
– Интересно, а жить на что? – Марина даже закашлялась от возмущения. – Опять работать идти? В фитнес-клуб, за копейки? Вот уж нет. Никогда! Лучше уж так. Бедность мне не к лицу, знаешь ли, я ее считаю большой пошлостью, – добавила она фразу, явно откуда-то позаимствованную.
Карина только усмехнулась.
– Мариш, а ты помнишь, как мы увиделись в первый раз? – поглаживая плечо подруги, томно спросила она.
– Кажется, ты приехала на день рождения Лохнесса, – сказала Марина, отставляя пустой бокал. – На эту кошмарную турбазу…
– Ты, глупышка, и ведь подумать не могла тогда, что любовь может быть такой, правда?
– А ведь я могла этого никогда и не узнать.
– Не могла, – ласково целовала ее Карина. – Я бы тебя ни за что не пропустила.
– Ты перевернула всю мою душу. А твои стихи… Мне никто еще никогда не писал стихи, – повернувшись на бок и глядя в глаза подруги, произнесла Марина. – Мужчины мне теперь на фиг не нужны. Единственное, что меня в них привлекает, – это их деньги.
– Ты не должна об этом беспокоиться, – Карина сразу вся напряглась. – Да, мужчины – это всего лишь машины для добывания денег. Но хоть у них это неплохо получается, я, то есть мы, женщины, тоже умеем это делать. Ты должна довериться мне во всем, и в этом вопросе тоже.
– Мне с тобой очень хорошо, – Марина прижалась к ней.
– Женщина всегда лучше поймет и почувствует женщину, им не надо объяснять, как надо любить их тело… – Карина открытой ладонью слегка прикоснулась к коричневому бугорку на груди Марины. – Какое же у тебя все красивое… Знаешь, я очень ревную тебя к Лохнессу. Как представлю, что вы вместе…
– Вместе?.. – Марина громко засмеялась. – Да ты что, какое там вместе! От него несет одними проблемами. А я не люблю проблем… Я ему так вчера и сказала…
– Ты ведь его не любишь больше… – Карина была вкрадчива, как кошка. – Ты ведь теперь любишь только меня. Теперь я буду заботиться о тебе.
– Да, теперь ты… – Марина смотрела на подругу сквозь пелену наркотического тумана. – Мы поедем во Францию. И там поженимся. Там это можно.
– Надо будет – и туда уедем, – как глава новоиспеченной семьи, ответила Карина.
Как только она поняла, что нашла свою любовь, Крутилин стал ей мешать. Ей не хотелось делить с ним Марину, ей хотелось, чтобы бывшего мужа не стало. Ночами, лежа с открытыми глазами, она смотрела в потолок и как могла истребляла Лохнесса. То он у нее попадал в автомобильную катастрофу, то разбивался на самолете при посадке, то захлебывался по пьяни в джакузи у себя же дома, то выпадал из окна… Если бы Крутилин знал, как она его теперь ненавидела!..
* * *
А тем временем над Лохнессом все сгущались и сгущались тучи. Это были какие-то кошмарные осень и зима. Мировой кризис, сначала не показавшийся таким уж страшным (вроде и не такое переживали!), обернулся настоящей катастрофой. Каждый раз, засыпая, он с тревогой ожидал завтрашнего дня. Резко сократились прибыли, сначала стало не хватать средств на закупку нового товара, а потом и на самое необходимое – налоги, аренду, зарплату сотрудникам. Лохнесс все, что можно, распродал, сократил штат до минимума. Но настал день, когда и с последними сотрудниками пришлось распрощаться.
С ним осталась только Вика, которая продолжала находиться в офисе с раннего утра и допоздна, несмотря на то, что платить ей за работу Евгений уже не мог. Она старалась изо всех сил, чтобы хоть как-то помочь ему, но, конечно, это ничего не решало.
Последний страшный удар нанесли братья Мамедовы, прямо перед Новым годом. Они срочно захотели изъять из дела свой капитал, а когда поняли, что изымать-то уже, собственно, нечего, подали в суд. Пересиливая себя, Лохнесс звонил и Карену, и Гуссейну, просил встретиться, поговорить и как-то уладить дело, но его и слушать не стали.
Заседание суда прошло ужасно, адвокаты Крутилина ничего не смогли сделать. Фирму объявили банкротом, Крутилина обязали выплатить Мамедовым практически все средства, имевшиеся у него на счету.
* * *
Пятого января Крутилин сидел за столом в своем рабочем кабинете и рассеянно водил мышкой по коврику. Компьютер был отключен. Сегодня, пожалуй, первый день из тех, когда не надо никуда торопиться. И не последний, теперь все его дни будут такими.
За дверью слышались шорохи, это Вика убиралась в шкафах. Женя подумал, что нужно заплатить ей хоть что-нибудь, хоть небольшую премию. Себе оставить только на текущие расходы, бензин и все такое прочее. А офис надо закрывать. Все. Баста, кончилися танцы. И дернул же его черт передать тогда часть фирмы Мамедовым! Теперь они воспользовались моментом… И наверняка без Карины не обошлось, ни тогда, ни сейчас.
Невеселые мысли прервал шум и голоса за дверью. Кто-то пришел. Крутилин поднялся с кресла, открыл дверь и обомлел. В приемной толпилась целая толпа народу: несколько человек с какими-то папками и, что самое ужасное, несколько человек в защитной форме с автоматами. Посреди комнаты стоял Карен Мамедов и громко отдавал приказания. Бледная перепуганная Вика вжалась в кресло.
– Что здесь происходит? – в ярости закричал Лохнесс. – Что ты себе позволяешь?
– Вот судебное решение, – Карен ткнул жирным, похожим на колбаску пальцем в какую-то бумажку, которую он тряс в руках, – а это судебные приставы, и они имеют полное право опечатать фирму, потому что ты не подчиняешься решению суда.
– Да я подчиняюсь! Но сейчас же праздники!
– Суд решил, что ты должен освободить этот офис и передать мне все документы, – взвизгнул Карен, сверля ненавидящими глазками Крутилина и Вику.
– Такое ощущение, что суд купленный, – сказал язвительно Лохнесс. – Все против меня. А у меня нет ни сил, ни денег добиваться правды. Правда тоже стоит денег, и недешево.
– Это уже твои проблемы, – буркнул Карен.
«Вот сволочь, – мелькнуло в голове у Лохнесса, – Что он творит? Мы же договорились решить все полюбовно, зачем этот спектакль? Я и так все отдам, мне чужого не надо. Зачем лишний раз унижать? Хочет показать мое место… Неприятно, что все это происходит при Вике. Воистину, кто был никем, тот станет всем. Эти были раньше простыми барыгами, торговцами на рынке, и ведь это я их вытащил из дерьма, по сути, ввел в цивилизованный бизнес», – он сжал кулаки.
– Зачем этот цирк? – зло спросил он у Карена.
Вика испуганно переводила глаза то на одного, то на другого. Визитеры тем временем опечатывали офис, забирали компьютеры, обыскивали сейфы.
Карен вытаращил глаза и запричитал:
– Почему цирк-то? Я тебе еще вчера говорил очистить офис. Ты же отказываешься выезжать.
– Я просил дать мне время. Видишь, я пришел забрать бумаги и свои личные вещи. Скоро я бы сам отдал тебе ключи.
– А кто тебя знает, может, ты тут уничтожаешь что-нибудь ценное?
– Ты что, совсем идиот? – вышел из себя Крутилин.
– Вы обязаны подчиниться решению суда и дать доступ к бухгалтерии, – обратился канцелярский человек к Крутилину. – Карен Азизович заявил, что вы препятствуете этому.
– Ничему я не препятствую. Все документы в шкафах, ключи в замках. Пароли к компьютерам на бумажках. А я хочу забрать личные вещи в своем кабинете. Это я могу сделать? – с издевкой отвечал Евгений.
Тощий человек с прыщами, видимо, главный среди приставов, чуть заметно кивнул головой.
– Оформляйте документы, – сказал Карен приставам.
– Вика, пойдем со мной, – попросил Крутилин перепуганную девушку, которая, впрочем, держалась молодцом.
Он зашел в свой кабинет и закрыл дверь.
– Мне очень жаль, Евгений Александрович, – Вика смотрела полным сочувствия взглядом.
– Ничего, Вика, переживем. Я тут собирал свои вещи, – сказал Крутилин, – эти стервятники меня прервали.
Он достал из тумбочки коньяк, налил две рюмки, одну из них пододвинул Вике.
– Давай выпьем за твое бывшее место работы. И за будущее. Сейчас кризис, найти новую работу трудно. Я бы попросил за тебя, да боюсь, Карен без моих протеже обойдется.
– Что вы, я и сама не захочу у них работать! – возмутилась девушка. – После того, как они поступили с вами…
– Вика, ты даже не знаешь, как мне с тобой повезло, – Крутилин вдруг испытал горячее чувство благодарности к Вике и чего-то еще, что именно, он и сам не мог понять.
Она тем временем пригубила обжигающую жидкость и аккуратно поставила пузатую рюмку на стол.
– Не понравилось? – улыбнулся он. – Это хороший коньяк, мой любимый.
Вика внимательно смотрела на него, и было что-то странное в этом взгляде.
– Евгений Александрович, ну неужели ничего больше нельзя сделать?
– Я проиграл, – грустно сказал он. – Надо уметь и проигрывать.
Женя окинул взглядом свой осиротевший кабинет, поднялся и сказал:
– Поедем, Вика, я тебя отвезу.
Выгреб одним махом из ящиков письменного стола все свои бумажки, зажигалки, записные книжки, свалил в большой пакет, выставил коньяк на стол в приемной и вышел вместе с Викой на улицу.
* * *
– Марина, твои любимые Мамедовы решили на мне отыграться за свою сестру. Они оставили меня совсем без штанов, – придя домой, прямо с порога заявил Женя.
– Что значит – совсем без штанов? – певуче пропела Марина. Всего лишь час назад она с сестрой братьев Мамедовых нежилась на мягком любовном ложе и мыслями была вся еще там.
– Они все-таки отобрали у меня фирму – я банкрот. Сегодня они имели наглость явиться ко мне в офис, Карен со своими купленными судьями. Я думал, у меня есть время для апелляции… Но теперь все кончено.
– Ну, мою поездку на Карибы они, надеюсь, не отобрали? – губы Марины задрожали.
– Твою поездку? Марина, ты не понимаешь!.. Я разорен. Мы разорены. Все, что у меня осталось, – это джип и квартира.
– Квартира? – переспросила Марина. – Какая квартира? Эта квартира моя. У тебя остался только джип.
– Ты еще шутишь, – он попытался улыбнуться, вышло совсем невесело. – Тогда так: у меня остались только джип… – он помолчал. – И ты.
– У тебя остался только джип!!! Квартира оформлена на меня.
– Что за бред ты несешь? – Крутилин с трудом нашел за своей спиной стул и опустился на него. – Ты что, опять накурилась? Наркоманка несчастная! Подумай лучше, как жить дальше!
Он вскочил, схватил ключи от машины и выбежал из квартиры.
Эту ночь он переночевал в гостинице. Марина ему не звонила.
Назад: Часть вторая
Дальше: Часть четвертая

Ольга
Очень понравилось