Юля и Карма обсуждали план на день. Запись была почти полной. Они поделили расписание сообразно тому, на какие процедуры был спрос. Оказалось, что клиентов поровну. Половина хотела бегать по Юлиной методике, тренировать сердце и сбрасывать вес достаточно быстро. Другую половину устраивал более медленный ход событий, но зато им не надо было напрягаться. Умелые руки Кармы выжимали из них лишний вес по чуть-чуть, но все равно выжимали. Ни у кого не было таких блестящих успехов, как у Люси. Но эффект был стабильным у всех пациентов Кармы. Многие из «ленивых» пациентов спрашивали, нельзя ли как-то усилить эффект. Юля подозревала, что это вполне возможно, если перед сеансом массажа посидеть в инфракрасной сауне, но Юля запретила себе думать о каких бы то ни было покупках, пока не расплатится с Ильей.

До обеда все шло как обычно. Пациенты приходили и уходили. К обеду с судками и кастрюльками подъехала Люся. У входа в салон уже дежурили три шофера в ожидании дневного рациона своих занятых хозяек. Другие клиентки приезжали сами и вступали с Люсей в переговоры о том, нельзя ли устроить как-нибудь так, чтобы еду им привозили на дом или в офис. Люся объясняла с несвойственным ей обычно терпением, что бизнес только набирает силу и взять на работу водителя им пока трудновато. Но обещала, что, как только средства позволят, доставка немедленно будет налажена.

Одна из почитательниц Люсиного кулинарного таланта затеяла с ней другой разговор.

– А что, Люсьена Игоревна, неужели вы не кладете в это объедение майонез? Поверить не могу, что такой мягкий вкус достигается без всякого жира.

– Вы напрасно мне не доверяете, – отвечала Люся. – Калорийность в точности соответствует требуемой, ко мпоненты я использую только те, которые подходят лично вам согласно вашему пищевому анализу. Неужели вы думаете, что у меня хватило бы совести брать с вас такие деньги за халтуру? Поймите, мне сейчас антиреклама ни к чему, чтобы набрать клиентуру, я должна стараться изо всех сил.

– Я прекрасно все понимаю, и все-таки что вы кладете вместо майонеза?

– Хорошо, я назову ингредиенты… – И Люся, глядя в карточку клиентки, перечисляла похожие по цвету продукты из тех, что той было можно.

– Прямо все-все?

– Если я стану раскрывать секреты, вы перестанете покупать у меня, а я себе не враг. Вы же не идете в ресторане к шеф-повару и не требуете научить вас готовить его коронное блюдо. Так чего вы хотите от меня?

И раздосадованная клиентка, надеявшаяся выудить у Люси рецепт, вынуждена была ретироваться.

Люся любезно беседовала с каждой из своих клиенток. Тем самым она старалась завязать личные отношения, чтобы при любом развитии событий с Юлиным салоном она могла сохранить этот источник дохода. Вн ачале ей это давалось с огромным трудом. Клиентки казались ей самодовольными, зажравшимися коптительницами неба. Но после нового черного платья для концертов раздражение ее пошло на убыль. Временами Люся ощущала даже нечто вроде сочувствия к этим лишенным ее самодостаточности женщинам. Впрочем, сочувствие это было вынужденным и кратковременным.

Люся с замиранием сердца решила свести баланс за прошедшую неделю. Продукты она покупала в хороших магазинах. Это оговаривалось с каждой новой клиенткой. Никому не хотелось употреблять в пищу перемороженные креветки с продовольственной базы. Поэтому морепродукты покупались в свежем виде. Это было дорого. Но у Люси был глаз-алмаз, она на глазок точно определяла массу каждой креветки, поэтому у нее не оставалось излишков, а значит, не было непроизводительных трат. Овощи тоже приходилось покупать только со значком «био», что также увеличивало их стоимость.

Короче, за неделю Люся потратила на продукты для одиннадцати имевшихся на данный момент клиенток треть заначки, которую она копила всю жизнь на черный день, – почти семь тысяч долларов. До сего момента Люся не задумывалась, правильно ли она все делает. Кроме того, Люся потратила немало электроэнергии на своей кухне, где готовила всю эту еду. Потратила она и бензин, разъезжая по городу в поисках нужных продуктов. Эти затраты тоже следовало вычесть из конечной суммы.

Люся твердо решила, что теперь, по прошествии полной недели, – в выходные она тоже работала, потому что ее клиенткам надо было питаться и по выходным, – настал ответственный момент, когда пора свести кредит с дебетом.

Люся еще не трогала свой кошелек, в который всю неделю складывала выручку.

И вот пришло время его открыть и выяснить, сколько же Люся заработала.

Люся уединилась в массажном боксе, который был временно свободен, и принялась считать купюры. Ей это было непривычно, и она несколько раз путалась и пугалась, что как-то мало получается. Потом успокаивалась и начинала считать снова. Люся потела, пыхтела и краснела, злилась, швырялась, материлась. Несколько раз к ней порывалась зайти Юля. Но Люся смотрела на нее сердито и умоляюще одновременно, и Юле пришлось занять пришедшую клиентку разговором, в ожидании когда Люся освободит кабинет.

Наконец Люся закончила подсчеты. Она пока не знала, сколько надо вычесть за бензин, электроэнергию и амортизацию кухни, но Люся поверить себе не могла, что заработала почти три тысячи долларов. За неделю. Это было немыслимо, фантастично.

Люся вышла из кабинета как сомнамбула. Юля не смогла по ее лицу определить, результаты ужас какие хорошие или ужас какие плохие, поэтому поспешила провести клиентку в бокс и снова выбежала к Люсе, велев Карме срочно идти делать массаж.

– Люся, не молчи, у меня сейчас инфаркт будет.

– Холодильник куплю, – бормотала Люся, – и водилу найму.

– Что ты бормочешь? Повтори внятно.

– Семьдесят одна тысяча.

– Что семьдесят одна тысяча?

– Остается за вычетом расходов.

– Ничего себе! Поздравляю, дорогая! – Юля кинулась обнимать подругу. – Знаешь, от греха подальше над о оформиться. Еще напишут телегу в налоговую. Люди разные.

– Оформлюсь. Попозже, – хрипло ответила Люся.

Люсе пора было отправляться за продуктами на завтра.

– Слушай, – сказала она Юле, – я заеду за Кармой позже, надо купить ей что-нибудь приличное надеть. А то она везде ходит в твоих старых медицинских халатах. Передай, пусть будет готова.

Юля была очень рада. Она радовалась за Люсю, конечно, но и за себя тоже. Люсин успех был и Юл иным успехом. И, кроме того, день первых подсчетов скоро наступал и для Юли. Люсина победа вселяла в нее уверенность, что ее собственные результаты тоже будут хорошими.

Юля сверилась с графиком прихода пациентов. Не кая весьма зрелая дама, крупный начальник в большом банке, сильно запаздывала. Две недели назад во время занятия эта дама с большим воодушевлением рассказывала Юле о своей новой покупке – вилле рядом с Каннами. Однако дама была скрупулезная и обычно в случае срочного отъезда через секретаршу давала знать о намечающемся пропуске занятия по телефону. Но в этот раз никто не позвонил. Может быть, что-то случилось. «Не приведи господи», – подумала Юля. И решила позвонить сама.

Секретарша извинилась, что не оповестила, но сказала Юле, что ее услуги вряд ли скоро, а то и вообще понадобятся, потому что ее начальница угодила в реанимацию с блуждающим тромбом, который пока так и не прооперировали, потому что не могут понять, один он или их больше.

– Когда это случилось? – Юля очень огорчилась. Банкирша, несмотря на острые зубы, цинизм и советское прошлое, была не самой неприятной из Юлиных клиенток.

И секретарша назвала тот день на прошлой неделе, когда Юля уезжала с Сергеем Ивановичем и поставила всех пациентов на аппараты. Юля открыла журнал и убедилась, что именно так оно и было. До того банкирша ни разу аппараты не пробовала. Юля сознательно прежде не ставила ее на аппараты, потому что опасалась последствий из-за ее не слишком здорового сердца. Но тромбоз банкирша не упоминала среди своих диагнозов никогда. А Юля заводила на каждого клиента обязательную медицинскую карточку с указанием всех имевших место в биографии диагнозов. Тромбоза в ее карточке не было точно, Юля еще раз проверила. Кроме того, Юля подписывала с каждым клиентом договор о том, что, в случае умолчания заболеваний, Юля не несет ответственности за последствия своих занятий. Она делала это так, для проформы, кто-то, она уже даже не помнила, кто именно, научил ее делать это. Вроде бы Сергей Иванович посоветовал. Поэтому вряд ли ей стоит опасаться судебного преследования. Наше законодательство на сей счет весьма мутно. Но, если в родне банкирши найдутся мстители, Юлю сожрут с потрохами. Правда, похоже, такая причина неприятностей банкирши никому из ее врачей и близких в голову не пришла. Однако Юля понимала, что, если у клиентки был тромбоз, аппарат легко мог спровоцировать отрыв тромба. Только знала ли она сама о собственном тромбозе? Намеренно или ненамеренно утаила такую в буквальном смысле жизненно важную информацию?

Юле стало очень плохо. Она понимала, что в какой-то момент ее личная выгода и польза для клиентов в ее практике столкнутся. Но чтобы так быстро и с такими страшными последствиями. Клятва Гиппократа не была для Юли пустым звуком, будучи рационалистом, она не была циником. Она нарушила главное правило врача – «не навреди», как бы банально это ни звучало.

Теперь ей надо было решить, нести на плаху буйну голову или отсидеться, авось не догадаются. Инстинкт самосохранения внушал последнее. Но это было неправильно. Однако инстинкт был изобретательнее совести и теснил ее к своим воротам.

– Что ты изменишь своим признанием? Поможет ли оно вылечить банкиршу? – вопрошал инстинкт.

– Нет, – отвечала инстинкту совесть, – не поможет.

Инстинкт снова задавал вопрос:

– Если бы ты знала, что у клиентки тромбоз, поставила бы ты ее на аппараты?

– Нет, – отвечала совесть, – ни за что.

– Так есть ли здесь твоя профессиональная вина? – снова спрашивал инстинкт.

– Нет, – тихо и неуверенно отвечала совесть.

– Так что, если хочешь покаяться, сходи лучше в церковь, помолись о здравии рабы Божьей банкирши.

Рефлексия и раздвоенность порождают депрессию. И Юля ушла бы в эту депрессию с головой, потому что в отличие от обычных больничных врачей транслировала такой внутренний диалог впервые в жизни. Но и тут ее выручил жизнеутверждающий фенилэтиламин. И Юле удалось убедить себя, что она не виновата. Однако она дала себе твердое обещание как можно подробнее вникать в состояние здоровья своих клиентов и даже пугать их разными неприятными последствиями, в случае если они будут скрывать свои болезни. И она еще раз убедилась в том, что стратегия, придуманная ею для санатория, была единственно правильной.

Клиентка Кармы, закончившая массаж, подошла к Юле, чтобы узнать, что нового предлагает салон.

Юля рассказала ей о питании, которое предоставляет Люся, и предложила прийти на другой день и сделать заказ.

– Где вы взяли это чудо? – указывая на Карму, поинтересовалась клиентка.

– Выписали из Таиланда.

– О, это замечательно. У этой девушки большое профессиональное будущее. Я порекомендую ваше место всем своим знакомым.

– Спасибо.

У Кармы складывалась собственная, отдельная от Юли, «ленивая» клиентура. И Юля была этому рада. Она надеялась, что ее идеи относительно санатория понравятся Сергею Ивановичу. Она с нетерпением ждала его решения. Если все выгорит, с Юлей никогда не случится ничего подобного тому, что случилось сегодня. Она заранее исключит все варианты осложнений у своих будущих пациентов.

П рошла уже почти неделя с тех пор, как папка с Юлиными предложениями должна была оказаться у Сергея Ивановича на столе.

Илья позвонил психиатру, который взялся вести Наташу, сообщил ему, что ждет внизу. Психиатр спустился через несколько минут. Он открыл Илье дверь психключом, впустил Илью, запер дверь на ключ и на засов. От неухоженных облупившихся стен, полов, выло женных холодной белой плиткой еще в девятнадцатом веке, обитых ватой в те же времена дверей и от раздававшихся откуда-то из недр этого мрачного заведения невнятных женских криков Илье стало зябко и захотелось поскорее отсюда сбежать. Он пожалел, что не пригласил психиатра в ресторан и не поговорил с ним там.

Психиатр завел Илью в неустроенный кабинетик с полуразвалившимся столом, двумя стульями и кушеткой, покрытой несвежей простыней. Илья и припомнить не мог, когда в последний раз видел такой непрезентабельный интерьер. Его жизнь проходила в других, гораздо более приличных местах.

Однако психиатр, казалось, не замечал царившей вокруг вопиющей убогости и напустил на себя авторитетный вид, абсолютно не вязавшийся в глазах Ильи с этой страшной комнаткой.

– Она поела? – спросил Илья.

– Нет, добровольно есть она пока отказывается. Ваша жена получила успокоительное и спит. Питание поступает в организм через капельницу. Так что жизни ее ничто не угрожает.

– Каков прогноз? Когда она начнет есть?

– Я бы сказал, что анорексия здесь не главное. Вернее, даже то, что мы видим, возможно, не анорексия как таковая.

– Не анорексия? Тогда что же?

– Скажите, в родне вашей жены были случаи психических заболеваний?

– Насколько мне известно – нет.

– Мне хотелось бы получить точную информацию.

Илья понял, что врач хочет позвонить Наташиной матери. Но это совершенно не входило в его планы. Он рассчитывал отправить тещу с детьми в Англию до того, как они узнают, что Наташа в больнице. А уж в какой именно больнице, им и вовсе знать было не обязательно. Если теща узнает, что случилось, она, естественно, никуда не поедет. Поэтому Илья решил не поддаваться.

– Мать моей жены – здоровая женщина шестидесяти двух лет, бабушка по отцу вполне здорова и жива, ей восемьдесят семь. Отец умер от инфаркта два года назад. Все здоровы в этом плане.

– Видите ли, женщины болеют тем, что мы предполагаем у вашей жены, гораздо реже, чем мужчины. И почти всегда решающее значение имеет генетический фактор, то есть наследственность. Поэтому такое стопроцентное, по вашим словам, психическое здоровье семьи вашей жены либо опровергает мой диагноз, либо указывает на редкий случай. Подумайте еще раз. Если вы не хотите оповещать ее семью о том, где она, такое бывает, можно посетить архив психиатрического диспансера и за некоторую сумму получить необходимые сведения.

– Доктор, а нельзя ли обойтись без этого?

– Боюсь, без этого нельзя. Правильный диагноз – залог успешного лечения. Проверьте мужскую линию – отца и обоих дедов.

– Но что мне искать? Какой диагноз?

– Шубная шизофрения.

– Мама дорогая… – не удержался Илья. – Но откуда, почему, она же просто не ест?

– Видите ли, вашу жену преследуют страхи и навязчивые идеи, свойственные именно этому типу шизофрении.

– Я впервые слышу о ее страхах и навязчивых идеях. Кого или чего она боится?

– Вы до сих пор не догадались? Конечно вас. Вашего гнева, вашего неудовольствия. Я не буду никуда сообщать, но вы должны мне сказать. Вы обращались с ней жестоко?

– Что?

– Били?

– Никогда.

– Поймите, не в моих интересах сажать вас в тюрьму, ведь вы мне платите. Просто признайте этот факт, и мне будет легче понять, в чем корень расстройства, с чего оно началось.

– Мне нечего признавать. Я ни разу в жизни не дотронулся до своей жены. Я имею в виду с целью сделать больно.

– Хорошо. Может, вы угрожали ей разводом, лишением материальных благ?

– Да никогда, и в мыслях не было. Даже если бы дело дошло до развода, я обеспечил бы ее.

– Вы говорили с ней об этом когда-нибудь?

– Нет. Я никогда всерьез не собирался с ней разводиться, о чем же тут было говорить.

– То есть вы не знаете, откуда взялась навязчивая идея о том, что она будет брошенной и бедной?

– Не знаю.

– Что ж, тогда скажите, критиковали ли вы когда-нибудь ее внешность?

– Внешность?

– Ну, говорили ли, что она постарела, стала непривлекательной? Что вам нравятся более молодые женщины?

– Нет, не говорил.

– А как вы считаете, ваша жена хорошо выглядит?

– Конечно хорошо! Она же не вылезает из салонов. Вы не представляете, сколько средств на это уходит.

– А вы когда-нибудь упрекали ее в том, что она тратит слишком много денег на внешность?

– Да, бывало.

– Ага, значит, на пластическую операцию денег ей не дали бы.

– Доктор, вы же сами ее видели. Она замечательно выглядит. Лучше, чем жены всех моих друзей. Вы должны внушить ей, что никакая операция ей не нужна.

– Знаете, нужна или не нужна, по большому счету это не имеет никакого значения.

– Почему?

– Шизофрения абсолютно исключает пластические операции. Любые.

– Так объясните мне толком, чего она боится.

– Я думал, вы уже поняли, – многозначительно сказал доктор, который, как показалось Илье, и сам слегка заговаривался.

– И все же…

– Она боится, что вы предпочтете другую женщину из-за того, что посчитаете, будто она стала старой и некрасивой. Поэтому ее навязчивая идея – сделаться моложе путем пластической операции.

– Но это же чушь.

– Это для вас чушь, а для нее нет.

– А худоба?

– Здесь как-то смутно. Похоже, кто-то другой, не вы, внушил ей, что она слишком толстая. Исходя из тестов, которые мы с ней провели, эта идея связана не с вами, но с кем – разобраться пока не удалось. Это более позднее влияние и более интенсивное. Оно и стало причиной обострения.

– Понятно.

– Хотите взглянуть на нее?

Илья не хотел. Но и показаться сумасшедшему доктору бесчувственным бревном тоже не хотел. Поэтому скрепя сердце согласился.

Наташа лежала бледная, почти синяя на чистых ветхих простынях, одетая в убогую больничную ночнушку, острые ключицы жалобно торчали из выреза. Она походила на бомжиху, которую только что полумертвой привезли со свалки. Илья не мог спокойно смотреть на все это. Уж лучше обшарпанный кабинетик. Он сказал, что насмотрелся, и простился с психиатром до тех пор, когда Наташа готова будет разговаривать.

Илья давно уже не любил Наташу, не чувствовал с ней ни родства, ни близости. Да и любил ли он когда-ни будь конкретно ее? Вряд ли. Это была отраженная любовь к Денису. Илья лет с восьми точно знал, что его влечет только к женщинам. Но чувство обожания, которое он в молодости, да и сейчас еще отчасти испытывал к Денису, было более важным. Оно не затрагивало поверхностную половую сущность Ильи, оно жило глубоко и влияло на многое в его жизни. Влияло до сих пор. Он догадывался, что это именно Денис с какой-то целью внушил Наташе, что она толстая, ибо имел на нее еще большее влияние, чем на него, Илью.

И тут Илья припомнил историю с угоном Наташиной машины, случившуюся несколько недель назад.

Она тогда сказала, что Денис разузнал, как найти угонщиков, или что-то в этом роде. И провернула она все так быстро. И Илья поехал домой.

Дома он проверил закрытые ящики в Наташиной гардеробной и обнаружил там неизвестно где взятые сто шестьдесят тысяч рублей и восемь тысяч долларов. Илья был почти уверен, что это те самые доллары из его сейфа. Он позвонил своему референту и спросил, не переписывала ли она номера купюр той пачки. Пачка была отложена на взятку районному чиновнику, а в таких случаях номера, как правило, переписывали. Референт нашла записи и зачитала их Илье. Доллары действительно были те самые. Любопытно было только, куда девалась еще одна тысяча. Может, конечно, Наташа и потратила ее, но почему-то Илья склонялся к мысли, что деньги осели в кармане Дениса.

Илья разрывался между двумя сильными желаниями. Одно – разоблачить эту дурацкую мелкую махинацию, не дать выставить себя лохом, даже постфактум. А другое желание – расцеловать Дениса, дать ему еще ден ег за то, что он просто от нечего делать разрубил гордиев узел его несчастливого брака. Шизофрения не могла появиться на пустом месте. Рано или поздно она все равно дала бы о себе знать. Хорошо, что это никак не коснулось детей. И Илья решил, каким бы ни был окончательный диагноз, отправить жену в дорогую частную клинику в Швейцарии, навсегда избавив ее от бедности, а себя от нее.

«Но почему Денис заставил ее думать, что она толстая? Почему именно так? Что конкретно он имел в вид у? Как Наташа попала к Юле?» – думал Илья.

Он пошел к сейфу, открыл его, и первое, что он увидел, был договор займа на Юлино имя. Но в договоре не упоминалось ни название салона, ни его адрес. Как Денис узнал про то, что Илья связан с Юлей не только деловыми отношениями? Или не узнал? Спросить у него, подставиться Илья не мог и не хотел. И он наудачу позвонил Юле.

– Слушай, ты случайно не знаешь Дениса Урбана?

– Конечно. Ты видел, как он похудел? Это у меня.

– Понятно.

– Как твоя жена?

– Шизофрения под вопросом.

– Этого я и опасалась.

– Я зайду тебя на днях проведать.

– Только позвони предварительно, у меня тут беготня всякая.

– О’кей.

Илья раздумывал, покупать ему цветы или не покупать. Уместен будет букет или неуместен. Юля странная женщина, может и наорать. Хотя нет, орать она не будет, потому что слишком многим ему обязана. Но и с букетом следует повременить, чтобы не выглядеть идиотом. Он знал, что сила на его стороне, но все равно волновался. Он сделал все, чтобы исключить отказ. Назначил консультацию по расторжению брака в связи с психическим заболеванием жены и опутал Юлю долговыми обязательствами. Если у Наташи действительно шизофрения, то он уже практически не женат. Юле негде взять денег, чтобы вернуть ему, если только она уже не вступила в отношения с московской шишкой. Именно эта возможность заставляла Илью спешить. В другой ситуации он выждал бы подольше. Стараясь выглядеть веселым и расслабленным, он вошел в салон и заглянул в кабинет, в котором нашел Юлю в прошлый раз. Она была занята с клиенткой.

– Я же просила позвонить. Придется подождать.

– Подожду, – ответил Илья.

Ждать было не в тему. Он понимал, что разволнуется и чего доброго даст слабину во время разговора. Но решил терпеть. Он подошел к большому зеркалу и стал примерять разные выражения лица, в поисках того, которое подошло бы лучше всех. Кажется, вот так он будет выглядеть достаточно уверенным и спокойным.

Позади него открылась дверь, вошел амбал в черном костюме и с переговорным устройством в ухе. В руке он нес запечатанный объемный конверт. Илья уже видел его. Это был шофер государственного «мерседеса», который привозил Юле подарок. Амбал осмотрелся и, никого вокруг не обнаружив, уселся в кресло, достал из кармана пи-эс-пи и углубился в игру.

Илья подошел к амбалу и спросил:

– Это для Юлии Викторовны?

Амбал кивнул.

– Могу передать, – сказал Илья.

– Спасибо, – амбал отдал Илье конверт и удалился.

Илья хотел вскрыть конверт и выяснить, каковы взаимоотношения между Юлей и московским чиновником. Но тут в холл из кабинета вышла Юля вместе с клиенткой.

Илья успел спрятать конверт под полу пиджака.

Клиентка ушла. Юля смотрела на Илью устало и вопросительно. А он никак не мог начать свою заготовленную и отрепетированную речь. Всматриваясь в его лицо, Юля начала понимать, о чем он хочет говорить.

Ей стало понятно, что он не отступился от своих глупостей. И она обманывала себя, когда брала у него деньги, и теперь будет за это наказана. Взгляд ее из вопросительного превратился в обреченный.

– Нет, – пробормотала она.

– Но я же еще ничего не сказал.

– Только не это, – закончила Юля начатую фразу.

– Я подал на развод.

Это был самый серьезный и единственный новый аргумент, ведь раньше она отвергала его, мотивируя отказ именно тем, что он женат. Теперь придется сказать правду.

– С тех пор как мы в последний раз разговаривали на эту тему, я встретила одного человека. – Юле почему-то было неловко. – Извини, я люблю другого.

– Ты любишь старика? Этого москвича? – Илья подумал, что речь идет о Сергее Ивановиче. – Получается, что я был первым в очереди, но все равно опоздал.

Юля грустно кивнула:

– Останемся друзьями?

– Ага, значит, дружить со мной понравилось! А что, я отличный друг – деньги даю, веселю… Только ты-то мн е кто? Ты-то мне друг? Что ты сделала для меня? – Лицо Ильи вдруг посерело и осунулось, взгляд потух. – Деньги вернешь через неделю. Швейцарская клиника стоит десять тысяч в месяц.

И он вышел из салона.

Юля привыкла к Илье как к другу и даже привязалась к нему. Она отчетливо сознавала, что ей будет не хватать их разговоров и его анекдотов, которые давали ей возможность посмеяться и расслабиться. Ей было жаль, действительно искренне жаль, что он все испортил. Зачем?

Илья сел в машину и резко газанул. Дождя не было, но стекло было мутноватым. Илья включил дворники – дворники не помогли. Он не сразу понял, что на самом деле ему мешали слезы.

Юля задумалась о деньгах. Всякий раз, когда она представляла себе эту ситуацию раньше, ее охватывала паника. Теперь, когда угроза стала реальной, Юля поняла, что на самом деле всегда знала, где взять деньги. Это был убийственный, ужасный, но единственно возможный вариант.

То, что дал Илья, было или вложено, или потрачено, или запланировано. Даже если она прямо сейчас закроет салон, денег это не вернет. Да и что тогда будут делать Люся с Кармой? Срезать под корень новую жизнь своих подруг Юля не могла.

И Юля позвонила в агентство недвижимости и выставила на продажу свою квартиру, договорившись с агентом, что та за дополнительную оплату возьмет на себя подготовительную работу и сделает все как можно быстрее.

Затем она набрала номер Люси:

– Приютишь меня на время?

Люся долго и со вкусом разорялась на тему, какой гад и мудочервь Илья Круглов. Но Юля почему-то не могла полностью разделить Люсину ненависть. В чем-то Илья был прав. Она ввязалась в бой сознательно и действительно пыталась его использовать, не дав взамен тог о, чего он хотел. Попытка с треском провалилась. Такой вариант следовало предусмотреть. Она не предусмотрела. Дурацкий фенилэтиламин окрашивал все вокруг в розовый цвет. И теперь Юля наказана по полной программе. Это нормально.

Однако Сергей Иванович так ничего и не сообщил о том, что он думает по поводу Юлиных предложений.

Она набралась мужества и позвонила ему на прямой номер.

– Тебе сегодня привезут папку с пометами моего специалиста. Но в целом ответ положительный, я согласен, можешь приступать.

Юля выбегала в холл каждую минуту, ей все казалось, что приехал водитель с папкой. Но так никого и не дождалась. Но Юля была очень рада, что Сергей Иванович одобрил ее проект, и не придала этому факту особого значения.

Настя произвела подсчеты. Оборот денежных сред ств в декабре прошлого года составил девять миллионов рублей. Умножив эту цифру на двадцать, она получила восемь миллионов долларов. Вот сколько стоила охранная фирма. Стрясти с компаньонов четыре миллиона было абсолютно нереально. Им было неоткуда их взять.

Поразмыслив, Настя решила спросить адвоката, сколько все-таки взять реально.

Они снова встретились. Адвокат посмотрел Настины бумаги.

– Предприятие специализируется на оказании услуг. Поэтому основные средства – минимальные. Недвижимости практически никакой. Вот только пансионат на берегу Нахимовского озера. Пансионат старый, балансовая стоимость маленькая. А вот рыночная может быть хорошей. Я дам вам телефон специалиста по коммерческой недвижимости. Поезжайте вместе с ней, посмотрите на месте, она скажет, какова приблизительная рыночная стоимость этого здания. Тогда можно будет говорить более конкретно.

– Мне нужно что-то предложить бывшим женам моего мужа, чтобы они отказались от наследства в мою пользу. Что я могу им пообещать? Сколько? В каком виде? Когда?

– Любое ваше обещание будет ложью, я думаю, вы это прекрасно понимаете. Возможно, они тоже. Пока не наступит срок наследования, ничего нельзя сказать наверняка. Вам имеет смысл пока просто наладить с ними отношения.

«Да уж, – подумала Настя, – хотела бы я знать, как мне это сделать».

При разводе каждая из жен получила по одинаковому набору: двухкомнатную квартиру, машину, алименты.

Первая бывшая жена кое-как адаптировалась к самостоятельной жизни. Поэтому потерю алиментов в последние месяцы пережила легче, чем вторая бывшая жена, которая стала самостоятельной сравнительно недавно и адаптироваться практически не смогла. Она жила на то, что давали ей из жалости к внучкам ее родители.

До того как Шамиль пригласил их в гости, они не зна ли, что Настя поселилась в «мавзолее» вместе с ним, и были неприятно удивлены. Между собой они не дружили и не общались, но каждая про себя подумала, что Настя обольстила старика женскими чарами. Когда они узнали, что у Насти родился мальчик, они поняли, почему она здесь, и вынужденно смирились с этим обстоятельством.

Как старейшина Шамиль взял на себя обязанность разъяснить ситуацию:

– Мы нужны друг другу. Только объединившись, мы сможем получить наследство в полной мере. Мы предлагаем каждой из вас переселиться сюда, в этот дом, с детьми, чтобы сдавать свои квартиры и, таким образом, иметь наличные деньги. Это будет означать нашу честность по отношению к вам и серьезность наших намерений.

В «мавзолее» было много комнат, поэтому все вместе они разместились вполне свободно.

«Это ненадолго, – утешала себя Настя, – всего три-четыре месяца. А там получим наследство и разъедемся».

И если первая бывшая жена еще какое-то время раздумывала, то вторая согласилась сразу же со слезами благодарности. Она тут же вспомнила, что Руслан познакомился с Настей, когда они уже полгода как были в разводе, и реальной причины ненавидеть именно Настю у нее не было.

Согласилась и первая жена, хотя у нее причины ненавидеть вторую жену как раз были: та увела у нее мужа. Но она уже давно пережила и забыла эту старую драму. Первая жена была спокойной, рассудительной женщиной и поняла, что жить всем вместе перед таким важным событием, как получение и дележ наследства, выгоднее и надежнее.

После этого Шамиль объявил, что главным наследником он хочет назначить Настю, потому что самому ему трудно заниматься этим делом, а Настя хорошо владеет ситуацией и уже предприняла кое-какие действия. Жены напряглись, но выбора у них не было, сами они нас ледницами не являлись, а несовершеннолетние дети в качестве наследников в данном случае никого бы не устроили.

Говорить о том, что женам придется подписать отказ от наследства от имени своих детей в пользу Насти, Шамиль пока не стал. Надо было подождать, присмотреться, понять, как именно лучше это сделать.

Настя вместе с риелтором съездила взглянуть на пансио нат. Его арендовала фирма, предлагавшая небогатым людям отдых и рыбалку. Пансионат имел запущенный вид. Однако оптимистичная риелторша оценила его в девять миллионов рублей. Природа вокруг пансионата была замечательной, и рыбаки на диво мало изгадили окрестности. Но что делать с этим пансионатом, кроме как продать, Настя не знала.

Она по-прежнему пребывала в неизвестности. Ей было не ясно, сколько могут предложить компаньоны за акции и сколько стоит брать, а сколько не стоит.

Она подумывала встретиться на нейтральной территории с одним из компаньонов, который очень уважал Руслана, часто бывал у них в гостях и, как казалось Насте, симпатизировал ей как женщине. Может быть, его симпатия поможет ей выяснить, за сколько компаньоны рассчитывают от нее отделаться.

В конце концов, ее молчание могло показаться компаньонам неестественным.

Настя отыскала в бумагах Руслана телефон Роберта, так его все звали, и позвонила ему с просьбой о встрече. Роберт согласился встретиться на другой день.

Они встретились в кофейне, сели за столик в углу.

– По закону ты или тот, кого вы выберете, не имеете права продать свои акции на сторону, не предложив их сначала компаньонам. А они не откажутся. Решено предложить за них двести тысяч. Им все равно, будет единый наследник или все вместе. Из расчета сто тысяч тебе, пятьдесят старику и по двадцать пять бывшим женам. Формально акции ничего не стоят, поэтому тебе еще докажут, что делают большое одолжение. Если откажетесь, будут мотать нервы бесконечными переговорами и судами, возьмут измором, все равно продать другим не дадут, так что рано или поздно вы согласитесь. Вот такой план.

– А ты мог бы стать на мою сторону?

– У меня всего семь процентов. Я мало стою. Есть другой вариант.

– Какой?

– Ты отдаешь кому-то из акционеров, например мне, в доверительное управление свои акции. А я обеспечиваю тебе и другим наследникам ежемесячное содержание. Детям бывших жен до конца учебы, старику и тебе пожизненно.

– О какой сумме в месяц идет речь?

– Половина зарплаты Руслана.

– На всех?

– Да.

– Я подумаю. И прошу об услуге. Не говори им, что виделся со мной.

– Поздно. Уже сказал.

– И про доверительное управление тоже?

– Нет, про это не говорил.

Настя попрощалась с Робертом.

Ей было смешно и страшно. Ни один из этих вариантов Насте не нравился. Ей предлагали крохи, копейки в расчете на ее женскую глупость и слабость. «Не дождутся», – подумала Настя.

Придя домой, Настя рассказала Шамилю про предложение компаньонов Руслана. Шамиль огорчился, но прекрасно понял, что и это подарок судьбы и без Насти он не получил бы ничего. К сожалению, часть участка и дом за городом все равно придется продать. Что же касалось Настиной квартиры, то здесь он посчитал, что сдавать правильнее. Пора было огласить расклад бывшим невесткам.

Настя готовила тунцовые стейки в соевом соусе. Делает она их так. Десять минут маринует стейки в смеси соевого соуса и жидкого меда в соотношении два к одному. Тунцовые стейки мало кто умеет готовить. Всем почему-то хочется хорошенько их прожарить, может, потому, что сырой тунец по цвету напоминает мясо. Однако у этого блюда нет врага более беспощадного, чем длительное пребывание на сковороде. Поэтому главное – жарить не долее двадцати секунд с каждой стороны. Затем Настя обваливает стейки в кунжуте и дает слегка остыть. Потом режет стейки на дольки и подает к столу с огурцом и сельдереем. Люся советует макать готовые дольки в соус из сока одного лайма, одной столовой ложки кунжутного масла и двух столовых ложек того же соевого соуса. Зимой ради витаминов можно покрошить в соус маленький перчик чили.

– Знаете, девочки, у меня дочка вчера спросила, почему у обезьяны в зоопарке попа красная. А я не знала, что ответить, – начала разговор Настя.

– Вопрос на засыпку, – хмыкнула Оля.

– Да никакой засыпки. Красная попа – сексуальный призыв. Прячешь попу – не хочу секса; выставляешь попу – спариваться немедленно, – объяснила Юля.

– Потому и губы красят красным? Это сексуальный призыв? Накрасила губы – мужики, все сюда; стерла помаду – отвалите все, – развеселилась Настя.

– А мне интересно, почему принято уничтожать естественный запах, а вместо него использовать искусственный, который добывают из тех же самых потовых желез, только совсем посторонних животных. Ведь естественный запах бывает гораздо приятнее, – спросила Оля.

– Ну уж не знаю, чем приятен естественный запах, – промямлила Люся.

– Фу, гадость какая, – Настя сморщила нос.

– Да, тут есть какой-то подвох, какое-то противоречие, – вдумчиво протянула Оля.

– Почему не принято ходить с открытой грудью, даже летом в жару, почему это неприлично? Но в то же время лифчик надевают такой, чтобы грудь торчала и была заметна издалека, – разразилась новым вопросом Настя.

– А брить все кругом – такой мазохизм! Почему волосы на теле неприличны? – поддержала ее Люся.

– Юль, наука, давай объясни, что тут к чему. Наверняка ты знаешь, – призвала Юлю к ответу Оля.

– Принято прятать настоящие признаки пола, но выставлять напоказ искусственные признаки. Потому что настоящие предназначены только для самца, с которым состоишь в паре. К настоящим относятся грудь, лоб ок, подмышки. Только он имеет право все это разглядывать и трогать. Трогать – это ключевое слово, это важно. Искусственные же половые признаки рассчитаны лишь на визуальное восприятие. То есть остальным самцам мы транслируем: я сексуальна, но недоступна, смотреть можно, трогать нельзя. Пахну собой я только в интимной обстановке, а в обществе – растиражированными духами из магазина.

– Женщины обожают, чтобы ими восхищались, поэтому идут на такие ухищрения, – высказала суждение Настя.

– Дело не в восхищении.

– А в чем?

– Ну, в нашем мире все – в руках мужчин. Мужчины, я имею в виду тех, которые действительно держат что-то в руках и от которых действительно зависим мы и наше благополучие, так вот они испытывают, как прави ло, два чувства: хочу драться или хочу совокупляться. Но только по очереди. Испытывать эти желания одновременно они не могут. И в этом вся соль. Когда мы встречаемся с ними как соперники, они настроены к нам агрессивно. Они хотят нас победить, унизить, уничтожить, хотят с нами драться. Но тут надо грамотно включить в работу искусственные половые признаки, чтобы их заметили и они заиграли. У самца пробуждается желание, оно должно быть достаточно сильным, чтобы вытеснить агрессию, которая ему предшествовала. Это называется ремотивация. Он уже не хочет нас уничтожить, он хочет с нами совокупиться. В отличие от агрессии, которая деструктивна, похоть конструктивна. Зачем уничтожать то, что может доставить удовольствие. Из объекта, который надо уничтожить, мы в то же мгновение превращаемся в объект, которому надо понравиться. Вот поэтому стройной блондинке двигаться по жизни гораздо легче, чем кому бы то ни было другому.

– Если бы все было так, как ты говоришь, – задумчиво пробормотала Настя.

– Все это работает с физически и психически здоровы ми самцами. А те, с которыми преимущественно приходится иметь дело, уже не самцы, а так называемые мужчины – продукт цивилизации, они мутируют и становятся непредсказуемыми.

– Люсь, а до мужа у тебя были мужчины? И вообще, как оно у тебя было, когда было? – поинтересовалась Оля.

– Ну, у меня было не так уж много мужчин. Тех, котор ые хотели меня получить, но так и не получили, было много – мне не приходило в голову их считать. В консерватории у меня было полно поклонников. Тех, что я не хотела, но которые были упорны и изобретательны и все же добились отношений со мной, было трое. В их числе мой первый муж. Тех, что я хотела сама и получила, было тоже трое. В их числе мой второй муж. И был один мужчина, которого я очень хотела, просто очень, но так и не смогла получить. Верный был, собака.

– Может, это и была твоя главная в жизни любовь?

– Я допускаю, что любовь возможна. Но сама, знаете, не имела сомнительной чести…

– Люсь, – не отставала Оля, – а что ты почувствовала, когда тебе исполнилось сорок лет? Мне кажется, это такой сложный для женщины возраст.

– Знаешь, до сорока лет я пыталась понять себя, сво и желания, свой характер, пыталась понять, как с самой собой ужиться. Кризис среднего возраста наступает тогда, когда понимаешь, что ты такая, какая есть, изменить себя невозможно. И при этом у тебя уже совсем не осталось времени. Вот почему в этом возрасте люди часто совершают кучу смешных поступков. Но когда окончательно поймешь, что изменить ничего нельзя, поезд ушел, перестаешь интересоваться и заниматься собой, образуется уйма свободного времени, начинаешь интересоваться окружающим миром, экологией, политикой – тем, что изменить можно. Перестаешь притворяться кем-то другим, бояться быть смешной, можно позволить себе плакать в кино, смотреть в упор на людей, заговаривать на улице с незнакомцами. А вообще… – Люся хитро посмотрела на подруг. – Доживете – узнаете.