8
Коваленский взял себе ещё порцию коньяка и ядовитым голосом попросил принести самую большую бутылку воды без газа для дамы.
– Это для твоей нравственной чистоты – укрепить окончательно. Итак, я – перерожденец? И в кого же я переродился?
«В гусеницу», – хотелось мне сказать.
– А чёрт вас разберёт, кто вы такие. Не знаю. Я тебя помню большим скептиком насчёт всевозможных властей и их идеологий. Ты всё Иосифа Бродского декламировал. Как-то силился отличать правду от кривды. А теперь такое впечатление, что ты как-то совсем отошёл от тех мест, где ещё худо-бедно бывает правда.
– Правда? Правда? – скривившимся ртом выговорил Коваленский. – Я тебя уверяю как историк, если бы русские поняли правду о себе, так они бы всем миром утопились в своих реках.
– Я тоже так думаю. Поэтому и не работаю советником при губернаторе.
– А. Понял. Поймала. Расколола!
– Чего тебя раскалывать, когда и так понятно, что ты врёшь как дышишь.
– Это сложный вопрос.
– О, безумно сложный. Прожил человек сорок лет с гаком, и ни малейшей пользы никому. Жену довёл, что она чуть не босиком от тебя сбежала, ребёнка потерял, профессии никакой и не было никогда, а мужские гормоны-то своего требуют. Значит, надо в игры играть, надуваться, принимать позы, изобретать значения. Лучше бы научился брюки шить, ведь твой дедушка, отец академика, брюки шил? Вот он был молодцом. А вы с папашей – головоморы. Специалисты по головам – чтоб морочить.
– Молчать про отца! – и он ударил ребром ладони по столу.
– Слушай, Лев, я тебе сразу сказала – оформим развод.
Он потирал ушибленную руку.
– Да… вспомнили молодость. Как мы с тобой ругались!
– Мы даже дрались. Я об тебя вазу разбила. Красиво было – хрусталь в крови.
– Никакой, говорит, от меня пользы… А Иммануил Кант утверждал, что человек не средство, но цель.
– Кант был девственник. Вещь в себе. Отсюда и вся его философия.
Коваленский засмеялся.
– А ты любую философию с этой точки зрения рассматриваешь?
– А я всё с этой точки зрения рассматриваю.
– Знаешь, интересно мне с тобой. Я думаю, у нас, Александра, взаимопонимания настоящего, какое бывает у родственников, у друзей, у супругов, – нет, не было и не будет. И быть его не может. Нам надо договариваться, как договариваются соседствующие державы – дескать, тут у нас совместные полёты в космос и боевые учения, а тут – граница на замке и визовый режим. Надо будет специально собраться и проверить хорошенько сферы общих пересечений. Ты чего-то во мне совсем не понимаешь. Может, я что-то исправить хочу… Может, не так уж беспечальна моя жизнь. Может, ты мне нужна.
– Славный текст, как в бразильских сериалах. В них герои так общаются друг с другом: «Давай поговорим о наших отношениях». Начинают говорить. Садятся на диван. У них огромные всегда диваны… Через месяц включаешь телевизор – сидят! Неудивительно, что у них там в Бразилии кризис… Мне, ей-богу, домой надо. Завтра с утра бабушку хоронить. Жизнь не даёт соскучиться. Спасибо, что развлёк меня сегодня, это было очень познавательно.
– Дождался! Домучился! Спасибо сказала. Ладно, завтра позвоню, и не волнуйся – водила тебя доставит куда хочешь, даром я, что ли, перерождался и душу чертям закладывал, всё как у людей – шофёр, «мерседес», Армани, Хеннесси… Хочешь, в субботу поедем с моими немцами за город?
– Нет, Лёва, не поедем.
Он хотел поцеловать меня на прощанье, но я уклонилась.