– Тринадцатого года сторублёвку видали? Во – с тетрадный лист. Булки пшеничные в метр длиной, хлебы на полстола. Водка вёдрами – по двенадцать литров. Почему? Потому что семья. По двадцать, по тридцать душ за столом…

Михаил Гаврилович пригорюнился.

– А сейчас что? Две дочки у меня без толку. Дом построил, а Кирка моя в Швейцарии живёт и внуки с ней, тю-тю. Надюшка здесь, слава богу, да мужика сволочного нашла, из бывших комсомольцев. Скажу как есть – из всего нашего зоопарка это самая дрянь. Б… подфонарные. Под меня бизнес сварганил и от моей же дочери гуляет, сучий потрох. Извините… ээ? Саша, да! Это я расслабился по-домашнему. Вижу, люди вы хорошие… А? Ты, советник, присоветуй мне чего-нибудь, а то я дом построил, да не один, а куда их – солить? Эх, советник, ничего ты сам не знаешь, советник мой…

Губернатор пил методически, не меняя выражения лица и не унижаясь до оправдательных тостов и смущённых улыбочек.

– Высмеяли меня за публичный дом. Шута нашли! Раньше нас, наверное, умные люди жили и знали, чего природа требует. Везде и всегда, во все века были бордели. И девочки работали себе спокойно и честно, под присмотром. Теперь их душат и режут сотнями в день – а эти лидеры издеваются надо мной. Что я хотел нормальный государственный контроль: милиция, медицинская помощь, юридическая база, налоги, страховка, социальные гарантии. «Хе-хе, самое важное, самое неотложное дело отыскал Фёдор Денисович!» Да, важное, да, неотложное. Потому что я знаю, как она, дура деревенская, чешет в город и думает, что тут мёдом намазано. А потом клацает на поребрике каблучками, зябнет в дырявых колготках и каждый день рискует своей пустой башкой. Сколько ж их калечат-то, Господи. А это ж чьи-то дочки, сестрёнки, могли мамочками стать…

– Вашу правоту докажет история, Алексей Трофимович, – поддержал шефа Коваленский. – Просто в обществе ещё сильна инерция… ммм… неоткровенности в вопросах общественного темперамента. Традиционные решения вдруг оказались ярким социальным новаторством. Вы буквально опередили своё время, вот в чём проблема!

Мысль о том, что он опередил своё время, и польстила, и встревожила губернатора. Он любил быть со временем в ладу.

– Нет, Лев Иосич, ты загнул. Я идею озвучил вовремя. Просто уж так вышло, что не до девочек сейчас, сам видишь. Не понос, так золотуха. Не теракт, так жэкаха. Жаль, дело было перспективное, построили бы высотку этажей в шестнадцать, на каждом этаже – свои работницы, на любой вкус, ну, и смотря по деньгам. Полная анонимность клиентуры, само собой. И назвали бы, конечно, не «публичный дом», а назвали бы…

– Никак бы не назвали! – не выдержала я. – Понимаете, Всеволод Игнатьевич, такие дома никогда никак не назывались, потому что в любом городе всегда и всё было про них известно. Вы простите, что я вмешиваюсь, но мне ваш проект безумно, бесконечно нравится. Действительно, одним махом, бордель открывахом, вы спасёте множество человеческих жизней. Но есть проблема. В девятнадцатом веке ни одна порядочная женщина не стала бы разыскивать своего мужа в публичном доме. Она и приблизиться к «заведению» не смела, до того это считалось неприличным. Но в наше время возле вашей чудесной многоэтажки соберутся толпы жён, поскольку у нас в ходу другие представления о приличиях. Ресурсы изобретательности наших мучениц штампа в паспорте безграничны. Для того чтобы узнать, не здесь ли часом её Вася, жена пойдёт на всё. Раскатает домик по кирпичику!

Губернатор засмеялся с пониманием, и встревоженный было моей самодеятельностью Коваленский перевёл дух. Тема семейной жизни и боевой активности жён, видимо, что-то затронула в душе Данилы Олеговича, и он чинно объяснил:

– Анюта очень хотела с вами познакомиться, но что-то приболела сегодня.

Тут в его сознание, многоутруждённое от соединения обрывков распавшихся времен, приплыло нечто уж и вовсе старорежимное, и губернатор сказал, глядя перед собой синими аргентинскими очами:

– Анна Сергеевна нездоровы.