Муж Оли Миша как педагог-репетитор отправился с театром на гастроли. И у Оли выдались две полные свободные недели для мужа Саши. Оля очень надеялась, что совсем скоро она сумеет найти деньги Мише на операцию и станет жить всецело с Сашей. Однако, когда она объявила Саше о том, что две недели они будут вместе каждый день, он вроде и не обрадовался. За два года совместной жизни через день у Саши сложилась своя жизненная система. Он был человек уравновешенный, консервативный и не очень любил всякие брожения и шатания. Кроме того, в отличие от Миши Саша давно хотел ребенка. Но Оля не могла позволить себе такую роскошь. А Саша собирался поставить вопрос ребром. Ребенок, и все тут. Пора! Его понемногу начинало бесить, что виденная им лишь однажды теща отнимает так много времени его жены. И он стал думать, а стоит ли связывать свою жизнь с женщиной, для которой мать важнее, чем муж. Он зарабатывал достаточно для того, чтобы нанять постоянную сиделку. Так поступали многие. Но Оля слышать ничего об этом не хотела. И Саша размышлял, как жить дальше. С Олей или без Оли. И если без Оли, то с кем.

За две недели, что Оля провела с мужем Сашей, ему трижды звонили девушки, а заслышав Олин голос, бро сали трубку. Оля подозревала неладное.

И это были небеспочвенные подозрения. Саша действительно подумывал о другой женщине. Не то чтобы он нарочно выискивал кого-то с определенными параметрами. Просто знакомился со всеми подряд, кто выражал такое желание, и выяснял наличие больной матери. Если мать была здорова, Саша продолжал знакомство.

От всех этих звонков Олю заколбасило еще больше. Она титаническим усилием воли сохраняла внешнее спокойствие, но совершенно не могла спать по ночам, зато днем, часа в три-четыре на нее наваливалось абсолютное расслабление, страшно тянуло в сон. Это состояние продолжалось часа два и снова сменялось дикой бодростью. С приходом ночи вместо сладких снов ее одолевали мысли о мужьях и собственном здоровье, которое не могло не вызывать беспокойства. От постоянного недосыпа у нее испортился цвет лица, глаза были красными, а веки отекли.

Когда Оля задала Саше прямой вопрос, Саша принялся все отрицать, и не лгал. Никакой интрижки он по ка еще не завел, просто раздавал телефон направо и налево. Каяться по большому счету ему было пока не в чем. Другое дело его претензии к Оле. Это был отличный случай их высказать. Что он и не замедлил сделать. Оля расстроилась еще больше. Оказывается, его претензии к ней носили не случайный, а системный характер. Ей нужно было немедленно расставить все точки над «i», сказать, когда точно она начнет жить дома постоянно и озаботится рождением ребенка. «Полгода, – сказала Оля Саше. – Потерпи еще полгода, и все будет хорошо». И хотя эти полгода были не первые из обещанных Олей, Саша снова ей поверил. Но не потому, что был легковерным лохом. Просто, поскольку Оля сама была кругом виновата, она никогда не сердилась на своих мужей, ни в чем их не обвиняла и все устраивала так, что ссоры сходили на нет сами собой.

Саша очень любил бесконечную Олину ласку и заботливость, нежность и искренность в обращении с ним. Та кие женщины попадаются редко. Привыкший к лучшему, Саша не спешил соглашаться на худшее. Поиск обещал стать трудным и затяжным.

Оля обдумывала продажу бизнеса. Но Олин бизнес не включал никаких значимых активов. Главное, чем она располагала и чем торговала, – это информация, вдобавок информация вполне доступная. Эта информация могла бы уместиться в одну записную книжку. Можно ли продать записную книжку за пятьдесят тысяч долларов? Конечно нет.

С каждым годом все больше людей самостоятельно по Интернету бронировали себе места в гостиницах, на самолетах и круизных кораблях. Олин бизнес не имел далекой перспективы. Не пройдет и пяти лет, как турбизнес отомрет.

Физические нагрузки помогали Оле справляться с паникой, но не могли помочь решить проблемы. Спасти Олю от банкротства, как финансового, так и семейного, могло только чудо. Оля и надеялась на чудо и не надеялась. Как пассажир «Титаника», которому не хватило места в шлюпке, Оля ждала гибели своего несуразного, построенного против всех законов кораблестроения семейного судна. День гибели был близок. Оля и понимала это, и ни за что не хотела в это верить.

Но тот конкретный день не предвещал никаких осо бых проблем. Утром Оля отправилась в турфирму. Пока она была на месте, ее работницы Катя и Вера отпросились на ланч.

Оля забралась в тесный угол на Катино рабочее место у компьютера, решила посидеть, расслабиться, почитать в Интернете новости. Вдруг она почувствовала, что по ее ноге кто-то ползет. В помещении было тесновато, она попыталась достать насекомое рукой, но Катя, сидевшая за этим столом, была гораздо стройнее Оли, и ей не удалось дотянуться до ноги. Тогда Оля перегнулась, положила грудь на клавиатуру и стряхнула с лодыжки большого паука. «К известию», – подумала Оля. Когда она поднялась и снова посмотрела на дисплей, он показывал меню вставленной в компьютер Катиной флэшки.

На флэшке Оля обнаружила методично скопированные данные своей заветной книжки, в которой были координаты лучших туроператоров и частников, чьи адреса Оля по крупицам собирала и просеивала все годы своей работы. И всю клиентскую базу – координаты людей, по нескольку лет пользовавшихся услугами Олиного агентства.

Оля пришла в ужас. Для чего Катя скопировала эти данные – для удобства или для того, чтобы начать собственный бизнес на Олиных костях? Катя была умной девочкой. Если она затевала подлость, то вряд ли оставила бы компрометирующую флэшку в компьютере в Олином присутствии. С другой стороны, Оля уже так давно не садилась за монитор, что предположить, что она станет рыться в документах, тоже было странно. Оля раздумывала – потребовать объяснений сразу или отложить? Или стереть? Просто взять и стереть информацию. И посмотреть, что будет. Если Катя запросит данные снова, значит, ничего не затевала. А если не запросит, значит, собирается кинуть. Оля стала судорожно просматривать память компьютера: какие сведения хранятся в разных разделах. Собственно, возможно, Катя сама систематизировала данные по партнерам и клиентам, вынимая их из ежемесячных отчетов, а совсем не из Олиной книжки. Это еще раз подтверждало тот факт, что информация, из которой Оля делала деньги, была доступной. Нужно было придумывать что-то новое. Так и не решив, как поступить с Катей, Оля составила план на оставшийся день. И тут раздался звонок. Это был клиент, записавшийся на Египет. Он сообщал, что зайдет завтра. Оля попросила продиктовать его данные. Он продиктовал. Оля проверила: его данных на Катиной флэшке не было. Следовательно, это был новый клиент, сведения о котором Катя держит в другом месте. Значит, у нее есть собственная книжка, где хранятся новые клиенты, не попадающие в Олины файлы. Измена созрела. Оле предстояло еще много сделать в этот день. Но нервы были на пределе, а работоспособность на нуле. Как ни стремилась Оля держать под контролем свое бытие, жизнь оказывалась хитрее и изворотливее и в который раз вырывалась из-под навязчивой Олиной опеки. Оля не знала, сколько времени у нее осталось. Нужны были срочные кардинальные меры по сохранению устоявшегося порядка жизни.

Оля задумчиво зашла в прачечную и забрала там два пакета белья, добрела до дома мужа Саши. Он еще не вернулся с работы. Она отнесла пакеты в спальню. Все так же задумчиво Оля принялась готовить обед. Оле помнилось, что Саша просил рассольник. Она достала из холодильника сваренный накануне бульон, нарезала картошку, морковь и вареную почку. Не хватало оливок, которые Оля клала в рассольник вместо соленых огурцов. Она спустилась в дворовую забегаловку за оливками, а возвратившись, обнаружила, что Саша вернулся. «Ничего, – подумала Оля, – рассольник почти готов, осталось сделать заправку». Войдя в квартиру, она окликнула Сашу. Тот не отзывался, хотя пиджак и уличные туфли в прихожей свидетельствовали о том, что он вернулся, пока она ходила в магазин.

– Саш! – еще раз позвала Оля.

Саша вошел в кухню с предельно серьезным выражением лица, одетый только в тесные трусы-педки, таких он отродясь не носил, потому что это были трусы мужа Миши.

– Оля, – тихо спросил он, – что это такое?

Оля, уже успевшая заправить рассольник, смертельно побледнела и стала тихо сползать по стенке.

Саша подошел к плите, помешал поварешкой в кастрюле и спросил еще раз:

– А это что такое? Ты знаешь, что я ненавижу оливки!

Оля сидела на полу и часто прерывисто дышала.

Рассольник с оливками она готовила для Миши, но только по воскресеньям, в другие дни он первого не ел.

– Сашенька, прости меня… – повторяла она, раскачиваясь вперед и назад.

Саша внимательно посмотрел на Олю:

– Ну что ты, глупенькая, подумаешь, в прачечной мешок перепутали, ну что ты так расстроилась, я пошутить хотел, отнесешь потом обратно. Ну давай вставай, пойдем, я тебя на диван посажу. А суп… Так я на работе поел. Потом пожаришь мне картошки, ближе к вечеру.

Саша смотрел на Олю, жалел ее, недоумевал, почему она так разнервничалась из-за пустяков. Ему и в голову не приходило, что никогда, еще никогда за всю свою долгую жизнь Штирлиц не был так близок к провалу. Саша почувствовал к Оле острую любовь и жалость и сказал себе, что никогда не оставит ее.

На другой день решение пришло само собой.

Оля задумала взять в банке автокредит, а машину тут же продать несколько дешевле. Она знала кому, ее сосед в доме мужа Миши – Рубен давно мечтал о Mitsubishi Galant. Но ему не хватало семи тысяч, а кредит не давали без гражданства.

«Главное – ввязаться в бой, – подумала Оля, – а там посмотрим. Если ты взял в банке пять тысяч и не можешь вернуть – это твои проблемы. Но если ты взял пятьдесят тысяч и не можешь вернуть – это уже проблемы банка».

Юля была охвачена мыслями о переустройстве санат ория. День ото дня ее идеи становились все более смелыми. Юля посещала сайты самых знаменитых в мире лечебниц и СПА-курортов, вдохновляясь красивыми картинками и разнообразием предлагаемых услуг.

Она рисовала архитектурные планы, схемы окружающих территорий, составляла списки необходимого оборудования и новых кадров. Она не знала, на какие вложения может рассчитывать, и поэтому оттянулась по полной. В ее голове фабрика по переделке несвежих толстух в юных красавиц работала вовсю. Женское счастье множилось и разрасталось. Никогда в жизни Юле не было так интересно. Она думала о том, что, если ее планам суждено осуществиться хотя бы на пятьдесят процентов, ее СПА-курорт станет лучшим в стране.

На входе в санаторий каждая пациентка обязана будет подвергнуться подробной диагностике. Потому что главное в их деле – не навредить. Женщинам с проблемной гинекологией мало что можно из процедур, а проблемная гинекология у каждой второй. Поэтому отсев и специализация необходимы сразу. Здесь, конечно, не обойтись своими силами. Поэтому нужно создать транспортный цех, который будет заниматься, во-первых, трансфером, а во-вторых, возить пациенток в город к специалистам и анализы в лаборатории. Однако хорошего гинеколога и хороший аппарат УЗИ надо сразу забить в смету и иметь под рукой. В самом же начале диагностируют и щитовидку. Щитовидка влияет на настроение, сон и вес. Нужно будет сразу наладить связь с гинекологом-хирургом и эндокринологом, чтобы доводить лечение до конца и чтобы направленные к этим врачам клиентки вылечивались и возвращались в Юлин санаторий.

Еще Юля наметила сразу взять на работу специального принимающего врача. Это обязательно должен быть мужчина, пожалуй, не слишком молодой, но обаятельный и словоохотливый, с хорошей зрительной па мятью. Он должен знать всех пациенток в лицо и по именам, делать комплименты, быть в курсе их проблем и терпеливо нянчиться с каждой. Он будет назначать всем кислородные коктейли, прогулки и соляную пещеру, а в отсутствие язвы и диабета – соковые дни. А потом передаст их на обследование по эстафете.

Первый этап – очищение организма. В этом вопросе Юля не считала себя докой, поэтому рассчитывала пройти обучение или найти и взять в штат грамотного специалиста.

Далее по плану следовала калиперометрия, пищевой анализ и работа с диетологом. У Юли была на примете девушка-диетолог, оставалось провести предварительные переговоры.

Еще Юля планировала задействовать Люсю как составителя рецептов и шеф-повара.

Параллельно с очищением и разработкой индиви дуальной диеты должен проводиться контроль сна. К делу подключится невропатолог, который кроме проблем сна должен диагностировать также проблемы позвоночника.

В зависимости от серьезности проблем с позвоночником подключатся массажисты или остеопаты. Рекомендовать серьезные физические нагрузки, не обследовав позвоночник, Юля не могла и не хотела.

Что касается физических нагрузок, то здесь Юля реши ла отказаться от силовых упражнений, отдав предпочтение пилатесу. То есть после кардиоподготовки или традиционной аэробики клиентки отправятся не качать бицепсы, а, наоборот, растягивать их.

Кроме того, санаторий давал возможность проводит ь занятия по аквааэробике. Модное несколько лет назад, а потом почти заброшенное из-за сложности направление очень нравилось Юле, потому что позволяло работать и с теми, у кого не удавалось быстро устранить проблемы позвоночника. К сожалению, инструкторов по этому виду фитнеса не хватало, но Юля знала в городе многих, поэтому была уверена, что инструктор в конце концов найдется.

Юля планировала обязательно открыть школу танцев. Многие женщины не любят спорт и все, что с ним связано, зато охотно танцуют. Подумывала Юля и о йоге, но тут пришлось бы выписывать инструктора из-за рубежа, потому что ни одного качественного инструктора по йоге в Питере Юля не знала.

Отдельным курсом следовало само СПА – водолечен ие. Всевозможные ванны, бани, водные и подводные массажи, души – циркулярный и Шарко, сауна, турецкая баня и прочие удовольствия.

И завершающим этапом должна была стать косметическая программа, включающая аппаратное похудение и обертывания. Для этого Юля могла бы перевезти в санаторий свои собственные аппараты из нынешнего салона.

Придется также открыть и косметический кабинет для лица, а также маникюрню-педикюрню, кабинет эпиляции и парикмахерскую.

В качестве дополнительных бонусов Юля собиралась привлечь к работе врача-трихолога, который помогал бы клиенткам улучшить состояние волос, и консультанта по биологически-активным пищевым добавкам; обоим этим специалистам помогал бы анализ волос на микроэлементы. А также пациентки санатория должны иметь возможность встретиться с пластическим хирургом и консультантом по имиджу.

Короче, женщины выходили бы из Юлиных рук красивыми, здоровыми и счастливыми.

Поскольку пребывание по полному курсу грозило быть долгим и дорогим, Юля должна была дать возможность клиенткам работать прямо в своих номерах. Поэтому номера требовалось оснастить письменными столами, удобными стульями и обеспечить доступ в Интернет.

Юля обдумывала, как можно разделить эту обширную программу на части без ущерба для уже достигнутых результатов.

Больше всего нужен был пиар-менеджер и, соответ ственно, пиар-бюджет, чтобы обеспечить рекламу в глянцевых журналах и телевизионных программках, а также сайт в Интернете, где можно было бы по кредитной карте бронировать места.

Расписав все это, Юля красиво оформила записи и отправила папку с шофером. Завтра папка должна была по пасть на стол Сергею Ивановичу, который вышел на работу.

Карма по-прежнему делала Люсе массаж каждый ден ь, Люсин вес всякий раз снижался и обратно не возвращался. С научной точки зрения это было необъяснимо. Люся каждый день боялась, что эффект иссякнет и завтра она уже не похудеет ни на один грамм, поэтому почти перестала есть. Готовить жирное и вкусное для себя у нее не было времени, потому что она была занята приготовлением блюд для клиентов, и она перехватывала то, что готовила для них. Ходить по ночам в магазин деликатесов она тоже перестала, потому что утомлялась за день и вечером, как все работающие люди, хотела спать. В один прекрасный день, собираясь на основную работу – выступать с оркестром, она обнаружила, что ее бархатный мешок на ней просто болтается и нужно срочно бежать в магазин покупать что-нибудь пристойное для концерта. В магазине, примеряя платье, Люся обнаружила, что похудела на целых два размера. В третий раз посмотрев на бирку, чтобы окончательно удостовериться в своем новом размере, она вдруг почувствовала, что ей очень приятна девушка-продавец, которую она из-за спешки попросила помочь, хотя девушка была безвкусно накрашена и откровенно зевала. Показалась приятной другая покупательница: та, взглянув на платье, которое мерила Люся, побежала и принесла себе такое же. Льдинка выпала из Люсиного глаза. И она с удовольствием в антракте поболтала с коллегами впервые за семь лет и, когда ехала домой на своей престарелой «девятке», пропустила с поворота новую иномарку, мигнувшую ей в благодарность аварийными фонарями.

В ванной Люся посмотрела в зеркало и увидела, что из-под жира на ее лице проступили фирменные высоки е скулы, глаза стали больше и даже из-за щек стали немного видны краешки ушей, самую малость, но видны.

– Спасибо тебе, моя дорогая, – Люся расцеловала Карму в обе щеки.

Карма зарделась и от смущения принялась за уборку.

Наташа вставала на весы снова и снова, повторяла домашний комплекс упражнений, прописанный Юлей, по тр и раза в день, но цифра 52 никуда не исчезала. Стрелка не двигалась. Наташа долго думала, как ей бороться с весом, и решила больше не есть. Наконец настал день визита. К этому времени Наташа не ела четыре дня.

Перед походом к Юле Наташа встала на весы, они показали 50 килограммов.

Она тут же позвонила в косметическую клинику и назначила анализы через две недели: 45 килограммов казались ей подходящей цифрой.

Юлины весы тоже показали 50 килограммов.

– Вот видите, – радостно закричала Наташа, – я похудела!

Юля была удивлена, и ей все это не понравилось. Если бы Наташа делала только то, что сказала Юля, она бы не похудела.

И Юля решилась на эксперимент.

– Вы молодец, но, если вы будете худеть и дальше, наступит истощение, пострадает мозг. Поэтому я предлагаю пойти подкрепиться к нам на кухню. У нас тут прекрасный повар, отличная диетическая еда и выжатые соки. – Она вывела Наташу на кухню: – Садитесь, сейчас я положу вам креветки со спаржей. Вы любите креветки?

Наташа была в ужасе, он отражался на ее лице. Она явно хотела убежать. Потом она как будто что-то придумала, успокоилась и села на предложенный стул.

Люся подала ей тарелку и вилку. Юля села напротив и тоже положила себе креветки. Наступала критическая минута. Юля и Люся смотрели на Наташу. Та взяла вилкой одну креветку поменьше и, видя, что на нее смотрят, понесла вилку ко рту. Однако положить креветку в рот она так и не смогла: глаза ее закатились, и она потеряла сознание.

– Анорексия, – констатировала Юля. – Но почему так быстро?

Юля и Люся положили Наташу на кушетку и привели в чувство. Когда она пришла в сознание, Юля попросила ее сказать телефон мужа, чтобы тот приехал и забрал ее. Наташа была слаба и молча показала подбородком на свой мобильный, который лежал на столике.

– Илья, – прошептала она еле слышно. И снова закатила глаза.

Юля сунула Люсе телефон:

– Звони. Пусть срочно приезжает.

А сама снова принялась приводить Наташу в чувство.

Адрес, по которому его вызвали к потерявшей сознание жене, оказался знакомым. Илья не знал, чего ему больше бояться.

Незнакомая женщина встретила его на пороге и провела внутрь.

И тут он увидел их обеих.

Наташу, бледную как смерть, и Юлю, наоборот, раскрасневшуюся и встревоженную.

Пару секунд он приходил в себя, а потом промямлил:

– Так вы знакомы.

– Надо поговорить, – сурово сказала ему Юля и вышла в другой кабинет, кивнув ему, чтобы следовал за ней.

– Значит, это ты ее муж, который внушает ей, что она безобразно толстая.

– Я? Да я ни сном ни духом. Мы мало разговариваем, я тебе говорил.

– Тогда кто? Она говорит, что толстой ее называет человек, которого она любит. Я спросила – муж? Она говорит – муж.

– Клянусь тебе, что ничего про ее вес я ей не говорил несколько лет.

– Кого же она любит? У нее с матерью какие отношения?

– Да мать, наоборот, кудахчет, что она слишком тощая.

– Прямо детектив какой-то. Таинственный любимый.

– У меня есть кое-какие соображения…

– Ну ладно, это твое дело. Я, собственно, вот что хотела сказать. У нее анорексия. Она в последнее время ела при тебе?

– Погоди, дай припомню. Нет, не ела.

– И, знаешь, она зациклена на том, чтобы сделать пластическую операцию.

– Зачем?

– Ну, типа, состарилась, тебе нравятся молоденькие, боится, что ты ее бросишь, ей придется голодать и побираться, потому что она не умеет ничего делать, работать не сможет, в таком духе.

– А операция-то при чем?

– Сделает – будет молодая, такая как те, которые тебе нравятся. Ей какая-то твоя… женщина все время звонила и говорила, что ты вот-вот с ней разведешься и на той женщине женишься.

– Вот сука. Почему она мне никогда не жаловалась?

– Она верит, что любая посторонняя женщина для тебя предпочтительнее, чем она.

Юля помолчала.

– Тебе нужно показать ее психиатру. Анорексия у нее в лучшем случае. Как бы не вылезло что похуже. Уж слишком быстро анорексия прогрессирует. Я психиатрию не очень помню. Так что ты не пугайся раньше времени. Тут нужен специалист. И чем скорее, тем лучше. Она может заморить себя голодом. Только сам насильно не корми, а то еще и булимия начнется.

– Булимия?

– Будет есть много и сразу бежать в туалет все съеденное выблевывать. Это тоже психическое заболевание. Бывает у людей, которые не имеют возможности контролировать свою жизнь. Или им кажется, что они не могут ее контролировать. Кто же ей внушает, что она толстая?

– Может, одноклассник наш общий? Ее первая любовь.

Илья подумал, что наступил благоприятный момент объясниться.

– Вот видишь, она меня не любит. Живет со мной, потому что боится нищеты.

– Ее пожалей, а не себя. У нее проблемы посерьезней.

И Юля вышла из кабинета.

От всего происшедшего Илья неизвестно почему почувствовал облегчение.

Он на руках отнес Наташу в машину, оставил Юле ключи и документы на Наташино авто с просьбой передать их водителю, когда тот приедет за машиной.

Он не повез жену домой, а сразу поехал на кафедру пси хиатрии в Военно-медицинскую академию. Там у него были знакомые психотерапевты, работающие с бизнесменами. Он надеялся, что они все устроят.

Придя домой, Илья обзвонил своих приятелей, дети которых учились в Англии, и быстренько навел справки о том, в какой интернат можно пристроить его двойняшек, которым уже исполнилось 15 лет. Желательно прямо с июня. Чтобы теща, принимавшая участие в воспитании внуков, не роптала, он решил отправить ее вместе с ними – снять ей апартаменты. Во-первых, дети будут под присмотром, а во-вторых, руки свободнее. Он, ни словом не упомянув Наташины проблемы, тут же оповестил о грядущей поездке всех ее участников и приказал референту заняться соответствующими переговорами и визами.

Настина мать работала бухгалтером в автосервисе и каждый год в июле проводила на работе три выходных подряд, потому что сдавала полугодовой отчет. Настя подумала, что и на предприятии покойного мужа в июле бухгалтерия работает по выходным, тогда как командный состав, напротив, где-нибудь загорает.

Вот в субботу-то она и заявилась в офис. На стоянке сто яли только «дэу», «хундай» да пара «Жигулей». Это означало, что никого мало-мальски заинтересованного в том, чтобы препятствовать Насте в получении информации, не было. Настя оделась в темное, как можно скромнее и как можно дороже, увешалась золотом, взяла с собой Асет, а младенцев оставила на попечение деда. Настя пребывала в роли убитой горем вдовы, охранник помнил ее, так как присутствовал на похоронах, и пропустил без звука. Настя не знала, где находится бухгалтерия, но спрашивать у охранника не стала. В коридоре ей попалась навстречу какая-то женщина. Увидев Настю и Асет, она почти всхлипнула. «Видимо, уважала Руслана», – подумала Настя.

– Вы не проводите нас в бухгалтерию? – попросила Настя.

– Да, конечно, пожалуйста.

И женщина провела Настю по коридорам до самой двери с надписью «Бухгалтерия».

Настя вошла без стука и скромно остановилась у двери. Ей тут же предложили помощь, здесь ее тоже узнали. Настя достала записную книжку и прочитала название документов, которые ей были необходимы.

Самая старшая из сидевших за столами женщин объяснила самой молодой, что и как надо сделать, а сама предложила Насте стул и чаю. Настя приняла оба предложения. И тогда, почуяв, что Настя не та высокомерная особа, которая, задрав нос, проходила мимо них во время корпоративных вечеринок, а нормальная многодетная и несчастная баба, женщины расслабились. Ее забросали вопросами о детях, они слышали про преждевременные роды. Настя смиренно отвечала. Ей давали советы, как успокаивать дурно спящих младенцев, восхищались красивой и молчаливой Асет и так далее.

О Настиных трудностях с получением наследства они, естественно, ничего не знали. Вскоре ксерокопии нужных документов были готовы. Настя искренне поблагодарила женщин за помощь и отправилась восвояси.

Когда она ушла, тетки еще немного посудачили о ее нелегкой судьбе, сошлись во мнении, что жалко девку, видать, хорошая. Ну, да еще молодая, может, и найдет кого, хотя кто возьмет с тремя детьми. Таких нынче днем с огнем не сыщешь. К понедельнику эпизод был счастливо забыт.

У Оли, как всегда, работал телевизор. Показывали передачу из жизни знаменитостей.

– Неужели тебе это интересно? – спросила Юля у Люси.

– Да, мне интересно.

– И что конкретно тебе интересно?

– Например, почему умница-красавица Дуня Смирнова не выщипывает своих смешных бровей, носит уродующую ее лицо прическу и вообще в свои тридцать с небольшим выглядит как старая тетка. Ну не любит она гламур, ну презирает его. Но все-таки между гламуром и стилем «незамужняя сельская учительница времен освоения целины» существует некоторая дистанция, на которой можно найти точку для остановки. Неужели она так любит Толстую, что стремится на экране выглядеть старше и нелепее той, чтобы Татьяне не было обидно? Ну, глядя на Толстую, понятно, что в прошлом она была интересной женщиной. Если не красота там была, то по крайней мере известная всем графская порода, какой-никакой аристократизм, фамильные черты – пучеглазость, тучность, высокомерие… А у Дуни – никакого блестящего прошлого, всегда выглядела как обсос. Совковая богема. А еще мне интересно, почему никто не видит, что за тщательно оштукатуренным фасадом Ренаты Литвиновой прячется худший вариант агрессивной пэтэушной пустоты. Или видят, но по какой-то загадочной причине скрывают это. Может, они думают, что, раз почувствовала в ней что-то великая Кира Муратова, значит, так оно и есть. Но и на старуху бывает проруха. Кира тоже могла ошибаться. Или продвинула ее из-за личной привязанности.

– Порочная страсть? – засомневалась Настя.

– Не знаю, не знаю.

– Но какая у Ренаты подтяжка! Просто чудо. Надо узнать, у кого она делала.

– Зато кино у Ренаты фиговое, – вставила Оля.

– А ты видела хоть один хороший российский фильм, не считая «Броненосца „Потемкина“», конечно?

– «Броненосец „Потемкин“» – это про что? – спросила Настя.

– Про революцию 1905 года.

– Исторический? А кто снял?

– Эйзенштейн.

– Что-то я такого не знаю.

– А он умер.

– Давно?

– Лет шестьдесят тому назад.

– Ты прикалываешься надо мной? Я думала, новый фильм.

– А почему современные русские фильмы плохие? – поинтересовалась Оля.

– Помнишь, мы говорили про моду, что там есть художники, а есть портные? – спросила Люся.

– Что-то такое помню.

– Вот и кино бывает коммерческое, а бывает независимое, или арт-хаусное, или… Короче, коммерческое кино – как хорошо сшитое платье. Сшито по готовому лекалу, но добротно и красиво. Чего ждешь, то и получаешь. А независимое, или арт-хаусное, кино – как бельгийские дизайнеры. Выражает некую художественную идею. Спорную, оригинальную, без готового лекала. Может, гениально, а может, чушь собачья. Одна половина зрителей считает, что говно, а другая – что шедевр. Наши киношники все как на подбор метят в гении, поэтому хотят воплощать оригинальные художественные идеи. Но за их идеи зрители денег не платят. Зрители не хотят грузиться, вникать в чьи-то доморощенные бездарные идеи, а хотят отдыхать. Их капитализм работать заставил, они устают, нуждаются в расслаблении. Им надо, чтобы все было как полагается: он и она встретились, между ними возникает симпатия, потом они знакомятся поближе, и начинается любовь, потом оказывается, что их счастье невозможно, потому что он сволочь, а она дура, но потом любовь побеждает сволочизм и дурость, они женятся. Хеппи-энд, ура!

Или, если это боевик, то от кадра к кадру белая майка героя становится все более грязной и рваной. Сначала он мочит маленьких и слабеньких злодеев, потом выходят злодеи покрупнее, потом сразу десяток, потом женщина-воин, потом монстр, и последним – самый главный злодей, мозговой центр всех злецов. От майки осталось только нечто похожее на лифчик от бикини, герой весь изранен, но мужественно улыбается и обнимает спасенную жену или дочь, в зависимости от того, папик он уже или еще просто самец. Хеппи-энд, ура!

Если ужастик, то сначала расчленяют беспомощную блондинку, потом ее парня, потом невротика, потом ботаника, потом стерву, потом качка, и остается только смекалистая брюнетка с высоким коэффициентом обучаемости, которая сама рубит злодея на куски. Хеппиэнд, ура! И так далее.

Делай фильмы по этим лекалам – и будешь в шоколаде.

Но для наших киношников это западло. Унизительно. Они же все гении. Да и еще заминка в том, что нужны очень талантливые сценаристы, чтобы на этом распаханном жанровом поле отыскать хоть крупицу нового, не показанного раньше. А сценаристов никто не ищет, потому что такую халяву, как сценарий, принято отдавать какому-нибудь знакомому или родственнику. А талантливых среди них нет, ку-ку. Или нужны суперспецэффекты, которые стоят больших денег. А денег жалко. Хочется вложить поменьше, а срубить побольше.

Получается некий уродливый гибрид коммерческого и а вторского кино, от которого всех тошнит. Хорошо, если оператор попадется не совсем пропащий и покажет хоть какие-то красивые картинки. А так, говорить не о чем. Что ни гора, то рождает мышь. А дураки продюсеры вкладывают в это говно деньги и дают пафосные интервью на кинофестивалях. Поэтому они и заработать толком не могут. Вон старик Кончаловский и тот стал майонез выпускать. Не кормит кино в нашей стране.

– Ты от злости меня всю слюной забрызгала, – Юле пришлось отодвинуться от Люси.

– Извини – наболело.

– Но ведь и американского нечего посмотреть стало, – заметила Оля.

– А тут все просто. Самую большую кассу дают семейные фильмы. Поэтому кинопроизводство ориентируется на подростковую аудиторию и новые революционные спецэффекты. Взрослые фильмы вымываются из планов кинокомпаний. Это уже не первый год такая тенденция. Все, кто обычно работал на взрослых, перекочевывают на телевидение. Поэтому так много стало хороших американских сериалов. Дорогих, сложных, интересных. Все силы туда.

– Люсь, а кто твой любимый артист? Русский?

– Нет у нас артистов. Мужчина-актер должен быть красивым. Если ты урод – сделай операцию, а уж потом лезь в кино или в телевизор. Включишь, а там одни свины е рыла. Все уроды, все. Некоторые умеют играть, не спорю. Но какие мерзкие рожи! Пора вводить запрет на профессию. Да и вообще. Посмотришь на людей – жуть берет, какие все страшные. Нашей стране надо не фрукты импортировать, а игрек-хромосомы. Брать сперму у англосаксов и насильно улучшать генофонд. А мужикам нашим выдавать лицензию на спаривание только после IQ-тестов и самого придирчивого фейс-контроля. Запретить уродам размножаться! Дожили, по телевизору показать некого, одни чмыри, я уж про рост, фигуру, ноги молчу. Хотя бы рожи были получше.

– А почему именно у англосаксов?

– Потому что у них на роль последнего «кушать подано» находится милашка-очаровашка. А у нас даже герои-любовники такие, что впору вешаться.

– Ну, это ты, Люсь, слишком. Вот Машков, например, харизматичный, как ты говоришь.

– Он не харизматичный, он псих, истерик.

– А Пореченков, такой милый…

– Герой-любовник с пузом – нонсенс.

– Ну, есть же еще Хабенский…

– Ему только в детском театре гриб мухомор играть или кикимору.

– Ну, может, Миронов ничего?

– Моль бледная.

– Хватит ее мучить. Не видишь, она глянцевыми журналами передознулась, все, кто не с римскими носами, кажутся уродами, – попыталась урезонить Настю, приставшую к Люсе с вопросами, Юля.

Чтобы успокоить Люсю, которая разошлась не на шутку, Настя предложила:

– Оль, сыграй нам на гитаре.

– Нет, только не это, – простонала Люся. – Самодеятельность – это слишком.

– Ты и музыку не любишь?

– Музыка – вопрос профессиональный и потому болезненный. Арфу, например, сделали в аду. На изготовление каждой тратится около ста метров жил грешников.

Настя хихикнула.

– Симфонический оркестр теперь слушают только в кинозале. Все приличные современные композиторы только для кино и пишут. Потом издают саундтреки. Музыка теперь только в подобном виде и существует. Сохранились еще, конечно, инвалиды, что ходят в концертные залы, но вымирают, прости господи. Попса победила повсеместно.

– А песни – это тоже музыка, – возразила Настя.

– Петь под музыку, вернее, под ритм – уличная народная традиция. Взять, к примеру, рэп – та же самая частушка. И к музыке отношения практически не имеет. Развлечение для быдла. Ничего нет, все сдохло – кино, музыка, искусство. Пустыня, тоска смертная.

.